"Астровитянка" - читать интересную книгу автора (Горькавый Ник.)Глава 7 Поздравляю, вы — инопланетянин!Настало первое сентября. С раннего утра над Школой Эйнштейна закружились сотни такси и частных каров. Два лифта беспрерывно жужжали, опуская по пять или шесть машин сразу, но нетерпеливая очередь не уменьшалась. Взволнованные ученики, потные родители, нервные преподаватели, роботы, таскающие чемоданы… Суматоха длилась до полудня, пока мелодичный бой часов не возвестил начало Церемонии Старой Шляпы. Все старые и новые обитатели Колледжа собрались в холле Главной башни. Каждый орден занимал свою сторону квадратного холла, а первокурсники робко столпились в его центре — на виду у всех. Родителей отправили на второй и третий этажи — наблюдать за церемонией с балконов. Гулкое пространство Главного холла освещалось солнцем, проникающим сквозь высокие стрельчатые окна и потолок. Над смущёнными первокурсниками стайкой вились летающие телекамеры, снимая посвящение в студенты Колледжа для тивиканалов и семейных видеоальбомов. Джерри и Никки наблюдали за приездом школьников из окна гостиной Леопардов и подошли к Главной башне, когда все уже втянулись внутрь. Друзья потихоньку протиснулись в толпу первокурсников, которые крутили головами по сторонам и изрядно нервничали. Джерри выглядел спокойнее остальных новичков — для него эта церемония была не в диковинку. Но Никки чувствовала себя неуютно. Большое скопление людей вокруг нервировало её. Кроме того, сидя в кресле, Никки ростом заметно уступала другим школьникам. Джерри, как мог, защищал девочку, но пару раз на Никки чуть не сваливались соседи, зацепившись за её коляску. Никто в суматохе не узнавал в Никки знаменитую рекордсменку — из-за новой причёски и коляски, которая была не видна при телетрансляции экзамена. Директор Милич вышел к трибуне и произнёс торжественную речь, приветствуя новичков и старожилов Колледжа, их родителей и, конечно, попечителей Колледжа. Никки из коляски, окружённая школьниками, не могла видеть происходящего. Джерри ухмыльнулся и наклонился к ней: — Мистер Хиггинс с супругой почему-то не пришли на церемонию. Но Никки было не до трусливых Хиггинсов — она старалась, чтобы никто в толпе об неё не споткнулся. Директор развернул большой бумажный свиток, изготовленный под старину, и начал вызывать новичков на Церемонию Старой Шляпы. Как немедленно выяснилось, первым по списку шёл чемпион вступительного состязания. — Николь Гринвич, чемпион и рекордсмен Колледжа 2252 года! — провозгласил директор. Публика загудела, и все принялись крутить головами в поисках Никки. Она попыталась пробраться в коляске вперёд, но сначала это получалось плохо. Никки даже наехала на пару ног под яростное чертыханье и шипение первокурсников. Наконец ей удалось пробиться сквозь толпу на свободное пространство, но тут она с ходу попала в солнечный яркий квадрат, глаза её защурились, заслезились и стали плохо видеть окружающее за пределами светлого пространства. Зато все вокруг отлично увидели её — девушку в чёрном, с серьёзным лицом и прозрачно-серебристыми волнами волос, хрустально сверкающими в солнечном луче. Гул восхищения пронёсся среди собравшихся в холле, а то что Никки сидела в инвалидной коляске, вызвало сочувственные вздохи. Джерри тоже вовсю смотрел на девушку: «Может, Марина Блэкуолл для кого-то и красивее, но Никки… Я не могу выразить это словами. Что чувствует человек, протянувший к огню замёрзшие руки?» Директор пришёл к Никки на помощь и принёс ей Старую Шляпу. Никки с большим облегчением надела её, спрятавшись от слепящих солнечных лучей, и услышала уже знакомый мистический голос: — Николь Гринвич — Орден Леопардов! Вопли восторга Леопардов и не-Леопардов потрясли Главный холл. Никки сняла Шляпу и проехала к стене, где стоял её орден. Здесь Никки бурно приветствовали. Особенно Смит, ужасно гордящийся старым знакомством с ней и всячески подчёркивающий его. Все хотели пожать руку рекордсменке, и Никки не дали забиться куда-нибудь в уголок и прийти в себя. Она так и осталась сидеть в центре строя ордена, окружённая дружественно рычащими Леопардами. Это зрелище навеяло на Джерри грусть: «Вот у Никки и появилась масса новых друзей — смелых, как она сама, и умных, как все эйнштейнианцы…» Распределение продолжалось. Вторым, уже следуя алфавиту, директор вызвал Изю Акутагаву, и Шляпа отправила мирного Изю в Орден Оленей, приветствовавших решение Старой Шляпы не меньшим шумом, чем воинственные Леопарды. Над строем Оленей висел флаг: золотой олень на зелёном фоне. — Принц Дитбит Третий! — Торжественность голоса Директора Милича превысила все шкалы. Гулкий шум толпы подтвердил, что это имя всем знакомо. Из первых рядов новичков вышел рослый красивый парень, картинно помахивая рукой в ответ на вопли и свист студентов и зрителей на балконе. Он с достоинством сел на табурет, брезгливо взял Шляпу и сделал вид, что надевает её, на самом деле не дотрагиваясь старой кожей Шляпы до тщательно уложенных белокурых волос. Но этого оказалось достаточно, и знакомый гулкий голос провозгласил: — Дитбит Третий — Орден Драконов! Драконы, стоящие под белым флагом с красным крылатым чудовищем, заорали как сумасшедшие. Принц встал со снисходительной усмешкой и небрежно бросил Шляпу на табурет. Пока Дитбит шёл к Драконам под их приветственный вой, он снова помахал рукой окружающим и, как показалось Никки, бросил на неё косой быстрый взгляд. Джерри выкликнули в конце списка. Совы приветствовали его не только криками и аплодисментами, но и специфическим уханьем — фирменным знаком этого ордена. Всё-таки Никки было очень жаль, что Джерри попал в другой орден. Возможно, это чувство усиливалось зрелищем красавицы Марины Блэкуолл, стоящей в первых рядах Ордена Сов, тем более, что расстояние скрадывало реальные или воображаемые недостатки её внешности. Среди других первокурсников Никки отметила невысокого невозмутимого мальчика с азиатской внешностью — Хао Шона, действительно попавшего в Орден Оленей, что совершенно не удивило Никки, знающей достоверность Роббиной информации. Дзинтара Шихин-а оказалась высокой крупной девушкой с тёмными пышными волосами и красивыми карими глазами. Она была очень эффектна в алом костюме и отлично знала об этом. В её движениях сквозили уверенность и независимость — Дзинтара полностью игнорировала все распространённые мелкие трюки, которыми грешат голливудские актрисы и подражающие им девушки. Следуя таинственным канонам, они живут в суетливом облаке излишних жеманных движений. Даже усаживаясь на стул, они успевают продемонстрировать гибкость талии, хихикнуть, поправить волосы, всплеснуть руками и послать наугад закатывающимися глазками пылкий мессидж — впрочем, столь же бесполезный, как сигнал для контакта с инопланетянами. Как Хао, так и Дзинтара произвели на Никки хорошее впечатление. И конечно, Дзинтара попала в Орден Драконов. После Церемонии Старой Шляпы директор пригласил всех на торжественный обед. Строй орденов рассыпался, и в холле образовался шумный клубок старых приятелей, радостно хлопающих друг друга по плечам. Никки из осторожности решила переждать это толпокипение, но Смит Джигич быстро оценил ситуацию, позвал друзей — и через секунду вокруг коляски Никки появился эскорт из четырёх мускулистых третьекурсников во главе с самим Смитом. Сначала Никки смутилась от такого внимания, но ребята так бодро прокладывали дорогу, без всяких слюнявых охов вокруг девочки, что ей быстро понравилось ехать среди этих весёлых парней. Друзья Смита даже успевали на ходу прикладывать по спинам старых знакомых: — Как дела, Вацлав, пыльный марсианин! — Привет, Лидо, дай пройти… толстяк, как ты отъелся за лето на спагетти! На торжественном обеде столы собрали в четыре длинные параллельные линии, упирающиеся в торцовый стол преподавателей. Парни сопроводили Никки до крайнего стола Леопардов и устроили её в середину — на лучшее место, с которого был виден весь зал. Потом они представились: в незнакомой троице белобрысого крепыша звали Том, чернокожего наголо бритого стройного подростка — Георг, а третий — рыжий, конопатый и самый весёлый — оказался Дмитрием. — Спасибо, ребята, — поблагодарила улыбающаяся Никки. — Это было здорово! Королевский выход! И её эскорт, страшно довольный, уселся за стол. Зал быстро заполнился студентами. Родители уже не могли сопровождать их сюда, и летающие машины потянулись к подъёмнику Главной башни. Глаза родителей, проводивших детей в самостоятельную жизнь, были так переполнены эмоциями, что без аварий в густой стае разлетающихся джеткаров обошлось только благодаря хладноэлектронным автопилотам. Перед обедом директор поздравил всех с началом нового учебного года и представил новичкам профессоров Колледжа. Каждый из них был крупным специалистом в своей научной области и работал в Колледже много лет — за исключением профессора Майсофт. Потом все приступили к еде. В отличие от обычной системы заказов сегодня на столах уже стояли овальные подносы с разнообразными бутербродами и громоздились батареи бокалов и небольших бутылок с напитками. После речи директора все шумно заговорили и принялись за еду. Джерри помахал рукой из-за соседнего стола Сов, и Никки кивнула ему в ответ. За Совами сидели Олени, а за последним длинным столом, у противоположной стены зала, высокомерно хлопали крыльями яркие Драконы. Смит устроился напротив Никки и, пока она оглядывалась по сторонам, схватил серебряные щипцы и быстро насобирал девушке блюдо самых аппетитных бутербродов. Чего тут только не было! Бутерброды с маринованной сёмгой и копчёным мясом, кальмарами и оливками, креветками и варёным цыплёнком, красной и чёрной икрой, печёночным паштетом фуа-гра и лососёвым муссом, с джемом и фруктами. Бутерброды были маленькие — на один укус, поэтому их можно было съесть множество. — Никки, — сказал Смит, вручая ей тарелку, — попробуй вот эти — мои любимые! — и он показал на высокие бутербродики в четыре слоя, где на квадратном тосте со сливочным маслом лежал кусочек копчёной селёдки, ломтик зелёного яблока и листик петрушки. — Классическое сочетание вкуса! Это я притащил школьному повару семейный рецепт. Никки поблагодарила Смита, а тот быстро соорудил такое же блюдо робкой беленькой девочке-первокурснице с круглыми испуганными глазами, которая сидела справа от него и, не двигаясь, смотрела прямо перед собой. Получив столь галантный знак внимания, девочка вспыхнула как огонь и едва выдавила из себя какой-то благодарственный лепет. Слева от Никки устроилась быстроглазая бойкая девушка с короткой стрижкой тёмных волос. Она представилась Никки как Матильда Чирок, пятикурсница, староста Ордена Леопардов. Справа сел курносый мальчик, который не назвал своего имени, но предупредительно налил минеральной воды в бокал Никки. За столом шумел оживлённый разговор с сочными воспоминаниями о лете, предвкушениями спортивных баталий и страшными угрозами в адрес команд-соперниц. Первокурсники Колледжа, раскрыв рты, услышали немало впечатляющих колледжских историй. — Каждую полночь из Запретных Пещер выходит Призрак Первого Ученика — когда-то лучшего студента Колледжа, давным-давно заучившегося до полной прозрачности организма. Поймает кого-нибудь неосторожного, заграбастает мёртвой хваткой и давай ему рассказывать всё, что знает из школьной программы, — пока поседевший от ужаса слушатель не скончается в невыносимых корчах. Никто не верил в этого Первого Ученика, пока мы с Бифой-Совой не запустили такой шикарный призрак на гелиевой основе, что Зигфрида-Дракона потом пришлось лечить от заикания… — Волди собирает шутки, анекдоты и афоризмы. Говорят, если подбросить ему парочку новинок, то он становится снисходительнее при оценке домашних заданий… — Ерунда, Волди — как сфинкс, каменный и неподкупный… Никки наклонилась к Матильде Чирок: — Кто такой Волди? — Это же Вольдемар, — удивилась та. — Главный компьютер Колледжа! — А! — поняла Ники. — Который судил вступительные экзамены! Из этих застольных разговоров она узнала о Колледже больше, чем за месяц жизни в нём. — Возле Космического холла паркет-шутник вечно притворяется ночной поверхностью глубокого озера. Очень натурально — даже световые блики на волне безупречны. Конечно, все быстро привыкли к весёлому полу. Ну, мы с Джорджем решили поддержать шутку, притащили прозрачные барьерчики, быстренько приклеили к полу… Народ вываливается с лекции и смело шагает в волны — и оказывается в настоящей воде! Визгу! Воды было два дюйма, но Бим-Олень с испугу упал на живот и решил спасаться вплавь… — Эли-Сову попросили рассказать старый миф о Белоснежке и семи гномах, а он как начал плести: то были не гномы, а карлики, которые бывают белые, жёлтые и коричневые… У преподавателя волосы дыбом: «Что за бред вы несёте?!» А он: «Это не бред: цветные карлики — вполне закономерный продукт звёздной эволюции». Препод как зашипит: «Судя по всему, сударь, ваша Белоснежка — космонавт?» — …два шустрых Дракона, Билли и Фам, на лекции Дермюррея подбросили на первую пустую парту вроде стандартный лэптоп. Когда профессор, как обычно, начал на кого-то громко орать, то лэп открылся, и оттуда выплыла голограмма сонной обнажённой Венеры — прелестная штучка получилась, прелестная! — и томным чарующим голосом спросила: «Какой идиот тут разорался? Спать не даёт!» Дермюррей впал в белое бешенство. Изгрыз лэптоп вдоль и поперёк, но авторов не нашёл. Но народ своих героев и так знает! — …ну и, конечно, профессор Франклин подошла, вытаращилась на моего кальмара-урода и говорит: «Что же, вы, батенька, реактивную камеру с кишечником соединили? Весьма конфузный организм у вас получился!» Через некоторое время разговор перекинулся на обсуждение лучшей тактики боев с роботами-драконами и кибер-ящерами — это был неизвестный Никки вид местного спорта. — Правда, что на тебя напал тяжёлый робот-ремонтник? — спросил Смит занятую едой и молчавшую до сих пор Никки. Он спросил не очень громко, но их часть стола мгновенно затихла. Никки покосилась на заинтересованные лица соседей и коротко кивнула. Тут замолк уже весь стол. — Чем он был вооружён? — с профессиональным интересом спросил здоровенный угрюмый парень-пятикурсник с короткой стрижкой. — Плазменный резак и гвоздемёт, — не очень охотно ответила Никки. — И что дальше? — недоверчиво спросил пятикурсник. — Сгорел, как свечка… — беззаботно сказала Никки, — присосался к розетке, не рассчитал вольтаж, старый алкоголик… Стол Леопардов грохнул таким смехом, что по залу стали оборачиваться лица. — А ты была в этом кресле? — ещё более недоверчиво продолжал расспрашивать угрюмый парень. Никки прилично поднадоел этот допрос, но она кивнула. — И чем ты была вооружена? — упорствовал парень. — Ну… у меня было очень мощное оружие, которое и не снилось этому болвану… — призналась Никки. Услышав это, парень облегчённо откинулся на стуле. — …мои мозги! — скромно закончила она. Их стол так загоготал, что уже все в зале, включая преподавателей, обернулись в их сторону. Кое-кто из Леопардов чуть не сполз со стульев от смеха. — Я тебе не верю! — вскочил с места сердитый здоровяк. — Я четыре года выступаю в боях с роботами, и я не могу поверить, что ты — без оружия и в инвалидном кресле — легко справилась с тяжеловооружённым роботом. Ты всё врёшь! Леопарды сразу притихли, видимо, это заявление было очень серьёзным в их среде. — Всё «я» да «я», — холодно произнесла Никки, — а как тебя зовут, борец с роботами? — Джон Багстоун! — Никто и не говорил, Джон Багстоун, что это было легко, — жёстко продолжила Никки. — Я была два раза ранена в ходе той… дружеской беседы. Никки завернула рукав чёрной блузки, прикрывавший уже заживший, но всё ещё хорошо заметный длинный белый шрам на плече. Беленькая девочка возле Смита охнула и закрыла рот ладошкой — и как только такой цыплёнок попал в Леопарды? — Это лёгкая царапина, рана под лопаткой тяжелее. А за то, что ты посмел усомниться в моих словах, Джон Багстоун, — ледяным голосом капитана Блада сказала Никки, — я вызываю тебя на дуэль. Выбор оружия за тобой. Стол одобрительно оживился — видимо, дуэли были любимым занятием Леопардов. — Я не дерусь с инвалидами, — ничуть не удивившись буркнул Багстоун. — Коляска — это временно, — свирепо сузила глаза Никки, — а к Рождеству я вправлю тебе мозги, Джон Багстоун… Стол снова дружно засмеялся, а помрачневший Багстоун сел на место. Смит Джигич, наоборот, вскочил и с горящими глазами закричал остальным за столом: — Ребята, она — настоящий Леопард! А коляска — это временно! Гип-гип-ура!! Когда Леопарды шли в свою башню после обеда, добровольный эскорт Никки вырос раз в десять. Когда утром Никки спустилась к завтраку, за их столом уже сидел не только Джерри, но и Хао Шон. Когда Хао увидел подъезжающую Никки, то вскочил и церемонно поклонился ей: — Здравствуйте, мисс Гринвич! Спасибо, что пригласили меня за свой стол. Невысокий спокойный Хао имел симпатичное азиатское лицо, умные карие глаза и говорил по-английски уверенно, с еле заметным акцентом. А вот Джерри почувствовал себя не в своей тарелке. Обычно они придерживались демократических правил, и он не вставал, когда к столу подъезжала Никки, но поведение Хао поставило его перед трудным выбором — если сейчас он не встанет вместе с Хао, то будет выглядеть невежей на его фоне, а если встанет — признает, что до этого момента вёл себя невежливо. — Привет, Хао! — сказала Никки, протянув руку. — Зови меня просто Никки. После этого она заодно подала руку и Джерри. Тот, наполовину привстав со стула — в качестве компромиссного решения с вежливостью Хао, — с удовольствием пожал Никкину ладошку, после чего решил, что утренние рукопожатия за их столом должны стать доброй традицией. К столу подошла царственная Дзинтара Шихин-а в платье цвета тёмного серебра, и церемония приветствия повторилась снова, но тут уж и Джерри встал во весь рост — ради первого знакомства. Рядом с Дзинтарой катился её персональный робот размером с крупную собаку, который тащил на спине сумку и даже старинную гитару. Дзинтара не поблагодарила Никки за приглашение. Все расселись по местам и потребовали себе завтрак. — Какая здесь еда… смешная, — скривилась Дзинтара после изучения меню и заказала себе кофе с бисквитами. — А мне нравится! — жизнерадостно отозвалась Никки. — Прудовый лосось вполне замечателен. — А ты пробовала земного лосося, выросшего в естественной среде? — снисходительно поинтересовалась Дзинтара. — Нет, и это меня очень радует, — живо сказала Никки. — Мне предстоит попробовать столько вкусной еды и увидеть так много интересных мест… Вам всем гораздо хуже — вы уже много чего видели и съели. — Я хорошо выбрала стол, — засмеялась Дзинтара, — у тебя свежий взгляд на вещи. А ты почему пригласила нас с Хао? — как-то слишком уж непринуждённо спросила она. — Мой компьютер Робби стал читать нам с Джерри список приславших свои просьбы, всего их пришло около пятидесяти, — совершенно ничего не скрывая, ответила Никки, — и этот зануда сам решил начать с тех, кто набрал высший балл по экзамену. Первым шёл Хао, потом — ты. Так как Робби пообещал, что вы будете распределены в Ордена Оленя и Дракона, то мы с Джерри решили даже не смотреть остальные письма: сравнивать и взвешивать людей — не самое приятное из занятий… — А! Так мы обязаны этим своим хорошим баллам… — с некоторым облегчением констатировала Дзинтара. — Не только, — добавила Никки, и Дзинтара снова насторожилась. — Робби дал нам короткую справку о вас, и мы сочли, что китайский математик с Земли и русская поэтесса с Луны нас вполне устраивают. Кроме того, Джерри сказал, что видел тебя по тиви во время Литературной олимпиады, и ты ему понравилась — ты спокойная, умная, не манерная и очень красивая. Дзинтара захохотала, Хао улыбнулся, а Джерри в смущении сильно покраснел. — Никки, ты всегда говоришь только правду? — отсмеявшись, спросила Дзинтара. — Как правило, — ответила Никки. — Раньше мне некому было лгать… Да и проще быть честным — не надо запоминать собственное враньё. — И что же он ещё сказал про меня? — лукаво произнесла Дзинтара, глядя на смешавшегося Джерри. — Ничего особенного, — пожала плечами Никки. — Он лишь добавил — из чистого подхалимажа, конечно, — что рядом со мной у тебя не много шансов… Тут они засмеялись все вчетвером, включая вежливого Хао, вконец смутившегося Джерри и вовсе не обескураженную Дзинтару. — Никки — просто динамит, — сказал сдавленным голосом багровый Джерри. — С ней очень трудно — у неё нет ни одного социального тормоза… К столу подъехали сразу два кентаврика. Ребята сняли с их спин тарелки, и все приступили к завтраку. — Мне кажется, что ты неспроста интересовалась причинами нашего выбора, — съев рыбу и приступив к кофе, заявила Никки. — Давай выкладывай — почему это тебя так занимает? Атмосфера откровенности, стремительно установившаяся за их столом, не позволила Дзинтаре уклониться от честного ответа. — Я слишком часто сталкиваюсь с тем, что люди хотят познакомиться со мной… небескорыстно, — ответила она. — Небескорыстно — в смысле сексуального приставания? — недоуменно подняла брови Никки. — Если бы, а то — финансового… я же из династии… — в свою очередь удивилась Дзинтара. — Ах да, — вспомнила Никки, — Робби что-то такое говорил — про высший уровень доходов и про династию — Робби, что это означает? — Династия — это богатейший, из верхней сотни существующих мировых состояний, семейный клан, в котором принят династийный характер наследования: практически всё наследство в одни руки, обычно — старшему наследнику, — ответил Робби. — На сегодняшний день средняя династия, входящая в Королевский Клуб, обладает состоянием в двести миллиардов золотых долларов. — Ух ты! — присвистнула Никки и непосредственно поинтересовалась: — А сколько у тебя денег, Дзинтара? — У меня самой — мало, — уклончиво ответила Дзинтара, — а у семьи очень много — точно не помню. — Династия Шихин-ых обладает состоянием в полтора триллиона долларов, — педантично уточнил Робби. Тут уже и Джерри присвистнул. — А Никки размечталась, когда приглашала тебя, — саркастически хмыкнул он, — вот наконец-то пообщаюсь с обычной девчонкой своих лет. И вот — нарвалась на принцессу крупнейшей династии. И я, дурак, не сообразил, не предупредил её… — Так ты — принцесса?! — Глаза Никки загорелись странным огнём, и она уставилась на Дзинтару. — Эй-эй, — быстро сказала Дзинтара, — я ужасно устала быть принцессой, которой никто не скажет ни слова поперёк и ни слова правды. Кроме семьи, конечно… Я как раз хочу быть среди своих сверстников нормальной девчонкой. Я и попросилась за стол к Никки, потому что мне очень интересен предельно независимый человек, выросший вне этой системы. Человек Непресмыкающийся! Дзинтара одобрительно посмотрела на Никки: — Я видела твою пресс-конференцию и слышала разговор с надутым Хиггинсом — запись с т-фонов уже гуляет по Сети Колледжа. Как ты врезала этому индюку! Экстра-класс! Пожалуйста, никаких церемоний — договорились? И кстати, ты вполне можешь рассчитывать на мою помощь в финансовых вопросах. Я буду только рада — ведь я сама предложила. — Эх, жаль, мы с тобой не были знакомы летом, — легко засмеялась Никки. — Мы с Джерри голову сломали, думая, как раздобыть пару миллионов на первый год Колледжа. — И как вы их нашли? — спросила Дзинтара. — Я заложила астероид — всё, что сумела заработать за свою жизнь… — допивая кофе, сказала Никки, деликатно не затрагивая вопроса о кредите за Джеррин дом. — Я понимаю твои опасения — богатый знакомый представляет собой заманчивую возможность не заработать, а выпросить. Но, мне кажется, это очень разрушительно для личности и чувства самоуважения… Короче, хочешь — верь, хочешь — не верь, но, приглашая тебя, мы никак не учитывали твоё финансовое положение. — Я верю, — с заметным удовольствием сказала Дзинтара. — За весь разговор ты ещё ни разу не соврала. Большая редкость! — Как ты это узнаёшь? — удивилась Никки. — И сама вижу, и мой Шарик молчит. — Дзинтара указала на своего крупного робота. — А! Робби, посмотри-ка, — обратилась к старому другу Никки, — продвинутые роботы подрабатывают детекторами лжи. Ты так можешь? — Думаю, да, — ответил Робби, — я тоже буду сигнализировать, если тебе кто-то соврёт. — Это очень непросто, — скептически заметила Дзинтара. — Он справится, — уверенно сказала Никки. — Ребята, пошли на занятия, а то опоздаем. Первую вводную лекцию для всех первокурсников Школы Эйнштейна по традиции читал старейший преподаватель Колледжа, профессор Эд Ван-Теллер. Знаменитый профессор был небольшого роста, с большим носом и очень сутулый. Профессору исполнилось недавно сто двадцать пять лет, и он передвигался с трудом, опираясь на огромную деревянную клюку выше собственного роста. Но в старческом теле он сохранил ясное мышление и громкий голос, а его глаза горели под кустистыми седыми бровями яростным молодым огнём. — Если кто-то из вас думает, что он очень умён, раз поступил в Колледж, то он полный болван! — громовым голосом начал профессор Ван-Теллер свою лекцию перед сотней первокурсников. Поражённый зал притих. — Вы пока — лишь сырьё для выращивания хомо сапиенс в полном смысле этого слова. Школа Эйнштейна изо всех сил старается превратить вас в настоящих интеллектуалов и специалистов, но всё равно, с моей точки зрения, мы имеем девяносто процентов брака… Конечно, из вас получатся сносные банкиры, политики или какие-нибудь там космонавты, — презрительно скривился Ван-Теллер, — но учёных — настоящих учёных! — выходит от нас очень и очень мало… Естественно, любой профессионал должен пройти многолетний путь университетской и практической шлифовки, но именно эти пять лет в Колледже будут для вас определяющими — будете ли вы Человеком Разумным или Человеком Ординарным… Только кретины делят человечество на богатых и бедных, азиатов и европейцев, инженеров и врачей — это всё ерунда! — взревел профессор. — Есть только один главный водораздел — на учёных и неучёных, на творцов и ремесленников. На тех, кто способен найти что-то новое — их очень мало, — и на тех, кто может следовать только старому алгоритму, наезженной колее — это все остальные, и их очень много… Ван-Теллер сделал паузу и не спеша отпил воду из стакана. — Куда вы относите поэтов в своей классификации, профессор? — раздался в аудитории безмятежный голос Дзинтары. Аудитория заинтересованно насторожилась, ожидая очередного ван-теллеровского бескомпромиссного рыка. Профессор бросил на Дзинтару острый взгляд и подошёл к ней вплотную, громко стуча полированной неровной клюкой. Остановившись, Ван-Теллер протянул вперёд изломанные возрастом пальцы; в ответ Дзинтара смело подала ему свою юную ладонь. Профессор склонился косматой седой головой и галантно поцеловал студентке руку. Вокруг возбуждённо зашептались. — Настоящие поэты и художники — это творцы, — совсем негромко произнёс профессор, выпрямившись. — Они видят неожиданные стороны и даже саму суть нашего бытия… извлекают её наружу, гранят и дают другим возможность прикоснуться к этой сути. Принцесса Дзинтара, я — старый поклонник вашей молодой поэзии. В ваших стихах есть смелость и необычайная свежесть. А моя праправнучка Лили знает их наизусть. Профессор Ван-Теллер проковылял назад к кафедре. — Ваше обучение в Колледже займёт пять лет, — снова взревел он, обращаясь к аудитории. — Программа первого курса одинакова для всех. За это время вы познакомитесь со всеми профессорами и предметами, а если захотите, то сможете самостоятельно углубиться в изучение какой-нибудь проблемы. На второй год вам придётся выбирать специализацию на одном из четырёх факультетов Колледжа. Физико-математическая специализация подразумевает исследование небиологического естественного мира. Сюда включены астрономия, планетология и химия. На биогенетическом факультете изучают биомир, а также психологию человека как индивидуума. Гуманитарный факультет охватывает искусство и экономику, политику и менеджмент — всё, что относится к социуму и человеку как общественному существу. Киберинформационное направление посвящено миру искусственных интеллектуальных систем — роботов и компьютеров — переработчиков информации. За столом, где сидела группа рослых, изысканно одетых мальчиков, завязалась оживлённая и довольно громкая беседа. Профессор сделал паузу и метнул туда строгий взгляд. — Каждый день у вас будет по четыре пары лекционных и семинарских занятий, — продолжил он, — с перерывами ваш рабочий день будет длиться с девяти утра до пяти вечера за исключением среды, полностью отведённой под самостоятельные занятия. Суббота и воскресенье — это выходные, но не мечтайте хорошо учиться в Колледже, если в уик-энд вы будете только бездельничать! За столом Драконов, где в центре красовался принц Дитбит, снова возникло энергичное обсуждение. Профессор подковылял к ним и со страшным грохотом врезал гигантской клюкой по крышке стола. Дитбит и все сидящие вокруг него подпрыгнули от неожиданности. — Внимание, ты, сырьё! — гаркнул старый профессор. — Я — принц Дитбит! — возмущённо заявил Дитбит, после сцены с Дзинтарой решивший, что профессор Ван-Теллер будет почтителен с представителем династии. Но он очень ошибся. — Для меня это означает лишь то, — зарычал в ответ профессор, — что ты — безнадёжно испорченное сырьё! Лицо Дитбита пошло красными пятнами. — В следующий раз ты покинешь мои лекции навсегда! — свирепо продолжил профессор. — И твоему папеньке придётся очень постараться, чтобы тебя не выперли из Колледжа! Это касается всех, — обернулся профессор к застывшей аудитории. — В Колледже учится масса студентов из знаменитых и влиятельных семей, заплативших за место в Школе Эйнштейна большие деньги. Но это означает лишь то, что никто не смеет мешать занятиям других под страхом изгнания с лекций и исключения из Школы. Профессор прошёл к кафедре, и стук его клюки отчётливо раздавался в мёртвой тишине. — Кстати, хочу открыть одну тайну принцам и прочим вельможам, которых немало в этом наборе, — едко добавил он. — Многие родители потому и отправляют своих отпрысков в Колледж — в надежде, что здесь с них немного собьют непомерную спесь! Лишь еле слышный вздох прошелестел по залу, и профессор продолжил яркую лекцию. — Вы должны осознать главное насчёт специализаций и факультетов — на самом деле между ними нет никаких барьеров! Если кто-то из присутствующих думает, что есть учёные-физики, а есть учёные-биологи, то он опять-таки полный болван! — снова неожиданно высказался профессор. — Наука едина! — загремел яростно Ван-Теллер. — Природа не знает деления на химию, биологию и психологию, это придумали мы — люди, а вернее — те жалкие людишки, которые не смогли вместить в своих черепушках знание целиком. Поэтому они разрезали его на кусочки, рассовали в разные головы, и сейчас ни одна голова не знает, что делать с этими обрывками и как понять наш единый мир! Профессор в подтверждение громко стукнул клюкой о пол. — Как разделить химию и биохимию? Как можно изучать клетки или биосущества, не затрагивая физические процессы в них? Как понять социальную динамику человечества, не учитывая факта, что человек — биологический организм с заданным, но вариабельным набором рефлексов, инстинктов и подсознательных биосоциореакций? Как запрограммировать эффективную схему распознавания лица в компьютере, не изучив её на примере человеческого нейровосприятия? Как конструировать бытовых роботов, не рассчитав заранее, как они будут вписываться в социальную структуру нашей цивилизации — или даже менять её? А в какой раздел отнести экологические проблемы? Профессор задумчиво прошёлся по аудитории. — Если уж вам так хочется разделить мир на кусочки для упрощения, то делите его на системы или объекты — дерево, Сатурн, робот — и решите, кем вы хотите стать — специалистом по Луне или ракетам, по человеку или по всему человечеству… В заключение первого часа профессор Ван-Теллер устало сказал: — В этом семестре я буду обучать вас системному мышлению, или умению рассматривать реальные объекты во всём богатстве взаимосвязей с окружающим миром. Только лекции, да… Семинары будут вести другие преподаватели по моему учебнику «Элементарное введение в системное моделирование». Не советую опаздывать на второй час! — прорычал профессор. — Всё, перерыв. Впечатлённая лекцией Никки оглянулась на зал и заметила среди новичков многих старшекурсников — вводная лекция профессора Ван-Теллера пользовалась популярностью среди эйнштейнианцев. Из-за коляски Никки решила не выходить из аудитории, и Джерри остался с ней за компанию. Группа студентов с Дитбитом во главе прошла мимо, и донеслось злобное ворчание принца: — Мы ещё посмотрим, кто вылетит из Колледжа! Я позвоню отцу, и он этого задрипанного старикашку… «Не держит удар, — подумала Никки, — слишком самолюбив и не мудр. Если попал в смешную ситуацию — надо первому смеяться над ней. А мстительность — признак мелких натур…» Они остались с Джерри в зале одни. Столы и стулья были живописно завалены лэптопами, папками и яркими куртками. Забытые персональные роботы оглядывались на дверь, куда ушли их хозяева. Робоптицы сидели на спинках стульев и пересвистывались, а под столами настороженно обнюхивались киберсобаки. — Оказывается, учиться вместе с другими — это совсем иное дело, чем одной читать учебник… — задумчиво сказала Никки. — Почему? — спросил Джерри. — Здесь в воздухе ощущается… не знаю, как сказать: аромат интеллекта, дух уважения к уму, знанию… — Никки пожала плечами. — Начинаешь отчётливо понимать, что учение — это не просто полезная, но и НЕОБХОДИМАЯ вещь. — В обычной школьной аудитории такого настроения нет, — заметил Джерри. — Тогда я очень рада, что мы с тобой поступили в Колледж! — воскликнула Никки. Джерри с удовольствием смотрел на оживлённое лицо с яркими синими глазами и думал: «Ты даже не представляешь, Никки, как я этому рад…» Отдохнувшие студенты с гиканьем и шумом рассаживались по местам. Киберживотные хвостами и лапами радостно приветствовали своих непостоянных двуногих друзей. Вторую часть лекции профессор опять начал неожиданно. — Эти три четверти часа посвятим системному анализу конкретного природного объекта. В честь принцессы Дзинтары, написавшей очаровательное стихотворение «Беззаботная бабочка моей грусти», я выбрал для сегодняшнего анализа весьма романтический пример: бабочку, подлетающую к цветку на солнечной поляне. Будем работать вместе. Опишите процессы, которые происходят в таком обычном объекте нашего мира, как бабочка возле цветка. Кто начнёт?.. Ну?.. Всего лишь бабочка… Запуганный первой лекцией, зал смущённо молчал. — Вам нужно научиться не только смелости мышления, но и обычной, человеческой смелости! — повысил голос профессор Ван-Теллер. — Выступать перед большой аудиторией, высказывать свои мысли, уметь грамотно спорить и защищать собственные тезисы — без этих способностей вам не прожить ни в Колледже, ни в окружающем мире. Призыв остался без ответа. — Ладно, — сощурился старый профессор. — Начнём принудительное воспитание. Он посмотрел на ряды и ткнул палкой в направлении принца Дитбита: — Что вы скажете о бабочке, подлетающей к цветку? — Ну… — нехотя поотянул Дитбит, с опаской косясь на огромную профессорскую клюку, — она ощущает запах цветка усиками-антеннами, при этом происходит испарение с поверхности цветка фруктовых эфиров и других ароматических соединений, диффузия их в воздухе, реакция молекул с поверхностью усов бабочки и раздражение её нервных окончаний. — Неплохо, — сказал профессор. — Может, вы не так безнадёжны, как показалось сначала. Принц Дитбит высокомерно усмехнулся. — Что можете сказать про нашу летающую систему? — обратился профессор к Изабелле, беленькой первокурснице из Ордена Леопардов. Та немедленно залилась краской. — Бабочка пьёт нектар, — всё-таки смогла тихо сказать она, — тем самым добывает себе энергию для полёта… И ещё она опыляет цветок… — Молодец, — поощрительно сказал старый профессор понимая, как было непросто такой робкой девочке ответить. — Кто хочет добровольно развить тему опыления? Поднялась рука, и после кивка профессора бойкая девочка-Сова затараторила: — Бабочка переносит пыльцу с цветка на цветок! перекрёстное опыление уменьшает риск генетических дефектов! Генотип растения определяет образование протеинов! Которые задают фенотип, рост и строение цветка! А также его цвет и запах! — Очень хорошо, — заявил профессор, — но дальше в цветок углубляться не будем, сегодня для нас главный объект — бабочка. В аудитории появились добровольцы-биологи, которые наперебой и детально описали цикл превращений: бабочка — яйцо — гусеница — куколка — новая бабочка. Потом снова наступила пауза. — А вы что скажете? — Профессор бесцеремонно ткнул пальцем в Джерри. — Взмах крыла бабочки описывается системой гидродинамических уравнений Навье-Стокса в частных производных, — не растерялся Джерри, — с их помощью можно рассчитать подъёмную силу при асимметричном движении крыльев вверх и вниз, а также образование турбулентных вихрей на краях крыльев. Большинство нелинейных гидродинамических эффектов, сопровождающих полёт бабочки, не решаются в аналитике и исследуются численным моделированием. А ещё глаза и мозг бабочки являются сложной системой по распознаванию изображений и навигации к выбранному объекту. — Здорово! — кивнул профессор. — Даже непонятно, что ещё осталось сказать об этом летающем животном. Ван-Теллер перевёл взгляд на Никки, сидящую рядом с Джерри: — Вы хотите что-нибудь добавить? — Бабочка создана, — негромко сказала Никки, — из двух видов химических элементов: водорода, возникшего в ходе Большого Взрыва и имеющего возраст более десяти миллиардов лет, и из углерода, азота, кислорода и серы, которые образовались гораздо позже — при термоядерном горении массивных звёзд. В конце своей эволюции эти звёзды взорвались как сверхновые, и ударные волны распылили в космосе и добросили до Солнечной системы химические элементы тяжелее гелия — углерод кислород и другие. При вспышке сверхновой звезды образовались и самые тяжёлые химические элементы — от железа до урана, — которые также можно найти в бабочке. Это легкомысленное насекомое состоит из древнего инозвёздного вещества. Бабочка несёт в себе как следы первых минут рождения Вселенной, так жизни и смерти многих звёзд… Густые брови профессора поднимались всё выше и выше, а Никки не спеша продолжала: — Звёзды светят и днём, поэтому, кроме молодого солнечного света, который летел в космосе восемь минут, на бабочку одновременно падает и древнее излучение далёких звёзд. Этот звёздный свет покинул фотосферы своих светил сотни и тысячи лет назад, преодолел огромное пространство и закончил существование на крыльях земной бабочки, слегка нагрев их древним теплом, возможно, уже погасших звёзд. Цветовая непрозрачность бабочки спектрально условна. Сквозь хитиновую броню легко проникают космические и земные излучения, включая гравитационные и радиоволны, гамма-лучи и нейтрино. Бабочка быстро машет крыльями и сама оказывается источником низкочастотного звукового и гравитационного излучения. Она находится в искривлённом пространстве-времени вокруг Земли и движется, опираясь на воздух, тем самым полёт бабочки — это непрерывное бегство от падения по геодезической линии… Достаточно? — спросила Никки Ван-Теллера. — Нет… — зачарованно протянул старый профессор, — я бы ещё послушал… — Бабочка эффективно оперирует временем и его энергией. Согласно следствиям из специальной теории относительности Эйнштейна, бабочка и её крылья, двигаясь с разной пространственной скоростью, обладают разными скоростями времени в каждой точке крыла и корпуса. Мускулы бабочки, махая крыльями, меняют скорость времени вдоль крыла. Молекулы воздуха двигаются с наибольшей скоростью в пространстве и с наименьшей скоростью во времени. Результат соударения молекул воздуха с молекулами крыльев описывается на языке классической физики как давление или передача энергии, но его правильнее рассматривать как обмен пространственно-временными параметрами между атомами. Порхающий полёт бабочки — это танцующее взаимодействие личных времён и пространств бабочки, гравитационного поля Земли и атмосферных молекул… Продолжать? — снова спросила Никки. — Если есть что добавить, то — да, — по-прежнему заинтересованно проговорил Ван-Теллер. — Ну… бабочка — термодинамически открытая, самоорганизующаяся система по Пригожину и обладает целым букетом нестабильностей, например неустойчивостью Тьюринга в средах диффундирующих химических реагентов, отвечающей за образование структур тела бабочки и за узор на её крыльях. Можно отметить нелинейное распространение электрических импульсов в нервных клетках, волновую нестабильность в виде кишечной перистальтики, а также образование солитонов в длинных цепях белковых молекул. Бабочка — это метастабильный объект, образованный букетом структурообразующих неустойчивостей. Бабочка жива, пока нестабильна — если она избавится от неустойчивости, то умрёт. Абсолютно стабильная система всегда мертва. Никки решила остановиться без всяких вопросов о продолжении. Профессор Ван-Теллер смотрел на неё с острым интересом. — Кто вас научил такому… видению? — заинтригованно спросил он. Студенты сидели не дыша. — В основном — вы, профессор, — улыбнулась Никки. — Как так? — совсем высоко поднял седые лохматые брови профессор Ван-Теллер. — Я взяла вашу книгу «Общий курс системного моделирования», — весело пояснила Никки, — чтобы почитать о функционировании квазизамкнутых биосистем. Книга оказалась очень полезной для расчётов моей оранжереи. А потом я так увлеклась, что прочитала её всю. Многие места были весьма непростыми, но я их одолела, и ваша книга… перевернула моё представление об этом мире. — Спасибо, — помолчав, сказал профессор Ван-Теллер тихим удивлённым голосом. — Самый ценный отзыв, который я когда-либо получал о своей книге… К сведению остальных, — обратился он к аудитории, — «Общий курс» — не школьный, а университетский учебник. Он повернулся снова к Никки. — Я узнал вас, вы — мисс Никки Гринвич, прожившая на астероиде десять лет? Никки согласно кивнула. — У меня к вам просьба, — пристально глядя на Никки, произнёс профессор. — Скоро выходит новое издание «Общего курса». На суперобложке издатели любят размещать похвалы книге от всяких знаменитостей. Как практичный человек, я хотел бы привести ваш отзыв о моей книге крупным шрифтом на обложке. — Профессор поднял руку с т-фоном, записывающим всю лекцию. — Я уверен, это заметно поднимет уровень продаж. Вы согласны? — Конечно, профессор, — легко согласилась Никки. — С вашим портретом? — уточнил профессор. — Как вам будет угодно, — не возражала Никки. Аудитория еле слышно, но дружно загудела. — Скажите, — продолжил профессор, наклонившись к Никки, — а вас не удивила моя такая… очень деловая просьба? — Он смотрел на неё со странным вниманием. — Нет, — улыбнулась Никки, — это полностью соответствует системной парадигме, изложенной в вашей книге. А могу я рассчитывать на десять процентов от роста продаж вашего учебника? — Можете! — Профессор расхохотался, и глаза его торжествующе блеснули. Он медленно заковылял к кафедре, опираясь на огромную клюку. — Вряд ли кто понял, — весело произнёс Ван-Теллер, — но я проверял, насколько мисс Гринвич усвоила последнюю главу моей книги. Она усвоила её отлично! Но это был не просто тест, — обернулся профессор к Никки, — все наши договорённости остаются в силе. — Нисколько не сомневалась, — сказала Никки. Школьники не выдержали и забубнили. — Принцесса Дзинтара, — профессор остановился возле передних столов, — а вы что-нибудь хотите сказать о бабочке, которая порхает в этом зале в вашу честь? — Она красива, — сказала Дзинтара, — и это её главная загадка. Когда я смотрю на полёт бабочки, моё сердце трепещет от счастья и тоски. Почему? Может, мы в древности дружили с этой бабочкой, и генетическая память о тех временах ещё жива? Или во мне существует эстетический контур, резонирующий с музыкой, бабочкой, стихом? А может, это вечная мечта о крыльях и свободе бьётся и плачет во мне? Принцесса замолчала. Профессор неподвижно постоял возле неё, потом доковылял до кафедры и повернулся к аудитории лицом. — Браво всем, — сказал он, улыбаясь. Он уже не походил на буйного агрессивного старика с первой лекции. Лицо его стало светлее и мягче. — Вы сегодня помогли мне принять важное решение, — негромко произнёс профессор Ван-Теллер. — Я собирался отказаться от очередного курса омоложения — больно, дорого, надоело… — и уйти на окончательный покой в конце этого семестра. Сейчас я решился ещё раз отдать свои старые кости этим эскулапам — пусть мучают… Поработаю несколько лет, погляжу на ваш набор… что из вас получится… — Профессор посмотрел на Дзинтару, Никки, обвёл взглядом аудиторию. — Все свободны. Лекцию по литературе вела профессор Джоан Гуслик, худощавая высокая дама с серыми глазами. Она ознакомила школьников с программой будущего курса, и Никки с облегчением убедилась, что в плане нет мыльных опер и сценариев Луновуда. Литературные занятия по классической прозе, современным снежам и различным формам мировой поэзии обещали быть очень интересными, а уж домашние задания — прочитать и обдумать какую-нибудь книгу — выглядели, с точки зрения Никки, просто развлечением. Хорошей новостью было и то, что весь сентябрь студентам-первокурсникам будут читать только лекции. Семинаров и домашних заданий не будет — чтобы студенты за первый месяц успели адаптироваться к Колледжу и ритму его обучения. Лекции никто и не думал конспектировать — они автоматически записывались во внутреннюю компьютерную сеть Колледжа — и текст, и видео. Все желающие могли ещё раз прокрутить интересный кусок лекции, а также полюбоваться испуганным лицом Дитбита в момент, когда профессор Ван-Теллер с грохотом врезал по его столу своей знаменитой клюкой. За обеденным столом, когда закончилось оживлённое обсуждение впечатляющих лекций Ван-Теллера, Никки спросила большей частью молчащего Хао: — Робби говорил, что ты увлекаешься японской поэзией. Что это такое? Хао подумал и тихо сказал: — Я не люблю в поэзии формальных определений. Лучше всего привести пример. Лаконичный стиль японского трёхстишия хокку разрешает написать только три коротких строки, которые должны вместить всё многое, что ты хотел сказать… Хао немного помолчал, потом решился. — Это я написал вчера вечером: За столом воцарилась пауза. — Мне очень нравится! — воскликнула Никки. — Ну и ну, Хао, ты этим много сказал… — удивлённо хмыкнула Дзинтара. — Да… я ещё ни разу не была в компании сверстников таким аутсайдером. Это новое для меня ощущение, оно… тонизирует. — Принцесса Дзинтара, ты ужасная кокетка, — буркнула Никки, и они пошли на послеобеденные лекции. А у Джерри на лице ещё долго сохранялось озадаченное выражение. Небесную механику преподавал пожилой, с добрым длинным лицом, профессор Арно Рой. Он понравился всем студентам тем, что не стал засыпать их математическими символами или теоремами, а долго и детально обсуждал такие простые на вид уравнения, как ньютоновский закон гравитации и его же классический закон динамики, связывающий силу, массу и ускорение. Профессор старался убедить студентов, что простые уравнения скрывают в себе массу поразительных вещей, и если человек не понимает проблемы, то пишет много формул, а если понимает — то всего две. Все ему охотно поверили. Космический холл Колледжа был знаменит голографическими космическими пейзажами. В центре холла парила тридцатиметровая сверкающая Вселенная в виде клочковато-ячеистого облака золотистых пылинок, стаями окружающих многочисленные внутренние пустоты. Эта наглядная модель мира содержала более ста миллиардов галактик-пылинок, в масштабе один к десяти триллионам триллионов. По четырём углам Космического холла располагались изображения наиболее важных для людей объектов. Слева десятиметровый диск Млечного Пути — нашей спиральной Галактики с реальным диаметром в сто тысяч световых лет — величественно вращался вокруг чёрной дыры в миллионы солнечных масс. От центра Галактики раскручивались яркие спирали — гигантские волны, проходящие по газовому диску. Этот могучий прибой без устали сжимал космический водород и зажигал молодые звезды в галактических рукавах. Ускорить развитие событий в модели можно было так, что звёздочки в спиральных рукавах вспыхивали и гасли, как крошечные светлячки. В правом углу холла располагался объект размером всего в несколько световых часов, но зато самый интересный: Солнечная система. Вокруг Солнца вращались десять разноцветных шариков главных планет и несколько тысяч искорок наиболее известных представителей пояса астероидов, комет и транснептунов. Изображения планет двигались в точном соответствии с реальным положением светил, и часто в холле можно было видеть спорящих школьников: — Посмотри, для нас Марс сейчас должен находиться возле самого Солнца… Я же говорил тебе, что вчера мы видели Юпитер! Ещё один угол холла отводился Земле и Луне. Трёхметровый глобус Земли показывал реальную погоду в каждой точке планеты. На неспокойной родине человечества закручивались спиральные облака ураганов, вспыхивали отблески молний земных гроз и медленно дрейфовали отколовшиеся от Антарктиды айсберги. По кратерированной поверхности безмятежной Луны ползла ночная тень, стеклянные купола лунных городов разгорались в сумерках и гасли лунным утром, заливаемые светом Солнца, висящего по соседству в Космическом холле. В четвёртом углу парили красноватый Марс со спутниками Фобосом и Деймосом и крупнейший астероид, получивший недавно политический статус настоящей планеты — каменная Церера, скрывающая под тёмной, неровной поверхностью богатейшие запасы льда. На Марсе и Церере существовали самые большие внеземные и внелунные космические поселения людей. Каждая модель висела в облаке одновременно прозрачной и непрозрачной черноты, сквозь которую детали космических моделей были видны, а стены зала — нет. В Космическом холле часто толпились группы студентов с преподавателем, растолковывающим устройство мироздания. Вот и сегодня, в первый учебный день, в холле проходила лекция известного профессора Мазера, выпускника-«совятника» Школы Эйнштейна. Профессор долго работал в космическом агентстве Юнайтед Стейтс — НАСА, а сейчас переехал в Международную обсерваторию Луны и нанёс визит любимому Колледжу. — Главная удивительная особенность Вселенной — это её расширение, — с горящими глазами говорил худой, очень высокий профессор Мазер, показывая на золотистое облако в центре холла. — В модели этот феномен выглядит как медленное увеличение радиуса шара — со скоростью один метр за миллиард лет. Растут и расстояния между скоплениями галактик… между этими светящимися структурами и клубками… но размеры самих галактик — отдельных искорок — примерно постоянны. Гравитационно связанные скопления галактик тоже стабильны. Всю Вселенную заполняет почти однородное реликтовое излучение — следствие Большого Взрыва, породившего наш мир. Профессор Мазер, увлёкшись, зашёл внутрь модели. Он размахивал руками, и из рукавов его пиджака вылетали яркие облачка галактик, а в разлохмаченных волосах запутывались сверхновые звёзды и космические туманности. Лектор скомандовал Вольдемару — и тот показал школьникам всю историю Вселенной, максимально ускорив скорость эволюции. Перед восхищёнными ребятами в облаке мрака полыхнула ярчайшая вспышка, быстро расширилась и погасла. Наступила темнота. Вскоре в ней засветились искры галактик. Их становилось всё больше и больше, они разгорались многочисленными звёздами, и постепенно Вселенная приобрела современный облик. — Где же здесь мы? — растерянно спросила девочка-Оленёнок. — Мы живём в этой симпатичной яркой пылинке, плоской, как крошечная золотая монетка размером в одну десятую миллиметра, — ответил лектор, указав лазерной зелёной стрелой на ничем не примечательную искорку в Центре ячеистого облака Вселенной. Профессор хлопнул в ладоши, и потолок Космического холла превратился в звёздное ночное небо. — Вот Млечный Путь, простирающийся через весь небосклон. Это наша Галактика в профиль — мы видим изнутри ту самую пылинку-диск, вернее, ближайшие к нам звёзды диска. Все они медленно вращаются вокруг центра Галактики, который находится в созвездии Стрельца. Тёмная полоса по Млечному Пути — это холодные космические облака, которые загораживают от нас звёзды. Сто миллиардов светил только в нашей Галактике! Посмотрите на это великолепное небо! — с торжеством воскликнул профессор Мазер. — На разноцветные звёзды, вокруг которых вращается множество больших и маленьких планет, где текут азотные реки, шумят метановые океаны, цветут странные растения и бегают необычайные животные. Там живут разумные расы, обладающие удивительной культурой. Эти существа знают и умеют многое, о чём мы ещё не догадываемся… Но и мы обладаем чем-то, чего нет у них!.. Профессора перебил мальчик-Дракон с сумрачным взором: — Сэр, а правда, что американское агентство НАСА уже триста лет прячет тарелку с мёртвыми инопланетянами на секретной военный базе? Мазер весело засмеялся. Потом в затруднении почесал затылок. — Если я вам скажу, что это неправда, вы мне не поверите — скажете, что это тайна не моего уровня… Но учтите две вещи: во-первых, такого рода секрет трудно сохранить даже три года, не говоря уж о более длительном сроке… Второе: следующая история полностью доказывает беспочвенность таких слухов, по крайней мере — для меня. НАСА всегда испытывает трудности с финансированием и использует любую сенсацию для подогревания интереса к своим исследованиям. Если реальных сенсаций нет, то они создаются из рядовых работ — неспециалисты всё равно не замечают разницы… Профессор обратился к аудитории: — Вы знаете, что в Антарктиде искать метеориты очень удобно? Любой найденный на антарктическом леднике камень оказывается метеоритом — ведь на поверхность многокилометровой толщи льда камни могут попадать только с неба… Кроме того, ледники очень кстати ползут, вынося космическую добычу к побережью, где не менее кстати тают, образуя целые залежи метеоритов. Когда в двадцатом веке в Антарктиде начался массовый сбор метеоритов, то среди тысяч обычных метеоритов из пояса астероидов учёные нашли много лунных камней и несколько метеоритов с Марса. И в них обнаружили микроскопические отпечатки каких-то палочек, похожие на окаменелые бактерии. Это была сенсация! НАСА показывало эти бактерии всем и всюду и добилось увеличения финансирования и организации новой программы по исследованию марсианской жизни. Теперь представьте себе: НАСА имеет в руках такой козырь, как останки инопланетян, и не использует его?! — Мазер засмеялся. — Да они гремели бы этими зелёными костями по всем пресс-конференциям и раскручивали бы сенсацию до тех пор, пока запуганные скорым нашествием хищных монстров обыватели и правительство не раскошелились бы на резкое увеличение бюджета НАСА. Если американцы так обрадовались не очень достоверным бактериям, то для меня всё становится ясно с мифами о спрятанных летающих тарелках… Весьма небольшой бюджет НАСА — всего полпроцента от государственных расходов — сам по себе свидетельство того, что никто в североамериканском правительстве не верит в инопланетян. Человечество всё ещё тратит на косметику денег больше, чем на космические исследования. Но, как я вам уже говорил, инопланетная жизнь во Вселенной, несомненно, существует, и вопрос только в том, как далека она от нас и на какой культурной стадии находится. Профессор замолчал и прошёлся по тёмному холлу, сметая фалдами пиджака скопления галактик. — Космос — это что-то удивительное… Подумайте: человечество трудится, добывая себе пищу и кров, чтобы поесть, отдохнуть и с новыми силами добывать опять-таки еду и крышу над головой. Гигантский маховик нашей жизни направлен на самоподдержание; мы все бесцельно бегаем по беличьему колесу нашей цивилизации. От этого можно сойти с ума! Нам некогда поднять голову, посмотреть на звёзды, подумать о вечном… Только космос придаёт нашей плоской жизни новое измерение; только звёздное небо позволяет нам оторвать глаза от земли и устремить их вдаль; только существование дальних миров и возможность их изучения придают смысл нашему бегу по замкнутому треку земной жизни… Профессор знал все яркие звёзды неба «в лицо», он говорил о каждой как о близком друге — называл её имя и возраст, массу и цвет, отмечал наличие планет и пылевых коконов. Профессор сообщил, что две трети звёзд нашего неба являются двойными или тройными, а Полярная звезда и вовсе пятикратная система. Мазер рассказывал, сколько лет или столетий идёт свет от видимых на небе звёзд, потом спрашивал у студента: когда ваш день рождения? — и торжественно указывал на подходящее светило: — Фотоны от этой звезды, которые мы ловим сейчас нашими глазами, родились одновременно с вами и летели в холодном космосе столько же, сколько вы сами живёте на свете. Вот вы и встретились со своим сверстником — звёздным светом… Профессор хитро прищурился и направил палец на студентов: — А железо в вашей крови, дорогие мои, родилось при взрыве далёких сверхновых звёзд и совершило длинное путешествие до нас, так что в ваших жилах течёт — в самом буквальном смысле! — инозвёздная кровь… Тысячелетние родословные земных королей бледнеют перед лицом того научного факта, что атомы железа, делающие вашу кровь красной, древнее не только пирамид, но и самого Солнца и прилетели из других частей нашей Галактики. В ваших жилах буквально смешалась история многих звёздных систем: около восьмидесяти пяти процентов массы человеческого тела состоит из вещества с других звёзд. Так что мы с вами практически полностью инопланетяне… Да-да, можете с восторгом посмотреть друг на друга и поздравить себя: каждый из вас — это настоящее космическое чудо… Профессор Мазер всем очень понравился, но вечером Дзинтара отозвалась об этой лекции так: — Этот Мазер слишком увлечён И Никки, которой лекция тоже понравилась, не могла частично не согласиться с Дзинтарой. |
||||
|