"Книга 1. Ракеты и люди" - читать интересную книгу автора (Черток Борис Евсеевич)

Что такое Пенемюнде

В Пенемюнде я прилетел 1 июня. Измерительное приборное богатство, которое я собрал в Берлине, и необходимость его доставки в Москву не позволили увидеть этот легендарный ракетный центр сразу же после вступления туда войск 2-го Белорусского фронта. Но нет худа без добра. Удалось организовать из Берлина в Пенемюнде специальный рейс нашего «Бостона» В-25, и моим попутчиком был Вениамин Смирнов, с которым в Берлине мы работали в тесном взаимодействии.

Ну какие же в самом деле интересные коллизии вдруг вытворяет история! Советские специалисты в офицерских чинах летят из Берлина 1945 года, где только 20 дней назад подписан акт о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии, летят на американском бомбардировщике, который ведет летчик, испытывавший первый советский ракетный самолет БИ-1.

Тогда я еще не осознавал, что лечу на то географическое место на берегу Балтийского моря, которому в истории суждено быть стартовой площадкой для начала великой ракетной гонки XX века. В эту гонку будут втянуты десятки народов всех континентов, и к концу века почти все армии мира в том или ином виде обзаведутся ракетным оружием.

Теперь никого не удивляют корреспонденции с фронтов малых локальных войн о том, что идет «война ракет». Даже в многочисленных межнациональных стычках дело доходит до обстрела ракетами! Думаю, не ошибусь, предсказывая, что управляемые ракеты в начале XXI века будут так же доступны, как автоматы Калашникова.

Но в те дни мы еще не представляли себе перспектив такого исторического поворота в технике вооружения и нас тянуло в Пенемюнде чисто познавательное профессиональное инженерное любопытство и чувство долга перед своей страной. Я был уже подготовлен к тому, что могу увидеть, рассказами побывавших там Исаева и Палло, которые только неделю назад прилетели из Пенемюнде в Берлин и подробно делились впечатлениями. Но когда самолет по нашей просьбе пролетел над всей территорией острова, я был восхищен всем увиденным настолько, что теперь, спустя почти полвека, в памяти все еще возникают обширные пляжи, белые барашки набегающего прибоя, лесистые холмы. Не хотелось отрывать глаз от видов этого чудесного природного заповедника. Ландшафт уж очень резко контрастировал с привычными за последний месяц развалинами Берлина. Но вот среди сосен просвечивают контуры зданий, потом огромные железные конструкции поставленных «на попа» мостов, еще какие-то с высоты непонятные, но явно производственные сооружения. На все наложена чуть прикрытая тенями сосен сетка дорог, которые все соединяют. Справа вдаль уходят леса и блики озер, слева – серое море. Пролетели служебную территорию острова, и снова из хвойной зелени проглядывают привлекательные бело-кремовые, розовые и всякие прочие многоцветные виллы и отели. Одним словом, курорт.

С воздуха мы не увидели следов жестоких бомбардировок, о которых нам сообщали англичане. Аэродром для приема «Бостона» оказался вполне пригодным. Он рассчитан на посадку скоростных бомбардировщиков. Нас уже ждали и повезли сразу в «Швабес-отель».

У каждого, кто делился рассказами, первое впечатление от знакомства с окрестностями Пенемюнде – это отнюдь не сооружения ракетной техники, а красота природы балтийского побережья. Здесь жила и отдыхала элита немецких ракетчиков. Теперь в лучшем из отелей – «Швабес-отеле» – разместился штаб по исследованию Пенемюнде, возглавляемый генерал-майором Андреем Илларионовичем Соколовым. Генерал Соколов во время войны был заместителем командующего гвардейскими минометными частями, и, пока в Москве искали желающих взять покровительство над немецкой ракетной техникой, Главное артиллерийское управление поручило ему изучение и охрану Пенемюнде. Надо отдать ему должное: он хорошо организовал эту работу.

Немецких компетентных специалистов на острове Узедом практически не осталось. Группа генерала Соколова собрала несколько малосведущих специалистов из местных жителей. С их помощью и домыслами советских инженеров составлялось описание того, чем было Пенемюнде до прихода нашей армии. Именно было, а не есть. Союзная авиация повредила почти все здания и лаборатории. Но разрушенных до основания не было. Огневые стенды по размерам превосходили все, что мы могли себе представить.

У стендов были построены хорошо сохранившиеся бункеры, откуда велось управление и наблюдение за испытаниями двигателей и ракет. Все сооружения, занимавшие в общей сложности несколько десятков гектаров, были соединены отличными дорогами. В кабельных каналах проложены десятки километров силовых, измерительных и сигнальных кабелей, которые немцы не успели демонтировать.

Все оборудование до последнего прибора и даже станки на большом заводе, здание которого почти не пострадало, было демонтировано, вывезено, а то, что не успели эвакуировать перед появлением войск маршала Рокоссовского, зондеркомандами СС приведено в негодность.

Генералу Соколову удалось в значительной мере восстановить старые порядки в жилой зоне курорта «Цинновиц». Я был к этому уже подготовлен Арвидом Палло, который предупредил меня еще в Берлине, что в Пенемюнде порядки хорошего великосветского довоенного курорта. Как будто никакой войны с ее ужасами и не было.

В ресторане «Швабес-отеля» для всего офицерского состава сервировался общий стол, накрытый белоснежной скатертью, и у каждого места – многочисленные приборы, в количестве, явно превышающем разнообразие блюд. Фирменные тарелки с очень скромной закуской ставились ловкими официантами так, чтобы марка отеля была расположена у вас перед глазами нужным образом.

Никто из офицеров не смел сесть за общий стол, пока не входил генерал. Далее начинался церемониал, знакомый нам только по кинофильмам. Вереница официантов в черных костюмах и белых сорочках с «бабочками» во главе с метрдотелем торжественно шествовала вокруг стола, начиная с генерала, и далее двигалась по чинам. При этом первый официант наливал суп, второй клал картофелину, третий обсыпал все зеленью, четвертый кропил острой подливкой и, наконец, пятый капал в один из многочисленных бокалов граммов тридцать спирта. Спирт самостоятельно разводили водой по вкусу. В какой-то мере весь этот спектакль возрождал порядки, имевшие место в «Швабес-отеле» при посещении Пенемюнде именитыми гостями. По словам метрдотеля, здесь бывали почти все первые лица фашистского рейха, кроме самого Гитлера. «Но, конечно,– добавлял метрдотель,– я тогда к столу подавал отличные вина. Когда Дорнбергер и фон Браун эвакуировали Пенемюнде, они все запасы продуктов и вин забрали с собой».

Мы были представлены генералу в обеденном зале и с честью выдержали все положенные в «высшем обществе» правила этикета, несмотря на провокационные улыбки и реплики старожилов.

О Пенемюнде следует писать в историческом аспекте. Поэтому я выделил только основные результаты работ в Пенемюнде. При этом я пользовался «источниками», которые мы нашли в Германии, и информацией из вышедших позднее воспоминаний непосредственных участников работ в Пенемюнде.

Осмотр Пенемюнде в мае-июне 1945 года показал, что фактический размах работ по ракетной технике в Германии намного превосходил представления, которые у нас были. Для нас, советских специалистов, необходимо было разобраться во всем объеме работ в Германии в области ракетной техники. Но не менее важно было получить сведения об истории разработок и методах, которыми пользовались немецкие ученые и инженеры при решении столь трудных задач, как создание баллистических управляемых ракет дальнего действия.

Ни мы, ни американцы, ни англичане до 1945 года не умели создавать жидкостные ракетные двигатели тягой более 1,5 т. Да и те, что были созданы, обладали малой надежностью, в серию не пошли и никакого нового вида оружия с их применением так и не было создано.

А к этому времени немцы успешно разработали и освоили ЖРД тягой до 27 т, в восемнадцать с лишним раз больше! И к тому же производили эти двигатели в промышленных масштабах.

А система автоматического управления! Одно дело показать, что принципиально, теоретически для данного уровня техники можно управлять полетом ракеты и соответственно режимом двигателя в полете на дальность 300 км, а совсем другое дело практически осуществить эту задачу, доведя всю систему до уровня, пригодного для принятия на вооружение!

В результате второй мировой войны появились по крайней мере три новых научно-технических достижения, которые во многом революционизировали прежние представления о стратегии и тактике будущих возможных войн, – это автоматически управляемые ракеты, радиолокация и ядерные средства.

Первые два не требовали открытия каких-либо новых законов физики.

Другое дело атомная, или точнее, ядерная техника. Ее появление обусловлено открытием новых закономерностей в природе и новыми научными методами, связанными с проникновением в микромир, в природу первооснов материи.

Три новых силы, подобно джиннам, были выпущены из лабораторий в годы второй мировой войны. В историческом плане парадоксальной, а в определенных восприятиях шокирующей представляется та очевидная и безусловно объективная истина, что военная техника оказывается сильнейшим стимулятором развития производительных сил общества и прогресса цивилизации в целом. Давно очевидна и та истина, что современная космонавтика в своей первооснове является продуктом научно-технического творчества военно-промышленных комплексов Советского Союза и США.

Какова же роль немецких ученых и военно-промышленного комплекса Германии времен второй мировой войны в развитии космонавтики?

Значительную долю сведений для ответа на этот вопрос мы получили уже в первые послевоенные месяцы работы в Германии. Это касалось главным образом радиолокационной и приборной техники.

Ракетная техника Германии в историческом аспекте нами исследовалась позднее. Источниками информации были осматриваемые нами объекты, изучение на месте образцов ракетной техники, рассказы немецких специалистов и исторические справки-отчеты, которые составлялись им по нашему заданию.

История немецкой техники – это не только Пенемюнде. Практические работы по реализации идей пионеров теории межпланетных сообщений начались с создания примитивных ракетных двигателей еще в 1929 году. Переход от кустарных исследований энтузиастов одиночек к широкомасштабной деятельности по созданию ракетных летательных аппаратов начался после того, как военные ведомства оценили перспективность ракетного оружия.

Согласно Версальскому договору, Германии были запрещены разработки и производство новых видов авиационной, артиллерийской и другой техники вооружения, известной во время первой мировой войны как наступательные средства. В перечень запретов не вписывалось ракетное оружие. Авторы Версальского договора и не думали о возможности использования ракет как оружия нападения.

Это обстоятельство привело весьма инициативного сотрудника военного министерства капитана артиллерии Дорнбергера к идее использования ракет с жидкостными двигателями для военных целей. Дорнбергер привлек к практическим исследованиям Вернера фон Брауна, который в 1929 году девятнадцатилетним студентом написал работу «Теория дальних ракет».

В 1933 году с приходом к власти Гитлера были отброшены все ограничения, накладываемые на вооружение Германии Версальским договором. Национал-социалисты поощряли активную деятельность промышленности по восстановлению немецкой военной мощи.

Уже в 1935 году фон Браун предложил Управлению вооружений проект жидкостной ракеты, позволяющей достичь дальности стрельбы в 50 км. Для этой разработки была задумана экспериментальная ракета под индексом А-3. Стартовая площадка для ракеты была оборудована на небольшом острове в Балтийском море Грейфсваль-дер-Ойе. Все четыре летные испытания А-3 оказались неудачными из-за отказов в системе управления. Однако впервые была решена принципиально новая задача: вертикальный старт свободно стоящей на стартовом столе ракеты.

Имевшие хорошие связи в Управлении вооружений Дорнбергер и фон Браун не преминули воспользоваться весьма благоприятной обстановкой для реализации предложений по разработке новых военных изобретений. Они поняли, что экспериментальная база в Куммерсдорфе не пригодна для работ того масштаба, который ими задуман, и начали поиски нового места для строительства большого научно-исследовательского центра, совмещенного с испытательным полигоном.

Дорнбергер и фон Браун добились начала проектирования исследовательского центра на выбранном ими острове Узедом на Балтийском побережье рядом с курортом Цинновиц у рыбачьей деревушки Пенемюнде. Военное министерство согласилось щедро финансировать создание такого центра при условии, что будет разрабатываться ракета дальнего действия, несущая большой заряд взрывчатки.

Бурное строительство центра началось в 1936 году. В 1937 году в Пенемюнде в Исследовательский центр сухопутных войск переселились первые 90 сотрудников. Разработки, исследования и испытания шли параллельно со строительством, которое в основном было закончено всего за три года. Фирму, осуществлявшую основные строительные работы в Пенемюнде, возглавлял будущий президент ФРГ Генрих Любке. В 1945 году мы убедились, что к качеству построенного нельзя предъявить претензий даже после бомбардировок.

В Европе шла подготовка к войне, но ни одна из разведок союзных стран, в том числе и английская, не представляла себе целей и масштабов работ в Пенемюндском центре.

В 1937 году фон Браун предложил Управлению вооружений вместо ранее обещанной ракеты на дальность 50 км ракету на дальность более 200 км. Этот проект и был обозначен как «аппарат А-4».

В 1940 году впервые начались огневые испытания камеры сгорания 25-тонного ракетного двигателя, предназначенного для А-4. Здесь впервые была применена турбонасосная подача в камеру сгорания спирта и жидкого кислорода вместо вытеснительной системы сжатого азота, использовавшейся на первых двигателях в Куммерсдорфе под Берлином.

С началом второй мировой войны фронт исследований и конструкторской деятельности в Пенемюнде быстро расширялся. Создавались новые службы, и требовалось привлечение большого количества новых специалистов. Они направлялись в Пенемюнде в порядке мобилизации. Многие отзывались из армии. Кроме того, были вовлечены в исследовательскую деятельность и работали по заданиям Пенемюнде высшие школы Дармштадта, Берлина, Дрездена, Ганновера, а позднее Вены и Праги.

В период с 1937 по 1940 год в собственно строительство центра Пенемюнде было вложено свыше 550 миллионов марок. Сумма по тем временам огромная.

Оснащение центра новейшей измерительной аппаратурой и специальным испытательным оборудованием осуществлялось всеми ведущими электро – и радиотехническими фирмами Германии. Здесь необходимо, при всем нашем антифашистском настрое, отдать должное энергии и уверенности, с какой действовали руководители работ и, в первую очередь, Дорнбергер и фон Браун.

Собственно, дело не только в энтузиазме и организаторских способностях руководителей Пенемюнде. Они отлично понимали, что энтузиазма и гениальных способностей ученых-одиночек далеко не достаточно. Требовалось ясное представление о предстоящих масштабах всех работ для достижения поставленных целей и смелость в создании сильнейшей государственной научно-технической, производственной и военно-испытательной инфраструктуры. Все это было задумано до, а уточнялось и реализовывалось уже во время войны в условиях тоталитарного гитлеровского режима, который не жалел средств на создание предполагаемого секретного оружия массового уничтожения: отчитываться перед парламентариями не требовалось. Это в значительной мере способствовало успехам в столь новом деле.

В 1943 году численность основного персонала Пенемюнде составляла свыше 15 000 человек. Новые стенды позволяли вести огневые испытания двигателей на тягу от 100 кг до 100 т.

Пенемюндовские аэродинамики гордились самой крупной в Европе аэродинамической трубой, созданной всего за полтора года, крупнейшим заводом для получения жидкого кислорода, просторными и отлично оснащенными конструкторскими залами.

С самого начала строительства на острове Узедом были предусмотрены стартовые позиции для ракет, бункеры для управления пуском. Соответствующим образом была оборудована средствами контроля и наблюдения за ракетой вся трасса возможных пусков в направлении северо-северо-восток.

В 1940– 1941 годы в военных программах создания новых видов вооружения очень острой была проблема приоритетов. Наибольшим приоритетом в Германии пользовалась программа «Люфтваффе» «Ю-88» -организация массового производства среднего бомбардировщика, необходимого для фронтовых операций, для бомбардировки городов и стратегически важных целей противника. Руководство «Люфтваффе» очень хорошо понимало, что организация крупносерийного произодства А-4 может помешать выполнению многочисленных заказов в промышленности для программы «Ю-88». «Люфтваффе» имели несомненно веские претензии на высший приоритет, ибо новые бомбардировщики направлялись непосредственно на фронт в действующие авиачасти.

Ракеты А-4 предназначались для нападения на Англию, а слабым местом немецких ВВС были именно бомбардировщики. Естественно, что борьба за степень приоритета разгорелась именно между этими двумя программами.

К концу войны программа А-4 была названа программой «возмездия» («Фергельтунг»), а ракета получила обозначение Фау-2 (V-2). Новому секретному оружию был придан высший приоритет среди всех заказов в промышленности и на транспорте. Дорнбергер, фон Браун и поддерживавшее их руководство сухопутных сил оттеснили на второй план программу «Ю-88».

Это существенно снизило боевые возможности немецкой бомбардировочной авиации. В то время, когда англо-американская авиация разрушала один за другим немецкие города, Германия не в силах была нанести ответные удары. Не было достаточного количества скоростных высотных бомбардировщиков нужной дальности. Все надежды теперь для такого удара возлагались на оружие возмездия Фау-2 – аппараты А-4.

Такой поворот в пользу программ Пенемюнде в период, когда Германия стояла уже на грани военной катастрофы на Восточном фронте и проиграла воздушную битву за Англию, можно объяснить только слепой верой Гитлера и его ближайшего окружения в чудодейственную силу нового ракетного оружия как средства массового уничтожения и нового средства противовоздушной обороны.

Это была именно вера, а отнюдь не уверенность. Эта вера не только ускорила поражение Гитлера, но в какой-то мере способствовала устранению страшной угрозы создания до конца войны немцами атомной бомбы. Масштабность работ над программой А-4 и в особенности поглощение ею при массовом производстве многих остродефицитных материалов косвенно помешали немцам создать атомную бомбу.

Знаменитый немецкий физик, лауреат Нобелевской премии Гейзенберг после войны вспоминал: «… в сентябре 1941 года мы увидели открывшийся перед нами путь, он вел нас к атомной бомбе».

Американский исследователь и журналист Д. Ирвинг в своей книге «Вирусный корпус» пишет «… в июне 1940 года, когда во Франции смолкла битва и на четыре года воцарилась оккупация, позиции Германии в ядерной гонке были весьма внушительными и даже устрашающими: у нее не было больших запасов тяжелой воды, но зато она захватила единственный в мире завод тяжелой воды, она стала обладательницей тысяч тонн весьма чистых урановых соединений, установила контроль над почти построенным циклотроном, она располагала еще не обескровленными тотальной войной кадрами физиков, химиков, инженеров, а ее химическая промышленность была самой мощной в мире».

Если бы немцы успели создать атомную бомбу раньше американцев и вооружить двумя-тремя бомбами две-три ракеты А-4 из числа многих сотен, пущенных по Англии, мир сегодня мог выглядеть совсем по-другому.

Удивительно, что основными причинами медленного разворачивания работ в гитлеровской Германии по атомному проекту были вовсе не технические препятствия, а помехи, которые создавали ученым сами власти, их высокомерно-снисходительное отношение к науке, которая не умела рекламировать свои цели столь искусно, как это делали инженеры-ракетчики. С самых первых дней войны немецкая экономика была всецело поставлена на удовлетворение непосредственных нужд одного блицкрига за другим. Военные успехи немцев в Европе и в начале войны в Советском Союзе привели к выводам о полном превосходстве их военной техники. А если так, то зачем тратить средства и отвлекать силы на новые трудоемкие разработки и научно-исследовательские работы, направленные на создание еще более совершенного оружия.

Но и это не единственная причина неудачи немецких физиков. Сошлюсь на уже упомянутое очень квалифицированное исследование Д. Ирвинга. «Еще в конце 1940 года немецкие физики не предвидели сколько-нибудь серьезных трудностей на пути военного применения атомной энергии… Забраковав в январе 1941 года графит, немецкие ученые совершили роковую ошибку. Теперь это хорошо известно». Эта ошибка пошла на пользу ракетчикам, ибо графита на оба направления в Германии явно не было. Графитовые рули для управления ракетами использовались и нами, и американцами вплоть до середины 1950-х годов. Теперь-то известно, что газоструйные рули, из какого бы материала они не изготавливались, лучше заменить другими методами управления. Но чтобы перейти к этому методу, потребовалось 10 лет упорного труда специалистов СССР и США.

«Кто знает, как обернулось бы дело,– пишет Д. Ирвинг,– если бы ошибка была своевременно исправлена. Эта ошибка, роковая для судеб немецкого атомного проекта, оказалась счастливой для всего человечества. Она стала главным препятствием и помешала немцам создать критический реактор на графите и уране, то есть реактор такого же типа, как первый в мире действующий реактор, созданный американцами два года спустя…».

Насколько можно судить по имеющимся публикациям, послевоенные американские и наши исследования не оценили в полной мере спасительное для человечества изобретение ракетчиков Пенемюнде – графитовые рули, на которые Германия вынуждена была расходовать свои крайне ограниченные запасы чистого графита.

В августе 1945 года, находясь в Тюрингии, мы услышали по радио о сбросе атомных бомб на Хиросиму, а затем на Нагасаки. Мы попытались прежде всего понять сами, о чем идет речь.

Хотя среди нас – советских офицеров – в то время не было ни одного хоть в какой-то мере причастного к атомным исследованиям специалиста, тем не менее наши познания в физике позволили при коллективном обсуждении предположить, что американцам удалось создать бомбу, в которой используется эффект превращения части массы вещества в энергию в соответствии со знаменитой формулой Эйнштейна Е = mc. Мы тут же начали расспрашивать Гельмута Греттрупа, что было известно в Пенемюнде о работах в Германии по созданию атомной бомбы. В какой мере немецкие руководители программой ракет дальнего действия, в частности Дорнбергер, фон Браун или их ближайшие сотрудники, были знакомы с возможностями создания атомной бомбы?

Длительные разговоры с Греттрупом позволили нам понять, что работы над каким-то сверхмощным взрывчатым веществом в Германии велись.

Имена Гейзенберга и фон Арденне, которые я называл как возможных ученых в области работ над атомной бомбой, Греттрупу были хорошо знакомы. Более того, он сказал, что летом 1943 года в Пенемюнде под большим секретом руководители говорили о каком-то новом мощном взрывчатом веществе. Для пенемюндовцев это было очень важно. Они-то отлично понимали, что обычный тротил, которым начинялись боевые головные части ракет А-4 в количестве 700-800 кг, не дает большего эффекта, чем обычная авиационная бомба в 1000 кг.

Таких бомб англо-американская авиация уже сбросила на немецкие города несчетное количество, тем не менее Германия продолжала воевать и даже наращивала темпы создания новых видов оружия. Греттруп вспомнил, что, услышав о новом взрывчатом веществе, фон Браун направился в Берлин для обсуждения с военным командованием сухопутных сил возможных перспектив повышения мощности боевой части ракет.

С кем встречался фон Браун в Берлине, он по возвращении не рассказал, но Греттруп улыбаясь, вспоминал, что им было приятно услышать от своего шефа, что хотя физики-теоретики работают над очень интересной проблемой, но они не имеют никакого инженерного опыта и в отличие от ракетчиков не представляют себе, как нужно организовать дело, чтобы от голой теории перейти к «живым» агрегатам.

Кроме того, и это было прямо сказано Греттрупом, немецкая физика и наука в целом была сильно ослаблена уже начиная с 1937 года. От работы в университетах было отстранено более 40 % профессоров за нелояльность по отношению к режиму или неарийское происхождение. В этом отношении немецкой науке не повезло – травля ученых дорого обошлась Германии. Но все, что относилось к проблемам ракетной техники, почти не пострадало, ибо, как это ни удивительно, за все время работы в Пенемюнде, кроме одного инцидента с гестапо, Греттрупу припомнить гонения на специалистов не удалось.

Отношение военных и политических руководителей Германии к атомному проекту резко контрастировало с их вниманием к работам в Пенемюнде. И это несмотря на то, что в июне 1942 года на совещании у Альберта Шпеера – одного из высших руководителей рейха, который во многом определял экономику Германии, Гейзенберг без обиняков заговорил о военном использовании атомной энергии и объяснил, каким образом можно изготовить атомную бомбу. По-видимому, авторитет всемирно известного физика Гейзенберга для военных руководителей был недостаточен, чтобы атомным проектам дать приоритет, подобный тому, что получили управляемые ракеты и самолеты-снаряды.

На фельдмаршала Мильха, который отвечал за технику вооружения авиации, доклад Гейзенберга не произвел должного впечатления, и он вскоре одобрил решение о начале серийного производства нового «оружия возмездия» самолетов-снарядов Фау-1 и не поддержал нужным образом Гейзенберга. Тут проявился общепризнанный «генеральский синдром „по отношению к новой непонятной науке. Фау-1 -детище авиации, Фау-2 -оружие сухопутных войск. Это наглядно, доходчиво и понятно: можно посмотреть и «пощупать“. А превращение массы в энергию – это абстракция. Лучше подождать!

Но и в работах, проводившихся в Пенемюнде с широчайшим размахом, одна за другой возникали серьезнейшие технические проблемы.

В конце 1941 года впервые были проведены стендовые огневые комплексные испытания ракеты А-4. При этих испытаниях из-за невнимательности персонала произошел взрыв, ракета и стенд были разрушены.

Только в 1942 году начались первые экспериментальные пуски. Первый квалифицируемый как удачный пуск состоялся 3 октября 1942 года. Это была четвертая по порядку постройки ракета А-4. Она пролетела 192 км и достигла высоты 90 км. Сам Оберт, находившийся тогда в Пенемюнде, поздравил фон Брауна и других разработчиков ракеты. Двигатель и система управления впервые проработали сравнительно нормально.

По случаю долгожданной удачи в уже упоминавшемся «Швабес-отеле» был дан банкет. А у стартовой площадки был водружен большой валун с надписью: «3 октября 1942 года этот камень упал с моего сердца. Вернер фон Браун». (Такой рассказ мы слышали, но, посещая Пенемюнде, на камень никто из нас не обратил внимания.)

Однако далее следовали серии неудач. Тут были и взрывы при запуске, взрывы уже в воздухе, отказы рулевых машин, отказы гироскопических приборов, клапанов в магистралях топлива и окислителя, выходило из строя бортовое электропитание.

В конце 1941 года военное министерство начало усиленно интересоваться проблемами крупносерийного производства А-4. При этом предлагалось большое число исключающих друг друга вариантов, большинство из которых отвергались еще на бумаге. Однако в эту работу было втянуто такое большое количество специалистов, что отработка А-4 сильно замедлилась.

Тем не менее в 1943 году число экспериментальных пусков уже достигло 20. При этих пусках были выявлены и устранены основные недостатки двигателя, системы подачи и автоматики. Началась серьезная работа над достижением необходимой точности стрельбы.

В начале 1943 года обнаружилось сильное отставание в разработке наземного оборудования и наземных служб, контролирующих и обеспечивающих летные испытания. Одновременно с основным составом испытателей и разработчиков Пенемюнде опытные пуски начали войсковые части, которые должны были не только освоить это новое оружие, но и отработать методы прицеливания для обеспечения точности стрельбы. Для обеспечения исследований по баллистике и точности стрельбы потребовалась разработка специальной бортовой и наземной радиоаппаратуры. Кроме того, было усилено оснащение трассы полета оптическими средствами контроля траектории. В результате пусков выявлялось много недостатков в электрических схемах и конструкции аппаратуры системы управления. Удачные пуски на номинальную дальность до 287 км чередовались со взрывами, пожарами в хвостовой части и снова отказами системы управления.

Ракета была крайне ненадежной, недоведенной и требовала существенных улучшений. Но политическое и военное руководство рейха, по мере ухудшения общего положения на фронтах, со свойственным Гитлеру авантюризмом все больше связывало свои надежды с появлением нового оружия – ракет.

После Сталинградской битвы, поражения на Курской дуге обстановка на Восточном фронте складывалась таким образом, что использование такой ракеты, как А-4, в условиях нестабильности линии фронта не могло бы остановить наступление Красной Армии. Другое дело – Англия. При отсутствии второго фронта можно было рассчитывать на использование побережья Северного моря или Ла-Манша для создания стационарных стартовых позиций с целью обстрела Англии. Теплилась надежда, что англичане, сосредоточив внимание на своей собственной территории, не осмелятся на участие в десантных операциях, а американцы одни ничего не предпримут. Фюрер дал совершенно фантастическое указание – начать операцию против Англии с запуска тысячи самолетов-снарядов и ракет в день. Затем следовало постепенно увеличить число запусков до пяти тысяч в день!

В мае 1943 года должен был быть решен вопрос о приоритете: самолет-снаряд Фау-1 или ракета А-4 – Фау-2. К этому времени было проведено уже более 25 запусков А-4, последние из которых оказались успешными. По точности попадания и дальности самолет-снаряд и ракета А-4 были примерно одинаковыми – это было оружие для стрельбы по целям площадью с большой город. В этом отношении Лондон был целью, по которой трудно промахнуться. Но английские средства ПВО научились очень эффективно бороться с медленными и низко летящими самолетами-снарядами Фау-1 (по сегодняшней терминологии это – крылатые ракеты). Их сбивала зенитная артиллерия, истребители ПВО, они натыкались на аэростаты заграждения. Новые английские радиолокационные средства позволяли обнаруживать Фау-1 задолго до подлета их к Лондону. Руководители вермахта понимали, что, запуская ежемесячно около тысячи Фау-1 с 800-килограммовым зарядом, из которых до цели доходило едва ли 40 %, вряд ли можно было сломить Англию. Всего по Англии было выпущено около 12 000 Фау-1.

Другое дело Фау-2. Против этой ракеты были бессильны все средства английских ПВО. Скорость и высота полета исключали даже мысль о каком-либо предупреждении и объявлении воздушной тревоги.

Требовалось организовать крупносерийное производство А-4. В начале создания Пенемюнде предполагалось, что производство ракет А-4, во всяком случае их окончательная сборка и испытания будут осуществляться здесь же, на острове. Для этого было построено довольно мощное производственное здание, богато оснащенное различным технологическим оборудованием. Однако вскоре стало ясно, что крупносерийное производство требует совершенно других масштабов и поточной технологии, которую невозможно осуществить в Пенемюнде. Поэтому построенный завод был переименован в опытный «Ферзухверк» (FW). На нем в общей сложности было собрано около 100 ракет.

В июле 1943 года Гитлер лично принял руководителей Пенемюнде и объявил ракетную программу первоочередной для всего вермахта и всей промышленности. Такая задача требовала разработки технологии и организации массового производства ракет. Началось строительство в Тюрингии близ Нордхаузена огромного подземного завода с проектной мощностью выпуска до тридцати ракет А-4 в сутки. Этот завод, именовавшийся «Миттельверк», к середине 1944 года выпускал уже до шестисот А-4 в месяц.

Строительство и производство ракет А-4 на Миттельверке под Нордхаузеном, пожалуй, одна из самых мрачных и трагических страниц в истории немецкой ракетной техники. Для строительства и производства под руководством немецких специалистов и гестаповских надсмотрщиков использовались иностранные рабочие, военнопленные, заключенные концлагерей.

Все они до начала работы под землей свозились в концлагерь «Дора» созданный специально для этой цели, непосредственно у живописной с виду лесистой горы. Внутри этой горы был установлен жесточайший режим: за малейшее нарушение порядка и дисциплины на заводе – смерть. Труба крематория лагеря «Дора» дымилась круглосуточно. Рабочие лагеря умирали от побоев, пыток, болезней, истощения и казней при малейшем подозрении в саботаже. Ни один из заключенных лагеря «Дора» не должен был выйти живым за пределы зоны, где производилось сверхсекретное оружие возмездия. Тем не менее в лагере работал подпольный центр антифашистского Сопротивления.

Для работы на Миттельверке в порядке трудовой повинности концернами АЭГ, «Сименс», «Рейнметалл-Борзиг», «Динамит-АГ», «Крупп» и «Тиссен-Хиттон» были направлены 9 тысяч квалифицированных немецких рабочих. Гестапо направило из разных концлагерей более 30 тысяч заключенных.

Подпольный лагерный комитет, в который входили русские, чехи, французы и немецкие коммунисты, организовал на заводе саботаж под лозунгом «чем медленнее работаешь, тем ближе к миру!» Заключенные находили способы приведения в негодность наиболее тонких агрегатов ракет.

Гестапо удалось напасть на след подпольного антифашистского комитета, которым руководил немецкий коммунист Альберт Кунц. Среди арестованных и брошенных в застенки гестапо для допросов были французские офицеры, польские партизаны, чешские ученые, немецкие коммунисты, советские военнопленные. Для нас имена этих героев ракетного подполья остаются неизвестными. Но, несмотря на массовые казни, саботаж продолжался. Были антифашисты и среди немецких рабочих подземного завода. Одному из них, квалифицированному слесарю Йозефу Цилинскому, работавшему в Пенемюнде, а затем направленному в Миттельверк, удалось установить контакт с советскими военнопленными. Он был схвачен гестапо и брошен в карцер казармы Нордхаузен. Его ожидала виселица, но во время налета англо-американской авиации казарма была разбомблена. Ему удалось бежать и скрываться до конца войны. От таких, как он, чудом уцелевших людей удалось узнать много подробностей о страшном подземном ракетном производстве.

В октябре 1992 года мне удалось побывать в мемориальном музее, созданном на территории лагеря «Дора». Молодые люди, работающие в этом музее, собрали очень интересный материал об истории лагеря, строительстве Миттельверка и героях Сопротивления. Они заняты поисками имен героев саботажа на Миттельверке и жертв лагеря «Дора».

Первые же встречи в Нордхаузене и затем в Бляйхероде с немецкими специалистами дали возможность узнать основные характеристики серийной ракеты А-4, выпускавшейся на подземном заводе и поступавшей оттуда прямо в войсковые части:

–Стартовый вес 12,9 – 13 т

–Максимальная тяга двигателя

–у земли 26 т

–на большой высоте 30 т

–Общая длина 13,9 м

–Диаметр 1,6м

–Масса боевой части 900 – 1000 кг

–Максимальная дальность полета 250 – 300 км

–Масса топлива (80 %-ный этиловый спирт) 3,6 т

–Масса окислителя (жидкий кислород) 5 т

–Время работы двигателя 64 – 65 с

–Максимальная скорость 1500 м/с

–Максимальная высота над землей 95 км

–Скорость при встрече с целью 800 м/с

Стоимость А-4, несмотря на применение бесплатного труда заключенных, составляла свыше 300 000 рейхсмарок! За штуку! Не считая стоимости наземного оборудования, содержания войсковых частей, топлива и окислителя!

В сентябре 1944 года начался обстрел ракетами А-4 Лондона. Налеты Фау-2 вызывали у англичан большой страх. Ракеты приближались без всякого предостерегающего шума и действовали, как гром среди ясного неба. Подлетающий снаряд с его огненным острием можно было заметить лишь случайно за несколько секунд до разрыва.

Сразу же после боевого применения Фау-2 англичане повели разведку и затем организовали воздушные налеты на стартовые позиции ракет, которые трудно было замаскировать. Другой борьбы со снарядами Фау-2 не существовало. Старты ракет оказались наиболее уязвимым звеном ракетного комплекса.

В 1970– х годах идея использования подвижных железнодорожных стартов усиленно разрабатывалась в США для ракет «Миджитмен», а до этого -«Минитмен». В СССР также разрабатывались варианты стартов межконтинентальных ракет с использованием подвижного состава железных дорог. Но немцами подвижные железнодорожные старты как средство защиты от воздушных налетов разрабатывались еще в 1944 году в Пенемюнде.

Ракета А-4 должна была стартовать из простого по конструкции реечного устройства, смонтированного на железнодорожной платформе. В состав подвижного старта включались цистерны со спиртом и жидким кислородом, а также все необходимое для предпусковой проверки и пуска оборудования. Однако довести подвижные старты до возможности боевого использования немцы не успели.

Все пуски производились со стационарных позиций, со стартовых «столов», на которые ракеты подвозились и затем устанавливались так называемым «Майлервагеном».

Для боевого применения А-4 был создан фронтовой артиллерийский дивизион «485». По данным ответственного за все пункты управления Фау-оружием генерал-лейтенанта войск СС доктора-инженера Каммлера, который командовал «артиллерийским корпусом», в течение сентября 1944 года в день удавалось пустить до 15 ракет. По мере освоения техники эксплуатации ракет удалось сократить цикл предстартовой подготовки. 30 октября стартовало 29 ракет, и только 26 ноября и 26 декабря число пусков поднималось до рекордной цифры – 33 пуска в день!

По данным, которые, очевидно, близки к достоверным, с 5 сентября по 31 декабря 1944 года всего была пущена 1561 ракета А-4. Из них по Лондону – 447, по базам дислокации и сосредоточения войск союзников, открывших столь долгожданный второй фронт,– 43 (по Нарвиху и Ипсвиху в Голландии).

С начала 1945 года бомбардировки с воздуха и наступление англоамериканских войск лишают немцев наиболее выгодных позиций для обстрела Лондона. Большинство ракет направляются на цели континентальной Европы. 924 ракеты были пущены по базам снабжения в районе Антверпена, 27 – на Лиеттих, 24 – на Лилль, 19 – на Париж и в долину Мааса и 2 – на Диест.

В различных мемуарных источниках, подводящих итоги второй мировой войны, нельзя обнаружить упоминания о сколько-нибудь существенных потерях союзников в результате ракетного обстрела. Ракеты, имевшие ошибку по цели в десятки километров, оказывали гораздо большее моральное воздействие на мирное население, чем приносили реальный ущерб экономике или вооруженным силам.

По различным источникам, 2000 ракет, выпущенных за семь месяцев по Лондону, привели к гибели свыше 2700 человек. Достоверных данных о жертвах А-4 в других местах, подвергавшихся обстрелу, нет. Но если судить по средней лондонской статистике убитых на один пуск, то следует принять общую цифру погибших от ракет А-4 около 7,5 тысяч человек.

К этим первым жертвам боевых операций ракетной техники следует добавить всех сожженных в крематории лагеря Дора и уничтоженных при строительстве Пенемюнде и ракетного полигона в Польше, погибших в застенках и казненных антифашистов. Их число намного превосходит число погибших непосредственно от взрывов А-4 как оружия.

Таковы трагические страницы истории первой принятой на вооружение баллистической управляемой ракеты дальнего действия.

Ну, а что же делали в эти годы разведки союзников и наша?

Нашей разведке, дважды разгромленной сначала при Ежове, затем при Берии, еще можно простить полное неведение о размахе работ в Германии по ракетному вооружению. Но знаменитые западные разведки тоже проглядели тайну, о которой в Германии знали уже десятки тысяч гражданских и военных специалистов. Заказы Пенемюнде и Миттельверка выполнялись многими десятками фирм, разбросанными по всей стране.

Экспериментальные пуски ракет в Балтийское море проводились начиная с 1940 года, а на полигоне в Польше – с 1943 года.

Представляется маловероятным, но тем не менее до мая 1943 года ни агентурные донесения, ни сведения от военнопленных, ни авиаразведка и другие виды разведки не приносили достоверной информации об истинных масштабах работ по новому секретному оружию.

Существует правдоподобная легенда, что в мае 1943 года дотошная дешифровщица аэрофотосъемки в Лондоне, офицер британской авиации Констанца Бэбинггон-Смит («Бэбс»), обнаружила на одном из снимков острова Узедом маленький самолет без кабины летчика. Это был самолет-снаряд типа «Физелер-103», позже названный Фау-1. Произведенные после этого повторные аэрофотосъемки выявили вскоре «маленькие сигары» – А-4.

Только тогда британский Генеральный штаб начал анализировать агентурные данные, поступившие из Франции, Польши, Норвегии, Швеции. Из них следовало, что в декабре 1943 года следует ожидать обстрела Англии новым оружием – самолетами-снарядами и какими-то огромными ракетами. Аэрофоторазведкой было выявлено уже 138 возможных стартовых площадок на северном побережье Франции и Голландии. Из Франции англичанам были доставлены фотоснимки стартовых площадок и сведения о специальных воинских частях для обслуживания оружия особого назначения. Эти материалы, обобщенные английской разведкой, только через три с половиной года после получения письма инженера Кумерова заставили англичан действовать.

Скептики, уверявшие, что агентурные данные не более чем ракетная истерия, сдались.

Сопоставление всех данных о пока не познанном ракетном оружии со сведениями о работах немцев по «урановому проекту» вызвало опасения у англичан: нет ли связи между этими двумя работами.

Черчилль был полностью информирован о работах американцев над атомной бомбой. Более того, он содействовал отправке в США английских ученых для работы над этой проблемой с тем, чтобы во что бы то ни стало опередить немцев.

Ну, а что если эти самолеты-снаряды или обнаруженные на снимках «сигары» связаны с немецкими работами над атомной бомбой?

Выяснять далее было опасно. И Черчилль дал согласие на нанесение бомбового удара по Пенемюнде. Была разработана дезориентирующая тактика для английских ВВС. До этого в течение многих недель пилоты англо-американской авиации должны были, возвращаясь после бомбежки Берлина, обязательно пролетать над Узедомом. ПВО острова имела строгий приказ не открывать огня и не поднимать в воздух истребителей, чтобы не привлекать внимание противника к сверхсекретному острову.

Так было до 17 августа 1943 года.

Накануне маршал королевских военно-воздушных сил сэр Артур Траверс Харрис пригласил офицеров, ответственных за предстоящую операцию, и предупредил об особой ответственности экипажей и чрезвычайной важности поражения цели. «Если налет не удастся, он будет повторен в последующие ночи. В этом случае, однако, не удастся избежать больших потерь».

Первые волны бомбардировщиков пролетели над Узедомом поздно вечером 17 августа 1943 года, не сбросив ни одной бомбы. Внизу даже не объявили воздушную тревогу. Внезапно над северной оконечностью острова зажглись осветительные ракеты. Начался первый и сильнейший за всю историю Пенемюнде бомбовый удар. 597 четырехмоторных бомбардировщиков обрушили на запретную зону и ближайший поселок тысячи фугасных и зажигательных бомб. Одна волна бомбардировщиков следовала за другой, устилая «бомбовым ковром» производственные корпуса, стендовые сооружения, лабораторные здания. Было сброшено в общей сложности полтора миллиона килограммов фугасных и зажигательных бомб.

Местная ПВО оказалась бессильна. Срочно вызванные из Берлина ночные истребители все же сбили 47 летающих крепостей – американских В-27.

Пенемюндовцы потеряли убитыми 735 человек и среди них много ведущих специалистов, в том числе главного конструктора двигателей доктора Вальтера Тиля. Узнав о масштабах налета, покончил самоубийством заместитель командующего «Люфтваффе» генерал-полковник Йешоннек, непосредственно отвечавший за систему ПВО этого района.

Но Дорнбергер и фон Браун не опустили рук. Они заверили прилетевшего в Пенемюнде начальника гиммлеровской службы безопасности обергруппенфюрера СС Эрнста Кальтенбруннера, что оставшиеся в живых пенемюндовцы смогут преодолеть последствия катастрофы.

Работы замедлились, но не прекратились. Воздушная война против Пенемюнде еще раз подтвердила, что остановить обычными авиационными бомбардировками, даже столь мощными, экспериментальные работы на открытом пространстве полностью нельзя.

Пример стойкости Пенемюнде являлся еще одним доказательством несостоятельности пресловутой доктрины Дуэ, рассчитанной на применение обычных средств воздушного нападения.

В связи с бомбардировками Пенемюнде вермахт в августе 1943 года принял решение создать резервный исследовательский полигон в Польше для продолжения отработки еще не доведенной до боевой надежности А-4.

Одновременно ставилась задача усиленной подготовки войсковых соединений для обслуживания боевых позиций. Для этой цели Гиммлер предложил артиллерийский эсэсовский полигон «Хайделагер», расположенный в районе Дебице в междуречье Вислы, Вислока и Сана. Директрисса стрельбы проходила из местечка Близка на северо-северо-восток в излучине берега Буга в район Сидльце-Сарнаки восточнее Варшавы. Полигон и все его сооружения были тщательно замаскированы. Заключенные концлагеря Пусткув (примерно 2000 человек), использованные на строительстве, впоследствии были полностью уничтожены.

В деревнях Близка и Пусткув расположилась 444-я испытательная батарея – «Артиллерийский полигон Близка». Первый экспериментальный пуск в Близне в полевых условиях испытательная батарея 444 произвела 5 ноября 1943 года, а первое боевое использование А-4 началось только через год.

При стрельбах на польской территории неудачи шли одна за другой. Некоторые ракеты не взлетали: сразу после зажигания «сбрасывала» схема, некоторые взлетали и сразу падали «на хвост», разрушая свою стартовую позицию, другие взрывались на высоте всего нескольких километров из-за пожаров в хвостовой части, падали из-за отказов системы управления, разрушались в воздухе из-за аэродинамического нагревания бака окислителя и т.д. Только 10-12 % стартовавших ракет достигали цели. Серийное производство на Миттельверке уже шло полным ходом, а специалисты Пенемюнде делали отчаянные попытки выяснить путем новых и новых серий испытательных пусков и непрерывных доработок причины разрушений в воздухе.

Теперь подобный метод нам представляется анахронизмом, ибо, как правило, ставится задача обеспечить удачный пуск новой ракеты с первой же попытки. В то время для накопления опыта еще не было других средств. Мы частично прошли такой трудный путь в Капустином Яре в 1947-1948 годах.

Сказывалось и отсутствие многоканальных систем телеметрии. Первая радиотелеметрическая система «Мессина 1» имела всего шесть каналов. Но и ее использование по причине радиомаскировки на польском полигоне было ограничено.

Накатывался вал наступления Красной Армии, и 30 августа 1944 года в районе деревни Близна состоялся последний, восьмидесятый, испытательный пуск. Испытательная батарея из Близны была передислоцирована в район южнее Люттиха и оттуда произвела первый боевой выстрел. Он был направлен на Париж. Тремя днями позже начался регулярный обстрел Лондона дальними баллистическими ракетами.

Благодаря действиям польских партизан и подпольщиков английская секретная служба получила очень ценную информацию об испытательном полигоне в Польше. Им даже удалось прислать самолет за извлеченными партизанами деталями ракет с мест их падения. Кроме того, англичане получили остатки ракеты, упавшей на Швецию.

Более медлить было нельзя, и Черчилль обратился за помощью непосредственно к Сталину.

Личное и строго секретное послание

от г– на Черчилля маршалу Сталину

1. Имеются достоверные сведения о том, что в течение значительного времени немцы проводили испытания летающих ракет с экспериментальной станции в Дебице в Польше. Согласно нашей информации этот снаряд имеет заряд взрывчатого вещества весом около двенадцати тысяч фунтов, и действенность наших контрмер в значительной степени зависит от того, как много мы сможем узнать об этом оружии, прежде чем оно будет пущено в действие против нас. Дебице лежит на пути Ваших победоносно наступающих войск, и вполне возможно, что Вы овладеете этим пунктом в ближайшие несколько недель.

2. Хотя немцы почти наверняка разрушат или вывезут столько оборудования, находящегося в Дебице, сколько смогут, вероятно, можно будет получить много информации, когда этот район будет находиться в руках русских. В частности, мы надеемся узнать, как запускается ракета, потому что это позволит нам установить пункты запуска ракет.

3. Поэтому я был бы благодарен, Маршал Сталин, если бы Вы смогли дать надлежащие указания о сохранении той аппаратуры и устройств в Дебице, которые Ваши войска смогут захватить после овладения этим районом, и если бы затем Вы предоставили нам возможность для изучения этой экспериментальной станции нашими специалистами.

13 июля 1944 года.

Черчилль и Сталин обменялись в 1944 году шестью телеграммами относительно участия британских специалистов в экспедиции на германскую испытательную станцию в Дебице. Сталин дал указание о допуске англичан к осмотру полигона, однако не так быстро, как того хотелось Черчиллю.

В связи с особой секретностью переписки премьера Черчилля со Сталиным тексты писем стали доступны много позднее смерти обоих лидеров.

В июле 1944 года мы – советские ракетчики, работавшие в НИИ-1, бывшем РНИИ, – ничего не знали о полигоне в Польше и практически еще не имели представления о ракете А-4. Как видно из писем Черчилля, англичане тоже имели пока смутные представления о ракете.

Все указания, о которых упоминает в своем письме Сталин, были даны непосредственно Генштабу. Соответственно наши службы армейской разведки получили приказы проявить особую активность по разведке района Дебице, который в июле 1944 года еще находился в 50 км от линии фронта.

В то же время по линии наркомата авиационной промышленности Шахурин получил от Сталина указание подготовить группу советских специалистов, которые должны изучить все, что будет найдено на этом полигоне еще до того, как там появятся английские специалисты.

Сразу по горячим следам войны после освобождения в район предполагаемого полигона была направлена первая экспедиция в составе военной разведки, подчиненной генералу И.А. Серову. Из нашего института в эту группу были включены Ю.А. Победоносцев,

М.К. Тихонравов и несколько их непосредственных технических помощников. Они довольно долго «прокопались» в Польше под усиленной охраной. Уже после того как наша группа проработала в Польше около недели, туда прибыли английские специалисты и в том числе представитель английской разведки, имевший детальную карту местности. На карту были нанесены координаты мест старта и многочисленные точки падения ракет.

Тихонравов, вернувшись, рассказывал, что наши военные разведчики ездили по полигону, пользуясь указаниями англичан, и их карта ни разу не подводила. Английская агентура давала точные данные.

Обращения Черчилля к Сталину имели для нашей дальнейшей деятельности во многом поистине решающее значение. Если бы не его письма, наша армия победоносно прошла бы по этим польским болотам и лесам, не вникая в то, чем тут занимались немцы.

А с помощью англичан были быстро обнаружены и впервые попали в наши руки настоящие детали ракет А-4. Правда, тогда мы этого индекса еще не знали.

В первые дни после доставки ракетных трофеев из Польши в Москву в НИИ-1 они были по чьей-то мудрой команде засекречены от советских ракетных специалистов, вероятно, столь же строго, как секретились в Германии от английских шпионов. Иногда невозможно было понять логику наших секретных служб.

Все детали были размещены в большом актовом зале института, куда доступ получили только начальник института генерал Федоров, его заместитель по научной части наш «патрон» генерал Болховитинов и заместитель по режиму. Даже Победоносцева и Тихонравова, которые все это видели в Польше, грузили в самолет и привезли с собой, вначале не пускали.

Но постепенно здравый смысл начал брать верх. A.M. Исаев, затем я, Н.А. Пилюгин, В.П. Мишин и еще несколько специалистов были допущены к осмотру секретного немецкого оружия.

Войдя в зал, я сразу увидел грязно-черный раструб, из которого торчала нижняя часть туловища Исаева. Он залез с головой через сопло в камеру сгорания и с помощью фонарика рассматривал подробности. Рядом сидел расстроенный Болховитинов.

Я спросил:

– Что это, Виктор Федорович?

– Это то, чего не может быть! – последовал ответ.

ЖРД таких размеров в те времена мы себе просто не представляли.

По рассказам Тихонравова, доставившего этот двигатель из польского болота, его местонахождение тоже было указано на карте английской разведки. Англичанин, который привел их к этому болоту, сказал, что координаты места были переданы резидентом, который, в свою очередь, получил их от польских партизан. Невдалеке нашли разорванные алюминиевые баки, куски наружной стальной оболочки и белые лоскуты колючей стекловаты. Не все удалось извлечь из болота. Взрывом компонентов топлива детали ракеты раскидало по окрестностям.

Англичане очень интересовались уцелевшими остатками радиоаппаратуры и приборов системы управления. Они набрали несколько больших ящиков всевозможных деталей для срочной отправки их в Англию через Москву. По прибытии английских ящиков в Москву нам предложили в ночь до передачи их английской миссии осмотреть содержимое, что я, Пилюгин и еще двое инженеров и проделали в Хорошевских казармах.

Возглавляемая Болховитиновым группа, в состав которой вошли Исаев, Мишин, Пилюгин, Воскресенский и я, получила задание реконструировать по найденным обломкам общий вид ракеты, принцип управления и основные характеристики. Через год, работая уже в Германии, я убедился, что в основном мы правильно реконструировали ракету и это сильно облегчило нашу дальнейшую деятельность.

В самом начале 1945 года из Польши поступили сведения о каких-то новых интересных деталях, найденных в районе все того же испытательного полигона.

На этот раз начальник института генерал Федоров решил сам возглавить поисковую экспедицию. Он взял с собой ведущего специалиста по радиосистемам моего сотрудника Романа Попова. В его группу вошел и ведущий специалист по пороховым ракетным снарядам полковник Л.Э. Шварц.

Они вылетели из Москвы 7 февраля 1945 года на «Дугласе». Под Киевом самолет попал в туман, по-видимому, потерял ориентацию и врезался в землю. Все пассажиры и экипаж – всего двенадцать человек – погибли. Для меня особенно болезненной была потеря замечательного радиоинженера Романа Попова. С его гибелью мы фактически прекратили работы по радионаведению на цель ракетного самолета-перехватчика.

В эти первые месяцы 1945 года мы составили для себя первое приближенное представление о ракете А-4, но еще не представляли истинных масштабов производства и результатов боевого применения этого «оружия возмездия».

Особый интерес у работавших с нами в НИИ-1 специалистов военно-воздушных сил вызывали вопросы надежности ракеты – беспилотного, полностью автоматически управляемого летательного аппарата. Но ответ на эти вопросы мы получили только в Германии.

В декабре 1944 года Каммлер выпустил обзор надежности ракет А-4. В войсковые части за рассмотренный им период было доставлено 625 ракет. Из них 87, или 12,3 %, были сразу возвращены заводу из-за дефектов в системе управления. Из оставшихся 538 были пущены 495. Из этого числа 44 пуска зарегистрированы как неудачные. При этом на отказы по вине системы управления приходилось 41 %, двигательной установки – 13 %, пожары в хвостовой части – 13 %, взорвались на старте 2,9 %. Таким образом, из 625 явно непригодными к пуску были 131 ракета. Немцы не располагали данными об авариях и разрушениях ракет на нисходящем атмосферном участке. По нашему последующему опыту пусков ракет А-4 в Капустином Яре в 1947 году аварии на этом последнем участке траектории должны составлять не менее 15-20 %. Следовательно, надо считать, что до цели дошло не более 400 ракет, т.е. менее 63 % выпущенных заводом «Миттельверк».

Несмотря на столь низкую надежность и безусловно конечную низкую эффективность Фау-оружия, никто из руководителей вермахта и рейха не решался доложить Гитлеру о необходимости увеличения расходов на авиацию и сухопутные вооружения за счет сокращения усилий по созданию ракетного оружия. Наоборот, работы в Пенемюнде по совершенствованию А-4 и новым, захватывающим воображение проектам разворачивались с новой силой, несмотря на приближающееся неизбежное поражение.

Согласно показаниям германского министра вооружений и боеприпасов Шпеера, сделанным им Международному военному трибуналу в Нюрнберге, в производственно-техническом и экономическом отношениях война была проиграна еще в начале лета 1944 года. Общее производство было уже недостаточным, чтобы удовлетворить все потребности, связанные с войной. «Немцы не могут без боли вспоминать о том, к каким изумительным достижениям пришли их исследователи, инженеры и специалисты во время войны и как эти достижения оказались напрасными, тем более, что их противники не могли противопоставить этим новым видам оружия ничего, что могло в какой-то степени равняться с ними».

Не стоит жалеть немецких ученых и инженеров по поводу того, что они не успели и их «достижения оказались напрасными». Хотели они того или нет – они ускорили поражение Германии, отвлекая на перспективные разработки большие средства у крайне истощенного общегерманского военно-экономического производственного потенциала. Были у них и еще более интересные проекты.

В свое первое посещение Пенемюнде в мае 1945 года Алексей Исаев с группой сотрудников нашего НИИ-1 ворошили всякий мусор, пытаясь найти хоть какие-нибудь остатки ракетной документации.

Все поиски были безуспешными. Но неожиданно один из сотрудников, отлучившийся к какой-то куче дров «по нужде», как рассказывал Исаев, издал вопль и вернулся с тонкой книжицей – отчетом. По диагонали слегка подмоченной обложки шла красная полоса и страшная надпись «Streng Geheim» – «Строго секретно». Организованная тут же коллективная экспертиза установила, что этот документ является проектом ракетного самолета-бомбардировщика.

Исаев рассказывал мне об этой редкостной находке в Берлине, по возвращении из Пенемюнде. Он был инженером оригинального образа мышления, увлекавшимся новыми нестандартными идеями независимо от того, кто их предлагал. Полушепотом, чтобы не подслушали, он повествовал: «Пуля в лоб! Что там придумано! Это самолет! Но не наш жалкий БИ, у которого бутылка каких-то полторы тонны, а там все 100 тонн сплошного огня! Этот самолет забрасывается этим чертовым двигателем на страшную высоту – километров 300 или 400!

Сыпется на сверхзвуке вниз, но не врубается в атмосферу, а ударяется о нее, как плоский камешек, который мы бросаем под минимальным углом к поверхности воды. Ударяется, подскакивает и летит дальше! И так два или три раза! Рикошетом! Помнишь, как мы соревновались в Сердоликовой бухте Коктебеля: у кого будет больше скользящих касаний воды. Так вот, эти деятели таким образом скользят по атмосфере и пикируют вниз только перелетев океан, чтобы врубиться в Нью-Йорк! Сильная идея!…»

Обнаруженный и тут же второй раз коллективно засекреченный отчет был при свидетелях засунут под рубашку самого надежного исаевского сотрудника. Не докладывая генералу Соколову, его посадили в «Бостон» и тут же отправили в Москву.

Насколько я смог понять позднее, это не был проект А-9/А-10, рассчитанный на дальность 800 км. В отчете речь шла о дальностях, нужных для поражения Нью-Йорка. С позиций сегодняшних дней мы можем сказать, что схема аппарата, описанного в отчете, найденном в куче дров в Пенемюнде в мае 1945 года, предвосхитила структуру американского «Спейс шаттла» и нашей системы «Энергия-Буран».

Прервем повествование о Пенемюнде и посмотрим, что же было найдено в «куче дров».

Уникальная находка, доставленная специальным рейсом бомбардировщика «Бостон» в Москву, была передана лично нашему патрону генералу Болховитинову. Он вместе с хорошо владевшим немецким языком инженером Голлендером занялся сенсационным, по нашим тогдашним представлениям, содержанием.

Этот труд был выпущен в Германии в 1944 году. Авторами оказались хорошо известный еще до войны австрийский исследователь в области ракетных двигателей Э. Зенгер и неизвестный нам И. Бредт.

Эйген Зенгер был известен по своей книге «Техника ракетного полета», которую он опубликовал в 1933 году. Она была переведена и издана в Советском Союзе. Еще двадцатипятилетним инженером Зенгер увлекся вопросами ракетной техники. Он был одним из первых серьезных исследователей газодинамических и термодинамических процессов в ракетных двигателях.

Можно себе представить чувства Болховитинова и других специалистов НИИ-1, когда они листали совершенно секретный отчет, отпечатанный в 100 экземплярах и, судя по списку рассылки, направленный руководителям главного командования вермахта, министерству авиации, всем институтам и организациям, работавшим на военную авиацию, и всем немецким специалистам-руководителям, имевшим отношение к ракетной технике, в том числе в отдел вооружения армии генералу Дорнбергеру, одновременно являвшемуся начальником центра Пенемюнде.

Отчет назывался «Дальний бомбардировщик с ракетным двигателем». В этой работе очень обстоятельно анализировались технические воможности создания пилотируемой крылатой ракеты большого тоннажа. Авторы убедительно показали и рассчитали, построили номограммы и графики, из коих следовало, что с предлагаемым жидкостным ракетным двигателем тягой в 100 т возможен полет на высотах 50-300 км со скоростями 20 000-30 000 км/ч и дальностью полета 20 000-40 000 км. Были подробно исследованы физико-химические процессы сгорания топлив при высоких давлениях и температурах, энергетические свойства топлив, включая эмульсии легких металлов в углеводородах; предложена схема замкнутой прямоточной паросиловой установки в качестве системы, охлаждающей камеру сгорания и приводящей в действие турбонасосный агрегат.

Новыми для наших аэродинамиков оказались проблемы аэродинамики самолета, имеющего скорость, в 10-20 раз превышающую скорость звука. Далее описывались системы стартовых устройств, динамики взлета и посадки. Особо тщательно, видимо, чтобы заинтересовать военных, были разработаны вопросы бомбометания с учетом огромной скорости бомбы, сбрасываемой с такого самолета до подхода к цели.

Интересно, что уже тогда, в начале 1940-х годов, Зенгер показал, что для космического самолета старт без вспомогательных средств неприемлем. Им предлагался старт при помощи катапульты с горизонтальной дорожки с доведением скорости самолета до величины, большей скорости звука.

Комментируя расчет и наглядные графики полета, Зенгер и Бредт писали: «Взлет осуществляется при помощи мощного ракетного устройства, связанного с землей и работающего в течение примерно 11 секунд. Разогнавшись до скорости 500 м/с, самолет отрывается от земли и на полной мощности двигателя набирает высоту от 50 до 150 км по траектории, которая вначале наклонена к горизонту под углом 30°, а затем становится все более и более пологой… Продолжительность подъема составляет от 4 до 8 минут. В течение этого времени, как правило, расходуется весь запас горючего… В конце восходящей ветви траектории ракетный двигатель останавливается, и самолет продолжает свой полет благодаря запасенной кинетической и потенциальной энергии путем своеобразного планирования по волнообразной траектории с затухающей амплитудой… В заранее рассчитанный момент бомбы сбрасываются с самолета. Самолет, описывая большую дугу, возвращается на свой аэродром или на другую посадочную площадку, бомбы, летящие в первоначальном направлении, обрушиваются на цель… Такая тактика делает нападение совершенно не зависящим от времени суток и погоды над целью и лишает неприятеля всякой возможности противодействовать нападению… Поставленная нами задача, до настоящего времени вообще никем и нигде не разрешенная, заключается в обстреле и бомбардировке целей, отстоящих на расстоянии от 1000 до 20 000 км… Соединение из ста ракетных бомбардировщиков… способно в течение нескольких дней подвергнуть полному разрушению площади, доходящие до размеров мировых столиц с пригородами, расположенные в любом месте поверхности земного шара».

Общий взлетный вес конструкции бомбардировщика составлял 100 т, из них 10 т – вес бомб, посадочный вес принят 10 т. При этом за счет уменьшения дальности полета вес бомбовой нагрузки мог быть увеличен до 30 т.

Дальнейшие работы по воплощению в жизнь проекта ракетного бомбардировщика предлагалось подразделить на 12 стадий, в которых основное время отводилось стендовой отработке двигателя, стендовым испытаниям взаимодействия двигателя и самолета, испытаниям стартового устройства и, наконец, всем этапам летных испытаний.

В 1945 году труд Зенгера и Бредта был переведен, а в 1946 году под грифом «Обзор трофейной техники» под редакцией генерал-майора инженерно-авиационной службы В.Ф. Болховитинова был издан большим тиражом Военным издательством Министерства Вооруженных Сил СССР.

Находясь в Германии, мы с Исаевым не знали, какой эффект вызвало изучение этого отчета, доставленного в НИИ-1 в мае 1945 года. Можно было только представить, какие чувства испытывал наш патрон, который в высших авиационных кругах считался фантастом, но и пользовался уважением за необычный для главного конструктора энтузиазм при появлении суперсмелых предложений. Мы вместе с двигателистами РНИИ только в 1943 году получили надежный ЖРД с тягой 1,5 т. Исаев мечтал через год-два довести двигатель до тяги 2-3 т. Но в 1944 году из Польши привезли двигатель Фау-2 с тягой почти под 30 т. А теперь, в 1945 году в отчете Зенгера расписывается предложение о самолете с тягой двигателя в 100 т!

Прилетевший в июне в Берлин из Москвы заместитель Болховитинова профессор МАИ Генрих Наумович Абрамович уже был знаком с трудом Зенгера. Будучи очень эрудированным теоретиком, он сказал, что такое обилие газокинетических, аэродинамических и газоплазменных проблем требуют глубокой научной проработки, так что до конструкторов дело дойдет, дай бог, лет через десять: «Ракету сделать легче, чем такой самолет».

Да, это предложение опередило время по крайней мере на 25 лет. Первый космический самолет в виде «Спейс шаттла» полетел впервые только в 1981 году. Но он стартовал вертикально, как вторая ступень ракеты. А настоящего воздушно-космического аппарата с горизонтальным стартом нет до сих пор.

В современной Германии проектируется воздушно-космическая система, названная в честь пионера этой идеи «Зенгер». В работе над этой программой участвуют крупнейшие немецкие авиационные фирмы. Космический самолет проектируется на базе перспективной, но реализуемой техники и предназначается для транспортировки различных грузов в космос при снижении стоимости, обеспечении безопасности, надежности и универсальности применения. От проекта 1940-х годов он отличается принципиально тем, что горизонтальный разгон осуществляет не катапульта, а специальный самолет-разгонщик, на спине которого укреплен собственно космический самолет, способный вывести на околоземную орбиту высотой до 300 км те же 10 т. Конечно, Эйгену Зенгеру в проекте 1944 года и не снились те материалы, двигатели, методы навигации и управления, над которыми работают теперь немецкие ученые, имеющие доступ к достижениям передовых космических технологий. Но план-график создания современного проекта, носящего имя Зенгера, не мог быть совместим с нашими представлениями о сроках времен войны и первых послевоенных лет.

Уже в 1947 году, беседуя с Греттрупом, мы пытались выяснить отношение к этому проекту во время войны в Пенемюнде. Смысл его ответа был примерно таким: во-первых, работа над проектом Зенгера могла помешать программе А-4 и другим чисто ракетным программам Пенемюнде; во-вторых, в Пенемюнде считали, что такой проект потребует не менее четырех-пяти лет напряженной работы до первого полета; в-третьих, это был самолет – проектом заинтересовалось «Люфтваффе», а ракетная техника находилась в ведении командования сухопутных войск. И здесь сказалась ведомственность!

Вот различные оценки цикла создания такого самолета: Пенемюнде – до пяти лет; Г.Н. Абрамович – до 10 лет; современная Германия начала работу над «Зенгером» в 1986 году и первый демонстрационный полет планируется на 1999 год – итого 13 лет! Это спустя более 50 лет после того как группа Исаева извлекла совершенно секретный отчет из кучи дров.

Эйген Зенгер уже не увидит самолет, названный его именем, но при жизни он все же получил международное признание: в 1950 году он был избран первым президентом Международной академии астронавтики, а в 1962 году Академией наук СССР награжден медалью Ю. Гагарина.

В Пенемюнде действительно и всерьез работали над другой крылатой ракетой большой размерности. В декабре 1944 года Красная Армия с востока, а союзники с запада готовы были вторгнуться на территорию Германии. Поражение фашистов было предрешено. Тем не менее упрямые пенемюндовцы 27 декабря осуществляют старт крылатой модели А-9 под шифром А-4b. Пуск был неудачный. Теперь нам легко объяснить причины неудач. Они были неизбежны – знаний и опыта для реализации такого проекта еще не было. Над ним начали работать с храбростью незнания. Время реализации таких проектов еще не подошло, тем более, что в Пенемюнде работать над ним было уже поздно. Стоило только взглянуть на карту военной обстановки. И тем не менее…

В 1944 году Дорнбергер решил объединить в Пенемюнде разбросанные по разным ведомствам и фирмам разработки ЗУР, автоматически управляемых зенитных ракет ПВО.

Боевое применение ракет ПВО планировалось начать еще в 1942-1943 годах. Для обеспечения пусков, управления и контроля использовались существовавшие тогда типы радаров – «Бурунд», «Ганза», «Брабант», «Персифаль», «Лоэнгрин». Проект стартовых позиций имел шифр «Везувий».

Каждая батарея ЗУРов «Вассерфаль» состояла из одного радара и четырех стартовых установок. Утопический план защиты Германии предлагал иметь 870 батарей «Вассерфаль» и 1300 батарей «Шметтерлинк». Удивительно, как абсолютно нереальное желаемое выдавалось за возможное!

В нереальных планах производства кроме того предусматривалось к середине 1945 года выпускать ни много ни мало – два миллиона штук «Тайфунов» в месяц.

«Тайфун» разрабатывался в последний год войны для борьбы с крупными бомбардировочными соединениями союзников. Это была самая маленькая из жидкостных ракет. Длина всего 1,9 м, диаметр 10 см. Двигатель развивал тягу 500 кг, сообщая снаряду весом всего 9 кг скорость, вчетверо превосходящую скорость звука! Запуск «Тайфунов» предполагалось производить залпами с установки, имеющей 46 направляющих. Здесь явно сказалось влияние нашей «катюши». Но двигатель «Тайфуна» доведен не был. А техникой пороховых ракет немцы так и не овладели.

В отличие от нас и союзников, немцы поняли, что нет более эффективного средства борьбы с самолетами, чем управляемая ракета, способная развивать сверхзвуковую скорость. «Вассерфаль» мог быть создан и раньше, но ему уделялось мало внимания – доминировала доктрина возмездия и ориентации на классические средства ПВО. «Вассерфаль» требовал очень больших затрат. Считалось, что с восьми стартовых позиций батарея отразит налет эскадрильи бомбардировщиков 35 ракетами.

«Шметгерлинк» – ракета ПВО фирмы «Хеншеля», но испытания велись в Пенемюнде. Была еще в разработке «Рейнтохтер» – двухступенчатая пороховая ракета фирмы «Рейнметалл-Борзиг», но она обладала только дозвуковой скоростью. ЗУР «Энциан» была разработана на основе ракетного истребителя Me-163 в исследовательском центре в Оберхаммергау. Всего летало 38 аппаратов. Использовался двигатель «Вальтера» тягой 1,5 т и пороховые стартовые ускорители «Рейнметалл-Борзиг».

«Энциан» – еще один пример переноса научно-технических идей через любые преграды сверхсекретности даже во время войны.

Развивая идеи радионаведения самолета БИ-1, мы с Романом Поповым и Або Кадышевичем в начале 1944 года пришли к мысли сделать этот самолет управляемым автоматически. Попов и Кадышевич работали над использованием для этой цели новейшего американского радиолокатора, а я пытался создать небольшой коллектив для разработки автопилота. Работа оказалась гораздо более трудоемкой, чем это представлялось в начале пути, когда интересная идея увлекает изобретателей в мясорубку проблем. Прекращение работ по БИ-1, практическое устранение опасности немецких бомбардировок и затем трагическая гибель Попова остановили дальнейшие работы.

Немцы прекратили аналогичные работы потому, что идеи «Вассерфаля» были более разумными.

Разработка ЗУР «Вассерфаль» зашла дальше остальных. На эту работу были отвлечены большие силы специалистов по системам управления, ибо задача «попасть в самолет» оказалась куда сложнее стрельбы ракетами А-4 «по площадям». Для отработки системы управления «Вассерфаля» ее аппаратуру установили на А-4 и осуществили экспериментальный пуск в марте 1944 года.

Пуск производился с острова Грейсфальтер-Ойе вертикально. Из-за отказа системы управления ракета повернула на север и упала на юге Швеции. Обломки ракеты были доставлены в Англию и дали англичанам первые более или менее точные представления о ракете А-4. Тогда никто в Англии не знал, что этот пуск был отработкой системы управления ракеты ПВО.

К декабрю 1944 года в перечне ракет ПВО, которые были оставлены для производства и испытаний в Пенемюнде, сохранились только «Вассерфаль» и «Шметтерлинк». Рассчитывая на затяжку войны, немцы разработали планы их серийного производства на 1945-1946 годы. Но мощным ударам бомбардировочной авиации союзников с запада и полному превосходству в воздухе новых типов советских самолетов противопоставлять неотработанные ракеты ПВО было невозможно.

Тем не менее немцы за год успели осуществить около 100 экспериментальных пусков «Вассерфаля». При эвакуации Пенемюнде документация по «Вассерфалю» и «Шметтерлинку», по словам Греттрупа, была полностью уничтожена. В Германии мы убедились, что англичан больше всего интересовал «Вассерфаль».

Работы над А-9 – крылатым вариантом ракеты дальнего действия продолжались, несмотря на катастрофическое положение на Восточном и Западном фронтах. 27 января 1945 года наконец состоялся успешный старт А-4Ь. Это был первый пуск экспериментальной ракеты дальнего действия с крыльями.

В декабре 1944 года Гитлер наградил рыцарскими крестами – высшим нацистским орденом – пять ученых Пенемюнде, в том числе фон Брауна за исключительные заслуги в конструировании, изготовлении и применении ракет Фау-2.

14 февраля 1945 года из Пенемюнде стартовала последняя ракета А-4.

Восточный фронт гитлеровского рейха разваливался. После награждения руководители Пенемюнде не получали никаких приказов и начали самостоятельно готовиться к эвакуации.

Все оборудование и документация были упакованы в ящики, на которых значился индекс «EW». В сопроводительных документах значилось, что это имущество Elektrotechnische Werke (электротехнического завода).

Автомобильные колонны и железнодорожные эшелоны со специалистами, архивами и оборудованием, возглавляемые Дорнбергером и фон Брауном, покинули остров Узедом 17 февраля 1945 года.

Эвакуация производилась в район Нордхаузена, Бляйхероде, Зангерхаузена, Леестена, Витценхаузена, Ворбиса и Бад-Сакса.

Основные архивы с результатами тринадцатилетних исследований и работ были спрятаны в штольнях «Миттельверка» и калийных шахтах.

Основная группа руководителей Пенемюнде направилась в Баварские Альпы.

10 марта войска 2-го Белорусского фронта вступили в район Пенемюнде.

2 мая 1945 года руководители Пенемюнде вышли навстречу американцам и сдались «на милость победителей».

В ослепительно солнечный день 2 мая 1945 года, когда я с товарищами восторженно расписывался на стенах еще дымящегося рейхстага, американцы захватили ценнейшие трофеи: более 400 основных научно-технических сотрудников Пенемюнде, документацию и отчеты по разработкам, более 100 готовых к отправке на фронт ракет, хранившихся на «Миттельверке» и на подъездных путях, боевые стартовые позиции вместе с военным персоналом, хорошо подготовленным к эксплуатации ракет!

Начался следующий этап истории ракетной техники, который по праву можно назвать советско-американским. Немецкие специалисты приняли участие в работах этого этапа и в СССР, и в США.

Дожившие до 1992 года старые пенемюндовцы вместе с малочисленными в современной Германии почитателями гитлеровских времен решили отметить 3 октября 50-летие первого удачного пуска А-4. В районе Пенемюнде по этому поводу было задумано большое празднество с участием иностранных гостей. Праздник рекламировали как 50-летие космической эры. Это за сутки до истинного юбилея – 35-летия – 4 октября 1992 года! По этому поводу последовали резкие протесты английской общественности. Канцлеру Колю пришлось вмешаться, массовые мероприятия были запрещены, а земельный министр, поощрявший это празднество, вынужден был уйти в отставку. Англичане совершили благородный поступок.