"Угасающее солнце: Кесрит" - читать интересную книгу автора (Черри Кэролайн Дж.)

18

Дункан повис на нем, как мешок. Ньюн обхватил его руками и толкнул вниз по склону, в небольшую пещеру рядом с кипящим озерцом. Ньюн запихнул его туда и сам скользнул следом.

И вовремя. Возле них полыхнул огонь и раздался взрыв, разнесший огромный камень на куски. Ньюн, не целясь, выстрелил. Прожектора по-прежнему обшаривали долину. Ньюн увидел лицо Дункана в отраженном свете. Выпученные, налитые кровью глаза, на которых не было защитной перепонки, как у Ньюна. Верхняя губа превратилась в кровавую рану, кровь текла непрерывно. Это было уже совсем плохо. Землянин зашелся в мучительном, разрывающем грудь кашле. Ньюн заворочался в их тесном убежище, ему было противно притрагиваться к потному и окровавленному землянину. Они лежали в узком пространстве, которое, скорее всего, станет их общей могилой. Кости мри и землянина перемешаются — чем не загадка для будущих хозяев Кесрит?

Это был кошмар. Разум отказывался воспринимать непрерывно обрушивающиеся удары. Ньюн решил, что регулы наслаждаются своей жестокостью и безнаказанностью. Беглецов уже тысячу раз могли бы убить, если бы регулы хоть немного знали местность. Но долина для регулов была так же незнакома, как морское дно, и они вслепую перепахивали бомбами клубящуюся паром почву. Вся долина была в белых и красных вспышках; повсюду поднимались столбы белого и желтого пара, клубы пыли и дыма. Это было похоже на Ад, каким представляют его земляне — или Мрак, как называют его мри.

Вода бурлила, урчала, вздувалась пузырями. Ньюн прикрыл глаза зейдх, откатился подальше и загородил землянина своим телом: ирония судьбы, — подумал он. — Как только представится возможность, нужно поменяться местами.

Взрывы потрясали землю, оглушали, ослепляли, лишали разума. В мозгу уже не осталось ничего, кроме страха.

Ослепительный белый свет вспыхнул в скалах. Он непрерывно разрастался, поглотил их, поглотил весь мир; и давление стало невыносимым, и оно все росло. Ньюн понял, что это конец. Он попытался выкатиться на открытое пространство, пока их не засыпало, но не смог даже пошевелиться. Тяжесть вдруг обрушилась на него, и все вокруг стало красным.

…ветер, очень сильный ветер, прогоняющий туман и дым, от этого ветра все вокруг кружилось в бешеном водовороте. Ньюн пошевелился и понял, что может двигаться — значит, он жив.

И все вокруг затопил свет — мрачный, зловещий красный свет.

Ньюн собрался с силами — свет шел сзади, и повернулся к свету, и увидел порт.

Там ничего не было.

Он встал — ноги его дрожали. Он едва удержался, чтобы не крикнуть — так велика была боль. Он закрыл глаза, затем открыл, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь сквозь пламя. Он смотрел до тех пор, пока из глаз не потекли слезы. Но он не смог увидеть ни «Аханала», ни «Хазана». В самом городе тоже бушевало пламя, вверх взмывали клубы дыма.

Пока он смотрел, на горизонте появился самолет. Он сделал круг над морем и вернулся обратно. Сигнальные огни его лениво мигали.

Глаза Ньюна следили за ним. Над городом самолет развернулся, временами исчезая в дыму, и полетел в сторону гор.

К эдуну.

Ньюн хотел отвернуться. Он знал, чем все это кончится. Но он не мог не смотреть; в горле его застрял ком, тело словно окаменело. Все его существо знало, что сейчас будет.

Первая башня эдуна, башня Келов, вспыхнула пламенем и начала медленно падать, разваливаясь на куски. До него донесся грохот, ужасающий грохот, а потом ветер. Башни рушились одна за другой, и вот весь эдун превратился в руины.

А самолет снова развернулся, поднявшись над дымом и пылью, и полетел над ними обратно, лениво мигая огнями.

Рука Ньюна сжала пистолет. Юноша поднял его и в отчаянии стрелял в эти удаляющиеся огни, единственные в небе. Огни расплывались — должно быть, из-за слез. Он вытер слезы и выстрелил еще раз.

Огни были видны еще некоторое время, а затем вспыхнуло пламя, и обломки полетели в разные стороны. Удачный выстрел или вихри, которые свирепствовали над портом.

Слишком поздно. Он повернулся к эдуну, от которого не осталось ничего, даже пламени. Спазмы стиснули его желудок, ноги ослабли, он едва не упал. Как хотелось ему сейчас потерять сознание, ничего не видеть, не слышать, упасть — только бы не стоять в полном отчаянии.

Мертвы. Все мертвы.

Он стоял, не зная, что делать: то ли идти на развалины порта, то ли туда, куда шел, или, может быть, лучше остаться здесь и ждать утра, пока регулы не явятся, чтобы завершить начатое. Он обнаружил, что несмотря на все ужасы, еще не потерял способности чувствовать. Он стоял, обдуваемый стонавшим в ночи сильным ветром, что трепал его одежду — единственные звуки в тишине, которая царила повсюду.

Народа больше не было.

Он уцелел. Тот, кто выжил, должен выполнить свой долг перед умершими. Ньюн не обладал темпераментом Медая.

Он убрал пистолет в кобуру, и ледяными руками стиснул оружие, и начал готовиться к жизни.

Рука Народа, кел'ен. Сначала он должен похоронить своих родственников, если, конечно, регулы не похоронили их под обломками эдуна. А потом — война… война, которой регулы не ждали.

Он оглянулся на карниз, увидел своего пленника-землянина и встретился с ним взглядом. Этот землянин тоже ждал смерти, и он тоже знал, что такое одиночество.

Он мог убить его и остаться один, совсем один в звенящей тишине — крошечный акт жестокости после того ада, который обрушился на Кесрит с небес, который уничтожил мир.

— Вставай, — спокойно сказал Ньюн. И Дункан с трудом поднялся на ноги и стоял, держась за камень, не сводя глаз с Ньюна.

— Мы пойдем в горы, — сказал Ньюн Дункану. — Дом моего народа. Я думаю, что самолетов больше не будет.

Дункан повернулся и спокойно посмотрел на путь, по которому им предстояло идти.

Вокруг них все изменилось. Долина, где веками обитали дусы, исчезла. Земля была изрыта воронками, в которых булькала кипящая вода. Дункан шел вперед, связанный, полуослепший. Он оступался, изредка падал, но ни слова не слетало с его окровавленных губ, только сдавленные стоны. Ньюн поднимал его, ставил на ноги и поддерживал, пока землянин пытался отдышаться.

Потом он взял Дункана за руку и повел его. Он знал этот путь и оберегал своего пленника от падений.

Пришел свет, красный свет Арайна, ненавистный и мрачный. Ньюн оглянулся назад, на порт, и впервые увидел при свете то, о чем лишь подозревал: они не спаслись.

Ни «Аханал», ни «Хазан».

А когда он взглянул в горы, где прежде был эдун, то не увидел ничего, кроме песка и камней — словно там никогда ничего и не было.

Затем он взглянул при свете на свой трофей: еле передвигавшее ноги измученное существо, лицо и грудь которого были вымазаны кровью. Кровь теперь текла из носа. Ньюн не знал, что было причиной — рана или ядовитая атмосфера Кесрит. Глаза были едва приоткрыты, из них текли слезы. Ньюн не мог понять, почему землянин, несмотря на неимоверные мучения, идет вперед, где его ничто не ждет. Легче было бы умереть здесь, в долине, как умирали в сорокалетней жестокой войне тысячи мри и землян.

Но этот землянин жил и продолжал жить независимо от того, что думает по этому поводу Ньюн.

Он никогда не думал, что сильное потрясение помешает ему принять решение. Никогда не думал, что в критический момент он застынет. И тем не менее холод, который охватил Ньюна, когда погиб его Народ, все еще сковывал его разум и его сердце; и казалось, что этот холод никогда не отпустит его, пускай даже Ньюн будет мстить, будет убивать всех уцелевших регулов и оставит землянам опустошенную планету.

В этот момент обе их жизни — и жизнь землянина, и жизнь мри — не стоили ничего.

Он толкал землянина вперед, не испытывая ни ненависти, ни жалости. Что для него этот землянин, когда перед ним впереди лежали развалины эдуна. Он подумал, что Дункан, возможно, тоже думает о том, что ему не удалось выполнить свой долг здесь, на опаленной огнем Кесрит, тоже переживает свое поражение, провал своей миссии.

Но у Дункана еще остались миры, где жили его родственники, его друзья, его раса. И Ньюн ненавидел его за это. Он решил не дать Дункану вернуться к землянам: пока будет жить Ньюн, будет жить Дункан. Пока Ньюн борется с тем, что произойдет с Кесрит, землянин Дункан будет делать то же самое.

Они пришли в эдун уже днем. Самолеты не тревожили их — небо было пустынным. Может, жизнь еще сохранилась в городе. Этого они не знали. Когда Ньюн думал об этом, его тянуло спуститься вниз и уничтожить их — методично и безжалостно — регулов, которые не умели воевать и которые убили его Народ.

Ньюн смотрел на груду камней, что была когда-то эдуном, и ему хотелось плакать. Дункан, которого больше не заставляли двигаться, упал на колени и прислонился плечом к камню. Ньюн услышал его хриплый кашель и легонько ткнул его, заставляя лечь на землю, а когда приступ кашля прошел, наклонился и поднял его.

Здесь на обломках эдуна можно было попытаться что-либо сделать. Ньюн не хотел, чтобы ци'мри прикасался к этим священным для него обломкам, но у него не было выбора — он был один. Он вынул ав'тлен и осторожно разрезал узлы на руках Дункана, размотал веревку, впившуюся в распухшие руки землянина, закрепив свободный конец на своем поясе.

Дункан, разминая руки, смотрел на эдун, а затем вопросительно посмотрел на Ньюна. Тот кивнул головой, и Дункан все понял. Они стали осторожно пробираться между обломками стен. Сюда были сброшены обыкновенные бомбы, так что радиации здесь не было. А на город, скорее всего, обрушились атомные бомбы, и теперь жить в нем было нельзя. Ньюн пролез мимо большой плиты и увидел под ней кела. Сдвинуть эту плиту не было никакой возможности, поэтому юноша стал собирать большие камни, выкладывая гробницу. Поняв, что он собирается делать, Дункан стал помогать ему, подтаскивая камни подходящего размера и формы.

Это очень оскорбило Ньюна, но он нуждался в помощи землянина и принял ее, хотя и не позволил притрагиваться к самой могиле. И когда Дункан сильно ударился головой об один из камней, он довольно ухмыльнулся. Ньюн даже не повернул головы на вскрик и продолжал работать.

Они закончили могилу и стали пробираться в глубину развалин. Камни громоздились над их головами, а Святилище эдуна, которое Ньюн хотел отыскать, находилось в самых глубинах.

Все было надежно захоронено.

Если удастся, он должен отыскать все реликвии Народа и отнести их к Святыням Сил'атена, где похоронены все его сородичи. Но, может быть, земляне окажутся не настолько любопытны: не осквернят руины эдуна своими машинами и не извлекут останки мри, последних мри во всей Вселенной.

Ньюн разбирал проход, и чем глубже он забирался в развалины эдуна, тем большее отчаяние охватывало его. Он весь дрожал, чувства покинули его. Он споткнулся и, чтобы удержаться, схватился за шатающийся камень. Камень рухнул и вызвал целую лавину, которая обрушилась на них. Последнее, что увидел Ньюн, было лицо Дункана: ужаса застыл в его глазах, — а затем на них посыпалась земля, мелкие камни, пыль. Это продолжалось довольно долго, но постепенно все успокоилось и наступила тишина.

Где-то упал камень, затем другой и снова все стихло. Тишина нарушалась только редкими звуками падения камней.

И в этой тишине послышался слабый далекий крик.

Дункан услышал его и тревожно оглянулся. Ньюн тоже слышал его, но подумал, что это всего лишь иллюзия. Но крики исходили с той стороны, где стояла башня Катов, в которой были самые глубокие подвалы.

Он повернулся и пошел туда, осторожно пробираясь через развалины. Он знал, что его жизнь нужна тому, кто звал на помощь, кто кричал во мраке.

— Мелеин! — крикнул он и прислушался. И снова до него донесся тот же самый крик.

Он подошел к месту, откуда слышался крик. Здесь обрушилась стена, лежала груда обломков, но стальная дверь, сделанная регулами, мешала разобрать завал.

Теперь на их пути была тяжелая дверь, которую невозможно было сдвинуть: у них не было ни инструментов, ни машин. Ньюн ухватился за плиту, напрягая все свои силы. К нему присоединился Дункан, но все было тщетно. Наконец они сели, тяжело дыша и кашляя. У Дункана снова потекла кровь из носа. Он вытер ее рукавом. Руки его дрожали от напряжения.

— Туда поступает воздух? — спросил Дункан.

Там не было вентиляции. Это привело их в еще большее отчаяние.

— Мелеин! — крикнул Ньюн. — Мелеин, ты слышишь меня?

Он услышал голос — женский голос, молодой, высокий и чистый — это была Мелеин. Он услышал внизу его, под ними и наметил точное место, очертив круг.

Затем он выбрал из груды обломков железный прут и начал долбить. Он долбил и выбирал обломки пальцами. Дункан понял его намерение и стал помогать ему. Они все глубже погружались в толстый, с локоть, пол, изредка останавливаясь, чтобы отдохнуть и подождать, пока уляжется пыль. Солнце уже поднялось высоко и стало жарко. Удары стали о твердую, как цемент, землю были единственными звуками, разрывавшими полуденную тишину. Он уже давно не слышал голоса Мелеин. Ньюна мучил страх. Он знал, какое маленькое помещение внизу, как там мало воздуха. Он очень боялся, что их усилия разрушат убежище, спасшее Мелеин.

Наконец они пробились через пол. Ветер устремился в черную глубину, вытесняя холодный спертый воздух подземелья.

— Мелеин! — крикнул Ньюн, но ответа не было.

Он стал работать еще быстрее, обламывая камни с краев отверстия, расширяя его, чтобы туда могло поступать больше воздуха, больше солнечного света. Они принялись долбить железные прутьями в разных направлениях, все больше расширяя отверстие. Время от времени они звали ее, но ответа не было.

Наконец отверстие стало таким большим, что через него можно было пролезть. Ньюн подумал, что лезть придется ему, и тогда землянин должен будет остаться наверху. У него даже мелькнула отчаянная мысль убить его, но вылезти без помощи сверху было невозможно: ведь ему придется нести на руках Мелеин. Под руками не было ни веревок, ни шнуров, способных выдержать их вес.

— Я пойду вниз, — сказал Дункан, доставая из кармана моток веревки и небольшой фонарик. Он так запросто расстался с этими драгоценными вещами, что Ньюн на мгновение растерялся.

— Глубина здесь, — сказал Ньюн, дрожа при мысли, что Мелеин совсем рядом, — мой рост и еще половина. — Он ничего не сказал о том, какая кара ждет Дункана, если он не будет осторожен и чем-нибудь повредит Мелеин, если не доставит ее живой. В этом не было необходимости. Усевшись, Ньюн смотрел, как Дункан втискивает свое тело в отверстие: землянин был немного массивнее его. Затем он услышал глухой стук внизу. Это Дункан упал на пол.

Ньюн слушал, как Дункан возится внизу, обыскивая подвал, как гремят откатываемые камни. Он склонился над отверстием, пытаясь что-нибудь увидеть в свете фонарика.

— Я нашел ее, — послышался из тьмы голос Дункана. И затем: — Она жива.

Ньюн не выдержал и заплакал: ведь его никто не видел. Затем он успокоился и сел, сжав руки между коленями. Он знал, что землянин может схватить ее, как заложника; может отомстить Ньюну, жестоко отомстить; может даже взять с него клятву, что тот отпустит Дункана. Ньюн так устал, что не успел обдумать все последствия своего решения, а к тому же ему нельзя было терять времени: ведь Мелеин была в смертельной опасности. Но теперь, сидя в ожидании, он мог подумать. И эти мысли привели его в ужас, он вскочил и бросился к отверстию.

— Мри! Ньюн! — Дункан стоял внизу с чем-то светлым в руках. Складки золотистой мантии свисали с его рук. — Опускай веревку. Я постараюсь закрепить ее.

Ньюн стоял, как столб. Мелеин шевельнулась, глаза ее открылись, но на фоне яркого света Ньюн казался ей темным пятном.

— Мелеин, — позвал он. — Мелеин, мы вытащим тебя наверх. Это землянин, Мелеин. Не бойся его.

Услышав его слова, она стала вырываться и Дункан поставил ее на ноги. Ньюн смотрел на ее лицо, белеющее в полутьме, и видел, как ужас появляется на нем.

Но она вытерпела прикосновение Дункана, когда тот взял ее за талию и поднял вверх. Это было самое простое решение, приносящее девушке наименьшую боль. Но Мелеин не могла даже поднять руки, чтобы Ньюн мог схватить ее.

— Подожди, — сказал Ньюн. Он схватил веревку, сделал петлю, спустил ее вниз и, зацепив руки Мелеин, начал осторожно поднимать девушку. Дункан помогал ему, но вскоре Ньюну пришлось тащить одному. Он поднимал ее очень осторожно, стараясь не зацепить за острые края отверстия и не обращая внимания на жгучую боль в руках и ногах. Наконец она полностью выбралась из отверстия и в изнеможении повалилась прямо в освещенную солнечными лучами пыль. Девушка пыталась подняться. Это ее Ньюн, она была в безопасности. Он обнял ее, как обнимал, когда они были детьми. Веревка связывала их. Он вытирал слезы и грязь с ее лица, она с жадностью глотала воздух.

— Корабль уничтожен, — сказал он, решив сказать все сразу. — Все мертвы, если конечно, здесь еще кто-нибудь не уцелел.

— Нет. Никто. Они не успели. Они слишком стары, чтобы бежать. Они остались с госпожой. А затем и Дом…

Она начала дрожать, как будто на нее повеяло холодом. Однако она когда-то была Келом и потому не разрыдалась. Она взяла себя в руки и через мгновение начала распутывать веревку.

— Никто, — сказал Ньюн, чтобы Мелеин знала все самое худшее. — Никто не выжил и на корабле.

Мелеин присела на обломок стены, рукой отвела назад волосы, опустила голову. Она сняла с шеи шарф и накинула его на голову вместо вуали. Мелеин казалась спокойной, но по-прежнему не смотрела на Ньюна.

Наконец она вздохнула, выпрямилась, показала пальцем на отверстие в плите, где ждал Дункан.

— А кто он? — спросила она.

Он пожал плечами.

— Не важно. Землянин. Гость регулов. Они пытались убить его, когда мы встретились с ним. А затем…

Страшная догадка мелькнула у него в голове: ведь он сам вызвал все это, из-за него погиб эдун, погиб его Народ, он остался сиротой. Он замолчал. Мелеин поднялась и отошла в сторону, чтобы посмотреть на развалины. Она стояла спиной к Ньюну, руки были безвольно опущены. Ему было мучительно больно видеть ее страдания.

— Мелеин, — сказал он, — Мелеин, что мне делать?

Она повернулась к нему и безнадежно махнула рукой.

— Что мне делать? — снова спросил он.

Сен и кел. Сен должен руководить. Но теперь она стала больше, чем сен, и это накладывало на нее дополнительную тяжесть, которой она не хотела. Он стоял и ждал. Наконец Мелеин медленно закрыла глаза и снова открыла их.

— Сюда придут враги, — сказала она, начиная исполнять ту роль, к которой готовилась всю жизнь. Она должна была командовать и планировать. Теперь она вела себя так, как должна вести себя госпожа Народа — госпожа без Народа. — Собери пока то, что может понадобиться нам в горах. Пока мы побудем здесь. Дай мне немного времени, брат, — я теперь не должна называть тебя так, — дай мне время, я должна подумать, что нам делать дальше.

— Отдохни, — сказал Ньюн. — Я все сделаю. — И когда он увидел, что Мелеин отошла в тень и опустилась на камень, подошел к отверстию и бросил веревку вниз. — Дункан!

Белое лицо землянина, испуганное, взволнованное, появилось в круге света.

— Подними меня, — сказал он, дергая веревку, которую опустил Ньюн. — Мри, я помог тебе. Вытащи меня отсюда.

— Поищи то, что я скажу тебе, и привяжи к веревке. Я вытащу вещи, а потом и тебя.

Дункан колебался. Но, вспомнив, что мри не лгут, согласился, и с помощью своего фонарика нашел нужные вещи. Он привязал все найденное к веревке: пищу, фляги с водой, одежду. Ньюн четырежды поднимал веревку с грузом, а затем спустил ее для Дункана.

Тащить землянина оказалось гораздо легче, чем безвольно повисшее тело Мелеин. Дункан помог ему, ухватившись руками за края отверстия. Вскоре он уже был наверху. Он согнулся, стонал, кашлял и пытался остановить кровь.

Кашель не утихал, и Мелеин подошла к нему и взглянула на него со смешанным чувством жалости и презрения.

— Это воздух, — сказал Ньюн. — Он еще не привык к нему и много бегал.

— Он что-то вроде кел'ена? — спросила Мелеин.

— Да, — ответил Ньюн. — Он не опасен. Регулы охотились за ним. Похоже, что он им больше не нужен, если, конечно, его старший еще жив. Что мы будем делать с ним?

Дункан, казалось, понимал, что речь идет о нем. Возможно, он знал несколько слов языка Народа, но они сейчас говорили на Высшем Языке, и землянин не мог понять их разговора.

Мелеин пожала плечами. Отвернулась.

— Что хочешь, — сказала она. — Сейчас мы уходим.

И она, очень медленно и осторожно выбирая путь, пошла по развалинам.

— Дункан, — сказал Ньюн. — Бери вещи и пошли.

В землянине вспыхнуло негодование, казалось, он хотел взорваться, но Ньюн ожидал этого. Но, подумав, Дункан опустился на колени, взял мешок и взгромоздил себе его на спину.

Ньюн показал ему куда идти, и землянин побрел вперед. Походка его была неуверенной. Он шатался, как и Мелеин.

В горах не было следов бомбежки. Они пришли в пещеру, убежище, которое было построено задолго до ссоры между регулами и мри, задолго до войны с землянами. Оно была надежной защитой от нападения с воздуха.

Мелеин со вздохом опустилась на холодный песок в тени и в полном изнеможении уронила голову на колени. Вероятно, она уже израсходовала все силы и не могла больше сделать ни шагу. Ньюн наблюдал за ней всю дорогу и знал, каких мучений стоило ей сюда дойти. Он быстро достал из мешка подстилку и одеяло для Мелеин, дал ей воды и кусок сушеного мяса, а сам сел на корточки и смотрел, как она ест и пьет. Закончив, она привалилась спиной к стене и закрыла глаза.

— А мне можно попить?

Спокойная просьба землянина напомнила Ньюну, что на его попечении находится еще один. Ньюн налил чашку воды и вложил ее в дрожащие руки Дункана.

— Возможно, завтра мы найдем воду, — сказал Ньюн, — и ее будет вдоволь. — Он рассматривал землянина, который пил воду капля за каплей. Грязное голодное существо, которое, по всей вероятности, долго не протянет. Дункан сидел весь в грязи, в поту, крови. Ньюн взглянул на себя и убедился, что сам он немногим лучше.

— Ты можешь… — начал Ньюн, обратившись к Мелеин и совсем забыв, что он теперь не может называть ее по имени. Он протянул ей пистолет. — Ты можешь не спать, чтобы последить за землянином?

— Я уже в порядке, — сказала она и взяла пистолет так ловко, уверенно, что сразу стало ясно: она больше кел'е'ен, чем госпожа. Ее каста запрещала ей брать в руки оружие, но теперь все изменилось.

Ньюн оставил их вдвоем и выбрался из пещеры. Там он разделся, вымылся сухим песком, как это делают мри в безводных мирах. Затем он снова оделся и пошел в пещеру.

Сзади послышались чьи-то тяжелые шаги и шумное дыхание: дус. Ньюн осторожно повернулся. Свой пистолет он оставил Мелеин, а ничто другое не могло остановить хаа-дуса.

Это был мьюк'ко, худой, весь в струпьях. Но неуклюжая морда была сухой.

Сердце Ньюна отчаянно забилось: ситуация была опасной. Поведение дуса невозможно предсказать. Но дус подошел к нему, ткнулся мордой в грудь и издал звук, каким прирученный дус просит у своего хозяина пищи, крова, и всего того, что мри дает дусу.

Ньюн опустился на колени рядом со зверем — сейчас это было необходимо, — обнял дуса за покрытую струпьями шею и расслабился, позволяя ему дотронуться до себя. Он почувствовал тепло; ощущение глубины и полного взаимопонимания охватило его: его мозг стал мозгом дуса — это удавалось очень немногим.

Ньюн поднял голову и увидел на гребне двух диких дусов. Но он не испугался. Его дус знал их, и они знали его. Это чувство приходило к нему от дуса, так же, как и тепло. Понимание этого стало для Ньюна таким же непреложным фактом, как камень, на котором он стоял, как мри, как дусы. Чувство поглотило всю его боль, наполнила его силой, такой же медленной и могучей, как сила дуса.

И когда Ньюн вернулся в пещеру, за ним ковылял дус, огромное странное животное, ставшее его другом.

Недоверие — такое ощущение родилось в мозге Ньюна, возбужденное импульсами дуса. Но затем дус ощутил страх землянина. Это тоже передалось Ньюну. Землянин боялся. Значит, его можно не опасаться. Дус подавил излучение мозга землянина и начал излучать импульсы уверенности, покровительства, защиты.

— Он пришел сам, — сказал Ньюн, забирая свой пистолет у Мелеин. — Там их очень много, но я не знаю ни одного из них.

— Мы и они по-прежнему верны друг другу, — сказала Мелеин.

И Ньюн понял, что лучшей защиты им не найти. Теперь он может спать спокойно и знать, что им ничто не угрожает: никто не пройдет мимо дусов.

Он был очень благодарен дусам за это чувство уверенности и покоя. Усталость вновь охватила его. Дус поднял голову и издал звук, выражающий удовольствие. Зверь раскрыл пасть, и в ее теплой глубине мелькнул и исчез серый язык.

Ньюн заговорил с ним, болтая всякую чепуху, которую дусы очень любили. Он гладил массивную голову зверя; он взял лапу дуса и перевернул ее; огромная лапа накрывала обе руки мри. Загнутые внутрь когти привычно полоснули его запястье. Они оцарапали кожу, выпуская яд. Ньюн этого и добивался. Такая маленькая доза не могла принести ему вреда, а он должен был приобрести иммунитет к яду своего дуса, чтобы не опасаться случайных царапин. Он высвободил руку и стал гладить голову дуса: в ответ тот довольно заурчал.

Затем Ньюн взглянул на землянина и ему стало противно от грязи, которая покрывала тело Дункана. Ньюн взял какую-то одежду, подал землянину и вывел его из пещеры.

— Вымойся, — сказал он Дункану. Затем взял горсть песка и показал, как это делается. Он сел и смотрел вдаль, пока Дункан мылся. Любопытные дусы смотрели с утесов, собравшись в кружок. Такое странное существо с розовой кожей они видели впервые.

Смыв кровь и следы слез с лица, Дункан стал выглядеть гораздо приятнее. Он вытряхнул песок из волос и начал одевать то, что дал ему Ньюн. Одевался он медленно, словно боясь уронить собственное достоинство. Ньюн обыскал одежду, которую бросил землянин, и обнаружил в карманах множество вещей, о которых тот ему ничего не сказал.

Он показал найденный в кармане нож. Дункан пожал плечами.

Ньюн отметил, что Дункан не попытался напасть на него с ножом. Землянин хорошо провел свой раунд, хотя и проиграл.

Он бросил Дункану еще один сверток.

— Одень вуаль, — сказал он. — Твое обнаженное лицо оскорбляет меня и госпожу.

Дункан накинул вуаль на голову, неумело пытаясь закрепить ее. Но у него ничего не вышло. Ньюн показал ему, как одевать вуаль. И Дункан стал выглядеть гораздо лучше. Он не был одет, как кел'ен — этого нельзя было допустить, — но все же он был в черном и больше походил на мри, чем на животное. Ньюн посмотрел на него и удовлетворенно кивнул.

— Так тебе гораздо лучше, — сказал он. — Это защитит твою кожу. Закопай свою одежду. Когда мы пойдем, ты поймешь, что наша одежда удобнее.

— А мы пойдем?

Ньюн пожал плечами.

— Госпожа решит. Я кел'ен. Я выполняю приказы.

Дункан опустился на колени и выкопал яму, как животное. Затем он бросил туда свою одежду. Прежде, чем закапывать, он взглянул на Ньюна.

— А если я вам предложу покинуть в безопасности этот мир?

— Ты?

Дункан поднялся на ноги. Теперь, когда на нем была вуаль, в нем появилось гораздо больше гордости, чувства собственного достоинства. Ньюн раньше не замечал цвета его глаз. Они были светло-коричневыми. Таких Ньюн никогда не видел.

— Я могу попытаться связаться с землянами и вызвать сюда для вас корабль. Я думаю, тебе лучше увезти ее отсюда, здесь вас уже ничто не держит.

Рука Ньюна угрожающе потянулась к оружию.

— Ци'мри, ты слишком много берешь на себя. И если ты что-то хочешь предложить, говори госпоже, а не мне. Я же сказал тебе, я — кел'ен. Если она захочет, я сделаю. Если ей что-то не понравится, я уничтожу это.

Дункан замер. Очевидно он понял свой промах. Он сказал:

— Я что-то не пойму, каковы ваши отношения? Она твоя жена?

Тон был таким озадаченным, оскорбление таким наивным, что Ньюн едва не расхохотался и, чтобы еще больше озадачить землянина, добавил:

— Она моя Мать.

И он махнул Дункану, чтобы тот шел за ним, так как беспокоился о Мелеин. С утесов вокруг на них смотрели хаа-дусы, изредка издавая утробные звуки. Когда они пошли, один из зверей спустился. Конечно, его привлекла одежда, закопанная землянином. И теперь от нее не останется ничего, что могло бы привлечь их преследователей.

Дус при их приближении поднял голову и навострил уши. Он излучал приветствие, радость от того, что снова видит Ньюна. Ньюн, уже чувствуя действие яда, и зная, что ночью будет хуже, провел пальцами по носу зверя и лег между ним и Дунканом.

Мелеин заметила перемены в одежде землянина и тоже одобрила их, но в этот вечер она не проявила к нему никакого интереса.

Она тоже легла, успокоившись от того, что они вернулись. Ньюн поднялся, выпил немного воды, лег и взглянул на растянувшегося на полу Дункана.

Когда Ньюн закрыл глаза, его мозг, переполненный событиями, наконец отключился. Яд дуса уже бушевал в нем. Ему снились кошмары, изредка прерываемые импульсами дуса. Но он понимал, что вреда ему яд не принесет, ведь он кел, а ни один дус не причинит вреда своему кел'ену.

Теперь он принадлежал этому зверю, а зверь — ему. И это делало его настоящее приятным. Это и Мелеин. Этим утром он был полностью опустошен, он был в отчаянии, а вечером уже спокойно отдыхал со своим дусом, который охранял его сон, посылая импульсы в его мозг. И рядом с госпожой, которая взвалила на себя всю тяжесть принятия решений. Он жалел Мелеин, понимая, как тяжела ее доля, но не пытался помочь ей. Придет и ее час. У нее — свой долг. У него — свой. Только более простой.

Повиноваться госпоже. Мстить за Народ.

Просыпаясь, он смотрел на землянина. И однажды в темноте он понял, что Дункан тоже проснулся и смотрит на него. Они не заговорили.