Чернецкая НадеждаЯ, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал

Чернецкая Надежда

Я, Шерлок Холмс,

и мой грандиозный провал

РОМАН

От автора

То, что Шерлок Холмс до сих пор остается самым популярным персонажем мировой литературы и самым экранизируемым героем в кинематографе, уже давно общеизвестно. Однако слава этого Величайшего Детектива всех времен и народов сильна настолько, что он давно перестал быть просто литературным персонажем или популярным сыщиком из детективных фильмов - с некоторых пор Шерлок Холмс представляет собой уникальный в точки зрения культуры и искусства феномен, являясь воплощением всей викторианской эпохи, всего детективного жанра и, наконец, самой Англии с ее очаровательными условностями и немеркнущими образцами джентльменства.

Шерлок Холмс, спустя более полутора веков с момента своего появления, не умирает и умирать не собирается. По каким бы то ни было причинам - благодаря таланту сэра Артура Конан Дойла, из-за удивительной яркости образа или почему-то еще - Шерлок Холмс не только не забыт, но продолжает жить новой жизнью и в неизменной компании своего верного компаньона доктора Уотсона переживать новые приключения. К настоящему времени написаны сотни книг и снято более двухсот фильмов, авторы которых вслед за сэром Артуром и его сыном Адрианом Конан Дойлом описывают все новые и новые "случаи из практики Шерлока Холмса".

Холмс живет не только в современных рассказах и в потоке кино- и телефильмов, он прочно обосновался в умах своих поклонников, ряды которых постоянно пополняются - для многих людей в современном мире этот Великий Сыщик является прежде всего уникальной и привлекательной личностью, а лишь затем героем детективных историй. Именно поэтому он способен объединять людей в общества и клубы, члены которых ставят перед собой в высшей степени благородные цели - способствовать развитию и процветанию холмсоведения!

Непосвященным, всем тем, кто знаком с Шерлоком Холмсом лишь по отечественному сериалу с Василием Ливановым в главной роли или по отрывочному прочтению "Записок о Шерлоке Холмсе" в юном возрасте, подобная одержимость может показаться по меньшей мере странной, однако для сотен и тысяч людей по всему миру она является истинно страстным увлечением и почти что стилем жизни. Активная деятельность холмсианских клубов в Соединенных Штатах, в Великобритании, а в последние десятилетия и в нашей стране, исчисляемые сотнями холмсианские сайты в Интернете и периодически выпускаемые книги о новых приключениях Холмса и Уотсона доказывают это. Некоторые сугубо холмсоведческие издания и холмсианские исследования (например "Энциклопедия Шерлокиана" Джека Трейси) давно стали классикой, а существующую критику на новые произведения впору классифицировать и издавать отдельно.

Для тех, кто хоть в какой-то мере приобщился к миру Шерлока Холмса, кто просто был бы не прочь прочесть пару новых рассказов о нем, из всей деятельности холмсианцев наибольший интерес представляют, естественно, создаваемые ими художественные произведения. Среди этих произведений встречаются самые разные, более или менее талантливые, более или менее смелые, с "крутым" детективным сюжетом, с лирическим или с мистическим оттенком и т.д. Авторы всех этих произведений чрезвычайно увлеченные люди, и потому из-под их пера иногда выходят совершенно непредсказуемые вещи. Однако любое такое произведение может считаться подлинным образцом холмсианского дела только в том случае, если оно отвечает нескольким требованиям. Во-первых, разрешается углублять и расширять черты Холмса и Уотсона, данные Конан Дойлом, но нельзя перечеркивать их (недопустимо, например, "делать" из Холмса авантюриста, но можно приписать ему некоторые новые дарования). Вовторых, следует придерживаться естественной хронологии жизни Холмса и Уотсона, созданной в рассказах, и "вписывать" новые приключения в имеющиеся "паузы" (поэтому, наверное, значительная часть всех новоиспеченных рассказов описывает Холмса либо во время его путешествий по миру после схватки с профессором Мориарти, либо во bpelem` официального ухода от дел). В-третьих, можно использовать данные Конан Дойлом намеки на другие дела, которые "не были описаны по тем или иным причинам" (благодаря этому возникает особое ощущение близости к дойловским произведениям).

Во всем остальном оставлена полная свобода, и поэтому в результате чьей-то литературной деятельности бессмертный сыщик то разъезжает по разным странам, расследуя всевозможные криминальные случаи с национальным оттенком, то приобщается к путешествиям во времени, то вступает в тайные браки, а то и приобретает некое родство с Алисой из страны чудес. Многие из подобных рассказов довольно милы и занятны, особенно, если они сдобрены хорошим юмором, но лично мои пристрастия в отношении Холмса были и остаются в рамках викторианской Англии и всего того, чем позаботился снабдить свое детище сэр Артур. Думаю, именно в сочетании со всей своей традиционной атрибутикой и с Лондоном конца прошлого века Шерлок Холмс приобретает совершенно особую романтичность.

Представляемое здесь на суд публики произведение также являет собой не что иное как очередное "неизвестное приключение Шерлока Холмса", созданное, как я надеюсь, по всем правилам новейшей холмсианской литературы. Все мои старания были направлены на то, чтобы Великий Детектив, перенесясь в новые обстоятельства и новые события, остался самим собой. Однако при этом мне очень хотелось подчеркнуть многие стороны его удивительной натуры, и для этого пришлось пойти на определенный риск в детальном описании некоторых из них. Поэтому мой Холмс, наверное, все же отличается от большинства своих воплощений, но все же верю, что не в худшую сторону. Отведенная ему роль рассказчика налагает на меня бoльшую ответственность, но при этом делает Холмса настолько живым, как если бы он все время сидел рядом со мной и рассказывал свою очередную историю...

Автор

***

Стараниями моего друга Уотсона мир знает меня как "мыслящую машину", как человека с холодным сердцем и трезвым рассудком. И, несмотря на свою нелюбовь к красочным эпитетам, я признавал, что получил от своего единственного друга весьма точное определение. Я действительно в течение многих лет не знал ничего, что оживляло бы мои чувства, и привык считать себя слепленным из другого теста, нежели люди, меня окружавшие.

Однако судьбе было угодно преподать мне урок, и в моей жизни произошли события, которые навсегда изменили мое снисходительное отношение к человеческим чувствам. После этих событий моя жизнь не стала иной, но с тех пор моя ироничность по отношению к любви является скорее следствием горьких воспоминаний и, быть может, насмешкой над самим собой... Да, в моей жизни появилась женщина. Долгое время я отказывался даже от мысли что-либо писать о ней, стараясь оградить ее и себя от праздного любопытства. Возникшие между нами отношения были и остаются для меня предметом, требующим самого бережного обращения. По моему настоянию доктор Уотсон также не упоминал об этой женщине на страницах своих рассказов, хотя сам и являлся невольным участником и свидетелем произошедших событий, не совсем, впрочем, понимая их истинный смысл.

Но ход времени неумолим, и рано или поздно не останется никого из вовлеченных в перипетии моего прошлого, а допустить полное забвение столь трепетных для меня событий мне кажется преступным, тем более, что однажды я дал слово этого не делать. Именно поэтому мне кажется возможным вернуться к событиям тех дней и оставить нечто вроде мемуаров, надеясь, что после моей смерти они попадут в руки достойных людей.

Итак, я принял решение наконец-то приоткрыть завесу, взяться за перо и собственноручно описать всю эту историю, которую трудно назвать иначе как самым грандиозным моим провалом.

Это свое не слишком связное сочинение я посвящаю Патриции М. Гленрой.

1

Это было в конце лета 1888 года. После нескольких громких дел, имевших место незадолго до этого и по разным причинам не описанных моим верным биографом, в моей практике наблюдалось полное затишье. Я связывал это не только с обычной цикличностью преступной жизни Лондона, но и с необычайно жарким летом - в те тяжелые, знойные дни, столь необычные для влажного и изменчивого британского климата, люди с трудом делали даже свои обычные дела, и самым большим преступлением могло оказаться лишь посягательство на чужое прохладное питье или место в тени.

Я был занят анализом ацетона и уже несколько дней не выходил из дома. Уотсон впервые за последние недели зашел навестить меня и теперь сидел в кресле у стола, попыхивая сигарой. В то время он был с головой погружен в свои личные матримониальные дела, но при этом не уставал твердить, что собирается быть в курсе всех моих новых расследований. Хотя до того дня я и не мог порадовать его каким-нибудь необычным случаем, мне было приятно его общество, тем более, что Уотсон всегда умел делить со мной не только беседы, но и многочасовое молчание. Именно такое благотворное молчание стояло в моей небольшой гостиной, пока его не нарушила вошедшая миссис Хадсон: - Вам телеграмма, мистер Холмс, - сказала она, кладя конверт на стол. - Что там еще? Будьте добры, Уотсон, прочтите вслух, - откликнулся я. Уотсон распечатал конверт и громко прочел: - "Дорогой мистер Холмс! Это стало невыносимым. Прошу Вас оказать помощь в моем деле. Телеграфируйте об ответе. С надеждой, Элен Дж. Лайджест". - Весьма лаконично, но довольно банально, - заметил я вслух, продолжая перебирать пробирки. - Почему эта леди считает, что ее имя открывает для меня суть дела? - Она, очевидно, думает, что вы читаете газеты, - ответил Уотсон. - Я действительно не читал газет в последние дни, - сказал я, поворачиваясь к нему. - А что, какое-то громкое дело? - Достаточно громкое. - И вы ничего мне не сказали? - Я полагал, что теперь для вас нет ничего важнее ацетона. - Ну, никогда не поздно что-либо изменить. Найдите мне, Уотсон, в этом ворохе какой-нибудь отчет покороче.

Уотсон всегда отличался умением находить нужное: он порылся в куче газет, быстро отыскал необходимую статью и протянул ее мне. Я отставил свои химикалии в сторону и стал читать.

Передовицу "Таймса" украшал пышный отчет о работе инспектора Лестрейда под интригующим названием "Ужасная смерть от руки женщины". Названия подобного рода часто появлялись в газетах, когда расследование вел Лестрейд, и за ними далеко не всегда стояли интересные дела, но на этот раз некоторые изложенные факты показались мне любопытными. Я пробежал глазами статью и в целом уловил ход событий, а также то, почему Элен Дж. Лайджест обратилась ко мне за помощью.

Ее обвиняли в убийстве некоего Чарльза Флоя, известного более в наших Индийских колониях. Он был близким другом отчима этой леди и отцом мистера Гриффита Флоя, с которым леди была помолвлена до недавнего времени. Все улики были против нее: она могла иметь явные или скрытые мотивы для убийства, по выражению Лестрейда, "действовала по заранее обдуманному плану" и была найдена на месте преступления в бессознательном состоянии. Мистер Чарльз Флой был убит ударом ножа и скончался мгновенно в парке собственного дома. Утверждалось, что мисс Лайджест совершила убийство, а потом упала в обморок при виде содеянного... Я вернул газету Уотсону. - Все это довольно противоречиво. Я был бы вам очень признателен, друг мой, если бы вы съездили и сами посмотрели, как обстоят дела, поговорили с мисс Элен Лайджест. - Но Холмс, ведь она приглашает вас! - Мне бы очень хотелось узнать сначала ваше мнение, а уж потом я решу, заняться этим делом или нет. Надеюсь, это не слишком нарушит ваши планы? - Буду рад помочь. Когда мне отправиться? - Поезжайте завтра утром десятичасовым поездом, и тогда вы, возможно, успеете вернуться ко мне с докладом еще до обеда.

Весь следующий день я посвятил Гайдну и уже собирался садиться обедать, как появился Уотсон. - Ну, как ваше расследование? - спросил я, приглашая его жестом к столу. - Я попросил миссис Хадсон поставить прибор и для вас тоже. Сегодня у нас замечательная куропатка в остром соусе. Надеюсь, вы сможете есть и рассказывать одновременно? - Вполне. Я не слишком голоден. Что вы хотите услышать сначала? - Все по порядку. - Тогда начну с того, что ваша потенциальная клиентка изумительно красива. - Весьма существенная подробность, - усмехнулся я. - Не иронизируйте, Холмс! Это действительно важно: похоже, внешность мисс Лайджест сыграла не последнюю роль в этом деле. - Вам виднее. Продолжайте. - Как вы знаете из газеты, она живет со своим отчимом, - начал Уотсон, раскладывая салфетку на коленях. - Его зовут Джейкоб Лайджест, и мне не представилась возможность с ним поговорить, потому что он очень болен и почти не выходит из своей комнаты. Их поместье называется Грегори-Пейдж, а неподалеку расположено именье покойного сэра Чарльза и его сына. - Насколько неподалеку? - Примерно в двух милях. Сама мисс Лайджест происходит из небогатой семьи - отец погиб очень давно, а мать вышла замуж повторно за мистера Лайджеста, и девочка была им удочерена. Однако ее мать умерла пятнадцать лет назад, и мисс Лайджест стала жить со своим отчимом. Они, по-видимому, в неплохих отношениях, но особой теплоты я не почувствовал, по крайней мере с ее стороны... А теперь о самом убийстве. Десятого августа, то есть ровно неделю назад, мисс Лайджест провела утро дома вместе с отчимом, который плохо себя чувствовал из-за сильной головной боли. Леди говорит, что он давно страдает нарушениями кровообращения и иногда подолгу не покидает поместье из-за тяжелых приступов. В тот день он поздно встал и был сильно не в духе. Около двух часов дня для мистера Лайджеста принесли записку, которую он тут же распечатал и прочел. По брошенной им фразе леди Элен поняла, что это от сэра Чарльза. Возможно, в записке было приглашение - так предполагала мисс Лайджест, потому что отчим по прочтении взглянул на часы. Ничего не сказав, он удалился в свой кабинет и не входил до самого вечера. Однако в девять он позвал мисс Лайджест и попросил ее отнести ответную записку в Голдентрил - так называется родовое поместье покойного сэра Чарльза - причем велел оставить конверт на столе в мраморной беседке. Леди Элен согласилась без расспросов, тем более что все равно собиралась по своим делам в том же направлении. Вечер был теплый, и она пошла пешком. В парке все было как обычно и не вызывало никаких подозрений, но, когда мисс Лайджест вошла в мраморную беседку, она к своему ужасу увидела безжизненное тело сэра Чарльза Флоя, лежавшее на полу, и потеряла сознание. Очнулась она оттого, что полисмен приводил ее в чувство при помощи своей фляги, но теперь в ее руке был окровавленный нож. Мисс Лайджест утверждает, что этот нож ей вложили в руку после того, как она потеряла сознание. Но как бы то ни было, как только ей стало лучше, ее тут же арестовали по обвинению в убийстве. Сейчас леди Элен находится под домашним арестом и обо всех своих поездках должна отчитываться инспектору Лестрейду. - А уже после ареста ее отчим подтвердил, что днем получил именно приглашение в Голдентрил? - спросил я. - Да, подтвердил, - ответил Уотсон, - но арест мисс Лайджест отнюдь не прибавил ему здоровья, и поэтому его допрос длился не более двух минут. Однако он подтвердил полиции и то, что леди Элен должна была отнести на место предполагаемой встречи записку с отказом и извинениями, оставить ее там или передать в руки мистера Флоя. Но записки не было. - Не было? - удивился я. - Она пропала: в сумочке мисс Лайджест после ареста ее не оказалось. И Лестрейд вообще не верит в ее существование. - Замечательно, Уотсон! А теперь расскажите мне о мистере Гриффите Флое. Кажется, они с мисс Лайджест были помолвлены? - Нет, Холмс, это газетная выдумка. Сэр Гриффит Флой долгое время добивался руки мисс Лайджест, но его чувства так и остались без ответа. Он приехал в Великобританию три года назад, после того, как его мать, с которой он жил в Штатах, умерла. До этого он лишь иногда навещал отца, а теперь поселился у него насовсем. Сэр Чарльз горячо одобрял чувства своего сына к мисс Лайджест, а ее отчим, напротив, и слышать ничего не хотел о помолвке, как и сама леди Элен. Сейчас сердце молодого человека, надо полагать, разбито ужасным арестом его возлюбленной. Я откинулся на стуле и некоторое время обдумывал услышанное. - И как вам кажется, Уотсон, все это похоже на правду? Как вообще леди Элен вас приняла? - Мне кажется, она невиновна, Холмс! - ответил Уотсон. - Во всяком случае, она не заискивала передо мной, держалась уверенно и независимо. Но с другой стороны... Она действительно обладает даром убеждения. - А как вы ей объяснили свой визит? - Сказал правду - что вам нужно оценить дело, прежде чем взяться за mecn. - Правильно сделали, Уотсон. Вы, как всегда, упустили уйму важных вещей, но в целом неплохо поработали, и я, пожалуй, возьмусь за это дело - это затишье длится уже слишком долго и с каждым днем нагоняет на меня все большую тоску. - Слава богу! Нужно известить мисс Лайджест! - Разумеется. Подайте мне, пожалуйста, два телеграфных бланка, Уотсон. Я думаю, мисс Лайджест навестит нас завтра около полудня, но нужно на всякий случай предупредить еще и Лестрейда.

2

мисс Лайджест действительно появилась на следующий день у меня на Бейкер-стрит. Ровно в полдень моя хозяйка внесла ее визитную карточку, и мы с Уотсоном услышали на лестнице легкие шаги.

Она была очень красива - никому и в голову не пришло бы это отрицать. Нежный овал лица, точеный прямой нос и изящно очерченный выразительный рот выдавали ее благородное происхождение. Это была высокая яркая брюнетка с темными чуть вьющимися волосами и глазами глубокого синего цвета - это необычное сочетание придавало ее правильному лицу какое-то удивительное своеобразие. Вся ее одежда отличалась той особой простотой, которую может себе позволить лишь очень красивая женщина, уверенная в том, что ее совершенство сделает любое обрамление образцом вкуса и элегантности. Она держалась просто, но была при этом удивительно грациозна: в ее движениях не было ни томности, ни суетности - лишь легкость и спокойное достоинство.

Я поднялся ей навстречу и предложил стул, но она, прежде чем сесть, просто и чуть улыбаясь, протянула мне руку для рукопожатия. Я пожал ее, хорошо понимая, что это значит: она просила о помощи и относилась ко мне без тени снисхождения, столь свойственного высшей касте, но не собиралась терпеть его и по отношению к себе как к женщине. - Инспектор Лестрейд не препятствовал вашей поездке в Лондон, мисс Лайджест? - спросил я ее, когда с приветствиями было покончено. - Слава богу, нет, но он выказал мне свое явное неудовольствие. Кстати, он приставил ко мне полисмена, и сейчас он дежурит у вашего подъезда. - Ну, это не страшно... Итак, мисс Лайджест, я собираюсь по мере моих скромных сил вам помочь, и для этого сейчас я задам вам несколько вопросов и прошу отвечать на них максимально откровенно. Возможно, некоторые вопросы будут вам неприятны, но я вынужден настаивать на них, потому что успешность моего расследования во многом зависит от того, что вы расскажете. - Я это хорошо понимаю, мистер Холмс. Спрашивайте о чем угодно. - Скажите, каковы отношения между вами и вашим отчимом? - Самые ровные, какие только можно представить. Мы никогда не ссорились, но и глубокой семейной любовью это вряд ли можно назвать. Я многим обязана мистеру Лайджесту, уважаю его и ценю его заботу, а он давно испытывает ко мне почти отцовскую привязанность. - Он оплачивает ваши расходы? - Нет. Он содержит дом и все связанное с хозяйством, а у меня есть личный счет. - А каково будет приданое в случае вашего замужества? - Я получу часть капитала моего отчима - это деньги, которые моя покойная мать передала ему с этим условием. С тех пор они приумножились. - Сумма значительная? - Около сорока тысяч фунтов. - Спасибо. А теперь расскажите о мистере Гриффите Флое и ваших с ним разногласиях. - Вряд ли это можно назвать словом "разногласия". Он просил меня выйти за него замуж, а я не хотела этого. - Почему? Наша клиентка устремила на меня взор своих темных синих глаз: - Он грубый, самодовольный и не слишком порядочный человек. - Мистер Лайджест такого же мнения? - Да. Гриффит Флой и мой отчим с первого дня знакомства не жалуют друг друга. - Между ними возникали ссоры? - Да, с тех пор, как мистер Флой стал открыто проявлять ко мне интерес. При этом отчим быстро впадал в ярость, а мистер Флой провоцировал его. Мне же отводилась весьма неприглядная роль. - Понимаю. Попытайтесь вспомнить, когда они ссорились в последний раз. - Я отлично помню: это было накануне дня, когда был убит сэр Чарльз. - Очень интересно! Поподробнее об этом, пожалуйста. Мисс Лайджест откинулась на стуле. - Это была ничем не примечательная стычка, - сказала она, - сэр Чарльз обедал у нас, а Гриффит Флой пришел "навестить меня" - так он называл свои визиты - отчим сделал какое-то замечание относительно манер нынешних американцев, и Флой язвительно дал понять, что уловил намек. Сэр Чарльз, как всегда, пытался примирить их, но ничего не вышло. Обед быстро и холодно закончился. - Вы были с ними все это время? - Нет, я быстро оставила их, чтобы не слушать ссор и заняться своими делами. - Выходит, лично вы и сэр Чарльз не имели друг к другу претензий? - Мы были в довольно теплых отношениях и много времени провели во взаимных извинениях: он - за своего сына, а я - за отчима. Возможно, в моем положении это прозвучит забавно, но я действительно сожалею о смерти сэра Чарльза. Это прозвучало вполне убедительно. - Давайте перейдем к событиям следующего дня, - сказал я. - Итак, ваш отчим получил записку из Голдентрила? - Совершенно верно. Он прочел ее, долго не говорил ничего, а потом сказал скорее сам себе, чем мне, - "надо ответить старику Чарльзу". - Куда он дел письмо? - Унес с собой. - Вы выдели письмо после этого. - Нет. - Ответ он отправил лишь вечером? - Да. - Вы вскрывали конверт? - Нет. - Куда вы положили его? - В свою сумочку. - Кто-то мог вытащить его еще до вашего ухода? - Совершенно исключено - моя сумка все время была со мной. - Какие дела вне дома были у вас так поздно, мисс Лайджест? - Я должна была принести кое-какие документы моей хорошей знакомой. Ее зовут Грейс Милдред. - Почему вы не пошли к ней раньше? - Она работающая женщина и обычно занята до самого вечера.

Я разжег свою трубку и некоторое время изучал мисс Лайджест, пока она снимала перчатки. - Вы знаете что-нибудь о том, что делал ваш отчим после вашего ухода? - спросил я. - Да, знаю, ответила она, - примерно до половины одиннадцатого он читал газеты в своей комнате. Если вам интересно, он не мог покинуть дом, так как наша горничная все это время была на первом этаже, в холле и на кухне. Кроме того, мистер Лайджест дважды просил приготовить ему чай. Мэри Гордон работает в Грегори-Пейдж уже пять лет, и у меня нет причин ей не верить. - Когда вы шли по дороге к Голдентрилу, вас кто-нибудь видел? - Не знаю, по крайней мере, я никого не встретила. - Вы вошли в парк через центральные ворота? - Да, они были открыты. - Их не запирают? - Насколько я знаю, только на ночь. - Как поздно? - Около одиннадцати. - А в парке есть другие ворота? - Полагаю, есть какие-нибудь калитки. - Их расположение вы не знаете? - Не знаю. - Идя по парку, вы что-нибудь слышали: голоса, крики? - Абсолютно ничего, мистер Холмс. Было очень тихо. - Расскажите, как вы обнаружили тело.

Мисс Лайджест несколько удивленно взглянула на поданный Уотсоном стакан, но потом взяла его. - Беседка находится немного в стороне от аллеи, и, чтобы войти в нее, нужно обогнуть высокие перила - только тогда видны ступени. Были легкие сумерки, но на столе стояла свеча, и я сразу увидела сэра Чарльза. Он лежал на спине, но как-то неровно - словно, умирая, сполз со скамейки... - Насколько мне известно, он умер мгновенно, - заметил я, - удар ножом задел сердце. - Тогда, должно быть, тело приняло такое положение после его смерти... Вокруг было много крови, и она стекала по ступенькам. На груди сэра Чарльза тоже зияло кровавое пятно. - Вы были напуганы? - Скорее шокирована. - А нож? Вы видели нож? - Откровенно говоря, мистер Холмс, я не помню. Я видела сэра Чарльза и все вокруг лишь пару секунд - потом я потеряла сознание... - Понятно... - Но не думайте, мистер Холмс, что мне стало дурно при виде трупа и крови! Такого со мной не бывает! - Вот как? Что же тогда произошло? - спросил я не без удивления. - Меня ударили! - мисс Лайджест всем телом подалась вперед. - Клянусь, мистер Холмс, кто-то ударил меня по голове! Я уверена в этом так же, как и в том, что сижу сейчас перед вами. Все произошло очень быстро, почти мгновенно - я внезапно почувствовала острую боль и не успела даже подумать о чем-либо. - И вы не слышали, как кто-то приблизился к вам? - Нет, ни одного шороха за спиной. - Вы сообщили об этом Лестрейду, мисс Лайджест? - Разумеется, но он даже не удосужился ответить мне. - Так вы просили, чтобы вас осмотрел врач? - вдруг спросил Уотсон. - Да, я настояла, тем более что ужасно болела голова. В полицейском участке доктор подтвердил, что голова ушиблена, но мистер Лестрейд сказал, что, должно быть, я ударилась о мраморные ступеньки, когда падала в обморок. - Можно сказать, вам повезло, что он не посчитал это частью вашего "заранее обдуманного плана", - улыбнулся я. - Да, - усмехнулась она, - нужно долго и основательно думать, чтобы, в конце концов, придумать такой план... Мистер Лестрейд определенно не слишком высокого мнения о моих умственных способностях. - А когда появился сын покойного? - Когда меня вывели из парка, Гриффит Флой шел навстречу. Инспектор сообщил ему о том, что мистер Чарльз Флой только что был найден убитым и что я арестована по обвинению в этом убийстве. - Какова была его реакция? - Он остолбенел, а потом принялся кричать и пытался схватить меня за горло.

Я улыбнулся этой фразе, произнесенной столь будничным голосом и без всякого волнения. - Как я понял, мисс Лайджест, Лестрейд так и не допрашивал вашего отчима по полной форме. Вы знаете, когда он собирается это сделать? - Допрос уже несколько раз назначался и откладывался в связи с тем, wrn мистер Лайджест был нездоров, но, если не ошибаюсь, сегодня в половине шестого...

Ее слова были неожиданно прерваны вошедшей миссис Хадсон: - Мисс Лайджест, вам срочная телеграмма. - Для меня? - Да, похоже, она догнала вас в Лондоне. Ее только что доставили в срочном порядке с пометкой вручить вам лично.

Мисс Лайджест торопливо разорвала конверт и прочитала написанное. Ее щеки мгновенно побелели, и она перевела беспомощный взгляд с Уотсона на меня. - Кажется, история продолжается, - сказала она. - Прочтите.

Я взял телеграмму и прочел:

"Миледи,

Мистер Лайджест скончался через час после вашего отъезда. Кровоизлияние в мозг. Возвращайтесь как можно скорее.

С глубочайшими соболезнованиями,

Келистон"

- Мне очень жаль, - сказал я, и она спокойно кивнула в знак благодарности. - Келистон это ваш дворецкий? - Да. - Нужно ехать в Грегори-Пейдж, мисс Лайджест. - Вы поедете со мной? - Да, я собираюсь помогать вам в этом деле. - О, мистер Холмс!.. - Я прошу вас сохранять спокойствие, мисс Лайджест. Она нахмурилась и опустила взгляд:

- Я спокойна, мистер Холмс. Но это уже вторая смерть за такое короткое время! Что все это значит? Неужели он не выдержал моего ареста? - Я сделаю все, чтобы разобраться в происшедшем. А вы не вините себя понапрасну, мисс Лайджест - с вас хватит и одного обвинения.

3

- У меня сейчас нет особых дел в Лондоне, и поэтому я предполагаю остаться в непосредственной близости от места преступления на время расследования. Думаю, и Уотсон составит мне компанию. Там есть приличная гостиница, мисс Лайджест?

Мисс Лайджест оторвала печальный взгляд от движущегося пейзажа за окном и посмотрела на меня: - Я как раз хотела предложить вам остановиться в нашем, то есть теперь в моем доме, мистер Холмс. Это относится, разумеется, и к доктору Уотсону. Надеюсь, вы не откажете мне в этом, тем более что гостиница находится в шести милях от Грегори-Пейдж. - Мы, безусловно, не откажемся, если только это не причинит вам неудобств. - Не причинит, будьте уверены. Ваше присутствие принесет мне спокойствие и одновременно облегчит ваше расследование.

Поезд мчал нас на северо-запад, и за всю оставшуюся дорогу мисс Лайджест не проронила ни слова. Она задумчиво и печально смотрела в окно, пока экспресс не остановился на нужной нам станции.

Нас уже ожидал экипаж, и, освободившись, наконец, от сопровождения полисмена, до Грегори-Пейдж мы добрались за пятнадцать минут.

Еще издали стали видны невысокие башни старинного поместья, а дорогу к нему окружали высокие вязы. Мы въехали в тихий ухоженный парк, и мисс Лайджест заметно оживилась. Навстречу нам выбежал дворецкий, худощавый светловолосый мужчина средних лет, гораздо более молодой, нежели обычно подобает быть английскому дворецкому. Когда экипаж остановился у парадного входа, он помог своей хозяйке выйти. - Прошу вас, джентльмены, - сказал он, приглашая нас в дом. - Господа, это наш дворецкий Келистон. Келистон, перед вами мистер Unklq и доктор Уотсон. Они останутся в Грегори-Пейдж на время расследования, - мисс Лайджест на мгновенье замолчала, а потом снова обратилась к дворецкому. - Он в своей спальне? - Да, миледи. Примите наши соболезнования. - Спасибо, Келистон. - До вашего приезда мы решили ничего не трогать в комнате, где это произошло, но сэра Джейкоба перенесли на кровать... Сюда, пожалуйста, джентльмены.

Мы оказались в светлом холле, изящно обставленном, что, вероятно, следовало приписать вкусу хозяйки, затем поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Мисс Лайджест ускорила шаги, и первая вошла в кабинет, а потом и в совмещенную с ним спальню.

Нашим взорам предстало грузное тело, лежавшее на кровати и укрытое простыней. Тут же оказалась и горничная, которая при виде нас безмолвно отступила в сторону и потом почти не сводила глаз с мисс Лайджест.

Леди Элен подошла к кровати и откинула простыню с лица трупа. Резкие черты этого лица, еще более подчеркнутые смертью, говорили о былой властности и упрямстве их владельца. Массивный подбородок выдавал честолюбие и бескомпромиссность. Мистер Лайджест, должно быть, был по своей природе вспыльчивым и злопамятным, и прошедшие годы вряд ли смягчили его нрав. - Он так изможден... Скажите, Келистон, он умер без мучений? - Да, миледи. Мы застали его без сознания, и оно к нему больше не вернулось. - Кто это "мы"? - Я и Мэри... то есть мисс Гордон.

Мисс Лайджест внимательно вгляделась в застывшее лицо, словно стараясь навсегда запечатлеть его в своей памяти, наклонилась и коснулась губами остывшего лба, затем прикрыла его простыней.

Горничная зарыдала, приложив руки ко рту: - Боже мой! Как же это могло случиться?! Как же так, миледи?.. - Успокойтесь, Мэри. Теперь уже ничего не поправишь. Келистон, дайте ей воды.

Дворецкий отвел всхлипывающую девушку в сторону, а мисс Лайджест повернулась к нам. Ее красивое строгое лицо не выражало никаких явных эмоций. - Предлагаю спуститься в гостиную, джентльмены, - сказала она, - а Келистон через минуту присоединится к нам. Ему, наверняка, есть что рассказать.

Через несколько минут мы сидели в уютной гостиной, а еще через минуту перед нами стоял Келистон. Он испытывал видимое напряжение от предстоящих расспросов. - Итак, Келистон, - начала мисс Лайджест, - расскажите все по порядку.

Дворецкий поежился и уставился в пол. - Утром пришел мистер Гриффит Флой... - В котором часу он пришел? - спросил я. - Почти сразу после того, как вы, миледи, уехали в Лондон. Он сообщил, что уезжает, и просил пригласить леди Элен, но я ответил, что вы в отъезде. Мистер Флой не поверил мне и обвинил во лжи, а я пытался объяснить, но безуспешно. Я старался не позволять себе лишнего, но он был груб и не держал себя в руках. На наши громкие голоса вышел хозяин и велел мне пропустить мистера Флоя к нему в кабинет. - Что?! - удивилась мисс Лайджест. - Я тоже был удивлен, миледи, ведь сэр Джейкоб никогда не симпатизировал мистеру Флою, но на этот раз все было именно так. Они вошли в кабинет, и хозяин плотно закрыл дверь. Их разговор длился около двадцати минут, и, несмотря на закрытую дверь, было слышно, как мистер Флой громко смеялся. Потом все было тихо, но голос сэра Гриффита нарушил тишину - он звал на помощь... Когда я прибежал, хозяин лежал на полу, а мистер Флой пытался вернуть его в сознание. Он сказал, что сэру Джейкобу неожиданно стало плохо: он побагровел и упал навзничь... - Что вы сделали, Келистон? - спросил я. - Я распорядился срочно заложить коляску и отправил мисс Гордон за мистером Рональдом Рэем... - Это наш семейный врач, - пояснила нам мисс Лайджест. - Она застала его дома, - продолжал дворецкий, - и они вернулись в Грегори-Пейдж через пятнадцать минут, но было поздно. Мистер Рэй осмотрел хозяина, еще раз расспросил мистера Флоя о симптомах приближавшегося приступа и заключил, что хозяин скончался от инсульта... Как только мы поняли, что сэру Джейкобу уже не помочь, я составил срочную телеграмму для вас, миледи, и сам отвез ее на станцию. - Мистер Флой что-либо говорил вам или врачу о содержании разговора с мистером Лайджестом? - поинтересовался я. - После заключения мистера Рэя он сказал, что не понимает, чем мог быть вызван приступ, что беседа была ровной и касалась нейтральных вещей, таких как коммерческие сделки. - У вас были совместные дела с семьей Флоев, мисс Лайджест? - Да, - ответила мисс Лайджест, рассеянно потирая руки, - отчим и сэр Чарльз вели общие земельные дела, я и сэр Гриффит были совладельцами. - Что вы еще можете сказать, Келистон? - спросил я. - Это все, сэр. - Мистер Флой не сказал, куда именно он едет? - Нет, сэр, но в его коляске был большой чемодан.

Дворецкий повернулся к мисс Лайджест: - Я не знаю, миледи, может быть, я сделал что-то не так, - сказал он, нервно перебирая край сюртука, - может быть, сэру Джейкобу можно было помочь... Но доктор сказал... - Вы все сделали правильно, Келистон, - прервала его мисс Лайджест, вы выполнили свой долг, и никто ни в чем не упрекнет вас. - Благодарю вас, миледи. - Я тоже считаю, что вы действовали правильно и быстро, - заметил я, и я даже думаю, что... О, Лестрейд! Добрый вечер, Лестрейд. Как поживаете?

В гостиную вошел наш знакомый полицейский инспектор. Он оглядел комнату и всех присутствующих и с довольно кислой физиономией пожал мне руку. - Здравствуйте, мистер Холмс, - ответил он. - Добрый вечер, Уотсон. Вот уж не думал, что встречу вас здесь. - Мы оказались тут в связи с последними событиями. - Да-да, я получил телеграмму, мистер Холмс. Но, честно говоря, я не думал, что вам, мисс Лайджест, так скоро удастся перетянуть мистера Холмса на свою сторону.

Мисс Лайджест нехотя подняла на него взгляд: - Полагаю, мистер Холмс всегда находится на стороне правосудия и не нуждается в том, чтобы его куда-то перетягивали. - Истинная правда, Лестрейд, - улыбнулся я. - Настало время во всем разобраться. - Здесь не в чем разбираться, мистер Холмс. В этом деле все предельно ясно, и весь срок, данный на расследование, - пустая формальность. - Я так не думаю. - Эти джентльмены здесь, инспектор, потому что умер мой отчим.

Лестрейд многозначительно поднял брови: - Но позвольте, ведь я должен был брать у него показания, и... Как же так? Где вы были, мисс, во время его смерти?

Мисс Лайджест вскинула ресницы и пронизывающе посмотрела на Лестрейда, нарочито медля с ответом. Я опередил ее. - На этот раз у леди Элен есть стопроцентное алиби, - сказал я, - она была на Бейкер-стрит, а в доме с сэром Джейкобом все время был дворецкий. Он и известил ее, а заодно и нас, о происшедшем. - Тогда вам есть, что мне рассказать, мистер Келистон. Прошу вас, что вы знаете о смерти мистера Лайджеста?

Мисс Лайджест, грустно улыбнувшись, посмотрела на Келистона: - Мужайтесь, друг мой! Боюсь, вам придется еще не раз рассказать все виденное и слышанное...

Когда Лестрейд расположился в кресле, а дворецкий заново начал свой рассказ, я тронул Уотсона за рукав и вывел из комнаты. - Идемте, Уотсон, - сказал я вполголоса, - я доверяю мистеру Рэю, но мне хотелось бы услышать и ваше мнение. - Вы хотите, чтобы я осмотрел тело? - удивился он. - Да, нужно убедиться, что нет незамеченных повреждений. Заодно обследуем комнату. - Вы думаете, Гриффит Флой убил его? - Пока рано что-либо думать, хотя и найти что-то надежды мало...

Мы поднялись в комнаты мистера Лайджеста на втором этаже, и я прикрыл за собой дверь.

Уотсон снял простыню с тела и быстро прощупал голову и позвоночник, затем расстегнул сорочку и осмотрел шею и грудь. - Ничего, Холмс. Это инсульт, и другое объяснение вряд ли возможно. - А яд? Например, с помощью укола? - Нет, здесь все симптомы налицо. - Жаль, что вы не видели мистера Лайджеста при жизни, Уотсон, когда посетили этот дом. Возможно, личное знакомство могло что-либо прояснить. - Да, жаль, но тогда никто не думал о приближающейся трагедии. - Ладно, оставим это.

Пока Уотсон приводил тело в порядок, я огляделся вокруг. В комнатах не было ничего примечательного, кроме явно сдвинутого столика посреди кабинета с пепельницей и упавшей рядом салфеткой. Возможно, мистер Лайджест, падая, пытался держаться за стол. Я быстро просмотрел все бумаги на столе в кабинете и особенно тщательно перебрал ящик бюро для писем. Там была внушительная пачка различной корреспонденции, но записки от Чарльза Флоя не было - видимо, мистер Лайджест не посчитал нужным хранить ее.

Уотсон еще не закончил, и я подошел к окну, составляя в уме план дальнейших действий. Мое внимание привлек пепел на подоконнике с обратной стороны. Я поднял раму и дотронулся рукой до легковесных крупинок: они были совершенно сухими и, несомненно, попали сюда сегодня, иначе ночная влага и ветер успели бы их уничтожить. - Что-нибудь нашли, Холмс? - Уотсон вышел из спальни и подошел ко мне. - Ничего особенного, - ответил я, закрывая окно. - Пора идти, у нас еще есть дела на сегодня. - Вы собираетесь в Голдентрил порасспросить Гриффита Флоя? - Нет, вы же слышали, что он собирался ехать куда-то и притом с большим чемоданом. Вряд ли смерть мистера Лайджеста изменила его планы, так что сегодня его будет трудно отыскать. Я пойду к Рональду Рэю, а вам, наверное, стоит сходить на станцию и отправить телеграмму супруге, если вы хотите остаться здесь. - Я и сам подумал об этом. Вы правы, Холмс, так я и сделаю.

Мы спустились вниз и застали в холле уходившего Лестрейда. - Вы не собираетесь осмотреть комнату, где скончался сэр Джейкоб? спросил я его. - Нет, мистер Холмс. Не вижу необходимости. У меня и так дел по горло, а тут обычная смерть, которая, откровенно говоря, совсем некстати, да и заключение врача уже имеется. До свиданья, джентльмены!

Он ушел, громко хлопнув дверью.

Мисс Лайджест подошла ко мне. - Итак, мистер Холмс, я и весь дом в вашем распоряжении, - сказала она. - Я уже распорядилась, чтобы Мэри приготовила комнаты для вас и мистера Уотсона, и она покажет их вам, когда захотите. - Благодарю вас, мы воспользуемся этим позже. А сейчас покажите мне, где живет ваш семейный доктор.

Она подвела меня к высокому окну и указала на небольшое строение неподалеку: - Это вилла мистера Рональда Рэя. Он там живет и принимает пациентов. Идите по основной дороге, и это займет не более пятнадцати минут.

Когда мы с Уотсоном вышли за ворота парка Грегори-Пейдж, солнце sfe клонилось к закату. Доктор свернул направо и зашагал по направлению к станции, а я пошел вперед.

Мистер Рональд Рэй сам открыл дверь на мой стук. Он оказался высоким седовласым человеком лет пятидесяти с открытым лицом и всепроникающим взглядом, свойственным многим врачам.

Меня радушно приняли и дали понять, что цель моего визита более чем ясна. Я расспросил мистера Рэя о смерти сэра Джейкоба и, как и ожидал, не узнал ничего нового. Доктор подробно описал мне, каково было состояние здоровья покойного мистера Лайджеста и по каким причинам ему приходилось обращаться за помощью. Он удостоверил также, что рассказ сэра Гриффита и Келистона совпадает с наблюдаемыми симптомами, приведшими к смерти. - Вы ведь семейный доктор Лайджестов, мистер Рэй? - спросил я. - Да, я знал сэра Джейкоба, когда он был еще совершенно здоров, и помню леди Элен совсем юной девушкой. - И вам приходилось лечить ее?

Доктор пристально и как-то странно посмотрел на меня: - Да, разумеется. Всякое бывало. А почему вы спрашиваете? - Хочу знать, каковы ее нервные ресурсы, - улыбнулся я.

Лицо мистера Рэя смягчилось, и он посмотрел куда-то в сторону: - Она сильная женщина, самая сильная из всех, что я знаю... - он снова посмотрел на меня. - Помогите ей, мистер Холмс, и вы не просто восстановите справедливость, вы сделаете благороднейшее дело!..

4

мисс Лайджест взяла со стола большой блестящий кофейник и наполнила мою чашку кофе. - Вилла Голдентрил находится в двух с небольшим милях к северу отсюда. Вы хотите отправиться туда сразу после завтрака, мистер Холмс? - я подтвердил ее догадку. - Тогда можете воспользоваться экипажем. Роджер отвезет вас. - Спасибо, мисс Лайджест. Это весьма кстати. И у вас превосходный кофе! - Я часто готовлю кофе сама, - улыбнулась она. - А чем вы намерены заняться сегодня?

Она помрачнела: - У меня много дел в связи с похоронами. - Похороны завтра? - Да, завтра. Слава Богу, Келистон помогает мне, иначе я бы не справилась. Знаете, только сегодня, когда отчим не спустился к завтраку, я, наконец, поняла, что его больше нет... Все это, признаться, как-то не укладывается в голове. А ведь еще до вчерашнего дня я думала, что хуже быть не может. - Вы прекрасно держитесь, мисс Лайджест. Вашей выдержке можно только позавидовать.

Она грустно улыбнулась: - Надеюсь, моя выдержка не изменит мне и впредь. Но вы ведь, кажется, хотели о чем-то меня спросить, мистер Холмс? - Почему вы так решили? - Мне просто показалось. А разве я не права? - Правы. Скажите мне, ваш отчим курил сигареты или сигары? - Нет, он использовал нюхательный табак. Ах, да! Мистер Холмс! встрепенулась она. - Сегодня ночью я вспомнила об одной подробности, которая показалась мне существенной. - Я весь внимание. - В тот день на столике в мраморной беседке стояла пепельница. Она была из какого-то красивого материала и в серебряной оправе, поэтому я ее запомнила. - В ней были окурки? - заинтересовался я. - Были, в том-то и дело! Один или два коричневых - от сигар сэра Чарльза и несколько маленьких - должно быть, от сигарет. Один из них лежал на самом столе, наверное, вывалился. - Великолепно, мисс Лайджест! Вы идеальный клиент! Сигары, пепел или окурки часто являются важной уликой, и ваш случай не исключение. - Я рада, если помогла вам. - Вы помогли, прежде всего, себе! Допивайте кофе, Уотсон, нам пора идти. До вечера, мисс Лайджест! Надеюсь, ваши хлопоты не слишком утомят вас.

Через четверть часа мы уже тряслись в коляске по проселочной дороге.

Вилла Голдентрил оказалась весьма изящным строением. Она располагалась на некотором возвышении, и парк красиво обрамлял ее своей зеленью.

Мы въехали на центральную аллею, которая тянулась до парадного входа и то и дело разветвлялась на боковые тропинки.

Нам навстречу вышел чопорный дворецкий - аккуратный, уравновешенный и предупредительный, с пышными усами и чуть выделяющимся брюшком: - Что вам угодно, джентльмены? - осведомился он. - Мы хотели бы видеть сэра Гриффита, мистер Уиксбот, - ответил я. - Я не имею чести знать вас, джентльмены, а вы знаете мое имя? - Меня зовут Шерлок Холмс, а это доктор Уотсон. Вас нам рекомендовала мисс Лайджест.

Имя моей клиентки произвело на него впечатление - он грустно улыбнулся и закивал головой. - Да-да, конечно - мисс Лайджест! Как я сразу не узнал ее экипаж... Но я вынужден огорчить вас, джентльмены, - сэр Гриффит вчера утром уехал в Йорк и вернется не раньше следующей недели. - Этого я и боялся! - сказал я, не скрывая разочарования. - Полагаю, он уехал по делам наследства? - Вы совершенно правы, сэр. У покойного сэра Чарльза были дела по всей Британии, и сэр Гриффит решил не затягивать с переоформлением документов.

Он жестом пригласил нас в дом, и мы оказались в гостиной. Стены ее украшали коллекции оружия и картины времен Георга Первого. Однако обстановка показалась мне несколько беспорядочной.

Я снова привлек внимание дворецкого вопросом: - Скажите, Уиксбот, в парке много калиток, кроме центральных ворот? - Две, - ответил он несколько удивленно. - Где они находятся? - В боковых частях парка, симметрично по отношению к воротам и зданию. - Спасибо, а теперь мне хотелось бы поговорить с горничной, которая нашла покойного сэра Чарльза. Она еще работает здесь? - Да, конечно. Я позову Люси, но прежде, сэр, я бы хотел... Простите мне мое любопытство, сэр... Скажите, как себя чувствует мисс Лайджест? Она была так измучена в последнее время... - Мисс Лайджест жива и здорова. С ней все в порядке, - ответил я. - А смерть сэра Джейкоба? - Дурные вести расходятся быстро, - заметил я. - Мисс Лайджест расстроена, но прекрасно держится. Позвольте спросить, почему она вас интересует?

Дворецкий слегка смутился: - С ней обошлись жестоко и несправедливо. Это же абсурд: разве могла она убить сэра Чарльза? - В деле много отягчающих обстоятельств и косвенных улик, - заметил я. - Я понимаю это, сэр, но, тем не менее, убежден в ее невиновности! - Как же вы объясните случившееся? - Я не могу все это объяснить, сэр, но версия полиции кажется мне абсурдной. - Что ж, хорошо, что у мисс Лайджест есть сторонники, верящие в нее.

Я задал ему еще несколько вопросов, но полученные ответы ничего мне не дали. Вечером в день убийства дворецкий был в отдаленном крыле дома и ничего не слышал, а о случившемся несчастье узнал от служанки, которая должна была нести сэру Чарльзу чай и которая его нашла уже мертвым. Когда она по звонку Уиксбота вышла к нам в гостиную, я подробно расспросил ее обо всем этом. - Так, вы говорите, Люси, мисс Лайджест лежала на ступенях беседки почти лицом вниз? - Да, сэр. Одной щекой она лежала на ступеньке, а руки ее были согнуты, словно она пыталась опереться при падении. - Тогда ее платье, руки и лицо должны были быть в крови? - Так и было, сэр. Когда полисмен поднял ее, мы все ужаснулись - она была как исчадие ада! - И держала нож в руке? - Нет. Когда ее стали поднимать, она тут же выронила нож. - Как она реагировала, когда предъявили обвинение? - Достала платок и вытерла лицо. Представляете! Ни одной слезы, ни слова раскаяния! Просто дьявол, а не женщина, прости меня господи...

- Ну, Уотсон, что вы об этом думаете? - спросил я, когда мы с ним, отпустив кучера, шли по дороге к трактиру. - По-моему, совершенно ясно, что этот Уиксбот влюблен в мисс Лайджест, - ответил Уотсон. - Он безоговорочно на ее стороне, а ведь преданные слуги обычно хватаются за соломинку, чтобы отомстить за убитого хозяина. Его поведение кажется мне в высшей степени странным. - Уиксбот придерживается здравого смысла в отличие от Лестрейда, но вряд ли можно сказать, что он влюблен, тем более что он явно женат. - С чего вы взяли? На его руке не было кольца! - Если бы вы потрудились оглядеться, вы бы заметили, что перед нашим приходом он занимался чисткой серебра - потому он и снял обручальное кольцо. - Как же тогда объяснить его поведение? Крайне подозрительно, что он уже знает о смерти сэра Джейкоба.

Я улыбнулся его догадкам: - Друг мой, вы помните ту толпу деревенских кумушек, что вчера осаждали Грегори-Пейдж до самого вечера? Разве можно сомневаться, что о смерти сэра Джейкоба уже знает все графство? - Да, наверное, вы правы, Холмс. - Что же касается нашей очаровательной клиентки, то, согласитесь, ей трудно не симпатизировать. - Горничная из Голдентрила, эта Люси, с которой вы только что беседовали, вряд ли с вами согласится. - Ну, она ведь женщина! Женщины крайне ревнивы к представительницам своего пола и больше мужчин склонны к агрессии из-за чувства неполноценности. И, кроме того, не забывайте, она видела мисс Лайджест в крови и с ножом в руках. Если для меня одно это означает, что мисс Лайджест невиновна, то для деревенской горничной, напротив, это доказывает все. - Объяснитесь, Холмс. - Очень скоро я расскажу вам все, что знаю, Уотсон. Дайте мне немного времени... А, вот и "Серебряный бык"! Входите, входите, милый Уотсон. Где еще, как не в трактире можно без малейших усилий узнать почти все о местных жителях и местных новостях? Грех этим не воспользоваться, тем более что в такую жару мы наверняка раздобудем здесь пиво.

После ленча и небольшого отдыха Уотсон отправился в ГрегориПейдж, а я - в полицейское управление.

Лестрейд, как оказалось, уехал в Лондон, но мне не составило особого труда добиться разрешения посмотреть дело.

Уж в чем нельзя было упрекнуть нашу полицию, так это в неаккуратности: протоколы показаний всех сколько-нибудь значимых свидетелей были подробными и тщательными, и я бегло просмотрел их. Однако больше меня интересовало медицинское заключение о смерти сэра Чарльза. Я внимательно изучил его и сделал кое-какие выписки.

Вдохновленный результатами, я покинул полицейский участок и вернулся в Голдентрил. Но на сей раз в дом я не пошел, а стал двигаться вдоль парка, желая отыскать калитки, о которых говорил Уиксбот.

Вскоре я нашел совсем небольшую калитку, которая позволяла из парка b{irh не на улицу, а в рощицу и лишь затем на проселочную дорогу. Калитка закрывалась на простой ручной замок, какие всегда вызывали мое недоумение своим назначением: любой человек мог как войти, так и выйти из парка по одному только своему желанию. Я сам проделал и то, и другое несколько раз и убедился, что калитка исправна и что на дорожке, ведущей к ней из парка, нет никаких следов.

Когда я возвращался в Грегори-Пейдж, уже приближалось время обеда, но солнце стояло еще довольно высоко и жарко светило, так что приходилось закрываться от него рукой.

Я встретил мисс Лайджест в холле. Она провожала пожилого священника, который давал ей напутствия и старался поддержать в выпавших на ее долю испытаниях.

Не желая мешать, я сразу прошел в столовую, где нас обоих уже ждал Уотсон. Через пару минут вошла мисс Лайджест и извинилась за опоздание. Вид у нее был немного усталый, но она по обыкновению была спокойна и холодна. Казалось, ничто не могло поколебать ее сдержанность. Наверное, наблюдая за ней в эти не самые лучшие минуты, ее можно было бы назвать скрытной и необщительной, если бы не выразительный взгляд красивых синих глаз, в которых всегда отражался живой интерес. Наблюдая за ней, я наконец, понял, что именно этот взгляд, в котором читался ее быстрый и острый ум, делал ее внешность совершенно особенной.

Обед прошел за непринужденной беседой. Я сообщил мисс Лайджест о том, что Гриффит Флой уехал в Йорк по делам наследства на неопределенный срок, и на ее лице отразилось разочарование.

Мы довольно долго беседовали, но потом она отодвинула от себя чашку и серьезно посмотрела на меня: - Скажите откровенно, мистер Холмс, мне есть, на что надеяться? Поверьте, я не сомневаюсь в вашем профессионализме, но ведь бывают же и безнадежные случаи! - Если бы вы обратились ко мне сразу, мисс Лайджест, то сейчас, наверняка, были бы свободны от обвинений, - ответил я, - эта прошедшая неделя сильно осложнила мое расследование. Но одно я могу вам сказать с полной уверенностью - вам есть на что надеяться. Теперь я не просто верю, а знаю, что вы невиновны. И если так, значит настоящий убийца на свободе, а найти его - вполне выполнимая задача.

5

На следующий день в полдень состоялись похороны Джейкоба Лайджеста. Я предположил, что они могут быть небесполезными для меня в плане наблюдения, и поэтому, получив согласие мисс Лайджест, стал ее сопровождать.

Как я понял, покойный был весьма заметной личностью и пользовался популярностью у местных жителей - народу собралось очень много, хотя среди скорбящих попадались на глаза и обычные зеваки. Из обрывков разговоров было ясно, что похороны сэра Чарльза прошли куда более скромно и гораздо менее людно - очевидно, у многих все же хватило такта не появляться на этой вдвойне трагической церемонии из простого любопытства.

В собравшейся толпе легко можно было выделить нескольких сквайров, которые почти не сводили глаз с мисс Лайджест в течение полутора часов. Друг друга они, видимо, тоже неплохо знали, так как время от времени перебрасывались недружелюбными взглядами. Глядя на них, я подумал, что если эта женщина, не прилагая ни малейших усилий, просто будучи тем, что есть, пробуждала в мужчинах столь горячие чувства, то какая же сила обрушится на того, кого она захочет соблазнить?..

За всю церемонию мисс Лайджест по-прежнему не проронила ни одной слезы и лишь устало кивала в ответ на неиссякавшие соболезнования. Она не скрывала своего спокойствия, и ее черная вуаль свободно колыхалась на ветру, вместо того, чтобы закрывать лицо. Но при этом она, стоя в стороне в простом черном платье, казалась центром происходившего действа. Вокруг нее витала особая аура - она словно затмевала все там, где находилась, все вокруг начинало вертеться вокруг нее, становилось фоном, и было удивительно наблюдать за этим со стороны.

Когда тело было предано земле, и все начали понемногу расходиться, я подошел к невысокой миловидной девушке: - Грейс Милдред, если не ошибаюсь? - Да, сэр, - удивилась она, - откуда вы знаете мое имя?.. Впрочем, понятно - вы мистер Шерлок Холмс, и леди Элен говорила вам обо мне. - А вам обо мне, очевидно, - улыбнулся я. - Да, верно. Что вам угодно, мистер Холмс? - Я бы хотел поговорить с вами о последних трагических событиях. Если вы не против, я провожу вас, и поговорим по дороге. - Хорошо.

Мы отделились от толпы. Я оглянулся назад и увидел, что мисс Лайджест беседует с доктором Рэем и тоже собирается домой. - Скажите, мисс Милдред, вы знали, что в вечер убийства леди Элен собиралась вас навестить? - Да, конечно. Мы договаривались заранее. - У вас с ней дружеские или деловые отношения? - Одно другого не исключает: мы с мисс Лайджест давние приятельницы, и она любила бывать у меня по вечерам до того, как умер ее отчим, но при этом я оказываю ей услуги машинистки. - Мисс Лайджест что-то пишет? - заинтересовался я. - О, да! Научные статьи. - И в тот день она должна была принести вам свою рукопись? - Нет, она собиралась забрать машинописную копию. - Копия была готова? - Да, и я прождала мисс Лайджест до позднего вечера. - Вас не насторожило то, что она не пришла? - Честно говоря, я беспокоилась, мистер Холмс. Обычно, если она не могла прийти, как обещала, она отправляла записку, а тут - ничего. - Когда вы узнали, что мисс Лайджест арестована? - Только назавтра, когда вся округа говорила об этом. - Вы верите, что сэра Чарльза убила она? - О боже мой, разумеется, нет! - Вы кому-нибудь говорили об этом? - Да, я даже посетила полицию и сказала там, что они совершают большую ошибку. Я подумала, что, если кто-то вот так же может свидетельствовать против мисс Лайджест, высказывая свое мнение, то почему бы мне не выступить в ее защиту. Вы ведь знаете, что полиция собрала несколько косвенных свидетельств, таких как мнение горничной, обнаружившей тело, и тому подобных? - Да, знаю. Но ваших показаний, мисс Милдред, нет в деле, и я очень об этом сожалею. - Когда я поговорила с полицейскими, я, признаться, не очень-то на это и надеялась. Возможно мне стоит подать жалобу, как вы думаете? - Думаю, пока не стоит. Вы можете пустить это в ход, если для мисс Лайджест не останется уже никакой надежды. - А это возможно? - Я постараюсь этого не допустить, но все же с моей стороны было бы неосторожно давать однозначные обещания. - Понимаю. - Каковы были отношения мисс Лайджест с покойным сэром Чарльзом? - Самые ровные. Они симпатизировали друг другу. - Насколько откровенна с вами мисс Лайджест в вопросах своих симпатий и антипатий, в личных вопросах вообще? - Думаю, достаточно откровенна. По крайней мере, я знаю, кто вызывает ее неприязнь, а кто, напротив, симпатию. - Кто же вызывает ее неприязнь? - Мистер Гриффит Флой. - Мисс Лайджест мне его ярко охарактеризовала. А вы, мисс Милдред, сами были когда-нибудь свидетельницей его за ней ухаживаний? - Да, случалось. Подобные ухаживания будут приятны не всякой женщине. - Что вы имеете в виду, мисс Милдред? Мистер Флой настолько непривлекателен? - Совсем напротив, он очень красив. К сожалению, на этом заканчиваются его достоинства. Однако сама мисс Лайджест не любит говорить о нем. - Да, я заметил. Ну, хорошо, мисс Милдред, а кому, по-вашему, она симпатизирует?

Мисс Милдред улыбнулась: - Многим людям: покойному отчиму, своим давним слугам, мне, я надеюсь, Годфри Бартлетту - ее оппоненту по Бритиш-Сайенс-мэгэзин, и... вам. - Откуда вам это знать? - спросил я. - Вчера я пила чай в Грегори-Пейдж, и мисс Лайджест говорила мне о вас. Вы сумели внушить ей доверие, мистер Холмс! - Доверие клиента для меня важно, - заметил я.

Девушка сделала многозначительную паузу, поправляя перчатки, а потом взглянула на меня и сказала, понизив голос: - Помогите ей, мистер Холмс, - мисс Лайджест не заслуживает того, что с ней происходит. Все здесь только делают вид, что ратуют за справедливость, а на самом деле так и исходят злорадством. Чего стоили хотя бы эти похороны! А она совершенно одинока и в сложившейся ситуации абсолютно беспомощна...

Через некоторое время я попрощался с Грейс Милдред, и она сама прошла остаток дороги к небольшой вилле в низине. Я же направился в полицейское управление повидать Лестрейда.

- А, мистер Холмс! - обрадовался он, когда я вошел в тесный и душный кабинет. - Добрый день! Я знаю, вы с доктором неплохо устроились у Лайджестов. - Здравствуйте, Лестрейд. Ваши сведения верны, но Уотсон утром уехал в Лондон и вернется только вечером - дела практики... Господи, Лестрейд! Как вы работаете в такой душной комнате?! - И в самом деле, здесь немного накурено. Если вам не трудно, мистер Холмс, откройте окно. Вот так, спасибо... Так что вы хотели? - Хотел отнять у вас несколько минут вашего драгоценного времени. - Снова что-то ищете, мистер Холмс? - ухмыльнулся Лестрейд. - Нет, на этот раз хочу поговорить с вами. - Полагаю, не о погоде, а, мистер Холмс? - рассмеялся он. - Снова что-то случилось с вашей очаровательной клиенткой? - Нет, слава богу. Думаю, с нее хватит и этих десяти дней. - Что же тогда? - Мне кажется, мы с вами можем неофициально поговорить о ее насущной ситуации и дальнейшей судьбе. Я предлагаю вам, Лестрейд, снять с мисс Лайджест обвинение в убийстве. - На каком основании? - На том основании, что она невиновна.

Лестрейд развел руками: - Как вы можете с такой уверенностью заявлять, что она невиновна, мистер Холмс? Не спорю, мисс Лайджест очень красивая женщина, но это еще ничего не доказывает! - Разве я говорю что-либо подобное? Я готов предложить реальные доказательства. - Прямые доказательства? - Нет, косвенные и основанные на логике - единственно возможные в сложившейся ситуации. - Вы ведь сами знаете, мистер Холмс, что косвенные факты не являются доказательством невиновности! - Но они не могут и доказывать вину, а между тем ваша полицейская версия держится на них почти полностью. - Что же вы предлагаете? - Для начала пересмотреть ваше объяснение случившегося и увидеть в нем слабые места. - По-вашему, там есть слабые места? - усмехнулся Лестрейд. - В достаточном количестве. И первое из них - отсутствие у мисс Лайджест мотивов для убийства. Зачем ей было убивать сэра Чарльза, Лестрейд? - Она призналась, что не хотела выходить замуж за мистера Гриффита Флоя, а он был настойчив... - ... и поэтому она убивает отца неприятного ей поклонника? - Сэр Чарльз встал на сторону сына! - Но сэр Джейкоб нет, и мисс Лайджест в любом случае ничто не угрожало. Английские законы, как вы знаете, защищают женщин от домогательства. Кроме того, мисс Лайджест давно не семнадцать лет, и она отнюдь не похожа на женщину, которую можно заставить выйти замуж против ее воли. - Мы не знаем точно, какие отношения были у нее с покойным. - Отношения были ровными и теплыми: никаких угроз, никаких претензий! Они знали друг друга еще до того, как сэр Гриффит приехал в Великобританию. Ей впору было скорее просить поддержки у сэра Чарльза, а не убивать его. - И все же это ничего не доказывает! - Само по себе нет, но это показывает уязвимость полицейской версии. Подумайте, Лестрейд: женщина без всякой видимой причины убивает своего давнего знакомого, используя при этом нож (между тем, в Грегори-Пейдж, наверняка, нашлось бы оружие получше) и начисто игнорируя тот факт, что о ее встрече с несчастным знают несколько человек! - Возможно, между ними вышла ссора, и убийство произошло случайно! Отсюда и случайное орудие убийства. - Помнится, раньше вы говорили о "продуманном плане", - улыбнулся я. - Ну, все может быть, - смутился Лестрейд, - допустим, мисс Лайджест по каким-то причинам хотела смерти сэра Чарльза и при представившейся возможности забыла об осторожности! - Хорошо, - сказал я, - представим, что так все и было. Объясните мне, в таком случае, куда делась записка ее отчима? - Мисс Лайджест ее уничтожила. - Зачем? - Возможно, она успела вручить ее сэру Чарльзу, а потом порвала, чтобы скрыть следы своего пребывания там. Записка могла испачкаться кровью, и обратно в сумку ее класть было рискованно. Мисс Лайджест подумала, что сможет договориться с отчимом и что он подтвердит полиции, что никакой записки не было и в помине. - А теперь, Лестрейд, вообразите себе эту ситуацию: мисс Лайджест убивает сэра Чарльза, понимает, что надо заметать следы, уничтожает записку, а потом - вот незадача - падает в обморок!

Лестрейд недовольно почесал затылок. - И кроме того, - продолжал я, - из ваших же протоколов следует, что ни бумажных обрывков, ни пепла от сожженной бумаги на месте преступления найдено не было. - Тогда вся эта история с запиской - сплошная ложь, придуманная мисс Лайджест для того, чтобы запутать следствие! - В полицейских протоколах написано, что, когда после ареста и дачи показаний мисс Лайджест проводили домой, ее отчиму задали несколько вопросов... - ...но он был очень плох и сказал, что уже слишком поздно и что на все вопросы он ответит на отдельном допросе в другое время, перебил меня Лестрейд. - ...и тем не менее, он сразу подтвердил, что просил мисс Лайджест отнести записку в Голдентрил. По-вашему, он солгал? Представьте только, какой дальновидностью надо обладать, чтобы солгать, до конца не разобравшись в ситуации, но предполагая, что эта ложь пойдет падчерице на пользу!..

Лестрейд заметно помрачнел. - У вас есть еще аргументы? - спросил он. - О, да! Вспомните заключение медицинской экспертизы: сэр Чарльз скончался от прямого удара ножом в сердце. На его теле была глубокая, тяжелая рана, нанесенная одним резким движением и проломившая ребро. Чтобы убить здорового мужчину таким образом, нужна немалая сила, которой явно не найдется в теле мисс Лайджест. - Как бы там ни было, мисс Лайджест была найдена с ножом в руке возле мертвого тела. И одно это перекрывает все ваши доводы, мистер Холмс, - Лестрейд немного покраснел, но сдаваться не собирался, - помоему, вы в очередной раз ищете сложное решение там, где явно напрашивается простое! - То, что лежит на виду и, как вы говорите, "напрашивается", не всегда является истиной! - возразил я. - Неужели вы не допускаете, Лестрейд, что всему этому может быть другое объяснение? - Такое, какое дает мисс Лайджест? - усмехнулся он. - Кто-то ударяет ее и вкладывает нож в руку? - Да, хотя бы такое - в нем ничто не грешит против логики. Этот нож, о котором вы все время напоминаете, не уличает мисс Лайджест, а оправдывает ее: женщина, убившая кого-то и падающая в обморок по любой причине, непременно выронила бы нож, а не сжимала его в руке. И она действительно выронила его, как нечто противоестественное, когда очнулась. То же касается ее окровавленного платья: оно было сильно испачканным, как и ее руки и даже лицо, и это ясно говорит о том, что упала мисс Лайджест уже после того, как кровь покойного стекла на ступени и даже частично запеклась. Вспомните: сэр Чарльз лежал на спине, а рана у него была в груди, и поэтому потребовалось j`jne-то время, чтобы кровь скопилась на ступенях, вероятно, минут десять или около того. Вряд ли мисс Лайджест стала ждать прошествия десяти минут, прежде чем упасть в обморок!..

Лестрейд нахмурился и некоторое время молчал. - Я предлагаю вам, Лестрейд, освободить мисс Лайджест от обвинений и заняться поисками настоящего убийцы, - сказал я ему, - а я по мере моих сил помогу вам в этом.

Он покачал головой: - Я не могу этого сделать! То, что вы говорите, мистер Холмс, звучит красиво и, признаться, убедительно, но мне нужны только факты, а не догадки. - Это больше, чем догадки - это разумные доводы! - И тем не менее! Мы здесь в полиции много работали и имеем стройную версию, которая не может быть признана неправильной из-за нескольких ваших зацепок. Если хотите повлиять на ход следствия, мистер Холмс, предложите мне альтернативу - другое объяснение всех известных фактов с доказательствами, уликами, показаниями свидетелей и именами. Если в этом новом объяснении появится новый убийца, мы его арестуем, а мисс Лайджест освободим с извинениями...

Когда вечером мы с Уотсоном прогуливались по парку, я рассказал ему о своей беседе с Лестрейдом. - Выходит, в полиции не верят, что леди Элен не убийца? - спросил меня Уотсон, раскуривая сигару. - Не знаю, - ответил я, - скорее всего Лестрейду просто удобно так думать: доказательства броские, дело "кровавое", огласка широкая... Да и за обвиняемым далеко ходить не надо - уникальный по своей сенсационности экземпляр лежит в обмороке с ножом в руке. Сами понимаете, такое бывает нечасто, а если бывает, то делает инспектору хорошую славу. - А вы сами, Холмс, можете поклясться, что она невиновна? - Да, в том, что она никого не убивала, я абсолютно уверен. - И что вы собираетесь делать? - Придется доказать, что сэра Чарльза убил другой человек... Видите ли, Уотсон, я надеялся, что мне удастся с помощью элементарной логики освободить мисс Лайджест от обвинений и заставить Лестрейда возобновить следствие. Теперь придется искать новые доказательства, а моя клиентка все это время будет под арестом. - И в чем разница? - Ну, Уотсон, вам как литератору следовало бы понимать такие вещи, улыбнулся я. - Для меня нет особой разницы, но для мисс Лайджест это дело чести. Она находится в неприятной, унизительной ситуации, и каждый новый день эту ситуацию усугубляет.

Уотсон кивнул и некоторое время задумчиво курил. - А знаете, Холмс, - вдруг сказал он, - если бы не ваша уверенность, я бы, наверное, мог поверить, что мисс Лайджест убила сэра Чарльза. - В самом начале вы, помнится, говорили, что не сомневаетесь в ее честности, - заметил я. - Да, но... Холмс! Вы видели, как она реагировала на смерть отчима? Если бы она была полностью парализована, на ее лице отразилось бы и то, наверное, больше эмоций. Готов поспорить, она и на похоронах не проронила ни одной слезы! Она словно и не пытается никого убедить в своей невиновности! - Что верно, то верно, - согласился я, - но было бы гораздо подозрительней, если бы она постоянно стенала и плакала - она ведет себя естественно и не пытается играть перед публикой! Но вообще-то, Уотсон, вы правы: при ее выдержке и уме она вполне могла бы совершить убийство, но при этом, уж конечно, не упала бы в обморок.

Мы свернули на другую аллею и с минуту шли молча. - Итак, Холмс, - снова обратился ко мне Уотсон, - как вы собираетесь hqj`r| убийцу? - Я не стану искать убийцу, я буду искать доказательства. - Вы хотите сказать, вы знаете, кто убийца? - Разумеется, знаю.

Видя его изумленный и вопрошающий взгляд, я улыбнулся: - Неужели вы сами, Уотсон, не имеете никаких предположений на этот счет? - Честно говоря, нет, вернее, мои предположения беспорядочны. - Хорошо. Тогда я расскажу вам, как я себе все это представляю, и вы сами назовете имя убийцы. - Я в нетерпении! - Все по порядку. Сэр Чарльз и мистер Джейкоб Лайджест были давними друзьями, но мистер Гриффит Флой осложнил их отношения своими притязаниями на руку и сердце мисс Лайджест. В один из вечеров старики повздорили, и на следующий день сэр Джейкоб получил записку из Голдентрила с приглашением на визит. Скорее всего, сэр Чарльз хотел уладить неприятную ситуацию и для этого предложил Лайджесту встретиться в Голдентриле. Как мы помним, для сэра Чарльза это кончилось весьма плачевно... - Выходит, убийца - отчим леди Элен? - Не спешите, милый Уотсон... Итак, мистер Лайджест, видимо, раздумывал, принять ли приглашение. Вспомните, он был болен, и к вечеру его состояние не улучшилось, поэтому он написал ответную записку с извинениями и отдал ее мисс Лайджест. Она собиралась к своей знакомой машинистке, и ей не было трудно по пути зайти в Голдентрил. Обратите внимание, что сэр Джейкоб мог попросить об услуге кого-то из слуг, но не сделал этого. Отсюда вывод: отправляя свою падчерицу на место предполагаемой встречи, он преследовал тактические цели - она в любом случае уладила бы размолвку. Видимо, до этого случая она уже не раз делала это. К моменту появления мисс Лайджест сэр Чарльз был мертв, но убийца не скрылся с места преступления, а продолжал там находиться - ясно, что он знал о предстоящей возможности, так сказать, предоставить следствию обвиняемого. Значит, он знал о предполагаемой встрече двух стариков... - Гриффит Флой! - Браво, Уотсон. Он действительно был с отцом все утро и, наверняка, знал о записке. Он и убил своего отца. - Но почему вы исключили слуг? Кто-то из них тоже мог знать о письме! - Нет, Уотсон, я навел тщательные справки. - Но ведь Гриффит Флой влюблен в мисс Лайджест! Как он мог так поступить с ней? - Вы забываете - он ждал появления отчима своей возлюбленной, и избавиться от него было как раз в его интересах, ведь Лайджест препятствовал их браку... Но тут появляется сама мисс Лайджест! Приходится выбирать между страстными чувствами к ней и собственной свободой. Его выбор для нас очевиден. - А зачем он убил отца? - Резонный вопрос. Этого я не могу вам сказать, Уотсон. Скорее всего, они поссорились, а, зная по слухам о темпераменте Гриффита Флоя, можно предполагать, что такой метод разрешения ссоры вышел у него случайно и внезапно. Разумеется, он не собирался никого убивать - об этом говорит случайное орудие убийства - но он рассудил, что, если уж так получилось, глупо отправляться на виселицу при имеющейся возможности отправить туда отчима мисс Лайджест. - В результате сама мисс Лайджест стала заложницей ситуации! - Это вам, доктор, к вопросу о силе инстинкта самосохранения. Но мы отвлеклись... Гриффит Флой составил новую картину преступления, немного перестаравшись при этом в деталях: нож в руке упавшей женщины был слишком искусственной уликой. Я думаю, что и свечу на qrnke, о которой говорила мисс Лайджест, он зажег сам уже после смерти отца, чтобы можно было подумать, будто имела место беседа. Недаром, мисс Лайджест обратила внимание на свечу: она смотрелась нелепо в начале десятого, зато, когда через час туда явилась полиция, свеча была уместным источником освещения. Кстати, если бы там оказался кто-то посообразительней Лестрейда, он мог бы догадаться об этом по тому, насколько свеча оплавилась... Гриффит Флой понял, что мисс Лайджест пришла с посланием и, возможно, письменным, без труда нашел его и унес с собой - так объяснения мисс Лайджест становились голословными. Он покинул парк через боковую калитку и где-то провел целый час или полтора, после чего предстал перед полицией и самой мисс Лайджест у ворот собственного дома. - Послушайте, Холмс, - воскликнул Уотсон, - ведь это все равно можно доказать! - Боюсь, не так все просто: во-первых, мистер Флой, наверняка, обеспечил себе алиби на время убийства, а во-вторых... - я посмотрел на Грегори-Пейдж с зажженными огнями в столовой, - во-вторых, в этом доме есть еще что-то, что заставляет почтенных людей умирать раньше времени.

Уотсон вновь потребовал объяснений, но мои предположения были еще слишком беспорядочны, чтобы делиться ими с кем бы то ни было.

6

Было около десяти часов утра, когда я справился у Келистона о мисс Лайджест. Он сообщил, что она в своей библиотеке, и я действительно нашел ее там.

Как я заметил, мисс Лайджест очень упорядоченно и ревностно изучала древние рукописи - довольно серьезное занятие для молодой женщины - и арест, очевидно, не только не помешал, но и подстегнул ее рвение. Мне показалось, сейчас она была в приподнятом настроении, и простое платье песочного цвета вместо траурного облачения подтверждало это. - Доброе утро, мисс Лайджест, - сказал я, входя в комнату, извините, что отвлекаю вас от работы.

Она нетерпеливо кивнула и жестом предложила мне кресло. - Одну минуту, мистер Холмс, одну минуту!.. Не хотелось бы потерять такой изумительный пример, иначе мне снова станут доказывать, что это пятнадцатый век... - еще несколько секунд она кропотливо закрепляла линейку на строке, затем повернулась ко мне и приветливо улыбнулась. - Очень сожалею, что помешал вам, - сказал я, - но я не думал, что вы уже погружены в работу, когда в доме только завтракают. - Я начала, когда все еще спали. - Что ж, ваши усидчивость и глубина интересов достойны уважения, мисс Лайджест. - А я слышала, вы и сами неплохой эксперт в этой области, мистер Холмс. Если захотите, все картотеки и стеллажи в вашем распоряжении. Буду рада, если вас что-то заинтересует. - Так вы составили все сами? Я, было, подумал, что коллекция куплена... О, это же эксетерские и брикстольские трехвековой давности!.. Думаю, я воспользуюсь вашим предложением и покопаюсь в старине денек-другой, когда дело будет окончено. Здесь действительно есть потрясающие экземпляры, насколько я могу судить!

В темно-синих глазах мисс Лайджест засверкали довольные искорки: - Вы можете приступить хоть сегодня, если будет несколько свободных минут, - ее лицо неожиданно приняло озабоченное выражение. Скажите откровенно, мистер Холмс, вы находите это безнравственным? - Что именно? - То, что на мне не траурное платье и что, расставшись навсегда с weknbejnl, жившим много лет под одной со мной крышей, я назавтра занимаюсь древними рукописями. - Нет, мисс Лайджест, я не считаю это безнравственным. Все, что вы делаете, вполне объяснимо. И, более того, я думаю, это лучшее, что вы можете сделать для поддержания собственного духа.

Она несколько удивленно посмотрела на меня и, видимо, не сразу нашлась, что ответить. - Спасибо, мистер Холмс, - сказала она наконец. - Но сейчас вы, кажется, пришли, чтобы пригласить меня ехать с вами в Голдентрил осматривать мраморную беседку, не так ли?

Я был удивлен, тем более что не говорил никому о своих планах. - Откуда вы знаете? - полюбопытствовал я. - Единственное место, которое вы еще не посетили, - это беседка. На похоронах я перебросилась порой слов с Уиксботом и знаю об этом. Вчера вы не повели меня туда из этических соображений, но место трагедии должно вас интересовать. Под окнами стоит экипаж, который заложили по вашей просьбе четверть часа назад. Сэр Гриффит уехал, вы поднимаетесь ко мне. Разве вывод не очевиден?.. Нет, я все-таки оставляла здесь эти перья! Где же они? Я ведь просила Келистона не убирать ничего без моего ведома!.. Спускайтесь вниз, мистер Холмс. Я сейчас догоню вас.

Голдентрил, несмотря на хорошую погоду и яркую зелень, казался мрачным, и показавшаяся нам навстречу фигурка чопорного Уиксбота выглядела немного нелепо на фоне этой безжизненности.

Дворецкий быстро шел к нам, а, когда мисс Лайджест вышла из коляски, они, не скрывая радости, пожали друг другу руки, как близкие знакомые. - Вам здесь несладко, наверное, Уиксбот? - сочувственно улыбнулась мисс Лайджест. - Сэр Чарльз погиб, а сэр Гриффит уехал. - Да, миледи, нам немного одиноко, но мы с женой тут хорошо управляемся. Мы еще раз выражаем вам свои соболезнования, миледи. Проходите в дом!.. Прошу вас, сэр. - Нет, Уиксбот, спасибо. Мы с мистером Холмсом пришли, собственно, не в дом. Мы хотели бы посмотреть на мраморную беседку, где погиб сэр Чарльз. Это можно устроить?

Очевидно, глядя на эту женщину, мужчины начисто забывали слово "нет": - Конечно, конечно, миледи! Я, правда, не думал, что вы захотите еще раз там оказаться после случившегося, но, если это нужно для дела... Вас проводить? - Думаю, нет. Если вы, мистер Холмс, ничего не имеете спросить, я все покажу вам сама. - Мистер Уиксбот говорил со мной позавчера. Нет необходимости отрывать его от дел.

Мисс Лайджест уверенно шла по центральной аллее, а потом свернула на боковую тропинку, остановилась и указала на голубую крышу в зарослях. - Вот она, мистер Холмс. Проходите вперед.

Беседка оказалась изящным строением: мраморный свод, увитый плющом, низкий столик, покрытый салфеткой, и густая растительность вокруг - все это располагало каждого нормального человека к отдыху и умиротворению, а не к убийству.

Мисс Лайджест села на скамейку, чтобы не мешать, и некоторое время молчала. Однако я заметил, что она по каким-то причинам не решается начать разговор. - Говорите, мисс Лайджест, - сказал я ей, снимая пиджак, - что вы хотите мне сказать? - От вас ничего не скроешь, мистер Холмс, - вздохнула она, - вы правы, меня кое-что беспокоит. - Я слушаю вас. - Знаете, я подумала, что, возможно, настоящий убийца хотел подставить на свое место вовсе не меня, а моего отчима - ведь именно он должен был идти на встречу к сэру Чарльзу, а я там оказалась случайно... Почему вы улыбаетесь, мистер Холмс? Мои мысли кажутся вам нелепыми? - Напротив, мисс Лайджест! Ваши рассуждения последовательны и в высшей степени разумны. Просто я собирался сообщить вам о том же. - В самом деле? Другими словами, у вас есть версия? - Да, пожалуй, есть. Я согласен с вами - убийца ожидал вашего отчима, а это значит, что он знал о записке сэра Чарльза, в которой тот приглашал вашего отчима на встречу. А кто мог знать о записке? - Гриффит Флой... - проговорила мисс Лайджест рассеянно. Когда она посмотрела на меня, в ее глазах было заметно беспокойство, почти паника. На мой вопрос о том, что с ней происходит, она не ответила ничего определенного и некоторое время продолжала смотреть на меня встревоженно и озадаченно. - Гриффит Флой действительно имел больше шансов, чем кто бы то ни было, проделать все это, - сказал я. - Он мог убить своего отца в ссоре, он мог знать о посланной сэром Чарльзом в Грегори-Пейдж записке и воспользоваться этим после убийства. Пожалуй, только он мог ждать появления вашего отчима. И, хотя здесь вместо него появились вы, его планы это не смешало. - И вы собираетесь доказать, что он убийца? - Я проверю свои предположения, и если они окажутся верны, то собранные факты послужат доказательством его вины и вашей невиновности. Видите ли, мисс Лайджест, сначала я собирался просто найти и представить какие-либо факты, которые бы разбили версию Скотланд-Ярда и освободили вас от обвинения. Однако обнаруженные мною доказательства не перевесили в глазах Лестрейда этого злосчастного ножа в вашей руке. Он ясно дал мне понять, что вас может спасти лишь другой обвиняемый, и никто лучше не подходит на эту роль, чем Гриффит Флой. Впрочем, это не так уж важно... Одного я не возьму в толк: неужели желание мистера Флоя спастись так легко перебороло любовь к вам? Я, к сожалению, еще не видел этого человека, но портрет, надо признаться, весьма яркий. - Он очень противоречивый человек, - ответила мисс Лайджест уклончиво. - Так вы можете объяснить причины такого его поведения? - Нет. - Вы уверены в этом? Ничего не припоминаете, ничего не приходит на ум? - Нет. - Что ж, в любом случае Гриффит Флой для нас теперь фигура номер один, - заметил я, - он подходит на роль убийцы по многим объективным фактам.

Встретив заинтересованный и вопросительный взгляд мисс Лайджест, я в общих чертах рассказал ей о своих соображениях и о том, что почерпнул из показаний, полицейских протоколов и собственных наблюдений. Однако при этом я умолчал о некоторых фактах, не желая лишних вопросов. - Теперь моя задача - подтвердить эту версию чем-то конкретным и, если хотите, материальным, - сказал я, - чем-то, что Лестрейд сможет поместить в конверт с надписью "улика". Я, разумеется, все осмотрю, хотя, честно говоря, теперь найти здесь что-то надежды мало. Черт возьми! Как все было бы просто по горячим следам!..

По моей просьбе мисс Лайджест показала, как она подошла к беседке и как все произошло.

Я изучил площадку вокруг беседки, посыпанную гравием, скорее для чистой совести, чем из реальной надежды. Однако потом удача улыбнулась мне: я раздвинул кусты, за которыми открылось небольшое, mn достаточное для одного человека пространство. - Судя по всему, это и послужило укрытием нашему предприимчивому другу, - сказал я, - если учесть, что вы, мисс Лайджест, стояли спиной к этим кустам, когда был нанесен удар, то наше предположение переходит в рабочую гипотезу. Взгляните, какие гибкие ветки! Они раздвигаются почти бесшумно. Так, а это что?

На мелком гравии, смешанном с землей, довольно четко выделялись отпечатки мужских ботинок. Я достал лупу и внимательно рассмотрел следы. - Взгляните, мисс Лайджест, носков ботинок почти совсем не видно, а каблуки отпечатались глубоко. Особенно левый. По-моему, ясно как день, что некто стоял, прислонившись спиной к стволу вот этого клена и слегка наклонившись влево, - так он мог видеть беседку и при этом оставаться незамеченным. - Но это просто удивительно! - сказала мисс Лайджест, вместе со мной склонившись над следами. - Прошло столько дней, а они сохранились! - Начиная со второй недели августа стояла теплая и влажная погода, если вы помните, а с метлой сюда, видно, никогда и не заглядывали. - Но ведь с тех пор стоит сильная засуха! Как следы могли сохраниться? - Возможно, накануне дорожки обработали лейкой, а после трагедии об этом уже никто не думал. - Да, возможно, но это легко проверить. Теперь мы можем сличить следы, не так ли? - Не только. Можно предположить примерный рост человека, - я достал рулетку, - мы имеем... так, так, что-то около десяти дюймов. - Тогда это приблизительно шесть футов? - Думаю, шесть футов и два или три дюйма. Конечно, могут быть исключения, но их доля довольно мала.

Мисс Лайджест улыбнулась своей обычной грустной улыбкой, которая в данном случае показалась мне не слишком соответствующей нашему удачному открытию. - Это хорошо, - сказала она. - Наконец-то есть что-то, что позволяет верить в мой рассказ! Гриффит Флой как раз такого роста, а Уиксбот, я уверена, покажет нам имеющуюся в доме обувь. - Нужно еще попросить его засвидетельствовать нашу находку. Будьте любезны, мисс Лайджест, позовите его, а я пока сделаю все возможные замеры и запишу их.

Пары обуви, которая бы точно совпадала с найденными отпечатками, в доме не оказалось, но, судя по остальным ботинкам Гриффита Флоя, следы вполне могли принадлежать ему. Покойные сэр Чарльз и мистер Лайджест были гораздо ниже шести футов, то же относилось, кстати, к Келистону и Уиксботу.

Мы с мисс Лайджест покинули дом и подошли к экипажу. - Вы довезете меня до развилки, мисс Лайджест, - сказал я, помогая ей сесть, - а потом я пойду пешком. - Как пожелаете, мистер Холмс. Вы идете в сторону деревни? - Да, собираюсь поговорить с кем-нибудь о Гриффите Флое и о других участниках трагедии, если удастся.

Мисс Лайджест внимательно и как-то неопределенно посмотрела на меня: - Знаете, мистер Холмс, я бы посоветовала вам не очень-то доверять добродушным кумушкам, которые водятся здесь в изобилии. Во всяком случае, я бы не хотела, чтобы мнение обо мне у вас сложилось подобным образом...

Насколько я успел заметить, мисс Лайджест, при своей выдающейся внешности и блестящем уме, вызывала в людях противоречивые чувства: одни отзывались о ней восторженно или просто с глубоким уважением, как, например, доктор Рэй или Грейс Милдред, другие же не скрывали осуждающих взглядов и недобро перешептывались. Должно быть, ее не поfemqjh сильная воля и свобода от условностей вызывали в ком-то горячее неодобрение: то, что она, будучи обвиненной в убийстве, сохраняла самообладание, то, что она имела своеобразные интересы и не боялась пересудов, вызывало недоумение и осуждение обывателей.

Мисс Лайджест была, без сомнения, яркой личностью. К тому времени она успела завоевать мою глубокую симпатию, и мне было приятно услышать, что мое мнение о ней может ее беспокоить.

7

Экипаж с мисс Лайджест почти скрылся вдали, а я пошел по жаркой, пыльной дороге. Минут через пять сзади послышался стук колес, и я отошел в сторону. Однако коляска остановилась, и меня окликнула сидевшая в ней суховатая женщина лет пятидесяти: - Добрый день, мистер Холмс. Вы, наверное, удивлены тем, что я знаю вас?

Я коснулся шляпы в знак приветствия. - Мне о вас говорила миссис Дуглас, - продолжала женщина, - она живет неподалеку от Грегори-Пейдж и кое-что знает обо всех событиях этого дома. Я миссис Джейн Коннор, и я приглашаю вас выпить чаю, если у вас есть свободная минута. - Благодарю вас, миссис Коннор, - ответил я, - я с удовольствием приму приглашение.

Ее маленькие глазки радостно заблестели - должно быть, предвкушение сплетен доставило ей большое удовольствие. Впрочем, согласившись выпить с ней чаю, я, в сущности, собирался заняться тем же.

Коттедж миссис Коннор был маленьким и аккуратным. Его окружали подстриженные кусты и ухоженные клумбы. Гостиная, в которой нам подали чай, была подстать всему этому: небольшая и старомодная с множеством салфеток, ваз и статуэток. - Я думаю, вы и сами хорошо понимаете, мистер Холмс, что смерть сэра Чарльза касается всех нас, живущих здесь, - сказала миссис Коннор, когда горничная удалилась, - поэтому вас не должна удивлять моя заинтересованность в этом деле.

Я вежливо кивнул в ответ. - Мы очень любили сэра Чарльза, - продолжала она, - он занимался благотворительностью и всегда проявлял такое участие в наших делах... Просто не верится, что его больше нет!.. Все здесь надеются, что эта трагедия скоро разрешится, тем более теперь - с вашей помощью! - Но я веду независимое и неофициальное расследование, хотя и помогаю полиции. Меня пригласила мисс Лайджест, и поэтому я отстаиваю прежде всего ее интересы. - Да-да, я понимаю. - Почему вы сказали о предстоящем разрешении трагедии? Скотланд-Ярд считает, что все уже разрешено. Вы не верите, что сэра Чарльза убила мисс Лайджест? - Я, право, не знаю, - смутилась миссис Коннор и тут же взялась за вышивание. - Она так яростно отстаивала свою невиновность... Но с другой стороны, есть неопровержимые факты, да и вообще, мисс Лайджест странная особа, за которую я не могла бы поручиться. - Выходит, вы ее не знаете? - Никто не знает ее, мистер Холмс. - Что вы хотите сказать?

Миссис Коннор многозначительно подняла брови, не отрываясь от шитья: - Мисс Лайджест темная лошадка. Она из тех, кто любит жить по собственным правилам и составлять свои законы порядочности и добродетели! - Вы знаете какие-то поступки, которые бы порочили ее? - Ах, мистер Холмс! Вы всегда так прямолинейны?.. Нет, по правде говоря, я не могу рассказать о чем-либо таком. Однако мисс Лайджест иногда ведет себя очень странно, и часто эти ее странности нельзя объяснить иначе, как особенностями ее морали. - Что ж, тогда расскажите о том, что вам кажется странным, миссис Коннор. Видите ли, меня в связи с расследованием интересуют все участники трагедии и мисс Лайджест в особенности. Так что любые ваши сведения могут оказаться полезными.

Преисполнившись сознанием собственной важности, миссис Коннор отложила работу и подлила мне чаю. - Вы знаете, мистер Холмс, что сэр Гриффит Флой, сын покойного сэра Чарльза, вот уже несколько лет просит руки мисс Лайджест? Нет? В самом деле? Так вот она отказывала ему всякий раз, причем в довольно грубой форме. Что это, по-вашему? - Ну, я полагаю, она его не любит. - А грубости? - Наверное, его настойчивость превзошла ее терпение. - Выходит, она, вообще, не способна любить. Сэр Гриффит очень привлекателен, богат и действительно заинтересован в ней. Любая другая женщина была бы счастлива стать его женой. А что нужно леди Элен? Очевидно, просто причислить мистера Флоя к списку своих поклонников, испытать его терпение. Я нахожу это неприличным.

Я невольно улыбнулся: насколько мне говорили мои глаза и уши, bon ton был второй натурой мисс Лайджест и любое неприличие вызывало ее горячий протест. - Или вот смерть отчима! - продолжала миссис Коннор вдохновенно. Многие имевшие с ним дело лишь пару раз не могли сдержать слез, а леди Элен вела себя так, словно это ее не касалось, словно не мистер Лайджест обеспечивал ее благосостояние многие годы!

Должно быть, жизнь мисс Лайджест была весьма животрепещущим предметом для разговоров - миссис Коннор принялась рассказывать одну историю за другой: - Многие здесь имеют на нее обиды. Мисс Юллоу, например, так и не может выйти замуж с тех пор, как ее жених вдруг стал ухаживать за мисс Лайджест. Добропорядочная женщина должна была образумить мужчину, а не давать ему повода надеяться на взаимность. Мистер Эрни Холдер и его жена тоже, я уверена, не забыли, как леди Элен пожертвовала в возглавляемый ими фонд поддержки местных религиозных реликвий лишь триста фунтов, а в какой-то французский музей отдала при этом две с половиной тысячи. Кстати, супруги Холдеры и миссис Дуглас говорили мне, что три месяца назад...

Одним словом, список смертных грехов мисс Лайджест на этом не исчерпывался, и миссис Коннор могла бы продолжать его до позднего вечера. - Знаете, мистер Холмс, иногда мне кажется, что мисс Лайджест намеренно делает некоторые вещи, только чтобы вызвать к себе интерес или даже позлить кого-то, - миссис Коннор посмотрела на меня поверх пенсне. Мое лицо выражало глубочайший интерес, и она с многозначительным видом продолжала. - Взять хотя бы этот ее мужской костюм!.. - Мужской костюм? - удивился я. - Да, иногда она появляется в нем. Ума не приложу, зачем такое может понадобиться женщине, у которой платьев не сосчитать!

Дальше миссис Коннор, разжигаемая моим любопытством и примерным вниманием, рассказала мне еще несколько историй о мисс Лайджест, среди которых были даже одна или две лестные для нее, но потом в комнату бесшумно вошла белокурая невзрачная девушка.

Миссис Коннор остановилась на полуслове и представила меня этой девушке, не кому иному, как своей дочери. - Луиза, мистер Холмс говорил со мной об этом ужасном убийстве сэра Чарльза. Мне нужно к миссис Робертс, дорогая, а ты налей мистеру Холмсу еще чая. Вы ведь не откажетесь выпить еще чая и побеседовать с моей дочерью, мистер Холмс? Спросите ее о чем-нибудь, и она расскажет вам все, что знает.

Я подумал, что, раз уж так получилось, будет неплохо выслушать кого-то помоложе, и неожиданно для себя обнаружил в этой невзрачной тихой девушке страстную ненависть к мисс Лайджест. Она не говорила об этом прямо, но каждое ее высказывание о текущих событиях в жизни моей клиентки имело плохо скрываемый злорадный подтекст. Содержательного в нашем с мисс Коннор разговоре было мало, но я получил хорошее представление об общественном мнении относительно мисс Лайджест, во всяком случае, женской его части.

Не знавший леди Элен до разговора с мисс Коннор мог бы прийти в ужас от внезапного сознания того, сколько зла может умещаться в одном человеке. Но я при всем желании не мог вообразить остроумную и очаровательную мисс Лайджест в роли исчадия ада.

Покинув старомодный домик миссис Коннор, я испытал облегчение. На улице было тепло и тихо, и я с удовольствием дошел пешком до Грегори-Пейдж.

Поднимаясь по ступеням парадного входа, я испытал приятное чувство и понял, что оно связано с мисс Лайджест, с тем, что мне предстояло увидеть ее. За пару прошедших дней я успел почувствовать удивительную легкость ее общества.

Я взглянул на часы в холле и поспешил в столовую, хотя заведомо опоздал на обед.

Мисс Лайджест сидела в кресле возле накрытого стола и читала какое-то письмо, написанное на голубой почтовой бумаге. Увидев меня, она сложила письмо и убрала его в карман. - Добрый вечер, мисс Лайджест. - Добрый вечер, мистер Холмс. Я ждала вас. - Прошу прощения, я опоздал немного, но доктора тоже нет. - Он уехал куда-то. Кажется, пополняет свой медицинский опыт. - Тогда вам не стоило ждать меня. Дело есть дело, и я мог вернуться довольно поздно. - Я предпочла рискнуть, - улыбнулась она. - Ужасно не хотелось есть в одиночестве.

Она позвонила в колокольчик, и через несколько секунд Келистон внес горячее блюдо. Его острый аромат напомнил мне, что я не ел с раннего утра.

Мисс Лайджест, видимо, тоже успела проголодаться, и поэтому теперь мы оба были заняты едой и на некоторое время забыли о разговорах.

Я смотрел на мисс Лайджест и понимал, что вызывало такую бурную ненависть к ней у мисс Коннор и, я был уверен, не только у нее: невзрачность мисс Коннор была настолько противоположна облику сидящей передо мной женщины, что ревность, зависть и злость действительно казались единственным средством преодоления этой очевидной для всех разницы. В мисс Лайджест было что-то помимо ее красоты, помимо правильных черт, изящных манер и взвешенных движений - из глубины ее глаз шел особый светящийся ум как свидетельство врожденных способностей и широкого жизненного опыта, и этот свет делал ее лицо потрясающе живым и выразительным, превращал обычную привлекательность красивой женщины в почти магическое очарование.

Мисс Лайджест подняла голову и поймала мой взгляд на себе. - Как здоровье миссис Коннор? - спросила она как бы невзначай. - Прекрасно, и мисс Коннор тоже, - ответил я, стараясь не выказать своего удивления.

Мисс Лайджест, очевидно, удивленная моим спокойным тоном, снова onqlnrpek` на меня. Наши глаза встретились, и мы оба улыбнулись, поняв друг друга и комичность ситуации.

Мы говорили о каких-то пустяках, а потом я убрал салфетку, встал из-за стола и подошел к окну. Мой взгляд остановился на книгах, которыми стоявший рядом шкаф был забит доверху, и на шахматной доске на нижней полке. Ее не брали в руки, наверное, больше полугода: сверху были навалены книги, и пыль, стираемая не особенно тщательно, на ней скопилась достаточная.

Мисс Лайджест тоже встала и проследила за направлением моего взгляда. - Да, вы правы, мистер Холмс, - сказала она, - из-за всей этих событий уборка делалась не особенно тщательно. - Это пустяки, я подумал не об этом. Просто я не предполагал, что сэр Джейкоб любил шахматы. - Отчим не любил шахматы. Они мои. - Вы играете в шахматы? - Иногда. Но, признаться, приходится довольствоваться собственным обществом: не находится желающих сыграть со мной.

Она вдруг улыбнулась: - Может быть, хотите партию, мистер Холмс? - Почему бы и нет! - согласился я. - В самом деле? - удивилась она. - Вы не шутите и это не обычная вежливость? - Разумеется, нет. Я с удовольствием сыграю с вами. - Тогда идемте, я сама все приготовлю.

Мисс Лайджест с шахматной доской под мышкой проводила меня в свой кабинет, усадила перед квадратным столиком для пасьянсов и велела расставить фигуры, а сама вызвала дворецкого и дала ему указания. Через десять минут мы с ней сидели по разные стороны шахматного поля в полной уверенности, что никто не потревожит нас в ближайшие два часа, и я разливал коньяк по бокалам.

Я играл белыми и начал партию. Мисс Лайджест в ответ тоже сдвинула пешку. Несколько первых ходов быстро последовали друг за другом, и лишь после пятого или шестого из них мисс Лайджест задумалась, откинувшись в кресле и взявшись за бокал.

Я решил, наконец, удовлетворить свое любопытство: - Почему вы сразу спросили меня о миссис Коннор, мисс Лайджест? - спросил я. - Вы считаете, она плохого о вас мнения? - Разве это следовало из моего вопроса? - она улыбнулась, даже не пытаясь скрывать, что ждала возвращения к этой теме. - Ну, вы ведь предупреждали меня сегодня утром о своих опасениях, когда мы покидали Голдентрил. Полагаю, миссис Коннор с полным правом можно отнести к числу, как вы выразились, местных почтенных кумушек. - О да, вполне можно! Но вы не правы, мистер Холмс, я не считаю, что она так уж плохо ко мне относится. Миссис Коннор, в сущности, безобидная женщина, да и ее дочь тоже... Но признайтесь, мистер Холмс, что вам хочется, наконец, услышать, откуда я узнала о вашем визите к ней! - Я действительно немного озадачен этим. - Тогда вы будете разочарованы объяснением. Во-первых, я простонапросто встретила миссис Коннор, когда оставила вас и ехала домой. Она двигалась в своей коляске по той же дороге, по которой шли вы, и, несомненно, нагнала вас. Во-вторых, коттедж миссис Коннор находится в самом начале целой череды домов, но он единственный на отрезке в полмили, который мог бы привлечь ваше внимание, если вы собрались собирать сведения у местных жителей. Так что, когда наша горничная Мэри Гордон возвратилась из деревни и сообщила, что не встретила вас, хотя по времени непременно должна была встретить, я сразу на двух основаниях заключила, что вы посетили миссис Коннор. - Вы отлично воспользовались этими сведениями, - заметил я, sk{a`q|. - Я так не думаю. Мне просто захотелось проверить правильность своих умозаключений. - Во всяком случае, имея в своем распоряжении два факта, вы абсолютно правильно получили третий. - Одного того, как изучающе вы смотрели на меня за обедом, хватило бы для того, чтобы догадаться, что вы посетили миссис Коннор, рассмеялась она. - Почему? Вы ведь сказали, что считаете ее безобидной. - Да, но как раз она была способна одарить вас самыми противоречивыми сведениями обо мне, которые бы заставили вас по возвращении словно примеривать их на меня, как вы и делали. - Я пытался узнать что-нибудь новое обо всех, кто как-то причастен к случившемуся, но о вас миссис Коннор действительно говорила с особой охотой, хотя я бы не сказал, что ее рассказы столь уж противоречивы. - В самом деле? Неужели она, наконец, определилась в своих симпатиях? Это было бы кстати, а то я порядком устала угадывать степень ее любезности при каждой очередной встрече. - Нет, дело не в этом, - улыбнулся я, - просто для меня в ее рассказах не было никаких противоречий. Я старался отбрасывать красочные эпитеты и запоминать только факты, а они сами по себе отнюдь не противоречивы. - А я, честно говоря, немного боялась результатов вашего визита к "местным жителям", - сказала мисс Лайджест со сдержанной улыбкой, видно, я недооценила вашу объективность, мистер Холмс. - Вы просто недостаточно хорошо знаете меня, мисс Лайджест: на мое сложившееся мнение о ком-либо или чем-либо достаточно трудно повлиять. Но представьте, за время беседы с миссис Коннор мне в голову пришло несколько вопросов, которые стоит выяснить и часть из которых я еще не задал вам. - Что ж, задавайте.

Я отпил коньяку. - Вы могли бы рассказать о вашей семье? - О семье? То есть о людях, которые давно умерли? В первую очередь вас, наверное, интересует мой отчим? - И он тоже. Каково, кстати, его завещание?

Мисс Лайджест оторвалась от шахматной доски и подняла на меня удивленный и озадаченный взгляд: - Представьте, я совершенно забыла об этом! - сказала она, поглаживая пальцем фигурку коня. - До этой минуты, пока вы не напомнили мне, я и не вспоминала о завещании. Теперь придется улаживать и эту проблему! - Вы предполагаете содержание завещания?

Она пожала плечами: - Думаю, я единственная наследница своего отчима. Конечно, часть денег может быть передана в различные организации и благотворительные общества. Нужно будет съездить в Лондон и поговорить с нашим адвокатом, если, конечно, инспектор позволит мне отлучиться. - Ваш отчим имел только один брак? - Да. Он не был женат ни до брака с моей матерью, ни после ее смерти. - Ваша мать была счастлива с ним? - Думаю, да, насколько это было возможно для нее. Мистер Лайджест очень любил мою мать, заботился о ней и делал все, чтобы доставить ей удовольствие... - Но? - Но брак с моим родным отцом навсегда остался для нее лучшим периодом в жизни, и отчим мог рассчитывать в лучшем случае составить его тень.

Мисс Лайджест, видимо, не испытывала неудобства от разговора о своей семье. На мои вопросы она отвечала сдержанно, но открыто и особенно не раздумывая, и не забывала при этом передвигать фигуры. - Вы помните своего отца? - Очень смутно. Когда он погиб, мне не было и пяти лет. Мистер Стивен Эмброуз, мой отец, был офицером королевской пехоты. Говорили, он был лицом и гордостью своего полка, но... только до очередной колониальной военной кампании, предпринятой ради расширения владений короны. Мать рассказывала мне, что он был горячо любим сослуживцами за выдающийся ум и блестящее чувство юмора. Еще она говорила, что я, даже будучи совсем маленькой девочкой, представляла собой его копию, а от нее унаследовала лишь цвет глаз. Когда отца не стало, мать отдала меня в школу. Через несколько лет, приехав на каникулы, я узнала, что она собирается замуж вторично. Тогда я впервые увидела мистера Лайджеста, и он мне ужасно не понравился, хотя сейчас я понимаю, что любой, посягнувший на место моего отца, не понравился бы мне. Однако мать вышла замуж, и меня удочерили. Я продолжала учиться и с новой семьей виделась редко. Отчим присылал мне письма и подарки, но сама я в те годы не очень-то баловала его своим вниманием и отвечала коротенькими посланиями с благодарностями. Вскоре мама умерла. - Если вам тяжело вспоминать об этом, мисс Лайджест, вы можете не рассказывать.

Ее глаза при последних словах действительно наполнились каким-то особым мерцанием, но это были не слезы, а какой-то сухой блеск, какой бывает у отполированной стали. В ней, несомненно, всколыхнулись эмоции, но, что это за эмоции, не смог бы сказать никто. - Нет, мистер Холмс. Все это давно стало лишь воспоминанием... Так вот, мама тогда путешествовала с отчимом по Европе и сильно заболела. Несмотря на все старания, спасти ее не удалось, и она скончалась в Италии. Там ее и похоронили. - А вы? - Я узнала об этом лишь через месяц, когда отчим прислал письмо. Но долгая разлука сделала меня скупой на дочерние чувства, и я ощутила лишь тупую боль от утраты. - И вы стали жить с отчимом? - Нет, после окончания школы я попросила у него часть состояния покойной матери и отправилась в Европу. Конечно, я могла бы учиться в одном из наших знаменитых британских университетов, но тогда мне хотелось оказаться подальше от дома, не чувствовать себя ни к чему привязанной, и поэтому я предпочла учиться на континенте. Потом я несколько месяцев путешествовала по Европе, нашла в Италии могилу матери и по-настоящему попрощалась с ней. - Если ничто больше тогда не удерживало вас в Великобритании, почему вы не остались в Европе, мисс Лайджест? Не могу поверить, что не поступало достойных предложений о замужестве.

Она, видимо, не почувствовала себя польщенной этими словами и испытующе посмотрела на меня: - Достойные предложения были в достаточном количестве, но ни одно из них меня не заинтересовало настолько, чтобы я решилась изменить свою жизнь. Что касается Великобритании, то я тоже поначалу думала, что ничто меня здесь не держит, но со временем поняла, что ошибаюсь: мне захотелось семейного тепла, а отчим продолжал писать письма и просил вернуться домой, кроме того, я получила выдающееся по английским меркам литературоведческое и филологическое образование, и здесь оно имело уйму путей применения в отличие от Европы, где подобных специалистов даже тогда было гораздо больше. Да и вообще, я уже принадлежала к известному английскому роду Лайджестов и понимала, что с этим именем на родине можно продвинуться дальше и заниматься rel, что интересно. Ходите, мистер Холмс, а то я съем вашу ладью! - Спасибо за предупреждение!

Минут десять мы играли молча. - Отчим принял вас с радостью, когда вы вернулись? - спросил я, наконец. - Да. Он, должно быть, чувствовал приближение старости и поэтому был рад постоянно иметь мое общество, а мне было нетрудно находиться рядом с ним. Правда, вскоре по возвращении я познакомилась с Гриффитом Флоем, и он не давал мне скучать, заметно оживляя обстановку своими деяниями. Отчим же поощрял все мои занятия и возражал лишь против долгих отлучек. - Вы уезжали куда-то? - Ну, временами приходилось порядком поездить по стране, чтобы получить желанный экземпляр... Полиграфия быстро стала самой сильной моей страстью. В чем дело, мистер Холмс?

Неожиданная мысль заставила меня выпрямиться. С самого начала, в тот самый момент, когда на Бейкер-стрит доставили телеграмму мисс Лайджест и когда я спросил Уотсона о том, почему эта леди считает, что ее имя должно говорить мне о ее деле, я каким-то отдаленным чувством понимал, что слышал ее имя раньше и что сам произносил его... Разумеется! Элен Дж. Лайджест - автор монографии "Британская полиграфия", которая давно стояла у меня на полке, и к которой я несколько раз обращался за справками в своих расследованиях! Подумать только, теперь эта женщина сидит передо мной и не просто сидит, а является моей клиенткой! - Боже мой, мисс Лайджест! - сказал я, смеясь. - Как я мог не вспомнить вас сразу? Я читал ваш труд, и он даже украшает мою библиотеку, но ни ваша телеграмма, ни визитная карточка, ни даже слова Грейс Милдред о том, что вы пишете научные статьи, не освежили мою память. Только теперь я вспомнил, где видел ваше имя раньше! - Ну, вот видите! - улыбнулась она. - Озарение за озарение. - Если бы моя память не играла со мной в такие игры, и если бы я прочел статью о вашем аресте на неделю раньше, я бы, наверное, сам, не медля ни минуты, предложил вам свою помощь. Во всяком случае, теперь передо мной стоит вдвойне важная задача: я не просто должен освободить женщину от несправедливого обвинения, но и спасти для Англии выдающегося ученого!

Она рассмеялась. - Выходит, вам понравилась моя работа, мистер Холмс? - О, да! Я нашел в ней множество нового и полезного. И, кроме того, мне чрезвычайно импонировал ваш стиль. - Вы даже не представляете себе, как приятно это слышать! - мисс Лайджест в очередной раз убрала с поля мою фигуру и поставила на ее место свою черную. - Будьте добры, еще коньяку, мистер Холмс!

Я тоже сделал ход, уменьшив количество ее фигур на доске, и потянулся к графину: - Знаете, мисс Лайджест, - сказал я, - теперь я, пожалуй, возьмусь за изучение вашей коллекции с умноженным интересом: будет чрезвычайно любопытно воочию увидеть то, о чем я читал. Однако я надеюсь, что вы простите мне мое невежество в некоторых вопросах. - Я думаю, вы клевещете на себя, мистер Холмс. - Ничуть. - Многие знают о ваших разносторонних знаниях и интересах. Вам шах.

Я разрешил ситуацию на доске. - Я стараюсь отовсюду брать то, что может пригодиться в моем деле, и не забивать голову лишней информацией. То же относится и к вашей книге: она понравилась мне, потому что оказалась полезной в вопросах полиграфической экспертизы. Если же вы вздумаете экзаменовать меня по вопросам полиграфии вообще, боюсь, я вас разочарую.

Мисс Лайджест сделала глоток, а остатки коньяку вылила в чайную w`xjs и залила чаем. - Мне казалось, профессия сыщика требует самых что ни на есть обширных знаний, - заметила она. - Убежден, что именно разносторонних, а не обширных! - Но ведь, кроме вашей профессии, вы занимаетесь чем-нибудь? Что-то ведь должно вызывать ваш, так сказать, чистый интерес? Вам снова шах. - Многое, что кажется мне интересным, так или иначе относится к сыску и криминалистике... Но вы правы, есть вещи, которые привлекательны сами по себе. Например, музыка. - Значит, музыка, - закивала она, улыбаясь, но не отрываясь от доски. - Да, музыка. И литература! Но в этой области я еще более привередлив. Однако в любом случае мне будет интересно услышать ваше мнение по некоторым вопросам.

Я смотрел на нее, ожидая ответа. Мисс Лайджест подняла голову и посмотрела на меня. Ее глаза не скрывали торжества: - Шах и мат, мистер Холмс!

Скажу честно, я был поражен: я играл в шахматы немного, но никому и никогда не удавалось вот так обыграть меня! Даже мой брат одержал надо мной лишь несколько побед и всегда признавал мои способности к этой традиционно мужской игре. И вот теперь меня обыграла женщина! Конечно, я не придавал особого значения игре и больше был занят беседой с мисс Лайджест, но ведь и она все время говорила со мной, так что моему проигрышу решительно не было оправдания. Передо мной лежал побежденный белый король - доказательство непростительных упущений - и я не мог найти нужных слов. - Вы, я вижу, не считаете меня достойным соперником, мистер Холмс! сказала мисс Лайджест, снова расставляя шахматы. - Давайте-ка еще раз, и, прошу вас, играйте в полную силу!

Мы начали новую партию, и я выбросил из головы все посторонние мысли. Моему восхищению этой женщиной не было предела, и оно затмевало даже чувство задетого самолюбия. Теперь я просто целиком отдался игре.

Новая партия была куда более продолжительной, и, лишь окончив ее, мы заметили, что наступила глубокая ночь. На этот раз победа осталась за мной, и, прощаясь, мы с мисс Лайджест пожали друг другу руки в знак наступившего равенства сторон.

8

На следующее утро я спустился к завтраку, когда Уотсон уже сидел в столовой со свежей газетой. - Доброе утро, Холмс, - сказал он, глядя на меня поверх газетных страниц. - Надеюсь, вы хорошо спали? - Да, спасибо. А как ваш медицинский опыт, Уотсон? Вы, кажется, пополняли его вчера. - Представьте, случайно услышал от горничной об уникальном с точки зрения медицины случае здесь неподалеку и решил воспользоваться представившейся возможностью изучить его. Правда, вопреки обыкновению, пришлось платить деньги за осмотр, а не получать их. - И каковы успехи? - Удивительно! Вернувшись, я хотел поделиться с вами результатами, но дворецкий заявил, что вы уединились с мисс Лайджест в ее кабинете и затеяли партию в шахматы. Я решил вам не мешать. Кто вышел победителем? - Не спрашивайте, Уотсон. Я до сих пор не могу прийти в себя: мы разыграли две партии и остались на равных. - Вы, конечно, шутите, Холмс! Я, как вы помните, тоже пытался играть с вами и с уверенностью могу сказать, что не знаю вам равных. - Зато я знаю. Ну, ничего! Это был хороший урок за мою излишнюю самонадеянность. Нужно будет сказать за него спасибо мисс Лайджест. А, кстати, где она? По-моему, мисс Лайджест в отличие от нас с вами, Уотсон, обычно не опаздывает к столу. - Мисс Лайджест уехала куда-то. Дворецкий сказал, что она рано позавтракала и покинула Грегори-Пейдж еще до того, как мы встали. Так что садитесь, Холмс, по-моему, нас ждет аппетитный бекон!..

Мой путь лежал в направлении полицейского участка, и я преодолел его не больше, чем за полчаса. Лестрейда я застал в его кабинете за чтением каких-то бумаг. - Доброе утро, Лестрейд, - сказал я, входя в помещение. - Доброе, доброе, мистер Холмс, - ответил он мрачно. - Похоже, все обитатели Грегори-Пейдж решили ни свет ни заря наведаться в полицию. - Здесь была моя клиентка? - О да, была! - Как давно? - Она сидела в коридоре еще до того, как я приехал. Честно говоря, мистер Холмс, я вам не завидую: имея такую клиентку, нетрудно свихнуться. Я сам уже недалек от этого, хотя и не живу в ее доме. - Чего она хотела от вас? - Подозреваю, что больше всего она хотела моей смерти! Ей, видите ли, с самого утра было необходимо получить разрешение на выезд в Лондон! Какого черта ей там понадобилось? - Ну, вы напрасно кипятитесь, Лестрейд! - улыбнулся я. - Она ведь молодая женщина, и у нее могут быть особые нужды. - Шпильки, булавки... - закивал головой Лестрейд, притворно подыгрывая мне. - Не морочьте мне голову, мистер Холмс! Я сильно подозреваю, что это вы надоумили ее взяться за завещание! - Ах вот как! Она сказала вам о завещании? Тогда я вовсе не понимаю вашего волнения, Лестрейд. Я действительно вчера напомнил мисс Лайджест о завещании ее отчима, и она решила с этим разобраться, не затягивая надолго. - Ну, конечно, мистер Холмс! Почему бы и не напомнить бедной женщине о завещании? Не вам ведь сопровождать ее в Лондон и не вам ловить ее по стране, если ей вздумается сбежать!

Я искренне рассмеялся: - По-моему, вы просто перенервничали, Лестрейд, - сказал я. - Моя клиентка слишком умна для такой глупости, как побег. Она хорошо onmhl`er, что это отняло бы все шансы на оправдание и освобождение. - Мне бы вашу уверенность, - проворчал Лестрейд, понемногу успокаиваясь. - Так вы дали ей разрешение? - Пришлось дать. Сначала я пытался объяснить этой несчастной женщине, что она и так доставляет нам массу хлопот, но она принялась спорить и даже угрожать мне жалобой. Чтобы покончить, наконец, с этим, я выдал ей это проклятое разрешение, приставил к ней полисмена и выставил отсюда. - Ну, зачем вы так, Лестрейд? Будьте с мисс Лайджест помягче. Помоему, она этого заслуживает хотя бы тем, что находится под арестом. - По мне, так к аресту прилагается одиночная камера, а не поездки в столицу! - Ваши полицейские привычки здесь не подходят: перед вами не отпетые грабители и убийцы, а женщина, причем наделенная определенными преимуществами. - Скажу честно, мистер Холмс, я бы предпочел иметь дело с десятком уголовников, чем с одной аристократкой, такой как ваша клиентка. - Не вижу, чем она плоха. - Господи, мистер Холмс, да это тысячи штучек, уловок и полная непредсказуемость! Впрочем, зачем я вам это объясняю? Вы и сами неплохо знаете женщин. - Последнее время я начал в этом сомневаться.

Он раскурил сигарету и, посмеиваясь, обратился ко мне: - А что, мистер Холмс, привело сегодня ко мне вас? То, что вы ищете свою клиентку, это понятно, но ведь не только же за этим вы меня навестили? Уж не хотите ли сказать, что вы уже приготовили мне ваше так называемое "новое объяснение всех имеющихся фактов"? - К сожалению, нет. Но я хочу спросить вас, Лестрейд, об одной очень важной вещи. С вашего согласия я просматривал дело, если вы помните, но никаких данных на этот счет там не было. Возможно, вы не занесли это в протокол. - Что именно? - Вы ведь спрашивали свидетелей о том, где они сами были в момент, когда произошло убийство сэра Чарльза? - Ну, я задавал этот вопрос некоторым из них. Однако мы говорили лишь о приблизительном времени, когда убийство могло быть совершено: между девятью и десятью часами вечера. - Это я и имею в виду. Скажите мне в таком случае, где находился мистер Гриффит Флой на протяжении этого часа.

Лестрейд замялся: - Я не спрашивал у него о подобных вещах. - Почему? - Он не выступает в деле даже в качестве свидетеля! И притом я не задал этот вопрос из соображений элементарного сострадания. Вы бы видели, какое потрясение он испытал от известия о смерти отца! - Да, мне бы хотелось это видеть, - заметил я. - Так что ничем не могу помочь в ваших изысканиях по этому делу, мистер Холмс! - съехидничал Лестрейд. - Я это вижу, - ответил я мрачно. - Но, надеюсь, предоставить мне на пару часов свод законов Британской Империи в вашей власти? - О да! Читайте хоть до самого вечера, мистер Холмс. Вот они, а там за дверью специальное помещение, где вам будет удобно, - он расплылся в улыбке. - Надеетесь найти лазейку? Что ж, желаю удачи.

Спрашивая о Гриффите Флое у Лестрейда, я в сущности и не надеялся на удачу, но все же был порядком раздражен ослиным упрямством инспектора и его насмешливым тоном. Я успокоился лишь, взяв с полки несколько огромных томов и устроившись с ними за столом.

Меня интересовали все возможные судебные исходы случаев, подобных тому, которым я в настоящий момент занимался. Конечно, я знал основной закон и содержание статьи, по которой Скотланд-Ярд выстроил обвинение, но мне хотелось разыскать что-нибудь, касающееся смягчающих и отягощающих обстоятельств, найти оправдательные прецеденты и разобраться в них. В итоге информации набралось даже больше, чем достаточно, но она была малоутешительной.

Как я и подозревал, сами по себе факты в их объективном виде могли и не дать достаточного основания для предъявляемого полицией обвинения. Однако те же самые факты, но переложенные на язык Лестрейда, выглядели ужасающе, и основная статья закона обрастала устрашающими деталями, лишь увеличивающими ее тяжесть. Одним словом, характер предъявляемого мисс Лайджест обвинения и даже его окончательная формулировка сильно зависели от личных установок и желаний инспектора, от того, что ему хотелось получить в итоге. Увы, я слишком хорошо знал, чего хочет Лестрейд.

Вместе с тем, у меня не нашлось бы достаточно оснований, чтобы обвинить полицию в предвзятости или недостаточной тщательности ведения следствия. И причина была не в том, что Лестрейд мастерски составил документы, лишив кого бы то ни было возможности найти подвох, а в том, что его собственные неудовлетворенные амбиции сделали дело достаточно гладким: он настолько хотел, чтобы убийца был у него в руках с уничтожающими уликами, что естественным образом верил, что первый же задержанный человек и есть убийца, а самые бросающиеся в глаза детали происшедшего и есть улики. Если бы Лестрейд вдруг самостоятельно нашел еще более яркие улики и человека, еще более подходящего на роль убийцы, он бы, несомненно, отпустил мисс Лайджест и назвал бы произошедшую замену естественным ходом следствия. Но все мои попытки заставить его взглянуть на ситуацию другими глазами, могли лишь разрушить его собственные представления о себе как о выдающемся детективе и потому вызывали столь бурное отторжение.

Мне же в итоге оставалось установить истинную картину происшедшего и преподнести ее Лестрейду так, чтобы он был искренне уверен, что сам нашел разгадку. С этой мыслью я и покинул полицейский участок.

На пути к вновь поставленной цели я имел существенное препятствие: Гриффит Флой уехал на неопределенный срок, и мне не удалось узнать, как именно он объясняет свое отсутствие в Голдентриле в час убийства. Не зная его алиби, было трудно найти в нем слабое место. Однако я решил, что могу попытаться кое-что сделать, не дожидаясь возвращения мистера Флоя.

Я отправился побродить по той части деревни, которая лежала ближе всего к Голдентрилу и которая была связана с ним тропинкой, идущей через рощу. Если Гриффит Флой действительно совершил убийство и скрылся из своего поместья, то ему было гораздо безопаснее уйти именно через калитку в этой части парка, а не через противоположную, которая выходила на большой пустырь и центральную дорогу, ведущую к железнодорожной станции и весьма оживленную по вечерам. Пройти незамеченным там было совершенно невозможно, а здесь такой шанс явно имелся. Мистер Флой вполне мог знать, что горничная принесет чай или что-то другое сэру Чарльзу и, обнаружив его мертвым, немедленно пошлет за полицией. Во всяком случае, он справедливо предполагал, что ему придется скрыться не больше, чем на пару часов. Но при этом он, конечно, не мог провести эти часы просто отсиживаясь в роще, ведь, чтобы потом войти в Голдентрил со стороны центральных ворот, ему пришлось бы пройти с полмили у всех на виду. Сделать круг около собственного дома или какой-то другой маневр на местности ему тоже не удалось бы по той причине, что эта самая местность была слишком густо заселена и слишком оживлена в bewepm~~ пору. Оставалось одно - найти такое пристанище, которое при даче показаний выглядело бы естественно, в котором бы впоследствии сказали, что он зашел туда гораздо раньше, чем было совершено убийство, и которое можно было бы прелюдно покинуть, дабы иметь дополнительных свидетелей своего алиби. Таким образом, имея в ближайшей к Голдентрилу части деревни мало-мальски знакомого человека, вручив ему несколько хрустящих банкнот за соответствующие показания и посулив регулярное вознаграждение на все время официального следствия, такое алиби можно было себе обеспечить.

Я отлично понимал, что каждый живший в этих ближайших к Голдентрилу домах имел бы полное право прогнать меня метлой вместо того, чтобы отвечать на вопрос, не у него ли был Гриффит Флой во время смерти своего отчима. Поэтому я решил ограничиться простой информацией о том, кто живет в этих домах, и стал поочередно стучаться в них, представляясь то потерявшимся в деревне приезжим, то агентом по надзору за земельными разделами. Я надеялся, что сам внешний вид местных жителей и простые расспросы что-нибудь подскажут мне, укажут на потенциального соучастника.

Хозяева домов оказались примитивными объектами для визуального анализа. К тому же, все они были довольно однообразны, и с каждым новым домом оставалось все меньше надежды обнаружить хоть скольконибудь подозрительную личность. Здесь жили несколько одиноких старушек, которые не имели даже прислуги и ни за какие деньги не стали бы скрывать постороннего. Рядом доживал свои дни больной старик, который не смог бы не то что солгать полиции, но даже запомнить предложенную ложь. За ним стоял дом поварихи из Голдентрила, которая вела себя настороженно, но, я точно знал, была в поместье хозяев в час убийства. Муж ее был прикован к постели, а никакой привлекательной дочери или алчного сына, способного позариться на грязные деньги, не было вовсе. Один дом оказался заколоченным, два следующих - оставленными под присмотр некоей старушке до возвращения хозяев. Эта старушка жила в предпоследнем доме и была сущим ангелом. Она могла бы вызвать подозрения именно своей кажущейся безобидностью, если бы не была в гостях у соседки в день убийства. Мне показалось невероятным, чтобы Гриффит Флой доверил свою жизнь двум немощным и почти выжившим из ума женщинам. Последний дом также принадлежал очень старой женщине, которая вышла на порог и даже пыталась говорить со мной, но это давалось ей с явным трудом и выдавало старческое слабоумие, так что я предпочел поскорее распрощаться с ней.

Пришлось остаться ни с чем. Я выпил пива в "Серебряном быке" и даже проверил невероятную версию о том, что именно трактир каким-то образом стал убежищем мистера Флоя. Когда надежды не осталось, я отправился в Грегори-Пейдж.

На проселочной дороге меня обогнал экипаж мисс Лайджест. Проехав еще несколько метров, он остановился. К некоторому моему удивлению, мисс Лайджест не предложила мне доехать до Грегори-Пейдж с ней, а предпочла выйти и пойти пешком. Я помог ей спуститься и тут же увидел следом выходящего из экипажа полицейского констебля. - О, мистер Джеферсон, вы уже покидаете меня? - обратилась к нему мисс Лайджест. - Да, мисс, - ответил констебль, словно и не замечая обращенного к нему ироничного тона, - моя задача - сопровождать вас только вне пределов этой местности. Спасибо, что довезли до развилки. До свидания, мисс. - До свидания, Джеферсон, - усмехнулась мисс Лайджест, - сообщите мистеру Лестрейду, что я была послушной арестанткой.

Констебль пошел по дороге к полицейскому участку, экипаж поехал к Грегори-Пейдж, а мисс Лайджест, наконец, повернулась ко мне. Ее лицо выражало искреннюю радость от встречи, и я поймал себя на том, что mebnk|mn улыбаюсь в ответ. Действительно, в день, полный неудач, было приятно вновь встретить ее, тем более, что она, как всегда, была потрясающе красива. - Добрый день, мисс Лайджест. Как ваша поездка? - Скверно, мистер Холмс. - Общество констебля вам досаждало - это легко понять. - Нет, дело не в этом. Джеферсон даже немного скрасил эти концы поездом до Лондона и обратно. Правда, он был не слишком кстати во время моих визитов. - Вы посетили кого-то, помимо нотариусов? - Да, - она поспешила избежать дальнейших расспросов на эту тему, но большую часть времени я, конечно, была в адвокатской конторе. "Скверно" относится именно к этому. - Вы получили меньше, чем ожидали? - Я не получила ничего. Не удивляйтесь, мистер Холмс, отчим на самом деле оставил мне почти все свое состояние, но адвокаты определенно не торопятся с бумагами. - Почему? - Очевидно, боятся двойной работы: кто знает, возможно, придется отписывать деньги в казну. - Не шутите так, мисс Лайджест, - сказал я укоризненно. - Мне бы хотелось, чтобы вы верили в успех того, чем я занимаюсь. - Простите, если я обидела вас, мистер Холмс! - Вы меня не обидели, мисс Лайджест. Скорее заставили беспокоиться о состоянии вашего духа. - Вам не стоит беспокоиться: если уж я пережила эти последние десять дней, наглость адвокатов не помешает мне жить дальше. - В конце концов, пока деньги не очень нужны вам. - Ошибаетесь, мистер Холмс. В Грегори-Пейдж вряд ли найдется даже тысяча фунтов наличными, а ведь мне еще предстоит оплатить вашу работу. - Ну, пока вам еще не за что платить. И я не думаю, что моя работа будет оплачиваться четырехзначными цифрами. - Поверьте, когда я снова стану свободной, мистер Холмс, количество цифр на вашем чеке не будет иметь для меня особого значения, - ее первая радость от встречи улетучилась, и она снова смотрела на меня своим стальным взглядом, вежливым, внимательным, но удивительно холодным. - А, вот и вы, Келистон! Который сейчас час? - Без четверти пять, миледи. - Распорядитесь, чтобы подавали чай, и принесите для меня чтонибудь: печенье, хлеб с изюмом, немного сыра... Ну, вы и сами знаете. Я не ела ничего с самого утра. - Слушаюсь, миледи. - Доктор Уотсон здесь? - Да, миледи. - Тогда напомните ему, чтобы спускался к чаю. Можете идти.

Он поклонился и ушел исполнять приказания.

Мисс Лайджест на ходу сняла шляпу и безукоризненно чистые даже после дороги перчатки. - Вас, мистер Холмс, я даже не спрашиваю, останетесь ли вы на чай, - сказала она, улыбаясь. - Полагаю, вы свободны сегодня вечером. - Да, я свободен и предлагаю вам партию в шахматы после обеда. Разумеется, если ваши дела позволят это. - У меня нет таких дел, которые я не могла бы отложить ради игры с вами. Но я боюсь, что нам не хватит времени. Почему бы не начать сразу после чая? - Я предполагал, что вы захотите отдохнуть после вашей поездки. - Наш с вами турнир и будет для меня отдыхом. Вы не представляете себе, мистер Холмс, как я рада возможности играть с вами! - Это взаимно!

Чай был отменным, но мы оба быстро выпили его и поднялись в кабинет. Мисс Лайджест была в прекрасном расположении духа, полна энтузиазма и щедра на остроумные замечания. Расставляя шахматы, она рассказала мне о своей поездке и о деталях завещания. Я же рассказал ей о своем визите в полицейский участок. - Похоже, Лестрейд ужасно зол на вас, мисс Лайджест, - сказал я. - Я зла на него не меньше. Представьте только, каково это - ходить по городу в сопровождении полисмена! Готова поспорить, это сделали из одного только желания доставить мне неудобства! До последних событий я редко имела дело с полицией и никогда не предполагала, что там работают такие посредственности, как Лестрейд. - В этом вы, пожалуй, правы. Но, возможно, вам стоило попросить меня сопровождать вас к инспектору, и тогда он, наверняка, стал бы меньше упорствовать. Во всяком случае, я бы быстро убедил его, что вы не собираетесь сбежать. - Он так подумал? Он опасался, что я брошу все и сбегу неизвестно куда? - Он привык иметь дело с настоящими преступниками и поэтому до сих пор не может привыкнуть, что вы, будучи под арестом, пользуетесь относительной свободой. - Знаете, мистер Холмс, эту относительную свободу для меня отстоял мой отчим: он подал прошение судье, и ему не смогли отказать. Я опасаюсь, что теперь, когда его больше нет, я в любой момент могу оказаться за решеткой. - Ваши опасения напрасны: приказ о домашнем аресте предусматривает такое содержание подозреваемого до самого суда. Условия ареста становятся строже, как правило, после случая побега или каких-то других чрезвычайных нарушений. - Еще одна такая стычка с Лестрейдом, как сегодня утром, и, боюсь, у меня будет такое нарушение, - усмехнулась мисс Лайджест. - Я вам этого искренне не советую: Лестрейд обожает муштровать арестованных и учить их дисциплине. - Я уже успела в этом убедиться. Интересно, что-нибудь другое он умеет делать так же хорошо? - Он умеет допрашивать свидетелей, правда, при этом не способен ни по-настоящему вникать в произошедшие события, ни прогнозировать их. Сегодня, например, я попытал счастья и спросил у него, что сказал полиции Гриффит Флой о месте своего пребывания во время смерти сэра Чарльза... - Полагаю, инспектор не потрудился узнать у него об этом. - Да, его вдруг одолело глубокое сочувствие к судьбе несчастного молодого человека. - Боже мой, это было бы ужасно смешно, если бы так близко меня не касалось! Что же теперь делать? Неужели придется ждать возвращения Гриффита Флоя, чтобы спросить у него, где он был, когда погиб его отец? - Я сегодня попытался кое-что сделать, не дожидаясь его возвращения, но попытка оказалась неудачной.

Я рассказал мисс Лайджест о калитке в рощу рядом с Голдентрилом и о своих умозаключениях на предмет того, каким образом Гриффит Флой мог раздобыть себе алиби. Я поведал ей и о хозяевах близлежащих домов, которые совершенно не подходили на роль укрывателей. Мисс Лайджест знала лишь нескольких из них и подтвердила, что все они действительно одиноки и чрезвычайно законопослушны. Об остальных она не могла ничего сказать. - Может быть, вы сами можете предположить, кто оказал такую услугу мистеру Флою? - спросил я ее. - Подумайте, мисс Лайджест! Возможно, у него где-то поблизости живет друг или просто приятель? Или же здесь обитает некто известный всем, кто был бы жаден до денег и не погнушался преступным соучастием? - Откровенно говоря, я не знаю, есть ли у Гриффита Флоя настоящие друзья. Однако приятелей и тех, кто оказывает ему услуги, в округе достаточно. Правда, все они живут довольно далеко от Голдентрила. Точные адреса мне неизвестны, но я могу назвать имена, а уж вы спросите хотя бы в трактире, где именно они проживают. - Погодите минуту, я достану записную книжку. Диктуйте!

Мисс Лайджест перечислила пять имен и выразила сожаление, что ничем больше помочь не может. - Что касается известных всем подозрительных субъектов, - сказала она, - то их тут предостаточно, но они все до единого дебоширы и пьяницы. Гриффит Флой отнюдь не глуп и не стал бы доверять свое алиби таким людям. - Что ж, мне остается проверить тех, кого вы перечислили, хотя... Возможно, получится и кое-что еще.

Мисс Лайджест с любопытством взглянула на меня, но не стала задавать вопросов. Я сделал очередной ход и откинулся в кресле. - Знаете, мисс Лайджест, - сказал я, - мне очень не хватает знакомства с мистером Гриффитом Флоем. Я вынужден как-то объяснять его поступки, пытаться понять его логику и проследить цепь его рассуждений, не имея собственного представления о том, что он вообще из себя представляет. Каков он? Что вы о нем знаете?

Мисс Лайджест подняла брови, стараясь сосредоточиться на игре: - Он именно то, что я сказала вам при нашей первой встрече. - Это было весьма исчерпывающе, но мне бы хотелось услышать ваши пояснения, мисс Лайджест. Способен ли он, по-вашему, на хорошо обдуманные действия? Как далеко простирается его самонадеянность? Каковы его слабости?

Она переставила фигуру и внимательно посмотрела на меня: - Я уверена, что мистер Флой способен продуманно действовать и предугадывать поступки других людей особенно там, где дело касается его интересов. Он не отличается сдержанностью, вспыльчив и нетерпелив, но, если цель того заслуживает, способен на неожиданные поступки. А интересов у него много: насколько я знаю, в Штатах он увлекался карточными играми, но здесь наш бридж казался ему смешным и он не принимал в нем участия; он любит денежные игры на бирже, бильярд и обожает тратить деньги (справедливости ради надо сказать, что жадность не входит в число его пороков); он любит женщин и привык менять их, как перчатки; еще он любит дорогое вино и хорошую еду, если вам это интересно... Он легко использует людей, если представляется такая возможность, и, вообще, предпочитает, чтобы все было под его контролем. Самонадеянность его простирается так далеко, что никто не имеет о ней полного представления: он всегда уверен в своей правоте, ненавидит проигрывать даже в мелочах и вечно думает, что рано или поздно добьется всего, чего хочет. В нем много лоска, но он не похож на избалованных столичных пижонов. Он много говорит, но никогда не договаривает. У него хорошее воспитание, но отвратительные манеры и ни капли такта... - И он способен на насилие? - Я уверена, что да, но это крайняя мера, которая ему требуется не так уж часто: он успевает получить все, что угодно, давлением и обманом. - Но ему верят? - Если это нужно ему, он заставляет поверить. - Он хороший актер? - Не думаю. Ему не требуется играть: он всегда остается самим собой и предпочитает довлеющую силу своей персоны любым другим методам. - Значит, вы говорите, Гриффит Флой может управлять событиями и заставлять других верить в то, что выгодно ему? - Да. - И он не отличается мягкосердечностью? - Нет. - Тогда я вынужден огорчить вас, мисс Лайджест. Боюсь, ваш отчим умер по вине Гриффита Флоя, и это вполне можно назвать убийством, хотя и трудно доказать.

Мисс Лайджест растерянно нахмурилась: - Но мне казалось, доктор сказал... - Я не опровергаю слова доктора, мисс Лайджест. Я говорю вам другое: сэра Джейкоба, наверняка, можно было спасти, но Гриффит Флой намеренно не сделал этого и потому виновен в его смерти, хотя и косвенно. Должно быть, Гриффит Флой был не очень-то разборчив в словах, и у вашего отчима действительно случился приступ вследствие необычайного волнения. Однако, когда он упал и потерял сознание, мистер Флой не сразу позвал на помощь. Келистон ведь не слышал ни звука падения тела, ни стонов; он слышал лишь крики мистера Флоя о помощи и не мог знать, сколько времени прошло с тех пор, как ваш отчим потерял сознание. - Но как вы узнали, что он сделал это не сразу? - Я осмотрел комнату, пока вы с Лестрейдом беседовали внизу, и нашел пепел от выкуренной сигареты на внешней стороне подоконника, - я сделал паузу, желая получше подобрать слова. - Одним словом, мисс Лайджест, Гриффит Флой успел выкурить сигарету, прежде чем позвать на помощь. - А почему вы не допускаете, что он курил во время разговора? - Потому что в этом случае он бы стряхивал пепел в пепельницу и туда же бросил окурок. Пепельница стояла на самом видном месте посередине стола, а он судя по всему сидел на стуле рядом. - Но почему после того, как отчим упал, он стал курить у окна? Он мог бы воспользоваться этой самой пепельницей! - Курить возле умирающего человека? Думаю, даже он не был на это способен. Мистер Флой предпочел отвернуться и сделать глоток свежего воздуха.

Мисс Лайджест в печальной задумчивости подперла лоб рукой. - Я не настаиваю на своих догадках, мисс Лайджест, - сказал я, - но они кажутся мне в высшей степени правдоподобными. - Мне тоже, мистер Холмс, и, честно говоря, я не очень удивлена. Как только Келистон сказал, что в момент кончины отчим был с Гриффитом Флоем, я стала подозревать, что он приложил свою руку к этой смерти. - Простите, что испортил ваше настроение, мисс Лайджест. - Не извиняйтесь, вы просто вернули меня на землю, - улыбнулась она. - А то все было неправдоподобно хорошо: беседа, чай, шахматы... Кстати, ваш ход.

Я передвинул пешку. - Однако меня интересует и другое, - сказал я. - О чем заговорил Гриффит Флой с вашим отчимом, что тот так сильно разволновался? Если бы он просто вел себя некорректно и затевал ссору, сэр Джейкоб отвечал бы ему тем же. А, между тем, громких голосов никто не слышал... - Я не знаю, что они могли обсуждать. Раньше они общались почти исключительно в чьем-то присутствии и то умудрялись обменяться грубостями. - И зачем, вообще, Гриффиту Флою нужна была смерть вашего отчима? Они не любили друг друга, но одно это, согласитесь, не повод.

Мисс Лайджест как-то странно посмотрела на меня: - Этого я тоже не знаю, мистер Холмс, - ответила она, а я внезапно почувствовал себя вблизи от чего-то очень важного. - Кроме того, вряд ли простым совпадением явилось то, что мистер Флой приехал к вашему отчиму в день предстоящей дачи последним показаний. Скорее всего, он не хотел, чтобы ваш отчим о чем-то рассказал полиции, и успешно предотвратил это. Вы действительно ничего не знаете об этом? - Нет, мистер Холмс. Если бы я знала что-то, что могло бы повредить Гриффиту Флою, уверяю вас, я не стала бы это скрывать. - Охотно верю, мисс Лайджест. Вам шах!

Она удивленно вскинула брови и стала раздумывать над доской. - Похоже, сегодня у вас лучше получается совмещать игру и беседу со мной, - мистер Холмс, - заметила она, чуть улыбаясь. - Я и не заметила угрозы. Все же вы страшный противник! - Я говорил с вами о не самых приятных вещах, и вы были немного рассеянны. - Ерунда! Вы просто очень хорошо играете. - Я надеюсь все же, что не слишком расстроил вас своими умозаключениями. - Нет, мистер Холмс, вы даже помогли мне. Помните, как у Спинозы? Affectus, que passio est, desinit esse passio simulat que eius claram et distinctam formamus ideam.*

Мы с ней просидели за шахматами до половины двенадцатого и успели разыграть несколько партий, прервавшись лишь для того, чтобы перекусить.

В этот вечер мы узнали многое друг о друге. Мы говорили о древней и современной литературе, о живописи и музыке, о медицине, криминалистике и полиграфии, о многих совершенно обычных вещах, и мне было удивительно хорошо в обществе этой женщины. Она обладала быстрым умом и глубокими знаниями в самых разных областях науки и искусства. Она была интересна мне своим интеллектом и личными качествами. Как объекту аналитического исследования мисс Лайджест не было равных, и я с удовольствием изучал причудливые хитросплетения ее натуры, еще не отдавая себе отчета в том, чем это может для меня обернуться.

9

На следующее утро я снова застал в столовой только Уотсона. - Похоже, мы с вами снова будем завтракать вдвоем, - сказал я. - Да, похоже на то. Но на этот раз я не знаю, где мисс Лайджест. - Тогда будьте любезны, позовите Келистона.

Дворецкий предстал перед нами по первому зову. На мой вопрос о том, где сейчас мисс Лайджест, он ответил, что не знает: - Она не давала мне никаких распоряжений, сэр. После того, как вы вчера попросили кофе в кабинет, она сказала, что я могу быть свободен, а сегодня я ее не видел. - Но она не уехала? - Нет, она не покидала дом, сэр. Я бы знал об этом. - Спасибо, Келистон, можете идти. Нам больше ничего не нужно.

Мы с доктором позавтракали и обменялись новостями, но мисс Лайджест так и не появилась, а слуги, очевидно, не решались искать ее, боясь потревожить.

Около половины одиннадцатого я поднялся на второй этаж и прошел в конец коридора, где располагалась библиотека мисс Лайджест. Что-то подсказывало мне, что я могу найти ее здесь.

Так и случилось: постучав и не получив ответа, я вошел в комнату, обогнул два стеллажа с рукописями, а затем увидел большой письменный стол и, наконец, саму мисс Лайджест... Она лежала в кресле перед столом, запрокинув голову, и с пером, повисшим в пальцах. Она спала. Видимо, проработав здесь всю ночь, она так и уснула, не успев вспомнить о кровати.

Меня охватило странное чувство: я внезапно ощутил всю глубину ее уникальности и понял, что мисс Лайджест каким-то образом вышла за рамки того, что я понимал под словом "женщина".

Ее правильное лицо сейчас сохраняло выражение расслабленности и slhpnrbnpemh, столь редко присущее наяву ее сильной и энергичной натуре. Я вдруг понял, что улыбаюсь от чувства, близкого к умилению.

Я смотрел на мисс Лайджест с минуту, а потом взял ее кисть за запястье, вынул перо и положил его на стол среди бумаг. Как только я опустил ее руку на подлокотник кресла, мисс Лайджест вздрогнула, вскинула голову и широко открыла глаза. Ее взгляд выражал удивление и испуг всего несколько мгновений, потом он принял свое обычное внимательное выражение. - Доброе утро, мисс Лайджест, - сказал я, улыбаясь. - Простите, я опять мешаю вашей работе.

Она несколько смущенно улыбнулась. - Который час, мистер Холмс? - Половина одиннадцатого. - О, боже! Почему меня никто не разбудил? - Все боялись потревожить вас. - Кроме вас? - Ну, я предположил, что вы можете быть здесь. И, кроме того, я чувствую себя немного виноватым. - Почему? - Не стоило сидеть за шахматами так долго вчера, но я ведь не знал, что после игры вам вздумается провести ночь за работой, и это, согласитесь, немного искупает мою вину.

Мисс Лайджест посмотрела на меня, потом на свое платье, заглянула в чашку со вчерашним кофе и встала. - Вы завтракали, мистер Холмс? Ах, да! Конечно, завтракали. Тогда придется расплачиваться за непредусмотрительность одиночеством во время завтрака.

Она принялась приводить в порядок бумаги на столе. - Вам, наверное, мое поведение кажется странным, мистер Холмс? спросила она, укладывая листы в аккуратные стопки. - То, что я занимаюсь своими научными изысканиями по ночам, не заставляет вас относиться ко мне с опаской? - Нет, мисс Лайджест, - улыбнулся я. - Я лишь пытаюсь понять, когда вы спите.

Она тоже улыбнулась после моих слов: - Мне не нужно много сна: только несколько часов, чтобы восстановить силы. Кроме того, теперь я стараюсь создавать себе как можно более напряженный график работы, чтобы не оставалось времени лежать на диване, смотреть в потолок и жаловаться на судьбу. - Но вам стоит подумать и о том, что такой режим подрывает силы, не говоря уж о здоровье. - Вы говорите, как доктор Рэй! - усмехнулась она. - Наверное, общество мистера Уотсона со временем делает с вами свое дело, мистер Холмс. - Уотсон тут ни при чем. Во мне говорят опыт и здравый смысл, мисс Лайджест. Поверьте, мой образ жизни отнюдь не отличается правильностью, и поэтому я знаю, что порой он приводит к усталости и меланхолии. - О, мистер Холмс! Я ведь целыми днями занимаюсь только тем, что доставляет мне удовольствие! Между прочим, сегодня ночью я почти закончила свою статью для следующего "Бритиш Сайенс", и она получилась даже лучше, чем я ожидала. До завтра я ее непременно закончу, и, тогда вы, возможно, согласитесь ее прочитать... - она вопросительно посмотрела на меня. - Я вижу, вас невозможно переубедить! Но статью вашу я прочитаю непременно. - Это я и хотела услышать! Но вы, по-моему, хотите о чем-то спросить меня, мистер Холмс. - А вы, видимо, научились безошибочно определять мои намерения, мисс Лайджест: вы правы, как и в прошлый раз. Я бы хотел спросить вас, jrn из слуг в Голдентриле может больше всего знать о хозяевах?

Она пожала плечами: - Наверное, Уиксбот: он служит там с давних пор и во многом разбирается. Однако все зависит от того, что именно и о ком из хозяев вам требуется выяснить. Сэр Чарльз, например, был человеком искренним и чрезвычайно открытым и вполне мог доверять дворецкому даже какие-то свои тайны, а Гриффит Флой другого сорта человек, и с ним в этом отношении придется сложнее.

Я кивнул: - Спасибо и на этом, мисс Лайджест. - Пожалуйста, мистер Холмс. Рада, если как-то помогла вам.

Я отправился в Голдентрил, чтобы встретиться с Уиксботом и в очередной раз побеседовать с ним. В рамках своих попыток выяснить что-нибудь об алиби Гриффита Флоя я решил завести с дворецким доверительный разговор и спросить, не известны ли ему какие-то связи младшего мистера Флоя с местными женщинами. Принимая во внимание все услышанное об этом человеке, с моей стороны было закономерно предполагать, что он мог не особенно хранить верность своей возлюбленной, тем более что та не отвечала на его горячие чувства. Какая-то женщина, ставшая для Гриффита Флоя временной заменой предмету его страсти, вполне могла одновременно явиться и его укрывательницей. Разумеется, об истинных целях своих расспросов я не собирался распространяться и выдумал для своих вопросов благовидный предлог.

Уиксбот тепло принял меня и легко согласился поговорить на щекотливые темы при условии, что я никогда и нигде не упомяну о том, что будет сказано. Мои заверения в этом и в том, что данный разговор может быть полезен мисс Лайджест, окончательно подкупили дворецкого.

Однако пользы из всего этого никакой не вышло: я видел искреннее желание Уиксбота помочь мне, но он действительно ничего не знал. Я услышал, что мистер Флой очень старался убедить мисс Лайджест в своей любви, а мелкие интрижки если и были у него, то он о них ничего не знал. Однако он никогда не страдал от недостатка женского внимания и потому при желании легко мог найти кого-нибудь для мимолетного и тайного романа. Уиксбот сказал, что у сэра Гриффита когда-то была знакомая где-то неподалеку, с которой он поддерживал неопределенные отношения, а сэр покойный сэр Чарльз этого не одобрял, но ни имени, ни адреса этой женщины дворецкий предоставить не мог.

Уиксбот с моего согласия даже пригласил свою жену, которая была женщиной скромной и в высшей степени любезной. Она быстро прониклась идеей помощи правосудию, но тоже не смогла сказать чего-нибудь вразумительного.

На оба мои вопроса о том, могла ли какая-то служанка заинтересовать мистера Флоя и мог ли кто-то другой, живущий в доме, кроме дворецкого и его жены, располагать бoльшими сведениями о личной жизни хозяина, оба ответили отрицательно. Поблагодарив их за доверие и посильную помощь в моем расследовании, я велел не говорить никому о моих расспросах и покинул поместье.

Следующим шагом стала попытка разыскать приятелей Гриффита Флоя, имена которых мне накануне назвала мисс Лайджест. С этой целью я отправился в трактир и выложил перед стоящим за стойкой хозяином сверкающий шиллинг. Через пятнадцать минут мой список пополнился на три пункта, и я получил исчерпывающую информацию о месте проживания всех интересующих меня субъектов, а также некоторые полезные сведения об их жизни и характере отношений с мистером Флоем. Как я понял, большинство этих людей, как и говорила мне мисс Лайджест, действительно когда-то оказывали Гриффиту Флою разные услуги и за это получили его расположение.

Дальнейшие несколько часов я провел в разговорах с указанными лицами и в тщетной надежде узнать у них что-то, хоть сколько-нибудь соответствующее моим подозрениям. Знакомства мистера Флоя не вызвали моего одобрения: почти все посещенные мной молодые люди были ненадежны и подозрительны. Однако категорически никто из них не мог бы являться искомым укрывателем, и для такого вывода были весомые причины: четверо мужчин были женаты и провели интересовавший меня вечер со своими супругами и детьми, что было незамедлительно подтверждено кем-то из последних; один из молодых людей, вообще, находился в отъезде, что явно противоречило бы намерениям Гриффита Флоя относительно своего мнимого свидетеля; двоих из восьми не было дома, но их родные предоставили убедительную информацию о том, как и где эти люди провели вечер десятого августа; и, наконец, последний так называемый приятель быстро увязал мой вопрос со смертью сэра Чарльза и чрезвычайно испугался, тут же предоставив доказательство своего неотлучного присутствия дома в виде недостроенного сарая и велел удостовериться в его правдивости расспросом соседей. Все мужчины, как и следовало ожидать, жили далеко от Голдентрила. Но в любом случае, если кто-то из них все же помогал Гриффиту Флою, по всей логике он должен был сразу рассказать мне о том, что мистер Флой был у него в гостях вечером десятого августа, а не скрывать это, дабы потом не попасть в затруднительное положение.

Прогуливаясь после неудачных розысков по улицам деревни, я раздумывал над тем, что еще мне следовало предпринять. Пытаясь найти изъяны в своей версии и перебирая другие варианты, я решительно не мог понять, где ошибся и ошибся ли вообще. В целом все выглядело вполне логично, но никаких фактических подтверждений найти не удавалось, и это меня беспокоило.

На одной из улиц я увидел лавку старьевщика и, недолго думая, решил в скором будущем воплотить в жизнь старый прием, для которого в этом расследовании пока не находилось места... К немалому удивлению хозяина лавки, я предложил ему не принять старые вещи, а продать их мне. Он с подозрением поглядывал на меня из-под густых бровей, но все же за полсоверена выложил на прилавок несколько потертых штанов и многократно заштопанных сорочек. Услышав, что предложенные вещи слишком новые, он стал смотреть на меня еще менее дружелюбно и тем не менее в итоге нашел среди своего хлама грязный пуловер, имевший когда-то претензию на спортивный стиль, широкие штаны серого цвета с заплатой с одного боку вместо кармана и сюртук с такими швами по бокам, что, казалось, он вот-вот развалится на части. По моей просьбе он дополнил этот ансамбль помятой шляпой и убогими ботинками, которые выглядели еще более убого из-за своего яркого светло-коричневого цвета, над которым не было властно даже время. Видя удовлетворение на моем лице, старьевщик упаковал выбранные вещи в большой бумажный сверток и вручил его мне с видимым нетерпением.

- Ваша теория, Холмс, очень похожа на правду, - сказал мне Уотсон, когда вечером перед обедом мы с ним прогуливались по парку Грегори-Пейдж. - Во всяком случае, она не грешит против логики и увязывает все факты воедино, - ответил я, раскуривая свою трубку. - Однако наше расследование остановилось, и я пытаюсь найти тому причину. - Причина очевидна, Холмс, - вам нужен Гриффит Флой. - Я это знаю, но, согласитесь, с моей стороны было бы непростительным сидеть сложа руки даже тогда, когда его нет. - Но что вы можете сделать? - Я могу на основе логики, здравого смысла и имеющихся фактов предположить, каково алиби мистера Флоя, а затем попытаться это алиби проверить еще до того, как он вернется. Собственно именно этим я и был занят в течение последних дней. - И что, никаких результатов? - Абсолютно никаких. Либо что-то ускользнуло от моего внимания, либо я вообще на ложном пути. - А третьего варианта быть не может? - Может. Возможно, Гриффит Флой состряпал себе такое алиби, какое мне даже в голову не приходит, и он сам понимает, что оно настолько хорошо, что можно даже поездить по стране в свое удовольствие, а потом в случае чего заявить о нем и не бояться проверки. - Но ведь, как вы сами говорите, убийство было неумышленным! Как за один или полтора часа можно было не только укрыться от постороннего глаза, но и как-то заполучить такое алиби? - В том-то и вся загадка! Не зная лично мистера Флоя, я уже невольно проникся к нему своеобразным уважением.

Я рассказал Уотсону о том, что я предпринял в надежде найти хоть что-нибудь, и попросил его попытаться указать на причину моих неудач. Он подумал немного и признался, что не видит в моих рассуждениях никакой ошибки. - Вот и я не вижу, - сказал я, выпуская дым изо рта, - и поэтому нам остается довольствоваться моей версией, пока не обнаружится что-то такое, что бы явно ей противоречило. В конце концов, вся эта игра наугад - только способ как-то приблизить окончание расследования и освобождение мисс Лайджест. Если мне так и не удастся выяснить, какое алиби себе заготовил мистер Флой, я просто подожду его возвращения и на это время найду себе другие занятия. Я уверен, что в этом деле гораздо больше темных пятен, чем кажется на первый взгляд, и именно ими мне тоже стоит заняться. - Что вы имеете в виду, Холмс? - Хотя бы мисс Лайджест. - А что с ней? Вы думаете, она что-то скрывает? - Я в этом уверен! - Но что она может скрывать? - Я думаю, она знает, почему Гриффит Флой хотел смерти ее отчима и почему он стремился не допустить, чтобы с сэра Джейкоба полиция сняла показания. - Но Холмс! Это значит, что она знала о готовящемся убийстве, когда была у вас на Бейкер-стрит! - Нет, Уотсон, я говорю, что она знает о мотивах некоторых поступков Гриффита Флоя и скрывает это от нас, но смерть отчима была для нее неожиданным и трагическим событием. - Но зачем ей скрывать то, чего Гриффит Флой явно боится и что могло бы, возможно, подорвать его положение? Неужели она все же испытывает какие-то чувства к нему и поэтому его покрывает? - Что ж, может быть, - согласился я уклончиво, - но я думаю, мисс Лайджест тоже невыгодно, чтобы то, что она скрывает, всплыло на поверхность. В этом их интересы совпадают. - То есть они скрывают что-то, что объединяет их? - Да, какую-то общую тайну. - Господи, Холмс, что это может быть? - Я не знаю, Уотсон, - ответил я, - но вам предстоит попытаться это выяснить. - Мне? - удивился он. - Да, вам. Я хочу, чтобы вы вернулись в Лондон, пошли в какую-нибудь библиотеку с приличным архивом и просмотрели подшивки основных английских и французских газет на несколько лет назад. - Вы хоть представляете себе, сколько это займет времени, Холмс? - При терпении и старании не больше двух-трех дней. - И что я должен искать? - Я не знаю, Уотсон. - Вы шутите? Хотите, чтобы я просто полистал газеты за несколько лет в поисках чего-нибудь интересного? - Нет, вы должны попытаться найти какую-нибудь заметку о мисс Лайджест, которая бы дала возможность приблизиться к их с мистером Флоем тайне. Она принадлежит к высшему обществу, хотя и не вращается в нем регулярно, и любое выходящее из ряда вон событие в ее жизни могло быть отражено в прессе. Может быть, вы и правы, и они были помолвлены... Но вы, разумеется, должны быть готовы вообще ничего не найти. - Но причем здесь французская пресса? - Мисс Лайджест училась во Франции и провела там несколько лет. Не волнуйтесь, Уотсон, работы не так уж много: во-первых, во всех газетах вас будет интересовать только светская и хроника, во-вторых, газеты за этот год можете вообще не смотреть - если бы наша клиентка как-то выделилась недавно, об этом бы упомянули сейчас, когда она арестована. - Но если Гриффит Флой приехал в Великобританию только три года назад, мне можно изучать газеты только за прошлый и позапрошлый года? - Нет, Уотсон. Кто знает, как образовалась их общая тайна? Возможно, с мисс Лайджест что-то произошло гораздо раньше. - Тогда это могло произойти и в ее детстве! - Ну, не будем заходить так далеко. Десяти-одиннадцати последних лет ее жизни вполне достаточно. - А может стоит просто напрямик спросить ее, что она скрывает и почему? - Я два раза спросил ее, знает ли она почему Гриффит Флой хотел смерти ее отчима и почему он боялся его показаний. Она сказала, что ничего не знает. - Но зачем вообще она обратилась к вам? Глупо было ожидать... - Вы забываете, Уотсон, - перебил я его, - что когда она просила меня о помощи, ее отчим был еще жив. Она предполагала только расследование, связанное с убийством сэра Чарльза, где ей не нужно было рассказывать мне или кому-либо еще об этой тайне. То, что они оба скрывают, может не иметь никакого отношения к смерти сэра Чарльза, зато, в сущности, является причиной смерти сэра Джейкоба.

Уотсон задумчиво затянулся своей сигарой. - Должно быть, примечательный человек этот Флой, - сказал он, - да и мисс Лайджест не назовешь заурядной личностью. - В этом вы правы. Насколько я знаю с чужих слов, Гриффит Флой отличается большой духовной и физической силой, красив и обладает своеобразным характером. Еще он является обладателем несколько развязных американских манер, чем в корне отличается от нашей с вами очаровательной клиентки. - О да! Мисс Лайджест истинная англичанка. - Давайте свернем на эту аллею, Уотсон, а то мы опоздаем к обеду. Сколько у нас времени? - Еще двадцать минут... Скажите, Холмс, что она собой представляет? Вы ведь провели с ней гораздо больше времени.

Я задумался над тем, что ему ответить: с момента нашего с ней знакомства я и сам много раздумывал над этим вопросом. - Мисс Лайджест уникальный случай слияния острого ума, глубокой эрудиции и выдающихся талантов, - сказал я. - Вы правы, Холмс, но, по-моему, в ряду ее уникальных качеств стоило бы отметить прежде всего ее удивительную внешность. В жизни не видел более красивой женщины!

Я улыбнулся: - У меня есть глаза и они мне верно служат, Уотсон, но я вижу также и то, что притягательность этой женщины складывается из множества черт, которые дополняют друг друга и складываются в совершенно неповторимый феномен. Ее редкая даже для мужчин сила духа не мешает ей быть женственной, ее холодность и легкая отстраненность qnwer`~rq с открытостью и постоянным вниманием ко всему внешнему и живому... Она соткана из противоречий, но при этом удивительно цельна, а это вызывает мое восхищение.

Уотсон внимательно выслушал меня и посмотрел на приближающийся дом. - Все это так странно, Холмс, - сказал он наконец, - мисс Лайджест и у вас вызывает симпатию, и при этом мы вынуждены в ней сомневаться. Вы хотите, чтобы я отправился в Лондон завтра? - Да, если сможете. Я понимаю, Уотсон, что отправляю вас гоняться за догадкой, но это один из способов узнать хотя бы что-то. - Хорошо, Холмс, в конце концов, я ведь взялся помогать вам и сделаю то, что мне по силам.

10

Назавтра, провожая доктора на станцию, я снабдил его более подробными инструкциями и попросил заглянуть в мою квартиру на Бейкер-стрит, чтобы узнать, не поступало ли на мое имя срочной корреспонденции. Он обещал все исполнить и с минуту махал мне рукой, когда поезд отправился.

Здесь же на станции я отправил своему брату Майкрофту большую телеграмму с просьбой при помощи своих связей разузнать хотя бы приблизительную дату предстоящего суда над мисс Лайджест. Я не знал, как скоро будет разрешено дело, и решил обезопасить себя и свою клиентку от неожиданностей. Мой брат был как раз тем человеком, который больше других мог помочь в такого рода делах и уже неоднократно делал это ранее.

Помимо послания к брату я отправил заказной срочной почтой два письма своим лондонским осведомителям (их имен я не называю по понятным причинам) и попросил их навести для меня все возможные справки о мистере Уиксботе, Келистоне, Гриффите Флое и его отце, а также о мисс Элен Лайджест и ее покойном отчиме. Несмотря на прошедшие несколько дней информации у меня было так мало, что я решил использовать для ее пополнения все доступные мне каналы и теперь был уверен, что, если кто-то из перечисленных людей когдалибо появлялся в криминальном мире или был упомянут в архивах Скотланд-Ярда, я непременно об этом узнаю.

На следующий день после второго завтрака я получил ответ от Майкрофта. Мой брат сообщал, что навести справки было нетрудно, что коронерского расследования по данному делу не будет и что суд присяжных намечен на пятнадцатое сентября. Он также попросил меня в телеграмме не говорить моей клиентке об этой дате, поскольку она не окончательна, а точное число в скором времени будет ей сообщено в письменном виде.

Днем позже пришли отчеты моих осведомителей. Оба клялись, что ни одна из интересовавших меня персон не имеет ни криминального прошлого, ни подозрительного прошлого вообще. Сообщалось лишь, что мистер Джейкоб Лайджест двенадцать лет назад имел дело с полицией, да и то косвенно: продавая какую-то свою ферму, он доверил сделку отпетому мошеннику и в результате выступал в суде в качестве истца. Ознакомившись с этой информацией, я вложил два чека в конверты и отправил их вечерней почтой.

Я сидел с трубкой в гостиной и курил, в очередной раз раздумывая над делом, когда вошла мисс Лайджест. - Пойдемте в мой кабинет, мистер Холмс, - сказала она, - вы в последнее время отправляли и получали столько корреспонденции, что моя переписка показалась мне редкой и вялой, но я только что onkswhk` нечто, что будет вам интересно.

Мы поднялись в ее кабинет, и я заметил на столе несколько писем, одно из которых было вскрыто и развернуто на столе. Оно было написано на голубой почтовой бумаге, и концерт тоже был голубым. Мисс Лайджест жестом попросила меня сесть, а сама, к моему удивлению, подала мне не это письмо, а другой конверт, который оказался телеграфным. - Вот, прочтите, мистер Холмс. Может быть, вы растолкуете мне, что это значит, - сказала она.

Я взял телеграмму и прочел вслух:

"Дорогая моя!

Вынужден огорчить вас: мое возвращение пришлось отложить еще

на одну неделю, а, может, и на чуть больший срок. Но скоро я

непременно увижу вас. Надеюсь, вы уже успели соскучиться.

Ваш Гриффит"

Я усмехнулся, повертев телеграмму в руках, и возвратил ее мисс Лайджест: - Он что всегда с вами так разговаривает? - спросил я. - Нет, ну что вы! Это просто образец вежливости и такта с его стороны, - ответила она, смяв листок и зашвырнув его в корзину. - Телеграмма отправлена из Йорка, - заметил я, - теперь мы по крайней мере точно знаем место его пребывания. Однако никто не может заставить его вернуться раньше, чем он сам пожелает... Кроме... Неплохая идея, мисс Лайджест! - О чем вы? - Я предлагаю вам написать ему по этому адресу. Правда, для этого придется извлечь конверт из корзины, - я встал и сам достал смятый телеграфный конверт. - Вот посмотрите: "Лийярд Отель, 42". - Вы хотите, чтобы я попросила его приехать пораньше, мистер Холмс? - нахмурилась мисс Лайджест. - Я что должна на самом деле сообщить ему, что соскучилась? - Это вовсе не обязательно. Просто вас он скорее послушается. Напишите, что он срочно нужен вам в связи с расследованием, что от этого многое зависит. Если и это не подействует, раздобудем полицейский бланк и попросим другими словами. - Мне это не нравится, мистер Холмс, - я никогда и ни о чем его не просила! - Я это понимаю и не могу вам приказать, но постарайтесь понять, насколько это могло бы быть нам полезно!

Она вздохнула и взяла у меня конверт: - Наверное, вы правы. Только я прошу вас точно сказать, что написать, и тогда мне, возможно, не будет так противно. - Я вам продиктую, мисс Лайджест. Но почему вы сказали, что удивлены телеграммой?

Она пожала плечами: - Мне показался в высшей степени странным этот его любовный тон, ответила она. - Я была уверена, что после случившегося Гриффит Флой уж точно оставит меня в покое, ведь для всех я теперь убийца его отца, и ему, чтобы не выдать себя, следовало бы тоже придерживаться этого мнения и держаться на расстоянии. - Да, - кивнул я, - это действительно странно. - По-моему, это еще и верх наглости! Неужели он не понимает, что я могу догадываться, кто настоящий убийца? Как он смеет пытаться продолжать какие бы то ни было отношения со мной - с тем, кого он сам подставил на свое место, место убийцы! - Возможно, он смотрит дальше: теперь он может заявить, что любит вас, несмотря даже на предъявленное обвинение и на то, что вы убили ecn отца. - Но зачем ему это, если, по его же плану, я должна оказаться за решеткой? Выходит, он сам сделал так, чтобы я оказалась обвиняемой, и после этого еще и пытается меня поддерживать своей мнимой любовью? - Может быть, он поразмыслил и решил, что в его положении это будет выглядеть более естественно. Или же он действительно настолько нагл и самонадеян, что даже не думает, что вы можете его подозревать, и надеется воспользоваться вашими бедами. - Что вы хотите сказать? - спросила мисс Лайджест, испытующе глядя на меня и откидываясь в кресле. - Возможно, Гриффит Флой верит, что вы будете более благосклонны к нему теперь, когда он, вопреки всем ожиданиям, проявит к вам жалость и понимание и когда вы остались совершенно одни.

Она долго молчала, сохраняя на лице бесстрастное выражение, а потом вдруг улыбнулась и с неожиданным теплом в глазах посмотрела на меня: - Но я ведь не настолько одинока сейчас, - сказала она, - вы рядом со мной, мистер Холмс.

Это прозвучало как вопрос, и было понятно, что она ждет от меня ответа. - Разумеется, мисс Лайджест. Будьте уверены, что, пока это так, вам ничто не угрожает. И я не думаю, чтобы Гриффит Флой стал позволять себе какие-то нападки, когда здесь я, полиция и доктор Уотсон.

Она покачала головой, продолжая улыбаться, и в этой улыбке появился какой-то особый нервный оттенок: - Вы его не знаете, мистер Холмс, уверяю вас, не знаете... _______________________________ * Эмоция, которая является страданием, перестает им быть в тот самый момент, когда мы образуем ее ясную и точную картину.

11

День показался мне подходящим для того приключения, которое я задумал несколько дней назад. Я достал из шкафа купленный у старьевщика сверток и облачился в этот экстравагантный наряд. Немного купленного накануне грима на лице, небритые щеки - и я сам с трудом узнал себя в зеркале.

Дождавшись момента, когда Мэри ушла, шурша своим платьем, в спальню мисс Лайджест, а дворецкий неспешно прошествовал в библиотеку, я покинул свою комнату, быстро спустился вниз и покинул дом. Сразу же свернув на боковую дорожку парка, я скрылся из вида, не позволяя комулибо меня заметить. На дороге я нашел хорошую прямую палку и взял ее с собой, чтобы убедительней изображать хромоту.

Я любил это странное ощущение, которое появлялось всякий раз при перевоплощении: все окружающие воспринимали меня иначе, и сам я начинал жить новой жизнью с другими привычками и изменившимися возможностями. На этот раз разница между мистером Шерлоком Холмсом и Джеком Стоуном, как я собирался назваться в случае необходимости, была особенно разительна. Я словно попал в другой мир: те, кто прежде раскланивался передо мной, теперь брезгливо обходили или взирали с нескрываемым равнодушием, большинство обращаемых на меня взглядов тут же принимало иное направление.

Этим своим маневром я хотел узнать как можно больше о мисс Лайджест. Я собирал сведения обо всех участниках трагических событий, но досье на мою клиентку как-то само по себе стало отдельной задачей. Ощущение, что от меня скрыто нечто очень важное, не давало мне предаваться безделью даже в отсутствие Гриффита Флоя.

Я дохромал до "Серебряного быка", взял себе кружку пива и уселся в дальнем углу. По моим наблюдениям, в это время дня здесь собирались любители поболтать до завтрака, и я не ошибся: за соседним столом сидели три фермера и два сквайра, одного из которых я запомнил в день похорон мистера Лайджеста, за ними - какие-то торговцы, очевидно, не из здешних мест, а слева от меня завтракал какой-то молодой человек. Все, кроме этого человека, громко разговаривали, так что мне почти не приходилось прислушиваться. - Признайся, Джозеф, - сказал толстый фермер своему приятелю, - Польди от тебя не очень-то в восторге? - Да, Родж, ты прав, - угрюмо ответил тот, - глупая, как все женщины, и худая к тому же, черт бы ее побрал. - Наверное, тебе стоит снова попытать счастья с Терезой Уайт, заметил третий фермер, - она, по-моему, была не прочь стать миссис Менсон. - Зачем ему эта старая дева? - вмешался толстый фермер. - Наш Джозеф найдет кого-нибудь получше. Не вешай нос, приятель! Расскажи лучше, как прошли похороны сэра Джейкоба.

Джозеф вдруг забыл про свои неприятности и взялся рассказывать: - Тут и говорить нечего, все прошло как положено: кругом цветы, надгробие мраморное, а пастор Уэйли произнес такую долгую молитву, что я чуть не заснул. - Народу было много? - Да, с похоронами сэра Чарльза и не сравнишь. - Кто там был? - Все, кто только мог, вся округа! Но было много незнакомых, которые понаехали из города. - Его друзья из земельного общества? - Не знаю, наверное. И еще один из тех двоих, что теперь живут в Грегори-Пейдж. - Адвокатов леди Элен? - Да, из них. Он постоянно шарил глазами туда-сюда - должно быть, высматривал кого-то. - А сама леди Элен как? Плакала сильно? - Черта с два! Слезинки не проронила. Стояла, как статуя, и надгробную речь произнесла совсем короткую. - Что ни говорите, а настоящая ведьма! - сказал Родж, отпивая из jpsfjh. - Может тебе, Джозеф, за нее взяться?

Фермеры дружно расхохотались, а один из сквайров неожиданно побледнел и ударил кулаком по столу: - Не смейте говорить о мисс Лайджест без должного уважения! - гневно сказал он. - Она достойная женщина и заслуживает его. - А кто с этим спорит? - удивился Родж, и вся компания снова разразилась смехом. - Каково же теперь ее состояние? - спросил второй фермер, когда они успокоились. - Говорят, почти сто пятьдесят тысяч фунтов! - доверительно сказал Джозеф, понизив голос.

Фермеры присвистнули. - Куда ей столько? - задумчиво сказал Родж. - Ведь ничего стоящего так и не купит. Подумать только, уйма денег напрасно пропадает! - Скажешь тоже, не купит, - откликнулся второй фермер, - да она, наверное, покупает себе в столице такие безделушки, что тебе и не снилось! Всех твоих коров придется продать за пару таких штучек. - Тебе, наверное, стоит так сделать, Джозеф! - не унимался Родж. Глядишь, и Польди станет посговорчивей.

Смех фермеров снова заглушил все вокруг. - Кстати, а мистер Флой сколько получил после смерти своего отца? Упокой господи его душу... - Я слышал, его состояние тысяч на тридцать больше, - ответил Джозеф. - Представить страшно, сколько у него будет денег, если он удачно женится! - Удачно женится? Да здесь ему только в Грегори-Пейдж прямая дорога написана! - Точно, Родж, да только разве дождемся мы, когда они, наконец, договорятся? - А мне всегда было интересно: если не сэр Гриффит, то кто же станет счастливым избранником мисс Лайджест, - вдруг вмешался в разговор второй сквайр. - Ну, если найдется кто-то еще более настойчивый, чем он, тогда и она, возможно, согласится. Правда, трудновато представить, чтобы кто-то больше, чем он, хотел на ней жениться. - Она ведь и в самом деле лакомый кусочек и сама хорошо это понимает. - Это верно, но ведь она не так молода. Через пару лет ей будет тридцать, и она не может не хотеть выйти, наконец, замуж. - Вот и получается, что вся эта ее хваленая гордость - одно сплошное кокетство и способ покрепче привязать сэра Гриффита к своей юбке!

Первый сквайр, видимо, не выдержав разговора, извинился перед фермерами и отошел к стойке заказать еще пива. Второй сквайр через минуту последовал за ним, и они завели свой разговор, совершенно недоступный для моих ушей. - Влюбленные, как видно, хуже дураков! - сказал толстый Родж вполголоса, и фермеры поддержали его кивками и ухмылками.

Хозяин заведения принес на их стол еще пива.

В это время в зал вошли несколько человек. Один из них подсел к компании фермеров, и их разговор переключился на обсуждение новых пород австралийских быков.

Примерно через четверть часа в трактир вошел подвыпивший грум. Он заказал себе эля и стал высматривать для себя место, чтобы присесть. Я не мог представить, где можно было так набраться с утра, но решил, что это может быть мне на руку. Пока я раздумывал над тем, как мне оказаться с ним рядом и начать разговор, он сам подошел к моему столу и плюхнулся на стул напротив. - Надеюсь, не возражаете, - сказал он, прищуриваясь и оглядывая меня. - Не возражаю, - ответил я.

Грум долго пил свой эль и продолжал без всякого стеснения меня изучать. - А ты ведь не здешний, парень? - спросил он, наконец.

Я кивнул. - Я это сразу понял, - обрадовался он, и на его лице появилось пьяное ondnahe улыбки. - Я уже два года живу тут и всех в лицо знаю, а тебя раньше ни разу не видел. - Я приехал пару дней назад. Хочу найти тут работу. - Работу, говоришь? Может, и получится что. А ты откуда? - Из Саутенда. - Что, там с работой не получалось? - Получалось до этой весны, а потом хозяин разорился и нас выгнал. Двое наших ребят уже уехали сюда, на запад, вот и я решил попытаться. Говоришь, тут может получиться? - Не знаю. А на что рассчитываешь?

Я пожал плечами: - Вообще-то, я многое могу и не стану очень-то привередничать. Может, кому нужен плотник или сторож... - Ты у хозяина поспрашивай, - он махнул рукой в сторону стойки, - он, глядишь, и подскажет, где такие нужны. - А ты ведь конюхом работаешь?

Его глаза так расширились от удивления, что я испугался, как бы они вовсе не выпали из орбит: - А ты как догадался, а, парень? - спросил он.

От него так несло конским навозом, что у любого бы отпали всякие сомнения на предмет того, кем он работает. - Не знаю, я видел много конюхов, и все они похожи друг на друга.

Он развеселился и хлопнул меня по плечу: - Ты славный парень, как я погляжу! - сказал он. - Мне, может, и удастся тебе что-нибудь подыскать. Я тут кое с кем знаком. - Я бы согласился конюхом. Там, где ты сейчас, не нужны другие работники? - Нет, к сожалению. Лошадей всего пять, и на двоих-то работы еле хватает. Да ты не огорчайся! Что-нибудь непременно найдется. Тебя как зовут? - Джек. Джек Стоун. - А меня Мейбл Гроубинс.

Он еще раз хлопнул меня по плечу, так что я едва удержал равновесие.

Между нами завязалась приятельская беседа о погоде, о здешних порядках и о том, как этот грум докатился до каждодневной выпивки. То, что мой новоявленный друг был пьян, не облегчало мою задачу, а, напротив, затрудняло ее: часто управлять разговором было совершенно невозможно, и пришлось выслушать уйму бесполезной болтовни. Однако постепенно я все же подвел мистера Гроубинса к интересующим меня темам. - Так, видно, уж богом положено, - сказал он, - одни вынуждены чистить конюшни, чтобы выжить, а другие купаются в роскоши. - А кто здесь так богат? Если я собираюсь тут работать, мне было бы неплохо знать о местных знаменитостях. - Да взять хотя бы мистера Гриффита Флоя! Ты слышал о том, что его отца убили, и не кто-нибудь, а его возлюбленная? - Да, тут только об этом и говорят. - Так вот этот мистер Флой запросто преподносил этой самой своей возлюбленной безумно дорогие подарки. Я их сам не видел, конечно, но слышал от других. Тебе и за всю жизнь не заработать хотя бы на одну из тех бриллиантовых сережек, что мисс Лайджест отказалась принять. - Отказалась? Почему? - Ну, во-первых, она и сама так богата, что тебе и не снилось... - А во-вторых? - Во-вторых, она его не любит и отказывается принять предложение. - Но он продолжает настаивать? - Вот уже несколько лет мистер Флой не отступает. Не пойму я только, зачем тратить деньги на женщину, которая и осла пересилит в своем упрямстве? - Он тоже упрям, очевидно. - Уж не меньше ее. - Может, эта... как ты сказал? Ах, ну да, мисс Лайджест... Может, она k~ahr кого-то другого? - Она никого не любит. Просто дьявол, а не женщина! - Мне ее показали вчера на улице. На редкость хорошенькая, между прочим! - Еще бы! Многие тут все отдали бы за ее руку и сердце. Ну, и за все, что к ним прилагается... - он расхохотался, довольный своей шуткой. - Но все-таки эти их отношения кажутся странными, - сказал я. Почему не выяснить все сразу и не мучиться годами? Если у них так ничего и не получилось, больших потерь не будет...

Грум окончательно осушил свой стакан и посмотрел на меня: - А я не говорил, что у них ничего не было, - сказал он, понижая голос. - Ходят слухи, только это между нами, приятель, что года два назад леди Элен и мистер Гриффит Флой все же сошлись, но потом почемуто расстались... Неизвестно, правда, насколько далеко все зашло... Хотя я не знаю, правда ли все это. Только не болтай направо и налево, а то, чего доброго, дойдет что-нибудь до мистера Флоя, и ты можешь сильно пожалеть. Он не из тех, кто спускает с рук злые разговоры за его спиной.

Я, стараясь поддержать заданный им таинственный тон, помолчал, а потом задал следующий вопрос: - И у этого мистера Флоя не было женщин, кроме мисс Лайджест? Он что святой или действительно настолько влюблен? - Я не знаю этого. Вообще-то, он красавец, каких мало, и здешние дамочки прохода ему не дают. Взять хотя бы дочь моего хозяина, эту тощую клячу, но не тут то было... - И все-таки. - Говорю тебе, не знаю. Часто болтают, что, мол, то та, то эта с ним крутили что-то, но думаю, больше врут. А, впрочем, может и правду говорят. - О каких женщинах так говорили? - Да всех не упомнишь! Они уж и замуж повыходили давно, и имен их я не запоминаю. - А, может быть, сейчас у него есть какая-нибудь знакомая, чтобы ждать свою леди не скучно было? - Да что ты все о каких-то глупостях! Подумаешь, может, и есть. Нам-то что до этого? Если сам хочешь девушку найти, то я тебя, так и быть, познакомлю с одной...

Все мои дальнейшие попытки вытянуть из него что-нибудь более или менее стоящее ни к чему не привели. Я вскоре распрощался с грумом, пообещал зайти в "Серебряный бык" завтра утром в это же время и, наконец, отправился в Грегори-Пейдж, где меня ждала самая интересная часть моего приключения.

- Что вам угодно? - Келистон пытливо посмотрел на меня. - Хозяйка дома? - Вы хотите поговорить с леди Элен? - Да, хочу.

Его удивление выдали лишь чуть приподнятые брови: - Вам придется подождать, пока я доложу о вас. Пройдите сюда, пожалуйста.

Я остановился там, где указал дворецкий, и оперся на свою палку.

Дворецкий ушел, и издалека послышался голос мисс Лайджест. Через минуту Келистон вернулся и жестом показал, куда идти. Я поковылял за ним следом и скоро оказался в гостиной.

Мисс Лайджест в простом и изящном темно-зеленом платье сидела на стуле у книжного шкафа и перебирала фолианты в кожаных переплетах. Вокруг нее на полу были разложены стопки журналов и книг, часть всех книг обычной кучей лежала на столе и в одном из кресел. В другом кресле сидел Уотсон и курил, листая увесистый справочник. Они с мисс Лайджест что-то оживленно обсуждали, пока не вошел я. - Что вам угодно, милейший? - спросил Уотсон, оглядывая меня.

При этих его словах мисс Лайджест повернулась на стуле и тоже посмотрела на меня. Я неловко поклонился, желая продемонстрировать qbn~ учтивость. Когда я поднял голову и вновь посмотрел на нее, в ее глазах засиял знакомый синий блеск - она меня узнала! - Так вы пришли ко мне? - спросила она, откинувшись на стуле. - Да, здравствуйте, миледи. - Здравствуйте, мистер... - Стоун. Меня зовут Джек Стоун, миледи. - Мне очень приятно, мистер Стоун. Чего вы хотите? О, я, кажется, знаю! Вы случаем не от нашего пастора? Он говорил, что пришлет когонибудь для получения денег в фонд прихода... - Боюсь, что вы ошибаетесь, миледи. Я ищу мистера Шерлока Холмса, и мне сказали, что нужно обратиться к вам. - Мистер Холмс действительно сейчас живет в этом доме. - Но сейчас его нет здесь, - сказал Уотсон, - и никто не знает, когда именно он вернется. - Вы ошибаетесь, доктор, - серьезно заметила мисс Лайджест, - мистер Холмс уже вернулся. - Этого не может быть, - возразил Уотсон, - ведь мы с вами провели здесь весь последний час, и никто не докладывал о том, что он пришел! - Уверяю вас, доктор, вы ошибаетесь. Если вы немного подождете, мистер Стоун, я распоряжусь позвать мистера Холмса. Впрочем, уже почти пять, и он сам должен появиться с минуты на минуту.

Меня не на шутку заинтересовала эта игра, и я пытался понять, каким образом мисс Лайджест собирается выпутываться. Ее же, наверное, интересовало, что собираюсь делать я.

Уотсон еще раз взглянул на меня, пожал плечами и уткнулся в свой справочник. - Вы помогаете мистеру Шерлоку Холмсу в его делах, мистер Стоун? - спросила мисс Лайджест.

Я помял в руках свою грязную шляпу: - Да, миледи, он попросил меня кое о чем, и я ему помог, тем более, что это было нетрудно. - Он предложил вам деньги за это? - Разумеется, миледи. Знаете, в моем положении всегда радуешься любой возможности заработать, а тут такой случай! Работы на час, и полсоверена в кармане. Правда, потом придется помалкивать - мистер Холмс сказал, чтобы я молчал о том, что сделал для него. - И вы пришли за деньгами? - Да, миледи, я пришел получить свои честно заработанные. - Это прекрасно, - она закивала головой. - А хотите заработать еще полсоверена прямо сейчас, мистер Стоун?

Удивление даже не пришлось изображать: - Если речь идет о том, чтобы я рассказал вам и этому господину то, о чем мистер Холмс просил молчать, то дело не пойдет. Я не знаю, надо ли вам знать это. Когда будет нужно, мистер Холмс сам, наверное, расскажет обо всем... Я честный человек, миледи, и, если уж дал слово, держу его до конца. Извините мою смелость, миледи, но это свое слово я не продам даже за полсоверена.

Мисс Лайджест чуть улыбнулась, и было видно, что она получает большое удовольствие от этого спектакля. - Речь шла не об этом, мистер Стоун, - сказала она мягко, - но простите, если я все же обидела вас. Теперь я вижу, что вы человек честный, и предлагаю вам заработать именно на вашей честности. - Я вас не понимаю, миледи. - Все очень просто. Мне жаль видеть, что вы сейчас не в лучшем положении, - она сочувственно оглядела мой костюм, - и я предлагаю вам шанс на денежное вознаграждение. Чтобы не обижать вас, я предлагаю вам не просто деньги, а пари, в котором мы с вами будем на равных. - Пари? Вы хотите сказать, миледи, что поспорите со мной о чем-то, и если выиграете, заберете у меня мои полсоверена, а, если проиграете, то удвоите их? - Да, мистер Стоун, - улыбнулась она, - вы правильно поняли. - А в чем пари? - Пари в том, что за одну минуту я смогу доказать, что вы меня nal`m{b`ere. - В чем?

Она пожала плечами: - В чем-нибудь. Вы ведь уверены, что честны, так чего вам бояться? она извлекла из кармана монету и положила ее на полку книжного шкафа, чтобы я мог ее видеть. - Я, право, не знаю, как быть, миледи. Это так необычно... А впрочем, почему бы и нет? Мне нечего бояться. - Тогда присядьте сюда, мистер Стоун.

Я с трудом сел на краешек предложенного кресла и поставил палку рядом.

Мисс Лайджест встала со стула и посмотрела на меня, едва сдерживая улыбку: - Будьте так любезны, доктор, засеките время. А вам, мистер Стоун, остается только ждать: возможно, через минуту вы станете богаче на полсоверена.

Она неторопливо отставила свой стул в сторону и стала аккуратно складывать большие книги друг на друга. Скоро на полу образовалась солидная стопка приблизительно в полтора фута высотой. Мисс Лайджест критически взглянула на нее и добавила еще один большой том, а потом быстро взобралась на стопку ногами.

Мы с Уотсоном изумленно проследили за тем, как она встала на цыпочки и изо всех сил потянулась вверх за какой-то небольшой тетрадкой на верхней полке.

Неожиданно стопка зашаталась, и две книги выскользнули из ее середины... Мисс Лайджест испуганно вскрикнула и взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но тщетно... Мы с Уотсоном успели подхватить ее за локти почти у самого пола. - Вы целы, мисс Лайджест? - спросили мы почти одновременно. - Чтонибудь ушибли?

Мисс Лайджест, сидя на стопке книг, посмотрела на наши встревоженные лица, а потом остановила взгляд на мне и широко улыбнулась: - Вы должны мне полсоверена, мистер Холмс, - напрасно вы забыли там свою палку!

Я действительно сам не заметил, как вскочил, выпрямился в свой полный рост и заговорил естественным голосом.

Уотсон продолжал изумленно переводить взгляд с одного из нас на другого, а потом взял меня за плечи и вгляделся в мое лицо. - Холмс! Боже мой, Холмс! Клянусь чем угодно, это вы! - воскликнул он. - Я ведь говорила вам, доктор, что он уже здесь, а вы мне не поверили, - заметила мисс Лайджест, продолжая весело улыбаться. - Не могу поверить, мисс Лайджест, что вам удалось узнать его сразу! Это невероятно! Я видел его в самых разных амплуа, но те случаи, когда я узнал его в гриме, можно по пальцам пересчитать!

Его искреннее удивление моим внезапным появлением доставляло мне удовольствие, поэтому я не стал сразу что-либо объяснять, а помог мисс Лайджест встать.

Она села в кресло, и на меня все еще был обращен ее удивительный взгляд, полный завораживающего спокойного внимания. Я сел в кресло напротив, взял со стола бумажную салфетку и начал вытирать лицо. - Вы были великолепны, мистер Холмс, - сказала мисс Лайджест, - у вас ярко выраженный актерский дар. Неужели вам никогда не говорили, что, выбрав свою профессию, вы лишили нашу родину замечательного мастера сцены?

Я рассмеялся: - Услышать это от вас мне особенно приятно, - ответил я, - но вместе с тем, вы, мисс Лайджест, основательно подорвали мои представления о себе как об актере! - Почему? - Я считал себя неузнаваемым, а вы без всяких видимых трудностей узнали меня, как только я вошел! - Что правда, то правда, мистер Холмс, но ваших талантов это не sl`ker. Однако мне кажется, что вы хотели именно проверить меня! - Мне действительно это было интересно, - кивнул я, - мой грим удался, да и вообще получился замечательный типаж. Согласитесь, было бы жаль просто скинуть весь этот наряд, вымыть лицо и так и не проверить все это на тех, кто хорошо меня знает!

Она засмеялась: - Да, было бы несказанно жаль, если бы вы лишили нас такого спектакля. Знаете, в последнее время я испытывала самые разнообразные эмоции, но я давно перестала чему-либо удивляться, а вы только что вернули мне эту способность. Спасибо вам за это, мистер Холмс, вы меня на самом деле поразили. - Вы меня тоже, мисс Лайджест, - ответил я.

Мы, одновременно оставив смех, серьезно посмотрели друг на друга. Мой взгляд выражал восхищение и признательность за полученный урок, но что я прочел в ее глазах! Глубокие, темно-синие, всегда обладавшие холодным блеском, они теперь наполнились каким-то особенным теплым светом. И, хотя мне нравилось обычное выражение ее лица, придававшее ее красоте еще больший блеск, я теперь вдруг ощутил всю прелесть этого по-настоящему мягкого и внимательного взгляда. - Но зачем вам понадобился весь этот маскарад, Холмс? - голос Уотсона заставил меня вернуться к реальности. - Я решил, что не помешает прогуляться по окрестностям в другом обличье, и надеялся что-нибудь узнать у тех, кто не стал бы откровенничать с мистером Шерлоком Холмсом. - И вы что-то узнали? - Ничего такого, о чем бы стоило говорить сейчас.

Уотсон понимающе кивнул: - А как вы узнали Холмса, мисс Лайджест? - обратился он к ней. - Что такого не укрылось от вас, что для меня было совершенно незаметным? - И в самом деле, - добавил я, - вам придется объясниться, мисс Лайджест.

Она с улыбкой подала мне новую бумажную салфетку, когда заметила, что старую я скомкал и бросил на стол: - Все вышло как-то само собой, - сказала она, - я просто узнала вас, вот и все. Хотя, по правде говоря, были кое-какие детали, которые вас в какой-то мере выдавали. Взгляните, например, на свои руки, мистер Холмс: вряд ли у мистера Стоуна, который не гнушается самой черной работой, они были бы такими... Ну, а еще вы не смогли избавиться от вашего особого блеска в глазах. Этот азарт, уже достаточно мне знакомый, нельзя было ни с чем спутать.

Я поднял руки, признавая поражение: - Клянусь, мисс Лайджест, я вас недооценил: я понимал, разумеется, что опытный наблюдатель сразу бы отметил, что мои руки выбиваются из общей картины, но не думал, что кто-то начнет анализировать меня подетально. Уотсон классический пример обычного зрителя: общее впечатление настолько захватывает его, что на детали внимания не остается.

Уотсон пожал плечами: - Ничего не могу возразить на это, - сказал он с улыбкой. - А вы, мисс Лайджест, - продолжил я, - наблюдатель другого сорта. Я бы сказал, что дедукция присуща вам интуитивно. По ее улыбке я понял, что она польщена.

Из-за меня в этот день вечерний чай отложили на час, чтобы я мог подняться в свою комнату и привести себя в порядок. Когда я спустился вниз уже в своем обычном виде, я встретил мисс Лайджест в коридоре. Келистон держал перед ней серебряный поднос с только что доставленной почтой. Я видел, как она бегло просмотрела содержимое подноса, вытащила из стопки узкий голубой конверт и положила его в карман. Остальное Келистон по ее знаку понес в гостиную.

Она собиралась войти в столовую, но я удержал ее, взяв за запястье. - В чем дело, мистер Холмс? - удивилась она.

Я вложил ей в руку полсоверена: - Это ваш выигрыш, мисс Лайджест, - сказал я.

Она повертела монету в руке и зажала ее в ладони: - Никогда еще я не зарабатывала денег с таким удовольствием, ответила она, улыбаясь.

На краю торчавшего из ее кармана конверта я заметил гербовое теснение.

12 - Я рад, Уотсон, что вы, наконец, вернулись. Что вам удалось выяснить в лондонских газетных архивах? - Боюсь, что ничего, Холмс. - Совершенно ничего? Не хотите же вы сказать, что о мисс Лайджест вообще нет упоминаний в прессе?

Уотсон разжег свою сигару и выпустил струю дыма: - Упоминаний достаточно, - ответил он, - но все они касаются ее научной деятельности. Представьте, мисс Лайджест серьезно занимается исторической полиграфией, а мы и не знали этого! - Я знал.

Он посмотрел на меня с укоризной, но на словах никак не выказал раздражения и продолжил свой отчет: - Я во всяком случае не знал и поэтому записал для вас встретившиеся названия ее статей, имена критиков, а также точные данные журналов, где все это можно прочитать. - Замечательно, Уотсон! Я обязательно воспользуюсь этим библиографическим списком, когда дело будет окончено. - Еще из газет я узнал, что мисс Лайджест публиковалась также в континентальных изданиях и многократно участвовала в научных симпозиумах по исторической филологии. Видимо, ее имя достаточно известно в научных кругах. Кстати, во вчерашнем "Дэйли Ньюс" двое известных ученых высказывали свое мнение по поводу нынешнего положения мисс Лайджест: они в один голос утверждают, что верят в ее невиновность. - Хорошо. Что еще? - Еще имеется статья о приезде сэра Гриффита в Великобританию. В ней говорится, что этот молодой человек, скорее всего, является единственным наследником состояния Чарльза Годфри Флоя. - И это все? - Все. Мне очень жаль, Холмс. - Мне тоже жаль. Похоже, мы ни на йоту не приблизились к искомой тайне.

Уотсон задумчиво курил, а потом обратился ко мне: - Объясните мне, дорогой Холмс, зачем вам искать разгадку этой тайны? Мы расследуем убийство сэра Чарльза и имеем главного подозреваемого. Даже если вы узнаете причину, по которой Гриффит Флой допустил смерть мистера Лайджеста, это все равно не будет квалифицироваться как убийство, и у вас так или иначе не найдется достаточных доказательств. - Я все это хорошо понимаю, Уотсон, но мной движет другое: во-первых, знать причину, по которой Гриффит Флой ненавидел мистера Лайджеста, значит знать, почему он хотел подставить именно его на свое место в день убийства сэра Чарльза; во-вторых, если эта тайна может навредить мистеру Флою, значит можно будет ее использовать против него, в самом крайнем случае даже вопреки воле мисс Лайджест; в-третьих, то, что они скрывают, несомненно, может объяснить многие мотивы и поступки нашей клиентки; и в конце концов, мне просто интересно. Я не привык оставлять дело, когда в нем не все ясно, даже если клиент доволен исходом. - Да, теперь я понимаю. Однако я не вижу путей, по которым вы еще могли бы пойти к разгадке этой тайны. По-моему, осталось лишь спросить саму мисс Лайджест или Гриффита Флоя о том, что именно они скрывают, но ясно, что это не даст результатов. - Если уж кого и стоило бы напрямик спросить об этом, так это покойного мистера Лайджеста. Судя по всему, он понимал, что разглашение повредит не только Гриффиту Флою, но и его падчерице, и onrnls не особенно торопился с ним. Его можно было бы убедить рассказать все... Да, впрочем, что теперь об этом говорить. - Но как он мог узнать об этом? - Этого я не могу вам сказать, Уотсон. Я знаю одно: мистер Лайджест не хотел вредить разглашением мисс Лайджест, но он предпочел бы это ее осуждению за убийство. - То есть то, что они скрывают, исключает для мисс Лайджест возможность быть убийцей? - Не думаю. Просто разглашение могло бы подорвать представления о Гриффите Флое как о невинной жертве и дать возможность допущения, что он тоже может быть убийцей.

Уотсон почесал подбородок: - А может, тайна как-то связана с прошлым самого Гриффита Флоя, с теми временами, когда он жил с матерью в Соединенных Штатах? Тогда нам следовало бы изучать не английские, а американские газеты!

Я вытащил из кармана утреннюю телеграмму из Нью-Йорка и подал ее ему: - Я и сам решил проверить эту возможность, Уотсон, и снова ничего не нашел. Взгляните, мой старый приятель из нью-йоркской полиции пишет, что мистер Флой никогда не упоминался в криминальной хронике Штатов, а вся его жизнь там была настолько на виду, что скрыть что-либо было бы чрезвычайно трудно.

Он с видимым разочарованием вернул мне телеграмму: - Тогда мне остается только развести руками, Холмс. Ума не приложу, как еще можно ко всему этому подобраться. - Мы что-нибудь обязательно придумаем, - утешил я его. - Я ведь сказал, что эта задача второстепенна, хотя и важна. У нас еще достаточно времени на раздумья. Кстати, в том, что касается нашей первостепенной задачи - я говорю об алиби Гриффита Флоя - наметился некоторый сдвиг. - Вы что-то узнали о его алиби, Холмс? - Пока, к сожалению, нет, но нам удалось найти способ заставить его приехать пораньше. - Мне казалось, та неделя, о которой говорилось в начале, давно подошла к концу. - Верно, но мисс Лайджест получила телеграмму из Йорка...

Я рассказал Уотсону о том, что сообщалось в телеграмме и о нашем с мисс Лайджест решении написать ответ, а также предупредил, что в скором времени мне снова могут понадобиться его услуги...

По моим расчетам, новое послание от Гриффита Флоя следовало ожидать со дня на день.

Коллекция мисс Лайджест при ближайшем рассмотрении оказалась даже более интересной, чем я мог представить. Несколько особенно жарких дней мы с моей клиенткой провели в ее библиотеке, никуда не выходя из дому. Мисс Лайджест усиленно работала над новым каталогом древнеанглийских рукописей и большую часть времени сидела, погруженная в бумаги с головой, лишь изредка издавая радостные возгласы, когда дело шло на лад. Я устроился в удобном кресле позади ее стола и, вооружившись лупой, рассматривал старинные документы, время от времени делая пометки в специальной тетради, которую я для этой цели завел. Порой целыми часами, занятые каждый своим делом, мы не обменивались ни единой репликой, а иногда, напротив, не могли окончить разговоров и беседовали, даже не замечая хода времени. Несколько раз мисс Лайджест просила моего совета, и тогда я, расположившись рядом с ней на стуле, пытался вносить свои предложения по организации каталога. Однако затем, видимо, устав от однообразной работы, мисс Лайджест прогуливалась по кабинету и усаживалась рядом со мной, с видом экскурсовода комментируя те рукописи, которые в эти моменты были у меня в руках. Она сама готовила кофе и чай и приносила их не меньше пяти раз за сутки, с утра добавляя в них сливки, а вечером - коньяк.

Прежде мне никогда не было так хорошо в чьем-либо обществе. Я ощущал спокойствие и особенный комфорт, но, кроме этого, было еще чтоrn, что-то заключенное в ней самой, в мисс Лайджест. Ее манера говорить, преисполненные изящества движения, мягкий бархатный голос все привлекало меня, доставляло непонятное удовольствие. Как бы там ни было, в моих глазах она затмила всех женщин, каких я когда-либо знал. Возможно, именно так себя чувствует каждый, кто никогда не искал идеалов, будучи уверенным в их принципиальной невозможности, а потом вдруг нашел, и мысль о том, что один этот человек вобрал в себя все черты, которые и представить было трудно в правильной и красивой совокупности, кажется поначалу абсурдной и нереальной.

Несмотря на наше довольно долгое общение, мисс Лайджест оставалась для меня непредсказуемой. Зная ее принципиальность, ее прямоту и открытость, все равно никогда нельзя было с точностью сказать, что она сделает через минуту. Тогда, когда мне казалось, что в ответ на мои слова она просто поднимет на меня грустный глубокий взгляд, она откидывалась в кресле и отпускала какое-нибудь ироничное замечание. Она не уставала удивлять меня, и я снова и снова понимал, как мало ее знаю. Это ощущение особенно усиливалось в те редкие мгновения, когда я случайно перехватывал взгляд, которым она исподволь смотрела на меня.

Пару раз мне доставляли телеграммы, но в них не сообщалось ничего нового, и я, прочитав, выбрасывал их, а кого-нибудь из Грегори-Пейдж отправлял на станцию с ответами.

Мой верный Уотсон, теперь обремененный брачными узами, уехал в Лондон, пообещав вернуться через несколько дней или тогда, когда я его специально извещу телеграммой. По его словам, дома меня не ждали никакие срочные дела. Я попробовал намекнуть мисс Лайджест, что могу переехать в гостиницу, дабы не быть бесполезным гостем, но она не захотела ничего даже слышать об этом и велела впредь не сердить ее подобными предложениями.

- Что ж, я закончил, мисс Лайджест. Мы можем это обсудить прямо сейчас, если хотите, - я повернулся к ней, возвращая статью.

Мисс Лайджест развернулась на стуле и отложила перо: - Ну и как вы ее находите? - поинтересовалась она. - Статья хорошая, но я могу высказать несколько своих замечаний, если позволите. - Я их с удовольствием выслушаю, мистер Холмс. Что за замечания? - Во-первых, меня немного озадачило, почему, говоря о современной систематизации английских исторических документов, вы ни словом не обмолвились об этом вашем новом каталоге. Вы ведь сами говорили мне, что он станет новым словом в этой области.

Мисс Лайджест обтерла правую руку носовым платком, пытаясь избавиться от чернильных следов. - Дело в том, что я собираюсь написать отдельную статью о своем каталоге, - ответила она, - и там я подробно опишу все его основания. Впрочем, мне, возможно, действительно стоит хотя бы упомянуть здесь о предстоящей публикации на этот счет. Может быть, вы и правы, мистер Холмс. - Во-вторых, - продолжил я, - мне кажется, что вы чрезмерно пытаетесь доказать свою точку зрения на обсуждаемый предмет. - Чрезмерно? Как такое может быть? - Ну, я хочу сказать, что вы слишком стараетесь убедить даже ваших явных оппонентов. Убедить всех все равно не удастся, поэтому вам, возможно, стоит сбавить напор и более спокойно приводить свои доказательства. - Что еще? - улыбнулась она. - А вы не хотите на это ответить?

Она пожала плечами в знак смирения: - Я всегда стараюсь перетянуть на свою сторону как можно большее количество ученых и простых читателей, и такой, как вы выразились, напор - естественное следствие этого стремления. - Ну и в-третьих, - подытожил я, - я бы отметил общий эмоциональный тон статьи. - По-вашему, статья слишком эмоциональна? - удивилась мисс Лайджест. - Да. Думаю, вы могли бы писать суше и жестче, и труд от этого только бы выиграл. - Издатель всегда говорит мне, что я пишу чересчур сухо и просит немного смягчать стиль! - Что ж, тогда вам, конечно, стоит оставить все как есть. Однако я твердо убежден, что научные работы требуют лаконичного и трезвого стиля, без всяких красочных метафор и эпитетов. Ваша статья, слава богу, достаточно лаконична и упорядочена, но я несколько раз заметил, как ваше желание доказать ту или иную мысль берет верх над содержанием этой мысли. - Я доверяю себе, - сказала она, пожимая плечами, - если я уверена в своем знании, я рассказываю о нем без всякого труда и доказываю другим без усилий. Все мои знания - часть меня, они льются на страницы сами по себе, и для меня было бы неестественным прилагать какие-то усилия для коррекции собственного стиля, тем более что, на взгляд многих, он не так уж и плох. - Я и не говорю, что он плох, мисс Лайджест. Помните, я сказал вам, что ваш стиль мне понравился с самого начала, как только я начал читать вашу "Британскую полиграфию". Теперь я лишь говорю о том, чего ему не хватает до идеала, каков он есть в моем понимании. - Так вы говорите, что настоящий исследователь должен быть сух и скуп на эмоции? Позвольте в этом не согласиться с вами, мистер Холмс. Я убеждена, что эмоции ученого неотделимы от его рациональных рассуждений, от процесса его мышления вообще; одновременно с тем, как он получает решение задачи, ученый чувствует это решение всем своим существом, и ему вряд ли захочется ради строгости стиля пожертвовать своим удивлением, своими надеждами, своим восторгом, наконец! - Вы помните, мисс Лайджест, я говорил вам, как доктор Уотсон пишет свои рассказы обо мне? Чего он добился в итоге? То, что могло стать неплохой основой для криминалистической статьи, становилось сюжетом увлекательной новеллы, и в результате для многих я просто литературный персонаж. Между тем, при рациональном, продуманном подходе мои многочисленные дела могли бы стать пособием, своеобразным учебником для желающих освоить дедуктивный метод. - Да, теоретически могли бы. Если бы вы сами взялись за перо, мистер Холмс, вы бы сделали все именно так, как считаете правильным, а доктор Уотсон пишет рассказы о вас сообразно тому, как он и только он воспринимает вашу деятельность. Почему вы требуете от доктора, чтобы он видел ваш метод так, как видите его вы? Неужели вы думаете, что даже под самым пристальным вашим руководством, кто-то другой смог бы написать об этом так, чтобы результат удовлетворил вас? Это просто невозможно! - В этом вы, пожалуй, правы, - согласился я, - мне действительно нужно самому взяться за перо, если я хочу увидеть свои дела в нужном мне свете. - Но если вы признаете это, значит вы признаете и то, что только за автором закреплено право на выработку критериев своих произведений! - О, мисс Лайджест, как далеко вы зашли! Не кажется ли вам, что вы фактически сказали: никто не имеет право судить об авторе, кроме самого автора? Вы хотите низвергнуть критику как отрасль публицистики и периодики вообще? - Нет, мистер Холмс. Критика была и будет всегда, и я отнюдь не восстаю против нее. Я говорю о том, что по-настоящему полезны лишь те критические отзывы, которые помогают автору найти свой стиль, отточить его, а не пытаются, основываясь на шаблонах и стереотипах, указать, что и как должно быть. Вспомните: великие писатели стали великими именно потому, что они остались собой и не захотели меняться лишь для того, чтобы в этом случае их произведения легче попали на страницы журналов! - Но не могут же все в самом деле писать, как им вздумается? - Не так, как вздумается, а исходя из норм элементарной речевой культуры и требований научного стиля. Просто этот самый стиль не должен делать всех похожими друг на друга - он должен помогать быть hmdhbhds`k|m{l! - Но человек строит себя в меру своих возможностей, и если этих внутренних возможностей недостаточно, никакие внешние правила не сформируют индивидуального стиля! Строгая критика нужна хотя бы затем, чтобы вовремя закрывать доступ посредственностям в науку и публицистику, а не развивать их "стиль", как вы предлагаете. - Посредственные писатели и ученые не могут долго продержаться в среде истинно талантливых людей, они рано или поздно выбывают из их круга и не представляют никакой опасности. Зачем тратить силы на то, чтобы бороться с ними, если они сами естественным образом оставляют борьбу? Кому от них вред? - Как вы можете спрашивать, мисс Лайджест! То, что, например, вы описали в своей статье, каким-нибудь студентом может быть воспринято неправильно потому, что кто-то третий, не слишком обремененный талантом, успел забить голову этому несчастному сущей ерундой - вот вам пример того, почему глупцы и посредственности могут быть опасны. - А я уверена, что они если и представляют опасность, то только для тех, кто сам глуп и посредственен! - Вы думаете, интуиция молодого и неопытного ученого может помочь ему в выборе того, чему верить, а чему нет? - Во всяком случае, она рано или поздно поможет вытеснить ложные знания, если они и появятся. - Я не разделяю ваш оптимизм. Интуиция - качество, появляющееся по мере получения знаний и обогащения опыта, и прежде, чем доверять ей, ученый должен пройти долгий путь. Если же его голова уже набита ложными знаниями, то он успеет наделать массу ошибок прежде, чем почувствует возможности своей интуиции.

Мисс Лайджест улыбнулась и посмотрела на меня, склонив набок голову: - По-моему, наш спор перешел совсем в другое русло, мистер Холмс, и спорить с вами можно до бесконечности. - Признайтесь, что вам просто больше нечего сказать, - улыбнулся я. - Это не так, но я поняла, что на все мои аргументы у вас заранее найдутся ответы. - А что это как не победа? Наверное, мне придется забрать у вас, мисс Лайджест, мои полсоверена! - Ни за что на свете, - рассмеялась она. - Тогда я попрошу вас налить мне еще чаю. - Налейте себе сами, мистер Холмс, а заодно и мне, - ответила она, продолжая смеяться. - Я вашей победы не признавала, так что и терпеть наказание не стану!

Я встал, пожимая плечами с шутливой покорностью, и разлил чай по чашкам. - А знаете, мисс Лайджест, - сказал я, подавая ей чай, - я только сейчас по-настоящему понял ценность вашего каталога. - В самом деле? - улыбнулась она. - Мне кажется, его практическая ценность состоит прежде всего в том, что он объединяет функции почти всех ваших картотек, фактически заменяет их. - Да, но картотеки все равно нужны: с ними работать удобнее, когда изучается какой-либо один признак, например, время изготовления рукописи, ее качество и так далее. - Я это понимаю, - кивнул я, - и вижу, что проделанная работа чрезвычайно полезна в теоретическом плане - вы обосновали необходимость выделения именно данных признаков для классификации документов - и в плане утилитарном: вы фактически предложили новый способ организации всех рукописных архивов! - В этом и была моя цель. Я рада, что вы тоже считаете, что она достигнута. В конце концов... В чем дело, Келистон?

Дворецкий вошел в комнату и остановился с подносом в руках. - Вам корреспонденция, миледи, - сказал он, - ее только что доставили. - Спасибо, Келистон, - сказала мисс Лайджест, - поставьте поднос сюда и можете быть свободны. Я поднялся с кресла и первым подошел к письмам. - Там нет ничего для вас, мистер Холмс, - сказала мисс Лайджест, торопливо вставая со своего места, - Келистон очень хорошо сортирует всю почту, и письма на мое имя всегда приносит отдельно...Уверяю вас, мистер Холмс, там нет ничего для вас! То, что вы держите, тоже адресовано мне! - Прошу прощения, мне показалось, что я заметил почерк Уотсона, и оно как раз тоже с пометкой о срочности. - Нет-нет, вы ошиблись, - она поспешно взяла голубой концерт у меня из рук и сунула его в ящик бюро. - О, а это, кажется, то, что мы ждем! Взгляните, мисс Лайджест. - Да, оно. - Что там? Читайте вслух.

Она посмотрела на меня с легкой усмешкой, распечатывая конверт: - Посмотрим, что он на сей раз сообщает. "Моя дорогая", - банальное начало, - "я был удивлен и тронут вашим посланием" - ну еще бы! "теперь, зная, что я нужен вам, я постараюсь ускорить свое возвращение, однако это возможно лишь на три или четыре дня. Безмерно тоскую и жажду обнять вас, с заверениями в искренней и нескончаемой любви" - и так далее и тому подобная чушь - "Гриффит Флой" Как вам это нравится? - Что ж, три или четыре дня - это тоже результат. Надеюсь, он сдержит слово. - Я тоже надеюсь. Черт возьми! Похоже, я начинаю ждать его возвращения!

Она взяла с подноса другое письмо, разорвала конверт, и лицо ее приняло тревожное выражение. - Пришло извещение о дате предстоящего суда, - она протянула мне судебную повестку и отвернулась к окну, - мне предписано быть готовой к судебному слушанию пятнадцатого сентября.

Я прочел бумагу и отложил ее в сторону. - Это подходящая для нас дата, мисс Лайджест, - сказал я, - я успею сделать к этому сроку все что нужно.

Она повернулась ко мне, и лицо ее снова стало спокойным, внимательным и невозмутимым: - Я не сомневаюсь, мистер Холмс, что вы все сделаете так, как нужно, и тогда, когда нужно. Просто это внезапное напоминание о суде показалось мне каким-то грубым. В последние дни я почти не думала о неприятном, а теперь меня словно растормошили после сладкого сна. - Я вас понимаю, - я посмотрел на начинавшее розоветь солнце за окном. - Возможно, нам с вами стоит покинуть, наконец, эту комнату и отправиться в парк ненадолго. Сейчас там уже не так жарко, вы посидите где-нибудь в тени и быстро придете в себя.

Она улыбнулась: - Вы правы, я с удовольствием выйду в парк, - ответила она, - но мне уже не нужно приходить в себя - я лишь хочу прогуляться с вами.

В тот же вечер я составил и отправил срочную телеграмму для Уотсона следующего содержания:

"Уотсон. Соберите самые тщательные сведения о Джеймсе К. Гленрое. Сделайте это сами и перешлите такие же инструкции лицам по указанным ниже адресам. О результатах телеграфируйте как можно скорее. Ш.Х.".

13

Ощутив всю прелесть совместной прогулки, на следующее утро после завтрака мы решили повторить ее. Мисс Лайджест повела меня по своим любимым тропинкам парка, и беседа с ней была, как всегда, захватывающе интересной. Мы могли говорить о чем угодно, обсуждать тысячи вещей, и мне никогда не было скучно.

Приближался конец августа, но жара все еще не спадала. Стояли на удивление теплые дни, и на небе уже очень давно не появлялось ни единого облачка. Мы с мисс Лайджест держались в тени деревьев и сидели лишь там, где тени давали более или менее ощутимую прохладу. - Как по-вашему, мистер Холмс, - вдруг спросила она, - Лестрейд переменится ко мне, если в деле произойдут перемены? - Я думаю, что когда ему придется вас освобождать, он сделает вид, будто это и не он вас арестовывал. - А если вы, наконец, убедите его, что стоит повнимательнее присмотреться к Гриффиту Флою, он станет ко мне снисходительней? - С каких это пор вас волнует отношение к вам инспектора, мисс Лайджест? - С тех самых пор, как я поняла, что половина всего дела держится именно на его личном благоволении. - Тогда я повторяю, что вам можно ожидать его благоволения лишь тогда, когда он сам придет к выводам по делу, противоречащим всему, что он делал раньше. - То есть как это "самостоятельно"?

Я улыбнулся, разжигая свою трубку: - Я имею в виду, что мне придется убедить его в том, что все расследование является его и только его заслугой.

Ее бровь поползла вверх: - Но это несправедливо! - сказала она, справившись с первыми чувствами. - Я не позволю, чтобы все, что вы делаете, просто так кануло в лету или, того хуже, досталось Лестрейду в качестве трофея! - Я не слишком честолюбив и в случае, когда придется выбирать между личной славой и вашим спасением, без колебаний выберу второе. - Весьма благородно с вашей стороны, мистер Холмс, но мне все равно не нравится даже сама постановка этой альтернативы. - Ничего не поделаешь, - я пожал плечами, с улыбкой наблюдая за ее возмущением, - мне часто приходится оставаться в тени ради достижения главной цели.

Она вздохнула, не в силах смириться с тем, что я говорил: - Доктор Уотсон как-то сказал мне, что вы отказываетесь от славы и даже от вознаграждения по многим причинам. Это так? - Да. Часто я не требую официального признания моего участия в деле потому, что само дело не представило для меня существенных трудностей или просто не было интересным. - Ну, это можно понять. Все знают, что ваша слава зиждется на громких и запутанных делах.

Я кивнул: - А в тех случаях, когда дело решено, но не получает огласки, я довольствуюсь признанием клиента и близких мне людей, например, Уотсона. - Знаете, мне бы все же не хотелось, чтобы в моем деле вы отступили в сторону, когда придет время делить пирог. Если вы так сделаете, я подам в какую-нибудь центральную газету опровержение и расскажу всю правду.

Я рассмеялся: - Очень мило, мисс Лайджест! Но вы, по-моему, взялись резать этот пирог еще до того, как это пришло в голову даже Лестрейду, да и вообще рановато. Как ни грустно признавать, дело остановилось, и мне пока не за что требовать славы.

Она улыбнулась: - Вы же сами просили, чтобы я в вас верила, и я уже привыкла верить, ее лицо вдруг приняло озабоченное выражение, но через секунду она с неожиданным блеском в глазах посмотрела на меня. - Так вы говорите, дело остановилось? И вы сегодня тоже свободны? - Да, а в чем дело? - Я подумала, что, может быть, вы хотите расширить территорию нашей прогулки и посмотреть на здешние пейзажи. За тем приходом открываются замечательные виды! -Я согласен. Когда мы отправимся? - Прямо сейчас, если вы ничего не имеете против, - она оглядела мой спортивный пиджак и короткие брюки, заправленные в сапоги, - ваша одежда будет очень кстати: там, возможно, придется пробираться сквозь траву. - Тогда ваша тоже, - ответил я, бросив взгляд на ее черный брючный костюм, очевидно, тот, о котором говорила миссис Коннор. Мисс Лайджест не утрачивала в нем ни капли своей женственности: хорошо подогнанные по фигуре, жилет, пиджак и брюки делали ее еще более изящной.

Мы вернулись в дом, чтобы предупредить всех, что уходим, в холле нас встретила Мэри. Она стирала с мебели пыль, но, услышав шаги хозяйки, обернулась и подошла к ней. - Мэри, - обратилась к ней мисс Лайджест, - будьте добры, передайте Келистону, что мы с мистером Холмсом отправляемся на прогулку. Пусть не готовят нам чай заранее. - Это все, мэм? - Да. Впрочем, нет. Если ко мне приедет кто-нибудь, скажите, что я ушла с мистером Холмсом по важному делу, о котором вы ничего не знаете. - Хорошо, мэм. Я все передам Джорджу и ... - Джорджу? - глаза мисс Лайджест вспыхнули смехом, но лицо тронула только сдержанная улыбка. Она хотела еще что-то сказать, но горничная так побелела, что мисс Лайджест, как видно, стало жаль ее. - Я хотела сказать... мэм, я ... - Успокойтесь, Мэри, - она чуть коснулась рукой ее плеча, - передайте ему все, что я сказала.

Мэри подняла глаза, а мисс Лайджест направилась к выходу, но тут же обернулась: - Да, и подайте мою шляпу, пожалуйста.

Перед нами открылся восхитительный вид: зеленая равнина с видневшимися кое-где желтыми пятнами, знаменовавшими осень, представляла собой вогнутую чашу, края которой переходили либо в холмы, либо в дороги. Невысокие холмы имели округлые вершины и обросли как-то неравномерно, а между участками зелени на них виднелись залежи красной глины. Травяную гладь равнины не пересекала ни одна тень, так как солнце вошло в зенит, но ее делили на сектора прямые дороги, разбегавшиеся в разных направлениях и скрывавшиеся между холмами. С возвышения, на котором мы стояли, эти дороги казались не толще ниток, вплетенных в пятнистое желто-зеленое полотно. - В этом есть что-то завораживающее, - сказал я после долгого молчания. - Да, - согласилась мисс Лайджест, с блаженной улыбкой продолжая глядеть в просторы перед собой, - но вы даже не представляете, до чего здесь прекрасно лунной ночью! Несколько раз я специально ходила сюда в полнолуния. Хотите спуститься вниз? - Разумеется. - Тогда идемте, кажется, где-то здесь есть более или менее пологий спуск, а, может, немного правее.

Мы отыскали нечто вроде тропинки и благополучно спустились вниз минут за двадцать. Оказавшись на "дне чаши", я был удивлен тем, что трава, сверху казавшаяся не выше щиколотки, на самом деле доходила почти до пояса. Мы предпочли выйти из зарослей и пошли по дороге. Дойдя до одной из развилок, мисс Лайджест села на большой валун. - Теперь, мистер Холмс, можете сами выбирать, куда нам отправиться, сказала она, приподнимая шляпу и вытирая платком взмокший лоб. Каждая дорога ведет в отдельную сторону, и почти везде есть что посмотреть. Разве что вот эти две, - она махнула рукой влево, - просто упираются в дальние деревни и фермы, где нам с вами нечего делать.

Я осмотрелся: - А что там за низкие строения с большими навесами и длинными изгородями? - я указал на заинтересовавшие меня постройки, расположенные в ложбине между двумя холмами. - Где? А, это конюшни. - Чьи они? - Нашего знакомого фермера. Когда-то отчим владел ими, но потом решил продать. Цена для фермера оказалась слишком высокой, и мы договорились отдать ему конюшни за меньшую плату, но с некоторыми условиями. - А сама равнина не принадлежит никому? - Нет, эта территория ничья, и она, слава богу, никак не используется. - Почему "слава богу"? - Ну, здесь тихо и красиво, никаких вскопанных участков и уродливых лачуг. Правда, лошади из тех самых конюшен пасутся именно здесь. Вон, кстати, они. Видите, в той стороне равнины? - Вижу, - ответил я, оглядываясь и закрывая рукой глаза. - А вы любите верховую езду, мисс Лайджест? - Раньше очень любила, но теперь почти не езжу, разве только... Мистер Холмс! - Да? - Уж не хотите ли вы предложить конную прогулку? - Согласитесь, что конюшни, с которыми у вас есть взаимные условия, и равнина, которая к тому же "никак не используется", навевают подобные мысли. Кстати, верхом мы сможем осмотреть гораздо больше тех самых пейзажей, которыми вы меня сюда завлекли.

Она рассмеялась: - Может, и вправду стоит попробовать! Что ж, идемте, только как бы вам не пришлось собирать мои бренные останки после того, как я сяду на лошадь.

Она встала с камня, и мы пошли по направлению к видневшимся впереди конюшням. По мере того, как мы подходили ближе, стало возможно различить загоны для лошадей и подсобные помещения. На крыльце самого длинного здания сидел хмурый тучный субъект в высоких сапогах, с пышными бакенбардами и трубкой в зубах. Он подозрительно посматривал на нас, когда мы приближались, и давал указания мальчишке, чистившему седло. - Здравствуйте, - сказала мисс Лайджест, глядя в упор на этого человека, даже не сдвинувшегося с места при нашем появлении. - Мне нужно представиться?

Тот вскочил и услужливо поклонился: - Простите, миледи, я не узнал вас сразу и принял за... Ах, неважно! Извините меня. Что вам угодно? - Мне и этому господину нужны две лошади для верховой езды. Сейчас. Это можно устроить? - Конечно, миледи. Для вас все что хотите! Я слышал о смерти несчастного сэра Джейкоба! Какая жалость, миледи!.. Вы будете выбирать?

Мисс Лайджест повернулась ко мне: - Давайте выберем, мистер Холмс.

Конюх засуетился и повел нас к большому крытому загону. Я выбрал стройную сильную гнедую кобылу, и мисс Лайджест одобрила мой выбор. Сама она долго переходила от лошади к лошади и, поглаживая коней по холкам, в каждой находила какие-нибудь недостатки. Конюх предлагал ей остановиться на рыжем скакуне, который сразу же ласково положил свою морду на ее ладонь, но мисс Лайджест отклонила предложение. Наконец она указала на красивого породистого коня черной масти: - Вот этот подойдет.

Служащие конюшни уставились на мисс Лайджест как на женщину сомнительного психического здоровья. - Какой красавец, а? - сказала она, похлопывая жеребца по шее. Посмотрите только, мистер Холмс, какой красавец! - Миледи! Вы не можете взять его! - воскликнул толстый конюх. - Это же Черный Смолл! - Ну и что? - Как что?! Это он затоптал Герберта Кларка этой весной! - В самом деле? Он так красив и, по-моему, смирен. - Думайте, что хотите, миледи, но не садитесь на него. Ваша смерть будет на моей совести! - Успокойтесь, я не собираюсь умирать. И мне кажется, я ему нравлюсь, а, Смолл?

Она дала знак оседлать коня, и конюх опустил руки. В глазах мисс Лайджест я увидел знакомый холодный азартный блеск и понял, что Wepmnls Смоллу придется носить ее на себе.

Когда кони был оседланы, конюх принялся давать мисс Лайджест напутственные указания: - Главное - усидеть на нем первые несколько минут, а потом он успокоится. Ни в коем случае не бросайте поводья, миледи! Хорошо, что вы не в платье: дамское седло он бы терпеть не стал. Осторожней, миледи! Осторожней!

Мисс Лайджест вставила ногу в стремя и вскочила. Жеребец стал перебирать ногами и крутить головой, а потом понесся вперед. Она, видимо, попыталась сдержать его бег, натянув поводья, но Смолл только выгнул шею и стал подпрыгивать, пытаясь сбросить наездницу. Когда это ему не удалось, он снова помчался по равнине, не разбирая дороги. Через несколько минут мисс Лайджест, сделав пару кругов, помахала мне рукой. Я сел на свою лошадь и пришпорил ее каблуками. - Каковы ощущения? - крикнул я, приближаясь к ней. - Неописуемо! - ответила она, остановившись и дожидаясь меня. Ее щеки порозовели от бега, напряжения и восторга. Она похлопала коня по лбу, и тот завертел головой, бешено водя глазами. - Но, пожалуй, конюх был прав: стоило взять кого-нибудь поспокойнее. Был момент, когда я здорово испугалась. Давайте пойдем легкой трусцой, мистер Холмс. - Я почему-то не сомневался, что вам удастся усидеть, - сказал я, - и поэтому не особенно волновался. - Я тоже не сомневалась, - усмехнулась она, - пока он ни начал скакать на одном месте. - Во всяком случае в вас чувствуется хорошая выучка. Почему, когда я спросил вас о лошадях, вы ответили так, будто ездили лишь пару раз? - Но я действительно ездила пару раз, и это было давно. Когда я училась в университете, я так иногда отдыхала после занятий, только и всего. Так что никакой выучки! - Тогда я не понимаю, как вы удержались в седле. - Я просто вцепилась в коня и держалась так, что пальцы посинели, улыбнулась она. - И, возможно, его буйный нрав несколько преувеличен. - Сильно в этом сомневаюсь. Даже сейчас он переступает, не оставляя попыток пуститься вскачь. - А вы, мистер Холмс, когда сидели на коне в последний раз? - Тоже во времена университета. Все мои приятели обожали ездить наперегонки, и я тоже иногда участвовал в их забегах. - Это видно: ваша лошадь идет ровнее и правильней. - Просто я еду по более ровной тропинке. - Ну а теперь, когда я тоже еду по тропинке? - Я взял объезженную, а вы - дикую лошадь, и мои таланты наездника тут ни при чем. - Возможно, вы правы, - рассмеялась она. - Впрочем, если хотите, это можно проверить. - Предлагаете наперегонки? Опять хотите пари на полсоверена? - Боже упаси! - рассмеялся я вслед за ней. - С вами нетрудно разориться, мисс Лайджест. Давайте просто доедем одним аллюром вон до той тени на дороге, которую отбрасывает холм, и посмотрим, у кого лучше лошадь, а у кого - таланты. - Замечательно, - согласилась она, - только отойдите подальше с вашей кобылой, а то мой Смолл не умещается с ней на одной дороге. Еще, чего доброго, переломает ноги. - Хорошо, - ответил я, перемещаясь на край, - вы готовы? Начинаем отсчет.

Лошади рванули одновременно и некоторое время шли бок о бок, но потом я обогнал мисс Лайджест и первым доехал до условленного финиша. Обернувшись, я увидел, что мисс Лайджест ездит по кругу и пытается заставить своего коня идти прямо. - В чем дело? - спросил я, возвращаясь. - Ему в голову вдруг пришло добровольно сойти с дистанции! - ответила она, продолжая бороться с жеребцом. - Какого черта он не едет прямо?! Ну вот, наконец-то! Не удивлюсь, если он также внезапно решит бежать исключительно прямо.

Смолл, словно поняв ее слова, рванулся вперед и помчался с оглушительной скоростью. Мисс Лайджест удалось остановить его только через несколько сот ярдов. Она крикнула мне, чтобы я ехал к ней. - Теперь мы с ним, кажется, лучше понимает друг друга, - сказала мисс Лайджест, направляя коня. - Перестаньте смеяться, мистер Холмс! Смолл больше так не будет. Правда, Смолл? Вот видите, он кивает. - Это еще ничего не значит. В прошлый раз он так кивал, когда собирался вас сбросить. - Ничего подобного, теперь он меня слушается. Замечательный конь!

Мы находились в ложбине между холмами, и один из них загораживал мне вид на то, что было за ними. - Что за этими холмами, мисс Лайджест? - спросил я. - Еще одна равнина? - Совершенно верно, равнина. Не такая большая и глубокая, как эта, но тоже очень живописная. Кстати этот проход тоже очень неплох. Посмотрите, какие деревья там наверху! Они почти свешиваются вниз и держатся только кончиками корней.

Мы неторопливо проехали ложбину, наслаждаясь тенью и прохладой. Было удивительно тихо, и только стук копыт легким эхом отдавался позади. Здесь, между двух холмов, чувствовалось движение воздуха, и иногда легкий ветер колыхал ветки висящих над тропинкой кустарников и деревьев. Пахло травами. Мисс Лайджест ехала впереди, и я видел, как несколько прядей ее волос выпали сзади из-под шляпы и покачивались в такт лошадиным шагам.

Новая равнина действительно была меньше, но она была полна цветов. Я с удовольствием вдохнул их горячий аромат.

Когда дорога стала шире, мы с мисс Лайджест вновь поехали рядом. - По-моему, - вдруг сказала она, - моему коню нужна пробежка. Я, пожалуй, проеду небольшой круг, а вы можете подождать в тени от этого вяза. Посмотрите, как вашей лошади понравились здешние цветы!

Она толкнула Смолла в бока, и он, словно того и ожидая, помчался во весь опор. Я, по совету мисс Лайджест, отъехал в тень дерева, разрешил своей кобыле спокойно жевать траву и смотрел, как мисс Лайджест позволяла своему коню вытворять всякие фокусы и, совершенно не сдерживая его, носилась по равнине. Неожиданно я представил себе, как почтенные старушки стали бы комментировать эту сцену, и невольно улыбнулся. Однако эта улыбка быстро сошла с моего лица. Я подумал о тех нападках, которым мисс Лайджест всегда подвергалась со стороны недалеких обывателей, и мне было горько сознавать, что ее исключительность, призванная сделать ее жизнь легче и ярче, приносила ей неприятности и беды. Воистину, wir sind gemohnt, dass die Menschen verhonen was sie nicht vertehen*. Но я понимал ее! Я ощущал это каждую минуту, когда был с ней. Однако самым странным было то, что и она тонко чувствовала меня, легко понимала и принимала мой, надо признаться, весьма трудный характер. И вот именно в те самые моменты, когда все произносимые слова передавали больше, чем могут передать слова, когда наше понимание становилось почти осязаемым и когда я должен был бы радоваться этому редкому по своей прелести общению, гдето в глубине моего существа зарождалось нечто, что отдавалось тревогой в мозгу и тяжестью в сердце. Необъяснимость этого чувства тяготила меня, и я испытывал странное волнение, опасение за себя, за то, что происходило со мной, когда эта женщина вот так скакала по равнине... Ничего подобного со мной никогда не было, и ясность собственных эмоций была для меня так же естественна, как ясность рассудка. Теперь, когда мой рассудок был бессилен в том, что касалось моих чувств, я ощущал себя беспомощным... И что это за странный букет: неистощимый интерес, глубокая симпатия, какая-то внутренняя теплота и... нежность?.. Внезапное решение чуть не вышибло меня из седла - ведь это и называется любовью! Моя спина похолодела, а на лбу выступила испарина. Так неужели я влюблен? Эта мысль определенно не укладывалась в моем мозгу, и я чувствовал себя, как пойманный кролик... - Мистер Холмс, - голос мисс Лайджест вырвал меня из забытья, - мистер Холмс, что с вами?

Она подъехала ко мне и остановила коня. - Абсолютно ничего. А в чем дело? - Ну, вы показались мне каким-то странным. - Тут нечему удивляться, Уотсон говорит, что вообще не знает никого более странного, чем я.

Она улыбнулась, но явно поняла, что я просто отшутился. - Куда направимся теперь? - спросила она. - Я предлагаю вам продолжить свою экскурсию, а потом решим, на что стоит посмотреть в первую очередь. - Тогда вперед! Проедем по равнине, и я покажу вам удивительно красивый лес. Он как бы замыкает эту холмистую местность. Сама я была там около года назад, но, надеюсь, ничего не изменилось. - Вы добирались туда пешком, мисс Лайджест? - удивился я. - Да, а почему бы и нет? - Верховая прогулка уже заняла больше двух часов! - Разве не полезно иногда пройтись пешком и подумать о насущном? Мне некуда было спешить, а здесь так тихо, безлюдно и легко!

Что-то в ее голосе подсказало мне, что насущное было не очень-то приятным. - А чем примечателен этот лес? - спросил я, подстегивая лошадь. - Он находится довольно далеко от деревень, и поэтому там полно редких трав и цветов. К тому же говорят, там водятся лисицы... Боже мой, до чего же жарко! Может быть, в лесу удастся найти какой-нибудь родник и попить! - Если хотите, можете попить прямо сейчас из моей фляги. - У вас с собой фляга? - переспросила она, резко останавливая коня. - Когда вы успели ее взять? - Ну, это же дорожный костюм, и в нем всегда есть фляга с водой. - Замечательно, я с удовольствием к ней приложусь. О, она даже не успела нагреться в вашем кармане!

Она с наслаждением пила воду, а потом вернула мне флягу и вытерла струйку на подбородке.

Когда мы снова двинулись вперед, мисс Лайджест вдруг вспомнила наш давний разговор: - Помните, мистер Холмс, вы говорили о том, что по личным вещам человека или по предметам его гардероба можно многое узнать о нем самом? Вы приводили множество примеров, но мне бы хотелось увидеть такой пример воочию. Не будет ли слишком назойливым, если я попрошу вас применить этот метод на мне? - Я буду только рад. Дайте мне что-нибудь. - Что же вам дать? - мисс Лайджест оглядела себя и похлопала по карманам, а потом сняла кольцо с пальца и подала его мне. - Подойдет?

Я, выпустив поводья, осмотрел это кольцо. Оно было очень красивым: темно-красный рубин в оправе тонкой работы. - Думаю, что подойдет. Посмотрим. К сожалению, у меня нет с собой лупы, и поэтому сказать можно немного. Впрочем... Да, пожалуй, кое-что есть. Прежде всего, кольцо вам досталось от матери - женщины изящной, стройной и аккуратной. А ваша мать получила его в подарок от своего первого мужа, вашего родного отца, побывавшего в Индии и страстно любившего свою жену. Я склонен думать, что кольцо было преподнесено на годовщину свадьбы. Ваша мать очень дорожила подарком и носила его очень часто, а скорее всего, постоянно, но, выйдя замуж вторично, была вынуждена снять кольцо и хранить его в отдельной шкатулке. Вам оно перешло со всеми драгоценностями, и вы стали хранить его в общей шкатулке. Вот собственно и все, что можно увидеть невооруженным глазом.

Я вернул мисс Лайджест кольцо. Она надела его на палец и с минуту не задавала вопросов, но вид у нее был озадаченный. - Из всего сказанного вами, - наконец заговорила она, - неточным было лишь утверждение о том, что кольцо было подарено на годовщину свадьбы. В действительности отец сделал этот подарок матери, когда родилась я, то есть через четыре года после их женитьбы. Он тогда как раз вернулся из Индии. - А остальное верно?

- Абсолютно верно и точно. Я поняла, что послужило основой для некоторых ваших выводов, мистер Холмс, но многое осталось мне непонятным. Я буду рада, если вы объясните. - Что вы поняли? - Это индийская ювелирная работа - только в Индии мастера украшают оправы для камней таким ободком в задней части. Вы знали от меня, что мой отец много путешествовал по долгу службы, и потому вывод о том, что вещь привезена отцом, кажется совершенно естественным. Подарок мог предназначаться только матери, а раз кольцо на мне, значит перешло по наследству. Но почему вы решили, что отец привез подарок через несколько лет после свадьбы, а не раньше? - Очень просто, - улыбнулся я, - кольцо сделано по заказу (на внутренней стороне имя мастера), а мода на такие оправы была в Англии немного позже, чем могла быть свадьба ваших родителей. - Действительно просто, если углубиться в мелочи! Вы восхищаете меня, мистер Холмс!.. Так вот, далее: заключение о том, что моя мать была стройна и изящна, последовало из размеров кольца. Но почему вы исключили возможность, что она носила его на мизинце? - Ваш отец должен был постараться заказать кольцо по размеру, и, кроме того, большинство царапин на ободке находятся снизу. Если бы кольцо носилось на мизинце, царапин на боковой стороне было бы гораздо больше. - Да, вы правы. - Что еще вы поняли? - Ну, только страстно любящий человек при своем небольшом богатстве смог бы накопить денег на такой дорогой подарок. Только дорожащая этим подарком женщина перед тем, как убрать кольцо, сдала бы его в чистку...

Хотел бы я посмотреть на лицо своего брата, если бы он услышал рассуждения этой женщины. Я и прежде не раз был свидетелем того, как она делала выводы на основе своих наблюдений, но не переставал удивляться. - Все остальное следует из поверхностей, - завершил я, - стоит приглядеться повнимательней, и можно заметить, что царапины на кольце разные: есть более глубокие, сделанные давно и теперь имеющие сглаженные края в силу этой давности и проведенной чистки, есть недавние и более мелкие, которые скорее всего сделали вы сами, положив кольцо в шкатулку вместе с другими украшениями. - И где только лежат пределы ваших возможностей, мистер Холмс? улыбнулась мисс Лайджест. - Спасибо за блестящую демонстрацию и исчерпывающие объяснения! - Не за что, мисс Лайджест. - Я поняла, что мне нужно усиленно тренироваться, если я хочу хотя бы приблизиться к вашему мастерству. - Простите меня, мисс Лайджест, но то, что вы говорите сейчас, полная чушь! Да я в жизни не встречал человека, который бы после пары моих уроков так овладел методом умозаключений! И, между прочим, эти самые уроки были вам не особенно нужны - вы и сами интуитивно освоили дедукцию, без всякой чужой помощи. - Я в этом не уверена, - ответила она, продолжая улыбаться, - если меня вздумает проверять кто-то менее снисходительный, чем вы, я окажусь не на высоте. - Проверять вас? Неплохая идея! Может быть, вы хотите что-нибудь сказать обо мне в качестве ответного хода. - Применить этот метод к вам? - Да, если захотите. Я могу облегчить вам задачу - сообщите обо мне что-нибудь такое, о чем я вам не говорил, просто ориентируясь на то, что вы уже обо мне знаете и без всякой отдельно взятой вещи. - Не думаю, что это будет проще. Хотя я, наверное, попытаюсь... Итак, она пристально взглянула на меня и улыбнулась сама себе в предвкушении того, что собиралась сказать, - вы, мистер Холмс, уравновешенный, аккуратный и внимательный человек. Вы энтузиаст своего дела и терпеть me можете все скучное, каждодневное, однообразное, поэтому тогда, когда в вашей жизни появляются периоды вынужденного бездействия, вы прибегаете к искусственным средствам стимуляции. Рискну сказать, что вы используете кокаин, и последний период, когда вы разнообразили свои ощущения таким образом, пришелся на конец июля и первые дни августа. Подождите, мистер Холмс, это еще не все! Кроме этой пагубной привычки, на досуге вы занимаетесь тем, что музицируете и ставите химические опыты. Инструмент, на котором вы играете, струнно-смычковый, наверное, скрипка, но за это я не могу поручиться, а последний опыт, которым вы занимались, был связан с ацетоном. - Как вам не стыдно, мисс Лайджест, - улыбнулся я, - я хотел самым серьезным образом подвергнуть вас испытанию, а вы просто воспользовались тем, что услышали от не в меру болтливого Уотсона!

Она улыбнулась уголком рта: - Выходит, все, что я сказала, правда? Тогда вы напрасно ругаете доктора: он не говорил о вас ничего такого, что я сейчас могла бы использовать. - Хотите сказать, что обо всем этом вы узнали сами? - Разумеется, сама. - Тогда я жду объяснений. О некоторых вещах вы, пожалуй, могли догадаться, например, почувствовали запах ацетона, когда посетили меня в моей квартире, и заметили стол для опытов в углу, но что касается остального... - В основе моих выводов лежат не такие уж глобальные наблюдения, мистер Холмс. В тот день, когда вы рулеткой замеряли следы убийцы в парке Голдентрила, вы закатали рукава сорочки, и заметить ранки от уколов было нетрудно. Вы производите впечатление здорового человека, а следы на руках были свежие. Отсюда, как вы понимаете, следует двойной вывод: о сроках ваших последних инъекций и о том, что вы сами делали их себе. Поскольку теперь, временно находясь в моем доме и проводя со мной много времени, вы не нуждаетесь в наркотике, я делаю вывод, что он вам нужен в периоды вынужденного безделья. Остается вспомнить, какое вещество можно применять для достижения состояния собранности, концентрации сил и яркости ощущений - раствор кокаина. Теперь о том, что касается скрипки. О том, что вы любите скрипичную музыку, догадаться было нетрудно: вы выказали в ней широкие познания и не скрывали своего восхищения. И, хотя вы не говорили, что сами неплохо играете, я заметила, что многие тонкие предметы, подобные смычку, вы держите особенным образом, и я сделала рискованный, хотя и, как выяснилось, правильный вывод.

Я не знал, что ей ответить. Она окончательно поразила мое воображение, и никакие слова восторга и похвалы не могли бы выразить то, что мне хотелось, и то, что я чувствовал. - У меня нет слов, мисс Лайджест, - сказал я, - вы не нуждаетесь ни в каких уроках и испытаниях и сами можете учить дедукции, кого угодно.

Ее щеки снова порозовели. - Спасибо, мистер Холмс, - сказала она несколько смущенно, - спасибо.

В Грегори-Пейдж мы вернулись около девяти часов, усталые, испачканные дорожной пылью, но в прекрасном настроении. Когда мы привели себя в порядок, поели и выпили чаю, было уже довольно поздно. Я встал и, пожелав мисс Лайджест спокойной ночи, собрался уходить, но она остановила меня: - У меня уже очень давно не было такого прекрасного дня, - сказала она, глядя на меня своим глубоким взглядом, - и я благодарна вам за него, мистер Холмс.

Я учтиво поклонился и вышел, понимая, что навсегда потерял свободу...

_______________________________ * Мы привыкли, что люди издеваются над тем, чего они не понимают (нем.).

14

Всю свою жизнь я считал себя неспособным испытывать любовь. Даже в дни моей юности, когда для моих сверстников сердечные увлечения были самым обычным делом, мои интересы были направлены на другие вещи. Не то чтобы я старался подавить интерес к женщинам усиленной учебой или спортом, просто никогда ни одна даже самая привлекательная из них не была для меня интересна в той степени, какая нужна для равноправного общения. На протяжении всей последующей жизни я все больше убеждался, что женщины чаще всего не более чем украшения, требующие постоянного внимания и галантного обращения, но не способные стать мне ни настоящими друзьями, ни тем более возлюбленными. Когда я открыл свое истинное призвание и приобрел привычки, ставшие неотъемлемой частью моей жизни, то окончательно понял, что ни одна женщина на всем свете не заставит меня от всего этого отказаться ради сомнительного семейного счастья и многочисленных неудобств, способных кого угодно довести до сумасшествия. Я изучил женщин, еще в юности познал все стороны отношений с ними, но мое сердце ни разу не дрогнуло перед чьим-то хорошеньким личиком. Я смирился с этим и отнюдь не чувствовал себя обделенным. Ne quid ratio detrimenti capiat* - таков был мой непреложный девиз. Я не только не ждал любви, но и вообще не думал о ней иначе как о предмете для наблюдения и анализа. Для нее не было места в моей жизни, и без того полной разнообразных интересов, дел и ощущений. И вот теперь мисс Элен Лайджест заставила меня усомниться во всем, в чем раньше сомнений не было. Мое сердце забилось быстрее, а мысли утратили свой неизменный порядок, и я не мог просто так смириться с этим, даже не попытавшись понять, где я совершил ошибку.

Теперь мне было ясно, что стоило прислушаться к своим ощущениям уже тогда, когда я начал признавать за мисс Лайджест ее исключительность и уникальность, когда она оставила в моем сознании всех других женщин далеко позади. Однако мне было решительно непонятно, почему, воздавая должное ее знаниям, достижениям, манерам и красоте, я чувствовал еще что-то, лежащее за их пределами. Да, я всегда признавал, что она яркая индивидуальность, живая и глубокая натура, острый и проницательный ум! Но почему все эти ее достоинства не просто вызывают восхищение, а выводят меня из равновесия? Почему мне недостаточно просто изучить эту женщину и занести ее в свой внутренний блокнот под заголовком "исключение"?.. Да именно потому, что она для меня больше, чем просто список достоинств! Ее притягательность не исчерпывается суммой удивительных черт и качеств! Проводя с ней вечера, гуляя по парку и беседуя о самых разных вещах, я вдруг увидел в ней то, что делало ее собой, а не просто красивой женщиной, увлеченным ученым, тактичным и остроумным человеком... Наверное, я полюбил именно эту глубину, эту идущую откуда-то изнутри нее силу, не имевшую названия и не предполагавшую объяснения. Это нечто просто захватило меня с ног до головы, а я испугался, что не знаю слов, которыми можно было бы это описать...

Так, может быть, мне не нужно считать, что моя теория о женщинах и чувствах разрушена? Возможно, встретившаяся мне женщина стала счастливым исключением, позволившим лучше понять истину и самого себя?.. Я был уверен, что никогда больше не узнаю другой, которая сможет хотя бы приблизиться к мисс Лайджест в своих достоинствах, и потому моя встреча с

mei - несомненно, подношение судьбы. Но как теперь распорядиться этим подношением, как узнать, что это: ловушка, испытание или такой подарок, который дается лишь раз и который надо хватать, пока не стало поздно? И что требуется от меня взамен: положиться на свой разум или откинуть все, когда-то казавшееся важным, ради шанса получить неведомое?..

Размышления о произошедших во мне переменах теперь занимали меня и днем и ночью. Я бродил по парку, будучи не в силах спокойно спать, а потом возвращался в свою комнату и впадал в тяжелый, беспокойный сон, не приносивший успокоения. Я выходил в парк по утрам, когда солнце только вставало, и подолгу сидел где-нибудь в тени. Однако, к моему удивлению, я совсем не чувствовал себя усталым. Напротив, меня переполняло новое чувство, и от этого все вокруг казалось иным, более живым и ярким. Мое восприятие обострилось, и иногда я ловил себя на том, что иногда занят не размышлениями, а тем, что просто наслаждаюсь необыкновенным приливом сил, идущих изнутри и наполняющих каждую частицу души и тела теплом и энергией.

Я почти принял свою любовь и смирился с ней как с новым опытом, новым жизненным уроком. Я понял, что был слишком самоуверен в отношении собственной неуязвимости и слишком ограничен в объяснениях своих чувств.

Мое относительное спокойствие и не изменившая мне и теперь выдержка позволили оценить силу моего чувства. Я пришел к неутешительному выводу о том, что безнадежен. Я всегда очень живо ощущал жизнь и по опыту знал - то, что хотя бы единожды задело меня, навсегда становилось предметом самых глубоких чувств, а я уже потерял счет тому, сколько раз мисс Лайджест задела мою душу, сердце и разум. Я отчетливо понял, что моя любовь явилась плодом именно моего скепсиса и моей мнимой холодности, что она прорвала завесу моих заблуждений относительно меня самого и от этого стала еще более сильной. И потому это была не мальчишеская влюбленность, а настоящая страсть, посланная мне Богом в наказание за строптивость и гордыню.

Я лежал на диване и курил, когда вдруг понял, что двигаю пальцами в такт доносящейся откуда-то издалека музыке. Кто-то играл на рояле в глубине дома, и я не сомневался, кто именно. Я встал, надел пиджак и вышел в коридор - звуки стали отчетливее. Полагаясь только на собственный слух, я пошел в дальнюю часть дома, где никогда прежде не был. Звучала одна из знаменитых бетховенских сонат. Даже не зная о том, что, кроме мисс Лайджест, в доме играть некому, теперь не пришлось бы сомневаться, что это она: через клавиши инструменты вырывались легкость, глубина и изящество, присущие только ей одной.

Я остановился у самой дальней двери коридора и прислушался: звуки музыки действительно доносились отсюда. Я приоткрыл дверь и тихо вошел в комнату.

Это был небольшой овальный зал, сильно затененный из-за густых деревьев за окнами и почти лишенный мебели: у входа стояли два стула, немного дальше - кресло и черный рояль с поднятой крышкой. За этим роялем спиной ко мне сидела мисс Лайджест - воплощение бетховенской страсти... Рукава платья закатаны до локтей, пряди темных волос разметались по плечам, а все ее тело, казалось, было частью огромного инструмента: она не видела и не слышала ничего, кроме музыки, которую сама творила.

Я сел на стул, скинув с него пыльный чехол, и продолжал внимать прекрасной мелодии.

Последний штрих, аккорд - и новый отрывок зазвучал стремительно и вдохновенно. Бурные восходящие пассажи, исполненные безукоризненно, перешли в волнительную мелодию, полную трепетной тревоги. Потом опять дикая безудержная страсть и опять смирение. Гениально и просто! Просто и прекрасно, как жизнь, как любовь! Настроения менялись, перемешивались, перемежались, опять вставали на свои места, взрывы сменялись покоем, но и он летел куда-то, превращаясь в призыв, в мечту и в страсть, страсть... Все так или иначе сходилось в одну точку, и она, обрастая мириадами аккордов, перерастала в прекрасную, неудержимую стихию, настойчиво и просто заявлявшую о своей непобедимости.

Я любовался тонкими белыми запястьями, длинными сильными пальцами, властно бегавшими по клавишам инструмента, и понимал, что глубина этой женщины лишь приоткрылась мне, что я никогда не узнаю ее до конца, не смогу представить ей цены...

Мисс Лайджест уже собиралась окончить, но в какой-то момент ее руки соскользнули и замерли, очевидно, от незнания текста. Мелодия прервалась лишь на долю секунды - в следующее мгновение, тряхнув головой и пропустив полтакта, мисс Лайджест продолжила играть, не снижая темпа. Несколько последних взлетов, финальный аккорд - и она тут же схватила с рояля ноты и принялась листать их... - Фа-диез, - подсказал я, вставая.

Мисс Лайджест чуть вздрогнула, повернулась в мою сторону и улыбнулась: - Вы уверены? - Абсолютно уверен. - Не судите меня слишком строго, ведь я не садилась за рояль больше полугода, - она отложила ноты и кивком указала на пыльное покрывало от инструмента на полу, - в этой комнате даже не убирают. - Вы играли великолепно, мисс Лайджест: вдохновенно, пламенно и технично. - Вы, мистер Холмс, как всегда, слишком снисходительны ко мне. - Ничуть. Я говорю то, что думаю. - Благодарю вас. Присаживайтесь здесь, только снимите чехол с кресла. - Надеюсь, я не слишком грубо нарушил ваше уединение, мисс Лайджест? - спросил я, усаживаясь напротив нее. - Когда я услышал звуки музыки, то уже не мог оставаться в своей комнате, не удовлетворив любопытства. - Вы мне совсем не помешали, мистер Холмс, - ответила она, расправляя рукава и застегивая манжеты, - вы же знаете, что я всегда рада вашему обществу. - А я не устаю удивляться тому, как много вы умеете. Почему вы не сказали, что замечательно играете, когда мы с вами беседовали о музыке и спорили о вкусах? - Это было бы не слишком скромно с моей стороны, усмехнулась она, - и, кроме того, вы ведь тогда тоже не сказали, что играете на скрипке, и я вынуждена была позже разоблачить вас. Помните? - Мне этого не забыть.

Она рассмеялась: - И теперь вы пришли в полной решимости снова доказывать мне превосходство "Летучего голландца" над "Севильским цирюльником"?* - Нет, мисс Лайджест, вы выставили мои музыкальные вкусы в очень уж примитивном виде. Я действительно предпочитаю немецкую музыку: она располагает к глубоким размышлениям и помогает сосредоточиться, когда это необходимо. Но я отнюдь не собираюсь переубеждать вас в том, что касается ваших личных пристрастий! - В самом деле? Даже если я скажу, что мой любимый композитор вовсе не Бетховен? - Даже в этом случае... А что в наших спорах я показал себя настолько непримиримым, мисс Лайджест? - Насколько я могу судить, вы действительно непримиримый спорщик, мистер Холмс, - улыбнулась она. - Должно быть, мой азарт иногда берет верх над здравым смыслом, и это ваша заслуга, мисс Лайджест. - Моя? - шутливо возмутилась она. - Хотите сказать, что это я виновата в вашей непримиримости? - Косвенно да. Вам каким-то образом удается вызывать меня на споры даже тогда, когда я вовсе к ним не расположен, и часто это касается тех вещей, о которых я вообще никогда и ни с кем не спорил! - О вас я могу сказать то же самое, мистер Холмс! Вы часто, сами того не подозревая, вызываете во мне азарт, который я ничем не могу объяснить. - Тогда мы квиты. А что это за композитор, мисс Лайджест, на которого вы променяли Бетховена? - Вивальди. Хотя я не скрипачка, я очень люблю его. - Вивальди замечателен, но я нахожу его чрезмерно чувственным. - Чрезмерно? По-моему, он гармоничен и правилен, как никто другой. - Его захлестывают страсти, и вся эта дрожь в теле дает мало проку. - А я не думаю ни о чем, когда слушаю его: все мысли занимает только наслаждение. - Вивальди вызывает ощущения особого рода - эмоции выходят изпод контроля и начинают жить самостоятельной жизнью, а мне это не очень нравится: я предпочитаю, чтобы рассудок всегда сохранял свое главенство. - Я это заметила, - сказала мисс Лайджест, одарив меня своим спокойным испытующим взглядом. - Я тоже люблю ясность рассудка, но знаю также и то, что эмоции порой оказываются достаточно сильными и с ними приходится считаться. - С чем же приходится считаться? - Я не знаю... Возможно, со стремлением к переменам, с жаждой новых ощущений, свободы, с ненавистью и любовью, наконец. Знаете, наши чувства иногда преподносят нам сюрпризы и оказываются очень неожиданными, - ее синие глаза вдруг заискрились то ли теплотой, то ли сожалением, то ли насмешкой. - Да, я это знаю, - согласился я, - чувства бывают самые разнообразные, но это не значит, что я намеренно подавляю их. Просто чаще всего в их внешнем выражении не бывает необходимости. - А вы уверены, что правильно оцениваете эту необходимость, мистер Холмс? - улыбнулась она. - Может быть, кто-то нуждается в ваших чувствах больше, чем вы думаете? - Ну, в этом случае он, наверняка, сообщил бы мне об этом или же нашел другой способ дать это понять. - Это не всегда бывает просто, - заметила она, продолжая улыбаться. - Не могу представить, какие здесь могут быть сложности...

Мне вдруг стало не по себе. А что если она давно догадалась о моих чувствах и теперь забавляется, видя, как еще один мужчина не устоял перед ней? Что если она теперь намеренно дразнит и испытывает меня, с привычным удовольствием наблюдает за тем, как легко ей использовать полученную надо мною власть? Неужели мои чувства к ней так заметны? Неужели из-за них я выгляжу смешным?.. Но, с другой стороны, зачем ей это? С какой стати ей могло прийти в голову смеяться надо мной?! Она умна, благородна и слишком цельна для мелких уловок. Да и веду я себя совершенно естественно, ничем не выдавая произошедших во мне перемен... Пожалуй, единственным объяснением этому могло бы быть то, что она, напротив, не знает, как я отношусь к ней, и пытается своими двусмысленными высказываниями и непрямыми вопросами выяснить это. Если так, то наше дальнейшее общение обещает быть интересным. - Скажите мне, мисс Лайджест, - обратился я к ней, - почему вам пришло в голову вспомнить забытый рояль сегодня и взяться именно за Бетховена?

Она пожала плечами: - Не знаю. Вы были заняты, я сделала все дела, какие только смогла придумать и вдруг решила проверить, не пропали ли старые навыки, - она положила свои пальцы на черную полированную поверхность и критически взглянула на них. - Как видно, не совсем пропали, и еще есть надежда их окончательно восстановить. Ну а эта замечательная соната... Я неплохо исполняла ее, еще когда была совсем юной. Тогда мой учитель постукивал указкой по этим самым пальцам, если был мною недоволен. Так что если уж я решила проверить память своих рук, было разумным начать с того, что мне когда-то удавалось. - Это верно и разумно, даже чересчур разумно. По-моему, вы пытаетесь представить свои мотивы более рациональными, чем это есть на самом деле. - И от кого я это слышу! Как же вы в таком случае объясните мои мотивы, мистер Холмс? - Я не собираюсь их объяснять, мисс Лайджест, но я возьму на себя смелость утверждать, что вы были по-настоящему взволнованы, когда играли - это чувствовалось даже тогда, когда я еще не мог видеть вас. Вы играли не просто точно и уверенно, а вдохновенно и воодушевленно, то есть в вашем исполнении было много такого, что нельзя описать и предписать нотами и что могло идти только из глубины вашего настроения.

Мисс Лайджест немного склонила голову набок и задумчиво посмотрела на меня: - А я и не предполагала, мистер Холмс, что вы можете так тонко чувствовать чужое настроение лишь по косвенным признакам. - Косвенные признаки - это мой хлеб. - Уверена, что ваш хлеб всегда будет с маслом. - Надеюсь на это. Так вы признаете, что были взволнованы и поэтому решили выразить свое волнение в музыке? - Просто пришедшая в голову мысль о том, что неплохо бы вспомнить старое, оказалась кстати. Меня действительно занимали кое-какие сомнения, и такой способ их разрешения показался мне естественным. - И теперь с сомнениями покончено? - улыбнулся я. - Да, уже покончено, - ответила она с выражением серьезного спокойствия.

В этот момент ее лицо было удивительно прекрасным, но не unkndm{l, а скорее печальным. Она убрала ноты на край рояля, и я заметил под ее треугольным воротником красивую бархатистую родинку. Необыкновенная ласка проснулась во мне, и я едва удержался, чтобы не назвать ее по имени. Да, моя Элен! Какие еще могут быть сомнения - я люблю ее, люблю глубоко и страстно желаю нашего сближения. Теперь я остро ощутил необходимость предстоящего мне выбора и всю его тяжесть. - Знаете, мисс Лайджест, - сказал я, - я ведь сделал ошибку в своих умозаключениях относительно вас. - О чем вы? - Изучая ваши руки и кисти в особенности я пришел к выводу, что вы не всегда отдаете ваши рукописные работы Грейс Милдред, а часто печатаете их сами. Мне показалось вероятным, что вы играете на рояле, но за все это время вы ни разу не сказали о том, что хорошо музицируете, а инструмента в доме я не видел. - Ну, это нельзя назвать ошибкой, мистер Холмс. Действительно многое из того, что мне необходимо, я печатаю самостоятельно, а мисс Милдред отдаю лишь значительные по объему документы. Я печатаю на машинке довольно сносно, и в случае крайней нужды могла бы таким образом зарабатывать на свой хлеб с маслом. - Но все равно играть на рояле вы, наверняка, начали гораздо раньше, чем печатать на машинке, и чуть приплюснутыми кончики пальцев стали именно поэтому. - Да, верно. Но неужели во время наших с вами бесед и прогулок вы, мистер Холмс, занимаетесь тем, что изучаете меня? Я полагала, вы захвачены нашими разговорами и не имеете ни таких намерений, ни времени для их исполнения. - О, уверяю вас, мисс Лайджест, что я всегда с головой погружаюсь в наше с вами общение. Однако за время своей работы я приобрел привычку наблюдать за людьми и делать выводы о них почти автоматически, не задумываясь. - Мне трудно это представить. Я думала, ваши выводы результат осознанной работы ума. - По большей части таковыми они и являются, но иногда материал оказывается настолько простым, что срабатывает внутренний механизм, не требующий специальных усилий. - Мне было бы неприятно быть для вас простым материалом! - На этот счет можете не беспокоиться: изучать вас сложнейшая задача, и я снял бы шляпу перед тем, кому это полностью удастся.

Уголки ее губ дрогнули в улыбке: - Мне приятно это слышать, мистер Холмс... Кто там? - в коридоре послышались приближающиеся шаги. - А, это вы, Келистон. Я, признаться, забыла, что просила кофе. Поставьте сюда, вот так, спасибо. Будьте любезны, принесите чашку мистеру Холмсу.

Дворецкий поклонился и направился к двери, но мисс Лайджест остановила его: - И еще, Келистон, - она посмотрела на меня своим лучистым взглядом. - В остатках нашей старой коллекции на чердаке имеется скрипка. Помните, ее подарили сэру Джейкобу в придачу к какой-то сделке? Так вот, Келистон, принесите ее сюда. - Слушаюсь, мэм, - он еще раз поклонился и вышел. - Думаю, вам имеет смысл вооружиться, сэр, - сказала она мне, - вы ведь без моего ведома слушали меня и даже признали, что это было неплохо, так что будет справедливо, если я попрошу вас поиграть мне. - Я не стану возражать против того, чтобы развлечь вас, но rnk|jn при одном условии! - Какое еще условие? - Вы сыграете мне еще что-нибудь столь же захватывающее. - Это похоже на шантаж. - Не имею ничего против этого слова, но думаю, что мое условие справедливо: я ведь собираюсь предложить вам самого Вивальди в моем исполнении, если, конечно, скрипка в сносном состоянии. - Что ж поделать, я согласна поиграть вам ради предстоящего вознаграждения, но не могу обещать, что поражу ваше воображение. А скрипка когда-то была довольно хорошей. Возможно, вам придется лишь немного настроить ее. - Это будет нетрудно, а вы уже можете приступать, мисс Лайджест, я только расположусь поудобнее на этом кресле.

Она рассмеялась и достала из стопки какие-то ноты. Ее пальцы снова побежали по клавишам, извлекая чудесные звуки. Я с удовольствием смотрел на нее, а потом закрыл глаза и откинулся в кресле, но даже не видя, как она играет, было легко почувствовать всю осторожность и аккуратность ее движений, ее старание не допустить малейшую фальшь и то, как напряженно она смотрит в ноты. Эта маленькая шопеновская вещица скоро кончилась. - Нужно было договориться с вами на время, - сказал я, не открывая глаз.

Послышался ее смешок и новый поток прекрасных звуков. Она играла довольно долго, должно быть, забыв, что просто выполняет свою часть уговора или же решив доставить мне больше наслаждения, видя, какое впечатление производит ее игра.

Келистон принес мне скрипку в старинном футляре из зеленого бархата, я настроил ее и с удовольствием попробовал глубокий проникновенный тембр.

Элен сидела передо мной и я мог видеть ее устремленный в пустоту взгляд, затуманенный и отчужденный. Мы погрузились в звуки тонких струн, то протяжные и печальные, но преисполненные неистового веселья. Я чувствовал, как вместе с ними все на свете перестает меня тревожить. Я ощутил сладкую негу и щемящую тоску и ясно понял, каковы они пресловутые любовные муки.

Однако это был последний день для наших неспешных удовольствий. Со следующего дня события стали развиваться стремительно и бурно. Впрочем, уже в тот же вечер я узнал нечто новое. Письмо от Уотсона гласило:

"Дорогой Холмс, не знаю, зачем Вам это понадобилось, но

я узнал все, что можно. Лорд Джеймс Кеннет Гленрой

влиятельный и богатый человек, но он больше интересуется

искусством, чем политикой. Большой известностью, в

частности, пользуется его коллекция немецких

средневековых гравюр. Многократно поставлял экспонаты

для Сотби и Кристи. Имеет небольшой дом в Лондоне и

поместье в Сассексе. Живет весьма скромно и уединенно.

Вдовец, имеет дочь Патрицию от единственного брака.

Девочке сейчас около девяти лет, и он воспитывает ее

дома. Дж.К. Гленрой пользуется любовью и уважением всех,

кто его знает. Благородный и в высшей степени порядочный

человек. Ничего отрицательного или сомнительного.

Уверен, остальные Ваши осведомители сообщат то же самое.

Когда понадоблюсь, телеграфируйте.

Дж.Х. Уотсон"

15

Я возвращался с прогулки, когда солнце уже клонилось к западу. Войдя в парк Грегори-Пейдж, я заметил у парадного входа великолепный экипаж. "Гриффит Флой, - мелькнуло у меня, - наконец-то". - Добрый вечер, сэр, - сказал Келистон, принимая у меня шляпу. - Как ваша прогулка? - Спасибо, хорошо. Кто приехал, Келистон? Сэр Гриффит? - Да, сэр, это он. - Давно он здесь? - Около двух часов, сэр. Мистер Флой, должно быть, заехал сразу с поезда. - Перестаньте шептать, Келистон, я не спрашиваю вас ни о чем тайном! Леди Элен сейчас с ним? - Да, сэр, они в кабинете миледи беседуют о чем-то. - Как она приняла известие о его визите? - Никак, сэр. У меня не было возможности доложить о приезде сэра Гриффита, как положено: он с порога спросил, где леди Элен, и сам прошел в ее кабинет, не дожидаясь пока я сообщу.

Я живо представил себе ощущения Элен, когда она вдруг обнаружила мистера Флоя за своей спиной. - Послушайте, сэр, - продолжал дворецкий, - когда сэр Гриффит попросил чаю, я принес его, и миледи попросила меня сказать вам, чтобы вы по возвращении как можно скорее поднялись в кабинет. Простите мне мою смелость, сэр, но я думаю она сильно нервничает. - С чего вы взяли? Леди Элен прекрасно держит себя в руках и почти не выказывает эмоций. - Верно, сэр, но я знаю ее много лет и могу сказать, когда она действительно обеспокоена: сегодняшней ночью она вообще не спала и трижды готовила себе кофе на кухне. - Спасибо, Келистон, я вижу, вы беспокоитесь за хозяйку. Можете быть свободны сейчас - я поднимусь наверх.

Я поднялся на второй этаж и пошел по коридору к кабинету. Оттуда доносился приятный низкий мужской голос, но я не мог разобрать слов, потом послышался какой-то ответ Элен. Я остановился футах в пяти от двери. - Вы поражаете меня своим непостоянством, Элен, - сказал приятный мужской голос, - в вашей телеграмме вы дали мне это понять. - По-моему, в моем отношении к вам, мистер Флой, я более чем постоянна, - ответила Элен, - а что касается телеграммы, то она была совершенно недвусмысленна, и не пытайтесь приписать мне то, чего я не говорила! - Вы написали, что я вам нужен, и я приехал. - Вы нужны следствию, которое ведется по моему делу, а не мне лично. - Следствию? Что-то я не заметил на телеграмме штампа Скотланд-Ярда. Или полиция теперь подписывается "Элен Дж. Лайджест"? - Не валяйте дурака, мистер Флой. Вы же знаете, что я пригласила мистера Холмса, чтобы он провел настоящее расследование и доказал мою невиновность. - Я знал, что вы просили его о помощи, но не знал, что он согласился. Что ж, поздравляю, теперь у вас явно больше шансов выбраться из этих неприятностей, моя дорогая. Так значит мистер Холмс хочет задать мне пару вопросов и надеется, что мои ответы помогут вашему спасению? - Вы ведь, кажется, говорили, что постараетесь содействовать моему освобождению? Поэтому вы и приехали раньше. - О, да, моя дорогая, - под ним скрипнул стул, и я понял, что мистер Флой встает с него, - но я приехал раньше не только для того, чтобы отвечать на вопросы нанятого вами сыщика... - Остальное меня не касается. - В самом деле? Не хотите узнать, каковы другие причины, моя дорогая?.. Я чертовски соскучился и приехал раньше, потому что не мог больше ждать. О, я вижу, вы решили поиграть со мной в кошки-мышки! Это будет забавно.

Он коротко рассмеялся, а потом снова заговорил что-то, но уже тише, и я не мог разобрать, что именно. - Черт возьми, перестаньте!!! - голос Элен зазвенел. - Да перестаньте же!!!

Веселый смех мистера Флоя завершил картину. Я почувствовал, что настало время ненавязчиво вмешаться. Я сделал несколько размеренных громких шагов и постучал. - Войдите, - сказала Элен, и я вошел.

Она стояла у своего стола, немного более бледная, чем обычно, а рядом, опершись на высокое кресло, стоял человек, так давно занимавший мои мысли.

Это был необыкновенно красивый мужчина, но в то же время он не принадлежал ни к одному из известных мне типов. Простой хорошо сшитый костюм с темным шейным платком сразу производил впечатление шика и достатка. Высокий рост, атлетическое сложение. Гриффит Флой был блондином, и серебристые волосы, немного приподнимающиеся у лба и спадающие на затылок чуть вьющимися прядями, эффектно оттеняли его гармоничное и уравновешенное лицо. В уголках тонких губ читалась неумолимость и привычка управлять людьми, а слово "порочный" было для них, пожалуй, самым метким эпитетом. В голубых глазах словно стояла постоянная насмешка над всем, что его окружало. Что-то дьявольское скрывалось в этих глазах, в точеном профиле с правильным носом и выразительными подвижными бровями. - Добрый вечер, мисс Лайджест, - сказал я, - полагаю, вы представите мне вашего гостя, хотя я, признаться, догадываюсь, с кем имею дело.

Элен представила нас друг другу, и мистер Флой, улыбаясь, подал мне руку. Из этого рукопожатия я понял, какая недюжинная сила сокрыта в его теле. - Я кое-что слышал о вас, мистер Холмс, - сказал он, - и это были только лестные отзывы. Элен повезло, что именно вы согласились помочь ей. - Надеюсь, мисс Лайджест не придется сетовать на эти отзывы, - ответил я сдержанно. - Я стану содействовать вам, как вы только захотите, если это поможет избавить Элен от обвинения. - Рад это слышать, мистер Флой. Вы прибыли из Йорка сегодня? - Да. Я заехал в Грегори-Пейдж сразу со станции. - Странно: сегодня нет экспресса из Йорка. - Я воспользовался не специальным поездом до Лондона, а двумя перекладными. - Позвольте спросить, зачем вам это понадобилось? Завтрашний йоркский доставил бы вас домой с гораздо большим комфортом. - Но это было бы завтра. - Понимаю.

Элен села в одно из кресел вокруг чайного столика и жестом пригласила нас присоединиться к ней. Как и вышло по ее очевидному замыслу, мы с сэром Гриффитом оказались напротив dpsc друга. - Так вы закончили с вашими делами в Йорке, мистер Флой, или намерены снова поехать туда? - спросил я. - Нет, с делами покончено. Я разрешил все вопросы настолько быстро, насколько это было возможно, чтобы удовлетворить просьбу Элен и вернуться раньше. Она просила об этом в телеграмме, вы знаете? - Да, мисс Лайджест говорила о таких своих намерениях, ответил я уклончиво. - Я не мог отказать ей в поддержке, тем более, что, как я понял, мое возвращение было нужно и вам тоже, мистер Холмс. - Да, мне действительно требуется кое-что у вас выяснить. - А что, полиции тоже что-то от меня нужно? - Насколько я знаю, нет. Почему вы спрашиваете? - Ну, я не знаю, насколько ваши действия согласованы с полицией. - Совершенно не согласованы. Я действую независимо и думаю, что именно этим могу быть полезен для мисс Лайджест. - То есть вы не можете никого заставить рассказывать вам чтолибо, но и более свободны в том, как распорядиться получаемыми сведениями. - Совершенно верно, - улыбнулся я. - В любом случае я повторяю, что готов помогать расследованию, но надеюсь, что и полиция не стоит на месте. - Наши с инспектором Лестрейдом действия можно назвать скорее взаимодополняющими, нежели соревновательными. - Печально, что Скотланд-Ярд нуждается во внешней помощи и в чьем бы то ни было дополнении. - Полностью с вами согласен, но такова реальность. - Что же вам удалось выяснить, мистер Холмс? - Прежде всего то, что полицейская версия убийства далеко не совершенна. Однако раскрывать добытые сведения до подходящего срока не в моих правилах, мистер Флой. - О, должно быть, тайны вашей кухни достойны того, чтобы держать их в секрете! - усмехнулся он. - Я лишь хочу воспользоваться правом использовать добытую информацию по своему усмотрению, - улыбнулся я. - Наверное, это имеет смысл, - он кивнул и извлек из внутреннего кармана портсигар. - Хотите сигарету, мистер Холмс? Нет? Предпочитаете трубку? Что ж, надеюсь, вам, Элен, не помешает табачный дым?

Она не ответила и поднялась, жестом позволяя нам оставаться сидеть: - С вашего позволения, я покину вас, джентльмены, и распоряжусь, чтобы вам не мешали. Думаю, без меня вы сможете обсудить что угодно, не боясь задеть мои чувства.

Я кивнул, и Элен удалилась, а Гриффит Флой проводил ее долгим и оценивающим взглядом. - Разве этот образец проницательности, такта и понимания может не вызывать восхищение? - улыбнулся он, раскуривая сигарету. - Теперь вы действительно можете задать мне любые вопросы, мистер Холмс. - Тогда начнем с главного. Вы, мистер Флой, последний человек, видевший сэра Джейкоба живым. Расскажите, как он умер. - Вы расспрашивали Келистона? - Да. - Тогда я немного могу добавить. Я приехал в Грегори-Пейдж утром... - Когда именно? - Приблизительно в четверть десятого. - Вы знали, что мисс Лайджест не было дома? - Нет, я приехал именно попрощаться с ней перед своим отъездом в Йорк и не знал, что она уехала в Лондон. В предыдущие дни мы виделись мало, и ни она, ни ее отчим, ни кто-либо другой не говорили мне, что Элен собирается обратиться к вам за помощью. Обычно она выходит из дому лишь после полудня, и поэтому сообщение Келистона о том, что ее нет, показалось мне сущей чушью. Я, признаться, подумал, что дворецкий попросту выполняет указание Элен, которое она дала, чтобы ее не тревожили. Я также допускал мысль, что она не хочет видеть именно меня, потому что... Ну, вы, конечно, понимаете, что после трагической гибели моего несчастного отца наши с ней отношений несколько осложнились. - Что произошло после вашего разговора с Келистоном, мистер Флой? - Когда мы с ним беседовали, а разговор наш, так уж получилось, протекал весьма неровно, Лайджест вышел из своего кабинета и приказал Келистону меня пропустить. Он сказал, что Элен действительно нет дома, и предложил пройти в его комнату... - Насколько я знаю, ваши отношения с сэром Джейкобом не отличались особой теплотой. - Действительно не отличались, - усмехнулся он, - но в тот день Лайджест захотел поговорить со мной и был вежлив, хотя и не лез с объятиями. - Что вы предположили относительно предмета предстоящего разговора? - Абсолютно ничего. Лайджест сам внес ясность, когда закрыл за собой дверь кабинета. Как выяснилось, он занимался своими земельными делами, пока вынужденно пребывал дома из-за своих приступов, и ему было необходимо мое согласие на сделку. Видите ли, мистер Холмс, до смерти моего отца мы совместно владели всей собственностью нашей семьи, и, хотя основная доля имущества, а следовательно, и основной голос принадлежали отцу, на большинство сделок все же требовалось и мое согласие. В течение последних двух лет мой отец и отчим Элен занимались куплей-продажей недвижимости и земельных наделов. Они в конце концов сумели добиться значительных выгод от этой совместной деятельности и существенно преуспели в арендных делах. Теперь речь шла об очередном арендаторе, которого Лайджесту не терпелось заполучить. - Он думал о делах, когда его падчерица была под арестом? - Он всегда думал о делах. По-своему он, конечно, любил Элен, но при этом оставался странным человеком. - В чем, например, он был странен? - Хотя бы в том, как внезапно у него возникали приступы отцовской любви к своей падчерице. Иногда они не разговаривали целыми сутками и встречались только за обеденным столом, а иногда заботам мистера Лайджеста об Элен не было предела, он называл ее дочерью и говорил, между прочим, что она никогда не выйдет замуж против его воли. - Он имел в виду вас? - Да, меня. - И говорил это вам в лицо? - Не только мне, но и моему покойному отцу. Мистер Лайджест вообще говорил много такого, что никогда не сошло бы ему с рук, не будь он стариком. Впрочем, я понимал его: он чувствовал исходящую от меня угрозу, чувствовал, что Элен недолго осталось жить под его крышей - наши с ней отношения, unr| всегда и были сложными, но отличались тем особым качеством, которое с самого начала позволяет предполагать законное воссоединение рук и сердец. - А как она сама относилась к отчиму? - Уважительно и достаточно тепло... Кстати - вы ведь тогда уже появились здесь, мистер Холмс - как она перенесла его смерть? - Она приняла ее достойно и сдержанно. Должно быть, пережитые потрясения закалили ее и сделали тверже. - Она всегда была такой, - заметил он, чуть улыбнувшись. - Мистер Флой, - сказал я, когда его взгляд снова принял земное выражение, - позвольте задать вам более личный вопрос. После того, как мисс Лайджест было предъявлено обвинение в убийстве вашего отца, вы более чем ясно дали всем понять, что порываете с нею какие бы то ни было отношения. Что заставило вас изменить решение и даже принимать участие в оправдании мисс Лайджест?

Гриффит Флой внимательно посмотрел на меня и задумчиво затушил окурок о край пепельницы: - Я люблю ее, - сказал он, - и люблю гораздо сильнее, чем думал раньше. Когда я увидел ее в тот вечер в парке, когда понял, что навсегда потерял отца, я был разбит и потерян. Во мне кипели боль и злость, мне нужен был виновный, и я совсем потерял голову. Когда я немного успокоился, когда узнал, что Элен отрицает свою вину, я стал мыслить более здраво. - Вы успокоились ценою памяти об отце? Или вы больше не думаете, что это мисс Лайджест убила сэра Чарльза? - Я не знаю, кто убил моего несчастного отца, но я хочу верить, что это была не Элен, - ответил он невозмутимо. Своими глазами я не видел, что она убила его, и у полиции нет стопроцентных свидетелей, поэтому моя вера в Элен не результат выбора между нею и отцом, не предательство его памяти, а скорее доказательство любви к ним обоим. Я всегда хотел жениться на Элен, и потому если ее вина не будет доказана в суде, для меня она останется невиновной, и я смогу забыть обо всем. - Почему бы вам в таком случае не изложить свои изменившиеся взгляды в полиции? Возможно, это помогло бы мисс Лайджест, ведь инспектор Лестрейд считает вас ее заклятым врагом. - Наверное, я так и сделаю в ближайшее время. Думаю, и Элен это будет приятно. - Я вижу, она вам действительно небезразлична. - Вы говорите так, как будто я должен был вам это доказывать, - насмешливо заметил он, глядя на меня из-под полуопущенных век. - Я так долго убеждал саму Элен в своей любви, что не хочу теперь повторять это для кого-то другого. Даже для вас, мистер Холмс. - Мне это и не нужно: достаточно того, что я вижу.

Он кивнул с таким видом, словно и в самом деле все его действия по отношению к Элен были ежеминутным образцом нежности и обожания. Я слушал его и не мог понять, неужели он так верит в то, во что хочет верить, или же держать окружающих за идиотов стало его постоянной привычкой. Сейчас он, наверное, все же уловил смысл повисшей в воздухе паузы и снова заговорил: - Вы, должно быть, много говорили с Элен обо мне, - сказал он, - и, возможно, сомневаетесь в том, что мое чувство не осталось без взаимности. Если хотите, можете так думать, но при этом вам стоит учесть, что вы плохо знаете Элен, а это может стать причиной ошибочных выводов по тому, что она говорит, относительно того, что она делает на самом деле... ecn голубые глаза победоносно заблестели, но я почему-то не почувствовал себя уязвленным - что-то говорило мне, что за прошедшие недели я узнал Элен намного лучше, чем он за все три года их знакомства. - Мисс Лайджест действительно не слишком распространялась о своих чувствах к вам, мистер Флой, - сказал я. - Вы предлагаете приписать это ее лицемерию? - Лицемерию? Нет. Просто она слишком ценит свою свободу и независимость, слишком пестует свою гордость, но мне известно и то, что за всем этим скрывается... - он снова посмотрел на меня своими светлыми глазами. - Мы немного отвлеклись, мистер Флой. Расскажите о том, как именно умер сэр Джейкоб.

Он устремил взгляд в пространство перед собой: - Мы с ним довольно долго беседовали, хотя говорил в основном он - убеждал меня в выгодности того, что собирался сделать. Потом он вдруг замолчал, а когда я посмотрел на него после затянувшейся паузы, то увидел, что его лицо стало пунцовым. Я спросил, что с ним, но он только что-то прохрипел и быстро осел на пол. Я сидел достаточно далеко и не успел его подхватить, но слава богу, Лайджест, падая, не ударился головой. - И вы сразу же позвали на помощь? - Ну, разумеется. - Так значит, в вашем разговоре не было ничего такого, что могло бы взволновать его до приступа? - Решительно ничего. Эта последняя беседа была одна из самых мирных за прошедшие годы. Но вообще-то, по-моему, Лайджест был слишком слаб, чтобы ссориться, и слишком заинтересован в сделке, чтобы намеренно грубить мне. - Над чем же вы смеялись, когда говорили с ним?

Его тонкие брови театрально взметнулись вверх: - Старина Келистон! - улыбнулся он. - Я всегда считал, что он слишком рьяно исполняет свои обязанности... Я смеялся, потому что мне было смешно. Это противозаконно? - Отнюдь. Но что именно вас рассмешило? - То, как Лайджест изложил мне предложения арендаторов. - Возможно, ваш смех показался ему оскорбительным? - Нет, он сам улыбнулся в ответ, и это было в середине нашего разговора, если уж вы пытаетесь усмотреть тут связь с его смертью. - Не стоит пытаться угадывать мои мысли, мистер Флой, улыбнулся я, - я просто задаю вам вопросы. Вы пытались спасти сэра Джейкоба? - Да, конечно. Когда я позвал на помощь, прибежал Келистон, и мы вместе оказывали помощь Лайджесту по мере сил. Келистон тут же крикнул подоспевшей горничной, чтобы она отправлялась за врачом. - Когда вы покинули Грегори-Пейдж? - Как только доктор Рэй расспросил меня обо всем и заключил, что Лайджесту уже не помочь. - Вы не стали дожидаться, когда вернется мисс Лайджест, чтобы самому сообщить ей печальную новость? - Нет. Я решил, что желающих все рассказать и так предостаточно. Кроме того, я собирался в Йорк, да и Элен, учитывая последние события, вряд ли стала бы рыдать на моем плече, даже если бы я ее дождался. Я ведь в тот день в первый раз собирался сказать ей, что не считаю ее убийцей. - Вы могли бы оставить ей записку с соболезнованиями, заметил я. - Я подумал об этом, но потом решил, что без моих объяснений это имеет не много смысла. Она ведь думала, что я предубежден против нее. - Понимаю.

Я проследил за тем, как он достал из портсигара новую сигарету и небрежно закурил. - Давайте теперь перейдем к тому, что связано со смертью вашего отца, - сказал я. - Расскажите мне, мистер Флой, о том роковом дне, когда его не стало. Что он делал, что говорил? Как вел себя? Что делали вы сами? Если помните, это было десятое августа.

Гриффит Флой взглянул на меня, нахмурившись то ли от неприятных воспоминаний, то ли от клубов сигаретного дыма вокруг. - Да, я помню, - сказал он, - в тот день отец все время был дома и занимался обычными делами: давал Уиксботу (это наш дворецкий) указания относительно покупок, отчитывал нашу новую горничную за какую-то оплошность, сидел с газетой на террасе. После второго завтрака мы с ним работали над документами в его кабинете и беседовали. - Полагаю, это имело отношение к пресловутой арендной сделке? - Совершенно верно. - Но и не только к ней?

Его красивое лицо приняло вопросительное и настороженное выражение: - Почему вы так думаете? - Мне кажется в высшей степени логичным, что ваш покойный отец мог обсуждать с вами возможные пути примирения с сэром Джейкобом.

Он выдохнул дым и помахал свободной рукой, разгоняя его в стороны: - Что ж, вы правы, мистер Холмс, но я не заговорил бы об этом сам, если бы вы не спросили, потому что... потому что мы с отцом поссорились. - Вы не хотели раскрывать предмет ссоры или боялись навлечь на себя подозрения? - Не то и не другое. Вряд ли наша ссора может быть основанием для подозрений, да и предмет ее теперь кажется просто глупым, но мне не хотелось признаваться кому-либо, что мы расстались с отцом навсегда, будучи рассерженными друг на друга. Это легло тяжким бременем на мою совесть, и мне не хотелось, чтобы кто-то это обсуждал за моей спиной. - Могу повторить вам, что не стану без крайней необходимости распространять рассказанное вами. Думаю, это неплохая плата за откровенность и возможность помочь мисс Лайджест. - Если вы считаете, что это может ей помочь, я, разумеется, расскажу. Накануне того злосчастного дня, когда погиб отец, действительно вышла ссора между мною и Лайджестом. Отец и Элен тоже оказались ввязанным в нее, потому что начали пытаться нас примирить. Впрочем, Элен рассказала вам о подробностях, и я не буду на них останавливаться... Отец был зол на меня, но заговорил об этом только после вечернего чая на следующий день. Он говорил, что нужно найти способ уладить стычку, и предлагал мне поехать в Грегори-Пейдж и лично извиниться перед Лайджестом. Я, естественно, отказался наотрез, потому что не чувствовал себя виноватым, и сказал отцу, что правильнее будет ждать шагов примирения со стороны Лайджеста, тем более, что они наверняка последовали бы, ведь он был столь же отходчив, сколько и вспыльчив. Отец отчитал меня за грубость, невоспитанность и неуважение к старшим, как l`k|whj`. Я больше ничего не сказал ему и молча ушел. - Куда? - Сначала выпить пива в "Серебряном быке", а потом к своим приятелям, к которым давно были дела.

Я решил временно оставить этот уклончивый ответ без внимания.

Он протянул руку за графином, налил себе виски и разбавил его содовой из сифона. - По-моему, час для виски уже пробил, - сказал он, посмотрев на часы и улыбнувшись. Наверное, он решил, что уже усыпил мою бдительность своим рассказом. - Так, значит, вы вернулись в Голдентрил только после десяти вечера? - спросил я. - Да. Я решил, что мы с отцом оба уже достаточно остыли и смогли бы поговорить спокойно если не в тот же вечер, то назавтра. Однако у самых центральных ворот я встретил полицейскую процессию и узнал ужасную новость... Теперь вы понимаете, почему мне не хотелось говорить о ссоре с отцом? - Понимаю. Выходит вы не знали о том, что после вашего ухода сэр Чарльз отправил в Грегори-Пейдж записку с приглашением на ужин для мистера Лайджеста? - На ужин?.. По-моему, речь шла просто о предложении встретиться. - Вы что-то знали о записке, мистер Флой? Ответьте на вопрос. - Нет, я ничего не знал, пока полиция мне не сказала. - Тогда откуда вы знаете, что в ней было? - Об этом потом спрашивали Лайджеста, - его глаза пронзительно блеснули от внезапного осознания опасности, но он сохранил невозмутимость. - Насколько я знаю, мистер Лайджест просто подтвердил, что получил записку от сэра Чарльза, что в ней было приглашение и что сам он отправил письменный отказ с мисс Лайджест. Полиция, как вы знаете, не успела взять у него детальные показания из-за его вопиющего нездоровья. - Но согласитесь, то, что мой отец не собирался с ним ужинать, достаточно логично - в доме не было никаких особенных приготовлений, да и вряд ли в этом случае он назначил бы встречу в беседке. - Да, наверное, вы правы. С моей стороны это было просто предположение. - Предположение? У меня сложилось чувство, что вы постоянно проверяете меня, мистер Холмс, - улыбнулся он, но его глаза не утратили своего угрожающего выражения. - Мне жаль, если вам так показалось, - улыбнулся я в ответ, я лишь собираю факты и, как вы, должно быть, заметили, никак не комментирую их. - Что еще вас интересует? - Скажите, где именно вы были в момент смерти вашего отца?

Он бросил окурок в пепельницу, сложил ногу на ногу и пристально посмотрел мне в глаза. - Я был у своей знакомой, - ответил он лаконично, но без малейшей тени смущения, неудобства или раздражения. Его манеры и в самом деле представляли собой странную смесь аристократизма и развязности. - Когда вы говорили о своих приятелях, вы имели в виду эту знакомую? - Да. - Почему вы сразу о ней не сказали? - Не хотел вовлекать в дело еще одну женщину. - Теперь вам придется назвать ее имя. - Ее зовут Сьюзен. Сьюзен Симпсон. - Мисс Симпсон, я полагаю? - Ну, разумеется, - улыбнулся он. - Кто она такая? - Она работала официанткой в трактире при местной гостинице, а сейчас зарабатывает шитьем. - Где она живет? - В Гербертс-Хаус, это за основной дорогой. - Направо от Голдентрила? - Да. Она снимает комнату у миссис Уолтер. Эта миссис Уолтер очень стара и давно выжила из ума, а Сьюзен помогает ей по дому, так что выходит, что весь домик в ее распоряжении. - Это имение небольшое? - Да, совсем маленькое. - С низким чугунным забором и давно не крашеной крышей? уточнил я, вспоминая немощную и больную женщину, с которой говорил в самом начале расследования. - Совершенно верно, - он снова улыбнулся, и я понял, что он с удовольствием ждет моего вопроса об их отношениях с мисс Симпсон. - Каковы отношения между вами и мисс Симпсон, мистер Флой? - Вы полагаете, ответ на этот вопрос как-то поможет Элен? он все также приятно улыбался. - Это зависит от того, каким он будет. - Хорошо, я отвечу. Я давно знаю Сьюзен. Я познакомился с ней чуть позже, чем с Элен. Сьюзен замечательная девушка, и она сразу понравилась мне. Одно время у нас был легкий роман Элен тогда отдалилась от меня... Но, вы понимаете, мы слишком отличаемся друг от друга, и эти отношения не могли иметь продолжения. Сейчас нас связывает давняя дружба, потому что я люблю Элен. Иногда я навещаю Сьюзен в Гербертс-Хаус, и мы разговариваем. Иногда я помогаю ей деньгами. - А у Сьюзен есть жених или постоянный поклонник? - Нет. - Почему? - Этого я не знаю. Вообще-то, она довольно привлекательна. - Ваш отец знал о ней и о вашей дружбе? - Да, знал, но он понимал все это слишком поверхностно. - Что это значит?

Он пожал плечами: - Он не понимал, что между мужчиной и женщиной могут быть какие-либо другие отношения, кроме любовных. - Как долго вы пробыли у Сьюзен в тот день? - Около полутора часов. Я пришел к ней раньше девяти, а ушел после десяти вечера. - Вы рассказали ей о ссоре с отцом? - Только в самых общих чертах. Я же сказал, что не хотел, чтобы об этом кто-нибудь знал. Мы поговорили о ее делах, так как долго не виделись, и я рассказал о своей поездке. - О какой поездке? - удивился я.

Гриффит Флой посмотрел на меня с не меньшим удивлением, и я понял, что он не говорил об этом раньше, думая, что мне уже что-то известно. На этот раз его лицо хоть и на долю секунды, но слишком явно отразило досаду. - Утром девятого августа я вернулся из поездки на север Британии. Я занимался нашими семейными делами. - И в этот же день вы поехали в Грегори-Пейдж? - Да, я приехал, а дворецкий сообщил, что отец уехал туда с визитом. Я решил тоже поехать, тем более, что безумно хотел увидеть Элен после долгой разлуки. - И там вышла ссора? - Да. - Что ж, похоже, это все, что я хотел у вас выяснить, мистер Флой. - Рад, если чем-то помог, - он снова улыбнулся, но к этой улыбке теперь прибавилось какое-то дьявольское выражение его голубых глаз, словно он изучил того, с кем имел дело, и решил, что его стоит брать во внимание. Я почему-то подумал, что его внимание не самое ценное приобретение.

Когда мы вместе спустились в холл, там оказалась Элен. Она пила кофе с печеньем, сидя на диване. Увидев нас, она отставила чашку и встала. - Вы уже уходите, мистер Флой? - спросила она, саркастически изображая сожаление. - Да, ухожу, моя дорогая, - ответил он, словно не замечая ее тона, - не могу же я бесконечно пользоваться теплом этого дома.

Элен кивнула в знак прощания и махнула рукой в его сторону, не сумев скрыть пренебрежения, но Гриффит Флой тут же удержал ее за локоть: - Но ведь я могу получить прощание столь же теплое, как и прием? - Вам лучше уйти, мистер Флой! - проговорила Элен, пытаясь освободиться и с видимым усилием сдерживая свой гнев. - Да, вы правы, моя дорогая. Мне действительно пора ехать. Она замерла, глядя в его светлые глаза, а он снял крошку от печенья с ее рта, взял ее губами со своего пальца, еще раз улыбнулся, надел шляпу и вышел.

16

Я быстро вошел в свою комнату и стал искать шляпу. Неожиданно я обнаружил, что оставил в гостиной свою трубку. Эта привычка оставлять ее там, где я закончил курить, проявлялась и вне домашней обстановки.

Я прошел коридор и снова оказался в комнате, которую оставил лишь пять минут назад. Оконная рама была поднята доверху, но сигаретный дым продолжал стоять в воздухе плотным туманом. В мои планы не входило здесь на чем-либо задерживаться, но, увидев Элен, я застыл на месте.

Она сидела спиной ко мне у чайного стола, опершись на него локтями и закрыв ладонями лицо. На несколько секунд я подумал, что она плачет, но потом понял, что это не так. Она, как всегда, не плакала, но ее мучения, о которых мне ничего не было известно, искали выхода. В ее неподвижной фигуре была такая скорбная надломленность, какую едва кто-то мог представить, такая безысходность, которая заставила мое сердце сжаться от сострадания и тоски. Ее сильная, несгибаемая натура, способная идти через все и все принимать, готовая приносить жертвы и, если нужно, проламывать дорогу, теперь вдруг обнаружила свою внутреннюю хрупкость, как будто в блестящем, неуязвимом камне из самого центра потекла сетка еле заметных, но вполне реальных трещин. Как остро я мог чувствовать этот островок боли внутри нее! Как хорошо я теперь видел его разрушающую мощь! Ее несчастье, столь далекое для меня, было в то же время удивительно близко словно, увидев эти сжавшиеся плечи, я взял на себя один из его жгучих потоков. - Я уже открыла окно, Келистон, - сказала Элен, не отнимая psj от лица. - Принесите кофе и побыстрее...

Может быть, потому что я никогда не был по-настоящему нежен и мягок с ней, я теперь вдруг почувствовал жгучий прилив горечи и ласки. Эти смешавшиеся чувства не давали мне сделать вдоха, и мне стало до боли обидно, что я не в силах хоть как-то помочь женщине, которую люблю. Я подошел к ней и осторожно положил руки на ее плечи.

Элен чуть вздрогнула, отняла ладони от лица и посмотрела на одну из моих рук. - О, это вы! - выдохнула она. - Боже мой! Как вы меня напугали! - Простите, ради бога. Я не хотел этого.

Она положила свою ладонь на мою руку. Я ощутил всю нежность этого прикосновения, и через секунду наши пальцы переплелись. Еще через миг я опомнился и превратил эту слабость в успокоительное рукопожатие.

Я сел напротив Элен, подвинув стул поближе к ней. Она подняла глаза. Они были ясными и совершенно сухими. Я снова подумал о том, что могло бы заставить ее плакать, не скрывая слез, что могло бы вызвать в ней не гнев или улыбку, не злость или смех, а именно слезы? Если ни смерть близкого человека, ни чудовищное обвинение, ни людская молва, ни груз невыносимой тайны не способны на это, то что другое могло бы лишить Элен ее привычной силы и стойкости? - Мисс Лайджест, - начал я и заметил, как в глубине ее синих глаз что-то дрогнуло от этих слов, возможно, от их официальности, - вы можете выслушать меня или мне уйти?

Она кивнула, очевидно, выбрав первое. - Хорошо. Мисс Лайджест, когда я лишь догадываюсь о ваших страданиях, я не могу заговаривать об этом без вашего согласия. Но когда я застаю вас в таком состоянии, которое красноречиво говорит о силе ваших мучений, я не могу притворяться, что ничего не вижу! Вы понимаете?

Она снова кивнула. - Теперь, когда Гриффит Флой вернулся, дела пойдут значительно быстрее, и мы должны быть готовы действовать в любую минуту. Результат дела зависит и от вас, мисс Лайджест, от вашего состояния и готовности бороться за свою свободу. - Да, я понимаю, мистер Холмс... Я все понимаю! - Если вы не готовы рассказать мне о том, что на самом деле происходит с вами, я не буду настаивать, но я должен иметь возможность убеждаться, что вы в состоянии помогать мне. - Я по-прежнему готова делать все, что вы скажете. Ничего не изменилось! - Не изменилось? И поэтому вы сидели тут, закрыв лицо руками? Вы не находите, что у вас не слишком получается что-то скрывать от меня? - Что ж, возможно, вы правы. Дело в том, что я... я вдруг почувствовала всю тяжесть своего положения. - Другими словами, вы вновь встретились с мистером Флоем и засомневались, можно ли его одолеть? - Нет... Не совсем. То есть я не сомневаюсь в вас, мистер Холмс, но я почувствовала свою слабость перед его сокрушительным напором, перед его наглостью и силой! Все казалось гораздо проще, пока он снова не появился в этом доме собственной персоной! Вы можете верить, что я не убивала своего отчима и несчастного сэра Чарльза, но вся сеть доказательств в руках Гриффита Флоя. - Глупости! В этой сети много дыр - вы видели его ботинки, видели сигареты, которые он курит? Вы слышали, что он cnbnphr? Все это дает лишние козыри не ему, а нам. И, кроме того, я не просто верю - я знаю, что вы никого не убивали! Гриффит Флой достаточно умен, но и он, как всякий преступник, совершил несколько оплошностей. Нам нужно теперь совсем немного времени, чтобы, ухватившись покрепче за эти нити, распустить его пресловутую сеть.

Она вздохнула и усмехнулась самой себе: - Знаете, наверное, дело даже не в доказательствах... Пора признаться самой себе, что мне просто страшно. Когда он сегодня ввалился сюда без всякого предупреждения, когда вдруг оказался за спиной и прикоснулся ко мне, я ощутила неописуемый ужас. Я поняла, что вся моя хваленая смелость и невозмутимость - чистой воды миф. - Ну, эти качества не проверяются тем, вскрикиваете ли вы, если кто-то подкрадывается сзади и обнаруживает себя грубым прикосновением. - А я и не вскрикнула... - Вот видите!.. - ... я похолодела с ног до головы! И этот холод до сих пор сидит где-то в глубине тела. - Что же может избавить вас от него? Арест мистера Флоя успокоит вас?

Она ожидала чего-то другого и на секунду опешила от заданного вопроса. - Ну, разумеется, - ее ответ прозвучал уверенно, но более явную ложь трудно было себе представить.

Элен немного нахмурилась и взглянула на меня испытующе и подозрительно: - А почему вы так спросили об этом? - Как именно? По-моему, вы уже молчаливо согласились с тем, что что-то от меня скрываете. Она откинулась на стуле и печально посмотрела на меня. Откровенность, еще минуту назад бывшая в ее глазах, бесследно исчезла. - Вы снова хотите спросить, не знаю ли я, что именно мой отчим собирался рассказать полиции? Я ведь уже говорила, что не знаю. Вы мне не верите? - Мне очень хочется верить, мисс Лайджест, но интуиция тянет в другую сторону, а она редко меня подводит. - Что ж, жаль, если я противоречу вашему опыту...

"Еще как противоречишь!" - подумал я, восхищаясь тем маневром, который она применила, чтобы окончить разговор: то, что она поняла истинный смысл моего вопроса, было ясно как день, но она повернула его другой стороной - заговорила о том, о чем я спрашивал ее раньше, и ни ее возмущенный и подозрительный взгляд, ни легкое замешательство в ответе уже не выглядели как нечто неестественное. В итоге и последнее слово осталось за ней. Однако для меня теперь было совершенно ясно и то, что она отлично знает причины, по которым Гриффит Флой убил ее отчима, и то, что окончательно она успокоится лишь со смертью Гриффита Флоя, когда их тайна уйдет с ним в могилу.

Однако меня стало злить, что она так легко и быстро меняла свое ко мне отношение в зависимости от того, насколько лоялен я был к ее тайнам в каждую конкретную минуту. Когда я проявлял бескорыстную заботу, когда не пытался цепляться за случайные фразы, она проявляла мягкость и столь редкую для нее теплоту, так что я иногда почти готов был поверить, что представляю для нее нечто большее, чем просто сыскную и адвокатскую поддержку. Но когда я становился тверже, как rnk|jn прикасался даже совсем немного к ее священным тайнам, она являла мне свою холодность и начинала бороться со мной, как с любым другим на моем месте. Теперь я чувствовал, что уязвлен этим. Эта ее изменчивость попросту заставляла чувствовать себя доверчивым глупцом и испытывать стыд перед самим собой за наивные надежды на ответное чувство. - Спасибо за заботу, мистер Холмс, - сказала Элен, видимо, пытаясь вернуться к первоначальному доверительному тону нашего разговора, - но это была лишь минутная слабость, следствие накопившегося напряжения. Вам не стоит воспринимать это слишком серьезно. - Вы думаете, забота о вас чересчур обременительна для меня? - Я не знаю. Рада, если это не так. - Не так.

Элен посмотрела в окно на надвигающийся закат, а потом украдкой взглянула на меня, словно пытаясь понять, о чем я думаю. - Так что с мистером Флоем? - спросила она. - Вы узнали чтонибудь, ради чего его стоило терпеть столько времени? - Гриффит Флой и в самом деле хочет помочь вам, мисс Лайджест, но, конечно, не ценою собственной свободы. Он удивительно уравновешен в своем стремлении убить двух зайцев одним ударом: помогая полиции и мне, он не только отводит от себя всякие подозрения в глазах общественности, но и выступает в качестве вашего благодетеля. - Именно это меня больше всего злит - выходит, я еще и должна быть ему благодарна! - А что касается самих показаний, то они даются ему легко: оба самых главных свидетеля мертвы, и он может придумывать о разговорах с ними все, что угодно. - Но вы узнали, где он был в момент смерти своего отца? - Да, узнал, но...

Она нахмурилась: - Говорите, мистер Холмс. Мне совершенно все равно, с кем он проводит свободное от меня время. - Он говорит, что навещал знакомую официантку. Ее зовут Сьюзен. - Сьюзен? Сьюзен Симпсон? - Вы ее знаете? - Да, немного. Слышала от кого-то и даже, кажется, видела однажды. Раньше она работала официанткой в дальнем трактире, а теперь о ней ничего не слышно. Но я и предположить не могла, что эта девушка лично знакома с Гриффитом Флоем. - Что именно вы о ней знаете? Классический образчик распущенной деревенской обслуги? - Нет, напротив! Это очень миленькая и хорошенькая девушка, совсем молоденькая, но достаточно здравомыслящая... Здравомыслящая, правда, во всем, кроме одного... Ясно как день, что Гриффит Флой играет с ней, а она безумно в него влюблена и, наверное, верит в лучшее. Бедная девочка! Мне ее искренне жаль. - Теперь она отдельная фигура в нашей интриге. - Вы хотите сказать, что она связана с убийством и составляет Гриффиту алиби? - Конечно. Именно Сьюзен обеспечивает ему алиби, и все это было продумано и подготовлено заранее. - Черт возьми, похоже, я поторопилась ее жалеть! Сьюзен потеряла голову от любви и теперь, когда Гриффит ей обязан, она надеется покрепче привязать его к себе. Выходит, ей теперь вдвойне выгодно свято хранить его секрет!.. - Погодите, мисс Лайджест! Пусть все так, как вы говорите, но здесь есть непонятные места: зачем Гриффиту доверять свою судьбу этой Сьюзен? Судя по всему она совсем простая девушка и неспособна на интеллектуальные маневры в случае необходимости. - Как зачем? Она любит его, у нее неплохая репутация как у потенциальной свидетельницы, и кроме того, у него не было много времени на раздумья. Сьюзен действительно не отличается особым умом, но у Гриффита не было тогда вариантов. Кроме того, он создал себе алиби на всякий случай, так сказать, для подстраховки, и Сьюзен не пришлось бы вообще никому ничего говорить, если бы не вы. - И все-таки это странно! Она молода, влюблена и, наверное, довольно эмоциональна, ее чувствами к Гриффиту можно манипулировать, ее наверняка можно запугать Божьей карой за ложь и законом за лжесвидетельство, ей постоянно нужны деньги и внимание - разве это портрет того человека, от которого мистер Флой поставил бы в зависимость свою жизнь?.. - Но тем не менее он выбрал ее... Никогда не подумала бы раньше, что такая девушка, как она, способна пойти против закона ради чего бы то ни было, - сказала Элен, мягко смотря на меня. - Любовь делает с людьми ужасные вещи, - ответил я, спокойно глядя в ее глаза, почти черные в эту минуту от недостатка света. - Да, - согласилась она, и ее голос был тверд как всегда. - Но я все же думаю, что этот выбор Гриффита был не случаен. Я чувствую, что не все так просто! Тут явно кроется еще чтото, и очень скоро мне предстоит это выяснить. - А, так вы зашли сюда за своей трубкой, чтобы отправиться к Сьюзен? - Да. - Тогда я не буду вас задерживать. Хотя, по-моему, сегодня вам вряд ли удастся поговорить с ней. - Почему? - Ну, скорее всего Гриффит сейчас отправился к ней. Дома его теперь никто не ждет, а эта девушка будет счастлива его видеть. Может быть, он между прочим напомнит ей, чтo нужно говорить вам, если вы явитесь в скором времени. А, может... О, господи! Может быть, он вообще сделает из нее сообщницу только сейчас, когда вы задали ему вопрос об алиби?! - Нет, я так не думаю. Девять шансов из десяти, что Гриффит Флой сразу же позаботился о своем алиби. - Что ж, наверное. Тогда зачем вам идти к Сьюзен прямо сейчас, если уже давно все решено и если Гриффит почти наверняка у нее?

Ее мягкий голос и доверительный тон почти напрямую говорили о том, что она предлагает провести вечер с ней. Однако я не хотел снова зависеть от ее сиюминутного теплого отношения и решил прогуляться за пределами Грегори-Пейдж именно для того, чтобы хотя бы на время избежать этого. - У меня есть и другие дела, мисс Лайджест, - ответил я ей. Думаю, я не вернусь к обеду, так что вам не стоит меня ждать. - Хорошо, я буду обедать одна.

Я довольно быстро добрался до Гербертс-Хаус и не удивился, когда обнаружил у входа коляску Гриффита Флоя. Единственным освещенным окном в доме было окно гостиной на втором этаже, но за двадцать минут, что я провел на наблюдательном пункте за живой изгородью, ни один силуэт там me показался.

Я отправился в "Серебряный бык" и вполне сносно там пообедал. Когда я оставил трактир и пошел в Грегори-Пейдж по центральной дороге, то услышал за спиной приближающийся экипаж. Это был Гриффит Флой. - Второй раз за один вечер, мистер Холмс, - улыбнулся он. Хотите, я подброшу вас до Грегори-Пейдж? - Нет, благодарю вас, предпочитаю прогулку. - Как там Элен? - Что вы хотите услышать? Вы сами видели ее пару часов назад. - Ну, может быть, она огорчилась, что я не остался обедать? - Нет, мистер Флой, мисс Лайджест достойно приняла эту печальную действительность, - усмехнулся я.

Некоторое время он смотрел на меня, продолжая загадочно улыбаться и вертеть хлыст в руках. - А вы уже воспользовались той информацией, что получили от меня, мистер Холмс? - спросил он наконец. - Нет, мистер Флой, я еще думаю над тем, как лучше ее использовать. - Продолжаете вести наблюдения? Понимаю - всегда лучше предварительно изучить тех, с кем придется иметь дело, не правда ли, мистер Холмс? - Совершенная правда. - В таком случае желаю вам удачи. Доброй ночи, мистер Холмс! - Доброй ночи, мистер Флой!

Он улыбнулся мне, а потом стеганул коня и понесся вперед, так что я еще долго видел, как его светлые волосы вскидывались из-под шляпы в такт езды. _______________________________ * Да не потерпит разум в чем-либо ущерба! (лат.) * "Летучий голландец" - опера Рихарда Вагнера (нем.), "Севильский цирюльник" - опера Джоаккино Россини (итал.).

17

Дверь отворилась, и я увидел перед собой молодую девушку лет двадцати двух с приятными, но немного мелкими чертами лица и белыми вьющимися волосами, уложенными в аккуратную прическу. Эти светлые волосы, мило завивающиеся у висков, естественный румянец на щеках и платье яркого голубого цвета подчеркивали ее молодость и крепкое здоровье. В ее юном, свежем и нарядном облике мне сразу бросился в глаза удивительной красоты медальон на ее шее. - Мисс Сьюзен Симпсон? - спросил я. - Да, - ответила она несколько удивленно, - это я. - Доброе утро, мисс Симпсон. Мое имя Шерлок Холмс. Я здесь по просьбе мисс Элен Лайджест, и мне бы хотелось поговорить с вами.

Мисс Симпсон едва заметно кивнула, пока я говорил, а потом отступила назад, приглашая за собой в дом: - Проходите, сэр. Еще только утро, и поэтому я не ожидала... Проходите сюда, пожалуйста. Да, в эту гостиную, сэр.

Я последовал за ней и занял предложенное место в маленькой старомодной гостиной. Наверное, миссис Уолтер, у которой девушка снимала жилье, не стремилась к переменам, а мисс Симпсон не решалась самостоятельно что-либо изменить в обстановке. - Чем я могу быть вам полезна, мистер Холмс? - спросила она, садясь напротив меня. - Возможно, вы поможете, если ответите на несколько вопросов. Но прежде скажите мне, мисс Симпсон, вы знали, что я приду к вам? - Знала? Откуда мне было знать об этом? - Может быть, кто-то предупредил вас. Мне показалось, вы ожидали моего прихода позже и поэтому удивились.

Сьюзен заметно смутилась, и ее щеки еще больше порозовели: - Что ж, вы правы, я действительно немного удивилась, потому что... Впрочем, к чему скрывать? Тут скрывать нечего! Словом... да, один близкий человек предупредил меня, что вы придете сегодня, скорее всего ближе к вечеру. Я только не понимаю, как я могу помочь леди Элен, которую вы представляете. - Об этом в свою очередь. Я сразу хочу сказать вам, мисс Симпсон, что я лицо неофициальное и не имею никакого отношения к полиции. Я представляю мисс Лайджест и... - Вы ее адвокат? - Что-то в этом роде. Но я не просто защищаю интересы мисс Лайджест - я защищаю интересы правосудия и поэтому веду независимое расследование произошедшей трагедии. Вы понимаете меня? Отлично. Не секрет, что это дело чрезвычайно запутанное и не лишенное противоречий, и поэтому я собираю сведения от самых разных людей, зачастую не имеющих прямого отношения к убийству. Так что вам не стоит беспокоиться, мисс Симпсон мы с вами поговорим о некоторых вещах, которые кажутся мне существенными, вы ответите на вопросы, если сочтете это приемлемым для вас, и тогда, кто знает, возможно, что-то станет яснее. - Мне нечего скрывать, сэр, и я расскажу вам все, что вас интересует, хотя и знаю наверняка, что вы впустую тратите время - я сообщу вам все то, что знает любой местный житель. - У меня есть причины возлагать некоторые надежды именно на вас, мисс Симпсон, потому что я получил очень лестные отзывы о вас от некоторых людей. - Кто именно рассказал вам обо мне, сэр? - Мистер Гриффит Флой. Не далее как вчера я беседовал с ним, и он сказал, что я могу поговорить также с вами, если захочу. Он и дал мне ваш адрес.

Сьюзен кивнула. - Насколько я знаю, - продолжил я, - вы близкий друг мистера Флоя и неплохо его знаете, не правда ли? - Это вам сказала леди Элен? - спросила Сьюзен настороженно. - Нет, так мне рекомендовал вас сэр Гриффит.

Сьюзен улыбнулась, пытаясь загладить свой не слишком любезный тон. - Что ж, это правда, сэр, - сказала она, - мы с мистером Флоем давно знакомы. Мне всегда было приятно его общество. - Видите ли, мисс Симпсон, мистер Флой интересует меня как непосредственный участник трагедии. Однако он сын покойного сэра Чарльза, и поэтому я из этических соображений не могу задавать ему некоторые вопросы сейчас, когда следы несчастья еще так свежи... Вы понимаете? - О, да! - Вот почему я хотел бы кое-что узнать о нем у вас как его друга. Теперь я вижу, мисс Симпсон, что вы не откажетесь рассказать мне то, что я попрошу, при условии, разумеется, что мои вопросы не будут затрагивать неприятных для вас тем. - Да, я готова помочь вам, сэр. - Как давно вы знакомы с мистером Гриффитом Флоем? - Уже чуть больше трех лет. Мы познакомились почти сразу же после того, как он приехал из Соединенных Штатов. - Где вы познакомились? - В трактире, где я работаю. - И с тех пор продолжается ваша дружба? - Да, мы видимся, разговариваем, делимся своими бедами и радостями. Иногда я помогаю мистеру Флою переписывать его бухгалтерские книги, потому что их секретарь уволился полтора года назад, и они не могли найти нового... - Сэр Гриффит никогда не обижал вас? - Что вы?! Он очень тактичный и благородный человек! Он всегда заботливо относился ко мне. - Он помогает вам деньгами? - Иногда, - ее щеки снова запылали, и я почувствовал, что мне импонируют ее непосредственность и наивность. - Вы говорите, вы делитесь и личными проблемами? - Да, мы доверяем друг другу. - Тогда вы, конечно, многое знаете об отношениях мистера Флоя и мисс Лайджест?

Сьюзен не сумела скрыть волнения: - Между мистером Флоем и леди Элен нет никаких отношений! Они связаны только делами, которые раньше вели их семьи! - Простите, мисс Симпсон, если этот вопрос показался вам неприятным, - сказал я мягко, - однако я не понимаю вашего раздражения: я уверен, что в любом случае любовь сэра Гриффита к мисс Лайджест не испортила бы вашей с ним дружбы.

Сьюзен ничего не ответила и посмотрела в сторону. Заметив нервозность в ее руках и тревожный блеск в глазах, я понял, что долго этой пытки она не выдержит. - Скажите, мисс Симпсон, - продолжил я, - что вы думаете о слухах, будто мистер Флой снова собирается сделать предложение мисс Лайджест? - Мне все равно... Но это неправда! - Почему вы так думаете? - Потому что я знаю - он ее не любит! - А вы знаете, кого он любит на самом деле?

Ее дыхание стало прерывистым от сдерживаемого волнения: - Он... он, наверное, никого не любит! - Ну, возможно, слухи все же не так лживы, но мистером Флоем в его попытках завоевать мисс Лайджест движет что-то другое. Стремление увеличить свое состояние, например. - Нет! Я вам уже сказала, что он не способен на такое! - Это только предположение. - Прошу вас больше не делать таких предположений! - Хорошо, мисс Симпсон, - согласился я, - не будем больше об этом. Скажите, вы ведь знаете о поездке сэра Гриффита в Йорк? - Да, знаю. - И вы знаете, что он вчера вернулся? - Да, он уже навестил меня вчера вечером. - Он был у вас? Весьма вежливо с его стороны! В котором часу это было? - Он приехал около восьми. Мы вместе пообедали. - А вы не знаете, когда пришел поезд, на котором он вчера вернулся? - Знаю! Я заранее узнавала на станции расписание прямых и перекладных экспрессов. Поезд прибыл в половине второго. Это совершенно точно! - О, мисс Симпсон! Вот вы уже и помогли мне - я вчера встретил сэра Гриффита днем в Грегори-Пейдж и, представьте, забыл спросить его о времени приезда! Даже мисс Лайджест... Господи! Мисс Симпсон, что с вами?

Она закрыла лицо руками и разразилась рыданиями так горько и мучительно, что я пожалел о своей жестокости. Я прикоснулся к ее руке, стараясь немного облегчить ее страдания. - Не плачьте, Сьюзен, - сказал я, - постарайтесь взять себя в руки и успокоиться! Вы слышите меня? Постарайтесь успокоиться. Вот так! Расскажите мне лучше, что происходит на самом деле. Расскажите мне все - и вам сразу станет легче. - Я люблю его, мистер Холмс! - проговорила она сквозь слезы. - Я безумно люблю его, люблю так, как никогда не любила ни одного другого мужчину!.. - А он? Сьюзен, он любит вас? - Я... я не знаю! Раньше он любил меня, я знаю это! Но теперь он, наверное, просто жалеет меня... Я так его люблю, а он... он все равно идет в ее дом! Он ходит к ней даже теперь, когда она убила его отца!.. Она околдовала его! Что мне делать?! Боже мой, что мне делать?.. - она снова заплакала навзрыд. - Мистер Флой и теперь не порвал с вами любовных отношений, Сьюзен? - Нет. - Почему же вы сами не сделаете этого, если он обманывает вас? - Порвать с ним? Как я могу? Я люблю его! Он для меня единственный мужчина! Я не могу!.. - она продолжала плакать. - Прошу вас, Сьюзен! Это мистер Флой предупредил вас о том, что я приду с расспросами? - Да, он сказал, что вы, вероятно, придете и станете спрашивать о нем, обо мне и о леди Элен. - Он просил не говорить о чем-то? Прошу вас, отвечайте, Сьюзен! - Нет-нет! Гриффит велел рассказать все как есть. - Он так сказал? - Да. Он сказал мне: "Сьюзен, если придет мистер Шерлок Холмс и станет задавать вопросы, не лги ни в чем и расскажи ему всю правду". - Кроме того, что между вами и сейчас существует любовная qbg|? - Нет, он не говорил этого, но он никогда не рассказывал никому о нас, и я знала, что у него есть причины скрывать это - он ведь мужчина из благородного рода... Я сама решила скрывать, что люблю его. Господи, как я его люблю!.. А он встречается с ней, она нужна ему! Он и теперь сразу поехал к ней, а лишь потом ко мне! - Успокойтесь, Сьюзен, прошу вас! - Вы спрашивали, что я знаю об их отношениях. Я ничего о них не знаю! Я не знаю и не понимаю, что связывает их: если Гриффит любит ее, а она его, то зачем он приходит ко мне?.. Если он не любит ее, то зачем приходит к ней?.. И почему леди Элен ведет себя так странно?.. Что ей от него нужно? - Вы верите, что это она убила его отца? - Да, это она! Я уверена, что это она! Она очень жесткая женщина и всегда делает то, что выгодно ей.

Я не был удивлен ответом - ревность этой девушки застилала ей глаза и рассудок. - Вы знаете, где был мистер Флой в час, когда трагически погиб его отец? Говорите правду, Сьюзен! - Да, знаю, он был здесь, в этом доме, - она продолжала всхлипывать и вытирать лицо платком, - у нас было свидание. - Встреча была условлена заранее? - Нет, Гриффит пришел неожиданно. - В котором часу он пришел? Сосредоточьтесь, Сьюзен - это очень важно! - Он пришел еще до девяти. - Вы уверены в этом? - Я могу поклясться! Было где-то десять минут до девяти. Гриффит нашел меня в саду - я собирала цветы для букетов. Он подошел, и мы забыли о времени... Мы долго разговаривали... Это был прекрасный вечер! А потом я заснула на своем шезлонге. - Вы заснули? - Ну да, мы выпили немного вина. - А когда вы проснулись, Гриффита уже не было? - Он ушел. Написал записку, что не хотел меня будить, и положил ее мне в руку вместе с букетом ромашек. - Было уже поздно? - Да, почти одиннадцать. Я проснулась от холода. - Вы сами угощали Гриффита вином, Сьюзен? - Нет, это он предложил выпить и сам сходил в дом за бордо. - Сколько вы выпили? - Наверное, больше, чем мне самой показалось - силы быстро оставили меня. - Вы сами наливали себе? - Нет, все делал Гриффит. - А где была миссис Уолтер все это время? - Спала в своей комнате. Она очень рано ложится. - Значит, она не может подтвердить ничего из того. что вы говорите? - Конечно, не может. Она уже давно почти ничего не видит и не слышит. - Понятно. Скажите, Сьюзен, в Гриффите не было ничего странного в тот день? Вы не заметили в нем волнения, тревоги, может быть, нервозности? - Пожалуй, нет. Разве что он был более страстен и ласков, чем все последнее время, много говорил о нашем будущем. Я давно его таким не видела. В такие моменты я почти уверена, что он любит меня не меньше, чем я его! - Гриффит говорил что-нибудь о том, где он был до того, как g`xek к вам? - Что-то говорил... - Прошу вас, Сьюзен, попытайтесь вспомнить! - Да, он сказал, что шел из "Серебряного быка", и что ему не хочется сразу идти домой, так как с отцом в этот день вышла небольшая размолвка. - Он сердился на отца? - Нет, он говорил, что после нашей с ним встречи собирается пойти и мирно поговорить с ним. К сожалению, это было уже невозможно... Потом он рассказывал мне, что у ворот Голдентрила встретил полицейскую процессию и арестованную леди Элен и тогда узнал обо всем... - Об этом я знаю. Когда вчера Гриффит был у вас и предупреждал насчет моего возможного визита, он говорил чтонибудь о том, что вы должны говорить, если я спрошу о дне, когда погиб его отец? - Да. Он сказал, что если речь зайдет о дне гибели сэра Чарльза, я должна рассказать правду. - То есть о том, что он провел это вечернее время у вас? - Да. - Он просил о чем-то умолчать или что-то особо подчеркнуть? - Нет, мистер Холмс. Он сказал говорить все так, как было на самом деле. Правда, наверное, он имел в виду, что я скажу вам, что то свидание тоже было дружеским.

Она стала вытирать глаза, и я получил прекрасную возможность рассмотреть ее медальон. Сьюзен производила впечатление простой, но тщательно следящей за своей внешностью девушки, и было заметно, что ее быт несколько превышает ее реальный заработок, должно быть, благодаря финансовой помощи Гриффита Флоя. Однако золотой медальон овальной формы с тонким ободом из бриллиантов и изумрудов мог бы достойно украсить шею даже леди из высшего света и потому так явно контрастировал с обликом провинциальной официантки, пусть даже такой миловидной, как Сьюзен. - Скажите мне еще одно, Сьюзен, - сказал я, когда она окончательно успокоилась и посмотрела на меня покрасневшими от слез глазами. - Откуда у вас это украшение?

Она инстинктивно прикрыла медальон рукой. - Это подарок. - От Гриффита, я полагаю? - Да. Он подарил мне его как раз в тот злополучный для него день... - Что?! Он подарил его вам в тот самый день, когда был убит его отец? Вечером десятого августа? - Да, в тот самый день. - Как он объяснил подарок? - Разве подарки надо как-то объяснять? Преподнес его, чтобы порадовать меня после долгой разлуки... Ведь он ездил куда-то. - Он просил вас что-то сделать взамен? - Разумеется, нет. Просто подарил и все! - Он и раньше дарил вам подарки? - Конечно, и не раз. Гриффит очень щедр. - Вас не затруднит показать что-нибудь? - Нет, если вам угодно.

Она достала из шкафа шкатулку и протянула ее мне. В шкатулке лежало ожерелье. Я рассмотрел его, но и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что даже десять таких ожерелий вряд ли стоят хотя бы одного камня на ободе медальона. Однако для Сьюзен, по-видимому, между подарками Гриффита не было особой разницы - они были все одинаково dnpnch ей, и поэтому она быстро забрала у меня шкатулку с ожерельем, а медальон заботливо спрятала под воротник платья, явно не желая продолжения расспросов на эту тему.

Я поблагодарил Сьюзен и попросил ее ответить еще на несколько вопросов, однако ее ответы ничего мне не дали, и я собрался уходить.

Когда я уже стоял в дверях, надевая шляпу, она вдруг тронула меня за локоть. - Послушайте, мистер Холмс, - сказала она, смущенно комкая платок, - я хочу попросить вас не говорить Гриффиту, что я призналась вам в том, что касается наших отношений. Я знаю, что, хотя он и не просил меня это скрывать, ему будет неприятно, что я злоупотребляю его расположением. Обещайте мне, что не расскажете ему! - Разумеется, я ему не скажу, - ответил я, - но вы, Сьюзен, на досуге подумайте над тем, не слишком ли много вам приходится скрывать и стоит ли это того, что вы получаете взамен?.. До свидания.

Элен расположилась в гостиной на диване. Она читала письмо, и еще до того, как я увидел уже знакомую мне голубую бумагу, я не сомневался, что это очередное письмо от лорда Гленроя. То, что я сравнительно часто видел, как она получает или читает эти письма, не могло быть простым совпадением очевидно, она получала их гораздо чаще, чем это было доступно для моих глаз. Однако я ни разу не видел, чтобы она писала или отправляла ответ. Элен, безусловно, заметила мой интерес к своей корреспонденции, и она, чувствуя мое внимание к этой очередной ее тайне, никогда не заговаривала об этом. Я был уверен, что она не хотела ничего мне рассказывать и заранее заготовила ответ на случай моих расспросов, поэтому я не досаждал ей ими. - А, мистер Холмс! - сказала она, складывая письмо втрое и обращая на меня полный ожидания взгляд. - Я, признаться, полагала, что вы, по своему обыкновению, вернетесь не раньше, чем к обеду. - Сегодня, как видите, вышло иначе. - У вас не слишком веселый вид, - заметила она. - Скорее озадаченный. - Может быть, хотите кофе? Я попрошу Келистона, и он приготовит его для нас с вами. - Да, пожалуй.

Через несколько минут дворецкий вручил нам по чашке с ароматным и горячим напитком. - Случилось что-то неприятное, мистер Холмс? - спросила Элен, выдержав тактичную паузу. - Нет, мисс Лайджест, - ответил я, - ничего не произошло.

Она открыла было рот, чтобы спросить о чем-то еще, но встретив мой холодный тон, передумала и промолчала. Между нами как-будто выросла прозрачная стена, через которую можно было видеть все, но которая не допускала излишней теплоты, и я с удовольствием подумал, что эту стену я создал собственноручно. В самом деле - мои отношения с этой женщиной зашли уже слишком далеко. - Вы хотите спросить меня о Сьюзен, мисс Лайджест? - сказал я после непродолжительного молчания. - Я был у нее и узнал коечто новое, но все эти сведения еще требуют тщательного анализа и в настоящий момент, признаюсь, не совсем для меня ясны.

В ее взгляде легко читалось беспокойство. Должно быть, мое wpeglepmne к ней внимание вошло в список ее привычек, и теперь она недоумевала, по какой причине ей доставляют дискомфорт. Я снова испытал нечто вроде злорадства и самодовольства, словно убедился в том, что могу быть сильнее собственных чувств и желаний. - Мисс Симпсон, наверное, взяла с вас слово никому не сообщать о том, что она рассказала. Верно, мистер Холмс? - Нет, неверно. Она лишь просила не пересказывать наш разговор сэру Гриффиту. - Но я все равно думаю, что многое из сказанного не предназначается для моих ушей. - Возможно, вам просто будет неприятно это слышать. - О, вы забываете, мистер Холмс, что меня интересует прежде всего моя свобода, а не то, что говорят обо мне трактирные официантки. - Ну, в таком случае я скажу вам, что Сьюзен Симпсон подтвердила алиби Гриффита Флоя. - Почему-то меня это не удивляет, - усмехнулась Элен. - Сьюзен сказала, что у них было свидание. - Даже так? - Сначала она пыталась что-то говорить о дружбе, но потом не выдержала и призналась, что любит его. Вы оказались правы, она совершенно лишена здравого смысла в том, что касается Гриффита.

На лице Элен появилось язвительное выражение: - Уж не я ли корень всего зла? - Именно вы, мисс Лайджест, - ответил я, сдержанно улыбнувшись, - Сьюзен уверена, что вы удерживаете мистера Флоя и манипулируете им в своих целях. - А он, конечно, невинный агнец. Ну еще бы! - Сьюзен действительно считает его своеобразной жертвой ваших амбиций, его собственной благородной крови и прочих внешних обстоятельств. - Она очень ревнива? - Похоже, что да. - И она из ревности мстит мне, подтверждая алиби мистера Флоя? - Нет. Самое удивительное, что мне удалось выяснить, это то, что Сьюзен Симпсон говорит правду. - Что?! Какую, к черту, правду? - То есть она не лжет в своих показаниях, а искренне уверена в то, что Гриффит Флой был у нее именно в интересующие нас часы. - Откуда вы знаете, что она не лжет? - Если бы вы видели ее наивность, ее попытки скрывать очевидные вещи, ее слезы, вы бы тоже не сомневались в этом. Или же она первоклассная актриса и способна на самые изощренные интеллектуальные маневры, и мы напрасно ей в этом отказали, но лично я в этом сильно сомневаюсь. - Но как такое может быть? Выходит, вся наша стройная теория о мистере Флое рушится в одночасье? - Совсем не обязательно. Согласитесь, даже самой влюбленной и снисходительной женщине вряд ли понравится, что любимый мужчина регулярно посещает другую женщину, кстати, гораздо более красивую и несравненно более состоятельную. Ревность Сьюзен давно уже более чем очевидна, однако Гриффит не проявляет ни малейшего беспокойства на предмет того, что в любой момент страстная любовь его пособницы может обернуться местью за предполагаемую измену. Это доказывает, что он никак не зависит от Сьюзен и что Сьюзен сама уверена, что говорит op`bds. Я думаю, Гриффиту Флою каким-то образом удалось убедить Сьюзен в том, что он был у нее именно в то время, когда его отец получил удар ножом в грудь. Таким образом, мистер Флой получил самое что ни на есть надежное алиби и не попал при этом в зависимость от влюбленной в него женщины он свободен и ничего ей не должен, кроме, разве, того, что был бы должен джентльмен, соблазнивший женщину и использующий ее самым бессовестным образом. - Как можно было ее в этом убедить? Попробуйте доказать мне, что сейчас только двенадцать часов, а не половина второго! - Вероятно, он предпринял что-то особенное. Отдельные моменты его действий вполне ясны: во-первых, их со Сьюзен свидание прошло в саду, а не в доме; во-вторых, он поил ее вином, и она в конце концов заснула на садовом шезлонге; ну и втретьих... - Что в-третьих? - Не знаю... В-третьих, он сделал что-то, окончательно убедившее ее, что их встреча началась еще до девяти часов. - Что это могло быть? - Если бы я знал, мисс Лайджест, я непременно сказал бы вам, но пока я говорю лишь то, что полученные данные требуют тщательного анализа.

Элен прикусила язык и молча поставила на столик пустую чашку. Мое поведение было естественно, даже слишком естественно, и только она могла почувствовать произошедшую перемену. Она явно пребывала в некотором замешательстве, но мне было все равно, и я ликовал этой своей безразличности, как человек, внезапно лишенный сомнений... - Кстати, - сказал я, и она медленно повернула голову в мою сторону, - я забыл вас спросить. Ради всего святого, мисс Лайджест, почему вы раньше не сказали мне, что накануне убийства Гриффит Флой вернулся из дальней поездки?

Она пожала плечами: - Вы не спрашивали меня, а сама я и не думала, что это может иметь какое-либо значение, и вообще не вспоминала об этом. Да, он действительно вернулся из поездки на запад Великобритании. Это что-то меняет? - Пока не знаю, но то, что мистер Флой пытался умолчать об этом, невольно заставляет обратить внимание на эту подробность. - Не представляю, какое значение может иметь эта его поездка - сказала Элен с едва уловимой издевкой. - Я тоже пока не представляю, но чутье подсказывает мне, что определенно она имеет его. - Что вы намерены предпринять в ближайшее время, мистер Холмс? - Напишу и отправлю срочной почтой несколько посланий в Лондон. Думаю, к завтрашнему вечеру, мисс Лайджест, я смогу не только дать полное объяснение всех событий, но и предложить конкретные действия. - Это впечатляет, - ее глаза источали ледяной блеск. - Не думаю - прошло столько времени! Вы, я надеюсь, не против, если придется пригласить Лестрейда в Грегори-Пейдж? - Разумеется, не против. Здесь стало довольно скучно в последнее время.

Я поднялся с кресла и собрался уходить, но Элен за моей спиной зашуршала газетами. - Что-то еще, мисс Лайджест?

Она подняла брови: - Нет, благодарю вас, мистер Холмс, вы меня уже достаточно opnhmtnplhpnb`kh. Я узнала даже больше, чем предполагала... Желаю хорошо провести день. - И вам того же.

18

Следующий наш разговор состоялся за обедом. После всех своих дел я отдыхал в столовой, и Элен появилась там с боем часов. Облаченная в изящное темное платье с белым воротником, как всегда корректная и полная холодной любезности, она приветствовала меня.

Произошедшую в ней перемену мог заметить только я. Исчезла всякая обособленность, которую Элен подчеркивала в общении со мной, и теперь переводимый на меня взгляд ее синих глаз ничем не отличался от того, который получал дворецкий, подававший нам еду. Вместе с той теплотой, которую она выказывала по отношению ко мне, вместе с особой близостью, возникшей между нами за прошедшее время, сейчас исчезло и легкое замешательство. Ее красивое лицо не выражало ровным счетом ничего, кроме живого и естественного внимания - она словно не нуждалась в том, чтобы защищаться.

Келистон медленно и аккуратно раскладывал блюдо по тарелкам. - Есть какие-нибудь вести от доктора Уотсона, мистер Холмс? спросила Элен после значительной паузы, дождавшись, пока дворецкий откупорит вино. - Вчера я получил от него телеграмму, - ответил я, - он сообщил о том, что в поте лица занимается своими больными, но готов в любое время приехать сюда, если понадобится срочная помощь. - Здесь может понадобиться срочная помощь доктора? рассмеялась Элен. - Забавно! Неужели есть основания беспокоиться за чью-то еще жизнь? - Скорее уж за чье-то здоровье, - усмехнулся я.

Ее брови скептически изогнулись, но она не посчитала нужным продолжать тему и принялась за еду. Некоторое время мы молча ели. Я смотрел на Элен и пытался понять, что у нее на уме, но она была слишком занята фрикадельками на тарелке, чтобы обращать внимание на мою персону. Наконец, утолив первый аппетит, она отложила приборы и откинулась на стуле с бокалом в руке. - Скажите, мистер Холмс, - сказала она, - как вам показалось из разговора со Сьюзен, что она думает о своем будущем? Уж не надеется ли и в самом деле выйти замуж за мистера Флоя? - Да, она тешит себя этой надеждой, но, по-моему, не слишком на нее уповает. Видимо, она уже достаточно долго чувствует себя обманутой, чтобы, наконец, понять унизительность этого положения. Однако она слишком влюблена, чтобы сразу отказаться от всего, что составляет ее скромное счастье. - Отказ от любви требует особого мужества... Сьюзен еще слишком молода и неопытна, но с годами оно к ней придет. - Возможно, и раньше. - Кто знает? Возможно, и раньше - каждый учится этому в меру своих способностей и в зависимости от силы внутренних страстей. - Согласен с вами. А вы, похоже, понимаете ее? - Во мне говорит естественное женское сочувствие - жаль видеть, как девушка губит драгоценные годы своей жизни на человека, который этого не достоин. - Она, насколько я смог убедиться, пока не проявлять Sестественного женского сочувствия" к вам, - заметил я. - Она находится в сложной ситуации, - пожала плечами Элен. Мне лишь непонятно, почему она воспринимает меня как соперницу. Возможно, стоит когда-нибудь отбросить условности, нанести ей визит и поговорить по душам не ради оправданий, конечно, а из человеческого сострадания. - Может, это и принесет свои плоды. Но дело сильно осложняется самим Гриффитом Флоем, который ведет себя настолько нахально, что явный характер этого нахальства не укладывается у многих в голове и объясняется за счет кого-то другого - Сьюзен, например, тот факт, что мистер Флой уверяет ее в своей любви, не переставая делать предложения вам, объясняет вашим на него дурным влиянием. И я даже нахожу это естественным - в самом деле, как можно найти какие-то иные объяснения его наглости, если в "нормальных" случаях люди пытаются хотя бы скрывать собственную аморальность? - Помните, когда вы просили меня описать вам Гриффита Флоя, я указала именно на эту его особенность? - Да, теперь я наблюдаю ее воочию. - Жаль, что для большинства окружающих эта наглость не так очевидна - мне было бы значительно проще отстаивать свою свободу. - Да, наверное, - улыбнулся я, - но я уже внес сегодня своего рода вклад в это дело. - ? - Чтобы заставить Сьюзен говорить правду о ее отношениях с Гриффитом, пришлось между прочим сообщить ей, что вчера по приезду ее возлюбленный провел несколько часов в ГрегориПейдж и лишь потом отправился к ней. Сьюзен очень расстроилась. - Могу себе представить! Это было довольно жестоко с вашей стороны, мистер Холмс. - Не спорю, но в данном случае цель оправдывает средства. И, кроме того, я ведь не солгал.

Элен бросила на меня изучающий взгляд и снова принялась за еду. - Выходит, мистер Холмс, - сказала она, наконец, - теперь ваша задача сводится к тому, чтобы найти ту уловку, которую Гриффит Флой применил для убеждения Сьюзен? - Ну, это часть того, что я собираюсь сделать... Мне предстоит еще продумать нашу версию, чтобы представить ее инспектору Лестрейду во всей красе. Нужно собрать воедино все улики так, чтобы сделать их доступными для нашей полиции, иначе наши зарисовки следов и замеры ботинок ничего не дадут; нужно отметить все замеченные нами неувязки в рассказе Гриффита... - Какие, например? - Хотя бы то, что если он ушел из дома сразу после ссоры с отцом, то есть после вечернего чая, а к Сьюзен он пришел только в девять, то логично было бы задаться вопросом: где он провел все время между шестью и девятью часами? Неужели в "Серебряном быке"? Даже при том, что он явно не прочь пропустить пару стаканов, этого времени явно многовато... Он действительно сходил выпить пива, но потом вернулся домой и ждал отца в беседке, так как знал об условленной встрече. Там они и выясняли отношения, что, как мы помним, закончилось плачевно... Что же касается Сьюзен, то я чувствую, что нахожусь перед самым решением, но не могу пока за него ухватиться, как будто что-то маячит перед носом, но нет возможности его поймать. - Нет, вы только посмотрите на все это, - вдруг воскликнула ]kem, снова берясь за бокал, - все вокруг ломают головы и терпят его наглость, а мистер Флой наслаждается свободой и ничуть не беспокоится! Мало того, он использует всех вокруг, а сам остается в стороне и успевает не только избегать законного возмездия, но и развлекаться! - Да, неплохо придумано: две женщины зависят от него и невольно сталкиваются в некоторых интересах, но у них нет полной возможности все прояснить. - Однако он просчитался в одном, и нужно будет сказать об этом Сьюзен - может, это разорвет порочный круг - я вообще не собираюсь выходить замуж!

Она пила вино и смотрела на меня, по-видимому, наслаждаясь произведенным эффектом. В первые несколько мгновений я не смог сказать ничего - все силы ушли на то, чтобы сохранить самообладание... Впервые оно далось мне с таким трудом. - Мне кажется, я понимаю вас, мисс Лайджест, - сказал я в выдержанно холодном тоне, - и может быть, понимаю даже больше, чем вам может казаться. - В самом деле? - улыбнулась она. - Да, потому что у меня есть теория на этот счет: я считаю, что есть определенный тип людей, для которых брак не приносит ничего, кроме разрушений. Для них брак - это прямая угроза карьере, образу жизни, многолетним привычкам, даже характеру и многим другим наиважнейшим вещам. Себя я отношу именно к этому типу людей, и поэтому брак для меня, как и для вас, неприемлем ни при каких условиях. Попробуйте представить меня, связанного так называемыми священными узами. Как можно работать в таком состоянии? Чем вообще можно заниматься? Возможно, причиной тому моя натура, но это лишь доказывает, что в этом отношении я неисправим и что моей жене пришлось бы очень нелегко со мной. Она не стала бы счастливой, и это легло бы тяжким бременем на мою совесть. Вы понимаете меня, мисс Лайджест? - Кажется, понимаю, - лицо Элен стало непроницаемым, как мрамор.

Она смотрела на меня, и в глубине ее глаз что-то трепетало и рвалось наружу. Но мое сердце словно окаменело от боли и злости: - Скажу даже больше, мисс Лайджест, и, уверен, вы со мной согласитесь: моя профессия сама по себе не допускает никаких привязанностей и требует полной отдачи всех душевных и физических сил. Без этого успех в ней невозможен. - Весьма строгое правило, - проговорила Элен. - Вы сами создали его? - Да, конечно, - улыбнулся я, - но соблюдать его с годами становится все легче.

Элен сидела напротив, но я заметил, что ее рука комкает салфетку на коленях. - Видите ли, - продолжал я, - я уверен, что передо мной никогда не встанет дилемма жениться или нет, потому что я, похоже, давно утратил способность испытывать чувства к женщинам. - Совсем? - Ну, не совсем, разумеется. Некоторые женщины вызывают мое глубокое уважение. - И с каких пор вы потеряли способность на нежные чувства? усмехнулась Элен, теперь уже без всякой боязни глядя мне в глаза. - С юности. - Какое совпадение! Представьте, я тоже, хотя я и в юности не hlek` головокружительных романов - любовь обошла меня своими стрелами. Сейчас моя юность далеко позади, и я не могу вспомнить ни одного увлечения! Если учесть мои глубокие установки на научную деятельность и мои значительные успехи в ней, а также то, что любовные страсти обходят меня стороной, то любому станет ясно, что замужество не входит в мои жизненные планы. - Значит, здесь проходит еще одна наша общая черта, мисс Лайджест! - Я рада этому! - И я тоже. Согласитесь, приятно обнаружить такое полное тождество мнений, когда все остальные вокруг не только не разделяют ваших убеждений, но и не пытаются всерьез понять их!

Наши взгляды встретились, и каждый выдержал это, пока было возможно. Я поймал себя на том, что испытываю горькое наслаждение в поединке со своей страстью, и слова цеплялись друг за друга, превращаясь в неуправляемый снежный ком: - Я всегда утверждал, что любовь - это всего лишь эмоция, слабость, человеческий эквивалент инстинктов избегания одиночества и продолжения рода. Слишком много внутренних сил уходит у влюбленного на то, чтобы поддерживать к себе чувство другого человека! Слишком сильны ежеминутные эмоции! Вообще, любовь противоположна ясному рассудку и действует на него разрушающе. - И поэтому ее нужно подавлять, если хочешь сохранить рассудок в целости? - Да, но для меня, например, в этом нет необходимости - я ведь уже сказал, что потерял всякую к ней способность. - О, в этом случае действительно никаких сложностей. Но как же быть с продолжением рода? - Продолжение рода - важная человеческая функция, но не каждый обязан ее выполнять. Одних природа одарила красивым голосом, других способностями к математике, третьих - этой пресловутой тягой к продолжению рода, ну а четвертых детективным талантом. - А я всегда полагала, что сущность человека в его многогранности... - ...но также и в способности выбирать главное и развивать его в себе, вопреки всему тому, что мешает.

Элен усмехнулась: - Или тому, кто мешает, не так ли?..

Напрасно я надеялся, что задушил свои чувства - после обеда мне стало только хуже, и теперь к сердечным мукам прибавились еще и муки совести. Лежа на диване в своей комнате и беспрерывно повторяя про себя сказанные нами обоими слова, я понял, что попросту обидел Элен. Я вел себя, как последний идиот, я грубо и безапелляционно выдавал какие-то умозрительные интенции, теша себя иллюзией, будто отстаиваю свои жизненные принципы! Как глупо и недостойно это должно было выглядеть!.. И перед кем? Перед женщиной, которую я люблю, люблю настолько глубоко и страстно, что скажи я хоть тысячу раз, что это не так, все равно ничего не изменится!

Чего могут стоить моя хваленая сдержанность, мое самообладание, если я так легко отдался внезапному порыву, рассердился на то, что этот независимый и гордый человек не желает раскрывать свою тайну, охраняет ее и готов отвечать колкостью на колкость?! Она умеет хранить свое достоинство, умеет ставить наглецов на место, умеет оставаться собой при k~a{u обстоятельствах. А чего ждал я? Что, когда я вдруг передумал говорить с ней так, как это сложилось между нами, она будет как ни в чем не бывало принимать мою показную независимость, мою холодность и скрытность? Что она будет преданно смотреть мне в глаза и продолжать ждать, когда я в очередной раз захочу проявить теплоту к ней? Она проявляла лишь вполне оправданный и справедливый гнев.

Однако многие произнесенные слова не могли бы обидеть Элен, если бы она была ко мне совершенно равнодушна, если бы она боялась потерять всего лишь приятного собеседника, каким я для нее стал. А это может значить только одно - мои чувства небезответны!.. Где-то в глубине моего сознания, помимо воли, помимо моего понимания уже давно теплилась надежда, и мои глаза давно говорили мне больше, чем хотела Элен ... Всемогущий Боже - и я испортил все сам! Я испугался, когда стал замечать, что на мою теплоту Элен отвечает своей? Ну, конечно, - проще думать, что любовь безответна и не бороться за взаимность! Легче отступить и сказать самому себе, что любить кого-то - не в твоих правилах, чем признаться, что в ком-то нуждаешься, от кого-то зависишь! Какое малодушие, какая трусость - прятать любовь, как нечто недостойное, вместо того, чтобы дать событиям быть!..

В том, что нужно что-то делать, сомнений не было, но когда я стал искать выход, меня охватило отчаяние. Я не мог извиняться, потому что для этого не было объективных причин не было произнесено ни одной грубости, ни одной резкости; я не мог просто оставить все как есть и снова проявлять заботливость и нежность - это выглядело бы еще большей наглостью. Оставалось лишь пойти к Элен сейчас же и сказать, что я люблю ее - это объяснило бы все. Но я не мог поступить и так, потому что чувствовал, что нужная минута еще не пришла, что Элен еще не готова и что я сам пока не могу приложить к своему признанию ту защиту, в которой она нуждается. Знать столько, сколько знает она, знать больше, знать всe, знать и быть готовым действовать единственно верным способом - вот тот миг, когда я смогу предложить этой женщине свою любовь... Однако просто остаться здесь и позволить Элен думать обо мне не Бог весть что тоже едва ли было выходом, и я не мог себе такого позволить.

Кабинет Элен оказался пуст, но не было сомнений, что его оставили не больше пяти минут назад: бумаги на столе были разложены для работы, в чернильнице свежие чернила, свечи еще не успели оплыть, а рядом спички и нож для заточки перьев...

Интересно, есть ли у Элен желание смотреть, как я мучаюсь? Может быть, это ее забавляет? Сам я твердо знаю, что это жалкое зрелище, с которым надо покончить как можно скорее.

Прошло пять минут, но они показались мне вечностью. Я выкурил трубку, сидя в кресле и вслушиваясь в звуки спящего дома.

Прошло еще пять минут. Я ждал, и это становилось невыносимым. Возможно, она забыла, что здесь горят свечи, и сидит где-нибудь в другой комнате!..

Еще до того, как эта мысль приобрела оконченную форму, я встал и направился к двери. В единое мгновение Элен на полном ходу чуть не оказалась в моих объятьях... Она инстинктивно отшатнулась, резко отвела в сторону горячий кофейник, который держала, и лишь затем взглянула на меня. Ни один из нас не мог двигаться дальше - мы стояли почти вплотную в дверном opnele.

Элен стояла передо мной, и все ее тело воплощало напряжение, но не оттого, что моя рука, упираясь на край проема, преграждала ей путь - ее тревожила моя близость, она чувствовала мое волнение. Однако глаза были до ненормальности спокойны! В них было отстраненное и немного язвительное выражение, столь противоположное бушевавшим во мне чувствам. Это спокойствие было хуже ярости, гнева, возмущения!.. Я попытался взять кофейник из ее рук, но она отстранилась, насколько это было возможно, и вопросительно посмотрела на меня. Она словно наблюдала за спектаклем или демонстрировала мне свою невозмутимость, заодно намекая, как мало ей это стoит. - Позвольте мне пройти, сэр, - произнесла Элен таким тоном, каким она раздавала в доме указания.

Я убрал руку с ее дороги, но она продолжала стоять напротив. - Доброй ночи, мисс Лайджест! - сказал я и пошел прочь.

Итак, эта двусмысленная ситуация достигла своего пика!..

Я запер дверь изнутри и повалился на диван. Мысли путались в голове, не давая возможности сосредоточиться на чем-то конкретном.

Невыносимая досада наполняла меня, и я проклинал себя за ту редкую глупость, в которой так преуспел за один вечер.

Я не смог даже поговорить с ней! Она, поскольку в доме все уже легли спать, решила сама приготовить себе кофе. Что может быть естественней? И каково ей было, когда в дверях ее собственного кабинета на нее налетел я и, вместо того, чтобы хотя бы извиниться, пожирал ее глазами и довел положение до того, что она же просила у меня позволения пройти! Конечно, ее взгляд был странным - это она должна была злиться на меня, а не я на нее. И за что? За то, что она не пожелала устраивать перемирие и не встретила меня ласковой улыбкой? А эта выходка с попыткой взять ее за руку! Какие я имел основания трогать ее? Решительно никаких. То, что меня влечет к ней, не является оправданием. Она никогда не давала мне повода и была бы права, защищаясь от моих нападок!

Я встал и подошел к окну. Ночной парк был освещен только лунным светом. Этот свет позволял видеть лишь небольшую площадку у фасада и центральные ворота, а все остальное вокруг было погружено во мрак. Я вдруг почувствовал, как душно в комнате, и открыл окно - пахнуло ночной прохладой, а я встал сбоку, слегка опершись на раму, и с наслаждением расстегнул воротник.

Стояла абсолютная, почти нереальная тишина, и оттого шаги внизу на крыльце показались особенно гулкими. Это была Элен! Я понял это сразу, как только стал различать звук.

Едва слышно скрипнула входная дверь. Элен неторопливо и размеренно спустилась по ступеням и пошла по аллее вглубь парка. Через пару минут она замедлила шаг и остановилась на границе лунного света и совершенно черной тени деревьев. В один-единственный миг, какой бывает, когда чувствуешь какойто высший смысл, когда безошибочно знаешь, что произойдет дальше, я понял, что она оглянется... Она медленно оглянулась и с тревогой посмотрела на мои окна. Свет не мог освещать мою фигуру, и поэтому я спокойно проследил за тем, как она, засунув руки в карманы и постояв немного, наконец шагнула в темноту.

Моя подавленность сменилась почти что ликованием. Ей не a{kn все равно! Она беспокоилась не меньше меня. Она думала о прошедшем дне, думала обо мне!..

Возможно, этот вечер был не так уж и плох. Во всяком случае он, несомненно, был полезен нам обоим. Мы помимо воли говорили на одном языке, мы нашли этот общий язык даже тогда, когда оба хотели отстраниться! Пытаясь имитировать равнодушие, мы оба выказали его отсутствие. Она тоже должна сейчас это понимать...

Итак, я принял решение - теперь я понял, чего хочу и к чему мне следует стремиться... То, что до этих минут я противопоставлял свои чувства и свой жизненный склад, теперь казалось мне просто глупым. Я испытал восторг, представив, как хорошо Элен могла бы вписаться в мою жизнь. Я уже знал, что значит быть с ней и не хотел лишаться этого по доброй воле. Если раньше мне казалось, что брак - это конец моей карьеры, то теперь я поражался, как мысль о том, что Элен может помогать мне, не приходила мне в голову. Ведь у Элен есть все данные для этого! Если же обстоятельства потребуют от меня изменить мою жизнь, то и к этому я буду готов.

Я попытался отрезвить себя: несмотря на то, что мы удивительно похожи, что мы дополняем друг друга, несмотря на то, как хорошо все складывалось в моем воображении, существовали некоторые препятствия. Захочет ли Элен оставить свой дом?.. Захочет ли делить со мной мою непредсказуемую, полную неожиданностей жизнь?.. Чего вообще она ждет от будущего?.. Не связывает ли семейную жизнь с кучей детей и субботними пудингами?..

Я думал о многом, но был бесконечно далек от того, чтобы представить себе истинное положение дел и те препятствия, которые разделяли нас на самом деле.

19

Вэту ночь я почти не спал. К половине шестого я настолько измучился, что решил встать с постели и чем-нибудь заняться.

В доме было тихо, настолько тихо, что, открыв окно, я услышал, как на далекой ферме кричали петухи.

Я оделся, привел себя в порядок и посмотрелся в зеркало. Признaюсь, это было не лучшее, что я видел в жизни, но все же способность моего организма приспосабливаться к изменяющимся условиям помогла мне и на этот раз.

Я придумал небольшой маневр - решил не медля спуститься вниз и подождать Элен там. В конце концов, не все ли равно, где проводить эти часы до завтрака?

В доме еще не стирали пыль, а на столике лестничного пролета не было графина. Слуги, наверное, только поднимались с постелей.

Я неторопливо прошел по коридору, оставил позади две лестницы, и мне представился обычный вид холла, но я замер... Элен уже была там. Она сидела в кресле спиной ко мне и не могла меня видеть, но зато прекрасно слышала и то, как я спускался, и как остановился от неожиданности. Прошло несколько секунд, прежде чем она повернула голову в мою сторону и чуть улыбнулась. Я подошел к ней и встал напротив. - Доброе утро, мисс Лайджест, - сказал я. - Здравствуйте, мистер Холмс, - ответила Элен. - Как спали? - Вы знаете, скверно. Вечером выпил слишком много кофе, да и дело не дает мне ни минуты покоя. А вы? - Почти никак.

Я кивнул и не смог сдержать улыбки. Элен мягко посмотрела m` меня в ответ, и от этого взгляда мне стало хорошо, тепло и спокойно. Я сел напротив, принял непринужденную позу и был готов говорить о чем угодно, только бы она еще раз посмотрела на меня так. - Хотите, будем завтракать сейчас тем, что есть? Или вы подождете? - Я присоединюсь к вам, если вы будете завтракать, мисс Лайджест. - Тогда я предлагаю выпить соку и пока никого не беспокоить, - в ее промелькнуло злорадство. - Хотя, если говорить честно, я думала, что у вас с самого утра будет хороший аппетит, мистер Холмс - насколько я помню, за обедом вы почти ничего не ели. - Да, довольно часто я не обедаю вообще. - Нет аппетита? В чем причина? - Ну, иногда появляется нечто более важное, чем еда. - А может быть, вам не хватает естественных стимуляторов аппетита? Прогулок, например. Не тех, что вы предпринимаете, когда ходите по деревне и решаете свои дела, а настоящих без всякой видимой причины. - Таких, как те, что вы делаете в парке по вечерам? - мое лицо выражало ангельскую невинность. - Да, что-то в этом роде. Вчера, кстати, это было особенно приятно. - Охотно верю. Вам хватило этого для аппетита или вы и сейчас собираетесь повторить свой маршрут? Еще так рано, а вы здесь...

Ее глаза блеснули из-под роскошных ресниц, и я решил, что в игре, которую она затеяла, мне все же не стоит слишком рисковать и самому вынимать кирпичи из фундамента наших с ней отношений. - Вы спрашиваете меня, что я делаю так рано в своем холле, мистер Холмс? -спросила она. - А сами вы что здесь делаете, позвольте узнать? - Я спустился пожелать вам доброго утра, вот и все, - ответил я, улыбаясь. - В такой час? - Да, и я не ошибся, ведь правда? - В чем? - Вы уже здесь... - Вас не подвело ваше профессиональное чутье, мистер Холмс, заметила Элен, едва сдерживая улыбку. - В этом случае я меньше всего полагался на него.

Она спокойно встретила мой взгляд, когда я прямо посмотрел на нее после этих слов. - Что и говорить, вам неплохо удается желать мне и доброго утра, и доброй ночи тоже, - сказала она, испытующе глядя на меня.

Я оставил этот намек без ответа, продолжая с улыбкой смотреть на нее. Элен, несомненно, тоже оценила забавную сторону происходящего - в ее глазах заиграли азартные искры. - Я сейчас принесу сок, - сказала она и удалилась в кухню, но я заметил, что она широко улыбается и именно поэтому поспешила отвернуться.

Через несколько минут мы пили сок. Я, подыгрывая Элен, предложил прогулку для аппетита, и она, подыгрывая мне, сразу согласилась.

...Она увела меня в какое-то неизвестное мне прежде место за парком, заросшее пышным высоким кустарником и ветвистыми деревьями, которые были настолько густыми, что солнечный свет opnahp`kq до низу лишь тонкими случайными лучами. Это можно было бы назвать совершенно дикой рощей, если бы не слишком отчетливые тропинки, которые, похоже, специально обрабатывались. Здесь было тихо и прохладно. Тенистые дорожки, трава и цветы были покрыты свежей росой, которая почти не испарялась. Элен уверенно вела меня по лабиринтам естественных аллей и беспрестанно говорила то о том, как нужно разбивать сады и парки, чтобы они были удобными и красивыми, то об особенностях нашего климата, позволяющего легко выращивать некоторые редкие растения. Вскоре она перешла на рассуждения о природе вообще и в нескольких пространных монологах выказала широкую осведомленность в ботанике, зоологии и растениеводстве. Я не был слишком удивлен - она была способна во всем, что касалось жизни и красоты, но я невольно радовался, как радовался всякий раз, когда находил все новые связующие нас нити. - ...о да, мисс Лайджест, мне в университете отводили даже отдельный день на занятия в химической лаборатории, потому что общих практикумов мне катастрофически не хватало. - Расскажите об этом, - оживилась Элен. Из-за необычности нашей прогулки она была без шляпы и перчаток, и только заворачивалась в шаль, держась за мой локоть. - Вам это будет интересно? - Вы же знаете, что да. Я всегда слушаю ваши рассказы с глубоким вниманием. - Что ж, хорошо, но тут, собственно, мало что рассказывать. - И все же. - Я страстно увлекался химией. Я и сейчас ею увлекаюсь, но тогда у меня было больше времени. Я имел отдельную программу... - ...запирались по ночам в лаборатории, - продолжила Элен с улыбкой. - И это тоже. Вообще, я не любил принимать на веру то, что утверждалось лекторами, и все проверял собственноручно. Теперь, правда, во мне оседает мудрость, и я, наконец, дошел до того, чтобы опираться на чужой опыт. - А теперь как вы используете свои знания? - Для личного удовольствия: ставлю опыты дома и совершенствуюсь, а также порядком мучаю Уотсона запахом испарений.

Элен рассмеялась: - Сомневаюсь, что последнее доставляет вам удовольствие. - Почему же, - улыбнулся я, - даже очень доставляет. Вы не представляете, как приятно иногда подискутировать с Уотсоном о пользе химических опытов в домашних условиях. - Это уже удовольствие иного рода - вы упиваетесь своим умением спорить. - Возможно, но ничего не могу с собой поделать. - Скорее не хотите. - Тоже возможно. - Так что насчет применения химии? - Если серьезно, то в последнее время я пытаюсь направить химию в русло криминалистики. - И каковы успехи? - По крайней мере, я могу сказать, что реализовал все задуманное. У меня уже достаточно материала для научной монографии, и в скором времени я планирую ею заняться. - Хорошо. А теперь расскажите, что у вас с биологией. - О, мисс Лайджест! Если бы не ваше дело, я вооружился бы сачком, банками и булавками и не гулял бы просто так по таким великолепным рощам, как эта. - С вашей дотошностью вы, наверное, истребили много флоры и фауны на территории университета. Признайтесь, мистер Холмс! - Признаюсь. В свое время я собрал вполне приличные коллекции растений и насекомых. - А я долго разрывалась между ботаникой и филологией. Я была совершенно неутомима, когда нужно было собирать растения, сушить их, идентифицировать, составлять описания - сущее удовольствие! - Однако в итоге вы выбрали филологию и полиграфию. - Да, невозможно хорошо делать сразу два таких серьезных дела - пришлось выбирать. - Не жалеете? - О выборе? Ни в коем случае! Меня угнетает лишь мысль о том, что я не успею сделать все, что хочу. А еще заполучить желаемое наследство старины зачастую бывает труднее, чем найти какое-нибудь редкое растение. - Извините мне мою меркантильность, но вы не пробовали оценить свою коллекцию? - Пробовала, и не раз. Цифры колеблются около ста тысяч фунтов. Кстати, потенциальных покупателей у меня очень много. Но я никогда по доброй воле не расстанусь со своими сокровищами, даже если мое состояние вдруг превратится в прах... Но я предлагаю на время прекратить наши высоконаучные беседы - сейчас я вам кое-что покажу.

Впереди был подъем в несколько ярдов, и мы взошли на него. Роща осталась позади, а перед нами был спуск с другой такой же роще. - Спуститесь там, мистер Холмс, и встретьте меня внизу. - Хорошо, только будьте осторожны.

Я пошел в другую сторону, нашел спуск и сошел вниз. Стоя у подножия, я махнул Элен рукой. Она крикнула, что спускается, и быстрым шагом пошла вниз. Там, где пригорок становился круче, ей пришлось почти бежать, чтобы не поскользнуться.

Я поймал ее в объятья. Несколько мгновений мои руки сжимали ее талию, лишь одно мгновение я чувствовал ее учащенное дыхание, какую-то долю мига я видел ее приоткрытые губы совсем близко - она тут же отошла от меня и села на камень. - Здесь чудесно, правда? - спросила она, все еще учащенно дыша.

Я огляделся. - Просто удивительно!.. Господи! Неужели здесь нет даже тропинок? Мне казалось, человеческая настырность уже не оставила ни одного дикого уголка в природе, - ответил я. - Эти рощи не пользуются популярностью: крупных животных здесь нет, особых ягодных мест - тоже. Так что перед вами почти райский уголок, мистер Холмс!

Элен поднялась с камня, поправила платье и посмотрела на меня. - Ну что, наши усилия стоили того, чтобы оказаться здесь? спросила она. - О да! Чтобы оказаться с вами на лоне дикой природы стоило предпринять и не такие усилия, - вкрадчиво заметил я.

Элен улыбнулась: - Останемся здесь или желаете двинуться еще дальше? - Этого, пожалуй, достаточно - давайте посидим здесь. Я боюсь, вы уже сильно промочили ноги росой.

Элен вдруг подошла ко мне и нежно дотронулась до моей руки. - Спасибо вам, мистер Холмс, - тихо сказала она, глядя на lem своим глубоким синим взглядом, - спасибо вам! Еще ни один человек на свете не заботился обо мне так, как заботитесь вы. С вами я чувствую себя защищенной и сильной, как никогда! Вы потрясающий человек, мистер Холмс, а ваша помощь и поддержка - это самое ценное, что у меня есть!.. Молчите ради Бога и дайте мне закончить то, что я давно должна была сказать вам.

Она на секунду умолкла, а потом продолжала со все нарастающим волнением, тщательно подбирая слова: - Я знаю, что кажусь сдержанной, но поверьте, мистер Холмс, я просто не всегда могу выразить словами то, что чувствую. Я преклоняюсь перед вашим талантом и вашим умом, но не меньше перед вашей душой. Все, что вы говорите и делаете, приносит мне необычайное облегчение и душевный покой. Я давно не чувствовала такой полноты жизни, полноты ощущений и мыслей, как чувствую в эти недели вашего пребывания здесь. Вы не просто расследуете дело, мистер Холмс - видит Бог, с каждым днем вы изменяете меня саму и...

Она умолкла и продолжала смотреть на меня, держа за руку так, словно боялась, что я могу оттолкнуть ее, и в глазах ее была тупая боль, а не благодарность, о которой она говорила.

Меня мгновенно бросило в жар от ее слов. Еще никогда, кажется, я не был так близок к разгадке, как сейчас, и никогда не ощущал такой гаммы противоречивых чувств... Я даже не сразу нашелся, что сказать в ответ, и несколько мгновений просто смотрел на Элен. Какого черта я не сказал, что люблю ее? Что опять встало непреодолимым препятствием в горле? Возможно, эти неотвязные сомнения о мотивах ее поведения, мысли о том, что, может быть, глубокая симпатия и благодарность - это единственное, что она чувствует ко мне, и что мое признание лишь смутит и отдалит ее. - Мисс Лайджест, - сказал я, наконец, - мне очень приятно, что вы так высоко цените меня, но мои заслуги перед вами не настолько велики: за все время моего пребывания в вашем доме я только и смог, что поддержать вас, а дело, между тем, стоит на месте. - Вы умаляете свои достижения. - Мне так не кажется. Но я вам очень благодарен за теплоту, с которой вы ко мне относитесь. Вы, мисс Лайджест, единственная женщина на свете, чье отношение мне не безразлично, далеко не безразлично...

Мы стояли совсем близко друг к другу, и я тоже взял Элен за руку. Утренняя прохлада, запах сырой земли и листьев, ранний час и почти звенящая тишина вокруг - все это создавало атмосферу нереальности, словно отрывало нас от наших дел, домов, проблем. - У вас холодные пальцы, мисс Лайджест, - сказал я, - я буду чувствовать себя ужасно, если по моей вине вы заболеете после нашей прогулки. Давайте вернемся и выпьем горячего кофе. - Я не отказалась бы даже от рюмки хорошего коньяку, ответила Элен с улыбкой. - Видите, как быстро я теперь даю сбои: еще несколько лет назад я гуляла здесь часами и чувствовала себя бодрой и здоровой. Время, казалось, останавливалось, когда я сидела тут. А сейчас я продрогла и недалека от того, чтобы пить коньяк по утрам...

Меня словно окатили холодной водой. - Что вы сказали? - вскричал я, хватая Элен за плечи.

Она широко раскрыла глаза. - Что я сказала? Сказала, что скоро, наверное, начну пить коньяк по утрам. - Нет, что вы до этого сказали? - не унимался я, пораженный своим озарением. - До этого я говорила, как хорошо было гулять здесь раньше, когда во мне было больше сил и здоровья... - ...И время останавливалось... - пробормотал я. - Может быть, вы объясните, что происходит, мистер Холмс? - Ради всего святого, ответьте мне, мисс Лайджест - Гриффит из своей поездки, что была перед убийством, привез вам подарок? Он привез вам что-нибудь? - Погодите... Да, вообще-то привез. Это был медальон, очень красивый медальон с изумрудами и бриллиантами, но я не приняла его. А что? - Почему вы раньше не сказали мне? - Вы не спрашивали, а я почти забыла об этом... - О господи, мисс Лайджест! Это ведь был не просто медальон? Он открывался, и внутри... Внутри были часы, не так ли? - Да, были. Откуда вы об этом знаете? Объясните, наконец, что происходит! - Обязательно, но по пути домой...Скорее, мисс Лайджест, нам надо спешить! Господи, какой же я идиот! Как я мог не видеть всего этого раньше?!

Элен едва поспевала за мной, когда я с необычайной резвостью взбегал вверх по склону. Ну конечно, все было так, как сказала Сьюзен! Гриффит Флой воспользовался первым, что оказалось у него под рукой, и обманул всех. Всех, но не меня! Лучше прозреть поздно, чем никогда! - Все дело в этом медальоне, который вы не приняли в подарок и который Гриффит Флой затем подарил Сьюзен Симпсон, - сказал я Элен, когда она уже не могла бежать за мной и, держа меня под руку, требовала спокойного шага и объяснений. - Все замечательно сходится! Сьюзен показала мне медальон, но вы ничего не говорили о нем, и я не смог сразу сопоставить факты, но теперь все ясно как день! Гриффит Флой привез подарок для вас (поэтому он был так роскошен и сразу бросался в глаза на шее простой деревенской девушки), но вы, конечно, не приняли его. Что же делает Гриффит? Очевидней всего, он просто кладет медальон в карман и забывает о нем до поры до времени! Не помните случайно, в каком пиджаке он был десятого? - В том же, что и накануне. - Вот видите! Эта вещица случайно оказалась с ним, когда погиб его отец и когда срочно нужно было придумывать себе алиби. Заставить вас ничего не видеть и не слышать в течение некоторого времени было для него проще простого, но ему нужны были спасительных полтора часа. И тут ему в голову приходит почти исключительная по своей дерзости мысль - медальон в кармане из безделушки превращается в оружие! Дом Сьюзен находится неподалеку, девушка, к его счастью, оказывается в саду, и ему с его подарком ничего не стоит убедить ее в том, который сейчас час... - И Сьюзен таким образом давала ему алиби, сама того не зная! Ну конечно - с нею постоянно были часы! - Именно так, - согласился я и продолжал. - Конечно, Гриффит не мог быть уверенным, что Сьюзен не посмотрит на часы за минуту до его прихода, но игра стоила свеч. С помощью ласковых обещаний и вина, он окончательно ввел девушку в заблуждение. Когда она уснула, он перевел часы назад, чтобы на каком-нибудь допросе, если дело дойдет до этого, не всплыл наводящий на некоторые мысли факт, что "эти часы, кстати, немного отставали в первый же день". - И все же эта идея с часами выглядит чересчур рискованно и фантастично! - заметила Элен. - Но я уверен в ней так же, как в том, что иду сейчас рядом с вами! - ответил я. - Удивительно просто, как я мог не додуматься сразу! - Фантастические идеи никогда нельзя сбрасывать со счетов только потому, что они не вписываются в наши представления об обыденных вещах! Наше практичное мышление попросту отфильтровывает их вместо того, чтобы приглядеться к ним получше и, возможно, отыскать искомый ключ!.. Кроме того, все косвенные обстоятельства были против вас, мисс Лайджест, и это сильно укрепило поначалу несколько шаткое алиби Флоя: мистер Лайджест не скрывал, что отправил вас с запиской в Голдентрил, кто-то видел вас идущей по дороге за считанные минуты до убийства, и уж чего-чего, а слухов о ваших весьма неровных отношениях с Флоями ходило достаточно по всей округе. Я уже не говорю о кровавой картине, которая представилась взорам очевидцев: кровь, нож... Видевшие вас тогда, уже не смогли и мысли допустить о вашей невиновности. В итоге ваш мотив для обывателей и полиции выглядел куда более убедительно, чем спонтанная ярость нашего неуравновешенного друга. - Простите меня, мистер Холмс, но я не понимаю, чему вы так радуетесь, - сказала моя Deesse Raison, - вы и раньше делали открытия, но это не помогло и инспектора не впечатлило. Почему сейчас что-то должно быть иначе? Мне кажется Лестрейда может встряхнуть лишь записка самого Гриффита Флоя с самоличным признанием вины. - Инспектор может не верить в дедукцию, но с фактами он обязан считаться. Если все это правильно преподнести, то, я уверен, удастся получить нужный эффект! - Так вы поэтому так спешите? Не терпится взяться за работу? Если наш с вами бег - все еще меры, предпринимаемые для аппетита, то с меня достаточно. - Не преувеличивайте, мисс Лайджест, мы просто идем быстрым шагом. Но в том, что касается дела, вы правы - все это слишком затянулось, и я хочу порасспросить кое-кого сразу после завтрака. - Надеюсь, наш завтрак нас уже ожидает. Вы успели проголодаться? - О да! - улыбнулся я. - Скудный обед все же дает о себе знать!

Она улыбнулась мне улыбкой заговорщицы.

Мы подошли к дому и поднялись по лестнице, и Элен продолжала держать меня под руку. Мы оба были несколько взволнованы ранней прогулкой и внезапным открытием и поэтому живо обсуждали разные мелочи, приходившие на ум в связи с делом.

Очевидно, выражение наших с Элен лиц слишком явно переменилось, когда мы вошли в холл и увидели сидящих там Гриффита Флоя и Уотсона. Они, видимо, уже успели познакомиться и потому о чем-то оживленно говорили. - Доброе утро, мистер Холмс, - Флой прервал повисшую в воздухе паузу и, поднимаясь нам навстречу, добавил, счастлив видеть вас, моя дорогая. Вы, я вижу, не ждали меня. - Если бы вы потрудились заранее сообщить о визите, я назначила бы удобное для нас обоих время, - холодно ответила Элен, - и извольте называть меня по имени. - Это выше моих сил, моя дорогая, - последовал ответ.

Элен тут же отвернулась от него, скрывая раздражение: - Доброе утро, доктор! Вы приехали самым ранним поездом, как я понимаю? - Да, - ответил Уотсон, пожимая нам руки, - но поверьте, мисс Лайджест, я в силу обстоятельств не смог предупредить вас о столь раннем своем появлении в Грегори-Пейдж, и мне жаль, если я причиняю неудобства.

Элен приветливо улыбнулась: - Вы не причиняете никаких неудобств, доктор, тем более, что мы с мистером Холмсом решили прогуляться ранним утром. Как ваши пациенты? - Пока нет ничего срочного, и поэтому я свободен. Я и сам, наверное, приехал бы на днях, чтобы быть полезным, чем смогу, но тут пришла телеграмма от Холмса... - Вы просили доктора приехать, мистер Холмс? - спросила меня Элен несколько удивленно. - Да, - ответил я, - вы, Уотсон, можете мне пригодиться в очень скором времени. - А как продвигается дело? - Отлично. Мы с мисс Лайджест сделали кое-какие открытия, которые существенно ускорят дальнейшее расследование.

Я посмотрел на Флоя, полагая, что он внимательно слушает, но он стоял, опустив руки в карманы брюк и, казалось, не слышал нашего разговора - его взгляд изучал Элен, он задумчиво улыбался. - Завтрак готов, миледи, - раздался за спиной голос Келистона. - Прикажете подавать? - Подавайте через десять минут, Келистон. Мы с мистером Холмсом сильно проголодались, а доктор Уотсон, я уверена, выпьет вместе с нами кофе, не так ли доктор? - С удовольствием, мисс Лайджест, - радостно согласился он, это было бы кстати после дороги. - Вот и хорошо. У вас есть десять минут, чтобы отнести багаж и приготовиться, - Элен повернулась к Флою. - А я за эти десять минут успею разрешить проблему, которая привела мистера Флоя ко мне в столь ранний час. Можете идти, Келистон. - Погодите, Келистон! - сказал сэр Гриффит и обезоруживающе улыбнулся всем нам. - Элен имеет обыкновение недооценивать важность наших дел - боюсь, десяти минут нам не хватит. А большее время оторвало бы вас от завтрака, дорогая, чего я не могу допустить. Принесите кофе и для меня тоже. Я выпью его вместе с вами, господа.

Дворецкий удалился, и скоро мы все сидели в столовой.

Гриффит Флой пил свой кофе как ни в чем не бывало, ел печенье и много говорил, размахивая чашкой. Элен сама подливала всем кофе из кофейника и поддерживала общую беседу с той непринужденностью, на какую только была способна.

Гриффит много шутил, но даже когда он улыбался, я замечал в его глазах недобрый огонь. Он говорил с нами, держался в своей обычной несколько развязной манере, и каждую секунду Элен была под его контролем. Но он не просто смотрел на нее, даже не пытаясь скрывать своих желаний, - он властвовал! И эта власть была настолько сильна, что ему не нужно было ее открыто демонстрировать - каждый его жест, каждый взгляд говорили об этом...

Наконец на столе остался только кофейник и пепельницы, а мы расположились вне стола на креслах и стульях. - Ну так что, мистер Холмс, - сказал Гриффит Флой, вытягивая ноги в своем кресле, - как скоро мисс Лайджест станет свободной от обвинений? - Теперь уже очень скоро, - ответил я, вынимая трубку изо рта. - Все движется к развязке довольно стремительно. - Вы не просветите нас относительно этого? Ах да, это ваше правило о неразглашении материалов по ходу следствия! Но в любом случае я рад, что дело движется вперед. - Думаю, никто не может быть рад этому больше, чем мисс Лайджест, - заметил я. - Я прав, мисс Лайджест? - Я не знаю. Моя жизнь так стремительно изменилась за последние недели, что я с трудом вспоминаю свои ощущения от предыдущей жизни. Это обвинение стало почти что стилем моего существования.

Гриффит вдруг потянулся через столик и положил свою руку на руку Элен. - Наша жизнь изменится еще больше, когда обвинение будет снято, - сказал он, посмотрев на нее своим пронизывающим взглядом.

Уотсон вопросительно посмотрел на меня. Элен встала с кресла и подошла к окну. Гриффит снова откинулся в кресле и выдохнул сигаретный дым.

Когда я раскланялся со всеми и поехал по делам расследования, Уотсон собирался на прогулку, а Элен удалилась в свой кабинет вместе с мистером Флоем. По пути из своей комнаты я слышал, как он громко смеялся, но голоса Элен слышно не было.

20

Яшел по направлению к Грегори-Пейдж, когда вдруг увидел Уотсона. Он неторопливо шагал с книгой под мышкой и заметил меня лишь после того, как я его окликнул. - Где вы были, Холмс? Прошло больше девяти часов с тех пор, как вы ушли утром. Мисс Лайджест выражала волнение, когда вы не пришли ни к ленчу, ни к чаю. - Пришлось немного потрудиться, - ответил я. - Я ездил в Лондон с Лестрейдом. - В Лондон? Дело осложнилось? - Черт меня побери, если я понимаю! С одной стороны, удалось добиться расположения к нам властей, а с другой, выяснилось, что многие мои усилия были напрасны.

Уотсон задумчиво курил. Он с присущим ему тактом не задавал слишком много вопросов, но ему далеко не все было известно, и его явно разбирало любопытство. Я в нескольких словах изложил ему события последних дней и свои соображения. - Что вы обо всем этом думаете, друг мой? - спросил я, когда рассказ был окончен. - Просто удивительно! Вы, как всегда, поражаете меня точностью своих догадок! Подумать только - все дело было в часах!

Про себя я отметил, что то, как я дошел до этих догадок, не сделало мне особой чести, и потому оставил восклицание Уотсона без ответа: - И все же, что вы думаете? - Думаю, что сэр Гриффит Флой очень опасен, - ответил Уотсон. - По-моему, мисс Лайджест постоянно находится под его давлением, и это говорит о том, что опасность продолжает исходить от него по отношению к ней. - Вы думаете, он что-то замышляет? - уточнил я. - А вы так не думаете, Холмс? Вы уже два дня наблюдаете за ним, но мне хватило одного сегодняшнего утра, чтобы почувствовать связующие их обоих нити. - Вы правы, почувствовать это было несложно. - Кстати, Холмс, я заметил и нечто другое. - Что именно? - поинтересовался я.

Уотсон испытующе посмотрел на меня: - Что происходит между вами и леди Элен, Холмс?

Я посмотрел на него и улыбнулся: - Честно говоря, я и сам не знаю, что происходит. Вы были правы с самого начала - она потрясающая женщина. А что, наши взаимные симпатии так заметны? - Будьте уверены, что сэр Гриффит заметил те доверительные взгляды, которые мисс Лайджест обращала к вам за завтраком. - Что ж, пусть свыкается с мыслью, что у мисс Лайджест есть надежные союзники. Кстати, к их числу теперь принадлежит и Лестрейд. Не удивляйтесь, доктор! Он очень скоро будет в Грегори-Пейдж, и вы все поймете.

Когда мы вошли в гостиную, Элен уже пожимала руку только что появившемуся инспектору и делала этого без всякого видимого удивления, несмотря на нетипичность ситуации... - Мы не видели вас на дороге, Лестрейд, - сказал я, отдавая шляпу дворецкому. - Где ваша полицейская коляска? - Я пришел пешком, мистер Холмс. А, вот и вы, доктор! Хорошо, что все уже в сборе. - Я предлагаю пройти в мой кабинет, - сказала Элен, - там нам будет удобнее.

Лестрейд был строг, озабочен и деловит, но от заносчивости, которую он раньше выказывал к Элен, не осталось и следа - мои сегодняшние труды давали о себе знать... Когда мы все расселись по креслам вокруг небольшого столика с ликерами и хересом, инспектор посчитал нужным начать свою речь. - Я хотел бы объяснить присутствующим те причины, по которым мы здесь собрались, - сказал он, основательно откашлявшись, и это касается прежде всего вас, мисс Лайджест. Мистер Холмс давно снабжал полицию самыми неожиданными данными по вашему делу и именно он, как я понимаю, собрал всех нас здесь. Однако прежде, чем он сам все объяснит, я считаю своим долгом сделать объявление. Полиция провела значительное расследование - это ни для кого не секрет - и теперь не без некоторой помощи мистера Холмса мы имеем новые данные по делу. Стоит ли говорить, что в любом случае от нашего внимания не ушла бы ни одна улика и ни одно обстоятельство, но мистер Холмс, надо отдать ему должное, ускорил расследование, - он повернулся в мою сторону, и я сдержанно улыбнулся, сделав вид, что вполне доволен отданным должным.

Лестрейд продолжал: - Эти новые данные, похоже, меняют дело в вашу пользу, мисс Лайджест. Выяснилось, что в деле как минимум два подозреваемых, но, когда убийство было только обнаружено, под давлением косвенных улик мы вынуждены были арестовать вас. Давление этих улик и теперь очень велико, и поэтому я, даже прорабатывая новые версии, не могу просто так снять с вас обвинение, мисс Лайджест. Вы меня понимаете? О, благодарю вас! Я с самого начала не ошибался в вас. Дело очень запутанное, однако теперь в свете новых улик я все же могу сказать, что считаю вас скорее свидетелем, нежели подозреваемым. Вы, разумеется, понимаете, что это неофициальное заявление, господа? - О да, Лестрейд, продолжайте, - ответил ему я.

Он снова обратился к Элен, и она ободрила его милой улыбкой: - Мы все заинтересованы в том, чтобы то же самое можно было заявить, так сказать, на официальном уровне, но в данном направлении имеются некоторые трудности. Сегодня мы с мистером Холмсом съездили в Лондон, и выяснилось, что власти требуют более веских доказательств вашей невиновности, чем просто доводы мистера Холмса. Конечно, логика и косвенные улики очень важны - именно они позволяют выстраивать на первый взгляд безупречные версии. Однако, когда мы арестовывали вас, мисс Лайджест, улики были исчерпывающими, и теперь я, хотя и иду по другому следу, пока не имею ничего более веского, чем то, что было против вас с самого начала. И власти требуют того же - чтобы оправдательные улики были не менее весомыми, чем обвинительные, или чтобы против другого подозреваемого появились не менее серьезные улики. - Что же делать? - спросила она, с заметным беспокойством глядя на меня.

Я встал и разжег свою трубку. - Нам нужна ваша помощь, мисс Лайджест, - сказал я, - и инспектор и я помогаем вам в меру наших сил, но, похоже, вы сами должны внести лепту в свое спасение. Лично мне хотелось бы вообще оградить вас от участия во всем, что представляет хоть малейшую опасность, но, видно, без этого нельзя. - Это может быть опасно? - спросила Элен так, словно речь шла о чем-то совершенно обычном. - Да, может, - ответил я твердо, стараясь показать ей qep|egmnqr| того, что предстояло сделать. - Сегодня как бы между прочим инспектор сказал, что единственной картой, которая разом перекрыла бы все улики против вас, могло бы стать собственноручное признание убийцы. В свете последних событий я склонен с этим согласиться... - Но не станете же вы в самом деле принимать это всерьез! воскликнул Лестрейд. - Я думаю, в этом есть большой смысл. Помните, вы предлагали мне дать вам другое объяснение всех существующих фактов, с уликами, свидетелями и именами? Я уже дал вам его и теперь готов предложить больше, чем просто объяснение... Вы получите признание убийцы, Лестрейд, и все улики против мисс Лайджест потеряют всякий смысл. - Но мистер Холмс!.. - Сейчас все дело в мисс Лайджест, потому что только она может получить это признание. - Но каким образом? - Я попросил всех вас собраться именно затем, чтобы решить, каким образом. Общая стратегия такова: мы создадим такую ситуацию, в которой убийца... - впрочем, к чему темнить - в которой мистер Гриффит Флой признается в своих деяниях, а мисс Лайджест непременный атрибут такой ситуации, - я повернулся к Элен. - Вы понимаете мою мысль, мисс Лайджест? - Да, кажется, понимаю, - ответила она сдержанно, - вы хотите, чтобы я заставила его признаться.

Я кивнул. - Но, разумеется, вы можете отказаться, и никто не станет вас заставлять, потому что, я повторяю, в этом есть риск не только для нашей операции, но и, возможно, для вашей жизни. - Это я тоже понимаю, - сказала Элен, - но вы можете располагать мной, как вам будет угодно, мистер Холмс, - я даю свое согласие на все, что вы предложите. Я доверяла вам раньше, и у меня нет причин сомневаться в правильности ваших решений. - Очень рад это слышать, дорогая мисс Лайджест. Я знал, что могу рассчитывать на вашу смелость. - Но Холмс, - вдруг вмешался Уотсон, - вы просили меня приехать и говорили, что я буду нужен. Не значит ли это... - Именно, мой любезный друг! Вы будете вместе со мной и инспектором наблюдать за происходящим и обеспечивать безопасность нашей мисс Лайджест. Вы независимый и добропорядочный человек и очень этим ценны - ваши показания будут незаменимы в суде. - Сделаю все, что вы мне скажете и что в моих силах! - сказал Уотсон, и на его лице не отразилось и тени колебания. - Дело за вами, инспектор, - сказал я. - Вы принимаете предложение?

Лестрейд заерзал в кресле: - Вы, как всегда, играете против всяких правил, мистер Холмс! Ну да впрочем, это приносит свои плоды... Я согласен, но при условии, что все будет тщательно подготовлено и продумано.

Мы все были полны решимости и энтузиазма, и общее волнение передалось каждому. Я снова закурил, подвинул свой стул поближе к креслу Элен и сказал: - Мы вынуждены решать все так быстро не только из-за приближающейся даты суда, но и потому, что Гриффит Флой, скорее всего, заподозрил неладное: сегодня в Лондоне мы выяснили, что он наводил справки обо мне и моей деятельности здесь... - Но в полиции ему не могли ничего сказать! - заметил Уотсон. - Они и не сказали, и тогда его поверенный, видимо, совершил подкуп одного из секретарей, имевших дело с моими отчетами. Словом, он, возможно, понимает, что и официальное следствие сменило курс явно не в его пользу. - Но мистер Холмс, - удивилась Элен, - вы ведь только сегодня утром получили полное представление о деле. Как сэр Гриффит мог успеть за вами? - Надо признаться, мы с вами, мисс Лайджест, довольно подозрительно вели себя за завтраком, - ответил я, - и это, возможно, заставило его забеспокоиться и лишний раз навести справки. Я уверен, что он имеет постоянного осведомителя в Лондоне, с которым нетрудно было обменяться телеграммами. Запрос Флоя мог отправиться сразу после его ухода от вас, мисс Лайджест, с дополуденным экспрессом. Кстати, когда мистер Флой ушел? - Минут через двадцать после вас. - Замечательно сходится. Я успел посетить уважаемого инспектора, мы основательно побеседовали, потом навестили мисс Симпсон и отправились в город на следующем поезде. Кстати, вполне может быть, что осведомитель, получив телеграмму, увидел в Скотланд-Ярде нас с вами, инспектор, и сообщил своему заказчику эту новость среди прочих, а ответная телеграмма ехала с нами на обратном поезде. - Ну, это можно проверить! Нужно было сразу спросить, не спустили ли с экспресса почту на этой станции. - Я и проверил - спустили две телеграммы и письмо. Одна телеграммы была направлена в Голдентрил. - О, есть ли пределы вашей предусмотрительности, мистер Холмс!.. Но черт возьми! Нужно непременно отыскать и наказать того, кто продает полицейские материалы! - У вас еще будет время заняться этим, инспектор, - заверил его я, - а сейчас нам нужно заняться разработкой плана. Боюсь, что Гриффит Флой вскоре предпримет что-нибудь. - Он уже предпринял, - спокойно сказала Элен, и мы все как один уставились на нее после этих слов.

Элен поднялась, оставила нас, воплощавших живой вопрос, и достала конверт из ящика рабочего стола. Она протянула послание мне и снова расположилась в кресле.

На небольшом конверте было написано лишь имя Элен, а с обратной стороны были заметны следы клея. - Его принес кто-то из Голдентрила? - спросил я, вынимая письмо. - Нет, маленький мальчик из деревни, - ответила Элен. - Я спросила, кто просил доставить конверт, и он ответил, что богатый мужчина, который к тому же дал за это шиллинг. - Господи! Да читайте же, Холмс! - взмолился Уотсон.

Почерк Гриффита был размашистым, но твердым и разборчивым. Я прочел вслух:

"Элен!

Если ваша свобода хоть сколько-нибудь вам дорогa,

приходите в мраморную беседку Голдентрила сегодня в

полночь - я сообщу вам нечто очень важное. Уверяю вас,

что вам нужно как можно скорее знать об этом.

Никому не говорите о моем письме, иначе нам помешают.

Дорогая моя, сделайте все так, как я прошу: удалитесь

к себе пораньше, убедитесь, что все в доме спят, и

приходите в беседку. Я буду ждать вас лишь полтора часа,

и по истечении этого срока я уже не смогу вам помочь.

Умоляю вас, дорогая, приходите! Уверяю вас, что с

lnei стороны вам ничто не угрожает.

До скорой встречи!

С бесконечной любовью к Вам, Гриффит Флой"

Прочитав, я положил письмо на столик и взглянул на Элен - она сидела, откинувшись в кресле и скрестив руки на груди, и уже ожидала моего взгляда.

Уотсон и Лестрейд несколько мгновений безотрывно смотрели на меня, потом - на Элен, а потом инспектор вскочил и нервно зашагал по комнате. - Господи! - воскликнул он. - Вы понимаете, мистер Холмс, что это означает? Вы понимаете, что происходит?! Это немыслимо! - Почему же немыслимо, инспектор? По-моему, все решительно ясно - наши с вами размышления получили подтверждение. - Но что ему нужно от леди Элен и почему так срочно? продолжал волноваться он.

Я повернулся к Элен: - Так что, мисс Лайджест, вы хотите это узнать?

Она сдержанно улыбнулась мне: - Я жду только ваших инструкций, мистер Холмс.

Уотсон вскочил, и они с инспектором обступили нас. - О чем вы говорите? - воскликнул доктор. - Вы хотите сказать, Холмс, что осуществите свой план прямо сегодня? - До того, как мы узнали о письме, у нас была лишь общая концепция наших действий, но теперь действительно можно говорить о плане, - ответил я, - и самой большой ошибкой было бы упустить этот шанс. - Вы отдаете себе отчет в том, что до полуночи осталось всего несколько часов? - спросил Лестрейд скептически. - Что ж, инспектор, нам не нужно много времени, чтобы подготовиться. Зато подумайте, как нам повезло - теперь не нужно придумывать ловушку - мистер Флой сам расставил себе капканы. - Но нужно продумать все до мелочей, обсудить детали! - И мы все обсудим, дорогой инспектор... хотя, признaюсь, это единственный случай в моей практике, когда клиент не очень-то нуждается в моих инструкциях.

Элен снова улыбнулась мне и тут же предложила всем выпить.

Через четверть часа мы уже сидели плотным кругом вокруг столика с напитками и готовили тактику предстоящей операции. Я разложил между стаканами большой лист бумаги и карандашом рисовал на нем план местности: - Вот центральная аллея парка Голдентрила, вот мраморная беседка и небольшая площадка из гравия по одну сторону от нее приблизительно такой вот овальной формы, а это густой кустарник вокруг, который и послужит нам убежищем. Уверяю вас, что сидя здесь (я поставил крест), мы сможем все видеть, слышать и оставаться незамеченными. Мисс Лайджест немного задержится, чтобы все выглядело более естественно, а потом появится вот отсюда... Вот это небольшая дорожка, на которой вы, Лестрейд, поставите полицейского. Это ведь можно сделать до полуночи? Замечательно. Постарайтесь, чтобы это был ловкий и сообразительный парень, потому что ему придется тоже давать потом показания и иметь дело с Флоем в случае попытки бегства. Хотя, я надеюсь, до побега не дойдет - вы, Лестрейд, задержите его прямо на месте, а мы вам поможем. В непредвиденных случаях будем стрелять. У вас ведь есть при себе ваш армейский револьвер, Уотсон? - Да, Холмс! Когда вы телеграммой просите меня приехать, я всегда беру его с собой на всякий случай. - У вас, Лестрейд, оружие, надо полагать, с собой? - Разумеется! - Вот и отлично! - А как мы попадем в парк? Через центральные ворота, как и мисс Лайджест? - Ни в коем случае! Пройдем через ту калитку, о которой я говорил вам утром, Лестрейд. Парк не охраняется, но так все равно будет безопаснее. Какие еще у вас есть вопросы, джентльмены?

Лестрейд откинулся в кресле и искоса взглянул на Элен. - У меня только один вопрос, и я буду очень признателен, если вы мне его разъясните, - сказал он. - Каким именно способом мисс Лайджест заставит мистера Флоя во всем признаться? И как мы можем быть уверены, что не просидим там попусту несколько часов и не прослушаем пустую болтовню?

Лицо Элен стало серьезным. Она отставила стакан с хересом и окинула беглым взглядом всех нас, сидевших рядом. - Ни для кого из присутствующих давно не секрет, что Гриффит Флой испытывает ко мне некоторую... гм... слабость. В сложившейся ситуации я не считаю зазорным воспользоваться ею. Я поговорю с ним о том, о чем он хочет со мной поговорить, и рано или поздно поверну разговор в сторону убийства. Я думаю, что при соответствующем раскладе он признается в преступлениях, полагая, что мы с ним совершенно одни. При всем моем желании я, разумеется, не могу обещать вам, инспектор, что все это произойдет обязательно и быстро, но поверьте, что за долгое время нашего знакомства с этим человеком я научилась нажимать на некоторые рычаги...

Она снова оглядела всех нас, и в ее глазах появился привычный холодный блеск. Она продолжила: - Кто знает, может быть, у мистера Флоя будет с собой пистолет, поэтому после того, как вы получите его признание, я пущу в ход столь ненавистные вами, инспектор... гм... женские навыки и сделаю так, что он на некоторое время не сможет ничего видеть и слышать. В этот момент вы сможете покинуть ваше убежище в кустах, приставить дула к его затылку, и все закончится. Но я надеюсь на снисхождение со стороны полиции и не хотела бы, инспектор, чтобы в некоторых местах полицейский протокол был слишком тщательным. Вы меня понимаете? - О, да, прекрасно понимаю, миледи, - поспешил ответить Лестрейд, и было заметно, как порозовели его уши, - не беспокойтесь об этом. - Но не кажется ли вам, миледи, - вмешался Уотсон, - что это слишком... слишком... - ...порочно? Нет, доктор, я считаю, что он заслуживает того, чтобы быть обманутым хотя бы раз, в то время как меня он обманывает постоянно. Наверное, мой обман не будет слишком уж несправедливой платой за переносимые по его вине неприятности. Что с вами, мистер Холмс? Вы не одобряете мою идею? Но ведь сама ваша мысль создать ситуацию, в которой Гриффит Флой мог бы признаться в своих преступлениях, предполагала мое участие именно в этом качестве. Что же вас теперь удивляет? - Только ваша смелость и решительность, - ответил я и подлил себе выпить. - Я понимаю вас, мистер Холмс, - сказала Элен в ответ на затянувшуюся паузу, - вы беспокоитесь о том, смогу ли я управлять ситуацией и держать ее под контролем. - Да, мисс Лайджест, для нас нет ничего дороже вашей безопасности... - Что ж, пусть на это время дороже всего остального станет моя свобода - если я, наконец, не обрету ее, ничто другое мне уже не понадобится!

21

Была четверть двенадцатого. За окнами стояла кромешная тьма, а в гостиной горели свечи, и я заряжал свой револьвер.

Лестрейд и Уотсон ушли около полутора часов назад в полицейское управление. Я должен был дать Элен последние инструкции, вместе с ней покинуть дом, а затем присоединиться к ним. И Элен сейчас одевалась в своей комнате.

Я был на удивление спокоен, и мысли, которые время от времени всплывали, не мешали мне вкладывать патроны в обойму. Так было всегда: когда предстояло нечто важное, ничто не могло сбить меня с толку.

... Я услышал ее шаги на лестнице и обернулся. - Помнится, еще сегодня утром здесь наблюдалась обратная ситуация, - сказала Элен, спускаясь вниз, - я сидела в кресле, а вы шли по лестнице, и я вот так же повернулась к вам, хотя точно знала, что это именно вы.

Я встал и оглядел ее. На ней было изумительно красивое вечернее платье цвета бордо, несколько локонов лежали на треугольном вырезе сзади, а губы, казалось, были созданы из того же шелка, что и весь наряд. От нее трудно было оторвать взгляд, и я не пытался скрывать, что восхищен.

Она давно привыкла носить на себе восторженные взгляды. Сейчас она просто улыбнулась и сказала как бы между прочим: - Я вижу, теперь вы не сомневаетесь, что я сумею отвлечь Гриффита от чего бы то ни было. - Я не сомневался в этом и раньше. Но, мисс Лайджест, вы не думаете, что ваш вид... словом, что он может вызвать его подозрения? - Уверяю вас, мистер Холмс, я все тщательно продумала. Я перебрала весь свой гардероб и решительно настаиваю на этом платье. - Что ж, не буду с вами спорить, - согласился я. - Я отдаю себе отчет в том, что у вас могут быть особые причины для всего этого и особые соображения насчет деталей.

Она беспомощно и удивленно посмотрела на меня: - Иногда я просто проклинаю вашу проницательность, произнесла она едва слышно.

Я положил револьвер в карман брюк и молча предложил ей плащ. - Нет, плащ не нужен, - сказала она и взяла со стула свою легкую черную шаль. - Вы дадите мне еще какие-нибудь указания, мистер Холмс?

Я откинул плащ на диван и повернул ее к себе за плечи: - Я умоляю вас, будьте осторожны - это мое основное указание! Вы меня понимаете, мисс Лайджест? Обещайте, что не станете играть с огнем.

Ее глаза передо мной наполнились бликами от свечей и тем страстным блеском, который я так любил... - Я могу обещать лишь то, что буду хладнокровна и расчетлива. Но кто знает, как все обернется?.. - Поймите ради всего святого, что он может просто убить вас, когда весь мираж растает! Ему будет нечего терять, и вы nj`fereq| самой вероятной жертвой его мести! - Вы будете там и постараетесь, чтобы этого не случилось... А вообще-то, если вы не будете меня трясти и отпустите, я и сама постараюсь. - Простите... - проговорил я, выпуская ее из рук. - Уже пора идти? - Да, пора. Идемте.

Я затушил свечи, и мы покинули дом.

Ночь была теплой, по-сельски тихой и почти безлунной тонкий месяц на небе едва освещал нам дорогу. Впрочем, глаза скоро привыкли к темноте, и я уже хорошо различал силуэт Элен, шедшей рядом со мной. - Дайте, пожалуйста, руку, - вдруг сказала она, - мне будет спокойнее и меньше шансов, что я упаду в этой тьме.

Я взял ее за руку и почувствовал, как от волнения и тревоги дрожат ее пальцы. Казалось, темнота и тревога сделали с Элен свое дело: - Боже, как я боюсь, - прошептала она неожиданно. - Вам нечего бояться, мисс Лайджест, - ответил я, крепче сжимая ее руку, - если вы не станете намеренно рисковать, у нас все получится. - Вы даже не знаете, как я боюсь, - снова сказала она, словно не слыша моих слов. - Я это чувствую.

Она издала неопределенный звук - то ли хмыкнула, то ли всхлипнула от моих слов. - Чувствуете - может быть, но вы не знаете!..

Где-то в соседней деревне зашлись лаем собаки, но потом опять все стихло, и долгое время мы слышали лишь звук собственных шагов.

Я прислушивался к своим внутренним часам. До полуночи оставалось не больше десяти минут, и впереди на черном небе уже можно было различать еще более черную изгородь парка Голдентрила. Нам пора было расходиться. - Все, - сказал я Элен, и она отдернула от меня руку, теперь вы пойдете одна по этой дороге и потом по центральной аллее парка до самой беседки, а я пройду вдоль изгороди Уотсон и Лестрейд, наверное, уже ждут меня... Идите и ничего не бойтесь!

Она пообещала не слишком торопиться и следовать нашим уговорам. Я махнул ей рукой и быстрым шагом направился искать остальных.

Инспектор и доктор уже ждали меня в условленном месте. - Я бы все же не курил на вашем месте, друзья мои! - сказал я. - Вашу сигару, Уотсон, видно на расстоянии полумили... Вы все устроили, как мы договаривались, Лестрейд?

Лестрейд покачнулся на каблуках и сложил руки за спиной. - Да, мистер Холмс, - ответил он, - двое моих людей уже на своих местах в парке, еще двое дежурят на станции на случай особой ситуации, и один парень сидит в кустах на подходе к беседке. Он даст нам знать, все ли в порядке, когда мы будем подходить туда, и сам будет ценным свидетелем. А где сейчас мисс Лайджест? - Она еще за пару сотен ярдов до парка, но нам надо идти. - Честно говоря, Холмс, - сказал Лестрейд, - этот план мне уже не кажется столь замечательным. Здесь полно риска, и больше всего меня волнует сама леди Элен! Запомните - вы мне за нее поручились! - Не ворчите, инспектор, а лучше идите за мной, - ответил я, - и делайте это как можно тише! Это и к вам относится, Уотсон.

Мы пробрались в парк через боковую калитку, прошли по узкой тропинке с нависшими над ней ветвями, пересекли одну из центральных дорожек и вошли в густые заросли кустарника. Несколько знаков фонариком из соседних кустов дали нам понять, что можно устраиваться на нашем наблюдательном пункте.

Из зарослей была отлично видна беседка: даже в слабом лунном свете ее мраморные грани давали отблески, которые сливались в достаточно четкие очертания.

Я довольно удобно устроился на поросшем мхом камне и стал, как и все, напряженно вглядываться в темноту...

Ждать пришлось недолго - скоро мы увидели приближающиеся огоньки, и вскоре они оказались канделябром в руках Гриффита Флоя.

Флой поставил свечи на стол, рядом установил бутылку вина и два бокала, потом достал портсигар и закурил.

Принесенные им свечи хорошо освещали площадку вокруг беседки, и нам было отлично видно все, что он делал.

Я достал часы и поднес их к лицу - было пять минут после полуночи. Гриффит тоже вынул свои часы из жилетного кармана, взглянул на них, убрал обратно и стряхнул пылинки со своего темного коричневого пиджака. Он заметно волновался, часто затягиваясь и время от времени напряженно выпуская дым из ноздрей. Через пару минут он вскочил и стал расхаживать вперед-назад около беседки, а затем достал новую сигарету.

Прошло еще пять минут... Флой откупорил бутылку вина, налил себе полный бокал и залпом осушил его.

Время шло, а Элен все не было, и каждая минута ожидания казалась нам вечностью, а Гриффита делала еще более нервозным. Когда в пепельнице было уже полно окурков, и он в нетерпении в очередной раз взглянул на часы, на аллее послышались шаги...

Появилась Элен, и Гриффит быстро подошел к ней. - Господи! Как хорошо, что вы пришли! - почти шепотом сказал он, беря ее за руку. - Мне казалось, я умру, ожидая вас. - Я не могла прийти раньше, - сказала Элен, позволив ему несколько раз прижаться губами к ее руке, - ужин затянулся, потом бренди в библиотеке - словом, пришлось ждать. - Это неважно - главное, что вы пришли, моя дорогая! продолжал шептать Флой. - Я очень боялся, что вы проигнорируете мое письмо, не придадите ему должного значения... - Вы слишком меня взволновали, и я не смогла проигнорировать вашу просьбу. Можно я сяду? - Да, конечно! Хотите, я налью вам вина? - Что ж, налейте. Я вижу, вы тщательно готовились к нашей встрече. - Как и вы, моя дорогая, - усмехнулся Гриффит, разливая вино по бокалам. - С чего вы взяли?

Он подал ей бокал, и сам сел напротив. - Я прекрасно помню это платье, Элен, - сказал он, - вы были в нем, когда я впервые увидел вас. Это был благотворительный вечер у Ллойдов. Я был просто поражен вами - вы стояли неподалеку, говорили о чем-то с сэром Ллойдом и держали в руке бокал с красным вином, как сейчас. Мне казалось, этот цвет был создан только для вас - платье, вино... ваши губы... Помните, я тогда сказал вам, что в жизни не видел более jp`qhbni женщины и что вам потрясающе идет этот цвет? И вот теперь вы снова в нем - специально для меня. Я польщен!

Элен отвела взгляд. - В последнее время я часто надеваю все самое лучшее, сказала она уклончиво, - ведь возможно, что скоро я и этого лишусь. А ваше письмо только укрепило мои опасения... - Хотите еще вина? - Нет. Я хочу услышать, наконец, что такого вы знаете о моем деле, чего не знаю я, и почему сказать мне об этом вы можете только поздней ночью. - Если я скажу вам об этом завтра, это скорее всего уже не будет иметь смысла. - Почему? - Потому что вас арестуют. - Я и так под арестом. - Теперь вас возьмут под стражу! Дело приняло новый оборот, и полиция не станет ждать. - Откуда вы все это знаете? - спросила Элен, и в ее взгляде легко читалось беспокойство.

Гриффит достал себе сигарету и молча ее раскурил. - Как только вас обвинили в убийстве, Элен, я завел себе человека в Лондоне, который время от времени присылал мне отчеты о ходе следствия. Так я всегда мог знать о положении ваших дел. Последние данные я получил сегодня, и они удручающи, удручающи настолько, что запросто могут стать основанием для ордера на взятие под стражу. Одним словом, ваше дело дополнилось показаниями нескольких уважаемых матрон из местного благотворительного фонда, которые заявили, что сами слышали, как вы грозились убить моего отца... - Это ложь! - возмутилась Элен. - Они перевернули наш разговор на том званом обеде! Я лишь говорила, что готова на все ради собственной свободы, если меня будут к чему-либо принуждать! - Видимо, этого оказалось достаточно. Кроме того, Кэтрин Уэст, ваша бывшая горничная... вы помните ее? - Я ее уволила за кражу полгода назад. - Так вот она явилась в полицию и дала показания о том, что у вас была личная неприязнь к моему отцу, что, оставаясь наедине, вы ссорились. А однажды она якобы слышала, как вы приказывали ему покинуть ваш дом и говорили подозрительные вещи. - Господи! Это неправда! - воскликнула Элен. - Это ложь!

Гриффит спокойно стряхнул пепел с сигареты. - У всех этих наседок и у вашей не совсем чистой на руку горничной есть возможность отомстить вам, и они ею пользуются. - Но за что? Допустим, Кэтрин мстит за публичное унижение. Но остальные? - Вы давно нарушаете многие неписаные правила, Элен, и всем остальным просто хочется посмотреть, как вам подрежут крылья. - Вам, видимо, тоже это интересно, - грустно усмехнулась Элен. - Вы, как всегда, несправедливы ко мне, моя дорогая, улыбнулся Гриффит. - Неужели мои действия - то, что я сообщаю вам обо всем этом, - увязываются с тем, чтo вы сейчас сказали?

Элен пожала плечами: - Я не знаю! Мне редко удается проследить логику ваших поступков, мистер Флой. Я не могу вас понять. - Вы и не очень-то пытаетесь, Элен! - Давайте не будем сейчас это обсуждать!.. Объясните лучше, почему те косвенные свидетельства, о которых вы знаете, могут привести к моему немедленному аресту и почему, вообще, я должна верить во все, что вы говорите? - Перестаньте, Элен - сейчас не время сомневаться в моих словах и намерениях! - ответил Гриффит. - Мне незачем вам лгать, и я, в отличие от вас, понимаю всю серьезность ситуации.

Он наклонился к ней всем телом: - Поймите - прямых улик против вас у полиции достаточно, но слишком уж вы отдалены от мира простых смертных, слишком богаты, красивы и известны, и поэтому косвенные улики приобретают в вашем деле особый вес. Они и так накапливались по ходу следствия, но теперь их вес таков, что они вполне могут быть приведены как доказательства в суде присяжных... - Но инспектор Лестрейд видел меня вчера и ничего не сказал обо всем этом! И мистер Холмс постоянно в курсе следствия. Почему же вы, а не они сообщаете мне о близящемся конце? слабый протест Элен был, казалось, ее последней надеждой.

Гриффит спокойно и удовлетворенно встретил ее встревоженный взгляд: - Мистер Холмс владеет лишь весьма путанной и ограниченной информацией, а Лестрейд - самовлюбленный тупица. Он никогда не стал бы сообщать вам о предстоящих изменениях в следствии, потому что для него, наверняка, нет большего удовольствия, чем прелюдно надеть на вас наручники... Вы окружены тесным кольцом, Элен, и это кольцо продолжает непрерывно сужаться. Я единственный человек, который хочет освободить вас от иллюзий!..

Элен поднялась, отвернулась от Гриффита и прижалась ослабевшим телом к перилам беседки. Когда через минуту он снова мог видеть ее лицо, любой мог бы поклясться, что оно побледнело от отчаяния и страха... - Зачем же тогда все это? - сказала она глухим и потухшим голосом. - Зачем вы рассказали об этом, если все равно уже ничего нельзя изменить?.. Я ведь могла провести эту последнюю ночь дома в спокойствии и неведении... В блаженном неведении!.. Последнюю ночь из этой жизни!.. А потом... потом я бы приняла яд - я ношу его с собой уже несколько недель, с тех самых пор, как меня обвинили в убийстве. Вы, Гриффит, лишь уменьшили мои последние спокойные часы. Господи! Что же теперь будет?! Господи!..

Она пошатнулась, спустилась на гравиевую насыпь и на несколько секунд закрыла лоб руками...

Мы все напряженно смотрели и не смели шелохнуться.

Гриффит встал и быстро подошел к ней. Элен обернулась, и он жестко взял ее за плечи. - Возьмите себя в руки, Элен! - произнес он громко. Возьмите себя в руки! Вы рано отчаялись и сдались, а я пригласил вас сюда не для этого и не для этого рассказал вам правду!.. Бог мой! Да посмотрите же на меня!.. Элен! Все, о чем я говорил, - лишь предварение. Самое главное - я знаю выход! Я могу и хочу вас спасти! Вы слышите меня?! - ...выход? - ее пустой взгляд стал осмысленным. - Я хочу, чтобы вы уехали со мной в Штаты! - вкрадчиво и отчетливо произнес он. - Вы давно знаете, что я люблю вас, и теперь я предлагаю свою любовь как залог вашего спасения! Подумайте, Элен, ведь нас здесь ничто не держит! Мы самостоятельные и взрослые люди, и в наших силах развязаться со всеми несчастьями одним шагом. Элен, милая моя, уедем bleqre, пока еще не поздно! Пароход до Нью-Йорка отходит рано утром, и, если мы на него сядем, никто не сможет догнать нас. А когда полиция все поймет, мы будем уже далеко от берегов Британии и нам будет все равно, что останется позади! Я уже обналичил свой счет, а вам остается только сделать шаг мне навстречу. Моих денег нам хватит не только на билеты, но и на пару десятков лет безбедной жизни!.. Дорогая моя! Я сумею отстоять нашу свободу, и уже через неделю мы сможем обвенчаться!.. Я куплю виллу на побережье Атлантики и все, что нам будет нужно. Ты будешь купаться в моей любви и уже через месяц не сможешь представить, что когда-то обвинялась в убийстве и не была моей женой!.. Ты получишь все: спокойствие, семью, счастье - и потеряешь при этом только свою фамилию, которая к тому же не твоя по крови!

Господи! Вот же он, весь замысел Гриффита, как на ладони! Он, несомненно, узнал о своем положении, узнал и решил действовать. Просто бросить все и скрыться? Отказаться от женщины, о которой всегда мечтал? Нет, это было бы слишком просто для него. И он решил убедить эту женщину, что бежать выгодно прежде всего ей самой, что именно ей, а не ему, грозит арест и каторга. Заинтригованная и испуганная письмом, на свидание она пришла бы в любом случае, а там - риск есть риск! Он сделал ставку на то, что Элен еще не узнала об изменениях в следствии, и придумал своеобразную версию происходящего. Ну, а если бы она уже знала обо всем, тогда он оставил бы в Великобритании еще один труп и реализовал свой план побега в одиночку. Но он не учел того доверия, которое связывало нас с Элен, и ее здравого смысла, заставивших ее показать письмо мне...

Сейчас Элен проявляла максимум сообразительности и актерского мастерства, и ей удавалось убеждать Гриффита в правильности избранной им стратегии. - Вы предлагаете уехать? - спросила она. - Прямо сейчас? - Да! Только сейчас - иначе будет поздно!.. Боже мой, Элен! Неужели нужны еще аргументы? Ведь я всегда был честен с вами, а вы и теперь сомневаетесь! - Вы были честны со мной?! - вдруг воскликнула Элен и оттолкнула от себя Гриффита, все еще державшего ее за плечи. - Вы были честны со мной?! Вы тaк сказали? Боже мой, я не ослышалась! Да отойдите же от меня ради всего святого и не смейте приближаться!.. И как только ваш язык повернулся произнести слово "честность"!

Гриффит не знал, как реагировать на эту вспышку. - О чем вы, Элен? - спросил он. - О чем?! Боже мой! Гриффит, вы стоите рядом и как ни в чем не бывало обсуждаете со мной план побега и мой предстоящий арест так, будто это в порядке вещей, будто я действительно преступница! Неужели вы даже сейчас не видите абсурдности ситуации? Ведь лишь из-за вас меня обвиняют в убийстве! Из-за вашей трусости и подлости я переживаю позор и все эти муки! Вы и никто другой убили своего отца!!! Вы и никто другой сделали так, что мой отчим умер!!! Это вас должны были арестовать и назвать убийцей!!! Вы же сами отлично понимаете, что для меня это очевидно, и тем не менее, говорите о честности! Уж я-то уверена, что никого не убивала, и я тоже умею думать! Мне даже проще думать, чем всем остальным, потому что себя я с уверенностью сбрасываю со счетов и потому что я лучше, чем кто бы то ни было, знаю вас! Вы - убийца!!! - Элен! - губы Гриффита сжались от гнева. - Молчите! Вам интересно, почему на вашу любовь или то, что b{ называете ею, я всегда отвечала отказом? Да потому, что в вас, Гриффит, нет ни капли порядочности, ни капли честности!.. Хитрость, наглость и ложь - ваши самые верные спутники, самые верные друзья. Они оказались вам дороже собственного отца! Какая уж тут речь о моей чести - вы втоптали ее в грязь так же легко, как выкурили сигарету и как одним ударом остановили сердце вашего несчастного отца! Святой боже!!! Да наберитесь же смелости и будьте хоть одинединственный раз честны со мной - произнесите слова правды!

Молчание повисло в воздухе. Я заметил, как у Элен задрожали руки - она сама боялась услышать от него правду. Но ее самообладание было удивительно - она звучно рассмеялась, и этот смех прозвучал острее любых колкостей: - Видите, Гриффит, даже наедине со мной вы не способны на каплю мужественности! В вас нет того, что дает право называться мужчиной! Вы грубое и нахальное существо с жалкими претензиями на исключительность!.. - Да как вы смеете?! - взорвался он. - Как вы смеете пытаться унизить меня?! Вы, жалкая и глупая женщина! Хотите правды? Да! Да, черт подери!!! Это я убил их обоих! Я!!! Вы довольны? Вы это хотели услышать? Будьте вы прокляты, Элен, как проклят тот день, когда мой отец налетел на нож! - Налетел на нож? - Замолчите, Элен, пока у меня еще есть терпение! Да, я убил его, убил случайно, просто ударил тем, что попало под руку, когда его нравоучения перешли в угрозы!.. - Что за чушь! Чем он мог угрожать вам? - Вы не догадываетесь? Я подумал, вы и дальше будете поражать меня своей сообразительностью! Мой отец написал новый вариант завещания и показал его мне - он угрожал мне наследством! После этой дурацкой выходки вашего Лайджеста за обедом... Зачем, скажите мне, он вздумал болтать?

Элен почувствовала себя неловко - я видел это по тому, каким тревожным стал ее взгляд и как в нем лихорадочно заработала мысль. - Я не знаю, почему все это произошло между ними, - сказала она неопределенно, - и это уже не имеет значения. Чего хотел ваш отец взамен на то, чтобы завещание осталось прежним? - Требовал, чтобы я вел себя иначе с "семьей Лайджестов". - Что ж, ваш отец был мудрым человеком. - Черта с два! Только представьте - он называл семьей вас и этого выжившего из ума старика! - Побойтесь Бога - мой отчим лежит в земле!!! - Ему давно была туда дорога, и я лишь сократил этот путь он всегда исходил желчью, когда видел меня, и в тот день она ударила ему в голову... Он стал обвинять меня в убийстве! Чертов дурак! Он упал и не двигался, и я просто дал ему умереть. Наверное, это и называют убийством. - Вы совершили сразу несколько преступлений и говорите об этом как о проигранной карточной партии! Вы чудовище! - Ну, это слишком сильно сказано! Я не жаждал ничьих смертей - ваш отчим был помехой, неприятным недоразумением, но не более, и из-за него я никогда не стал бы пачкать руки, а отец... С моим отцом все произошло так быстро, что я до сих пор с трудом верю, что его нет... Клянусь, я жалею о происшедшем. - О, я не сомневаюсь, что ваша совесть не дает вам спать по ночам! - усмехнулась Элен. - А чего вы ждали? Что я буду отдавать свою жизнь так называемому правосудию за нелепую случайность? Что свою жизнь я предпочту закончить на виселице или на каторге из-за глупых b{undnj окружавших меня людей? - О, разумеется, нет! Что может быть глупее, чем подумать о вас такое?! Самое естественное для джентльмена решение отвечать за содеянное, быть честным - разве это для вас, мистер Гриффит Флой? Действительно, зачем рисковать своей свободой и богатством, зачем раскаиваться, когда можно скрыться, сбежать, спрятаться и отсидеться до поры до времени?! И уж просто верхом глупости было бы не воспользоваться возможностью подставить на место убийцы другого человека, не правда ли, Гриффит? Как это просто: ударить женщину, положить ей в руку нож, а потом набраться наглости и снова говорить ей о любви, выступая в качестве союзника!

Гриффит шагнул к ней, и Элен отшатнулась, пытаясь отстраниться, но он уже держал ее своими руками и проговаривал каждое слово ей в лицо: - Какого черта вам понадобилось в нашем доме, Элен?! Какого черта вы оказались там?! Вы думаете, мне легко было так поступить с вами? Но я поступил рационально: у вас было больше шансов быть оправданной, чем у меня, и, если бы не Лестрейд, вы давно были бы свободны. Я ведь не хотел, чтобы все так вышло! - Но так вышло! Погибли два человека, а мое имя вы смешали с грязью! - Ну, конечно! Передо мной сама невинность! Может быть, вам уже пора сменить роль, моя дорогая? Между прочим, я удивляюсь, как вы сами не помогли умереть вашему отчиму до того, как это сделал я... - Господи! Что вы говорите?! - Вы знаете, чтo!..

Элен вырвалась из его рук и отвернулась. - Перестаньте, Гриффит, - сказала она твердо, и я заметил, как дрогнул угол ее рта. - Перестаньте! Мне неприятно это слышать!..

Гриффит усмехнулся своей дьявольской усмешкой: - Вам неприятно, мой ангел? Я не устаю удивляться тому, как быстро порой ваша холодность и чувствительность сменяют друг друга! Минуту назад вы жаждали моего признания, а теперь вам неприятно, потому что я говорю правду!.. - Это... это уже не имеет никакого значения, потому что... потому что... - ее голос дрогнул и затих. - ... потому что? - уточнил Гриффит и не получил ответа. - В чем дело, Элен?

Она повернулась и взглянула на него. В ее блестящих глазах стояла нестерпимая боль: - Мне страшно, Гриффит! Страшно оттого, что вокруг меня так много враждебного! Страшно оттого, что даже после ваших признаний между нами лежит море отвратительных вещей, тошнотворных подробностей и унизительных разбирательств! Я боюсь той бездны, которая меня окружает! И я боюсь, что вы просто убьете меня, когда поймете, что я знаю больше, чем вы думаете. - Знаете о чем? - О том, как все обстоит на самом деле: я уверена, что вы сами боитесь разоблачения и именно поэтому хотите поспешно скрыться. Мистер Холмс имеет кое-какие улики против вас, и именно о них вы узнали у своего осведомителя! Разве это не так? Если так, то просто удивительно, на какой малости все это держится!.. Теперь только я знаю о вас всю правду! - Не смейте мне угрожать! - закричал Гриффит в бешенстве. - Вот видите, я оказалась права. - Вы не ошиблись и в опасениях за свою жизнь, моя дорогая!.. - он резко толкнул ее к перилам беседки и вытащил из кармана револьвер...

Мы замерли. Лестрейд и Уотсон вопросительно посмотрели на меня, и я дал им знак успокоиться и ждать. Я был взволнован не меньше! Но я был уверен, что бросая Гриффита то в холод, то в жар, Элен намеренно создала эту ситуацию, а значит, и знала, как ее разрешить себе на пользу... Рукоятка пистолета была под ладонью и придавала мне уверенности. - Господи! Не делайте этого, Гриффит! - проговорила Элен едва слышно. - Я умоляю вас! Я и не думала вам угрожать! Не делайте этого! - Мне ничего другого не остается, - сказал он, направляя дуло ей в лоб, - и, видит бог, я сделаю то, что должен сделать. Безумно жаль, что так получилось, не правда ли? Но вы не волнуйтесь, моя дорогая - вы не почувствуете боли... - он взвел курок, - правда, для этого придется немного испортить ваше чудесное личико... - Гриффит, подождите! - застонала Элен. - Ведь я не этого хотела!

Он нервно усмехнулся: - Клянусь богом, я тоже не этого хотел! Я мечтал о том, как я буду целовать тебя по утрам... Мне казалось, я умру от этой страсти: я ловил каждый твой взгляд, каждый твой жест казался мне совершенным, я открывал в тебе все новую и новую прелесть... Я не уставал ждать, что когда-нибудь ты сама сделаешь шаг ко мне! Но меня всегда встречал твой ледяной взгляд и насмешка!.. Зачем ты делала это?

Элен опустила взгляд и тихо произнесла: - А вам не приходило в голову, что я просто не хотела стать легкой добычей?.. - Перестань! - закричал он. - Ты этим сейчас не откупишься! Ты готова сделать сейчас что угодно, только бы не видеть дула перед глазами! Или я не прав? - Вы были правы с самого начала, Гриффит! - В чем? - прохрипел он. - Это платье... я надела его специально для вас!.. Для вас, вы слышите?

Она прямо и открыто посмотрела ему в глаза...

О, этот взгляд! Он мог свести с ума кого угодно, он завораживал и заставлял забывать обо всем! Я сам сотни раз вступал в борьбу с ним, и каждый раз эти темно-синие глаза побеждали меня - глубокие, проницательные, полные живого ума и острого блеска, они словно отрывали от земли и уносили кудато... И Гриффит Флой был не из тех, кто мог сопротивляться...

Его рука с револьвером в бессилии опустилась - Элен стояла перед ним, прекрасная и обольстительная, источавшая свое дьявольское очарование... В ней не было ничего от вульгарной обольстительницы - она влекла самой своей природой, своей прямотой и силой. - Что это значит, черт возьми? - проговорил Флой. - Лишь то, что я хочу уехать с вами, Гриффит. Или вы уже передумали? - Нет, но почему передумала ты? - А я и не говорила, что не поеду! - Тогда зачем, черт возьми, ты так много болтала, зачем испытывала мое терпение и почему не ответила сразу? - его взгляд не скрывал недоверия. - Я лишь хотела прояснить наши отношения... - И прояснила? - Осталась самая малость!.. - она спокойно приблизилась к нему, не говоря больше ни слова, и так же легко обняла его... Давая ему на секунду ощутить всю силу грядущего наслаждения, она вдруг остановила сближение их лиц, а затем, встретив его потемневший от желания взгляд, прильнула губами к его губам...

...Кровь ударила мне в голову, а руки похолодели... Их поцелуй длился так долго, что мне казалось, я умру, прежде чем он оторвет от нее свой рот...

Его переполняла неистовая страсть, и скоро это перестало быть просто поцелуем - он жадно и беспорядочно прижимался губами к ее волосам, плечам, шее, пытаясь отодвинуть ткань на вырезе платья и что-то шепча ей на ухо...

Я говорил себе, что это лишь трюк, способ взять Флоя с минимумом потерь, но ревность застилала мне глаза. Ведь она сама обнимала его, сама запускала пальцы в его светлые волосы и прижималась к нему, доводя до исступления! Ее попытки отстраняться лишь разжигали его страсть, и он целовал ее снова и снова... Я не мог заставить себя поверить, что ей самой это не нравилось. Этот блеск в глазах, эти судорожные ласки выдали ее! Боже мой! Неужели вся неприязнь к нему - лишь притворство? А эти витающие в воздухе события двухлетней давности - их роман?.. Версии закрутились в моей голове с лихорадочной силой, и я продолжал смотреть вперед, словно испытывая самого себя на прочность.

Лестрейд жестом указал мне на свой револьвер, давая понять, что готов взять Флоя в любую минуту. Он ждал лишь моего сигнала, и я, поняв это, вдруг ощутил странную легкость мыслей - моя чувства отошли на задний план, как будто перестали иметь ко мне прямое отношение. Двое поразительно красивых людей целовались, и мне следовало лишь выждать, когда в руках мужчины не будет оружия и когда он не сможет заметить приближающуюся опасность из-за накала собственных эмоций.

Я, не отрывая глаз, проследил за тем, как Гриффит придвинул Элен к перилам беседки, чтобы не давать ей отстраняться, как Элен словно между прочим вынула револьвер из его руки и откинула его за себя на мраморные ступени, как она несколько раз пыталась обнять его за шею, а он всякий раз опускал ее руки себе на грудь... - Элен, любимая, - вдруг сказал Гриффит громким шепотом, прости меня за то, что было... Клянусь, я...

Она не дала ему договорить своим поцелуем, а он не пытался продолжить, лишь крепче прижав ее к себе за талию... И в этот момент она медленно, легко и беспрепятственно положила руки на его волосы, а ладони оказались на его ушах...

Сколько в нем было страсти! Всепоглощающей страсти и искренней веры в то, что все его желания и мечты воплощаются в жизнь! Мне стало жаль его - слишком велика была разница между тем, что он имел сейчас, и тем, что его ожидало через минуту...

Конечно, он не заметил, как Лестрейд и я, а затем и Уотсон вышли из своей засады и приблизились к нему, он не услышал звука наших шагов. Сначала он не почувствовал даже, как дуло уперлось ему в спину. И лишь после того, как Лестрейд посильнее нажал на свой пистолет, Гриффит выпрямился от неожиданности и попытался повернуть голову. - Стойте как стоите, мистер Флой! - громко сказал Лестрейд. Не пытайтесь сопротивляться! Вы арестованы именем королевы по обвинению в убийстве сэра Чарльза Флоя и в покушении на жизнь lhqq Элен Лайджест! Основание для ареста - ваше собственное признание в присутствии нескольких свидетелей. Все, что вы скажете с этого момента, может быть использовано против вас в суде. Опустите руки и стойте смирно - на вас наденут наручники.

Сказать, что Гриффит Флой был удивлен и разочарован случившимся, - значило бы ничего не сказать. Его лицо покрылось мертвенной бледностью, а потом побагровело от ярости и негодования. Он обвел всех нас, окружавших его, своим дьявольским и насмешливым взглядом и остановил его на Элен, стоявшей напротив. Она вытерла рот, спокойно встретила этот взгляд и вкрадчиво произнесла: - Вы получили то, что заслужили, Гриффит! Вините в этом только себя. Вы расстроены? Но, право же, это было так просто!

Его рот передернулся, и он наотмашь ударил ее по лицу резким и сильным движением...

Элен удержала равновесие, быстро прижала руку к лицу и постаралась отвернуться. - Постарайтесь без дурацких выходок, Флой! - закричал Лестрейд. - Что это еще за штуки?! - Какого черта вы ждете, Лестрейд? - сказал я резко. Наденьте на него наручники! - Простите, мисс Лайджест, это больше не повторится! - сказал Лестрейд, и руки Флоя вскоре были соединены за спиной. - Дрянь!!! Дешевая продажная тварь!!! - заорал Флой в бешенстве, вырываясь от Лестрейда, Уотсона и подоспевшего полисмена. - Тебе это было просто? Мерзавка! Грязная продажная дрянь!!!

И он разразился потоком таких ругательств, которые я не стану здесь приводить. - Держите себя в руках, мистер Флой, - громко сказал я, становясь напротив него, - ваш гнев начинает сказываться на вашей речи. Вы сегодня уже достаточно поговорили и сделали, вам не кажется? Пора бы успокоиться, наконец.

Гриффит сделал очередную попытку освободиться от державших его рук и в результате недолгой борьбы оказался на земле. - С вашего согласия, мистер Холмс, я отведу его в полицейское управление, - сказал Лестрейд, - посидим там до утра, составим протокол по свежим следам. Будет очень кстати, если вы, доктор, пойдете с нами и поможете, тем более что тут, видно, не будет лишних рук... - Конечно, Лестрейд, идите. Но, я полагаю, мисс Лайджест не обязательно прямо сейчас давать свидетельские показания. Это можно отложить? - Разумеется. Проводите мисс Лайджест домой, а я пока займусь показаниями доктора Уотсона и Хайта - с вами мы еще успеем поговорить. Идите вперед, Флой! И без фокусов, пожалуйста!

Они двинулись вперед, а мы с Элен остались сзади. - О, черт! Он здорово разбил мне губу! - сказала она, отнимая окровавленную руку от лица. - Дайте я посмотрю, - предложил я, - повернитесь.

Она повернулась ко мне, и я приподнял ее лицо рукой: - Губа немного рассечена - наверное, из-за его кольца - и вокруг небольшой кровоподтек. Идемте скорее домой, мисс Лайджест, и я помогу вам обработать рану и приложить компресс. А пока возьмите мой платок и приложите его к лицу, чтобы остановить кровь. Вот так! - Спасибо вам! - Не надо меня благодарить - я должен был предупредить все }rn. Я ведь сам говорил о том, что разочарование Флоя обещает быть бурным. Вам очень больно? - Немного, сейчас боль уже почти улеглась. Хорошо, что он не сломал мне нос и не выбил зубы! Исправлять это было бы намного сложнее, чем ушибленную губу. - Что ж, если это вас утешает... - Больше всего меня утешает то, что Флоя взяли под стражу. Идемте, мистер Холмс, мне и вправду лучше поскорее попасть домой.

Мы вышли на аллею парка и тут же услышали, как где-то недалеко впереди громко ругался Лестрейд. Приблизившись, мы увидели, как теперь уже несколько полицейских поднимают Флоя с земли, а инспектор машет перед его лицом руками. Впрочем, он сам явно получал от этого большое удовольствие: - Клянусь, это в последний раз, Флой! Я не люблю, когда меня не слушаются арестанты, и им это тоже явно не идет на пользу! Своим поведением вы очень скоро заработаете себе еще и кандалы. А, мистер Холмс! Идите сюда! Мистер Флой все никак не уймется. Что вы на это скажете? - Скажу, что вам, Лестрейд, стоит быть более снисходительным к мистеру Флою, - ответил я, приближаясь, - его нервозность вполне объяснима, и ее можно понять. А вы, Гриффит, все же сдерживайте свой темперамент: сопротивление полиции не лучшее дополнение к списку ваших обвинений, как, впрочем, и рукоприкладство в отношении мисс Лайджест. Уверяю вас, что ни инспектор, ни даже она не заслуживают вашего гнева - план вашего разоблачения был моей идеей. Инспектор осуществлял полицейскую поддержку, а мисс Лайджест обеспечивала, так сказать, содержание ваших обвинений. Она великолепная актриса, а вы, как оказалось, довольно доверчивый и впечатлительный человек. Что ж, порой приходится мириться с тем, что наши чувства преподносят нам сюрпризы, не правда ли?

Его красивое лицо вновь исказилось злобой, но ему хватило сил сдержаться и промолчать.

Меня нисколько не трогал его испепеляющий взгляд - я не испытывал к Гриффиту ни ненависти, ни злости. Он заслуживал лишь презрения, жалости и сожаления о том, что высокое происхождение, хорошее воспитание и широкий круг жизненных возможностей не смогли ни исправить, ни скрыть его внутренней порочности... На его лице даже сейчас не было и тени раскаяния - он вел себя так, словно мы все досаждали ему, и сожалел, очевидно, лишь о том, что был пойман по собственной доверчивости.

После вспышки гнева он почти овладел собой, но его волнение выдавала бледность, а появление Элен отозвалось новой дрожью в его тонких губах.

Элен усмехнулась, видя произведенное своим появлением впечатление, и отняла окровавленный платок от лица. - Как видите, Гриффит, я пережила и это, - сказала она. Кстати, с вашей стороны это было довольно банально. Вы удивили бы меня больше, если бы посчитали недостойным ударить женщину... О, вы, кажется, испачкали пиджак! Не волнуйтесь, я уберу эти прилипшие частички гравия. Вот так!.. Господи, Гриффит! Вы так бледны! Вы, должно быть, плохо себя чувствуете. А, я понимаю - вам неприятно мое присутствие, ведь я теперь предмет вашей ненависти! Что ж, ваши чувства ко мне не отличаются постоянством, но не могу сказать, что это разрывает мне сердце... - Проклятье!!! Уберите же ее! - прорычал Гриффит. - Я уйду, не волнуйтесь! Я лишь хотела сказать вам, что своим ohq|lnl вы сами дали нам карты в руки, и для меня было бы глупостью этим не воспользоваться.

Гриффит зло усмехнулся, глядя ей в глаза: - Ты, я вижу, забыла, что и у меня есть несколько козырных карт! Ты думаешь, что твои беды позади, не правда ли? Ты думаешь, что ты победила? Аристократка чертова! Да ты не успеешь опомниться, как снова окажешься в грязи, и от этой грязи ты уже не сможешь отмыться до конца своей паршивой жизни!!! Ты сама уже сделала все для этого! Ты знаешь, о чем я, ведь так?.. Твои глаза говорят за тебя... В них страх, моя дорогая!.. И твой рот снова кровит, Элен. Иди домой и ложись спать. Кто знает, может, это у тебя и получится... - Довольно разговоров, Флой! - сказал Лестрейд. - Еще успеете поговорить в полицейском управлении! Идемте! Вперед! Доброй ночи, мистер Холмс! До скорой встречи, мисс Лайджест! Желаю вам хорошо отдохнуть после трудного дня. - До свидания, инспектор, - пробормотала Элен, неловко вытирая кровь с лица.

Гриффита повели, и он даже не пытался оглянуться. Вся процессия двинулась, но я вспомнил, что нужно обменяться парой слов с Уотсоном, и окликнул его.

Мы с ним отошли немного в сторону от Элен, которая была занята своим лицом. - Где ваша аптечка, Уотсон? - спросил я. - Та, которую вы всегда возите с собой. Мне, возможно, придется оказать помощь, мисс Лайджест, пока вас не будет. - Она на диване в моей спальне. Возьмите, если понадобится. Рану нужно обработать... - Да-да, я знаю... И еще одно, Уотсон. После завтрака или, возможно, еще до него я возвращаюсь в Лондон. Вас, должно быть, отпустят из полиции позже. Если так, то спокойно завтракайте в Грегори-Пейдж, пакуйте вещи и поезжайте вслед за мной. - А мисс Лайджест? - Она тоже поедет в Лондон, но немного позже. Может быть, через пару дней или через неделю. - Вы уже сказали ей об этом? - Еще нет, но скоро скажу.

Выразительное лицо Уотсона стало озабоченным. - Как она, Холмс? - спросил он, понизив голос. - Справляется с тем, что произошло? - Она сильная женщина и, похоже, справляется с травмой, ответил я неопределенно. - Мне кажется, Холмс, вы понимаете, что я спрашиваю о ее эмоциональном состоянии. - То же относится и к ее эмоциональному состоянию. - А о какой в этом случае травме идет речь? - Вам лучше знать, - улыбнулся я, - ведь вы задали вопрос. - Не смейтесь, Холмс, и не играйте словами! Меня очень волнует мисс Лайджест. - Представьте, меня тоже, но я и не думаю смеяться. - Так в чем дело? - А вы сами не видите?.. Нет, в самом деле не видите?.. Тогда я не смогу вам объяснить в двух словах. Впрочем, я и сам не все понимаю... Пока не все! Поговорим об этом позже. Идите - а то вы можете сильно отстать от процессии Лестрейда, друг мой. - Хорошо, Холмс! Встретимся на Бейкер-стрит! - он почтительно кивнул Элен и поспешно удалился.

Элен тронула меня за рукав, и я повернулся к ней. - Уже можно идти? - спросила она. - Конечно. Простите за эту задержку! Давайте руку. - Нет, позвольте я буду опираться на вас - мне будет удобнее держать платок.

Подавая ей руку, я успел заметить, каким странным и рассеянным был ее взгляд.

22

- Вот ваш коньяк, мисс Лайджест, возьмите, - сказал я, отставляя графин и подавая Элен стакан. - Да, спасибо, - она залпом, даже не поморщившись, осушила стакан и вернула его мне. - За этот последний месяц я, кажется, выпила коньяку больше, чем за всю предыдущую жизнь. - Думаю, вам это ничем не грозит, - улыбнулся я. - Надеюсь! Не хотелось бы после стольких неприятностей впасть еще и в патологическую зависимость. - О, у вас хватило бы силы воли при первых же симптомах переключиться на молоко или чай... - Скорее уж на кофе... Но вообще-то, мистер Холмс, вы явно переоцениваете мои силы, как я заметила в последнее время. - Неправда! Своими поступками вы доказываете обратное. Чего стоит хотя бы эта ваша импровизация с покушением! Зачем, скажите на милость, она вам понадобилась?

Она весело пожала плечами: - Я вдруг подумала, что Лестрейду покажется мало того, что он получил. А с другой стороны, просто приходится из кожи вон лезть, чтобы не обмануть ваших ожиданий и не разочаровать вас. - Уверяю вас, мисс Лайджест, что вам это не грозит, - сказал я с улыбкой. - В моих глазах вы давно перешли черту, до которой возможны разочарования. Мне чрезвычайно приятно, что это вас волнует, но, поверьте, теперь вам достаточно лишь быть самой собой, чтобы вызывать мое восхищение.

Она внимательно посмотрела на меня: - Это серьезные слова, мистер Холмс! Чем я заслужила такую честь? - Вы хотите обсудить ваши достоинства, мисс Лайджест? Я полагал, моя миссия на сегодня - спасти вас от отека, если уж спасти от ярости Гриффита не удалось... - Ну так спасайте! - мило улыбнулась она. - Что я слышу?! Почему же вы не говорите, что и сами в состоянии приложить компресс и вообще позаботиться о себе?

Мой шутливый тон она встретила серьезным выражением лица и остановившимся взглядом. - Мне ужасно не хочется сейчас остаться одной, мистер Холмс! - сказала она тихо. - В доме все давно спят, а вы сами предложили мне свою помощь, и я сейчас просто не могу от нее отказаться. Не могу и не хочу!.. Даже если бы с моим лицом все было в порядке, я все равно, наверное, нашла бы способ подольше побыть с вами! Должно быть, сдают нервы, если я начинаю бояться темноты, пустоты и одиночества...

Я коротко взглянул на нее: - Я не сомневаюсь, что вы сейчас плохо себя чувствуете, что вы устали и расстроены, но не говорите мне о пустоте и одиночестве! Вы отлично знаете причину ваших бед! Вы знаете и то, что эту причину знаю я! Она прямо-таки витает в воздухе, а вы, тем не менее, считаете, что ваш сухой смех и дрожь в руках я легковерно спишу на расшатавшиеся нервы?.. Вы полагаете, я не понимаю, что вы смертельно боитесь Гриффита Флоя даже после его ареста? Вы готовы болтать со мной о aegdeksxj`u, чтобы только не думать о том, что вероятность обнародования вашей с Гриффитом тайны, столь свято хранимой вами и столь необходимой ему для мести, растет с каждой минутой! Вы не могли не защищать себя от обвинений и не принять наш план, но вы и теперь не можете спать спокойно. Вот каковы причины вашего плохого самочувствия, мисс Лайджест! Не скрою, я тоже расстроен: в своем расследовании я был вынужден опираться на ложь, так и не заслужив вашего полного доверия...

Она на мгновенье закрыла глаза, а потом снова обратила на меня свой блестящий болезненный взгляд. - Я никогда не лгала вам, мистер Холмс! - проговорила она. Я ничего не придумывала и не подтасовывала факты! - На мой прямой вопрос о возможных мотивах убийства вашего отчима вы ответили, что ничего не знаете. - При чем здесь это? - Всё это звенья одной цепи! Ваш отчим знал обо всем, и это ускорило его конец.

Элен, будучи не в силах что-либо сказать, с силой прижимала платок ко рту. - Вы, мистер Холмс... Вы... Попытайтесь меня понять! произнесла она наконец. - Я просто не могу... Я не могу! Как вы не понимаете?! - Я понимаю, мисс Лайджест, понимаю тяжесть вашего положения и двусмысленность этой ситуации! - сказал я, садясь напротив, наклоняясь к ней и пытаясь придать своему голосу бoльшую мягкость. - Однако я надеялся, что уже заслужил статус друга в ваших глазах... - Так оно и есть! - ... но вы защищаетесь от меня, как от врага! Мне казалось, за проведенное здесь время я успел доказать вам свою заинтересованность! - Это не зависит от времени, мистер Холмс! Теперь все зависит только от Гриффита. - Нет! То, что буду думать о вас я, зависит только от вас!

Она снова посмотрела на меня и попыталась улыбнуться, но в ее взгляде не было ни сожаления, ни страха, ни тревожного ожидания, а лишь тупая боль, которая шла изнутри и делала глаза затуманенными, как у безнадежного больного. - А зачем вам все это знать, мистер Холмс? - спросила она. Ведь дело окончено! - Мне казалось, вы лучше знаете меня! Я занимаюсь делом до тех пор, пока для меня все ни станет ясно, а не до момента официального закрытия полицейского протокола. Для меня важна правда, а не то, что кто-то по каким-то причинам за нее выдает!

Она тяжело вздохнула и отвернулась от меня: - Господи! С вами бывает настолько же трудно, насколько и легко!.. Поймите - я не знаю, что вам ответить!.. Я признаю, что вы не все обо мне знаете и что вы вправе требовать от меня правды, но, клянусь, я не могу вам ее раскрыть!!! Если вы узнаете все от Гриффита, вы поймете, почему я так поступаю, - она положила свою руку на мою, словно пытаясь вернуть утраченное доверие. - И поверьте, всё зависит не от моих прихотей. - Уверяю вас, что мое желание докопаться до истины тоже не прихоть. - Я это знаю. - ... и все же предпочитаете, чтобы я узнал правду вместе со всеми на суде? Так для вас будет лучше? - ...Да! - Прекрасно, - сказал я вставая. - Я все же принесу все необходимое для компресса. Ждите меня здесь. Я скоро вернусь.

Она уставилась в одну точку перед собой и не произнесла ни слова.

Я взял один из канделябров и вышел в коридор. В доме было тихо, и каждый мой шаг отдавался гулким эхом. Я спустился в холл и прошел в кухню, где без труда нашел воду и чистое полотенце. Вернувшись наверх, я взял в комнате Уотсона всё необходимое и через несколько минут вновь вошел в кабинет.

Она, очевидно, полагала, что мне понадобится больше времени, и потому резко обернулась на скрип двери. Она стояла у окна. Взглянув на нее, я сначала подумал, что она плакала в мое отсутствие, но потом вспомнил - плакать не входит в ее правила! У нее и теперь хватало сил держать себя в руках, и все ее чувства скрывались за мутными от влажной пелены глазами. - В чем дело? - спросил я, поставив кувшин с водой на стол. - А что? - Видели бы вы свое лицо сейчас! Вам плохо? - Да, черт возьми, плохо! - усмехнулась она, глядя на меня. Я и не думала раньше, что такое бывает. - Что ж, садитесь сюда, и я постараюсь избавить вас от телесных страданий, если уж остальное мне не по силам.

Она села на стул, а я, сложив полотенце, смочил его край в холодной воде, чуть отжал и поднес к лицу Элен. - Запрокиньте немного голову, мисс Лайджест, - сказал я, придерживая рукой ее затылок, - вот так.

Она откинула голову назад и немного вздрогнула, когда холодная мокрая ткань коснулась ее губ...

Вся моя любовь к ней всколыхнулась с новой силой - я ощутил необыкновенный прилив нежности от одного этого прикосновения и был готов, если понадобится, ухаживать за ее лицом хоть целую вечность. Я старался, чтобы мои прикосновения были легкими и не причиняли ей боли, но вместе с тем я явственно ощущал в себе нарастающую страсть. Я видел, как напряглась ее шея, видел ее губы в нескольких дюймах от себя, ловил ее прерывистое легкое дыхание и понимал, что все мое существо тянется к ней, что мой рассудок едва справляется с чувственными порывами.

Моя рука с полотенцем, должно быть, застыла в воздухе на пару мгновений, и Элен открыла свои глубокие темные глаза... Их влажный блеск был так прекрасен в свете свечей, а взгляд вдруг стал необыкновенно ясным и открытым - сошедшая с них пелена словно смыла все сомнения, и эти глаза смотрели на меня просто, взволнованно и откровенно... Ничего и никогда не желал я больше, чем поцеловать Элен в этот момент, и клянусь Богом! - она позволяла мне... Но какие-то посторонние силы - сомнения, страх перед этой сиюминутностью, мой рассудок, будь он проклят! - помешали мне... На какую-то долю мига я совершенно четко представил эти губы в его губах, я ясно увидел их взаимный натиск!.. А теперь перед нею я, и с тех пор не прошло даже пары часов!..

Мое лицо, должно быть, слишком явно выразило мои смешанные чувства - Элен опустила взгляд, сама прижала мою руку с полотенцем к своему лицу и вновь посмотрела на меня. - Простите меня! - проговорила она. - За что? - За то, что вам пришлось увидеть всё это... Гриффита и меня... Вы понимаете! Я думала, у меня получится иначе... Простите!

Я заново смочил полотенце и внимательно посмотрел на нее даже сейчас она делала все, чтобы избавить меня от малейших неудобств, от неловкости и объяснений. Наша глаза в очередной раз встретились, и мы оба почувствовали невероятную легкость и теплоту, неимоверную близость... - Мне не за что вас прощать, - ответил я, - но вы правы, мне действительно было неприятно видеть его грубость по отношению к вам.

Ее улыбка была обворожительно мягкой, и я, как всегда, слишком поздно понял несвоевременность своих сомнений и неуместность собственной ревности. - Но с другой стороны, - продолжал я, - вы поразили меня, мисс Лайджест! - Своей лживостью? - рассмеялась она. - Нет, своим актерским даром. Вы были просто восхитительны и исполнили свою роль с удивительной точностью! А ваши жесты, ваша внезапная бледность, выражения мольбы, сомнения, испуга на лице были выше всяких похвал... Да что с вами? Перестаньте смеяться, мисс Лайджест, мне трудно держать полотенце! - Я вдруг вспомнила, как Гриффит назвал Лестрейда тупицей. Это, наверное, подстегнет его полицейскую прыть! - Да, наверное, - согласился я. - Кстати, ваша беседа с Гриффитом, мисс Лайджест, и меня подтолкнула к некоторым соображениям. - О чем вы? - О чем? О маленьком детали, которую вы, может быть, уже не назовете актуальной, но которая меня, тем не менее, чрезвычайно беспокоит, - я отложил в сторону мокрое полотенце, встал, взял в руки сумочку Элен, лежавшую дотоле на кресле, и вытряхнул все ее содержимое на письменный стол.

Кроме кожаной записной книжки, нескольких визитных карточек, пары чеков и связки маленьких ключиков из сумки выпал крошечный темный флакончик. Я взял его в руки и испытующе посмотрел на Элен. - Я ждал, что вы сами заговорите об этом, но, видно, напрасно. И теперь я сам спрашиваю вас: как вы, сильная и независимая женщина, могли дойти до мыслей о самоубийстве?

Она жестко усмехнулась: - Уверяю вас, дойти до них было нетрудно! Вы, мистер Холмс, можете представить меня в женской каторжной тюрьме? Я не могу! И вообще, иметь с собой яд - не значит отказаться от борьбы за свободу и честь, это означает возможность отстоять их тогда, когда все остальные методы себя исчерпали! А не говорила я вам об этом из простого соображения вас не обидеть - ведь вы могли подумать, будто я в вас не верю. - Но неужели вы не понимаете, на какие мысли могли навести, скажем, Лестрейда эти ваши методы борьбы за доброе имя? - Не иронизируйте, мистер Холмс! Я действительно так себе это представляю. - Я не иронизирую, и я прекрасно понимаю, что этот яд не кокетство, что вы действительно приняли бы его, если бы все наши усилия оказались напрасными. Но все равно носить его с собой было по меньшей мере неразумно: при обыске он мог стать последней каплей в череде улик и, уж будьте уверены, не был бы оставлен вам в дальнейшем. - Тогда почему вас это волнует, мистер Холмс? - Потому что я до сих пор не знаю вас, мисс Лайджест, и вы продолжаете удивлять меня, будоража мое воображение своими неожиданными поступками.

Она встала и чуть улыбнулась в ответ на мои слова: - А я полагала, что вас уже ничто не может удивлять, особенно там, где дело касается человеческих поступков!

Я встал вслед за ней и уже собирался сказать, как она ошибается, но Элен с сомнением посмотрела на мои руки. - О, только не трясите меня, мистер Холмс! - проговорила она, улыбаясь тому, как верно предугадала мои намерения. - Вам не кажется, что со мной это уже достаточно проделывали за последние сутки? - О да, простите! - ответил я, смеясь. - Я всё не теряю надежды сделать свои внушения более действенными... Вообще-то, подобные порывы мне не свойственны, но вы, мисс Лайджест, делаете меня более эмоциональным. - А вы, напротив, действуете на меня как успокоительное и болеутоляющее, - улыбнулась она. - Надеюсь, не как снотворное? - О, нет! - Тогда садитесь, и я закончу с вашим лицом. - Мое лицо уже в порядке, мистер Холмс. Боль совсем утихла, и отек, кажется, спал немного. По-моему, в компрессах больше нет надобности. Вы откройте окно и смените вот эти две свечи на новые, а я спущусь вниз и приготовлю чай. Вы ведь не откажетесь от чашки чая перед сном? - Не откажусь. Но я не собираюсь спать, а вот вам бы это не помешало. - О, я еще успею выспаться, - улыбнулась она и, указав мне на коробку со свечами, удалилась.

В комнате действительно было душно, и я, подняв оконную раму, с удовольствием подставил лицо под струю холодного воздуха. За окном стояла такая темнота, какая бывает только в последние предрассветные часы. Я зашвырнул флакон с ядом подальше в газон, снял пиджак, повесил его на спинку стула и принялся за свечи.

Когда через пять минут Элен вернулась, неся на подносе все необходимое, я сидел в кресле перед чайным столиком и раскуривал свою трубку. - Как вы думаете, - спросила Элен, расставляя чашки, - нас с вами вызовут в полицию уже утром? - Я почти уверен, что до нас очередь дойдет лишь через несколько дней. Нет, сливок не надо, благодарю вас!.. Так что вы сможете насладиться покоем и отдохнуть немного. Вы это заслужили как никто другой. - А вы? - Я? Я намерен вернуться в Лондон самым первым утренним поездом.

Она не дрогнув продолжала разливать по чашкам чай, но я заметил, как по ее лицу пробежала тень. Она умолкла, но через некоторое время спросила с некоторой нарочитой небрежностью: - Дальнейшее следствие будет проводиться уже в Лондоне, я правильно поняла? - Да, совершенно правильно. Вас вызовет Лестрейд, и вам придется несколько раз навестить столицу для дачи показаний и для присутствия в суде. Моя помощь вам больше не понадобится, но, если хотите, я сам могу известить вас телеграммой о необходимости явиться в Скотланд-Ярд. - Мне это было бы приятно. - Если же вам понадобится мой совет, то я всегда готов дать его. Думаю, вы не забыли, где меня найти.

Она попыталась улыбнуться, но ее глаза, мне показалось, что-то судорожно искали в моем взгляде. - А как же ваш гонорар? - спросила она. - Вы помните, я cnbnphk` вам, что потребуется некоторое время для улаживания моих финансовых дел? - Это не спешный вопрос, мисс Лайджест. Когда всё уладите, можете сообщить мне. Для этого существует почта. Однако не будем сейчас говорить о деньгах, прошу вас!

Она кивнула и отпила из чашки.

23

Мы просидели за чаем и разговорами до самого рассвета, и лишь тогда, когда небо на востоке стало светлеть, почувствовали усталость. Утро прошлого дня, ознаменованное нашим с Элен примирением и необычайно ранней прогулкой, теперь казалось необыкновенно далеким. Череда напряженных событий отдалила все предыдущие дни и наполнила мое настоящее новыми впечатлениями и мыслями. Глядя в окно на тающие сумерки и на нелепо горящие в утреннем свете свечи, я отчетливо ощущал какую-то щемящую новизну, нарастающую необходимость расставаться с домом, где я провел столько незабываемых часов.

Много раз до этого я представлял себе, как покину этот дом, но каждый раз я старался отгонять такие мысли и наслаждаться подаренным мне временем. Я хорошо знал, что просто уйду, уйду спокойно и тихо, что не буду цепляться за последние минуты и искать для них благовидные предлоги... Теперь настал этот самый день, и я твердо решил, что свои мрачные и тревожные мысли оставлю на потом, обдумаю всё необходимое дома в одиночестве.

Я попрощался с Элен, пожелал ей хорошо отдохнуть и ушел в ту комнату, которую уже привык считать своей. Полчаса сна были мне просто необходимы после двух бессонных ночей, и я, сняв жилет, галстук и ботинки, быстро уснул на кровати.

Солнце уже встало и освещало комнату мягким светом, когда я проснулся. Стараясь меньше думать о насущном и уже почти не делая в этом особых усилий, я стал одеваться и собирать свои немногочисленные вещи. Это заняло не более пятнадцати минут, и вскоре я уже спускался по лестнице вниз в плаще и со шляпой в руках. Ночью, когда мы говорили, кроме прочего, о моем отъезде, я решительно отказался от предложенных мне услуг возницы и от раннего завтрака, предполагая самостоятельно добраться до станции и позавтракать уже в городе, и поэтому теперь меня никто и ничто не должно было ожидать в холле. Не должно, но с каждым шагом, с каждой ступенью во мне, помимо воли, крепло предчувствие, что перед отъездом я еще один раз увижу ее... И, уже собираясь к выходу и надевая перчатки, я почему-то не сомневался, что всё равно так и будет.

Элен появилась за моей спиной. Она понимала, что объяснения ее появлению сейчас не нужны, и поэтому не оправдывалась. Я повернулся к ней и обвел ее взглядом. Она излучала очарование и свежесть: светлый брючный костюм, надетый без галстука и жилета с одной лишь сорочкой, расстегнутой у шеи, умело наложенный грим, почти полностью скрывавший дефект губы, нежный румянец на скулах - мне невольно подумалось, что она сделала это для того, чтобы у меня и в мыслях не возникло сказать "прощайте". Нет, я, разумеется, мог бы бросить это короткое слово и удалиться с вежливым поклоном, и тогда Элен, наверное, ответила бы тем же. Но зачем? Кому из нас нужен этот пафос? Ведь осталось еще несколько нерешенных вопросов, и, кроме того, в моей голове уже созрело решение, возможно, самое важное в моей жизни... Однако у меня были и другие соображения, касавшиеся ее, и они побуждали оставить между нами большую долю неопределенности.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом Элен протянула мне руку для рукопожатия. "До свидания!" просто сказала она. Я сжал ее ладонь. Рукопожатие было таким же твердым, как и в самый первый день нашего знакомства. Я onjknmhkq ей и направился к выходу, явственно ощущая, как ее взгляд прожигает мне спину...

Утро выдалось туманным, и это предвещало еще один теплый день в череде никак не желавшего заканчиваться лета. Однако, пока я дошел до станции, туман рассеялся, и я с удивлением обнаружил вокруг начинавшую желтеть сентябрьскую листву.

Я купил газету, сел в поезд, и очень скоро свежий воздух за окном сменился на лондонский смог.

В моей квартире на Бейкер-стрит меня ожидало десятка два писем, несколько чеков и телеграмма от Майкрофта трехдневной давности, должно быть, не очень срочная, если уж мой брат отправил ее сюда, а не в Грегори-Пейдж. Поскольку поездка в Лондон, которую мы накануне предприняли с Лестрейдом, не позволила мне заглянуть домой, то теперь предстояло заняться насущными делами. Я заказал себе завтрак, бегло просмотрел корреспонденцию и, не обнаружив ничего особо важного, с удовольствием принялся за яичницу с ветчиной.

Около полудня я уже был у Майкрофта, чем несказанно его удивил: он полагал, что я все еще "добываю оправдательные доказательства для мисс Лайджест". Я вкратце изложил ему исход дела, а он, в свою очередь, описал мне поручение, которое послужило причиной телеграммы и которое предстояло выполнить за весьма солидный гонорар. Задание не представляло для меня особой сложности и, как это часто бывает, когда дело поступает из рук моего брата, касалось нашей государственной экономической политики. Я пообещал Майкрофту сделать все возможное и известить его о результатах телеграммой сегодня же вечером.

В четыре часа после полудня я решил выпить чаю на Риджент-стрит, и в моем кармане уже лежали добытые сведения, ради которых пришлось изрядно побегать по сити.

Еще не было пяти, когда я решил навестить Скотланд-Ярд и отправился к Лестрейду. Тот оказался на своем месте, погруженный в полицейские протоколы. Мы дружески побеседовали, и он с легкостью позволил мне порыться в служебных бумагах, касающихся дела Гриффита Флоя, с единственным условием - не выносить их за пределы кабинета.

Как выяснилось, Гриффит не подтверждал и не опровергал предъявленные обвинения - он просто отказался что-либо говорить до самого суда. Остальные же участники развязки, напротив, давали отчетливые и почти идеально схожие показания. Вообще, Лестрейд был чрезвычайно доволен финалом дела, и красноречивое молчание мистера Флоя его нимало не тревожило - в его руках теперь была не менее крупная, чем раньше, добыча, а газеты наперебой превозносили знаменитого инспектора полиции в качестве непревзойденного специалиста.

Когда вечером я неспешно возвращался домой, Уотсон уже ожидал меня за чашкой кофе в моей квартире. - А, Холмс! Ну наконец-то! - воскликнул он. - Я жду вас уже больше часа! - Простите, друг мой! Пришлось посвятить день самым разным делам, и я освободился только полчаса назад. Как ваши дела? - У меня всё в порядке: я вернулся еще до второго завтрака, успел навестить жену и даже осмотрел одного из своих постоянных пациентов. - Надеюсь, миссис Уотсон здорова? - Да, благодарю вас. - Ну, а ваш визит в полицию сегодня ночью, как он прошел?

Уотсон налил себе немного виски и разбавил его содовой. Jncd` он неспешно достал свой портсигар и закурил, я понял, что для меня у него припасено нечто интересное. - Я рассказал Лестрейду обо всем, что видел и слышал там, в беседке, обходя, разумеется, общими фразами некоторые вещи. Вы помните, мисс Лайджест просила... - Да, я отлично помню. Продолжайте. - А тут нет ничего особенного. Лестрейд долго и тщательно спрашивал обо всем, особенно настаивал на дословном воспроизведении признаний сэра Гриффита. Тот полицейский, что был с нами, тоже довольно точно всё описал. Мы перечитали записи наших показаний, заверили их подписями и отправились по своим делам. Еще Лестрейд сказал, что смерть Джейкоба Лайджеста тоже, возможно, будет квалифицироваться как убийство, и в этом случае мистеру Флою придется еще хуже. Вот и всё. Это не стоит вашего внимания, Холмс. - Не испытывайте мое терпение, Уотсон - говорите о том, что, по-вашему, стоит моего внимания. - Черт возьми, Холмс! Я ведь еще ничего не говорил об этом! Как вам удается так точно предугадывать мои намерения?! Впрочем, вы правы. Я хочу рассказать вам о другом, и это, возможно, покажется вам интересным. - Я весь внимание.

Он посмотрел в глубину холодного камина и задумчиво выпустил клубы табачного дыма. - Когда я вернулся в Грегори-Пейдж, - начал он, - леди Элен вела себя очень странно. Она явно не хотела никого видеть, разговаривала односложно и предпочла как можно скорее остаться одна. Однако самое странное во всем этом то, что, похоже, она плакала! Я почти уверен в этом. - В котором часу это было? - спросил я, стараясь подавить волнение. - Я заметил это сразу, как только вошел в парадный холл дома. Я вернулся из полицейского участка и застал ее стоявшей у окна. Это было около восьми. А какое тут может иметь значение время? - Мы с вами разминулись на какие-то полчаса, Уотсон. - Да, леди Элен сказала, что вы только недавно уехали. Она вела себя странно, Холмс. Я подумал, что это вас заинтересует... - Да-да, продолжайте, пожалуйста. - Я и представить себе не мог, Холмс, что такая женщина как она может плакать! Она, разумеется, не лишена чувств, но после всего случившегося... - Так вы видели это или лишь догадываетесь? Я, откровенно говоря, ни разу не видел ее слез, хотя провел с ней некоторые напряженные минуты. - Ну, она, наверное, успела вытереть слезы, когда услышала мои шаги, но ее глаза были влажными и в них застыло какое-то неописуемое выражение... Она говорила со мной, давала указания прислуге, но ни на секунду не была с нами в своих мыслях. И это после того, как самое страшное осталось позади!.. И знаете, Холмс, я, кажется, могу найти этому объяснение! - В самом деле? - Да. Вы, наверное, давно думаете об этом, но я только сегодня понял, что леди Элен страстно влюблена в Гриффита Флоя. Если позволите, я изложу, как я это себе представляю. Так вот: между нею и сэром Гриффитом завязались некоторые отношения, но он имел неосторожность завести интрижку со Сьюзен. Может быть, тогда их отношения с леди Элен только начинались и не были сколько-нибудь прочны, или же он завязал pnl`m с бывшей официанткой в период их ссоры. Так или иначе, но он потерял возможность жениться на мисс Лайджест. Он потерял эту возможность, но не ее любовь! Она продолжала любить его тайно, посчитав недостойным леди прощать нанесенную обиду и сделав выбор в пользу своей чести и безупречной репутации. Сэр Гриффит, конечно, умолял о прощении, уверял, что отношения со Сьюзен - лишь минутное увлечение, и что они ничего не стоят перед его любовью к ней, но она была непреклонна. Он готов был нести наказание и терпеть ее холодность, но вскоре понял, что это не кокетство и не просто задетое женское самолюбие. В конце концов он устал бороться с невидимым призраком своей измены и при случае взвалил на мисс Лайджест всю вину за убийство - это не было отдельной его целью, но было отличным шансом отомстить за унижения, за то, что его посмели отвергнуть!.. Он не привык к отказам женщин, и его месть была жестока! С этого момента она вступили в невидимую схватку: он - со своими чувствами к этой женщине и с напоминавшей о себе совестью, а она - со своей ненавистью и любовью одновременно! Мисс Лайджест отстаивала свою свободу - что ей было делать? - и она, конечно, согласилась разыграть спектакль, ведь с нашей помощью она убила сразу двух зайцев: получила оправдание и отомстила Гриффиту Флою за всё причиненное ей зло... - Хотите сказать, теперь она плачет от тоски и сожаления? - А разве это не логично, Холмс? По-моему, все необъясненные факты и многочисленные недомолвки связываются воедино. Отчим леди Элен мог знать обо всем этом и защищать интересы своей падчерицы. Именно поэтому Гриффиту была выгодна его смерть, и именно поэтому в их беседе с леди Элен он намекал, что она и сама имела повод избавиться от сэра Джейкоба ради сохранения их тайны и возможного продолжения отношений. Ну и конечно, о ее чувствах к сэру Гриффиту можно было судить из самых животрепещущих моментов всего представления. Вы ведь видели, как они целовались? Разве этот могло быть обманом? По-моему, очевидно, что она решила воспользоваться случаем - легко соблазнила Гриффита, в последний раз насладилась его страстью, а потом наблюдала крах этой чудовищной иллюзии, упиваясь местью и вместе с тем изнывая от невыносимой боли!.. - Так выходит, ее трагедия в том, что условности оказались сильнее ее чувства? - Не условности, а честь! Она сама выбрала этот путь: предпочла долг и имя своей любви к человеку, который этой любви не заслуживал. Вы не согласны, Холмс?

Я раскурил свою трубку и с наслаждением вытянулся в кресле. - Ах, Уотсон, Уотсон! - сказал я с улыбкой. - Вы, как я погляжу, многое потеряли, отказавшись от идеи писать романы. А британская беллетристика потеряла еще больше замечательного по смелости фантазии автора! - Вы считаете, Холмс, что мои идеи нельзя даже серьезно воспринимать? - О, нет! Простите, Уотсон, если я вас обидел! Ваша теория довольно жизненна, но вы не можете не признать, что в ней полно слабых мест. И самый главный момент лежит на поверхности: мисс Лайджест не из тех женщин, которые кладут пламенную любовь на алтарь доброго имени только потому, что того требуют обстоятельства. Но даже если предмет ее любви не самый достойный мужчина, даже если ее гордость действительно не позволила простить измену, всё равно в вашей версии для нее нет серьезного повода это скрывать. Зачем так тщательно qjp{b`r| свой роман с ним, тем более что он давно в прошлом? Мало ли на свете женщин, которые пережили разрыв или расторгнутую помолвку? Мало ли женщин, которые поспешно заключили брак, а потом пошли на развод? И если допустить, что между моей клиенткой и Гриффитом Флоем действительно был роман, то поведение мисс Лайджест будет выглядеть в высшей степени странным: она слишком независима, чтобы так трепетать перед общественным мнением из-за пустяков из ее прошлого. И кроме того, Уотсон, неужели вы думаете, что серьезный роман можно утаить, что разные подробности рано или поздно не станут достоянием публики, что ни одна горничная, ни один кучер не окажутся случайными свидетелями даже самого тайного свидания? Поверьте мне, я наводил справки...

Уотсон задумчиво затянулся своей сигарой и стряхнул пепел в пепельницу. - Но ведь вы не станете отрицать, что в этом деле еще остались темные места, связанные с леди Элен и Гриффитом Флоем? - сказал он. - И, похоже, что леди Элен не очень-то хочет, чтобы вы докопались до правды. - Да, это так, - ответил я, стараясь не показать ему, что данный факт волнует меня гораздо больше, чем ему может казаться, - она предпочитает скрывать что-то из своего прошлого, и упорство, с которым она это делает, невольно наводят на мысль, что дело касается более серьезных вещей, чем просто несостоявшийся роман.

Уотсон ушел домой через полчаса, выразив настойчивое желание быть в курсе дальнейших событий. Я пообещал известить его, если произойдет что-то новое, а сам принялся варить себе новый кофе.

Сведения о Гриффите Флое и Элен я решил занести в свою картотеку. Расположившись на диване, я быстро заполнил первую карточку, а на второй написал имя Элен и, не задумываясь, остальное: "самая потрясающая женщина, какую мне довелось знать". Опомнившись и злясь на себя за эту банальность, я тут же смял лист и швырнул его в корзину.

Разумеется, было глупостью думать, что мне удастся вот так спокойно написать несколько фактов о ней и о ее деле и отправить карточку в архив. Нет - она никогда уже не будет для меня "воспоминанием под литерой L"! Она - моё настоящее, и моя жизнь теперь не может стать прежней, такой, какой была до встречи с ней. Пора перестать летать в облаках и расставить, наконец, все точки над "i" - я люблю эту женщину и твердо знаю, что другой такой в моей жизни не будет никогда. Я знаю, что мог бы оставить между нами всё как есть и сохранить свой status quo, у меня хватило бы сил на хладнокровную маску. Но что тогда будет? Моя жизнь неизменно разделится на две части, и я до конца своих дней буду жалеть о том, что мои принципы взяли верх над единственной любовью.

Никогда раньше я не принимал решений относительно своей свободы просто потому, что ни одна женщина не зародила во мне даже мысли об этом, но я все равно отвергал брак для себя - я не собирался жениться, потому что это разрушило бы мой образ жизни и поставило бы под угрозу столь дорогие моему сердцу привычки, заставило бы иначе относиться к работе и к себе самому... А Элен словно мое продолжение, и потому ее так легко представить рядом! Ее мне послало Провидение, однако я получил только шанс, и остальное зависит от моей воли - я должен объясниться с ней и выяснить все до конца, получить ответ... Да, я твердо решился на откровенный разговор, но я pexhk также и то, что он должен произойти лишь после того, как я узнаю об Элен всю правду и смогу защитить ее от того, чего она так боится.

Но черт возьми! Как хочется верить, что она отвечает мне взаимностью, что те нежные взгляды, которые я ловил, те теплота и расположение, которые она выказывала по отношению ко мне - лишь часть ее чувства!.. Я вспоминал все это, и мое дыхание учащалось. Я признавал, что мог видеть больше, чем было на самом деле, потому что помимо воли искал подтверждений желаемому, но я ведь не совсем потерял способность объективно воспринимать жизнь. Я чувствовал особое внимание Элен, чувствовал, что ей приятно мое общество и что она привыкла ко мне за проведенное вместе время, и во всем этом, несомненно, было нечто большее, чем просто дружеское участие. Я явственно ощущал наше сближение и все четче понимал, что ему мешает лишь тайна Элен, ее невозможность быть со мной до конца откровенной. Столь очевидный выход рассказать всё и попросить совета не кажется ей таким очевидным именно потому, что свою тайну она скрывает прежде всего от меня!.. И страдает она не столько от предполагаемого разоблачения, сколько от стыда и бессилия чтолибо изменить, избежать моего в ней разочарования.

Что такого страшного могло быть в ее прошлом, если практически вся ее жизнь была на виду публики, если о ней никогда не ходило порочащих или даже просто сомнительных слухов?.. Какое безрассудство она могла совершить при своем уме и неизменном здравом смысле?..

На тот момент я знал лишь то, что Гриффит Флой вооружен против Элен настолько важными сведениями, что она предпочла бы самоубийство их огласке. Об остальном можно лишь строить дедуктивные догадки. Гриффит не выдавал то, что знает об Элен, пока у него был хоть какой-то шанс жениться на ней значит, это могло опорочить ее, но не его. Теперь он собирается рассказать все на суде, так как, потеряв и свободу, и шанс на Элен, и остатки своей репутации, ему не остается ничего другого, как напоследок опорочить Элен, отравить ее жизнь. С другой стороны, отчим Элен погиб именно из-за того, что знал больше, чем это было нужно Гриффиту. Это значит, что Гриффиту было выгодно единолично управлять тайной, а также то, что, по-видимому, эта самая тайна вполне могла быть обращена против него самого при соответствующих обстоятельствах. Теперь она, конечно, страшна только для Элен, потому что список обвинений Гриффита вряд ли можно отяготить еще больше. Что и говорить, положение Элен было тяжелым - выпорхнув из одной ловушки, она тут же оказалась в другой...

Что это? Их общий ребенок? Но Элен не успела бы незаметно выносить его... Ее ребенок от другого мужчины, например, от лорда Гленроя? Но в обоих случаях Гриффит обязательно упомянул бы о ребенке, говоря об отъезде в Штаты: в первом случае - желая забрать с собой отпрыска, а во втором - из стремления поскорее убедить Элен обещанием усыновления. Да и вообще, Элен вряд ли позволила бы себя шантажировать таким фактом и за прошедшие годы придумала бы, как защититься.

Возможно, ее порочная связь с кем-то другим, например, с тем же Дже ймсом Гленроем? Но если Элен не боялась заводить ее, то с какой стати ей страшиться слухов и зачем в этом случае поддерживать с ним отношения?..

Ее преступное прошлое? Что ж, роль хладнокровной и sd`wkhbni преступницы ей вполне бы подошла, но, во-первых, это противоречит ее ценностям и давнему увлечению наукой, вовторых, не укладывается в хронологию ее жизни, а в третьих, не имеет подтверждений не только в анналах Скотланд-Ярда, но и по моим личным источникам информации.

Нет, похоже, что это касается все же личных отношений двух этих людей. Именно там, в глубине недомолвок, между перипетий ссор и намеков кроется то, что будоражит всю их жизнь, а с недавних пор - и мою жизнь тоже...

24

Моя скрипка и табак из привычной лавки - решительно лучшее средство от хандры и печали. Стоило провести день на диване, вспоминая любимые сонаты и вставая лишь затем, чтобы сварить новый кофе или набить трубку, и мрачные мысли отступили. Теперь, пускаясь в новые рассуждения, я с удовольствием отмечал собственное спокойствие. Однако очень скоро я понял, что мне безмерно недостает наших разговоров, тех ежедневных мелочей, к которым я успел привыкнуть, не достает ее голоса и звука ее шагов... Время от времени я ругал себя за эти приступы сентиментальности, но потом понимал, что с этим бессмысленно бороться... Принятое решение придавало мне спокойствие и уверенность.

Проведенный в безделье день окончательно меня успокоил, но и нагнал невыносимую скуку, так что назавтра я отправился в Скотланд-Ярд навестить Лестрейда. - Ну что, Лестрейд, удалось вам что-нибудь вытянуть из нашего на редкость неразговорчивого друга? - спросил я, предварительно убедившись, что эйфорический приступ от эффектной развязки дела так и не прошел. - К сожалению, нет, мистер Холмс, - ответил Лестрейд, - Флой по-прежнему отказывается говорить и утверждает, что все расскажет лишь на суде. Наверное, самые неожиданные подробности оставляет на финал, желая шокировать публику и запомниться ей. Но это не очень-то нас волнует, потому что уж в чем, а в свидетелях по этому делу нет недостатка. Хотя, признаться, было бы интересно выяснить, что означает это молчание. - Не думаю, что это достойно вашего внимания, Лестрейд, заметил я. - Вряд ли какие-то подробности, о которых он расскажет, изменят дело. - Полностью согласен с вами, мистер Холмс. Но вы, я вижу, пришли не только затем, чтобы справиться о моих делах? - Вы как всегда прозорливы, инспектор! Я пришел узнать, когда настанет очередь свидетельствовать для меня и мисс Лайджест. Я обещал отправить ей телеграмму о дате допросов. - В таком случае вы пришли вовремя: мисс Лайджест должна явиться в Скотланд-Ярд послезавтра до полудня, и я как раз собирался распорядиться насчет повестки. А вы, мистер Холмс, меня очень обяжете, если явитесь дать показания также послезавтра, но пораньше, скажем, в девять часов. - Непременно приду, хотя и считаю, что мои показания - чистая формальность. - Вы и представить себе не можете, мистер Холмс, какое удовольствие мне доставляют такие формальности после полного затишья с уликами и свидетелями! - рассмеялся Лестрейд, указывая на несколько толстых папок на своем столе. - Такие дела, должно быть, неплохо воспитывают трудолюбие сыщиков Скотланд-Ярда, - рассмеялся я в ответ.

После того, как мы выпили по чашке чая и обсудили насущный хлеб лондонской полиции, я продолжил свои расспросы: - А что, Лестрейд, вы уже выяснили насчет возможных наследников имения Чарльза Флоя? - Да, мы навели кое-какие справки. Нашелся дальний родственник, кажется, сын кузена Гриффита Флоя, проживающий на границе с Шотландией. Если все подтвердится, именно он унаследует состояние и Голдентрил. Однако это станет возможным только после осуждения его родственника, а пока родовое поместье Флоев и их банковские счета арестованы. - То есть там в поместье дежурит полисмен? - Разумеется. Мы обязаны охранять территории, на которые наложен арест. - А прислуга? - Все покинули дом совершенно добровольно, так что не пришлось никого уговаривать. - И обыск уже произведен? - Еще нет, но будет проводиться в ближайшее время. Возможно, уже в следующий понедельник. - А что вы надеетесь найти? - Неважно, что. Мы обязаны осмотреть всё и составить опись. Может, и удастся отыскать что-нибудь полезное для дела: какиенибудь записи сэра Гриффита, касающиеся тех дней, когда произошли убийства, письма... - Что ж, Лестрейд, тогда у меня к вам небольшая просьба, сказал я вкрадчиво, и Лестрейд сразу почувствовал важность того, что ему предстояло услышать. - Выкладывайте! - сказал он, подозрительно поглядывая на меня из-под густых бровей. - Дело в том, что мне необходимо побывать в Голдентриле и самому осмотреть его до того, как ваши ищейки там всё перевернут вверх дном. - А вы-то что будете искать? - Кое-что, что кажется мне важным. - Сколько же в вас энергии, мистер Холмс! Дело закончено, а вы всё что-то ищете! - Я не хотел бы говорить о своих гипотезах, пока они не получили подтверждения. Если я найду то, что ищу, то непременно передам в Скотланд-Ярд, если нет, то для вас ситуация не изменится, а для меня обернется лишь пустой поездкой. - И вам нужно мое письменное разрешение? - Именно! - Черт возьми! Как только у вас, мистер Холмс, появляются ко мне просьбы, у меня сразу же возникает чувство, что я нарушаю закон. Как вы это объясните? - Понятия не имею! Так я получу бумагу? - Извольте. Но, я надеюсь, мне не надо говорить о той ответственности, которую я беру на себя?.. На какой день дать разрешение? - На пятницу. - А сегодня ведь понедельник? Почему бы вам не начать проверять ваши гипотезы прямо завтра? - Завтра и в следующие два дня я буду занят другими делами.

Он быстро написал на официальном бланке несколько слов и поставил размашистую подпись. - Что ж, берите бумагу, но постарайтесь без неожиданностей дело и так не назовешь гладким! - До свидания, Лестрейд. Спасибо за разрешение, и не говорите о нем мисс Лайджест, когда она приедет. - Я заинтересован в том, чтобы всё осталось в тайне, не меньше вас. До свидания, мистер Холмс.

Покинув Скотланд-Ярд, я отправился на почту, где составил короткую телеграмму для Элен и отправил ее экстренной доставкой. Этот и весь следующий день и провел, занимаясь рутиной, но в моих мыслях царило приятное оживление.

В назначенный день и час я явился в Скотланд-Ярд, и Лестрейд уже ожидал меня. Мне прежде в связи с моей сыскной практикой довольно часто приходилось давать свидетельские показания, и эту сторону своей деятельности я до сих пор терпеть не могу. Однако пришлось, как всегда, смириться с неизбежным и в течение почти двух часов давать очевидные ответы на предсказуемые вопросы, а затем написать еще нечто вроде отчета о том, что с моей стороны предшествовало поимке мистера Флоя. Единственным утешением было то, что мои умозаключения, хоть и несколько запоздало, представляли какуюто ценность для нашей удивительно прямолинейной полиции...

Когда Лестрейд уже дочитывал написанное мною, в коридоре послышались знакомые шаги, а затем раздался короткий стук в дверь. Лестрейд произнес короткое "Войдите!", и Элен появилась на пороге... Каждый раз я видел ее словно впервые и каждый раз испытывал восторг. Она вошла, и все вокруг стало лишь каким-то малозначащим дополнением, а я, к своей радости, заметил вспыхнувший теплый блеск в ее синих глазах, когда она увидела меня. - Здравствуйте, джентльмены! - сказала она, чуть улыбнувшись в своей обычной сдержанной и слегка ироничной манере. Надеюсь, я вовремя? - Доброе утро, мисс Лайджест, - ответил Лестрейд, - впрочем, уже почти полдень, так что добрый день. Вы вовремя. Садитесь на этот стул... А вы можете быть свободны, мистер Холмс. Вы здесь все отлично описали. Если понадобитесь, мы вас известим... Располагайтесь, мисс Лайджест, а я принесу бумагу.

Он поспешно удалился в смежное помещение, а я встал напротив Элен и дождался ее взгляда: - Надеюсь, мисс Лайджест, я буду иметь удовольствие поговорить с вами сегодня? - сказал я. - А когда и где вы предпочли бы иметь это удовольствие? улыбнулась она, не сводя с меня своих внимательных глаз. - Скажем, в половине второго в парке, который находится в конце этой улицы. - Хорошо. Ждите меня там, а я постараюсь не опоздать. - Тогда до встречи!

Она кивнула, и я вышел прежде, чем Лестрейд вернулся из соседней комнаты.

В парке было свежо и прохладно, и я с удовольствием прошел по его дорожкам, спасаясь от уличной жары. Где-то неподалеку были слышны детские голоса. Я купил себе газету, сел на скамейку и стал ждать.

Элен появилась немного позже назначенного срока и прежде, чем я успел подняться ей навстречу, жестом указала мне оставаться на месте, а сама села рядом. - Отвратительная жара! Просто невозможно дышать, и это в середине сентября! - ее лицо стало серьезным, когда она посмотрела на меня из-под своей простой бежевой шляпы, и от близости этих знакомых черт у меня перехватило дыхание. - Я рада вас видеть, мистер Холмс. Знаете, мне вас очень не хватало в эти прошедшие дни... После смерти отчима я ведь ни ndmncn дня не была одна, зато теперь живо ощутила гнёт одиночества, а тут еще и Келистон... Вчера они с Мэри объявили о том, что собираются пожениться. - Этого следовало ожидать. - Я и ожидала, а они, должно быть, решили объявить о помолвке лишь после того, как мои дела разрешатся. - И они хотят уехать? - Да. Келистон скопил немного денег, и они намереваются открыть свою галантерейную лавку здесь в Лондоне. Так что мне придется искать себе новую горничную и нового дворецкого. - А как ваше лицо, мисс Лайджест? - Как видите, неплохо. Я уже почти забыла об этом. - Лестрейд занес в протокол допроса то, что касается полученной вами раны? - Да, он спрашивал об этом и дословно записал все мои слова... Эти допросы - ужасно мучительное испытание: я несколько раз говорила об одном и том же, а потом мне еще и задавали вопросы. - Тогда ни слова больше о деле! Поговорим лучше о чем-нибудь другом! - О, да! - встрепенулась она и раскрыла свою сумочку, ту самую, которую несколько дней назад я опорожнил на ее столе. - Пора, наконец, заняться вашим гонораром, мистер Холмс. Вот чек, выписанный на ваше имя. Сумму впишите сами и не скупитесь. Ваша работа стоила того, чтобы быть хорошо оплаченной, и скромность здесь неуместна... В чем дело? Почему вы улыбаетесь? - Господи! Вы подумали, что я намекаю на это! Вы ошиблись, дорогая мисс Лайджест!

Она настойчиво протянула мне чек: - Это неважно, мистер Холмс - мы все равно должны решить вопрос о вашем вознаграждении. Это одна из причин, по которым я приехала в Лондон! - Зато такой причины нет среди тех, по которым я сижу сейчас рядом с вами! Может быть, в тот момент, когда я предложил встретиться, вы сразу и приписали мне денежный мотив? - Нет, - смутилась она, - простите, если я вас обидела. - Вы меня не обидели. Просто я не хочу брать деньги за общение, которое доставило мне неописуемое удовольствие. Думаю, поставить сумму на чеке вам было трудно по той же причине. - Вы правы... Но ваш труд!.. - Вы потратили на меня больше средств, чем я - сил на ваше дело. Так что уберите чек и вручите его Келистону в качестве свадебного подарка. - Вы опять поражаете меня! - проговорила Элен, и ее глаза снова стали болезненно блестящими. - Когда мне начинает казаться, что я знаю и понимаю вас, ваша натура обнажает всё новые качества, и я вижу, какими недалекими были мои догадки. Это восхищает и немного пугает меня, потому что я хотела бы знать вас лучше. - Что ж, это мне льстит, и у вас есть такая возможность. - Что вы имеете в виду? - То, что у нас впереди несколько дней на беспрепятственные встречи, ведь вы остановились в отеле и не собираетесь домой ни сегодня, ни завтра. - Как вы узнали? - изумилась она. - Открывая и закрывая сумочку, вы несколько раз показали мне багажную квитанцию, - улыбнулся я. - Очевидно, что вы привезли с собой личные вещи и отправили их в отель. Вряд ли b{ стали бы делать это, если бы приехали на пару часов. - Вы совершенно правы! - рассмеялась Элен. - Вчера я получила вашу телеграмму, а потом повестку из Скотланд-Ярда, в которой говорилось о допросах в течение нескольких дней. Понятия не имею, почему нельзя расспросить меня обо всем сразу и для чего нужно изо дня в день повторять одно и то же. Но тут я не могу ничего изменить и поэтому решила провести эти дни в Лондоне, тайно надеясь, что, может быть, вы разделите мое общество. - Ваши надежды сбываются. - А ваши?.. - она обратила на меня взгляд, словно и не пытаясь скрывать прозвучавшей двусмысленности, а потом по своему обыкновению расставила все на свои места. - Вы предложили встретиться, чтобы поговорить, а минуту назад сказали, что у вас было несколько причин на это. Так каковы же они? - Одна из них это мое намерение угостить вас завтраком, улыбнулся я, - тем более что сейчас для этого сразу два повода: совершенно очевидно, что вы еще не успели позавтракать, и, кроме того, вы явно не были там, куда я собираюсь вас пригласить. Здесь недалеко есть отличный ресторанчик - французские булочки, крольчатина под белым соусом и розовый ликер там выше всяких похвал... - Вы пожалеете о своем предложении, когда я закажу себе сразу несколько этих самых булочек, вашего хваленого кролика, пару закусок и целую чашку взбитых сливок на десерт, - рассмеялась она. - Может, и пожалею, если после такого ленча вам сразу захочется спать, - ответил я, вставая и подавая ей руку. - Да, наверное, от сливок придется отказаться. - Заказывайте все, что угодно, только учтите, что впереди еще обед и ужин. - Хотите сказать, что ваших наличных может не хватить на трехразовое утоление моего аппетита? - сказала Элен, продолжая хохотать. - Мы сможем это проверить, если вы принимаете план, улыбнулся я в ответ.

Когда Элен смеялась, очаровательно запрокидывая голову, когда она откидывалась на стуле или поправляла шляпу, пила чай и рассказывала мне что-то, я почти забывал о тайнах и недомолвках, я жил этим новым мгновением, доставлявшим мне счастье любоваться ею. И я был почти уверен, что и она думала только о том, что происходило между нами в каждую новую минуту... Она то болтала о пустяках, то говорила о чем-нибудь важном, потом слушала меня, и понимание в ее глазах было для меня дороже всего на свете. Я мог говорить намеками или вообще вдруг вспоминать о чем-то постороннем, но Элен всегда улавливала ход моих мыслей и безошибочно следовала за мной. Часто она словно предугадывала то, что я собирался сказать, и мне невольно приходило в голову, что мы с ней могли бы неплохо общаться не говоря ни слова - просто находясь рядом и глядя друг на друга...

Мы провели вместе остаток дня, гуляя по городу и беседуя без устали, а вечером отправились в мою квартиру выпить кофе с коньяком. Когда я варил его на спиртовке, Элен сидела в кресле возле чайного столика, и выглядело это почти как в моих мечтах. Полной схожести мешало ее слишком нарядное платье и то, как изучающе она иногда смотрела на мое лицо, думая, что я не вижу этого.

Она была удивительно естественна и, как всегда, хорошо bk`dek` собой: смеялась, когда было смешно, парировала мои шутливые замечания и изображала равнодушие к полицейским новостям. Но она и не подозревала, как хорошо я успел ее изучить. Я прекрасно видел, как она изменилась с наступлением вечера, я видел печальную озабоченность в ее глазах каждый раз, когда смотрел в них. Она умело обходила в разговорах все, что касалось Гриффита Флоя, и я, подчиняясь ее желанию, не упоминал о деле без необходимости, тем более что в очень скором времени собирался выяснить все без вежливых расспросов.

На следующий день мы встретились в Сохо, куда Элен должна была зайти утром после Скотланд-Ярда и где я ожидал ее в полдень.

Мы снова позавтракали вместе, обсудили купленные Элен книги по английской филологии, и я убедился в благоприятности избранного мною для своего плана времени: Элен, судя по всему, позволяла событиям развиваться в их естественном русле и искренне наслаждалась своим пребыванием в Лондоне. Я подумал, что будет жаль разрушать эту иллюзию, но остался тверд - обстоятельства требовали решительных действий, и первой жертву принесет им сама Элен, проведя следующую ночь без сна.

Мы долго бродили по Сити, гуляли по набережным Темзы, пообедали в ресторане на Риджент-стрит, а вечером отправились в Ковенс-Гарден на замечательный струнный концерт, после которого я провожал Элен до отеля.

Было уже довольно темно, улицы освещались фонарями и светом из окон домов. Затянувшееся лето, похоже, отступало, и впервые за несколько последних недель небо наполнилось густыми облаками. Покидавшая Ковенс-Гарден публика поднимала к ним головы, издавала неопределенные возгласы и единодушно покрепче натягивала шляпы, словно заранее спасаясь от надвигающейся непогоды. На улицах чувствовалось легкое возбуждение, какое бывает в преддверии приближающихся перемен и нового сезонного витка.

Элен держала меня под руку и, тоже поддавшись всеобщему настроению, оживленно говорила о только что услышанной музыке. Когда мы свернули на другую улицу, и она замолчала, оглядываясь вокруг, я спокойно сказал: - Боюсь, мисс Лайджест, завтра я смогу видеть вас лишь вечером. - Похоже, я отнимаю слишком много вашего времени, улыбнулась она. - Дело не в этом. Завтра я проведу несколько часов в СкотландЯрде с Лестрейдом, когда привезут личные бумаги сэра Гриффита. - Что за бумаги? - поинтересовалась она. - Не знаю, - ответил я беззаботно, - полицейские арестовали на время следствия и суда всё имущество Флоев, и кто-то нашел дневники Гриффита - несколько толстых тетрадей. Вы знали о том, что он вел какие-то записи? - Нет, - едва выговорила она. Ее самообладание было удивительно - ни один мускул не дрогнул на лице, и было заметно лишь, как лихорадочно заработала ее мысль. - А что в них? - Завтра узнаем. Полицейский курьер привезет тетради Лестрейду. Тот просто жаждет найти еще и письменное признание Гриффита, да и мне интересно, есть ли в этом человеке что-то, кроме цинизма и самовлюбленности...

Элен побледнела и несколько секунд не могла вымолвить не qknb`, а только смотрела в одну точку перед собой. - А когда вы освободитесь? - спросила она осторожно.

Про себя я отметил, что это был не очень-то хитрый маневр. - Курьер приедет в Голдентрил в полдень, заберет дневники и около двух часов, я думаю, будет уже в Лондоне. Полагаю, что трех часов нам с Лестрейдом хватит, чтобы оценить красноречие Гриффита, и я зайду за вами в половине шестого, если это вас устраивает... У меня есть план еще одной прогулки по Лондону для вас, мисс Лайджест, и мы осуществим его завтра! - Непременно осуществим, - ответила она и посмотрела на меня теперь уже без всякого смятения с одним лишь непроницаемым спокойствием. - Я буду ждать вас, мистер Холмс. - Может быть, ваше ожидание не будет столь уж долгим... А вот и ваш Нортумберленд! Дорога за разговором оказалась совсем короткой!

Мы коротко попрощались, и я некоторое время смотрел ей вслед, когда она медленно шла по лестнице, прижимая связку книг к груди и не вызывая моих сомнений относительно своих завтрашних действий.

Через четверть часа, когда я возвращался на Бейкер-стрит, пошел дождь.

25

На следующее утро я проснулся в половине седьмого, когда за окном стали греметь повозки. До первого экспресса в нужном мне направлении было еще много времени, и я позавтракал без спешки, а потом отправился на вокзал.

Дождь, начавшийся накануне вечером, еще шел и, видимо, не собирался прекращаться. Вода стекала с крыш равномерными струями, а с мглистого неба падали все новые и новые ее потоки. Этот дождь был для меня весьма кстати, потому что мог дать возможность скрыться за зонтом, если Элен поедет на одном поезде со мной и вздумает приглядываться к пассажирам на платформе.

Когда дежурные закрывали двери вагонов, я был почти уверен, что Элен в этом поезде нет. Теперь было девять шансов из десяти, что она сядет в следующий экспресс через сорок минут - тогда она будет на месте не слишком рано, но и задолго до полудня. Она будет уверена в том, что успеет побывать в Голдентриле до моего воображаемого курьера, и поэтому не станет торопиться и будет действовать по своему плану. Если я все правильно рассчитал, у меня тоже будет достаточно времени и добраться от станции до поместья, и поговорить с охранником, и самому осмотреть те места в доме, где Гриффит мог хранить свои личные бумаги. В конце концов полиция еще не рылась в имеющихся документах, и у меня имелся вполне реальный шанс найти что-нибудь интересное. Было бы даже забавно, если бы моя выдумка обернулась правдой.

С тяжелым сердцем я думал о своем обмане, но успокаивал себя тем, что он не будет дорого стоить для Элен, тем более что мне тоже предстоит ей кое-что рассказать. Возможность избавить ее от того, что отравляет ей жизнь, было условием моего признания. Чтобы сказать ей о своей любви, я должен был оказаться с ней на равных и не гадать, какое место займут мои чувства в перипетиях ее тайн. И, если она считала для себя невозможным по доброй воле и из чистого доверия раскрыть мне правду, то что мне мешало узнать эту правду иным путем?..

Мысль о признании совсем не пугала меня - я настолько сжился со своим чувством, что сказать теперь о нем было bonkme естественно. Разумеется, в проведенных вместе с Элен днях была своя прелесть, и мы черпали это удовольствие, пока было возможно, но наши отношения каким-то незримым образом развивались, и я совершенно явственно ощущал растущее напряжение, как будто сила, с которой нас тянуло друг к другу, постоянно сталкивалась с другой, из-за которой мы были вынуждены держаться на определенном расстоянии. С каждой новой встречей чувства все больше обострялись, то, что мы говорили и делали, переплеталось во все более запутанный клубок, и я был полон решимости разрешить, наконец, все эти сложности, переступив за завесу тайны...

Голдентрил все также обманчиво мирно возвышался над зеленью своего парка. Я беспрепятственно вошел в имение через главные ворота и только у входа в дом увидел констебля. - Что вам угодно, сэр? - спросил он, когда я встал под крышу и закрыл зонт. - Попасть в этот дом и не более того. - Вы не можете видеть сэра Гриффита - он арестован по обвинению в убийстве своего отца. - Я знаю об этом и сам принимаю участие в расследовании. Мне нужно попасть в дом. Вот разрешение.

Констебль прочел данную мне Лестрейдом бумагу, кивнул и вернул ее мне: - Можете войти, сэр. - Благодарю вас, констебль, но у меня к вам небольшое поручение. Примерно через сорок пять минут или через час, когда я буду работать внутри, сюда придет женщина и каким-то образом попытается проникнуть в дом. Она молода и очень красива, с темными волосами, синими глазами и приятными манерами. Она, наверняка, придумает какую-нибудь историю: скажет, что была невестой арестованного и теперь мечтает о его фотографии на память, представится родственницей, соседкой или секретарем из Скотланд-Ярда. В любом случае она скажет, что ей обязательно нужно попасть в дом, а необходимое разрешение попытается заменить своим личным обаянием... - Понятно, сэр! Она не войдет ни под каким предлогом! обрадовался констебль. - Нет, нет! Я хочу, чтобы вы сделали вид, что верите любым ее словам, и пропустили эту женщину в дом. Пусть она думает, что обманула вас. - А инспектор Лестрейд знает об этом? - Нет, но он разрешил мне действовать в соответствии с моими соображениями. Я встречу эту женщину, когда она войдет, расспрошу ее об обмане и, если окажется, что она причастна к преступлению, расскажу обо всем Лестрейду. А вы, констебль, задержав соучастницу, получите сержантские нашивки. - Хорошо, сэр. Я сделаю как вы говорите. - Я знал, что на вас можно положиться, - сказал я, похлопывая его по плечу, - только ни в коем случае не говорите ей, что в доме я, иначе все сорвется. - Понимаю, сэр. А как вы узнаете, что она пришла? - Услышу шаги. Она непременно окажется там же, где и я. Смотрите, не проговоритесь! - Будьте спокойны, сэр!..

В доме было тихо, и эту тишину нарушал лишь гулкий звук моих шагов и шум дождя за окнами.

Я быстро обошел жилые комнаты на первом этаже. Бoльшая часть из них, как я понял, в прошлом принадлежала сэру Чарльзу, так что я поспешил подняться на второй этаж и продолжил свою экскурсию.

Несколько небольших комнат, бильярдная и зал для светских приемов не дали мне ничего, и я, повернув в левое крыло, наткнулся на запертую дверь. Очевидно, это то, что мне было нужно - личные комнаты Гриффита, которые он запер на ключ, уходя на роковое для него свидание с Элен. Я похвалил себя за предусмотрительность и извлек из кармана отмычки...

В маленькой проходной комнате стоял диван, три кресла и столик с пепельницей, полной окурков, и с увядшим букетом в вазе.

Кабинет Гриффита был большим, но довольно темным из-за бордовых гардин и высоких панелей темного дерева. Спальня была совмещена с кабинетом и представляла собой красивое светлое помещение: высокое готическое формы окно с видом на парковую зелень, зеркало, туалетный столик, большая кровать, низкий диванчик в восточном стиле - все это выдавало изнеженный, но несколько беспорядочный вкус хозяина. А несколько сорочек на кресле, смятое покрывало на постели, полная пепельница и спертый от выкуренных сигарет воздух говорили о том, что последние часы перед уходом он провел здесь.

Я приоткрыл окно наполовину, чтобы было легче дышать, снял шляпу и пальто, положил их на стул за кроватью, чтобы, войдя, невозможно было заметить, и принялся за поиски.

Осмотрев все более или менее пригодные для хранения бумаг места в спальне и ничего не обнаружив, я вернулся в кабинет.

В двух шкафах с книгами были только книги и ничего больше, в высокой этажерке - стопка журналов, коробка с уплаченными счетами и связка писем, которые я просмотрел и положил обратно.

Сев за бюро и открыв отделение с чистыми конвертами, я обнаружил там связку ключей и стал искать замки к ним. Один отыскался сразу же, когда я вытащил небольшую резную шкатулку из соседнего ящика.

В шкатулке лежало жемчужное ожерелье, два очень красивых женских кольца - одно с изумрудом, другое с великолепным аметистом, бриллиантовые серьги и рубин без всякой оправы. Сначала я был немного озадачен, но потом понял, что это были, должно быть, те самые вещи, которые Элен отказалась принять от Гриффита. Что и говорить, нужно быть стойкой женщиной и иметь серьезные причины, чтобы отказаться от таких роскошных подарков!.. В бюро я нашел также бухгалтерские книги, несколько отчетов Гриффиту от биржевого клерка, в которых говорилось о выгодных вложениях, тетради с подсчетами и финансовыми пометками, пару старых газет и прочие вещи, среди которых оказалась фотография Элен, сделанная пять лет назад в Париже, а теперь аккуратно уложенная в конверт. Неровные края и то, что на оборотной стороне фотографии были хорошо видны следы клея, указывало на путь, которым Гриффит раздобыл ее - она, несомненно, была оторвана с альбомной страницы.

Никаких дневников или иных компрометирующих Элен бумаг у Гриффита не было.

Я подошел к окну и остановился в раздумье, а заодно и пытаясь разглядеть Элен среди зелени и серой пелены дождя. Когда я уже собирался отойти от окна, она действительно появилась на центральной аллее... Некоторое время я смотрел, как она, закрываясь зонтом, уверенно шла к дому, а потом взял одну из тетрадей Гриффита, убрал остальное обратно в бюро, связку ключей положил в карман и встал за гардину в спальне.

Прошло около десяти минут, прежде чем я услышал шаги на лестнице. Элен быстро поднялась на второй этаж и вошла в апартаменты Гриффита. Было ясно, что расположение комнат в Голдентриле она знает неплохо.

Со своего места за портьерой я мог отлично видеть, как Элен сняла шляпу, перчатки и плащ и бросила все это вместе с мокрым зонтом на диван в кабинете. На ней было черное платье с белым кружевным воротником - очевидно, чтобы пробраться сюда, она все же выбрала какую-то роль.

Я наблюдал за тем, как она принялась за поиски... Мысль о дневниках так поглотила ее, что ей и в голову не приходило подозревать обман. Она самозабвенно искала, и цель спасти свою тайну в ее глазах, должно быть, оправдывала необходимость рыться в чужих вещах и подвергаться риску быть пойманной на этом...

Зайдя в спальню и осмотревшись, Элен заглянула в ящик туалетного столика и вернулась в кабинет.

Она последовала моей схеме: пересмотрела книги в шкафах, вытащила на пол содержимое этажерки и села на стул перед бюро.

По очереди открывая ящики, она вытряхивала их перед собой, внимательно рассматривала каждую мелочь, а потом приводила все в прежний вид.

Достав резную шкатулку, она начала поиск ключа; не найдя его, вскочила со стула и вытащила шпильку из прически. Вставив ее в скважину, она ловким движением сломала замок и нетерпеливо откинула крышку. Разочарование, постигшее ее, оказалось сильным - некоторое время она просто смотрела на драгоценности, а потом прошептала проклятье и сунула шкатулку обратно в ящик.

Стопка записных журналов, блокноты и отдельные бумаги были изучены и оставлены на своих местах, а когда в руки попала фотография, Элен не задумываясь разорвала ее на части и бросила обрывки в пепельницу.

Что ж, она показала свою решимость и твердые намерения, и в своих предположениях я утвердился - настало время предстать собственной персоной...

Когда Элен, сидя ко мне спиной, быстро листала бухгалтерские тетради, я прислонился к косяку входной двери. - Вы что-то ищете, дорогая мисс Лайджест? - произнес я.

Она сильно вздрогнула и вскочила. Испуг в ее глазах сменился изумлением, а изумление - отчаянием. Самообладание лишь на миг покинуло ее - уже в следующую секунду ее смятение выдавало только прерывистое дыхание и мертвенная бледность. Она перевела взгляд с меня на тетрадь, которую я держал, и, чуть пошатнувшись, ухватилась рукой за крышку бюро. - Почему вы не в Лондоне? - проговорила она. - Как вы тут оказались? - Как и вы - вошел по лестнице. Мы с вами снова проявили поразительное единодушие: я решил ускорить сегодняшнюю встречу и не ошибся, предположив ваше местонахождение... - Что вам здесь понадобилось? Передумали идти в Скотланд-Ярд? - Я и не говорил, что пойду туда прямо с утра. Чему вы удивляетесь? Я в очередной раз попытался кое-что прояснить. - И прояснили? - она отчаянно пыталась читать между строк, но ничего не выходило. - Осталась самая малость! - ответил я и невольно улыбнулся этой случайной цитате ее собственных слов.

Некоторое время она продолжала беспомощно смотреть на меня, потом отвернулась и медленно опустилась на диван с onqepebxhl лицом. - Вы все знаете! - прошептала она едва слышно. - Вы опередили меня!.. Вам не давал покоя этот кусок неизвестности, и вы, наконец, получили его... Господи! Что вам еще нужно?! Чего вы хотите?.. - Я хочу услышать правду! Она нервно рассмеялась: - Боже мой! Вы не верите, что то, что вы узнали, и есть правда?! Не сомневайтесь, мистер Холмс! Для Гриффита это было единственным, в чем ему не нужно было лгать!.. - Мне плевать на Гриффита! Я хочу услышать то, что скажете мне вы!

Она внезапно успокоилась и обратила на меня полный безысходности взгляд: - Что ж, я так и представляла себе наше прощание - вы удовлетворяете свое любопытство, а я остаюсь, сгорая от стыда. Я лелеяла надежду, что ни вы, ни кто-либо другой не узнает правду. Особенно вы! Но чем лучше я узнавала вас, тем меньше сомневалась, что рано или поздно вы добьетесь своего... Если вы этого действительно хотите, я сама расскажу вам обо всем, по крайней мере доктору будет о чем писать в следующем рассказе... - Не говорите ерунды! Он не станет ничего о вас писать! - Через две недели суд, а после него это уже не будет иметь значения... Обо мне будут писать многие бульварные газеты... О, боже! Нет ничего хуже этого ожидания - знать, что этой привычной жизни остались считанные дни! Знать, что даже там, за решеткой в грязной камере, он может управлять моей жизнью!.. - ...И вы не находите ничего лучше, чем жалеть себя! Два года жалости к себе и сетования на судьбу, мисс Лайджест, не так ли? - Жалости? Да, наверное. Но это единственное, что мне осталось! Я ничего, совершенно ничего не могу сделать! Теперь я понимаю, что с самого начала должна была убить его! Убить с помощью Бога или Дьявола!.. Но одно цеплялось за другое, и я думала только о том, как бы не утонуть в этом потоке несчастий...Что вы предлагаете мне сделать сейчас, мистер Холмс? Скажите, что я могу поделать сейчас? - Сейчас и сию минуту вы можете сами все мне рассказать! Расскажите, как все было на самом деле! - Да, теперь уже все равно... - грустно улыбнулась она. Почему нет, если это нужно вам?.. В таком случае запаситесь терпением, мистер Холмс - никогда раньше я не облекала все это в слова и сейчас я не в лучшем состоянии... - Просто расскажите все как есть! - Да-да... Я лишь хочу, чтобы мой рассказ был связным... Все началось три года назад, когда Гриффит после смерти своей матери приехал в Великобританию. Сэр Чарльз был безумно счастлив снова видеть сына и он представил его всем на благотворительном вечере у Ллойдов. Там мы с ним и познакомились. Гриффит сразу стал проявлять ко мне вполне определенный интерес... Наверное, если бы мне было семнадцать лет, я могла бы какое-то время находиться под его обаянием, но мне было уже далеко не семнадцать и я быстро поняла, с кем имею дело... Сам же он никогда и не пытался скрывать свою порочность и испорченность... Чарльз Флой и раньше часто бывал у нас в Грегори-Пейдж, а теперь он стал приходить с сыном. Отчиму Гриффит не нравился, он считал его нахальным и говорил об этом напрямик сэру Чарльзу, а, поскольку тот питал lmnfeqrbn иллюзий относительно своего отпрыска, между стариками начали возникать ссоры... Мой отчим также предостерегал меня от встреч с Гриффитом наедине, и очень скоро я сама стала избегать подобных ситуаций - притязания Гриффита стали угрожающе бессовестными. Если бы вся проблема была только в навязчивых ухаживаниях этого человека, то я и отчим быстро бы разрешили ее, однажды вышвырнув Гриффита из Грегори-Пейдж и запретив ему впредь там появляться. Однако и отчим и я очень любили сэра Чарльза и не могли так поступить, потому что это навсегда отвратило бы его от нас и раскололо многолетнюю дружбу. Кроме того, финансовые дела обоих стариков были очень тесно взаимосвязаны, и разрыв существенно повредил бы обеим сторонам...

Через некоторое время Гриффит уехал куда-то на несколько месяцев, а когда вернулся, заявил, что теперь он уверен, что нашел в моем лице свою истинную любовь, и сделал мне предложение. Я дала твердый отказ и попросила его больше никогда не говорить об этом. Однако Гриффит нашел надежного союзника в лице своего отца - сэр Чарльз всегда любил меня, но теперь он просто жаждал нас поженить, а мои доводы воспринимал весьма снисходительно. Очень скоро мне все это надоело, и я решила просто как можно меньше видеть и Гриффита и его отца, благо у меня всегда было чем заняться вместо глупых споров. Между тем старики то ссорились, то вновь мирились, а о Гриффите долгое время я почти ничего не слышала. Наверное, именно в то время он завел роман со Сьюзен - то ли желая вызвать во мне ревность, то ли просто для развлечения... Во всяком случае он заметно умерил свой напор на некоторое время. Потом, видимо, обнаружив, что это не возымело эффекта или же попросту устав от этой связи, он снова стал предъявлять на меня права и теперь избрал еще более возмутительные методы... Очень скоро от посторонних людей я стала принимать поздравления с помолвкой - Гриффит объявил об этом на каком-то вечере в мое отсутствие. С этого момента между нами началась настоящая война! Он, казалось, делал все, чтобы позлить моего отчима и вывести меня из себя. Дружеские встречи стариков все больше превращались в непрерывные выяснения отношений, а сэр Чарльз умолял меня и отчима быть терпимее к его сыну. Каким-то образом, им все же удавалось сохранять более или менее терпимые отношения, а меня выходки Гриффита не только не сломили, но и ужесточили - я уже не скрывала своего к нему презрения... Тогда он решился на еще один ход...

Как-то отчим и сэр Чарльз уехали на заседание земельного общества - это было как раз около двух лет назад - а я оставалась дома, и ко мне принесли записку от Уиксбота, в которой он от имени сэра Чарльза просил меня срочно прийти в Голдентрил. Подразумевалось, что отчим тоже там. Я решила, что они составили очередной арендный договор или бумагу о передаче земель и что им срочно нужна моя подпись... Куда только подевался мой рассудок! Меня не насторожило ни то, что записку писал не мой отчим, ни то, что при этой спешке за мной не отправили экипаж... Я сполна поплатилась за свою глупость! Когда я, быстро собравшись, дошла до поместья, то застала там только Гриффита. Он сказал, что "пошел на хитрость" с запиской, желая увидеться со мной наедине и зная, что в ответ на прямое приглашение последовал бы отказ. Мои инстинкты говорили мне бежать оттуда как можно скорее, но гордость не позволяла выказывать страх. Когда я заявила, что возмущена обманом и что хочу вернуться домой, он согласился, mn попросил подняться наверх в гостиную. Он сказал, что не станет впредь надоедать мне признаниями, что оставит всякие притязания на меня и постарается сохранить отношения между нашими семьями, если я соглашусь на последний откровенный разговор с ним и приму от него единственный подарок - символ окончания вражды и обид... Он клятвенно заверил меня, что его единственное желание теперь - чтобы я иногда все же думала о нем, для этого он и просил принять от него последний подарок. "Я долго не мог поверить, что вы не любите меня, Элен, говорил он, - и мне действительно трудно поверить в это даже сейчас! Я должен быть уверен, что действительно не в моих силах сделать вас счастливой. Поговорите со мной, Элен, я прошу вас! Этот наш разговор и мой подарок, который, как я надеялся, станет свадебным, - мои последние желания. Небольшое усилие с вашей стороны - и, если вы захотите, вы больше никогда меня не увидите!.."

Я поднялась с ним сюда, и он, пропустив меня вперед, быстро закрыл за собой дверь, а ключ положил в карман. Вся маска джентльменства мгновенно исчезла, и Гриффит предложил мне... предложил... словом, предложил вступить с ним в связь... голос ее дрогнул, а взгляд помутился, но Элен не прятала его, продолжая смотреть на меня. - Этот ужасающий обман сначала попросту лишил меня речи, я не могла поверить в то, что такое возможно, и проклинала свою легковерность. В ответ на требования выпустить меня, Гриффит только рассмеялся. Он сказал, что слишком долго ждал такого шанса и теперь намерен получить меня с моего согласия или без него. Я думала, что знаю его, но только в тот день я узнала его до конца... Чудовище! Грязная похотливая скотина!.. Он то предлагал мне подарки, как какой-то дешевой шлюхе, то оскорблял, то вновь предлагал сдаться. Он отпустил всех слуг, и поэтому помощи было ждать неоткуда... От возмущения, унижения и страха я потеряла власть над собой - я билась в дверь, швыряла в него все, что попадалось под руку, кричала, как безумная, а он курил у окна и улыбался... Когда его терпение иссякло и он понял, что я не собираюсь сдаваться, он... он... Он избил меня и взял силой... Боже! Не смотрите на меня так! Умоляю вас, не смотрите так!!! Я сопротивлялась как могла, но в нем было столько силы! ...В какой-то момент я, задыхаясь от негодования и боли, наверное, поцарапала его - он взвыл и несколько раз резко ударил меня по лицу так, что я потеряла сознание.

Оно вернулось ко мне лишь через час... Гриффит сидел в кресле с сигаретой. Удовлетворение на его лице было для меня в сто раз хуже боли, которая пронизывала все тело... Моих сил едва хватило на то, чтобы встать. Не слыша от меня ни слова, он бросил мне под ноги ключ и ушел. Меня сильно лихорадило, одна щека была разбита, и каждую минуту я была близка к обмороку. Опустив на лицо густую вуаль, я все-таки смогла вернуться домой, не привлекая внимания. Дома я с порога попросила Мэри приготовить мне ванну, а, когда она все сделала и вышла на минуту, я, как бы раздеваясь, разыграла падение на мокром полу... Все были уверены, что именно так я повредила лицо. Не говоря никому ни слова, я делала себе инъекции и несколько недель держалась только с помощью успокоительного...

Но это еще не конец истории! Спустя три недели я поняла, что жду ребенка... К тому времени я полностью владела собой и знала, что нужно делать. Хотя доктор Рэй был нашим семейным доктором, я посчитала рискованным обращаться к нему, поэтому отправилась к другому врачу в другом графстве. Я потребовала, wrna{ он избавил меня от ребенка. Я скрыла свое настоящее имя и сделала так, чтобы потом он не мог узнать меня. За изрядную сумму наличных он согласился помочь мне, но предупредил, что последствия непредсказуемы... Я не могла поступить иначе и твердо решила все перенести. Выбора не было!.. Через три дня мне вдруг стало очень плохо, я просто не могла пошевелиться от боли, а от жара у меня начались судороги. Меня отвезли к доктору Рэю, и мне пришлось все ему рассказать. Он всегда был добр ко мне и хорошо знал свой долг - он укорял меня за то, что я не доверилась ему сразу, но пообещал сделать для меня все возможное и сохранить тайну. Отчиму и всем остальным он сказал, что у меня приступ аппендицита, даже его ассистентка ничего не знала... Помню, как закружилась голова от хлороформа, помню лицо доктора над собой, когда я очнулась... Он сказал, что моя жизнь вне опасности, но что за нее пришлось заплатить возможностью иметь детей... Погодите, мистер Холмс! Не говорите ничего - осталось совсем немного.

Когда Гриффит узнал о моей болезни, он, черт знает почему, все понял. Конечно, он не мог ничего утверждать наверняка, а я вообще отказывалась даже видеть его, не то что говорить с ним, однако в скором времени он отправился к моему отчиму и намекнул ему о возможных истинных причинах моего состояния. Он рассказал ему о том, что произошло между нами. Отчим был в ярости! Он отправился к мистеру Рэю и буквально вытряс из него правду. Доктору пришлось согласиться, что догадки верны. Сначала, когда все раскрылось, я думала, что Гриффит попросту издевается над нами - так и было первое время. Но потом он стал использовать происшедшее для собственных целей - он шантажировать меня и моего отчима разглашением и теперь уже не просил, а требовал женитьбы - он предвидел скорый конец Лайджеста и то, каким выгодным для него оказался бы наш брак. Он угрожал выставить меня в самом дурном свете, заклеймить позором, и я знала, что ничего этому не смогу противопоставить, что я потеряю все - общество, возможность заниматься наукой и когда-нибудь связать свою жизнь с достойным человеком. На несколько месяцев я уехала на Ривьеру, чтобы восстановить силы. Признаюсь, я просто хотела оказаться подальше в тот момент, когда обо мне заговорят злые языки. Однако отчим писал мне, и из его писем я знала, что Гриффит пока ничего не предпринимает. И скоро я поняла почему - сложилась ужасная ситуация, в которую были вовлечены все мы и в которой мы все зависели друг от друга: я просто ждала, намереваясь скорее принять позор и дурную славу, нежели уступить нападкам Гриффита, мой отчим поддерживал меня, но его ярость была плохим для нас спутником, потому что он стремился наказать Гриффита, а от сэра Чарльза происшедшее скрывали и мы и сам Гриффит. Я - потому что не хотела расширять круг осведомленных, мой отчим - потому что я просила его об этом, а Гриффит - потому что он понимал, что со стороны отца может последовать лишение наследства и изгнание... Это были месяцы шантажа, угроз, бесконечных ссор и обмана. Представьте только, в каком я оказалась положении! Я не только жила под постоянной угрозой, но и находилась между всеми этими людьми, была заложницей ситуации и была вынуждена ее поддерживать!.. Я приняла правила игры и жила по ним...

Когда погиб сэр Чарльз и меня обвинили в его смерти, я была озабочена только собственной свободой и потому пригласила вас помочь мне. Я не сразу сопоставила все факты, не сразу поняла, что это убийство было связано с моим прошлым. Скоропостижная гибель отчима также была для меня onkmni неожиданностью. Когда же я услышала подробности о его смерти, когда поразмыслила немного, то поняла и кто убийца сэра Чарльза, и что за разговор был между отчимом и Гриффитом, и в каком сложном положении по отношению к вам я оказалась. Несомненно, в тот самый злосчастный обед в ГрегориПейдж сэр Чарльз узнал от Лайджеста о том, что произошло со мной. Я быстро удалилась и не слышала этого, но теперь совершенно уверена, что так и было. Как и следовало ожидать, за этим последовало выяснение отношений между отцом и сыном, а также угроза лишения наследства и, как следствие, смерть несчастного сэра Чарльза. Вот каков был мотив Гриффита после смерти отца он перестал зависеть от кого бы то ни было! Записку моего отчима он уничтожил, наверное, потому, что в ней была упомянуто что-то относительно его и меня... Однако Лайджест стал угрожать Гриффиту - он понял, кто истинный убийца сэра Чарльза и почему произошло это убийство, и сказал ему, что он предпочтет обнародовать все факты, раскрыть истинные мотивы убийства и спасти меня от обвинения, нежели и дальше беречь семейную тайну и позволять Гриффиту оставаться безнаказанным... Отчим был очень плох, и Гриффиту не пришлось убивать его - он лишь помог ему умереть, зная, что сама я никогда добровольно не расскажу обо всем, не поставлю свою свободу выше своей чести.

Что же касается вас, мистер Холмс, то мне пришлось пережить нестерпимые сомнения и ужасные муки совести сначала я уповала на то, что вы как лицо неофициальное займетесь лишь моим оправданием, найдете улики, доказывающие мою невиновность, я не думала, что вы станете искать настоящего убийцу, а потом решила положиться на судьбу и надеяться, что мне удастся выйти из всего этого с минимумом потерь... Хотя это было чистым безумием - думать, что мне удастся все скрыть...Я просто полностью положилась на вас и решила - будь что будет. Ничего другого мне и не оставалось либо осуждение судом присяжных за убийство, либо осуждение людской молвой. Вы избавили меня от первого, и теперь мне осталось второе - Гриффит потерял все, и ему теперь незачем скрывать правду обо мне. Он ждет суда, чтобы подробности стали как можно более сенсационными... Конечно, я обманывала вас - я знала не только причину смерти моего отчима, но и мотив убийства сэра Чарльза. Но, подумайте, что мне пришлось вытерпеть! Я была вынуждена не только ежедневно, ежечасно и ежеминутно выбирать между несколькими своими интересами, вводить вас в заблуждение, терпеть присутствие Гриффита и даже соблазнять его, но и подвергаться риску - ведь в любой момент этого организованного вами признания он мог сказать больше, чем нужно... Хотя, признаться, наслаждение, испытанное мною при его аресте, может сравниться разве что с наслаждением от его смерти...

Я положил тетрадь на бюро и попытался осмыслить то, что только что услышал. Негодование, возмущение и злость, вспыхнувшие во мне, уступили место горькому сожалению от осознания допущенных ошибок. Я не находил нужных слов. - Теперь, когда вы знаете все, вы не можете не понимать, почему я стремилась сохранять свою тайну, - сказала Элен, вставая. - Для меня так важно было как можно дольше сохранять свое доброе имя, хотя, наверное, я должна была отказаться от ваших услуг, когда дело приняло новый оборот... Но когда вы взялись за мое дело, мне вдруг стало удивительно спокойно, и я ничего не хотела менять! Однако при всем моем уважении к вам я все равно никогда бы добровольно не рассказала вам ни о wel. Я и сейчас отделалась бы общими фразами, если бы не... она взяла в руки тетрадь и внезапно осеклась, открыв ее. Она приподняла одну страницу, затем вторую - там были все те же столбцы цифр... В ее взгляде смешались беспомощное недоумение и немой вопрос. - Я и не думала, мистер Холмс, что вы на такое способны! произнесла она ледяным тоном, отложив, наконец, тетрадь. Так у Гриффита не было никаких дневников? Вы мне солгали? - Да, солгал. Никаких дневников нет. - Вы воспользовались моим положением, моим страхом! Вы знали мое слабое место и использовали это против меня! Что ж, поздравляю - ваш план сработал!.. Бог мой! Мое доверие к вам было безгранично! Когда вы сказали о бумагах, мне и в голову не пришло, что вы можете меня обмануть! Я должна была разгадать ваш трюк - вы ни о чем меня не спрашивали, а охранник пропустил в дом, даже не потребовав разрешения... Господи! Как вы могли, мистер Холмс?! Как вы могли так поступить со мной?.. - Это не было обманом в полном смысле слова! - Вы сказали, что все знаете, и я ничего не теряла, пересказывая вам то, что и без того было вам известно! - Я не говорил, что все знаю. Вы сами так решили. - Но у вас в руках была тетрадь!.. Вы позволили мне думать, что все знаете! Это нечестно, просто нечестно! - Наверное, вы правы и мои методы небезукоризненны, но в данном случае цель оправдывала средства - я хотел, чтобы вы сами все мне рассказали! - Ну, разумеется, хотели! Но почему, желая знать все, вы так легко перешагнули через мою волю? Я ведь более чем ясно давала понять, что не хочу посвящать вас во все это, и вы понимали и принимали это! Так какого черта вы до сих пор вмешиваетесь в мои дела?! Кто дал вам это право?! - Вы сами! Вы просили меня заботиться о ваших интересах, и я делаю это! - Ваша работа должна была закончиться в тот самый момент, когда я заговорила о гонораре! - Моя работа заканчивается тогда, когда я сам этого хочу! сказал я резко. - Я должен был все знать, чтобы защитить вас! - Я и сама могу себя защитить! - Не можете, судя по тому, что вы делали последнее время! Поймите, наконец, что взломы шкатулок вам не помогут! Нужно искать радикальный выход из положения!

Она судорожно вздохнула, и я увидел, как дрожат ее руки: - Поймите и вы, что выхода нет и быть не может?! Все кончено! Ничего уже не изменишь!.. Вы знаете все - и хватит об этом! Рассказать все вам было для меня жесточайшей пыткой, и я не собираюсь еще и обсуждать с вами события моего прошлого! Я не хочу больше ничего говорить и слышать об этом! Я стремилась найти и уничтожить дневники Гриффита потому, что хотела провести с вами эти оставшиеся дни! А теперь это невозможно! Я не могу смотреть вам в глаза, как раньше, я не могу проводить с вами время! Не могу и не хочу! Так что давайте попрощаемся, мистер Холмс - я уйду немедленно и больше не стану усложнять вашу жизнь!..

Не выдержав моего взгляда и своего волнения, Элен отвернулась и прислонилась к каминной решетке. Даже в эти столь тяжелые для нее минуты она держалась с достоинством и не была сломлена! Несчастье душило ее, но оно не могло заставить ее не быть самой собой!..

Она ждала ответа, но вместо слов я подошел к ней и обнял g` плечи, на этот раз уже не пытаясь ничего скрывать. Ее имя из моих уст прозвучало теперь удивительно естественно - Элен повернулась и обняла меня в ответ... Наши губы быстро и нетерпеливо сомкнулись в поцелуе прежде, чем мы успели чтолибо понять... Я ловил ее судорожное дыхание, ощущал ее пальцы на своей шее и ее слезы на своих щеках... Она отвечала мне, и эти слезы ручьями текли по ее лицу. Я чувствовал их соленый вкус... - Спасибо вам за это! - прошептала Элен. Голос не слушался ее. - Вы не могли сделать лучшего для меня напоследок...

Я приподнял ее подбородок: - Это не прощание, Элен! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой! Смотри на меня и отвечай! - О Боже! Это невозможно! Не говорите ничего - это невыносимо!!! - Отвечай мне, Элен! - Это невозможно! - она судорожно отстранилась от меня и, пошатнувшись, прижалась к окну. Я впервые видел ее такой она задыхалась от слез и прижимала руку к горлу, пытаясь остановить рыдания и в бессилии опираясь на раму. - Почему? - Я ведь все рассказала вам о себе! - Я пошел на обман именно для того, чтобы ты все мне рассказала! - Через две недели я стану женщиной сомнительной репутации, и я не допущу, чтобы эта история коснулась вас! - Очень благородно! Но твое благородство неуместно. Все это не имеет ни малейшего значения! - Для вас - может быть, но не для меня! - Для нас обоих! Неужели ты сама, добровольно станешь усугублять свои страдания и выберешь одиночество, вместо того, чтобы разделить свою жизнь со мной? Или мои глаза обманывают меня, и дело в твоих чувствах?.. - ...о Бог мой! - Неужели ты не понимаешь, что будь все дело только в твоей репутации, не имей я возможности что-либо изменить, я все равно предложил бы тебе то же самое? Я понимаю, что в глазах общественности твоя история может выглядеть сомнительно, но я далек от предрассудков, не имею титулов, которые стоило бы беречь, и сам решаю, какова должна быть моя жизнь! Но кроме этого, я не склонен быстро складывать оружие - мы можем вместе бороться и сделать все возможное, чтобы уберечь тебя от огласки! - ... Святой Боже! Это невозможно! - она плакала в голос, безуспешно борясь с собой и задыхаясь. - Элен, мы можем быть вместе независимо ни от чего - даже если все будет так, как ты говоришь! - Нет! Этого не будет! - Почему? - ...потому что это единственно правильное решение!.. Наши пути слишком далеки друг от друга, и их невозможно соединить! Совершенно невозможно! Так должно быть и так будет! - Я не понимаю тебя, Элен! Неужели ты имеешь в виду различия в нашем общественном положении?! - Да!.. О Боже, нет! Конечно, нет! - Тогда я понимаю еще меньше! - ...Можете вы хотя бы раз обойтись без объяснений?! Я ответила вам, что не могу согласиться - разве этого недостаточно? Зачем вы мучаете меня? Разве вы не видите, чего мне стоит говорить с вами?.. - Вижу. А еще я вижу, что твои тайны не закончились. Неужели я действительно должен довольствоваться этим непонятным отказом, Элен? Неужели я не заслужил хотя бы объяснений?! - Зачем вам объяснения?! Это ведь не расследование, а я не преступница! Вам лучше принять это как есть! - Позволь мне самому решать, что для меня лучше! Скажи мне, Элен, для тебя было бы лучше не знать о моих чувствах, не услышать о том, что я люблю тебя? Тебе было бы лучше просто проститься со мной? - Да!!! Клянусь вам, да! Я могла подозревать что угодно, но я никогда не узнала бы этих мук! А сейчас, когда вы говорите со мной, каждое ваше слово я ощущаю физически - вы меня убиваете! - Нет, Элен! Сейчас ты убиваешь меня! Да, тебе было бы проще не слышать, не думать, не выбирать, но я не могу молчать - ты хорошо понимаешь, что для меня значит это чувство к тебе и ты, наверное, можешь представить, чего оно для меня стоило! И я знаю, что моя любовь тебе небезразлична! Ты плачешь - и это яснее всяких слов говорит о том, что я прав! Так неужели ты предпочтешь десятки дней, недели невольных намеков и недомолвок нескольким минутам до конца откровенного разговора?..

Она отвернулась и несколько минут не могла сказать ни слова, лишь двигая рукой в мою сторону, словно пытаясь отстранить меня и закрыться от того, что я говорил. - Да, вы, наверное, правы, - сказала она, наконец, глядя в окно невидящим взглядом, вытирая щеки рукавом и глубоко дыша. - Но не думайте, ради всего святого, что я что-то скрываю из прихоти. Мне нестерпимо больно, потому что произошло то, чего я боялась! Я видела, как меняетесь вы, и сама менялась вместе с вами, и я боялась, что вы решите заговорить об этом! - она в бессилии закрыла глаза и вздохнула. - Подумайте, каково было жить с невольным желанием нравиться вам, стать небезразличной для такого человека, как вы, жить со всколыхнувшимися чувствами, каких я никогда прежде не знала, видеть столь желанные знаки вашего внимания - и понимать, что все это лишь иллюзия, которой не дано осуществиться! Представьте только, каково было жить с мыслью о том, что, даже если сбудется самая страстная мечта, мне придется ответить отказом!!! Поэтому я и говорю вам, что мне было бы несравненно легче перенести молчаливое расставание, не слышать всех этих слов... Но я не раздумываю и не выбираю - я никогда не стала бы оскорблять вас выбором! Решение принято давно. - Выходит, видя и чувствуя наше сближение, ты заведомо отказала мне? - Да, потому что... потому что задолго до этого я решила принять другое предложение!.. Сейчас я останусь одна, потому что к этому обязывает мое скорое новое положение. Я не хочу чувствовать жалости к себе от того, кто из каких-либо соображений станет закрывать глаза на события моего прошлого, не хочу быть обязанной и жить в напряжении и долгу - принять чье-либо предложение сейчас было бы для меня неприличным... Вашей женой я не стану в любом случае, потому что не позволю, чтобы из-за меня вы изменили свою жизнь - от этого вы потеряете слишком много! Помните, как говорили вы сами, в вашем деле недопустимы посторонние привязанности? А сейчас вы идете на компромисс со своими принципами. Это неправильно, и я не могу идти на поводу своих и ваших чувственных желаний!.. Но, если... - она мотнула головой, - если каким-то чудом на qsde Гриффит Флой ничего обо мне не расскажет... я выйду замуж за лорда Джеймса Кеннета Гленроя... Вы ведь знаете, о ком идет речь. - Какой здесь расчет, Элен? Ты ведь не любишь его. - Джеймс прекрасный, благородный человек, и я действительно не люблю его так, как он того заслуживает... так, как я люблю вас! Но он очень долго просил моей руки - мы познакомились еще в Милане, до того, как я вернулась домой из Европы. Вот уже много лет он просит меня стать его женой без всяких условий, из любых соображений с моей стороны, он знает, что мои чувства к нему вряд ли когда-нибудь перерастут дружеское расположение, и хочет лишь получить право находиться рядом и заботиться обо мне. И, если по какой-то причине Гриффит не станет ничего говорить, я соглашусь на этот брак... Подумайте, мистер Холмс! Разве вы не понимаете, почему?.. - Маленькая Патриция, - проговорил я. - Да! - ее лицо впервые за весь разговор осветилось безоблачным счастьем. - Ее мать умерла в родах, и Джеймс сам воспитал малышку. Чудесная девочка!.. Когда он возил ее по Европе, и мы познакомились, я просто с удовольствием общалась с этим ребенком, привязалась к ней... Но после того, что со мной произошло...когда я узнала, что не смогу иметь детей, Пат словно закрыла для меня эту пустоту! Она сама уже давно просит меня выйти замуж за ее отца и почти стала для меня дочерью! И я хочу, чтобы исчезло это "почти" - если Бог поможет мне, я стану ей настоящей матерью! Воспитать и вырастить эту девочку - теперь мое единственное желание, моя единственная светлая цель...

Она умолкла и снова закрыла глаза, пытаясь подавить слезы. Прошло несколько молчаливых минут прежде, чем она вновь овладела собой и повернулась ко мне: - Поверьте, меньше всего я хотела быть нечестной с вами! Будучи тем, что я есть, имея мое прошлое, я не имела никакого права даже пытаться нравиться вам! Но это происходило помимо моей воли, и вы сами были свидетелем моих дурацких выходок, совершенно мне несвойственных в иных обстоятельствах... Вы были правы, когда говорили о вреде эмоций и чувств - именно чувства завели меня в тупик, именно они душат меня сейчас, и ничего этого не было бы, если бы я сохранила ясность рассудка! Я не смогла сделать этого, будучи рядом с вами!.. И теперь я хочу принять предложение Джеймса, хочу испытать материнство - этот мой единственный шанс... - Бог поможет тебе! - проговорил я. - А если не он, то я. - Я не слишком уповаю на Бога - он ни разу не помог мне в самые ужасные минуты моей жизни! Не думаю, что теперь он пересмотрит свое ко мне отношение... - Ты несправедлива - Небеса свели нас с тобой. - Я не знаю - счастье это или кара!..

Она посмотрела на меня долгим и влажным взглядом. В этом взгляде теперь было печальное спокойствие, и лишь по тому, как иногда подергивался ее рот, я знал, что это не то хладнокровие, каким она всегда меня поражала. В те минуты я по-настоящему не чувствовал боли - слишком невероятным казалось это прощание, слишком фантастичным и далеким! После всего того, что Элен сказала мне, я понимал, что потерял ее, что никогда больше она не окажется рядом со мной, что, возможно, я даже никогда ее не увижу...Но она стояла передо мной, и сознание того, что я потерял ее навсегда, отступало перед счастьем видеть обращенный ко мне огонь в ее глазах! Она чувствовала то же самое - я был уверен в этом так же, как h в том, что правильно читаю этот взгляд!.. Мы ощущали друг друга, как это было всегда, и, мне казалось, я видел сами мысли, которые проносились в ее темно-синих глазах, словно это были мои собственные мысли.

Когда она улыбнулась, не сводя с меня взгляда, я уже знал, что она скажет: - Ты прав, это счастье! Может быть, мое единственное счастье! И я буду хранить его так глубоко, что оно всегда будет со мной. Клянусь тебе!

Она шагнула ко мне и тронула меня за плечо. - Могу я просить тебя об одном напоследок? - спросила она. Я привлек ее к себе и почувствовал, как снова задрожало от слез ее тело. - Если это не может стать для нас реальным, то пусть когда-нибудь, когда нас уже не будет, это достанется другим! Я не хочу, чтобы эта буря внутри умерла, так и не найдя никакого выхода! Когда-нибудь, если твои чувства не угаснут и все это не покажется тебе просто далеким воспоминанием, напиши обо мне правду! Сделай это сам! Может быть, моя Патриция прочтет ее, и в ее жизни будет больше счастья! - Когда-нибудь я сделаю это, обещаю тебе!..

В

*** ряд ли мне стоит говорить о последних словах прощания, о том, что мы чувствовали и что говорили друг другу в эти последние минуты - эти откровения навсегда останутся только нашим достоянием...

Через две недели состоялся суд над Гриффитом Флоем, и, войдя в зал суда уже после начала слушания, я увидел в первом ряду Элен. Рядом с ней сидел лорд Гленрой - красивый мужчина средних лет с округлой темной бородой и пышной шевелюрой, тронутой у висков благородными сединами. Я сел в последнем ряду, и Элен не видела меня. Казалось, она не выказывала никакого особого интереса к происходящему и слушала показания свидетелей, опустив голову на грудь и изредка кивая в ответ на то, что говорил ей на ухо Джеймс Гленрой. Она ничуть не переменилась даже тогда, когда судья предоставил последнее слово Гриффиту. Тот поднялся со своего места, окинул зал цепким и насмешливым взглядом, остановил его на мне, потом на Элен, еще раз улыбнулся и, выдержав театральную паузу... отказался что-либо говорить.

Не стану здесь объяснять, как мне это удалось. Скажу лишь, что пришлось пустить в ход не только некоторые связи, но и не слишком законные методы, которые, впрочем, были вполне оправданы с моральной точки зрения.

Приговор не был слишком строгим, учитывая непреднамеренный характер убийства: Гриффита, вместо виселицы, приговорили к десятку лет каторги в Австралийских колониях. Когда я, лавируя в толпе, пытался поскорее покинуть зал, Элен заметила меня. Пока лорд Гленрой поднимал ее упавшие перчатки и помогал ей надеть пальто, она безотрывно смотрела на меня и несколько раз прошептала "спасибо"...

Элен стала женой лорда Джеймса Кеннета Гленроя через месяц. Об их помолвке было дано лишь небольшое объявление назавтра после того, как было сообщено об отправке в Австралию парохода каторжников... Венчание, по слухам, было более чем скромным. "Дейли Хроникл" поместила на первой странице большую фотографию, на которой Элен держала на руках маленькую девочку, а та прижималась к ней вместе со свадебным asjernl, обвив ее шею руками.

Когда, в очередной раз зайдя навестить меня, Уотсон вдруг вспомнил "о деле мисс Лайджест" и попросил меня разъяснить ему, в чем состояла тайна Элен, я ответил, что, очевидно, в том, что она была далеко не так бесчувственна, как все о ней думали, и скрывала свое намерение в скором времени стать женой лорда Джеймса Гленроя и матерью его маленькой дочери. Он, возможно, и понял, что по каким-то причинам я что-то от него скрыл, но в силу своего врожденного такта не заметил мне этого. - Знаете, Холмс, - сказал он, раскуривая сигару и становясь рядом со мной у окна, - если бы не то, что она вышла замуж, я мог бы подумать, что она испытывала к вам нечто большее, нежели признание или уважение, и что вы сами впервые в жизни допустили слабость. Однако теперь я понимаю, что вам это действительно чуждо и что для вас это могло бы быть чревато только провалом.

Я предпочел не отвечать ему.