"Французские сказки и новеллы" - читать интересную книгу автора

Катрин Бернар. Рике с хохолком

Один знатный сеньор из Гренады, не обойденный ни богатством, ни родовитостью, имел в доме обстоятельство столь досадное, что оно отравило все милости, какими осыпала его фортуна. Единственная его дочь, хоть и обладала с рождения всеми чертами, составляющими красоту, выросла до того глупой, что даже и самая красота ее делалась отталкивающей. В ее движениях не было ни тени изящества, а тонкий стан казался неуклюжим, ибо телу ее недоставало души.

Мами (так звали девушку) была не настолько умна, чтобы сознавать свою глупость, но угадывала общее презрение, не понимая, отчего оно происходит. Однажды, когда она прогуливалась (по обыкновению, в одиночестве), перед нею вдруг вышел из-под земли отвратительный на вид человек, сущий уродец. Увидев его, Мами бросилась было бежать, но, услышав его слова, остановилась.

— Постойте, — произнес он, — то, что я скажу, будет вам неприятно, но то, что пообещаю, должно вам понравиться. При всей красоте в вас есть нечто, отчего на вас не обращают внимания: вы никогда не думаете; пусть я дурен собою — из-за вашего недостатка я стою бесконечно выше вас: какой я телом, такая вы умом. Вот то прискорбное известие, что я хотел вам сообщить; но, судя по вашему глупому виду, я сделал вам слишком много чести, боясь вас оскорбить, и потому сомневаюсь в успехе своих предложений. И все же отважусь: хотите быть умнее?

— Да, — отвечала Мами так, словно говорила «нет».

— Хорошо, — продолжал тот, — вот вам средство. Вы должны полюбить Рике с хохолком — так меня зовут; через год вы должны выйти за меня замуж. Такое мое условие, обдумайте его, коли сможете. Если же не получится, повторяйте почаще слова, какие я вам скажу, в конце концов они научат вас размышлять. Прощайте, встретимся через год. Вот слова, что излечат вас от холодности и умственного изъяна:

Ты, что вселяешь душу в нас,

Амур, дозволь своею властью

Умнее стать, познав хоть раз

Науку страсти!

Едва Мами произнесла эти стихи, как стан ее сделался гибче, походка свободнее, а лицо оживилось; она повторила их еще раз. И вот, отправившись к отцу, она уже держит перед ним речи: поначалу связные, потом осмысленные и, наконец, разумные. Столь великое и быстрое превращение не могло ускользнуть от тех, кого более всего волновало. Поклонники явились без числа; Мами перестала скучать в одиночестве на балах и прогулках; скоро она уже разрушала верные союзы, заставляла ревновать; кругом говорили лишь о ней, восхищались лишь ею.

Трудно было полагать, что среди стольких почитателей не отыщется более статного, чем Рике с хохолком; разум, дарованный Мами ее благодетелем, сыграл с ним самим злую шутку. Слова, которые она исправно повторяла, пробудили в ее душе любовь, но, вопреки замыслам автора, не к нему. Она отдала свое сердце самому красивому из воздыхателей, но не самому богатому. Отец с матерью, поняв, что вместе с умом желали дочери несчастья, и не в силах этот ум отнять, пустились читать наставления и остерегать от любви. Но запрещать юной красавице любить — все равно что запрещать дереву зеленеть весною: ее любовь к Араде (так звали юношу) от этого только возросла.

Из осторожности она никому не рассказывала, каким путем достался ей разум. Тщеславие мешало ей открыть секрет; и теперь уже доставало ума, чтобы понять, как важно держать в тайне его происхождение.

Между тем год, определенный ей Рике с хохолком, чтобы выучиться думать и решиться выйти замуж, истекал; в жестокой тоске ожидала она назначенного срока; самый ум, подмечающий все новые и новые горестные обстоятельства, сделался ей постыл. Она навеки расстанется с возлюбленным, попадет во власть человеку, о котором знает лишь то, что он урод и что это, быть может, не худший из его недостатков; притом она обещала выйти за этого человека замуж в обмен на его дары, а возвращать дары обратно ей не хочется, — таковы были ее мысли.

Однажды на прогулке она, отделавшись от остальных, размышляла о горькой своей участи, как вдруг из-под земли до нее донесся сильный гул и голоса, распевавшие хором те самые стихи, каким научил ее Рике с хохолком; она задрожала, предчувствуя беду. И тут земля отверзается, Мами незаметно опускается вниз и видит Рике с хохолком, а вокруг  — таких же, как он уродов. Отрадное зрелище для девушки, за которой ухаживали красивейшие юноши страны! Горе оказалось сильней удивления, и она, не говоря ни слова, залилась горючими слезами, не найдя иного употребления уму, дарованному Рике с хохолком.

Тот тоже смотрел на нее печально.

— Сударыня, — заговорил он, — как нетрудно понять, я вам сейчас отвратительнее даже, чем в первую нашу встречу; наградив вас умом, я погубил сам себя; но ведь вы пока свободны, у вас есть выбор: или выходите за меня замуж, или становитесь такой, как раньше; я могу либо вернуть вас отцу в прежнем виде, либо сделать владычицей всего этого королевства. Я король гномов, вы станете королевой; и если вам будет угодно простить мою наружность и пожертвовать усладами взора, то в иных усладах у вас не будет недостатка. Я владею всеми земными сокровищами — они ваши; а кто имеет золото и ум и при этом несчастен, тот пусть пеняет на себя. Я боюсь, как бы решение ваше не стало следствием ложной учтивости; я боюсь показаться вам лишним среди всех моих богатств; и если сокровища мои со мною вместе вам не нужны, скажите — я провожу вас далеко отсюда, а здесь я хочу быть вполне счастлив. Даю вам два дня: осмотритесь в моих владениях и решите мою и свою судьбу.

Рике с хохолком отвел ее в великолепные покои и удалился; прислуживали ей женщины-гномы, и их безобразие причиняло ей меньше страданий, чем безобразие мужчин. Подали прекрасный обед, но за ним Мами недоставало приятного общества; после обеда была представлена комедия, но уродство актеров мешало увлечься действием. Вечером в ее честь задали бал, но на этом балу ей никому не хотелось понравиться; одним словом, все показалось ей в высшей степени отвратительным, и она бы не колеблясь поблагодарила Рике с хохолком за обещанные сокровища и услады и покинула его, когда бы не угроза снова стать глупой.

Она бы с легкостью возвратилась к прежнему бессмыслию, только бы избавиться от ненавистного супруга, — но у нее был возлюбленный, и он бы непременно покинул ее без всякого сожаления. Правда, Араду она теряла и выходя замуж за гнома, — ведь ей бы не пришлось больше встречаться с юношей, беседовать с ним, даже подать о себе весть; он мог заподозрить ее в неверности. Так что мужа, отнявшего у нее все самое дорогое, она бы ненавидела, даже если бы он был красавец: но в довершении всего он был ужасающим уродом. Легко ли принять решение в таких обстоятельствах!

Два дня истекли, а она все еще пребывала в нерешительности и сказала гному, что не в силах сделать выбор.

— Значит, решение ваше не в мою пользу, — заключил тот. — Что ж, я верну вас в прежнее состояние, которое вы не решаетесь предпочесть.

Мами содрогнулась; мысль, что возлюбленный отвернется от нее, пронзила ее такой болью, что девушка отказалась от него сама.

— Хорошо, — сказала она гному, — вы решили взять меня в жены, пусть будет по-вашему.

Рике с хохолком не заставил долго себя упрашивать; он женился на Мами, и с замужеством ума у нее еще прибавилось  — но вместе с умом прибавилось и горя; уродец, которому она отдалась, приводил ее в ужас, она не понимала, как ей прожить рядом с ним еще хотя бы минуту.

Гном прекрасно понимал, что жена его ненавидит, и был задет, хотя и хвастал силой своего ума. Отвращение Мами оборачивалось ежечасным упреком в безобразии, он проклинал женщин, брак и собственное любопытство, погнавшее его за пределы своих владений. Нередко он оставлял Мами в одиночестве; а поскольку той ничего не оставалось, кроме как думать, она и подумала, что надо бы Араде своими глазами убедиться в ее постоянстве. Он мог случайно оказаться поблизости — ведь она же забрела сюда; во всяком случае, нужно было дать о себе знать, а исчезновение свое оправдать тем, что ее похитил гном, один вид которого послужит лучшим залогом ее верности. Для умной и любящей женщины нет ничего невозможного. Она подкупила одного гнома, и он передал от нее весточку Араде; по счастью, в ту пору верные возлюбленные еще не перевелись. Арада, забытый Мами, был в отчаянии, но не сердился; обидные подозрения не посещали его ум; он жаловался, угасая, но не позволил себе ни одной мысли, оскорбительной для любимой, и не искал забвения; движимый подобными чувствами, он, как нетрудно представить, отыскал бы Мами даже с опасностью для жизни, когда бы знал, где она и что она не запретила ему приходить.

Он пробрался к Мами в подземное королевство, нашел ее, бросился к ее ногам; она отвечала ему разумно и нежно. После долгих уговоров она наконец разрешила ему оставить мир и поселиться под землей, хотя ничего так не желала, как этого его решения.

Понемногу Мами повеселела и красота ее стала еще безупречнее, но любящий гном опечалился: он был слишком умен и слишком хорошо знал ненависть жены, чтобы приписать облегчение ее страданий действию привычки. Мами по неосторожности стала надевать украшения; гном знал себе цену и не верил, что может удостоиться подобной чести. Он начал искать и в конце концов обнаружил, что во дворце прячется красивый мужчина; большего ему и не требовалось. Он задумал не просто избавиться от соперника, но изощренно ему отомстить. Призвав Мами, он сказал:

— Я не собираюсь тратить время на такие пустяки, как жалобы и упреки — пусть этим занимаются люди; даруя вам разум, я полагал, что стану наслаждаться его плодами: вы же обратили его против меня; но вы исполнили мое условие, и потому я не могу отнять его у вас совсем. Вы не нарушили нашего договора, но все же не вполне строго его соблюдали. Разделим же наши притязания: по ночам вы будете умны, мне не нужна глупая жена, зато днем встречайтесь с кем вам угодно.

В тот же миг Мами почувствовала, что ум ее цепенеет, а потом и это ощущение исчезло. Ночью мысли ее проснулись, она обдумала свое несчастье и расплакалась, не смея ни утешиться, ни поискать какую-нибудь хитрость, которую мог подсказать ей просветлевший разум.

На следующую ночь, заметив, что муж сладко спит, она подложила ему под нос травку, от которой сон становился крепче и длился столько, сколько было нужно. Она встала, оставила ненавистного гнома и, влекомая грезами, пошла в ту сторону, где жил Арада, не так разыскивая его, как скорее всего льстя себя надеждой, что он сам ее ищет; он оказался в одной из аллей, где они часто встречались прежде, и вопрошал природу об участи любимой. Мами с удовольствием поведала о своих невзгодах, и от рассказа боль ее утихла.

На следующую ночь они, не сговариваясь, снова встретились на том же месте, и тайные эти свидания продолжались так долго, что самые их горести обернулись новым, еще не изведанным счастьем; ум и любовь подсказывали Мами тысячи уловок, чтобы оставаться привлекательной — Арада не вспоминал, что вторую половину дня она глупеет.

С рассветом Мами шла будить гнома; вернувшись, она тут же убирала подальше снотворные травки. Наступало утро, ум ее исчезал, но она целые дни напролет спала.

Это относительное счастье не могло длиться вечно; трава не только усыпляла гнома, но и заставляла его храпеть. Однажды гном-слуга, решив спросонок, что хозяин стонет, прибежал к нему; и вот он видит травки, лежащие у того под носом, и убирает их, думая, что в них-то и есть причина беспокойства: от подобной заботы случилось сразу трое несчастных. Гном хватился жены, как бешеный бросился ее искать; случай или злой рок привел его туда, где влюбленные без устали клялись друг другу в вечной любви; он не произнес ни слова, но, коснувшись волшебной палочкой любовника, он превратил его в точно такого же урода, каким был сам; и Мами, так часто гулявшая с Арадой, перестала отличать его от супруга. Так у нее вдруг оказалось двое мужей вместо одного, и она не знала, кому пожаловаться, боясь принять ненавистного гнома за возлюбленного; впрочем она, должно быть, ничего не потеряла: любовники со временем уже ничем не отличаются от мужей.