Все имена, фамилии и должности персонажей являются вымышленными. Любые совпадения случайны. То же самое относится и к представленным в книге событиям.

Хороший чичик – мертвый чичик…

– Давай, Никита, излагай, – сказал Рокотов, когда каждый из казаков развернул перед собой ксерокопию крупномасштабной карты горного района Чечни. – Ты у нас браконьер со стажем, тебе и утверждать маршрут…

Никита Филонов, мрачный усач с широченными плечами, навис над столом.

– Короче… До нужного места по прямой – Шестьдесят кэмэ. С учетом обхода гор – все девяносто. Три дня пути. Я там ходил последний раз в девяносто третьем, перед войной. Придется форсировать три речки… Ассу, – палец потомственного браконьера заскользил по испещренному пометками листу, – Фортангу и Гехи… Все видят?

Собравшиеся закивали.

– Мое предложение – двинуть вдоль грузинской границы, отступив вглубь нашей территории километров на семь-восемь. Зигзагом… Сначала точно на восток, переходим Ассу, потом сворачиваем на север… Проходим до Фортанги и упираемся в хребет. Туда хрен влезешь, так что поворачиваем на юго-восток и прем вдоль горы до одного ущелья. Минуем хребет и выходим на зеленку…

– Поворот снова на север? – уточнил Веселовский, держа в руке карандаш.

– Угу… Дальше. Проходим на северо-восток километров десять и сворачиваем точно на восток. По правую руку оставляем хребет… Выходим к Гехи…

– Какие там высоты? – спросил родной брат Василия Славина Дмитрий.

– Около тысячи над уровнем моря. Тут же есть обозначения, – сидевший рядом со Славиными Семен Рядовой ткнул пальцем в россыпь цифр.

– Мы низинкой пройдем, – Никита оперся ладонями на столешницу, – болотце там одно есть, уток – тьма тьмущая! Я там все тропки знаю. А чужак сунется – у топнет.

– Болотце – это хорошо, – Рокотов вспомнил начало своих балканских приключений, – давай дальше…

– Возле Гехи – поворот снова на юг. Доходим до того места, где река раздвояется…

– Раздваивается, – автоматически поправил Владислав.

– – Нехай раздваивается. Не суть… Так вот, там речку мы спокойно переходим, в это время года броды нормальные…

– И опять упираемся в гору! – возвестил Вася Славин.

– Верно, – Никита мотнул головой, – придется лезть по верху.

– Справимся? – осведомился Рокотов.

– С веревками – да. Мы с друганами проходили…

– Тогда и мы пройдем, – решил Влад. – Забрались мы наверх и…?

– Через семь километров будет спуск на север, к речушке. Ущельице там хитрое, ступенечками, к тому же сплошь кустарником поросло. Сейчас там вообще заросли в два человеческих роста. С трех метров ни черта не увидишь. Об авиации я и не говорю… Так вот, спускаемся мы в долинку к речушке, выворачиваем чуток направо и подходим к нужной точке. С трех сторон вокруг чичиковского аула – горы. Если дорогу на северо-восток перекроем, то им деваться будет некуда…

– В целом план принимается, – Рокотов карандашом отметил поворотные точки предполагаемого маршрута, – теперь вопросы на засыпку, Какова вероятность нашей встречи с чеченской или нашей диверсионной группой?

– Практически никакой, – Филонов уселся на скамью. – Места дикие, сами чичики туда раньше не ходили… А теперь и подавно не ходят. Не до охоты. И дичь от войны ушла. Я спецом такой маршрутец подбирал, чтобы идти по бессмысленным с любой точки зрения местам. Жилья и дорог нет, площадок даже под маленький лагерь – тоже. Либо болота, либо скалы… Причем вперемежку.

– Ага… А мины? – Владислав посмотрел на Рядового, отслужившего в саперном подразделении.

– А смысл? – вопросом на вопрос отреагировал Семе. – Зверье заблудившееся подрывать? На болоте мину не поставишь, в горах на склонах – тоже толку мало. Любой оползень по весне – и кранты всему минированию.

– Хорошо. Тогда пусть кто-нибудь мне объяснит, почему федералы не трогают интересующий нас аул?

– Не имеет стратегического значения, – предположил Янут.

– Слишком труднодоступен, – высказался Лукашевич.

– Руки не доходят, – с дальнего конца стола заявил Гречко.

– Одна голова хорошо…, -тихо проворчал Филонов.

– …А две – это уже мутация, – закончил Рокотов. – По моему мнению, дело в следующем. У чичиков, что держат заложников, есть договорка с кем-то из федералов немаленького уровня. Совместный бизнес, так сказать… Одни, капусту состригают и делятся вовремя, вторые их не трогают. Типа, в упор не видят…

– Ты хочешь сказать, что, кроме самих чичиков, нам надо опасаться еще и наших? – спросил Веселовский.

– Именно.

Собравшиеся в горнице казаки помрачнели.

– Хреновато, – неожиданно для всех изрек отец Арсений.

– Батюшка, что за выражения! – притворно смутился весельчак Гречко. Напряжение немного спало.

– Но это все равно ничего не меняет, – подвел итог Рокотов, – мы уже решили идти. Просто будем внимательны вдвойне… Теперь вопросы снаряжения, – биолог положил поверх карты разграфленный листок бумаги. – Я буду называть вид вооружения, а те, к кому это относится, записывают. Ручки-карандаши у всех есть?

Казаки уже привыкли к редкому педантизму Владислава и потому с готовностью продемонстрировали пишущие приборы.

– Начинаем с гранатометчиков. Каждый берет по тридцать зарядов. Двадцать четыре осколочных и шесть термобарических [свето-шумовая граната]. Это помимо четырех в стволе. К пэ-пэ девяносто – по пять магазинов плюс коробку с сотней патронов… Записали? Идем дальше… Снайпера с эс-вэ-у. Десятипатронные магазины – четырнадцать штук. Плюс один в аппарате. Патронов россыпью – двести…

– Не маловато? – спросил Туманишвили.

– В самый раз. Кроме огневой мощи существует понятие мобильность. С центнером на плечах по горам не побегаешь…

– Верно, – поддержал командира опытный Филонов.

– Теперь винторезчики.По десять двадцатипатронных магазинов, один в стволе, сто пятьдесят – двести патронов дополнительно. Сколько – каждый решает сам для себя. С Грозой – аналогично.

– А пистолеты? – встрепенулся Дима Славин.

– Помню, помню… К пээсэскам по пять обойм, считая ту, что в пистолете. К эмэспэш-кам – по восемь-десять зарядов, это непринципиально. С ножами каждый разбирается самостоятельно… И напоследок – гранаты. Все, кроме гранатометчиков, берут по шесть эф-один. Гранатометчики – по три. Или нет, лучше по две… Все ясно?

– И ее, сэр! – звонко отрапортовал Гречко и заржал.

– Вот и замечательно.

– А передатчики? – Насупился Чубаров.

– Радиосвязи у нас не будет, – просто ответил Рокотов.

Казаки удивленно вскинули брови.

– Как это не будет? – первым подал голос Леша Веселовский.

– Очень просто, – Влад внимательно оглядел собравшихся. – Радиопереговоры для нас слишком опасны. Чечены – не идиоты, вполне могут сечь эфир. Появление в районе чужого сигнала вызовет соответствующую реакцию… Есть РЭБ [части радиоэлектронной борьбы и радиоперехвата] и у федеральных сил. По выявленным ими координатам нас либо сотрет в порошок авиация, либо на перехват выйдет спецназ. Ни то ни другое нам не нужно…

– Владик прав, – покачал головой Филонов.

– Что тогда со связью в нашем отряде? – спросил Чубаров.

– Элементарно, – Рокотов потянулся. – Назначаем двух пейджер-боев. Будут курсировать между авангардом, арьергардом и центральной группой и передавать сообщения. Предлагаю Василия и Семена…

– Почему опять я? – попытался возмутиться Славин.

Дмитрий зыркнул на младшего брата. Василий поднял вверх руки.

– Все понял. Был неправ.

– Ты бегаешь быстро, – объяснил усмехающийся Влад. – Запасным к тебе пойдет Денис. К Семену – Данила.

– Ясно, – кивнул невозмутимый верзила Лукашевич.

– Пейджер-боями работают только те, у кого Винторезы, – продолжил биолог. – У остальных своих обязанностей навалом. Никита ведет группу, снайперы проводят общее наблюдение, гранатометчики волокут снаряжение… Естественно, совсем без связи мы не обойдемся. Но она будет заключаться только в двух передатчиках. На случай срочного сообщения на базу…

В охотничьем хозяйстве возле Тарского возвращения группы должны были ожидать родственники Чубарова и Туманишвили – десяток вооруженных мужиков в возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет, способных – выдвинуться навстречу отходящему с боем отряду. Третий день они уже находились на месте и готовились встречать вертолет.

– В общих чертах план мы выработали. Что будет конкретно – узнаем на месте, – Владислав поднялся и прошелся вдоль стола. – Всего не предусмотришь. Но вероятность успеха очень велика… Кто сомневается, еще есть время отказаться и остаться в Тарском… Сомневающихся не нашлось. Настоящие казаки всегда идут до конца.

С эмиссаром председателя Всепланетного Еврейского Конгресса, а заодно – и владельца щвейцарской фирмы Noga Ingeneering S.p.A. Ицхака Гаона Анатолий Борисович Чубайсенко встретился совершенно открыто. Прямо в своем кабинете московского офиса. Ицхак Гаон через подставные компании скупил несколько процентов акций энергетического монополиста, и потому визит одного из акционеров не вызывал никаких подозрений.

Эмиссар был худ, как сушеная вобла, лишен чувства юмора и свободно говорил по-русски, так как происходил из семьи недавних эмигрантов, долго и скандально добивавшихся выезда из СССР на землю обетованную, а в результате оставшихся в Германии, где принялись доставать своими дурацкими претензиями терпеливых бюргеров.

Чубайсенко сухо поприветствовал визитера, приказал секретарю, чтобы его ни с кем, кроме высших должностных лиц, не соединяли, и провел запечатанного в душный черный костюм гостя в специальную комнатку для секретных переговоров.

Эмиссар уселся на диванчик и выжидательно посмотрел на главного энергетика России.

Ржавый Толик, как Чубайсенко именовали и друзья, и враги, включил систему глушения подслушивающих устройств, и помещение наполнилось негромким гудением.

– Что вас ко мне привело? – визит не был оговорен заранее, и чиновник не знал, с чем прибыл посланник Гаона.

– Последние события на бирже, – немного гнусаво ответил незваный гость.

– А именно?

– Падение котировки, пред приятия. И слухи о пересмотре продажи пакета акций. Российские энергосистемы были приватизированы с дикими нарушениями закона. Вместо положенных двадцати пяти процентов акций иностранные компании получили тридцать три, еще десять процентов находились вообще неизвестно в чьих руках, в стане российских держателей постоянно шла грызня, время от времени заканчивающаяся отстрелом наиболее зарвавшихся бизнесменов. В развитие производства или хотя бы в ремонт обветшавшего оборудования никто не думал вкладывать ни копейки, предпочитая решать свои финансовые вопросы путем веерных отключений и правых, и виноватых, и переправляя денежки со счетов корпорации на свои личные, по странному совпадению сплошь находящиеся в банках оффшорных зон.

А с введением в совет директоров Главы президентской Администрации ситуация только осложнилась.

Стальевич привнес в и так запутанные отношения между акционерами и потребителями еще большую путаницу, ибо сам хронически не мог не воровать то, до чего дотягивались его загребущие ручонки.

– Колебание курса акций – явление временное и носит сезонный характер, – спокойно отреагировал Чубайсенко. – А слухи о пересмотре итогов продаж ничем не подтверждены. Я недавно беседовал с Президентом. Он мне ясно дал понять, что против деприватизации. Надо будет – внесем соответствующие изменения в законы… Госдума уже наша, и вам волноваться не о чем.

– Я что-то не видел в проектах законов подобного документа…

– На подготовку проекта уйдет пара дней. Успеем.

– Вы понимаете, что произойдет, если наши интересы пострадают, – в голосе эмиссара прозвучала угроза.

– Не надо со мной разговаривать в подобном тоне! – вскипел Чубайсенко. – Я еще ни разу не нарушал наши договоренности, а вы все время мне намекаете на негативные последствия. Ни к чему хорошему это не приведет. Не хотите со мной работать – извольте, договаривайтесь с кем-нибудь другим. Я лично могу спокойно уйти с этого поста. Ничего, кроме головной боли, он мне не принес…

Ржавый Толик тактично умолчал о семи миллионах долларов, которые ему удалось скоробчить за год пребывания на новой должности.

– У нас с вами заключен контракт, – проскрипел гость.

– Устный, – напомнил хозяин кабинета.

– При свидетелях, – не сдавался эмиссар Гаона.

– И что? – язвительно спросил чиновник. – Вы намерены предать его гласности?

– При определенных условиях…

– Бросьте! Это разговоры на уровне детского сада. В Европе вашего босса за те делишки, что он проворачивает здесь, по головке не погладят. Вы считаете, я не проверил те деньги, на которые Ицхак приобретал акции? Ошибаетесь… И знаете, что я выяснил?

Главный энергетик шел напролом. С Гаоном и компанией ему подобных нужно всегда держать ухо востро и иметь сильные контраргументы. Иначе сожрут. Сначала будут стонать о маленьких дивидендах и незавидной судьбе инвестиций в чахлую российскую экономику, потом перейдут к завуалированным угрозам, а затем ударят в спину.

– Что? – скрипнул гость.

– Источники поступления, – широко улыбнулся хозяин офиса. – Проводки денег из Колумбии через Сейшелы и Каймановы острова… И копии документиков припас. Так, на всякий случай… С кем Ицхак в Колумбии сотрудничает, не подскажете?

Визитер засопел.

– Это бездоказательно…

– Вы так думаете? – Чубайсенко хрустнул пальцами. – Мне почему-то так не кажется…, Клан Очоа, если не ошибаюсь. И в случае скандала американцы подключатся…

Эмиссар Гаона полминуты просидел молча. Российский чиновник ударил по самому больному месту. Если хоть кто-нибудь в Европе или Америке, не говоря уже об Израиле, узнает, что через счета подконтрольных Всепланетному Еврейскому Конгрессу фирм прокачиваются деньги наркомафии, на дальнейшей карьере можно ставить большой жирный крест. Гаону придется просить защиты у США и выступать главным свидетелем обвинения, а у более мелких сошек выхода всего два – либо садиться на пожизненное, либо скрываться в Бразилии или в Африке. Что на старости лет весьма и весьма затруднительно. Без денег в чужой стране долго не протянуть.

Чубайсенко победно взглянул на визитера.

– Давайте поговорим спокойно, – наконец решился посланец Гаона. – Я приношу свои извинения за несдержанность.

– Принимается, – согласился Ржавый Толик, которому самому не было резона ссориться с западными партнерами.

– Но и вы поймите нашу обеспокоенность…

– Прекрасно понимаю. И предлагаю, чтобы окончательно поставить точку, ознакомиться со следующими документами, – чиновник ловко извлек из стенного шкафчика тонкую папочку. – Вот, пожалуйста. Полная раскладка за прошедшие полгода…

Документы, которые взял в руки иностранный гражданин, проходили под грифом государственная тайна, ибо имели самое непосредственное отношение к энергетической безопасности страны. Но Чубайсенко было на это наплевать. Он был уверен в том, что никто и никогда не осмелится призвать его к ответу за уже совершенные преступления, в ряду которых передача совсекретных сведений иностранцам занимала не самое почетное место.

Эмиссар Ицхака Гаона заинтересованно зашелестел страницами.

Посмотрев пятичасовой выпуск Вестей, Рокотов ушел в сад, уселся в тени огромной черешни и закурил, глядя сквозь переплетение ветвей куда-то вдаль.

Но спокойно посидеть и подумать ему было не суждено. Спустя три минуты скрипнула калитка и во двор вошел уже переодевшийся в камуфляжную форму отец Арсений.

– Батюшка, что ж вы не отдыхаете?

– Не спится, – признался священник, усаживаясь напротив биолога, – посмотрел новости и опять разнервничался…

– Понимаю, – вздохнул Влад, – но мы, к сожалению, ничем помочь не можем. Остается надеяться только на Бога или на западных спасателей. Без них ребят с лодки не вытащить… Если, конечно, будет кого вытаскивать.

– Вы довольно пессимистично настроены, – отец Арсений был на вы со всеми членами отряда, даже несмотря на то, что являлся духовным наставником для большинства из них. – Господь милостив…

– Кто ж спорит, – печально сказал Рокотов. – Но только в том случае, если сам человек делает все возможное для своего спасения. А у нас… Позор на весь мир. Со ста метров своих достать не можем.

– Сообщают, что спасательные люки повреждены, – осторожно заметил священник.

– У нас каждая такая авария выдается за экстраординарный случай, – отмахнулся Владислав. – Надо честно признать – прошлые катастрофы засекречены, выводов из них никто не сделал, а если и сделал – то они недоступны рядовым подводникам и обществу в целом, да и за последние десять лет мы просто-напросто разгромили свою спасательную службу. Вот и все. То, что сейчас осталось на флоте, – старая рухлядь. Я не удивлюсь, если окажется, что переходные люки Мценска несовместимы с люками спасательных аппаратов. А нам это преподносят как повреждения… Все как всегда, батюшка.

Собственную некомпетентность пытаются прикрыть враньем.

– И что же дальше?

– С подлодкой или вообще? – вопросом на вопрос отреагировал Рокотов.

– И так, и так…

– С лодкой – не знаю, я не специалист. Слава Богу, сегодня Президент приказал этой золотопогонной сволочи принять помощь от Британии и Норвегии. Может быть, им удастся спасти хоть кого-нибудь. В чем лично я сильно сомневаюсь… Хочется верить, но не могу.

– А в целом?

– Аналогично. Существовать в таком состоянии Россия уже не сможет. Развалимся мы, святой отец, на несколько кусков. Осталось подождать всего ничего. Лет восемь-десять… Хотя, может и раньше.

– Влад, не надо называть меня святым отцом, – мягко напомнил священник, – я же не католик. И вы тоже.

– Случайно вырвалось. Привык, знаете ли, к классической европейской литературе. В церковь, каюсь, хожу редко. А на исповеди вообще никогда не был…

– Вам стоит только захотеть.

– Это верно. Но знаете, отец Арсений, почему-то не хочется. Возможно, это большой грех, однако желания не возникает. Не потому, что я к религии плохо отношусь. Совсем даже наоборот… Веры нет в порядочность современной церкви, – Владислав печально поджал губы. – Вернее, в личности тех, кто нашу церковь возглавляет в настоящее время. Слишком много с ними связано грязных историй. Беспошлинные поставки водки и сигарет, участие в сомнительных коммерческих делишках, митрополиты-мужеложцы… Фактически церковь стала зеркальным отражением государственной машины – до определенного, не очень высокого уровня священнослужители остаются нормальными и порядочными людьми, а затем все резко меняется. Появляются политические интересы, возникают противоборствующие группировки, служение людям и Богу подменяется на-биванием собственной мошны. Это не кощунство и не самооправдание, а объективный взгляд на происходящее. К сожалению…

– Человек не совершенен, – отец Арсений едва заметно передернул плечами. – Не судите, и не судимы будете.

– Это справедливо только тогда, когда все придерживаются такого принципа, – не согласился Рокотов. – А те, про кого я говорю, пытаются застолбить за собой изречение абсолютных истин и навязать пастве свои правила игры. К вам это не относится. Вы как раз вместе с нами…

– В церкви существует своя иерархия, – священник оперся локтями на стол, – и разрушать ее крайне опасно.

– Я не призываю к разрушению. Но боюсь, что оно произойдет само собой. Развалится страна, а вслед за ней – и церковь.

– Вы все же думаете…

– Увы…

– Но ведь это – катастрофа.

– Я бы не был столь категоричен, – Влад снова закурил. – Такой огромной территорией при таком небольшом населении, как у нас, практически невозможно управлять. Назначения представителей Президента в регионы ничего не решают. Создается еще один дополнительный и абсолютно неработоспособный бюрократический аппарат… Который как раз и может стать той соломинкой, что переломит спину верблюду. Вот и покатимся в пропасть…

– То есть, по-вашему, страну не удержать?

– У меня нет ответа. Не знаю. Теми методами, которыми это стараются сделать сейчас, точно нет. Нужно что-то иное. Только вот что? – Рокотов погасил окурок в пепельнице. – Амбициями и криками о диктатуре закона делу не поможешь. Какие-то мелочи подправить еще можно, а вот в глобальном плане… Что же будет дальше, покрыто мраком. Ситуация здесь и с Мценском высветила полную импотенцию власти. Все держится на энтузиазме людей. Таких, как мы с вами…

– Грустную картину вы нарисовали.

– Предпочитаю не врать ни самому себе, ни окружающим, – сказал хмурый Влад. – Иначе сами себя угробим… У нас ведь как? Сначала все рушим, ломаем, а потом на обломках пытаемся что-то выстроить. Причем из тех же обломков. Вы посмотрите на власть предержащих… Что изменилось с момента так называемой перестройки? Ничего. На руководящие должности пробиваются в основном подонки, опять возникает тот же механизм кумовства, что был в СССР. Тогда без КПСС – никуда, сейчас – без протекции чиновников, подавляющее большинство которых вышло из рядов верных ленинцев. Взяточничество изменило вектор, но не уменьшилось, а возросло в разы. Беззаконие, о котором столько жужжали вражеские голоса, приобрело уже просто фантастический размах. Судебные и правоохранительные органы развалены до основания… И что прикажете делать в этом случае? Укреплять неведомую никому вертикаль власти? А зачем? Чтобы те, кто сейчас у кормушки, нажрались еще больше?

– С чего-то надо начинать, – неуверенно запротестовал отец Арсений.

– Надо, согласен, – Рокотов сдвинул брови. – Но не с действия, не с запретительных законов, а со сбора команды профессионалов и с анализа ситуации. И только потом переходить хоть к каким-то телодвижениям… Как мы, например. Сначала купили оружие, провели тренировки, разработали стратегию, поняли, кто за что отвечает, а уж затем начнем выдвигаться в горы. Но не наоборот! У людей же, которые при власти, тактика совершенно иная – накосорезят, наруководят, понапишут горы бумажек, а потом пытаются разобраться, что ж ни черта не работает. Вы посмотрите на наши законы! Они все начинаются с запрещения. Конституцию я в расчет не беру, это документ декларативный… Вместо того, чтобы дать людям возможности развивать бизнес, зарабатывать деньги, спокойно существовать – создают частоколы из запретов, инструкций, приложений и прочей лабуды. Привилегиями пользуются только те, кто лижет задницы госчиновникам и подкармливает эту ораву пачками баксов.

– Извечная проблема, – заметил священник.

– Угу. Извечная и неистребимая. Чем дальше – тем больше…

– У вас есть рецепт?

– Представьте себе, да. Только слушать меня никто не будет.

– Ищите и обрящете…

– А зачем? – риторически спросил Влад. – У меня своих дел по горло. Если совсем уж надоест, уеду в Беларусь. Там спокойнее.

Отец Арсений скептически посмотрел на биолога.

– Ой ли?

– Проверено. Лично разбирался.

– У меня другое мнение насчет белорусского режима, – осторожно сказал служитель культа.

– Да нет там никакого режима! – Рокотов потянулся и размял плечи. – Вполне пристойная страна. Порядок, естественно, поддерживать надо, но их милиция вроде с этим справляется…

– А разгоны демонстраций?

– Ну и что? Несанкционированные митинги и в России разгоняют, ив цивилизованной Европе. В этом ничего нет удивительного или необычного. Государство на то и существует, чтобы следить за соблюдением правил… Иное – анархия, хаос. Как у сатанистов. Вы, батюшка, слегка зазомбированы страшилками по телевизору… Я там побывал, посмотрел, руками пощупал. И могу с полной ответственностью сказать – если белорусы не станут ломать систему управления, а будут ее постепенно реформировать, то у них все получится. Лука, кстати, так и делает. Не старается прыгать через три ступеньки, а осторожненько демократизирует общество. Сначала обеспечил продовольственную безопасность, теперь занялся промышленностью. Пусть бульбаши живут небогато, но зато голод им не грозит. Кто хочет работать – работает. И неплохо, хочу отметить. Да, есть перегибы, ошибки, однако они не фатальны. И именно поэтому борьба с Лукой ведется не на политическом поле, где требуются обоснования лозунгов и экономические программы, а методами саботажа и прямых диверсий. Оппозиция создает нечто вроде штурмовых отрядов, на митингах провоцирует столкновения с милицией, имитирует пропажи журналистов, в лоб нарушает закон, чтобы потом иметь повод поорать о якобы политических преследованиях… Стратегия далеко не новая. Ошибка белорусских псевдодемократов в том, что они считают ее своим собственным изобретением и думают, что против такого поведения – нет контрмер. Хотя другого от сборища психопатических личностей ожидать сложно. Им бы в больничку на месяцок-другой, а не на демонстрации ходить. Может, подлечились бы…

– Круто вы их, – улыбнулся Арсений…

– Как умею, – настроение у Владислава немного улучшилось. – Ладно, что мы все о политике да о политике… Давайте лучше поговорим об изречениях блаженного Августина, – Рокотов лукаво подмигнул священнику. – Или о доступных женщинах…

В штабе Объединенной группировки войск на Северном Кавказе работа не прекращалась ни на минуту.

Четыре раза в сутки проводились тридцатиминутные совещания, на которых уполномоченные офицеры докладывали командованию оперативную обстановку за прошедшие шесть часов, а раз в день – с шестнадцати до семнадцати тридцати – проходило совещание в расширенном составе, на котором планировались рейды и зачистки на ближайшие день-два.

Прикомандированные к штабу офицеры спали урывками. Пару часиков днем и столько же – ранним утром. Потому все ходили с красными воспаленными глазами, вечно собачились друг с другом и из-за мелочей цеплялись к солдатам из караульной роты – то ремень провисает, то форма не выглажена, то честь небрежно отдает. Срочников спасало то, что в условиях ведения боевых действий каждый боец был на счету и наказание откладывалось на потом. Что в российской армии равноценно никогда. К тому же рота охраны формально подчинялась коменданту района и у штабных офицеров не было реальных рычагов воздействия на солдат. Поорать можно, а вот что-то сделать – нельзя. Для того чтобы наказать караульного, пришлось бы исписать гору бумаги и подать рапорта на рассмотрение коменданту через командира роты, который и будет решать, стоит ли кляуза того, чтобы дать ей ход и отправить-таки оборзевшего срочника на губу, или можно плюнуть на недовольство штабной крысы и ограничиться устным предупреждением. В девяноста девяти случаях из ста командир роты выбирал второй вариант, чем несказанно злил пузатых подполковников-штабистов и их свиту.

Девятого августа к трем часам пополудни в штаб явился генерал-лейтенант Колдунов и тут же собрал расширенное совещание. Тринадцатого числа на территории мятежной Чечни: намечались выборы депутата в Государственную Думу России, и исполняющему обязанности командующего группировкой поставили на вид недостаточную подготовку данного важного с политической точки зрения мероприятия. Ставил на вид лично начальник Генштаба генерал-полковник Кваснин, и его указания подлежали немедленному исполнению.

Привыкшего к мягким коврам кремлевских кабинетов Кваснина не волновала реальная оперативная обстановка.

Сказано выборы, значит, выборы со всеми вытекающими из этого понятия последствиями – избирательными участками, урнами для голосования, комиссиями, подсчетом голосов и бравурными реляциями премьер-министру и Президенту. Красиво оформленный доклад стоит того, чтобы на обеспечение бесполезного в условиях военного времени выражения воли населения республики были брошены все силы группировки. Доклад поможет правительству России на международной арене, а начальник Генштаба поставит себе очередной плюсик в личное дело, а таковой отнюдь не повредит в борьбе против окопавшегося в кресле министра.обороны, очкастого старика-ракетчика.

Колдунов примыкал к группировке Кваснина и понимал важность поставленной перед ним задачи. В случае успеха он мог рассчитывать на скорое повышение, оставаясь при этом действительно крепким профессионалом своего дела и не превращаясь в паркетного шаркуна.

Генерал– лейтенант обвел тяжелым взглядом три десятка старших офицеров, раздвинул занавески на стене, скрывающие крупномасштабную карту Чечни, и взял лежащую на подставке указку.

– Я не буду повторять, насколько для нас всех важно тринадцатое число. Вы и без меня знаете. Президент лично следит за процессом и ежедневно требует подробного доклада об обстановке…

– Лучше б он в Североморск вылетел, – тихо буркнул себе под нос командир отдельного батальона морской пехоты Тихоокеанского флота.

– Каждому выделена своя зона ответственности, – продолжил генерал-лейтенант Колдунов. – Так что, товарищи офицеры, будете докладывать по порядку. Я называю квадрат, уполномоченный за него поднимается и кратко докладывает сегодняшнюю ситуацию и планы до воскресенья включительно. Всем ясно?

Офицеры молча кивнули.

– Начнем с Грозного. Александр Ильич, прошу.

Во втором ряду поднялся толстый полковник.

– Обстановка стабильна, Владимир Иваныч. В городе, конечно, есть несколько небольших групп, но в целом серьезного влияния на развитие событий они оказать не в состоянии. У нас уже со вчерашнего дня взяты под усиленный контроль кварталы, прилегающие к избирательным участкам. Дежурят снайпера и мобильные отряды спецназа внутренних войск. На самих участках – милицейские посты с собаками. Думаю, что с послезавтрашнего дня стоит отправить рейдовые группы по подземным коммуникациям. Шансы на отлов бандитов, конечно, невелики, но чем черт не шутит… В дополнение к уже принятым мерам мы собираемся подготовить и несколько сюрпризов тем, кто может попытаться вылезти в самый день выборов.

– Какие именно сюрпризы?

– Установка в нерабочих коллекторах мин с механизмами инфракрасного реагирования и заливка бетоном трех десятков выходов на поверхность. Заливать собираемся непосредственно в ночь перед воскресеньем, чтобы не дать бандитам возможности сориентироваться.

– Материал подготовлен?

– Так точно. Десять бетономешалок и шестьдесят тонн цемента. Гравий и песок тоже готовы. Каждая машина за ночь успеет сделать по три ходки.

– Разумно, – похвалил Колдунов. – Насчет мин… Дети не нарвутся?

– Исключено. Практически все они находятся сейчас вне Чечни, а которые остались, сидят по домам. Мины будут поставлены в глубине тоннелей, не менее чем в полукилометре от ближайшего выхода на поверхность. Дети так далеко не заходят. Если и играют, то непосредственно в колодце и в десятке метров от него.

– Под вашу ответственность, – предупредил генерал-лейтенант.

– Естественно.

– Тип заряда?

– Пластид в экранированной оболочке. Миноискателем не обнаруживается. Зоны поражения рассчитаны так, чтобы уничтожить объекты в радиусе двадцати пяти – сорока метров. Зависит от изгиба тоннеля. Шрапнель – керамическая.

– Годится. Садитесь. Квадрат семь, Черноречье-Калиновка…

Встал сухощавый подполковник в очках.

– По данным разведки, в этот квадрат были попытки проникновения отряда Абу Джафара, но по неизвестным нам пока причинам поход был отложен. Видимо, численность слишком мала. В поймах рек Асса и Аргун мы сосредоточили секреты мотострелков и разведывательный батальон Псковской дивизии. Главное направление возможного прорыва перекрывает шестая рота сорок пятого полка. Мышь не проскочит. Блокпосты усилены тяжелыми пулеметами и личным составом. Население в основном настроено спокойно, там много родственников Гантамирова и Сайдуллаева, так что порядок сохраняется. Неделю назад мы начали строительство военного городка в пяти километрах к востоку от Айвазовского, привлекли две сотни строителей из числа местных жителей. Аванс уже выплачен, люди остались довольны… Мне думается, что лояльность сохранится и впредь. Завтра-послезавтра ждем транспорт с мукой, будем распределять в субботу. Сорвать поставку продовольствия старейшины не позволят, этот вопрос с ними оговорен заранее.

– Хорошо. Как с контролем дорог?

– Неприятностей не предвидится. После недавних подрывов машин мы поставили бетонные надолбы в ста метрах в обе стороны от поста. Население предупреждено, что пост пересекается исключительно с открытыми багажниками и распахнутыми задними дверями. Эксцессов не возникало, все все понимают… В процессе зачисток задержано шестнадцать подозрительных лиц, сейчас ими занимается ФСБ. Следующий рейд – в пятницу, восемнадцатого. Сектора дэ и е.

Колдунов провел указкой по карте и остановил ее на названных подполковником секторах.

– Ага… Что ж, действуйте. Садитесь. Следующий – квадрат четыре, приготовиться ответственному за шестой.

Сидевший крайним справа в первом ряду широкоплечий полковник неторопливо поднялся.

– Мобилизованы три батальона мотострелков. На десятое-одиннадцатое – рейды вдоль Фортанги до Ключевого. Немного беспокоит зеленка, но, по данным разведки, там сконцентрировано не более пятидесяти боевиков. Их основные силы немного дальше к югу. Будут они спускаться в долину или нет – неизвестно. Двенадцатого я намерен провести прочесывание с востока на северо-запад квадрата силами спецназа и провести упреждающий обстрел предгорья. С вертолетчиками вопрос решен. Две эскадрильи Ми-24 перепахивают сектора эн и ка, затем повтор с захватом сектора цэ. Минные поля проверены, пока попыток нарушения не было…

– Ваш прогноз?

[Ми-24 – транспортно-боевой вертолет. Вооружен спаренной пушкой ГШ-23 в подвижной носовой установке и сверхзвуковыми ПТУР 9К113/9М114 Штурм-В. Вместо ПТУР на четырех подкрыльных пилонах могут быть установлены блоки УБ-32-57 с НАР С-5 (калибр 57 мм), блоки с НАР С-8 (калибр 80 мм) или НАР калибра 240 мм. Экипаж вертолета – 3 человека, крейсерская скорость – 217-270 км/ч, динамический потолок – 5000 метров, дальность действия до 300 км, нормальная взлетная масса – 8200 кг., максимальная боевая нагрузка – 2500 кг, длина машины – 18,8 м, диаметр несущего винта – 17,1 м, два двигателя ТВД ТВЗ-117 по 2200 л/с каждый. Может перевозить до 8 десантников или 4 раненых.]

– На рожон чичики лезть не будут. Хоть и место вроде удобное. Но и нам оно дает хорошие возможности для маневра. Вечером двенадцатого отправим еще одну бронеколонну по западному краю участка, как раз наперерез возможному выходу ребятишек Гелаева.

– Вы считаете, что он может попытаться высунуться? – прищурился Колдунов.

– Маловероятно, но предусмотреть подобное не мешает. У него сейчас проблемы с Бараевым, все славу поделить не могут. Как стало известно из оперативных источников, со дня на день грядет крупная разборка. Что-то там с деньгами связанное… В принципе, небольшой успех Гелаеву не помешает. Бараев давно уже не проводил активных акций, его авторитет постепенно падает. Удачное нападение поможет Гелаеву выдвинуть претензии на большую долю арабских денег. Но из-за того, что Арби Бараев уже окончательно раздружился с головой, без разборки не обойдется, я уверен…

– Стычка нам на руку, – изрек сидящий в первом ряду майор из особого отдела ФСБ.

– Верно, – подтвердил полковник. – Обе стороны понесут потери…

– Приблизительное время контакта известно? – поинтересовался генерал-лейтенант.

– Пока нет, но сейчас над этим работают.

– Постарайтесь не упустить момент. В идеале следует ударить с воздуха по месту стычки.

– То в идеале, – задумчиво произнес особист.

– Будем надеяться, что разведка на этот раз сработает как надо, – подвел черту Колдунов. – Благодарю вас, садитесь. Михаил Викторович, ваша очередь…

Рокотов облокотился о забор и, вытянув шею, пригляделся к тому, что происходило во дворе через улицу.

Кузьмина, братьев Славиных, Веселовского, Лукашевича и Гречко окружали родственники, преимущественно мужского пола, и что-то тихо втолковывали бойцам ударного отряда. Среди вышедших проститься с уходящими в горы казаками были даже двое милиционеров – старший брат Данилы и двоюродный дядька Анатолия. Все вели себя достаточно спокойно, женщины не ломали руки и не вешались на шею сыновьям, хотя любому было понятно, что исход мероприятия непредсказуем и, возможно, они видятся в последний раз. Тут уж как карта ляжет.

Сто пятьдесят лет противостояния с абреками, воровавшими коней, угонявшими скот, резавшими зазевавшихся землепашцев и нападавшими на одиночных путников, воспитали в казачестве философское отношение к жизни. Станичники твердо усвоили, что абсолютного мира с соседями из горных деревень быть не может, и радовались каждому дню, прошедшему без эксцессов. Так было при царском режиме, так было и при советской власти, так оставалось и в демократизированной России. Небольшую передышку дало послевоенное переселение чеченцев и ингушей в Казахстан, но оно было временным и неполным.

А ярлык на княжение, данный тупоголовыми и вороватыми бюрократами из Кремля генералу Дудаеву, и последовавшие за этим две войны накалили обстановку до крайности; казачеству надо было либо драться, либо сниматься с насиженных мест и уходить куда-нибудь за Волгу, оставляя возделанные земли на разграбление ордам обкуренных чучмеков, как горские народы частенько именовали в документах Российской Империи.

Иной альтернативы федеральная власть своим гражданам не оставила.

При этом даже не всегда было понятно, на чьей стороне выступают чиновники из правительства – то ли на стороне законопослушных казаков, то ли на стороне боевиков, рассылавших по российским городам своих гонцов, дабы те организовывали сбор денег в помощь воюющим отрядам. Судя по действиям федеральных министров, ичкерийские бойцы пользовались в стране большими правами, чем остальные граждане. Их чаще отпускали под залог, чаще прекращали уголовные дела, буде ловили с незарегистрированными стволами или на месте преступления, обменивали осужденных на российских военнопленных, словно все происходило не в современном мире, а в пору расцвета феодализма.

Однако у каждого явления всегда есть оборотная сторона.

И безнаказанность одних выливалась в издевательства над другими. Власть предержащие, неспособные справиться с боевиками в горах или договориться с вменяемыми главами равнинных тейпов, переориентировали удары силовых структур на смуглых и горбоносых жителей городов Центральной России, которых не надо было отлавливать с привлечением воинских подразделений и которые имели совершенно определенные места жительства. Под гребенку пошли все – и чеченцы, и азербайджанцы, и осетины, и кабардинцы, и дагестанцы. Все, чья внешность вызывала раздражение у патрульного милиционера с восемью классами образования, делавшего по полсотни грамматических ошибок на каждом листе протокола и видевшего смысл службы в проверке карманов задержанного. Расчет власти полностью оправдался. Подавляющее большинство населения с удовольствием наблюдало за крутыми парнями в масках, укладывающими на асфальт лиц кавказской национальности, рукоплескало ударам дубинками по почкам этих самых лиц и призывало свежеизбранного Президента закрутить гайки.

Страна постепенно скатывалась в яму местечкового расизма, когда любой некоренной житель априори воспринимается как преступник или, на худой конец, как ненадежный человек. Оставалось сделать всего несколько шагов до введения комендантского часа для всех брюнетов и оснащения муниципальной милиции циркулями для измерения формы черепа…

Влад поправил закрутившийся уголок воротника куртки, отлепился от забора и сорвал вишенку с ближайшей ветки.

Да– с… Если кто-то не вернется, отвечать придется мне лично. Естественно, что никто меня укорять не будет, но в душе проклянут… Вот такая вот петрушка. И ни фига с этим не поделать, -биолог тяжело опустился на врытую у калитки скамью. – Кто-то всегда должен брать на себя ответственность. Как за успех, так и за поражение. И я знаю имя этого человека… У которого много амбиций, но совсем мало мозгов. А что делать? Кто-то ведь должен…

Вишенка оказалась кислой.

Владислав сплюнул косточку, нащупал сигареты в нагрудном кармане и уставился в темнеющее небо.

На место приземления Ми-8 группа прибыла за сорок минут до назначенного времени в кузове МАЗа, принадлежащего семейству Чубаровых. Грузовик сделал короткую остановку у развилки дороги, казаки сгрузили оружие и рюкзаки со снаряжением и двинулись через реденький лесок к оставленному под паром полю.

На черно– синем небе ярко горели крупные звезды.

Руд ометов и Соколов, подхватив мощные фонари, отправились к оговоренной точке приземления вертолета, чтобы подать тому сигнал с земли, а остальные устроились передохнуть.

– Хороший чичик – мертвый чичик, – вполголоса заявил Вася Славин, выщелкивая из пачки сигарету.

– Чтоб я больше этого не слышал, – мгновенно отреагировал Влад, перетягивающий ремни на скатке со специальной формой.

– Да ла-адно…

– Нет, не ладно! – Рокотов повернулся к чиркающему колесиком зажигалки бойцу. – С таким отношением к делу тебе в горах делать нечего. Кстати, еще есть время передумать и остаться…

– Да что я такого сказал? – Вася недоуменно поднял брови.

– Сам знаешь, – Владислав затянул последний ремень и уселся верхом на скатку. – Как говорит один мой бритоголовый друг – Фильтруй базар!. Ибо от твоей фразочки один шажок до дремучего национализма… Я этого не люблю. У нас не зондеркоманда по зачистке лиц кавказской национальности, а боевой отряд. И мне плевать, у кого какая форма черепа и кто на каком языке думает. Одно дело – мочить боевиков, другое – настраивать себя на то, чтобы валить всех направо и налево. Ясно?

– Ясно, – уныло согласился Славин.

– Когда доберемся до аула, одними боевиками не отделаться, – ни к кому не обращаясь, заявил Рядовой.

– Если доберемся, – поправил Рокотов. – Туда еще дойти нужно… Что же касается членов семей этих самых боевиков, то, на мой взгляд, они сами свой выбор сделали. И, ежели попадут под замес, это будет не наша вина… а своеобразная расплата за желание держать дома русских или нерусских рабов. Suum cuique…

– Чево? – не понял Семен.

– Это по-латыни. Каждому свое.

– А-а, – кивнул Рядовой.

– Можно сказать, что сие высказывание есть лозунг нашего маленького отряда.

– У фрицев вроде то же самое было, – вмешался Лукашевич.

– Точно, – подтвердил Янут. – На воротах концлагерей писали. Токо по-немецки…

– Использование фашистами какого-то выражения не умаляет его достоинства, – наставительно сказал Владислав. – К тому же история – такая запутанная штука, что ни в чем нельзя быть уверенным. Может, лет через двадцать-тридцать про нас будут говорить гадости и сравнивать с эсэсовцами. А может, и нет… Мы живем в стране с непредсказуемым прошлым, правильно Задорнов говорит. Тот, который юморист… Хотя лично меня радует тот факт, что о нашей миссии не осведомлены власти. Некому будет описывать наши похождения. Если, конечно, кому-нибудь из нас не придет в голову заняться литературой…

Вася Славин почесал затылок.

– Не придет, – за всех ответил Кузьмич.

Секретарь Совета Безопасности России был худ, высок и улыбчив. Но, несмотря на его интеллигентные манеры и внешнюю открытость для пишущей братии, его словам особенно не доверяли. Сергей Петрович Иванцов умел пространно и доверительно отвечать не по существу вопроса, так что к концу его речи сущность комментируемой проблемы оставалась столь же покрытой завесой тайны, как и в начале разговора.

Для чиновника подобная скрытность, конечно же, хороша. Она позволяет маскировать за набором стандартных фраз как конкретные шаги руководства страны в закрытых от широкой общественности областях управления государством, так и собственную некомпетентность. И никогда точно не известно, что же скрывает слуга народа – то ли секретные сведения, то ли личное незнание вопроса.

В кругу доверенных лиц или в общении с Президентом Сергей Петрович резко менялся. Исчезала обезоруживающая собеседника улыбка, взгляд.становился холодным и пронзительным, пропадали устало-отеческие нотки в голосе и вялость в движениях. В такие минуты Иванцов более походил на волкодава из спецгруппы Службы Охраны, чем на утомленного кабинетной работой кремлевского чиновника.

– Что с норвегами? – сухо спросил одетый по-летнему Президент, покачиваясь в плетеном кресле и вытянув тронутые загаром ноги.

– В пятнадцать ноль семь судно отошло от причала. Будут на месте послезавтра к вечеру.

– Черт, поздно…

– Раньше никак.

– Каково твое мнение? – с Иванцовым Президент работал давно, не один десяток лет, и совершенно естественно, что при личном общении они были на ты.

– Не знаю, – Секретарь Совбеза посмотрел на залитое вечерним солнцем море. – Я в деталях спасательной операции разбираюсь слабо. У экспертов прогноз неутешительный.

– Тебе кажется, что я что-то не так делаю? – Президент сжал зубы.

– Володя, не нервничай. Твое присутствие в Североморске вряд ли что-нибудь изменит. Там и без нас достаточно начальников. Ты совершенно правильно сказал, что не стоит пугать и без того перепуганных адмиралов своим внезапным визитом.

– Теперь я не уверен, что поступил правильно, – признался Глава Государства.

– Ты что-то не договариваешь…

– Верно, – Президент положил ладони на подлокотники кресла. – Не договариваю… Сам не могу понять, что меня беспокоит. Вроде ни перед кем не виноват, но ощущения поганые, Будто подставили…

– Конкретнее можешь?

– Попробую… Понимаешь, Сережа, я ведь сразу хотел ехать, еще в воскресенье. Как чувствовал, что не все так, как доложили. Но Стальевич с министром обороны попросили подождать чуть-чуть… В понедельник опять. Но тут академики на встречу прибыли… И Самохвалов с Зотовым доложили, что они на лодку электричество и воздух вот-вот подадут. Не поехал… Вчера снова отвлекли, успокоили. А сегодня – сам знаешь. Все ведущие новостей как с цепи сорвались.

– Если сейчас поедешь, плохо получится.

– А если не поеду – тоже ничего хорошего.

– Согласен…

– Вот потому и ощущение, что подставили.

– Не у тебя одного…

– Что ты имеешь в виду?

– У меня эта мысль еще в понедельник появилась, – Иванцов откупорил бутылку боржоми. – Когда сопоставил доклад Зотова об окончании учений и реальное положение дел. Он же опытный адмирал, должен был понимать, что это не рядовая авария. Но информировал только о том, что Мценск лег на грунт. Хотя лодкам такого класса на дно ложиться не положено. Не предназначены они для этого, у них люки забора воды для охлаждения внешнего контура реактора как раз под днищем находятся. Вмиг илом забьются! К тому же там глубина-то тьфу, всего сто метров. Экипаж в индивидуальных спаскостюмах должен был всплыть. ан нет! И по причинам аварии достоверной информации до сих пор не пришло…

– Минобороны докладывает о лодке НАТО.

– Тогда где эта лодка? – Секретарь Совбеза сверкнул глазами. – У Мценска разбит нос. Значит, это не его таранили, а он таранил. По всему выходит, что чужая субмарина должна лежать рядом. А ее нигде нет. И потом – Мценск имеет водоизмещение почти двадцать четыре тысячи тонн. Ударные лодки типа Лос-Анджелес – меньше восьми. Не вяжется с тараном. Скорее мы бы потопили американцев, а не наоборот…

– Я тоже об этом думал.

– Вот именно. Что-то они химичат. Причем всем кагалом – и Сергиенко, и Самохвалов, и Зотов, и весь штаб Северного флота. А Стальевич им в этом способствует…

– Накрыли своими бомбами? – предположил Президент.

– Исключено, – Иванцов закашлялся. – У них не было стрельб по подводным мишеням, я проверял. Да и затопить Мценск бомбами – маловероятно. Я поинтересовался у Юры Москаленко… Ты, кстати, его знаешь, бывший командир атомной лодки.

Президент кивнул.

– Он говорит, что не было бы таких разрушений, – продолжил Иванцов. – Разрыв передних отсеков мог произойти из-за взрыва внутри лодки.

– Но на учениях не стреляют боевыми торпедами, это любой курсант знает.

– Двигатель, – цыкнул зубом Сергей Петрович. – Вероятнее всего, взрыв разгонного блока ракето-торпеды.

– Внутри отсека? – покачал головой Верховный Главнокомандующий. – Как такое могло произойти?

– Не знаю. Об этом следует спросить специалистов.

– Маловероятно, – с логическим мышлением у Президента было все в порядке. – Вернее, совсем невероятно. Взрыв мог произойти только внутри торпедного аппарата. Который на две трети расположен внутри легкого, а не прочного корпуса. Но тогда как повредило отсек центрального поста? И почему они не всплыли?

– Загадка…

– Это, Сережа, не загадка, – Глава Государства сжал кулаки. – Это попахивает диверсией. И если это так, то понятно, почему Зотов и компания боятся доложить всю правду.

– Получается, что некто просто поставил детонатор с таймером на двигатель одной из торпед? Заманчиво с точки зрения следствия, но практически недоказуемо. И смысл?

– Не знаю пока.

– Чеченам к лодкам доступа нет.

– Деньги, – тихо сказал Президент. – За деньги можно нанять человека. А условия жизни в военных городках ты и без меня знаешь. Там сумма тысяч в десять – целое состояние. Причем даже не долларов, а рублей.

– Продолжение эпопеи с терактами? Сначала дома, потом переход на Пушкинской, теперь Мценск? – Иванцов пожевал губами. – Не стыкуется… Если по домам мы знаем заказчиков и имеем хоть приблизительные данные на исполнителей, то по переходу информации – ноль. О лодке я и не говорю. Не могут же быть замешаны командующий флотом и Главком ВМФ!

– Да, такое предположение – абсурд.

– Если б Радуев был на свободе, – продолжил Секретарь Совбеза, – он бы еще мог взять на себя теракты. Но, как мы уже знаем, все его слова – фикция… Цену себе набивал. И отсутствие заявлений по терактам вообще ни в какие ворота не лезет. Просто взрывать без выдвижения требований – идиотизм.

– Твои аналитики еще ничего не нашли?

– Нет, – вздохнул Иванцов. – С прошлого года ситуация кардинально изменилась. В худшую сторону. Никто не берет на себя ответственность. Даже наоборот. Масхадов утверждает, что ни при чем, Басаев с Хаттабом – тоже. О более мелких фигурантах я и не говорю…

– Но бомбы ведь сами не взрываются! – разозлился Президент.

– Не сами…

– И лодка не могла.

– Тут я пас. Пусть специалисты разберутся. Завтра их и спросишь.

– До совещания еще двенадцать часов… А сдвигов у спасателей нет.

– Я боюсь, что их усилия уже никому не помогут, – честно заявил Секретарь Совбеза. – Внутри лодки давление воздуха атмосфер восемь-десять. Плюс холод. Больше пары суток человек не выдержит. Прошло же трое…

– А если мы ошибаемся и живые там все-таки есть?

– Хотелось бы верить. Но… – Иванцов опустил глаза.

– Знаешь, от чего я бешусь? – Президент потер ладонями виски. – От того, что сам ничего не могу сделать. Если б можно было хоть в спасательный аппарат залезть и к лодке спуститься… Тошно.

– Это не твое дело.

– Знаю…

– Я ведь только два месяца назад на флоте был. В подводники посвятили… Черт, ну почему так случилось? Как мне людям-то теперь в глаза смотреть?

– Прежде всего – себя не изводи. Криком делу не поможешь. Тут что-то другое придумать надо. Меня, если честно, зацепила ситуация вокруг катастрофы. Нечто неуловимое.

– Странности в поведении адмиралов?

– Не только. Такое впечатление, что тебя намеренно выставляют дураком и дилетантом. И еще – черствым человеком. Мол, на лодочке покатался, водицы с глубины испил, кувалду поцеловал, а как до реального происшествия дошло – сразу в кусты.

– Есть такое. Но это между нами. Лошадей я гнать не буду, сначала определюсь, кто и зачем… И ты со своей стороны присмотрись, – Президент вновь стал самим собой – внешне спокойным и даже чуточку бездушным профессионалом.

– Конъюнктура сейчас складывается неплохая. Всем приходится принимать чью-нибудь сторону, – кивнул Иванцов. – Поглядим, как дальше сложится…

Вертолет шел низко, чуть ли не касаясь брюхом растущих на невысоких пологих горах деревьев, с выключенными прожекторами и экипажем, готовым в любую секунду бросить машину в сторону, если кромешная тьма внизу озарится вспышкой выстрела из гранатомета.

Влад выглянул в иллюминатор, поежился и вновь повернулся лицом к сосредоточенным и молчаливым казакам.

Полет в ночном небе не нравился никому.

Набившиеся в ревущую железную коробку люди отдавали себе отчет в том, что их жизни зависят только от мастерства пилотов и от лени рассредоточенных по огромной территории мелких бандитских групп. И еще от решения командира какого-нибудь авиаполка, каждый вечер выбиравшего, послать в рейд парочку истребителей или наплевать на боевое дежурство и разогнать личный состав по палаткам.

Набор многих случайных факторов определял успех задуманной операции.

Как это обычно и бывает в России…