"Крестом и булатом. Вторжение" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)

Глава 4 Хотят ли русские вина?

Около половины девятого вечера наступили сумерки.

Филонов и Лукашевич вырубили проход в сплошной стене кустарника и вытолкнули наружу метровый ком спутанных узловатых ветвей. Последний, кому предстояло вылезать наружу должен был заткнуть этим комом проделанное отверстие. Кустарник наполовину высох, узкие и длинные листья скрутились в трубочки и пожелтели, так что со стороны вырубленный участок ничем не отличался от протянувшихся на. многие метры переплетенных между собой растений.

Казаки уселись в кружок.

Денис Фирсов вскипятил на таблетке сухого спирта два литра воды и разлил всем кофе. По пещере потянуло ароматом «арабики».

Диверсанты инициативники синхронно закурили.

Рокотов обвел взглядом еще немного сонных мужиков и вспомнил маленький отряд сербов, вместе с которыми ему выпала честь сражаться в далеких балканских горах[21]. После того как Влад обручился с Мирьяной и получил благословение от Белградского епископа, он встретился со своими боевыми друзьями и провел с ними незабываемый вечер воспоминаний. Результатом посиделок, сдобренных пятилитровой бутылью ракии[22] явилась драка Срджана и Джуро с десятком не менее пьяных оппозиционеров из числа сторонников Вука Драшковича, тащивших мимо кабачка, где заседали «истребители натовской авиации», плакат с изображением своего козлобородого лидера.

На шум выскочили и остальные участники мероприятия во главе с Рокотовым.

К финалу поединка прибыли злые полицейские, оторванные от покера звонком бдительного гражданина, чье окно на первом этаже было разбито телом наиболее рьяного оппозиционера, отправленного в сей исторический полет разошедшимся Владиславом, решившим показать старым друзьям некоторые тонкости исполнения бросков во вьет во дао.

Мусора одинаковы во всем мире.

Вместо поддержки патриотично настроенных сограждан они обычно стремятся испортить им праздник, погундеть о необходимости исполнения дурацких законов, препроводить в участок и там прочесть лекцию о привидевшихся им «нарушениях общественного порядка». В славянских государствах лекция частенько заканчивается прозрачными намеками на тяжелое материальное положение самих правоохранителей и томными взглядами на бумажники задержанных.

Но на этот раз многократно отработанный сценарий был цинично нарушен Драгутином, выскочившим полицейским в тыл и одним ударом толстой штакетины отправившим в дорожную пыль двоих из трех стражей порядка. Оставшийся на ногах попытался вытащить пистолет, что совсем не понравилось уже самому Рокотову, который отобрал у офицера его игрушку и запулил ее на крышу соседнего дома.

Визжащих полицейских связали тросом, найденным в багажнике их автомобиля, и напоследок заклеили рты скотчем.

Избитых оппозиционеров аккуратно положили рядом.

На следующее утро вся «демократическая» пресса Сербии, Черногории, Македонии и Венгрии взорвалась возмущенными репортажами о «беспределе, творимом подручными кровавого диктатора Слободана Милошевича». А видный белорусский оппозиционер, бывший министр печати независимой республики и обладатель аристократической двойной фамилии Фядуто Немогай побил все рекорды идиотизма, опубликовав в «Масонских новостях» статейку под названием «Вертухайная реальность», где обвинил президента Лукашенко в том, что тот посылает на Балканы «законспирированные группы палачей из местного КГБ», которые по вечерам набрасываются на мирных граждан и тем самым дестабилизируют обстановку в регионе. Зачем главе Беларуси потребовался новый виток напряженности на Балканах, Фядуто Немогай не уточнил.

Про полицейских в демократической прессе тактично не упоминали, сосредоточившись на описаниях «двухметровых маньяков в черном», выскочивших из темноты в количестве полусотни человек и напавших на мирно идущих с очередного митинга студентов. Журналисты оснастили Влада со товарищи бейсбольными битами, цепями и нунчаками, а Фядуто Немогай приписал им еще и попытки сексуального надругательства над поверженными оппозиционерами.

Хихикающий Рокотов скупил несколько экземпляров демократических изданий, где появились репортажи об инциденте, и увез их в Питер, поместив вырезки из югославских газет в отдельную папочку, занявшую почетное место на книжной полке...

Толя Пышкин шумно отхлебнул бодрящий тело и душу напиток и почесал живот.

— Щас бы навернуть парочку эклеров...

— Лучше троечку, — поддержал приятеля Виталий Янут.

— Ага, — кивнул Владислав, — И на дискотеку.

— Трезвым на дискотеку? — притворно удивился Кузьмич. — Ни за что!

— Будет нам всем и дискотека, и эклеры с какавой, — успокоил его Рокотов. — Чичиков встретим и станцуем... Однако к делу. Никита, доложи маршрут.

Филонов отставил кружку.

— Проходим по левому краю этой лощинки, прямо по выжженному квадрату. Дальше будет терновник, его обойдем вдоль скалы. Потом речка. Брод я знаю.

— Глубокий брод? — спросил отец Арсений, единственный из казаков не умевший плавать.

— Пройдем аки посуху, — неожиданно пошутил экс браконьер. — Будет, батюшка, о чем прихожанам рассказать. Только потом повторить не пытайтесь. Утопнете. Иисус, кстати, подстраховывался...

Священник смиренно улыбнулся.

— О чем это ты? — не понял Рокотов.

— Плавать Христос умел, вот что, — встрял неугомонный Вася Славин. — Камушки камушками, а баттерфляй — баттерфляем...

— Это еще неизвестно, — подал голос Греяко. — В Библии о плавании ничего нет.

— Вопросец, кстати, интересный, — прогудел Лукашевич. — А действительно, умел Иисус плавать или нет?

Все взоры обратились на отца Арсения.

— Умел, — признался священник. — По канонам — умел.

— Нехорошо, — покачал головой Василий. — Прямое, так сказать, руководство вовсю плавает, а подчиненный манкирует. Нехорошо...

— Всё, хватит прикалываться, — вмешался Влад. — Мы тут не для того собрались, чтобы спортивные достижения Спасителя обсуждать. Никита, продолжай...

— На том берегу сворачиваем направо и проходим по краю небольшого ущелья. Вниз не суемся, чтобы не нарваться на федералов. По ущелью идет дорога на юг, они там частенько должны ездить.

— А чо им там делать? — спросил Рядовой.

Жизнь научила Семена всегда выяснять все подробности. Началось это еще в армии.

Человек по фамилии Рядовой спокойно отслужить, естественно, не мог, ибо вечно влипал в самые разные и, по большей части, — дурацкие ситуации. Особенно тогда, когда ему приходилось общаться с незнакомыми офицерами.

«Помощник дежурного по роте рядовой Рядовой!» — «Кто о о?!» — «Рядовой Рядовой!» — «Ты что, заика?» — «Никак нет!» — «Фамилия то у тебя есть?» — «Так точно, Рядовой!» — «Да я понял уже, что рядовой. Фамилия твоя как?» — «Рядовой!» — «Слышь, солдат, кончай издеваться!» — «Я не издеваюсь!» — «Тогда назови фамилию, рядовой!» — «Рядовой!» — «Ща на губу поедешь, юморист! Фамилия?!» — «Рядовой!» — «Всё, кранты тебе, рядовой! Сержант, как фамилия этого придурка?» — «Рядовой, товарищ майор». — «И ты туда же?!» — «Да нет, он правда Рядовой...» — «Да а а?! За идиота меня держите?! Где командир роты?! Эй, капитан, как зовут этого „рядового»?!quot; — «Рядовой». — «О, Господи! Вы что, сговорились?!» — «Нет, товарищ майор, у него фамилия такая. Мы тоже долго привыкали...» — «Серьезно? А ну, дай военный билет... Хм, действительно Рядовой... А я уж думал, что с ума сошел. Держи, боец, билет. И смотри у меня! Завтра генерал приезжает, он мужик пожилой. Спрячьте этого рядового Рядового куда нибудь. Или лучше ефрейтора дайте, чтоб больше не путаться...» — «Так — нельзя, товарищ майор. Он еще даже присягу не принял, две недели только в армии». — «И много народу на его фамилию попалось?» — «Вы семнадцатый...» — «А вы что, считаете?» — «Так точно. Не пропадать же добру...»

Филонов пожал плечами.

— С другой стороны ущелья скважины. Вот, по идее, федералы и должны их окучивать.

— Или навар снимать, — предположил Веселовский.

— Или это...

— Нас сие не касается, — сказал Рокотов. — По скале долго идти?

— Километров семь. К утру спустимся в долину.

— Замечательно. Все попили покурили? Тогда собираемся...

На пресс конференцию лидеров новообразованного движения «Конституционного народовластия» пришло почти две сотни журналистов, едва вместившихся в конференц зал головного офиса «Интерфакса».

Интерес к свеженькой общественной организации был огромен благодаря, в основном, тому обстоятельству, что духовным лидером «Конституционного народовластия» оказался Борис Абрамович Березинский, поссорившийся с нонешним Президентом и ушедший в «конструктивную оппозицию».

Это было пикантно.

Боря Березинский в роли оппозиционера выглядел гораздо круче, чем лидер коммунистов Геннадий Зюгнович, публично сжигающий труды Ленина и призывающий ко всемирной капитализации под протекторатом США. И даже круче Яблонского с Чубайсенко, буде им пришла бы в голову мысль возглавить митинг «красно коричневых» супротив сионистских происков.

Березинский суетливо представил руководство движения в количестве четырех персоналий, посетовал на то, что шестой член политсовета, известный своей близостью к власти кинорежиссер Никита Крыско не смог почтить своим присутствием конференц зал «Интерфакса», быстро зачитал программные документы и предложил журналистам задавать вопросы.

Из вводной части следовало, что «Конституционное народовластие» имеет своей целью установление в России норм развитого социализма. Причем в понимании самых яростных апологетов «свободы, равенства и братства».

— Мы совершенно открыты для общества. Совершенно, — протараторил Березинский, подбадривая репортеров, ошарашенных авангардизмом выступления. — Прошу, друзья, не стесняйтесь. Мы не намерены ничего скрывать.

Сидящий по правую руку от Бориса старичок важно надул щеки.

Александра Николаевича Яговлева пригласили в политсовет на должность «гиганта мысли» и «отца новорусской демократии». На большее семидесятидевятилетний Яговлев все равно не тянул. Бывший член ЦК КПСС прожил бурную партийную жизнь, вовремя сменил приоритеты и теперь заслуженно отдыхал от трудов по насаждению на одной шестой части суши принципов марксизма ленинизма.

Войти в новую реальность в новом качестве «демократа» оказалось проще, чем ему представлялось пятнадцать лет назад.

Для этого было достаточно выбросить партбилет, пару раз выступить со страниц «Комсомольца Москвы» и «Масонских новостей» с разоблачениями преступлений советского режима и накропать книжонку о своей «борьбе» с коммунизмом во времена застоя. Книжку Александр Николаевич назвал «Кислая чаша», где представил себя этаким Штирлицем, исподволь разваливающим СССР, для чего ему пришлось наступить себе на горло и пройти весь путь от рядового коммуниста до члена Центрального Комитета партии.

Успех сочинения оказался столь велик, что Яговлев быстро выпустил продолжение под заголовком «Маразм в пучине». Теперь он работал над новой книгой, в которой намеревался окончательно расставить все точки над quot;iquot; и объявить себя любимого фактическим катализатором крушения советской империи.

Достижения на политической ниве у Александра Николаевича были поскромнее.

В середине девяностых годов он проникся идеей создания собственной партии и поручил подготовку пакета документов своим верным кунакам — бывшим секретарям райкомов комсомола, а ныне — вороватым бизнесменам из разнообразных общественных фондов. Бумаги нового политического течения «социальной демократии» были изготовлены всего за одну ночь и наутро поданы на регистрацию.

Но, как это обычно случается при большой спешке, в документы вкралась досадная ошибка. Перепечатывавшая сотню листов молодая секретарша допустила промах, ввела в компьютерную базу созвучное, однако не совсем правильное название организации, и спустя сутки гражданин Яговлев был зарегистрирован в качестве лидера «Партии сексуальной бюрократии». В Избиркоме заседали такие же олухи, как и соратники Александра Николаевича, потому на ошибку никто внимания не обратил. Всё открылось лишь на вручении Яговлеву новенького удостоверения.

«Сексуальные бюрократы» просуществовали недолго.

Измотанный насмешками старый коммунист быстро продал партию правым «либералам монетаристам» и на год ушел в работу над книгой.

От предложения Березинского стать зиц председателем «Конституционного народовластия» отказываться было грех. К тому же за сотрудничество Яговлеву пообещали неплохие дивиденды. Как политические, так и финансовые.

Александр Николаевич подавил в себе желание соснуть и уставился на скопище журналистов.

Рядом с ним заерзал на стуле кинорежиссер по фамилии Говорухо, хотел что то сказать, но поймал строгий взгляд Бориса Абрамовича и закрыл рот.

— Ну же, друзья! — подбодрил собравшихся Березинский.

— У меня вопрос к Сергею, — в первом ряду встал корреспондент НТВ.

Говорухо дернулся, услышав собственное имя, но заметил, что журналист смотрит в другую сторону, и обмяк.

Сидящий по левую руку от Березинского молодой актер Сергей Вялый младший поощрительно осклабился. Лицедея пока еще радовала всенародная слава, обрушившаяся на него после выхода на экраны фильмов «Кузен» и «Кузен два», где Вялый младший сподобился сыграть главную роль.

Последний из присутствующих член политсовета, главный редактор издательства «Виагриус пресс» Лазарь Коган и в то же время — заместитель министра государственной пропаганды в печатных и электронных СМИ Зозули — печально уставился себе на коленку, всем своим видом выказывая собственную независимость. Ему вдруг стало немного неуютно от того, что он ввязался в непонятную авантюру, могущую нарушить складывавшиеся годами добрые отношения с властью.

— Да а? — протянул Вялый младший.

— Какие конкретные, а не виртуальные цели ставит себе ваше движение по отношению к чеченскому конфликту? — витиевато спросил корреспондент НТВ.

Актер оказался к вопросу не готов. В кино его герой исповедовал принцип «мочить, мочить и еще раз мочить». Причем мочить именно «лиц кавказской национальности». Заодно под замес шли евреи, русские рэкетиры, негры и американские полицейские, которые зачем то вставали на пути «русского Рэмбо». Сюжетная линия в обоих фильмах была делом вторичным, основной упор делался на стрельбу из всех положений и разных видов оружия.

— Ну у, — Вялый младший потеребил кончик носа. — Мы, это... Как бы за политический диалог со здоровыми силами...

— Конечно же, мы будем искать мирные пути выхода из кризиса, — на помощь юному соратнику по борьбе пришел суетливый Березинский. — Все видят, что контртеррористическая операция зашла в тупик. Бомбардировками ничего не решить. Я уже предлагал свое посредничество на переговорах с Масхадовым, но глава государства меня не слушает. И именно поэтому мы блокировались в новое движение. Чтобы на собственном примере показать власти, как нужно решать межнациональные конфликты...

— А у вас что, конфликт внутри партии? — хрипло выкрикнул ведущий программы «Однако», пытаясь выглянуть из за спины коллег. Росточку он был небольшого, что компенсировалось зычным голосом и умением работать локтями.

— С чего вы взяли? — взвился Борис Абрамович.

— Вы сами сказали! — Собравшиеся оживились.

— Ничего я не говорил!

— Нет, сказали! — проскрипел телеведущий.

— Нет, не говорил!

— Я сам слышал!

— Что вы слышали?

Человек «однако» наконец пробился в проход между телекамерами.

— Про межнациональные конфликты!

— Миша, ну что вы такое говорите? — всплеснул руками режиссер Говорухо. — Какие конфликты?

— Межнациональные! — небритый хрипун принял картинно обличительную позу. — На собственном примере можете показать?

Пресс конференция превратилась в балаган, не успев толком начаться.

— Я оговорился! — взвизгнул Березинский;

— Щас! — телеведущий отпихнул от себя грозного телохранителя, приставленного к нему после того, как чеченские полевые командиры пообещали отрезать голову не в меру воинственному репортеру, призывавшему использовать против сепаратистов напалм и фосген. — Отстань от меня!

— Михал Владимирыч, — загундосил телохранитель. — Можно, я отойду?

— Да можно, можно! — человек «однако» топнул ножкой. — Так что у нас, Борис Абрамыч, насчет конфликтов?

— Ничего! — разъярился Березинский. — У нас в партии национальных проблем нет!

Главный редактор «Виагриус пресс» вжал голову в плечи.

Яговлев окинул зал мутным взглядом. Как в былые времена на заседаниях партактива какого нибудь завода, куда Александр Николаевич приезжал с инспекционной поездкой из горкома или обкома. Там его тоже всегда сажали в президиум, и он смотрел на собравшихся немного свысока.

Вялый младший попытался понять суть набирающего обороты скандала. Но не понял и углубился в раздумья о перспективах на сегодняшний вечер.

Говорухо стукнул ладонью по столу.

— Я предупреждал!

— Ага! — обрадовался телеведущий. — О чем это?

— О попытках сорвать пресс конференцию!

— Сережа, Сережа, успокойся! — засуетился Березинский. — Никто ничего не срывает!

— А это что, по твоему?

— Недопонимание. Просто недопонимание, — Борис Абрамович воздел руки к потолку. — Миша, мы же взрослые люди! Ну зачем вы так? Не надо привязываться к словам!

— А к чему можно? — человек «однако» за полчаса до начала пресс конференции вышел из ресторанчика «У Гайдара», где хорошо посидел с друзьями. Выпитые триста граммов водочки «Абсолют» требовали от организма совершения подвига. Или, на худой конец, продолжения банкета.

Телеведущий прикинул расстояние до Березинского, но понял, что попасть тому по башке стулом не сможет. Оставалось доводить низкорослого олигарха словесно.

Затренькал мобильный телефон.

Борис Абрамович повернулся спиной к залу и поднес трубку к уху.

— Да?.. Рома, ты?.. Знаю уже... Ах, вот как!.. Понял... Передай ему, что процентик придется срезать... Да да да, срезать! И никаких «но»!..

Любитель слова «однако» наплевал на чувство самосохранения, широко шагнул к столу, за которым уместились интервьюируемые, взобрался на помост и неожиданно для всех схватил Березинского за шиворот.

Олигарх испуганно взвизгнул, уронил телефон и отпихнул напавшего на него журналиста.

Раздался треск, пиджачок духовного лидера партии разошелся по шву. Репортер не удержал равновесия, свалился под ноги коллег, сжимая в кулаке оторванный воротник, и завопил, пытаясь подняться.

С обеих сторон к трибуне рванулись сотрудники службы безопасности «Интерфакса».

Человека «однако» вынесли на руках и передали возвращавшемуся из туалета телохранителю. Журналист немного повозмущался, но быстро угомонился и с блаженной улыбкой на небритом лице свернулся калачиком на заднем сиденье джипа, уносившего его в телестудию, где уже полным ходом шла подготовка к записи вечерней авторской программы.

Березинский скинул испорченный пиджак, мрачно оглядел улыбающихся журналистов и предложил продолжить пресс конференцию, нарушенную столь паскудным образом.

Разборку с хриплоголосым он отложил на потом, прикидывая, какую пользу можно извлечь из происшедшего.

Построенная во Франции двадцатипятиметровая подводная лодка имела полное водоизмещение в триста семьдесят тонн. Этого было вполне достаточно для того, чтобы передвигаться по разветвленной системе подземных рек, протянувшейся почти под всем Кавказским хребтом.

В принципе, лодка могла даже выйти в море. Ее прочный корпус был изготовлен из двадцатимиллиметровой стали, шпангоуты доходили до ста семидесяти миллиметров в высоту и до тридцати пяти в толщину, так что агрегат был способен опуститься на глубину в несколько десятков метров и самостоятельно всплыть. Подводный аппарат развивал максимальную скорость в девять узлов, чего с избытком хватало для передвижения по подземным карстовым тоннелям, где скорость течения редко превышает четыре километра в час. Запас хода у лодки был приличный, полностью заряженные серебряно цинковые аккумуляторы обеспечивали бесперебойную работу двигателя на протяжении восемнадцати часов. К тому же в третьем отсеке стоял дизельный движок, предназначенный для плавания в надводном режиме.

Система управления была примитивна, но идеально подходила для тех условий, в которых выпало действовать гордости ичкерийского флота.

В носу и по обоим бортам располагались овальные иллюминаторы, часть из которых представляла из себя прожекторы. Экипаж лодки состоял всего из четырех человек. Капитан и штурман сидели в маленьком отсеке управления в носу и визуально следили за курсом корабля, имея в своем распоряжении пульт, с которого по электроцепям уходили команды к двигателю, рулям и компрессорам балластных цистерн. Механик и электрик находились обычно в последнем, четвертом отсеке и следили за техническим состоянием оборудования.

Второй отсек был грузопассажирским. В нем могли с комфортом устроиться десять человек, прихватив с собой до двенадцати тонн необходимых вещей, или разместиться три десятка раненых, что происходило нечасто. Подводный аппарат эксплуатировался в основном для нужд высших полевых командиров, и рядовому боевику путь на борт был заказан.

Девяносто девять процентов «волков ислама», как именовали себя сепаратисты из армии «независимой Ичкерии», вообще ничего не знали о лодке.

Их карма состояла в том, чтобы сдохнуть за идеалы, пропагандируемые Мовлади Удуговым — чеченской пародией на доктора Геббельса, — который сам никогда не участвовал в боевых действиях против федеральных войск и лишь выступал с речами, уснащенными цитатами из Корана и дикими призывами к масштабным террористическим актам. Мовлади был трусоват и с весны двухтысячного года прятался на территории Ингушетии, откуда видеокассеты с его высказываниями доставлялись в спрятанные под землей телевизионные студии центра «Кавказ». Еще Удугов был большим любителем вброса информации через компьютерные сети, где на специальных сайтах размещались доклады об «успешных боевых операциях» ичкерийских воинов и приводились цифры потерь среди военнослужащих российской армии и милиции, обычно раз в двадцать превышающие истинные. Западные СМИ любили пользоваться данными Удугова, в результате чего раз в неделю на страницах немецких и французских газет появлялись материалы «очевидцев», якобы своими глазами видевших разгром колонн бронетехники и лично считавших трупы солдат.

Подводная лодка была козырем полевых командиров в случае полного разгрома их банд.

На лодке высшее руководство Ичкерии намеревалось уйти в Грузию, а оттуда уже воздушным путем переместиться в Турцию, Пакистан и Саудовскую Аравию. Пока же в этом острой необходимости не было и аппарат использовался в основном для поставок новых партий оружия и отправки в соседнее мандариново фундучное государство членов семей заслуженных или просто богатых боевиков.

Среди самих чеченцев специалистов подводников не наблюдалось.

Потому командование лодкой взяли на себя двое русских, в помощь которым были приставлены два чеченца. Заодно они контролировали действия гяуров и имели приказ в случае чего перерезать глотки неверным. Как потом поступать с самой лодкой, оставалось загадкой. Этот вопрос так и не решили, понадеявшись на авось...

Капитан Александр Степановых сошел по трапу на деревянный пирс и присоединился к штурману Лазареву, наблюдавшему, как молодые чеченцы подносят к грузовому люку ящики с зенитно ракетными комплексами «Стингер». Маленький порт в глубине пещеры недалеко от грузинского села Шатилй жил обычной жизнью.

— Что, Паша, заканчиваем?

— Часа два осталось, — Павел Лазарев внимательно проследил за механиком Бесланом Хамзаевым, с деловым видом рассматривающим полупрозрачные пластиковые блоки новых аккумуляторов «Icma». — Надо еще генератор проверить. Запашок с. При полной нагрузке маслицем пованивает.

— Пусть Ваха проверит...

— Я лучше сам. Не доверяю этим черножопым. Обязательно что нибудь не то сделают.

— Ну, как знаешь, — Степановых принялся набивать трубку. — Хотя правильно. Ваха в последнее время разболтался, крутым подводником себя воображает. Так и до беды недалеко.

— Точно, — согласился Лазарев. — Может, попросим Аслана, чтоб заменил этого придурка?

— Аслана сейчас нет. Только через две недели появится...

— Можно Шамилю сказать.

— Брось! Ваха родственник Шамиля, тот ничего делать не будет. Лучше Аслана дождемся.

— Тады я пошел, — Павел бодро вскочил с перевернутого ящика из под снарядов. — Посмотрю генератор...

— Заодно левый нижний прожектор проверь. Тускловато работает.

— Лампу заменим, и все дела.

— Ты кабель сначала посмотри. Может, в нем дело.

— Хорошо...

Степановых чиркнул спичкой и принялся раскуривать причудливо изогнутую трубку, вырезанную из вишневого дерева. Впереди был шестичасовой переход, во время которого придется обойтись без табака. Система регенерации воздуха на борту лодки не предусматривала наличия в отсеках курящих. Хотя капитан не всегда соблюдал собственный запрет на курение, особенно в сложных ситуациях. Но на то он и капитан.

Паша Лазарев сам был не меньшим разгильдяем, чем Ваха Ахмедханов. Вместо того чтобы проверить электропроводку носовых прожекторов, штурман забрался в первый отсек лодки, откинул до предела спинку своего кресла и углубился в чтение очередного опуса Александры Маринкиной, носящего название «Сто седьмая жертва». На очереди была еще одна повесть все той же плодовитой литераторши — «Когда читатели плачут», — вышедшая совсем недавно и доставленная Лазареву с книжного рынка в Махачкале.

Так минуло два часа, остававшихся до отплытия лодки.

Игорь Рудометов змеей прополз под стелющимися по скале желтовато зелеными побегами вьюнка, осторожно высунул из за щербатого камня ствол СВУ АС и принялся обозревать противоположный склон ущелья сквозь девятикратный прицел.

Рядом с ним послышался шорох, и на позицию выдвинулся Дима Славин.

Спустя десять минут внимание Рудометова привлекло шевеление ветки куста совсем рядом с полотном дороги, пролегшей по дну ущелья и скрывающейся за нагромождением валунов.

Игорь насторожился.

Куст рос на самой обочине. Его ветви с фигурными листьями даже частично вылезали на саму дорогу. Не намного, всего сантиметров на тридцать.

Рудометов толкнул локтем Славина.

— Дай бинокль.

Дмитрий перевернулся на бок и извлек из висящего на ремне подсумка шестнадцатикратный прибор фабрики Карла Цейса.

Игорь отложил в сторону винтовку и приник к бинокулярам.

Куст пока оставался неподвижен, лишь слегка трепетали листья на самой его верхушке.

Рудометов внимательно осмотрел прилегающие к дороге заросли. Обычная кавказская «зеленка», смесь акаций, шиповника, алычи и еще десятков видов древовидных кустарников. Метров за сто от дороги возвышались три пирамидальных тополя. Почти сразу за ними начинался крутой песчаный откос, переходящий в отвесную скалу.

С другой стороны грунтовки картина была аналогичной. Те же заросли, в которых легко может спрятаться взвод пехотинцев. Или отряд боевиков численностью до пятидесяти человек. Кусты разрослись столь густо, что в них не было бы заметно даже минометной батареи. Ни сбоку, ни сверху заросли насквозь не просматривались.

Игорь вновь навел оптику на заинтересовавший его куст.

В полуметре от нависающих над обочиной дороги ветвей виднелось несколько углублений в грунте. Будто на землю ставили нечто тяжелое и имеющее округлое дно. Типа котла или большой бутыли.

— Что там? — шепотом спросил Славин.

— Сам не пойму, — Рудометов не отрывался от бинокля. — Фигня какая то нездоровая...

— Поконкретнее, — попросил Дмитрий.

— Кустик шевельнулся. И рядом выемки непонятные...

— Ты точно видел?

— Точно.

— Вася! — Славин обернулся назад и щелкнул пальцами.

Славин младший по пластунски переместился поближе к наблюдателям.

— Давай сюда Влада и Никиту.

— Понял.

Василий отполз немного назад, миновал залегшего в двадцати метрах от обрыва отца Арсения, встал во весь рост и припустился вниз по склону, держа курс на огромный каштан, под кроной которого расположились вторая и третья группы.

Рокотов выслушал сообщение «пейджер боя» и вдвоем с Филоновым направился к авангарду, оставив Васю Славина отдыхать.

Министру обороны Игорю Дмитриевичу Сергиенко было не по себе.

В нарушение всех законодательных норм воинские части всё чаще и чаще отключались от энергоснабжения. Деньги из бюджета, направляемые на нужды армии, зависали в пути и поступали получателям с двух трехмесячной задержкой. Со складов перестали отпускать продовольствие в кредит. Министерство путей сообщения объявило о том, что не собирается в дальнейшем потворствовать бесплатному проезду уволенных в запас военнослужащих и намерено взыскивать с них полную стоимость билетов.

Одновременно с этим масштаб расхищения воинского имущества принял фантастические размеры.

Тащили все подряд. Дошло даже до того, что в отдаленных гарнизонах умудрялись продавать запасные электронные блоки стратегических ракет «Тополь М», поступивших на вооружение всего пару месяцев назад.

А в середине лета Кваснин при поддержке Главы президентской Администрации выступил с инициативой сокращения личного состава уже всей российской армии. Причем это сокращение во много раз превосходило все разумные пределы и позволяло под эгидой расформирования некомплектных соединений выбросить на гражданку наиболее грамотных офицеров.

Сергиенко даже не стал спорить.

Идея сокращения понравилась свежеизбранному Президенту, и маршал осознал, что переубедить того будет практически невозможно.

С Главой Государства министр обороны поначалу связывал большие надежды. Президент был молод, инициативен, сам прошел путь от лейтенанта до полковника, пожил в гарнизонах и на собственной шкуре испытал все прелести службы. Но Сергиенко не учел того, что экс Секретарь Совбеза прослужил в войсках КГБ и привык скрывать свои истинные чувства даже от близких друзей. Улыбаясь в лицо, он мог держать за пазухой остро заточенный нож или папочку с компроматом. И Президент ориентировался на мнение бывших коллег, которые в большинстве своем встали на сторону начальника Генерального штаба.

К тому же Штази пока еще переживал испытание властью.

И маршал не был уверен, что Президент способен его выдержать.

Не такие ломались...

Второй звоночек прозвучал для Сергиенко пятого августа, когда ему доложили об аварии на атомном ракетоносце «Мценск». Маршал помчался к Верховному Главнокомандующему, благо вместе с ним находился в Сочи, но вынужден был четыре часа ожидать в приемной, пока Президент закончит встречу с приближенньми к правительственной кормушке академиками.

Когда министр обороны увидел безмятежное лицо Главы Государства, то понял, что проиграл.

Кваснин с Самохваловым уже успели доложить о «готовности» аварийных служб ВМФ и теперь пребывали в ожидании наград за успешное проведение спасательной операции. Протолкнув на должность председателя госкомиссии по выяснению причин катастрофы своего протеже Кацнельсона, они были уверены, что при любом раскладе выйдут сухими из воды. Даже если не удастся спасти ни одного моряка.

Слушать Сергиенко Президент не стал, бросив на ходу, что убывает на пляж кататься на водном мотоцикле, а по всем вопросам координации действий флота и правительственных учреждений следует обращаться к Кацнельсону. Он, мол, вице премьер и имеет все необходимые полномочия.

Конечно, через несколько дней энтузиазма у Верховного Главнокомандующего поубавилось. На свет Божий выплыли некомпетентность командования Северного флота, ложь пресс службы ВМФ, трусость того же Кацнельсона.

Но было уже поздно.

И теперь министру обороны предстояло дать подробное интервью корреспонденту государственного телеканала и принять на себя удар, попытавшись объяснить обществу, почему спасательная операция потерпела крах.

Сергиенко с тоской посмотрел на оператора, перевел взгляд на роющегося в бумагах журналиста и тяжело вздохнул.

Гример последний раз провела кистью по лбу маршала, критически оценила результат работы и отошла.

— Можем начинать? — поинтересовался корреспондент.

Сергиенко утвердительно кивнул. Оператор включил подсветку и склонился к видоискателю.

— Игорь Дмитриевич, — журналист положил сцепленные в замок руки на полированную столешницу. — Главный вопрос, который волнует всех россиян, — остались ли еще живые люди на борту «Мценска»?

— Я могу сказать лишь одно, — маршал выверял каждое слово. — По имеющимся в распоряжении Министерства обороны кодограммам, связи с экипажем, в седьмом, восьмом и девятом отсеках лодки должны оставаться выжившие. На первые четыре отсека надежд почти нет. Но я хотел бы предостеречь от скоропалительных выводов о гибели экипажа. Нам пока неизвестен ни характер повреждений внутри крейсера, ни ситуация с — аварийным запасом воздуха. Нет данных также об истинных внутреннем давлении и температуре в отсеках. Сегодня одиннадцатое августа, а по нашим расчетам воздуха должно хватить минимум до четырнадцатого.

— Что сказано в кодограммах? — корреспондент задал неудобный вопрос.

Маршал нахмурился и повертел в руках листочек бумаги.

— Шестого и седьмого числа моряки подавали сигнал SOS...

— А позже?

— С понедельника начата операция по пристыковке спасательных аппаратов к переходному люку. Вероятнее всего, удары о корпус моряки слышат и экономят силы.

Маршал сказал неправду.

Изнутри корпуса иногда постукивали вплоть до сегодняшнего дня, однако гидроакустики так и не смогли расшифровать послания. Подводники стучали бессистемно, лишь подавая сигнал о том, что они живы. Почти весь офицерский состав погиб в первые две минуты после аварии, когда сквозь пропоротую форштевнем «Адмирала Молотобойцева» дырку во второй отсек хлынули десятки тонн воды. Оставшиеся мичманы и матросы просто не знали системы кодов. Из непонятных соображений «экономии средств» обучение личного состава подаче звуковых сигналов было исключено из курсов боевой подготовки.

Телефонной связи с лодкой также не существовало.

При нормальных условиях на поверхности должен был появиться спасательный буй, внутри которого находится обычная телефонная трубка, соединенная с аппаратами всех отсеков. Но буй так и остался в своем гнезде, отключенный и потому бесполезный. Перед выходом в море на нем обнаружили неисправность, времени на ремонт не оставалось, и по устному распоряжению адмирала Зотова его обесточили. Капитан «Мценска» попытался было протестовать, но после намека на возможные неприятности и задержку с присвоением очередного звания сдался и взял под козырек. Учения намечались простые, всего то выход на мелководье и торпедная стрельба по примитивной мишени.

Кто ж знал, что все так обернется...

— В чем основная причина неудач спасательных аппаратов? Почему до сих пор нет стыковки? — журналист заглянул в список вопросов, заранее согласованный с секретариатом министерства.

— Причин две, — Сергиенко откинулся в кресле и поправил очки. — Первая — это сильное придонное течение. Вода движется со скоростью в два узла, так что очень быстро вырабатывается энергетический ресурс аппаратов. И вторая — это положение корпуса лодки. Крен почти в тридцать градусов мешает присасыванию... Кроме того, есть сведения и о некоторых повреждениях переходного колодца и комингс площадки «Мценска». Вероятно, они произошли по причине деформации прочного корпуса.

— Это согласуется с версиями катастрофы? — Маршал поморщился.

По договоренности с Президентом он избегал употребления слова «катастрофа», предпочитая более нейтральное — «авария». Ибо «катастрофа» легко перерастала в «трагедию», а госкомиссии и штабу ВМФ требовалась еще пара дней, чтобы подготовить общественное мнение к страшной вести.

— Версий аварии три, и они имеют примерно равные подтверждения.

— Нельзя ли более подробно о каждой из них?

— Пожалуйста. Первая версия — столкновение с плавающей немецкой миной времен Второй мировой войны. Такие мины, к сожалению, не редкость. Только за последний год в этом районе обезвредили три штуки, — Сергиенко опять солгал. Старые мины обнаруживались либо на дне, либо на поверхности. Поразить идущую на перископной глубине лодку они были не в состоянии. — Это же Северный морской путь, который гитлеровцы буквально засеяли минами. И подобные сюрпризы мы будем обнаруживать еще многие годы. Мина могла сорваться с проржавевшей донной цепи, подвсплыть и оставаться необнаруженной до момента столкновения с лодкой. Или отдрейфовать по течению... Вторая версия — внутрилодочная авария. Тут может быть два варианта. Взрыв двигателя торпеды и взрыв водорода в аккумуляторной яме. Это привело к повреждению корпуса и поступлению большой массы воды, в связи с чем «Мценск» потерял даже нулевую плавучесть. Самая главная опасность подобного взрыва — гибель людей. Представьте себе взрыв нескольких сотен килограммов тротила в замкнутом пространстве... Ударная волна способна выбить переборки, не говоря уже о том, что она уничтожит оборудование и личный состав.

Сведения о прочности корпуса и переборок АПРК министру доложил помощник, связавшийся с генеральным директором конструкторского бюро, где проектировался «Мценск». Как это часто бывает, гендиректор был обычнейшим бюрократом, слабо разбиравшимся в технических деталях, и на вопрос о возможности повреждения переборок при взрыве ответил утвердительно, даже не удосужившись узнать мнение специалистов.

На самом же деле никакой взрыв торпедной боеголовки внутри отсека не пробил бы сталь, рассчитанную на давление минимум в двадцать атмосфер. Конечно, при условии задраенных люков, соблюдения иных мер безопасности и качественного изготовления переборок.

— А третья версия? — почтительно спросил корреспондент.

Маршалу пришлось сделать над собой усилие, дабы озвучить тот бред, который вице премьер Кацнельсон со товарищи считали идеальным объяснением причин катастрофы.

— Третьей версией является столкновение «Мценска» с субмариной НАТО.

Журналист удивленно поднял брови.

— Как же такое могло произойти?

— Не секрет, что иностранные подлодки следят за нашими учениями и часто допускают опасные сближения, — Сергиенко склонил голову и уставился на письменный прибор, подаренный ему сослуживцами два года назад на шестидесятилетие. Ему стало стыдно. — Вполне возможно, что капитан американской или английской лодки не справился с управлением и нанес удар в корпус нашего крейсера. Естественно, что после такого происшествия он был вынужден исчезнуть из района учений. Сейчас мы пытаемся отследить все иностранные подлодки, замеченные в данном квадрате и рядом с полигоном. Как только мы получим достоверную информацию, она будет обязательно доведена до телезрителей...

Корреспондент перед разговором с министром обороны имел беседу с бывшим капитаном атомной подводной лодки, который сообщил ему несколько малоинтересных подробностей, связанных с перемещениями стратегических крейсеров. Наиболее примечательным журналисту показалось то, что лодки типа «Мценск» всегда ходят в сопровождении торпедной субмарины, должной прикрыть громадный ракетоносец в случае обнаружения контакта с чужой лодкой.

О субмарине сопровождения никто не сказал ни единого слова. Будто ее не было вовсе.

И это наводило на мысль о вранье всех без исключения высших чинов армии и флота, которые действовали не иначе как с согласия Верховного Главнокомандующего.

Однако у корреспондента государственного телеканала не могло быть собственного мнения. И потому он подавил в себе желание разоблачить ложь министра и перешел к следующему вопросу.

Малик Исрапилов почесал зудящую под жиденькой бороденкой кожу на шее и переложил потертый и исцарапанный «Калашников» с колен на землю.

На аул опустилась ночь.

По мнению тридцативосьмилетнего чеченца, поставленного охранять единственную ведущую в село дорогу, в его нахождении на посту не было никакого смысла. Федеральные части сюда не заходят, отряды непримиримых боевиков крутятся в десятке километров севернее, российские вертолеты пролетают стороной. И никому в голову не приходит мешать жителям маленького, затерянного в горах аула делать свой бизнес, слишком выгодный для обеих противоборствующих сторон.

С востока приходит самопальный бензин, перегружается в цистерны, принадлежащие московским чиновникам и генералам, и отправляется прямиком в Ингушетию.

С запада идут оружие, боеприпасы, продовольствие и медикаменты. Раз в две недели подъезжают КамАЗы и оборотистые прапорщики вручают поселковому лидеру Резвану Гарееву список привезенных вещей. Якобы для нужд новообразованной чеченской милиции. Прапорщики не таятся, они действуют с одобрения засевших в штабе высоких чинов, разбазаривающих тонны взрывчатки, тысячи стволов и миллионы патронов. Золотопогонную сволочь не интересует, что спустя несколько дней эти стволы будут стрелять в российских солдат и милиционеров. Им важнее быстро и без затей набить собственную мошну.

Потому то эта война никак не может закончится. Невыгодно.

Ни штабистам, ни бюрократам из правительства, ни ичкерийским «бригадным генералам», расплодившимся в невероятном количестве, ни посредникам, получающим свой гешефт с каждой партии оружия и с каждого перепроданного заложника.

Правда, кто то еще должен работать на той же погрузке разгрузке. Абреку, привыкшему отбирать понравившуюся вещь под угрозой автомата, заниматься физическим трудом западло — отвык за девять лет беспредела. Вот и воруют крепких мужиков из Краснодара, Ставрополья и Дагестана. Благо связи на милицейских постах налажены, можно хоть целыми колоннами рабов гнать. Только плати по сотне баксов за голову.

Малик широко зевнул, обнажив желтые прокуренные зубы, не знавшие дантиста с девяностого года.

Если бы проблема Чечни не существовала в реальности, то ее следовало бы придумать. Мятежная республика исполняла роль отвлекающего фактора, которым с удовольствием пользовались все российские президенты и правительства. Российский народ, которому бесконечно демонстрировали кадры бомбардировок, зачисток и зверств боевиков, уже не имел ни времени, ни желания думать об экономике и справедливости распределения природных ресурсов, тем самым предоставляя карт бланш для дальнейшего разбазаривания страны. Этим с успехом пользовались «представители государства» во всех естественных монополиях и приближенные к высшей власти бизнесмены.

Исрапилов и его односельчане были маленькими винтиками в огромной машине повального воровства. И, пока они сохраняли лояльность своим негласным хозяевам из Москвы, им нечего было опасаться. А на мелкие нюансы вроде казней заложников чиновные кукловоды просто закрывали глаза, позволяя диким абрекам отдыхать так, как те привыкли. От русского народа не убудет, если трем четырем «единицам электората» отрежут головы. В тридцать седьмом году миллионы уничтожили, и ничего...

Из за угла покосившегося от времени забора появился Иса Бачараев, уселся на корточки рядом с Маликом и извлек из нагрудного кармана новенькой куртки пачку «Беломора».

— Курнем? — блеск в глазах Бачараева был заметен даже в полумраке.

— Не откажусь, — Исрапилов облизал губы и скривился в довольной улыбке, наблюдая за тем, как Иса сноровисто набивает папиросу перетертой в пальцах смесью табака и анаши.

Наркотики для большинства рядовых бойцов были единственным развлечением, если не считать издевательств над пленными и заложниками. Книг в ауле отродясь не бывало, привезенную из Моздока спутниковую тарелку так и не смогли толком настроить, и она ловила только религиозный турецкий канал, свободному общению с женским полом мешали традиции и наличие у каждой свободной чеченской девушки десятка злых родственников. Пробовали похищать русских и осетинок, но не заладилось. Караван с тремя заложницами по пути назад перехватил отряд аварцев, рыскавший по горам в поисках какого то Вагита, и семеро чеченов полегли в неравном бою с превосходящими силами противника.

В качестве объектов для сексуального домогательства оставались козы, но единственная в селе отара принадлежала дедушке самого Гареева, и связываться с ними было не с руки. Рогатый скот старший Гареев берег пуще собственной жены. В селе поговаривали, что и заслуженный чабан испытывал к своим мохнатым питомцам не только пастушеские чувства...

Травки Бачараев не пожалел. Малик это понял с первой затяжки — сладкий дым ожег горло, будто бы Исрапилов вдохнул невесомую взвесь черного перца.

— Хороший «план»...

— Верхние листочки, — подтвердил Иса. — Позавчера собирал.

У Малика на огороде тоже росли кусты индийской конопли, но у Бачараевых анаша была какая то особенная, забористая и в то же время придающая легкость в теле. Бачараевы охотно раздавали всем желающим ростки, но ни у кого травки подобного качества не получалось.

Видимо, все дело было в почве.

— Опять бензовозы пришли, — сообщил Иса.

— Знаю, — Малик выдохнул клубы дыма. — Резван все утро по рации с кем то базарил... Дня через три четыре русаки подъедут.

— Может, рабов на время увести в горы?

— Зачем, э? Их сто раз видели...

— Не верю я русакам, — год назад семья Бачараевых потеряла родственника, сгинувшего в Санкт Петербурге при весьма странных обстоятельствах. Абу был коммерсантом, помогал землякам, посылал в родное село щедрые подарки. Как рассказали выезжавшие на опознание дядья из Махачкалы, кто то искромсал Абу тесаком и отрубил пальцы на одной руке. Тело обнаружили на складе вместе с десятком других трупов и горой оружия, и долго допрашивали дядьев, пытаясь выяснить, чем именно промышлял Абу. — В любой момент подставят...

— Пока с нами дела делают, не подставят, — убежденно сказал Малик. — Генералы тоже кушать хотят. Помнишь журналиста, что год назад к нам приезжал?

— Ага! — глаза у Бачараева заблестели. — Который на камеру снимал, как Салман русаку голову отпиливал?

— Ну, — гордо подтвердил Исрапилов, получивший от корреспондента «Радио Свобода» Андрея Мужицкого пятьсот долларов за то, что на его глазах взорвал ручную гранату на животе связанного восемнадцатилетнего солдатика, попавшего в плен за неделю до приезда очкастого документалиста.

— И что журналист?

— Рассказывал, как пропуск себе и паре наших ребят делал. К полкану из комендатуры зашел, две штуки баксов сунул и через десять минут получил документ. Пока такие полканы у русаков служат, нам бояться нечего...

— Говорят, что тот журналист с Бараевыми дружит. И с Гелаевым.

— Много что говорят, — весомо заявил Малик, которого анаша настроила на философский лад. — Ты всех не слушай. Надо будет, и он в подвал сядет... Как наш ингуш, — Исрапилов вспомнил о привезенном месяц назад Магомеде Цароеве.

Захват ингушского юноши был чистой воды самодеятельностью Лемы Беноева и Тимура Джабраилова, сопровождавших колонну бензовозов до блокпоста.

Когда связанного и упакованного в мешок Цароева привезли в село, первые два дня никто не знал, что с ним делать. Как никак Магомет был вайнахом, а старики испытывали некоторый стыд, если речь заходила о похищениях соплеменников. Точку в споре поставил вернувшийся из Урус Мартана Резван Гареев. Цароева превентивно избили и бросили в подвал к остальным заложникам. А к его родственникам отправили парламентера.

— Хорошо бы, — Бачараев мечтательно закатил глаза. — За него можно много денег попросить... А то эти сидят — и все без толку.

— Резван знает, что делает, — Исрапилов не подал виду, что сам недоволен действиями Гареева. Тот слишком много времени уделял борьбе за независимость республики и слишком мало заботился о благосостоянии рядовых бойцов. Не то что другие главари банд.

— Может, с пацанами поговорить и самим начать дела делать?

Идея о создании независимого отряда уже давно носилась в воздухе. Но для ее осуществления требовалось пойти против воли Резвана, который жестоко карал любую самодеятельность.

Исрапилов почесал давно немытую голову.

— Не знаю...

— А что тут знать? — разошелся Иса.. — Автоматы есть, гранаты есть. Сами возьмем все, что захотим. До русских станиц два дня ходу. Налетели, загрузили машины, русаков постреляли — и обратно! А то с бензина одни Гареевы бабки стригут, нам крохи отстегивают. Пацаны вон на «мерседесах» разъезжают...

— Сейчас уже нет, — Малик поправил возбужденного односельчанина. — Если только в Москве.

— А мы чем хуже? Можем и в Москву поехать. Русаки к войне непривычны, сразу руки вверх поднимают, — предвкушение богатой жизни захватило Бачараева. — В Москве денег море, на всех хватит, — в свои двадцать четыре года Иса не был нигде дальше Аргуна, и его представления о крупных городах основывались на рассказах сбежавших оттуда соплеменников. — Квартиры купим, машины, женщин... Русаки сами отдадут, им только ствол покажи.

Исрапилов сплюнул под ноги и растер плевок подошвой кирзового сапога.

— Думать надо...

В темноте растущие вдоль дороги кусты напоминали огромные клочья серо черного войлока. Если б не свет луны, наблюдение пришлось бы отложить до утра.

Рокотов лег на самый край обрыва и навел бинокль на колышащиеся от ветерка листья.

«Та ак... Смородина альпийская, кустику лет шесть семь, если судить по высоте. Справа небольшой песчаный наплью, слева — боярышник. Ага, вот и углубления... Действительно, Дима прав, вдавлено чем то округлым и тяжелым. Напоминает донышко снаряда калибра миллиметров двести. Фугас? Возможно... А смысл? Свежих следов на дороге нет. Непонятно, зачем здесь минировать...»

— Никита, — шепотом позвал Владислав.

— Чево? — Филонов поерзал на жестком камне и перевел видоискатель прицела на сорок пять градусов влево.

— Куда ведет эта дорожка?

— В пяти километрах на юго восток два села.

— Ясно...

«В принципе, место удобное. С обеих сторон ущелье заперто узкими проходами. Если подорвать заряды здесь и метрах в ста у того валуна, успех обеспечен... — Рокотов медленно осмотрел прилегающее к кусту пространство. — Земля не взрыхлена, но это ни о чем не говорит. Могли места закладок заложить дерном...»

— Влад! — Никита толкнул биолога локтем. — Огонек!

— Где?

— Слева, возле осыпи...

— Вижу, — Рокотов немного подкрутил верньер бинокля.

«Сигарета... Жаль, что больше ничего не рассмотреть. Хотя... Эта рощица акаций здесь единственная. И устраиваться на ночлег лучше всего именно под деревьями. В кустах неудобно. Что ж, придется немного отклониться от маршрута и выяснить, в чем дело. Лучше перебдеть, чем недобдеть... Но осторожно...»

— Спуститься сможем?

— А як же! — Филонов цыкнул зубом. — Будем брать?

— Придется, — Рокотов пожал плечами. — Не упускать же момент.

— Согласен. Тогда поползли обратно. Димон, сиди здесь и жди Игоряна. На пару будете сверху отслеживать...

— Только зазря не палите, — предупредил Владислав. — Ваша задача — не подпустить подкрепление, если объявится. Саму группу мы и так прихлопнем. Их там человек десять, не больше...

— А если это федералы? — тихо спросил Славин.

— Не, — отрезал Филонов. — Спецназовцы на открытом пространстве курить точно не будут. Брюхом чую — чичики.

— Арсения тоже оставьте, — попросил Дима. — На всякий случай...

— Верно, — хмыкнул Рокотов. — Не пристало батюшке ночью по кустам шнырять, аки сатанисту бешеному... Всё, мы пошли.

— Удачи.

— И тебе. Помни — стрелять в самом крайнем случае, когда точно уверен, что перед тобой не кто нибудь из нас.

— Не беспокойся, не перепутаю...