"Квантовая психология" - читать интересную книгу автора (Уилсон Роберт Антон)

Глава вторая Проблема «Глубокой реальности»

Как утверждается в замечательной книге доктора Ника Херберта «Квантовая реальность», большинство физиков принимает «Копенгагенскую Интерпретацию» квантовой механики, предложенную Нильсом Бором. Согласно доктору Херберту, копенгагенское понимание сводится к тому, что «не существует никакой глубокой реальности».

Поскольку вскоре мы найдем веские причины избегать слов «есть», «существует», «является» и «находится», давайте попробуем сформулировать то же высказывание на более функциональном языке — языке, который не предполагает, что мы знаем, чем вещи метафизически «являются» или «не являются» (то есть знаем их метафизические «сущности»). Функциональный язык нужен только для того, чтобы мы могли описывать то, что мы феноменологически переживаем. Итак, Копенгагенская Интерпретация имеет в виду не то, что «не существует» никакой «глубокой реальности», но лишь то, что научный метод никогда не сможет экспериментально установить или продемонстрировать такую «глубокую реальность», которая объясняет все другие (инструментальные) «реальности».

Доктор Дэвид Бом, однако, говорит следующее: «Копенгагенское понимание отрицает, что мы можем делать какие-либо утверждения относительно действительности». Если немного подумать, то здесь сказано больше, чем в формулировке Херберта.

Оба они — и доктор Херберт, и доктор Бом — отвергают копенгагенское понимание. Херберт даже назвал копенгагенизм «физической школой Христианской Науки». Как и доктор Бом, доктор Херберт — мой хороший друг — уверен, что физика может делать утверждения о природе действительности.

Я с этим согласен. Но для меня «действительность» ограничивается тем, что люди и их приборы могут обнаружить, декодировать и передать. «Глубокая реальность» находится в совершенно другой сфере — в сфере философских «рассуждений». Вот почему доктор Ричард Фейнман сказал Бому по поводу его последней книги, «Целостность и подразумеваемый порядок»: «Превосходная философская книга — но когда же вы напишете еще что-нибудь по физике?»

Я попробую защитить доктора Бома (и доктора Херберта тоже) чуть позже. Пока что замечу, что действительность в этой книге означает то, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» — то, о чем мы можем только шуметь. Наука, как и экзистенциализм, имеет дело с тем, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» принадлежит до-экзистенциалистским философам (последователям Платона или Аристотеля).

Мы можем только шуметь по поводу «глубокой реальности» — и не можем делать значимых (проверяемых) утверждений о ней, — поскольку то, что лежит за пределами экзистенциального опыта, лежит и за пределами человеческого суждения. Никакой ученый совет, никакой суд присяжных и никакая церковь не могут доказать что бы то ни было относительно «глубокой реальности» или хотя бы опровергнуть что бы то ни было сказанное о ней. Мы не можем показать, что она имеет температуру или не имеет температуры, что она имеет массу или не имеет массы, что она включает в себя одного Бога или многих богов или вообще никакого Бога, что она пахнет красным или звучит фиолетово, и т. д. Скажу еще раз: мы можем только шуметь, но не можем произвести никаких невербальных или феноменологических данных, которые бы придали какое-то значение нашему шуму.

Этот отказ говорить о «глубокой реальности» чем-то напоминает «принцип неопределенности» Гейзенберга, который в одной из формулировок утверждает, что невозможно одновременно измерить инерцию и скорость одной и той же частицы. Напоминает это и эйнштейновский «принцип относительности» который утверждает, что невозможно узнать «истинную» длину прута, но лишь различные длины (множественные), измеренные различными инструментами в различных инерционных системах наблюдателями, которые могут находиться в одной инерционной системе с прутом или измерять его из перспективы другой инерционной системы. (Точно так же мы не можем знать «истинный» интервал времени между двумя событиями, но лишь различные — множественные — интервалы, измеренные из различных инерционных систем.) Нечто подобное продемонстрировал Эймс в области психологии восприятия: мы не воспринимаем «реальность», но лишь принимаем сигналы из окружающей среды, которые мы организуем в форме предположений — причем так быстро, что даже не замечаем, что это предположения.

Все эти «аксиомы бессилия», как кто-то их назвал, не предсказывают будущего в обычном смысле — мы знаем, что будущее всегда преподносит нам сюрпризы. Подобного рода ограничения в науке означают лишь то, что научный метод по определению не может ответить на некоторые вопросы. Если вы хотите получить ответы на эти вопросы, вам следует обратиться к богослову или оккультисту, и ответы, которые вы получите, не будут удовлетворять тех, кто верит другим богословам или оккультистам, а также тех, кто вообще не верит оракулам.

Вот простейший пример: я даю физику или химику книгу стихов. После исследования ученый сообщает, что книга весит Х кг, имеет Y см в толщину, текст напечатан краской, имеющей такую-то химическую формулу, а в переплете использован клей, имеющий другую химическую формулу, и т. д. Но научное исследование не может ответить на вопрос: «Являются ли стихи хорошими?» (Наука вообще не может отвечать ни на какие вопросы, содержащие в себе слово «является», но пока что еще не все ученые это осознают.)

Итак, утверждение «мы не можем найти (или показать другим) одну-единственную глубокую реальность, которая бы объясняла все многочисленные относительные реальности, измеряемые при помощи наших инструментов (и при помощи нашей нервной системы, того инструмента, который интерпретирует все остальные инструменты)» — это вовсе не то же самое, что утверждение «не существует никакой глубокой реальности». Наша неспособность найти одну глубокую реальность — это зафиксированный факт научной методологии и человеческой нейрологии, а вот утверждение «не существует никакой глубокой реальности» предлагает нам метафизическое мнение о чем-то таком, что мы не можем научно проверить или на опыте пережить.

Короче говоря, мы можем знать то, что нам говорят наши инструменты и наши мозги, но не можем знать, дают ли наши инструменты и мозги точный отчет, пока другие исследователи не воспроизведут результаты нашей работы…

То, что нам говорят наши инструменты и мозги, состоит из относительных «реальностей», которые могут перекрываться. Термометр, например, не измеряет длину. Линейка не измеряет температуру. Вольтметр ничего не говорит нам о давлении газа. И так далее. Поэт не регистрирует тот же спектр, что и банкир. Эскимос не воспринимает тот же мир, что и нью-йоркский таксист, и так далее.

Предположение, что мы можем найти «одну глубокую реальность», которая лежит в основе всех этих относительных инструментальных (или нейрологических) реальностей, основывается на определенных аксиомах о вселенной и о человеческом уме. Точнее говоря, аксиомами эти утверждения казались нашим предкам. Теперь же они выглядят либо явно неверными, либо — что еще хуже — «бессмысленными».

Наверное, стоит объяснить, что я имею в виду под «бессмысленными» утверждениями. Для ученого, особенно придерживающегося копенгагенских убеждений, идея является бессмысленной, если мы не можем, даже теоретически, представить себе способ ее проверки. Например, большинство ученых могло бы отнести к разряду бессмысленных следующие три утверждения:

1. Варкалось. Хливкие шорьки пырялись по наве.

2. Каждое живое существо обладает душой, которую нельзя увидеть или измерить.

3. Бог повелел мне сказать вам, чтобы вы не ели мяса.

Попробуйте представить себе, как бы вы могли доказать или опровергнуть эти утверждения на уровне личного опыта или эксперимента. Прежде всего вам пришлось бы найти шорьков, наву, душу и «Бога» и доставить их в лабораторию; затем вам нужно было бы прикинуть, как их измерять или как регистрировать сигналы от них — словом, как вообще убедиться, что у вас «правильные» шорьки и «правильный» Бог, и т. д.

Остановитесь и подумайте об этом. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему такие предложения выглядят «бессмысленными» по сравнению с утверждениями типа: «Вода на данной планете закипает при 100 градусах по Цельсию на уровне моря», которые легко можно подтвердить (и опровергнуть), или утверждениями типа: «Я чувствую себя хреново», которые, хотя и могут содержать истину для говорящего, всегда остаются проблематичными (но не «бессмысленными») для слушателей. В данном случае слушатели знают, что говорящий описывает распространенное человеческое ощущение, но не знают, чувствует ли он то, о чем говорит, или он имеет какие-нибудь причины обманывать их. Утверждение «Я чувствую себя хреново» может быть тем, что доктор Эрик Берн называл «Игрой Деревянной Ноги» — попыткой уклониться от ответственности, прикинувшись беспомощным.

Теперь давайте рассмотрим другие непроверяемые идеи. В данном случае мы, по крайней мере, можем представить себе метод проверки, но в настоящее время не обладаем нужной технологией для ее осуществления. (Кстати, утверждение «Я чувствую себя хреново» может попасть в эту категорию.) Некоторые ученые называют предложения из этого не менее загадочного класса «неопределенными» — в отличие от явно «бессмысленных». Итак, неопределенными выглядят следующие утверждения:

1. Звезда Барнарда имеет одну или больше планет.

2. Под именем Гомера на самом деле скрывались два разных поэта.

3. Первые обитатели Ирландии прибыли из Африки.

Мы не можем «видеть» звезду Барнарда настолько четко, чтобы подтвердить или опровергнуть первое утверждение, но, возможно, «увидим» ее достаточно четко, когда космический телескоп будет доставлен на орбиту. (С Земли мы видим, что яркость звезды Барнарда часто снижается, и многие астрономы высказывали предположение, что между нами и звездой периодически проходят обращающиеся вокруг нее планеты, но на момент написания книги это оставалось лишь предположением.) О Гомере люди могут спорить вечно, но никто ничего не докажет до тех пор, пока не произойдет какой-нибудь прорыв в технологиях (например, компьютерный анализ словоупотребления определит, имел ли текст одного автора или двух, или, возможно, мы изобретем машину времени…) Когда-нибудь археология может развиться до такой степени, что не будет проблемой идентифицировать первых обитателей Ирландии, но пока что мы можем лишь гадать, не пришли ли они из Африки.

Итак, там, где аристотелевская логика признает лишь два класса — «истинное» и «ложное», — пост-копенгагенистская наука склонна признавать четыре, хотя один лишь доктор Анатолии Рапопорт четко сформулировал их: «истинное», «ложное», «неопределенное» (пока еще непроверяемое) и «бессмысленное» (в принципе непроверяемое). Некоторые логики-позитивисты называют «бессмысленные» утверждения «злоупотреблением языком»; Ницше называл их просто «плутовством». Коржибский описывал их как «шум» — этим термином я уже воспользовался в настоящей главе.

Среди предположений об устройстве вселенной, которые сродни заблуждению о «единой глубокой реальности», можно упомянуть концепцию статичной вселенной (последние исследования, похоже, указывают на то, что понимание вселенной как активного процесса лучше согласуется с данными). Статичная вселенная или элементарные частицы, похожие на кирпичики, могут обладать единой «глубокой реальностью», но процессу присущи изменения траекторий, эволюция, бергсонианский «поток» и т. п. Вот простой пример: если бы приматы обладали единой «глубокой реальностью» или аристотелевской «сущностью», мы не могли бы отличить Шекспира от шимпанзе.

(Наша неспособность отличить от шимпанзе некоторых фундаменталистских проповедников нисколько не противоречит предыдущему высказыванию.)

«Единая глубокая реальность» также подразумевает идею вселенной как простого двухслойного образования, состоящего из «внешних проявлений» и одной «фундаментальной реальности» — как бы из маски и лица, скрывающегося за маской. Но современные исследования показывают, что на различных уровнях инструментального увеличения обнаруживаются неопределенно длинные серии «внешних проявлений». Наука не находит никакой единой «субстанции» или «глубокой реальности», которая лежала бы в основе всех различных внешних проявлений, регистрируемых различными классами инструментов. Простой пример: традиционная философия и здравый смысл предполагают, что герой и злодей обладают различными «сущностями», как в мелодрамах (злодей может носить маску добродетели, но мы-то знаем, что «на самом деле» он злодей); но современная наука изображает вещи как потоки, а потоки как вещи. Твердые тела становятся газами, а газы — снова твердыми телами; точно так же образы героя и злодея расплываются и становятся неоднозначными в современной литературе и у Шекспира.

Какая-то одна модель, какой-то один «туннель реальности» никогда не должны, так сказать, «надевать корону» и восседать в царской славе выше всех остальных. Каждая модель полезна в своей конкретной сфере — там она и должна применяться. «Хорошие стихи» не имеют никакого смысла для науки, но имеют много, много смыслов для любителей поэзии — наверное, свой особый смысл для каждого читателя…

В общем, «единая глубокая реальность» кажется нам таким же абсурдом, как и «единственный правильный инструмент» или средневековая «единственно истинная религия»; предпочитать, скажем, волновую модель «материи» корпускулярной модели — так же глупо, как заявлять, что термометр больше говорит об истине, чем барометр.

Мой друг всегда терпеть не может те фильмы, которые я обожаю, но это не значит, что у кого-то из нас неисправен «детектор хороших фильмов». Это значит только то, что мы живем в различных эмических реальностях.

Возможно, мы пошли немного дальше, чем хотели бы строгие операционалисты. Мы не только предположили, что «физической истине» не присуща большая «глубина», чем «химической истине», или «биологической истине», или даже «психиатрической истине», и что все эти эмические реальности имеют применения в своих собственных сферах. Мы также открыли возможность того, что «экзистенциальная истина» или «феноменологическая истина» (истины опыта) имеют такую же «глубину» (или «мелкость»), как и любая научная (или философская) истина.

Радикальные психологи спрашивают нас: не остается ли «реальность» шизофрении или искусства «реальной» для тех, кто находится в шизофренических или художественных состояниях, какими бы бессмысленными эти состояния ни казались не-шизофренику или не-художнику? Антропологи спрашивают: не остаются ли эмические реальности других культур экзистенциально реальными для тех, кто живет в данных культурах, какими бы немыслимыми они ни казались для Гериатрической Белой Мужской иерархии, которая определяет официальную «реальность» в нашей культуре?

В конце XVIII века наука верила в то, что солнце «является» горящим камнем. (Согласно нашей нынешней модели, это ядерная печь.) Поэт Вильям Блейк отрицал, что солнце «на самом деле является» камнем и заявлял, что оно «является» хором ангелов, поющих: «Слава, слава, слава Всемогущему Господу Богу». Феноменология может только сказать, что научная фразеология кажется полезной для науки (в данный конкретный момент), а поэтическая фразеология кажется полезной для поэтов (или для некоторых поэтов). Это становится совершенно ясно, если нарочито избегать слова «является», как это делаю я. Но если мы станем говорить: «Солнце является камнем или печью для ученых, но оно также является хором ангелов для некоторых поэтов», начнутся бесконечные споры, которые очень быстро приведут нас в пучины хаоса и полного абсурда. Попробуйте поспорить о последней формулировке, и вы поймете, почему физики приходили в бешенство, доказывая, что «материя — это волны, но это также и частицы» (пока Бор не научил их говорить: «Мы можем в различных контекстах моделировать материю и как волны, и как частицы»).

Итак, похоже, что и с операциональной, и с экзистенциальной точек зрения утверждения, содержащие в себе слова «является», «существует», «есть», не имеют смысла, особенно если они относятся к одному из следующих типов:

1. Физика реальна; поэзия — абсурдна.

2. Психология не является настоящей наукой.

3. Существует только одна реальность, и моя церковь (культура, область науки, политическая идеология и т. д.) знает о ней всё.

4. Люди, которые не согласны с этой книгой, — кучка кретинов.

Тем не менее похоже, что, поскольку бессмысленность всех такого рода утверждений еще не получила широкого признания, многие физики вводят в заблуждение и самих себя, и своих читателей, заявляя, что «Не существует глубокой реальности» (или даже хуже: «Не существует такой вещи, как реальность». Я видел последнее утверждение в книге одного видного физика — из жалости не скажу, кого именно.).

Такое недоразумение имеет место не только в квантовой механике: популяризаторы трансакционной психологии (и, кроме того, популяризаторы восточных философий, напоминающих трансакционную психологию) часто говорят нам, что «реальность не существует» или «мы создаем нашу собственную реальность». Эти утверждения нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Последнее можно отнести к разряду даже более серьезных возражений, чем отсутствие доказательств, ведь наука уже признает, что неопровергаемые утверждения не имеют никакого операционного или феноменологического «смысла».

Таким образом, «Все, что случается, каким бы трагичным и ужасным оно нам ни казалось, случается во благо, иначе Бог бы не позволил этому случиться» — очень популярная идея, особенно среди людей, переживших большое горе, — может служить лекарством от сильной душевной боли, но, к сожалению, она обладает классическими признаками чистой бессмыслицы. Никакой свидетель не может опровергнуть это утверждение, поскольку любой свидетель подпадает под категорию «как это нам кажется», а данное утверждение как раз отказывается адресоваться к этой категории.

«Вы создаете свою собственную реальность» — это утверждение столь же неопровержимо и непроверяемо, и поэтому его также следует отнести к бессмысленным. Это еще один пример того, что Штирнер называет «призраками», Ницше — «плутовством», а Коржибский — «шумом».

Если бы популяризаторы стремились к точности, они должны были бы придать своей мысли более ограниченную и экзистенциальную форму. Вы создаете свою собственную модель реальности, или вы создаете свой собственный туннель реальности (заимствую эту фразу у блестящего, хотя и сильно оклеветанного доктора Тимоти Лири), или (как говорят социологи) вы создаете свою собственную фразеологию тех «реальностей», с которыми сталкиваетесь. Каждая из этих формулировок указывает на определенные и конкретные переживания в пространстве-времени, которые легко подтверждаются как в повседневной демонстрации, так и в условиях лабораторного эксперимента с восприятием.

Молодая/старая женщина на рисунке в начале первой главы — элементарный пример из области повседневной жизни. Но требуется совершить поистине гигантский метафизический скачок, чтобы перейти от таких забавных рисунков, или от лабораторных демонстраций творческого начала в каждом акте восприятия, или от парадоксов квантовой механики к громким (но бессмысленным) заявлениям о том, что «мы создаем свою собственную реальность».

Итак, первый пункт сходства между квантовой механикой и мозговым программным обеспечением — первый шаг в создании того, что я предлагаю назвать квантовой психологией, — заключается в признании того факта, что изучение и «материи», и «сознания» заставляет нас подвергнуть сомнению привычные представления о «реальности».

Второй пункт сходства заключается в том факте, что такого рода сомнение легко может выродиться в явную белиберду, если мы не будем очень внимательно относиться к словам. (И, как я понял, даже если мы будем очень внимательно относиться к словам, некоторые люди будут читать небрежно и все равно вынесут для себя из сказанного кучу белиберды, которой мы пытались избежать.)

Рассмотрим следующие два предложения:

1. Мой босс — алкоголик и женоненавистник, и меня от него уже тошнит.

2. Моя секретарша — некомпетентная визгливая сучка, и у меня нет выбора, кроме как уволить ее.

Оба эти утверждения представляют ментальные процессы, происходящие по тысяче раз на день в современном бизнесе.

Оба утверждения выглядят как «злоупотребление языком» или «шум» с точки зрения современной науки, представленной в этой книге. Если представить себе эти высказывания в устах психиатрических пациентов, то, конечно, психологи различных школ «обращались» бы с ними по-разному. Но сторонники рационально-эмотивной терапии (последователи доктора Альберта Эллиса) заставили бы пациентов перефразировать высказывания в соответствии с теми же принципами, которые обсуждались в данной главе.

Эти заявления, переведенные с аристотелевского языка на экзистенциальный, звучали бы примерно так:

1. Я воспринимаю моего босса как алкоголика и женоненавистника, и в настоящий момент я не воспринимаю и не вспоминаю (или не хочу воспринимать и вспоминать) в нем ничего другого. Из-за того, что мой опыт ограничивается таким образом и игнорируются другие факторы, я чувствую себя нехорошо.

2. Я воспринимаю мою секретаршу как некомпетентную визгливую сучку, и в настоящий момент я не воспринимаю и не вспоминаю (или не хочу воспринимать и вспоминать) в ней ничего другого. Из-за того, что мой опыт ограничивается таким образом и игнорируются другие факторы, я склоняюсь к тому, чтобы уволить ее. Эта перефразировка может не решить всех проблем между боссами и секретаршами, но она, по крайней мере, вытесняет проблемы с арены средневековой метафизики на ту территорию, где люди могут осмысленно принимать ответственность за выбор, который они делают.

1. Пусть каждый член группы классифицирует каждое из следующих предложений как имеющее смысл или бессмысленное.

А. Сегодня утром я вывез мусор.

Б. Сегодня утром мне явился Бог.

В. Сегодня утром я видел НЛО.

Г. Длина этого стола равняется двум твоим шагам.

Д. Вблизи тяжелых масс, таких, как звезды, пространство искривляется.

Е. Пространство не искривляется вообще никогда; вблизи тяжелых масс, таких, как звезды, всего лишь изгибается свет.

Ж. Подсудимый невиновен, пока суд не объявит его виновным.

3. Решения арбитра подлежат беспрекословному исполнению.

И. «История есть марш Бога через мир» (Гегель).

К. При акте зачатия мужская и женская половые клетки вносят по 23 хромосомы.

Л. Дьявол заставил меня сделать это.

М. Мое бессознательное заставило меня сделать это.

Н. Условные рефлексы заставили меня сделать это.

О. Церковь — это дом Божий.

П. Каждый, кто критикует правительство, является изменником.

Р. Авраам Линкольн служил президентом в период 1960—1968 гг.

2. Если возникают разногласия, пытайтесь избежать конфликта и разобраться, почему разногласия должны возникать при обсуждении некоторых из этих предложений.