"Сесиль умерла" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)Глава 2— Проходите, дружок… В дверях Мегрэ непроизвольным движением положил руку на округлое плечо Берты Пардон, хотя это отнюдь не входило в его привычки. Пожилые мужчины часто позволяют себе такие жесты, принимая отеческий вид, и обычно на это не обращают внимания. Но комиссар был, как видно, неловок, потому что девушка с удивлением обернулась и взглянула на смущенное лицо Мегрэ, словно говоря: «И вы тоже!..» Первым прошел в квартиру ее брат. Только что отсюда удалились служащие похоронного бюро, которых они встретили внизу на лестнице со всем их реквизитом. Мегрэ собирался переступить порог, когда молодой голос с легким акцентом произнес за его спиной: — Мне очень нужно поговорить с вами, господин комиссар… Он узнал Нуши, одетую в черный костюм по случаю похорон. Костюм, сшитый, должно быть, года два-три назад, был ей мал и узок и придавал девушке еще более вызывающий вид. — Потом, — возразил он недовольно, не желая проявлять снисходительность к этой наглой девице. — Имейте в виду, это очень важно! Мегрэ вошел в квартиру покойной Жюльетты Буанэ и, прикрывая за собой дверь, пробурчал: — Важно или нет, придется подождать… Поскольку Жерар здесь, надо с ним все выяснить, а присутствие Берты даже кстати. Квартира старухи более подходящее место для этой беседы, чем кабинет на набережной Орфевр. Уже сама обстановка нервировала Жерара. Он с каким-то страхом оглядывался на стены, с которых только что сняли черные полотнища, и с отвращением вдыхал запах свечей и цветов, приторный запах смерти. Берта Пардон держалась так же непринужденно, как и за прилавком магазина или за столиком дешевого кафе, где она обычно обедала. От ее по-детски круглого лица веяло безмятежностью и даже самодовольством, что иногда принимают за чистую совесть. Она казалась живым воплощением невинной молодой девушки, которой даже самая мысль о грехе ни разу не коснулась. — Присаживайтесь, дети мои, — сказал Мегрэ, вытаскивая из кармана трубку. Жерар был слишком возбужден, чтобы спокойно сидеть в кресле. В отличие от сестры он был настороже, снедаемый тревожными мыслями, и взгляд его перескакивал с предмета на предмет. — Признайтесь, что вы подозреваете меня в убийстве тетки и сестры, — произнес он дрожащими губами. — Только потому что я беден, что меня преследуют неудачи!.. Какое вам дело, что вы взволнуете мою беременную жену, которая и без того слаба здоровьем… Вы пользуетесь моим отсутствием, чтобы рыться в квартире… Вы нарочно пошли туда, когда меня не было дома… — Это верно… — проронил комиссар, разжигая трубку и разглядывая портреты на стенах. — Ведь ордера на обыск у вас не было! И вы знали, что я бы не допустил этого… — Да полно, перестань! Берта сняла горжетку — длинную и узкую куницу, и комиссар заметил, что шея у нее круглая и белая. — Спросили вы хотя бы у этого лицемера Монфиса, где он находился в ночь, когда было совершено убийство? Уверен, что не спросили. Как же, ведь он не мне чета… — Я как раз собираюсь сегодня вечером задать ему этот вопрос… — Тогда спросите у него заодно, почему это меня и сестер вечно обкрадывали… Он указал на женский портрет, увеличенную фотографию, от этого немного расплывчатую. — Это моя мать. Она была похожа на Сесиль… И не только внешне, но и характер у нее был такой же… Да где вам понять… Полная смирения, в постоянном страхе, что всех стесняет, что берет больше, чем ей положено. И эта болезненная потребность вечно жертвовать собой… Вот и бедная сестра была такой же и прожила всю свою жизнь в служанках… Разве не правда, Берта? — Правда, — подтвердила девушка. — Тетя Жюльетта обращалась с ней как с прислугой. — Этого комиссару не понять… Мегрэ сдержал улыбку; ведь его кипевший негодованием собеседник даже не подозревал, что сам комиссар страдал комплексом неполноценности. Это страшно угнетало его, и, желая освободиться от унизительного недостатка, он порой ударялся в другую крайность, держался грубо и вызывающе. — Мать была старшей из сестер. Ей было двадцать четыре, когда тетка познакомилась с Буанэ. Он был богат. Сестры давно осиротели и жили в Фонтене на ренту, оставленную родителями. И вот что произошло. Чтобы выйти замуж за Буанэ, тетке нужно было приданое. Она добилась у нашей матери отказа от своей доли наследства. Все в семье это знают, и, если Монфис не бессовестный лжец, он подтвердит вам это. Таким образом, тетке Жюльетте удалось заключить столь выгодный брак только благодаря матери. «Я в скором времени отплачу тебе… Можешь быть спокойна, я этого никогда не забуду. Вот выйду замуж…» Не тут-то было! Выйдя замуж, она сочла, что сестра слишком бедна, чтобы вводить ее в тот круг, куда попала она сама. Мать поступила продавщицей в один из магазинов в Фонтене. Она стала женой приказчика, человека больного, и продолжала работать… Родились мы, и тетка насилу согласилась быть крестной Сесили. Знаете ли вы, сколько она послала ей к первому причастию? Всего сто франков! А ведь муж ее уже владел десятком домов… «Не беспокойся, Эмилия, — писала она матери, — если с тобой что-нибудь случится, я не оставлю твоих детей». Отец умер первым, а вскоре за ним и мать. Тетя Жюльетта к тому времени овдовела и поселилась в этой квартире, но занимала тогда весь этаж. Из Фонтене нас привез кузен Монфис… Ты, Берта, была тогда совсем маленькой и не можешь помнить… «Боже мой, какие они худые! — вскричала тетка, увидев нас. — Можно подумать, что сестра вообще не кормила их…» И пошла критиковать все подряд — и нашу одежду, и белье, и слишком тонкую кожу на башмаках, и то, как нас воспитывали… Сесиль была уже взрослой девушкой, и тетка сразу превратила ее в прислугу. Меня же решили отдать в учение — бедняки должны знать какое-нибудь ремесло. Если мне случалось порвать штаны, попрекам не было конца… Меня корили за неблагодарность, я не хотел ценить того, что делалось для меня и сестер, мне предрекали дурной конец… Сесиль страдала молча. Прислугу уволили, поскольку сестра одна управлялась со всей работой. Хотите взглянуть, как нас одевали? Он подошел к полке и взял фотографию, изображавшую всех троих: Сесиль в черном, как привык ее видеть Мегрэ, волосы слишком гладко зачесаны назад; пухленькая маленькая Берта была в длинном не по росту платье; Жерар, которому на вид было лет пятнадцать, одет в костюм явно с чужого плеча. — Я предпочел уйти на военную службу, и мне не присылали из дому даже пяти франков в месяц… Товарищи получали посылки, сигареты… Всю жизнь я с завистью глядел на других… — В каком возрасте вы оставили дом тетки? — спросил Мегрэ у девушки. — В шестнадцать лет, — ответила она. — Я пришла сама в большой магазин. Они спросили, сколько мне лет, я сказала, что восемнадцать… — На мою свадьбу, — продолжал Жерар, — тетка прислала в подарок серебряную лопаточку для торта… Когда в трудную минуту я решил продать ее, мне дали всего тридцать франков… Сесиль жила впроголодь, а ведь тетка наша была богата… А теперь, когда ее не стало, вы хотите свалить вину на меня… и вы тоже… На него больно было смотреть, столько скопилось в нем горечи и гнева. — У вас никогда не возникало желания убить тетку? — спросил Мегрэ с таким спокойствием, что девушка вздрогнула. — Если я отвечу да, вы сделаете из этого вывод, что я задушил ее?.. И все же я скажу, что не раз у меня появлялось такое желание. К сожалению, я слишком малодушен… А теперь думайте что хотите. Арестуйте меня, если вам угодно: одной несправедливостью больше, подумаешь… Берта взглянула на ручные часики: — Я еще нужна вам, господин комиссар? — Почему вы спрашиваете? — Уже двенадцать часов… Мой друг ждет меня у магазина. С каким невинным выражением лица говорила она о своем любовнике! — У вас есть мой адрес — улица Орденер, дом 22. Я почти всегда дома после семи, кроме тех вечеров, когда мы ходим в кино. Как вы думаете поступить с Жераром? Он ведь всегда был немного взбалмошным… Не обращайте, пожалуйста, на это внимания… Жерар, тебе деньги не нужны? Поцелуй за меня Элен и скажи ей, что я зайду к ней завтра или послезавтра… В магазине мне дали отпуск на три дня… Она направилась к двери, с порога улыбнулась обоим мужчинам и вышла. — Вот до чего мы докатились, — заключил Жерар. — Она сошлась с женатым человеком! Ах, если бы наша бедная мать… — Скажите, с какой целью Сесиль передала вам этот ключ? — Вы обязательно хотите это знать? Хорошо, я скажу вам. И тем хуже для вас. Она дала мне ключ, потому что полиция не выполняет своих обязанностей! Потому что, когда туда обращаются бедняки, их не хотят даже выслушать! Сесиль не раз приходила к вам, вы не посмеете это отрицать. Она призналась вам, что ей страшно, что в квартире происходит что-то непонятное. А вы? Вы стали над ней насмехаться. Вы дважды присылали какого-то жалкого бригадиришку, и он слонялся перед домом… А когда Сесиль окончательно убедилась в том, что ночью кто-то проникает в гостиную, и явилась к вам, она почувствовала, что все там у вас в полиции смеются над ней… Подумать только, инспектора один за другим нарочно проходили мимо зала ожидания, чтобы поглазеть на нее… Мегрэ опустил голову. — И вот тогда она заказала ключ… Она попросила меня… — Простите! Где вы встречались с сестрой? — На улице! А когда мне нужно было ее видеть… — Чтобы попросить у нее денег? — Вот именно, попросить у нее денег! Можно подумать, вам доставляет удовольствие повторять это! Ей действительно удавалось выкроить для меня несколько франков из денег на хозяйство. Я поджидал ее на углу в тот час, когда она ходила за покупками… Вы это хотели знать? Пожалуйста!.. А дней десять назад она дала мне этот ключ… Она попросила меня иногда ночью приходить в квартиру, чтобы выяснить наконец, в чем дело. — Вы приходили? — Нет… Из-за жены. Врач боится преждевременных родов. Но я пообещал себе прийти после того, как она родит… — А как бы вы вошли в подъезд? — Сесиль все предусмотрела. Каждый вечер в семь часов консьержка разносит почту. Она всегда задерживается поболтать у Дезеглизов, которые живут на третьем этаже слева… И вот я должен был проскочить как раз в это время… — А тетка? — Ну что ж! Я знаю, мои слова могут обернуться против меня! Это ведь так легко! У тетки болели ноги, и каждый вечер в это самое время ей делали массаж горячим воздухом. Это ей как будто помогало. Сестра использовала электросушилку для волос, такую, как в парикмахерской… Она сильно гудит… Я должен был открыть дверь своим ключом и спрятаться под кроватью в комнате Сесили. Ну, вы удовлетворены?.. А теперь признаюсь, что я голоден и жена ждет меня… Вы и так достаточно напугали ее своим посещением… Если я сейчас не вернусь, она вообразит невесть что… Или арестуйте меня, или разрешите уйти. Что касается наследства, на которое у нас все права, так мы еще посмотрим… Он отвернулся, но Мегрэ успел заметить слезы бессильного гнева, сверкнувшие в его глазах. — Можете идти, — сказал комиссар. — Неужели? — с иронией спросил молодой человек. — Вы меня пока не арестуете? Вы слишком добры, и я, право, не знаю, как благодарить вас… Когда Жерар подходил к дверям, ему почудилось, будто он услышал — правда, он не был в этом уверен, — что Мегрэ, пожимая плечами, проговорил: — Дурачок! Не иначе как Нуши решила соблазнить комиссара! Во всяком случае, она делала для этого все возможное, действуя со странной смесью наглости и наивности. Она даже постаралась, усаживаясь напротив него, задрать юбку так, чтобы были видны ее острые коленки. — Где вы были в тот вечер? — спросил он хмуро. — На улице. — А что вы делали на улице? — Разговаривала с одним знакомым… — Вы уверены, что это было накануне преступления? — Это записано в моем дневнике… Каждый вечер я записываю в дневник, что я делала в течение дня… Мегрэ подумал, что в смешном дневнике этой беспутной девчонки, верно, найдется кое-что и о нем. Нуши была из тех, кто влюбляется без разбору — в полицейского на перекрестке, в соседа, проходящего мимо каждый день в один и тот же час, в киноактера, которого видела только на экране, или в знаменитого убийцу. А сейчас героем дня стал Мегрэ! — Я не могу назвать вам имя моего друга, потому что он женат. Ну и ну! Впрочем, Берта, благоразумная Берта в вишневой шляпке, тоже путается с женатым! — Так, значит, вы находились на улице, неподалеку от дома… Вы не боялись, что вас увидят родители? — Родителям нет до этого дела… Они у меня молодцы… — Вы утверждаете, что видели, как Жерар Пардон вошел в дом… — Он был одет точно так, как сегодня, в том же плаще и серой шляпе с опущенными полями. Он оглянулся и бросился в подъезд. — Который был час? — Семь часов вечера. В этом я уверена: как раз перед ним прошел почтальон с последней почтой. — Благодарю вас. — Это важно, да? — Я еще не знаю. — Но ведь если брат Сесили был в тот вечер в доме… — Благодарю вас, мадемуазель… — У вас больше нет ко мне вопросов? — На сегодня нет. Она все не вставала, она еще надеялась… — Вы можете рассчитывать на мою помощь… Я хорошо знаю дом. Я многое могла бы рассказать вам… — Благодарю вас. Она направилась к двери. Проходя, Нуши задела его своим телом, упругим, как натянутая струна. — Мне не нужно явиться в ваш кабинет и продиктовать свои показания? — Не раньше, чем получите повестку. — До свидания, господин комиссар. — До свидания. Положив ключ в карман, Мегрэ спустился по лестнице. На тротуаре по-прежнему дежурил инспектор Журдан. Мегрэ знаком приказал ему оставаться на месте и подозвал такси. Дома на бульваре Ришар-Ленуар жене не удалось за завтраком вытянуть из него ни слова. Положив локти на стол, он крошил хлеб на скатерть, громко чавкал — все это были дурные признаки. — Но ведь не ваша вина, что эта Сесиль… — рискнула она. В такие минуты она обращалась к нему на «вы». Иногда даже называла его «комиссаром». А порой, случалось, даже говорила: «Я спрошу у господина Мегрэ, сможет ли он…» Заметил ли он хотя бы, что ест чудесный карамельный крем? Едва он вытер губы салфеткой, как рука его уже потянулась к вешалке, где висело пальто, жесткое, как солдатская шинель. По выражению его лица госпожа Мегрэ поняла, что бесполезно спрашивать, когда он будет дома. — Гостиница «Центральная», бульвар Монпарнас, — буркнул он, усаживаясь в такси. Это была тихая гостиница, где останавливались провинциалы, наезжавшие в Париж по делам. В вестибюле стоял запах жареной телятины под соусом и сухого печенья. — Мне нужен господин Монфис… — Он уже ждет вас в оранжерее. В гостинице действительно была оранжерея или, вернее, частично застекленное помещение с искусственным гротом, экзотическими растениями и фонтаном. Господин Монфис, по-прежнему в глубоком трауре, с платком в руке, с влажными, воспаленными ноздрями, расположившись в плетеном кресле, курил сигару. Рядом с ним сидел человек, чье лицо показалось Мегрэ знакомым. — Представляю вам своего адвоката, мэтра Лелу. Отныне мэтр Лелу будет защищать мои интересы в Париже. В противоположность тощему Монфису Лелу был весьма упитанным; на столе перед ним стоял большой стакан, из которого он потягивал коньяк. — Добрый день, комиссар… Присаживайтесь… Мой клиент… — Однако я не знал, что господину Монфису уже требуется адвокат, — прервал его Мегрэ. — Не адвокат, а поверенный в делах! Ситуация выглядит и теперь достаточно запутанной, и до тех пор, пока завещание не будет найдено… — Кто сказал вам, что завещание существует? — Позвольте, но ведь это очевидно!.. Такая деловая женщина, ведущая денежные операции, как госпожа Буанэ, урожденная Казенов, не могла не подготовить… В эту минуту в оранжерее появились госпожа Монфис и ее пятеро сыновей, шедшие гуськом по росту. — Извините нас, — сказала супруга со скорбной, приличествующей случаю улыбкой. — Мы уезжаем, Анри! Мы едва поспеем на вокзал. До свидания, господин комиссар… До свидания, мэтр Лелу… Вы не слишком долго застрянете в Париже, Анри? Дети по очереди поцеловали отца. Слуга ждал с вещами. Когда семья его удалилась, Анри Монфис налил себе рюмку коньяку, не спрашивая, налил рюмку Мегрэ и заговорил: — Я счел своим долгом, господин комиссар, и прежде всего долгом в отношении своей семьи, обратиться к юристу, который отныне будет держать с вами контакт, и… Из носу у него текло, Монфис едва успел вытащить платок из кармана. И тут он с удивлением увидел, что комиссар встает и берет со стула свой котелок. — Но куда же вы? — Я охотно приму мэтра Лелу в своем кабинете, когда он найдет нужным сообщить мне что-либо, — ответил Мегрэ. — Всего хорошего, господа. Анри Монфис не мог прийти в себя от изумления. — Да что это с ним? Что на него нашло? Адвокат, развалившись в плетеном кресле и согревая в пухлой руке рюмку с коньяком, сказал бодрым тоном: — А вы не обращайте внимания… Уж он такой… Видите ли, эти полицейские не любят иметь дело с законниками. Увидев меня у вас, он почувствовал себя задетым. Можете во всем на меня положиться… Он замолчал, озабоченно откусывая кончик предложенной ему сигары. — Можете мне поверить… Первые выпуски вечерних газет опубликовали снимки похорон. На одном из них был запечатлен Мегрэ у могилы Сесили, рядом с ним виднелась фигура диакона с кропилом в руке. И Журдан, дежуривший у дома в Бур-ла-Рене, где в окнах уже начал зажигаться свет, и начальник полиции, не знающий, что ответить прокурору и беспрестанно звонивший комиссару из своего кабинета, и госпожа Мегрэ, начищавшая медные кастрюли, были бы немало поражены, увидев сейчас комиссара, который, засунув руки в карманы, с трубкой в зубах и нахмуренным лицом прогуливался по бульвару Монпарнас. Вот он замедлил шаг перед яркими афишами кинотеатра с непрерывной программой и, подойдя к окошку кассы, буркнул: — Один билет на балкон… Затем он покорно последовал за девушкой в черном шелковом платье со строгим воротничком, которая повела его по темному залу, освещая путь узким лучом карманного фонарика. — Простите… Простите, пожалуйста. Он протискивался между рядами, всем мешая и наступая на ноги сидящим. Он не знал, какой здесь идет фильм. Слишком громкие и неизвестно откуда идущие голоса наполняли зал, а на экране в это время капитан судна грубо швырял молодую девушку на диванчик в своей каюте. «А! Ты следишь за мной!..» «Пощадите, капитан Браун… Если не ради меня, то хотя бы ради…» — Извините, — произнес чей-то робкий голосок справа от комиссара. И соседка вытащила из-под Мегрэ полу своего пальто. |
|
|