"Тень Альбиона" - читать интересную книгу автора7 — ЗЛОВЕЩАЯ ВСТРЕЧА В ЛУННОМ СВЕТЕВ ГАРДЕРОБНОЙ КОМНАТЕ своего поместья Уэссекс раздраженно взирал на детали разложенного перед ним придворного наряда. Настоящий маскарадный костюм начинали готовить за недели, если не за месяцы до праздника, и само собой разумеется, что Уэссекс, не ожидавший ничего подобного, этого не сделал. Так что ему оставалось лишь удовольствоваться обычным вечерним костюмом. Герцог провел несколько часов, непринужденно общаясь с гостями леди Роксбари, и лишь после этого поскакал к себе в поместье, чтобы переодеться — хоть как-нибудь — к вечернему маскараду. Большой дом Роксбари был переполнен гостями, прибывавшими на протяжении последних трех дней — в дополнение к тем, которые уже находились в поместье, — и занявшими все окрестные дома. Даже собственный дом герцога был забит ими. Ни одного из членов семьи Уэссексов сейчас в поместье не было, но герцог полагал, что вполне мог наприглашать всех этих гостей до своего отъезда во Францию: Уэссекс-Корт был чрезвычайно популярен среди молодых холостяков высшего света, и они, воспользовавшись случаем, перебрались в жилище, более просторное, чем Мункойн в нынешнем его состоянии. Уэссекс смерил недовольным взглядом ни в чем не повинный наряд. Сегодняшний бал-маскарад предоставлял убийце превосходную возможность для исполнения своего задания — а Уэссексу даже нечего было надеть на бал. Обычный вечерний костюм будет смотреться одновременно и подозрительно, и неуместно. По крайней мере, он может рассчитывать на поддержку маркизы, хоть она и не совсем уверена, что он является ее товарищем по Союзу Боскобеля. Конечно, следовало бы поставить маркизу в известность, но какое-то странное чувство помешало Уэссексу сделать это. Постоянная привычка к секретности оказалась слишком сильной. Но откровенность маркизы заставила Уэссекса задуматься — уже не в первый раз, — действительно ли известные ему тайны хранятся настолько хорошо, как он считает. Внезапный шорох листвы, донесшийся из открытого окна, заставил герцога вздрогнуть. Он запустил руку в карман жилета и сжал карманные часы — это устройство могло не только отсчитывать время, но и оборвать чью-нибудь жизнь: в часах был спрятан однозарядный пистолет. Двигаясь по-кошачьи бесшумно, Уэссекс отступил к стене, держа в руке часы. Ваша милость, могли бы и подать руку старому приятелю, — произнес знакомый голос. Уэссекс улыбнулся и, успокоившись, подошел к окну, чтобы помочь товарищу забраться внутрь. — Какого черта вы тут делаете? — вполне резонно поинтересовался Уэссекс. — Привез вам ваш маскарадный костюм, — любезно сообщил Илья Костюшко. Он прекрасно знал английский, но говорил с акцентом, хотя французским, немецким и родным польским владел безукоризненно. Уэссекс мысленно отметил, что Костюшко одет в мундир, но решил смириться с неизбежностью. Илья пытался забраться в окно, но кивер, сидящий на голове под немыслимым углом, орлиные крылья, расправленные во всю длину и прикрепленные к темно-зеленому мундиру со спины,[8] и форменный ментик цеплялись за раму. Уэссекс поймал свалившийся кивер и отправил его в угол. — Путешествуете инкогнито, если я верно понимаю, — заметил Уэссекс. — Ну, этот наряд вполне подойдет для костюмированного праздника. Ну а если он не пригодится там, я всегда смогу пугать им детей, — отозвался Илья. Темные глаза насмешливо вспыхнули; Илья пригладил каштановые волосы, коротко подстриженные на макушке в соответствии с нынешней модой. Длинные боковые пряди были заплетены в косички, как принято среди польских гусаров. У себя в Польше Илья Костюшко принадлежал к знатному роду и, как многие старшие сыновья знатных семейств, выбрал для себя карьеру военного и вступил в гвардейский полк легкой кавалерии — чью форму до сих пор и носил. Хотя его страна фактически перестала существовать еще до рождения Ильи — в соответствии с тремя договорами о разделе Польши ее, словно лакомый пирог, разделили между Австрией, Россией и Пруссией, — Илья Костюшко был ярым националистом и мечтал любой ценой вернуть Польше независимость. В отличие от большинства соотечественников, бежавших в 1795 году, после окончательного уничтожения Королевства Польского государства, во Францию, под покровительство французского двора, Костюшко твердо верил, что спасение придет не от корсиканского тирана, а из той части Европы, что сохранила свободу. Костюшко не последовал за своим полком во Францию. Вместо этого встал на путь тайного сопротивления, который привел его сперва к Уэссексу, а там и в «Белую Башню». И вот уже пять лет этот человек был напарником и ближайшим другом Уэссекса. Это была странная дружба двух весьма несхожих меж собою людей. Польша стала жертвой трех могучих государств, состоящих в союзе с Британией, а Франция, враг Британии, громко заявляла о спасении Польши. Несмотря на капризы судьбы, лишившей его титула и поместья, Костюшко держался настолько же весело и тепло, насколько холоден был Уэссекс, и настолько же непринужденно, насколько герцог был чопорен. Но в конечном итоге Костюшко, как и его компаньон, желал от жизни лишь одного: возможности участвовать в Игре теней и свергнуть тирана, перекроившего карту Европы даже более грубо, чем некогда это сделал царь Александр. — Мой костюм, — произнес Уэссекс. — Как вам удалось… — У нас есть свои маленькие хитрости, — бодро заявил Костюшко. — Но я готов поклясться, что если вы его наденете, вам будет гораздо легче наладить отношения с малышкой Роксбари и любимчиком Талейрана. Уэссекс осторожно — у него уже не раз была возможность познакомиться со своеобразным чувством юмора своего друга — развернул сверток. Внутри оказался золотистый шлем из папье-маше, с высоким гребнем и плюмажем из алых перьев, шелковый плащ такого же цвета, состоящая из двух частей кираса и еще несколько деталей из раскрашенного и позолоченного дерева и кожи, имитирующих доспехи. — Превосходное укрытие для пары пистолетов — под обычным сюртуком и бриджами их бы ни за что не удалось спрятать, — подчеркнул Костюшко. — Так, значит, я буду знатным римлянином? — насмешливо поинтересовался Уэссекс. — Аве, Цезарь! — пробормотал Костюшко и отвесил низкий поклон. Уэссекс поспешно отскочил назад, уворачиваясь от крыльев, рассекших воздух, словно два оперенных лезвия гильотины. Крылья почти на ярд возвышались над головой Костюшко; при галопе свист ветра в перьях порождал жутковатую стонущую мелодию, что наводила ужас на врагов — по крайней мере, так ощущал Уэссекс. — Хочется верить, что вам известно, как управляться с этими штуками, — заметил Уэссекс, выразительно глядя на орлиные крылья. Костюшко ответил безмятежным взглядом бархатистых карих глаз. — О, я вполне неплохо с ними управляюсь, — загадочным тоном произнес Костюшко. — Я даже берусь весь вечер прятаться в парке леди Роксбари — так, чтобы меня не изловили ее лесники. — Будем надеяться, что тот, другой, тип будет не настолько удачлив, — отозвался Уэссекс. «Я не допущу убийства в Мункойне!» На протяжении нескольких часов, последовавших после ее беседы с Уэссексом, решимость придавала Саре сил. Через час должен был начаться ужин — этот промежуток оставили специально, чтобы гости успели переодеться в маскарадные костюмы, — и в главном зале уже был накрыт стол на сорок пять персон. Дама Алекто вернулась после загадочной послеполуденной отлучки и заверила Сару, что сегодня вечером все пройдет как следует — и действительно, так оно и было. Можно было подумать, что ожидания гостей подбодрили Сару: она непринужденно уселась во главе стола, словно давно уже привыкла к роли остроумной и властной маркизы. Разговоры за столом вращались вокруг недавней помолвки принца Уэльского и датской принцессы Стефании-Юлианны: отец принца Джейми надеялся, что этот шаг положит конец нейтралитету Дании и лишит Бонапарта северного плацдарма, который можно было бы использовать для нападения на Англию и Шотландию. — Если только мы ценим нашу независимость, нельзя позволять какой бы то ни было нации проводить столь массовые казни своих граждан — и тем более снимать голову со своего короля. И уж вовсе нельзя допускать, чтобы одна нация превращала всю Европу в собственную империю, вопреки всем природным границам и равновесию, обеспечивающему мир и свободу другим нациям и коронам, — произнес Виктор Сен-Лазар. После откровений Уэссекса Сара устроила так, чтобы во время ужина Сен-Лазар сидел по правую руку от нее. И теперь она пользовалась удобным случаем, чтобы поближе присмотреться к этому человеку. Светловолосый изящный господин с голубыми глазами, Виктор Сен-Лазар говорил о мире и здравом смысле, пытаясь остановить кровавую бойню, что грозила ввергнуть Европу в пучину гибели. — Кстати, сэр, а правда, что корсиканский тиран, как называют его некоторые, — атеист? — спросила дама, сидевшая справа от Сен-Лазара, — Хуже, — отозвался Сен-Лазар. — Это человек, который убежден, что отмечен особой милостью Бога и является Его избранником, а потому никто не должен противоречить ему. В тех землях, что подпали под его власть, он изгоняет ведьм из их кругов и Волшебный народ с их холмов. На самом деле он полностью запретил занятия магическим искусством. По залу прокатилась волна шепотков, в которых звучали одновременно испуг и недоверие, а одна женщина прикоснулась изящной ручкой к висящей на шее серебряной звезде, словно желая убедиться, что та все еще на месте. Но вскоре разговор принял иное направление: политика не вызывала большого интереса у присутствующих — возможно, за исключением одного лишь Сен-Лазара. Сара с трудом сдерживалась, чтобы не предупредить Сен-Лазара или не начать вглядываться в лица гостей, выискивая среди них убийцу. Но она должна положиться на Уэссекса — или ей придется в одиночку прокладывать курс среди опасных вод и предательских отмелей того бескрайнего моря неведения, что грозило поглотить ее. А перед такой перспективой даже железная решимость Сары начинала сдавать. Что угодно, только не это! А Уэссекс был так уверен, что его план непременно сработает и что они, спрятавшись среди пирующих, загонят потерявшего бдительность убийцу, словно охотники — жирного оленя… Теперь, когда она знала, что ей делать, пугающие голоса в памяти утихли — или, по крайней мере, их заглушили болтовня и смех окружающих, и потому Сара чувствовала себя прекрасно, когда, подав пример прочим дамам, встала из-за стола и направилась в туалетную комнату, дабы сменить изящное вечернее платье на более причудливый наряд. Сара Канингхэм придирчиво изучила свое отражение в зеркале. Ее светло-русые волосы были уложены на затылке; прическу украшали перья и вплетенные в волосы нити жемчуга. Глаза молодой женщины были подкрашены, щеки нарумянены, и рядом в качестве последнего штриха уже лежала позолоченная маска, ярко разрисованная и украшенная бисером, в точности так, как дикари украшают свои наряды из выделанных оленьих шкур. Костюм, в который собиралась переодеться маркиза, был сшит из тончайшей кожи; верхняя юбка по подолу и вдоль разрезов была отделана бахромой. Длинные узкие рукава были слегка присобраны на плечах, а пришитая на спине длинная шелковая бахрома создавала иллюзию плаща. Нижняя юбка, выглядывавшая из-под подола, была из красного шелка с золотой отделкой, а изящные замшевые туфельки украшала вышивка из разноцветного бисера. Довершала костюм муслиновая накидка, разрисованная дикарскими узорами и отделанная по краям беличьим мехом. Портниха, специально приехавшая из Лондона, чтобы окончательно подогнать костюм по фигуре сиятельной клиентки, заверила Сару, что она выглядит в точности как краснокожая индианка. — В самом деле? — недоверчиво переспросила Сара, изучая раскрашенную вручную гравюру из «Собрания мод Аккермана», на которой были изображены костюмы коренных жителей Америки, удаленной английской колонии. Индейский вождь и его дама стояли с таким видом, словно собирались отправиться на прогулку в Грин-парк. Наряд дамы в точности совпадал с тем, что красовался сейчас на Саре. В глубине души Сара подозревала, что с этим костюмом что-то неладно, но ей не в чем было упрекнуть мадам Франсину: костюм полностью соответствовал изображению на гравюре. Кроме того, знаменитая портниха была права: замшевое платье действительно смотрелось чрезвычайно эффектно. Сара отбросила последние сомнения и совсем уж было собралась спуститься к гостям, но тут в дверь туалетной комнаты постучали. — Посмотри, кто это там, — велела Сара своей горничной. С каждым разом приказы давались ей все легче: она как будто все полнее воспринимала привычки женщины, чье лицо смотрело на нее из зеркала. Секунду спустя в комнату вошла дама Алекто Кеннет. — Дама Алекто! — с легким удивлением воскликнула Сара. — Я пришла, чтобы попросить у вас минуту внимания, леди Роксбари, — сказала дама Алекто, улыбаясь своей невозмутимой кошачьей улыбкой. — Я всегда рада вас видеть, — медленно произнесла Сара. — А вы не будете переодеваться для бала? Вам, конечно, нет необходимости рядиться в фантастический костюм… — К сожалению, на подобном балу я буду выглядеть неуместно, — с ноткой неодобрения в голосе отозвалась дама Алекто, — но я благодарна вам за заботу. Нет, я пришла, чтобы поблагодарить вас за любезный прием и извиниться: меня призывают мои обязанности. Я и так уже провела слишком много времени вдали от Бата. С вашего позволения, я отбуду сегодня вечером и избавлю ваших слуг от необходимости и дальше подыскивать для меня место. — Но я совершенно уверена, что, если бы вы пожелали остаться, разместить вас для меня не составило бы труда, — машинально отозвалась Сара. Что за странное поведение для гостя: покидать дом на ночь глядя. Впрочем, из обрывков подслушанных сплетен и болтовни слуг Сара уже знала, что дама Алекто славилась эксцентричным поведением. Кроме того, вдовствующая герцогиня действительно отправилась на зиму в Бат, и она вполне могла скучать без своей компаньонки. Но почему даме Алекто так необходимо уехать именно сейчас, а не завтра утром? — Вы очень милы, дитя мое, но ваша крестная не похвалит вас за то, что вы уговариваете меня остаться, в то время когда она желает моего возвращения. Мне просто не хотелось уезжать, не пожелав вам всего наилучшего. Пусть ваш сегодняшний бал пройдет успешно. Было ли это плодом разгоряченного воображения Сары, или в словах дамы Алекто действительно скрывался некий подтекст? — По правде говоря, я задержалась здесь, дабы убедиться, что вы полностью оправились от пережитого потрясения, — продолжала дама Алекто. — И я льщу себя надеждой, что мой уход за вами способствовал вашему выздоровлению. Так или иначе, я оставила вашей горничной флакон с укрепляющим средством. Я совершенно уверена, что если вы будете продолжать принимать его, то встретите светский сезон в расцвете сил и здоровья. — Я тоже на это надеюсь, — отозвалась Сара. Она быстро усвоила, что ее светский сезон будет весьма плотно расписан; маркиза Роксбари слыла весьма деятельной особой. — В таком случае, мы скоро увидимся, — твердо произнесла дама Алекто и, дождавшись машинального кивка Сары, покинула комнату. «Как странно…» — подумала Сара, но эта мимолетная мысль исчезла почти мгновенно, вытесненная хлопотами о прилаживании маски, веера и бальной книжечки для записи кавалеров. И когда Сара спустилась в бальный зал Мункойна, она больше не вспоминала о даме Алекто. Тем вечером все окна огромного дома были ярко освещены; все комнаты первого этажа распахнули двери для гостей маркизы, и ряды факелов заливали парк светом. Сара стояла, обводя взглядом бальный зал, занимающий большую часть западного крыла здания. Шторы из кроваво-красного бархата были отдернуты и обнажали оконные стекла, подобные мозаике из черного льда; за окнами мерцали созвездия факелов, освещающих парк. Повсюду горели восковые ароматические свечи, и блики огня играли на разноцветной, позолоченной китайской бумаге: ею были оклеены стены. По мраморному черно-белому полу вились причудливые узоры, словно струящиеся сами собою, — не один танцор сегодня собьется с шага, заглядевшись на них. С задрапированного бархатом помоста неслась музыка, то плавная, то стремительная. Это играл собственный оркестр маркизы; музыканты, чопорные и слегка старомодные в своих зеленых с серебром ливреях и напудренных париках, работали смычками и дули в трубы, словно сошедшие с ума автоматы. Для тех, кто не танцевал, были приготовлены соседние комнаты. Там гостей ждали пунш, карточные столики и даже более азартные развлечения. «Придет ли он?» Этот вопрос не давал Саре покоя. Она ожидала появления убийцы, как другая женщина могла бы ждать прихода любовника. Сара стояла с краю одной из групп гостей, рядом с сестрой Сен-Лазара, Изабель, которая была в костюме французской пастушки. Несмотря на фривольность наряда, мадемуазель Сен-Лазар была тихой, застенчивой молодой женщиной. Она путешествовала вместе с братом по необходимости, а не в силу собственных склонностей, и не перебивала размышления Сары праздной болтовней. Тем временем гости маркизы Роксбари продолжали прибывать. Дирижер, прежде чем взмахнуть палочкой, взглянул на маркизу, и Сара поняла, что ей, кроме всего прочего, придется возглавить первый танец бала. Эта мысль вызвала у нее слабую головную боль, и Саре захотелось принять лекарство, приготовленное для нее дамой Алекто. Чтобы отвлечься, девушка обвела взглядом бальный зал, оценивая разнообразные костюмы, выбранные ее гостями для сегодняшнего вечера. Вон красуется разбойник с большой дороги: куртка с широкими манжетами, треуголка и пистолеты. Стефен Прайс, капитан королевских саперов. Он присутствовал еще на обеде. Вот придворный эпохи Короля-Солнца. Сен-Лазар. Сара была совершенно уверена, что этот костюм принадлежит именно ему. Бальный зал заполняли фараоны, принцессы, игральные карты, греки в лавровых венках и знатные римляне; сегодня вечером маркиза Роксбари играла роль хозяйки дома, принимающей у себя солнце, луну и звезды. Танцы должны были начаться в половине десятого, и время уже почти подошло. Скоро ей придется выбрать себе партнера, с которым они откроют бал, — но Сара продолжала неотрывно смотреть в сторону лестницы, ведущей в бальный зал. Это было одной из любопытных особенностей дома: чтобы войти в бальный зал, новоприбывшему следовало подняться на половину пролета по лестнице, ведущей на второй этаж, и пройти по сводчатой галерее на лестничную площадку — а уж там все присутствующие могли видеть его, словно на сцене. И уже с этой площадки в зал вели шесть невысоких ступенек. Благодаря такой планировке каждый гость хотя бы раз за вечер оказывался в центре всеобщего внимания. В настоящий же момент по ступеням спускался римский полководец в алой полумаске; он нес на сгибе руки шлем с высоким гребнем. С плеч его ниспадал темно-красный плащ. Римлянин преодолел последнюю ступеньку и направился к Саре. — Уэссекс! Сара узнала его лишь в последний момент. Он должен был бы выглядеть смешно в этом диковинном наряде, но суровое выражение его лица напрочь убивало желание повеселиться. Услышав свое имя, герцог остановился и отвесил изящный поклон. — Как видите, мадам. Смею ли я надеяться быть удостоенным бесценной чести — первого танца? Сара была всецело поглощена тем фактом, что где-то в зарослях кустарника таится убийца, и потому ей трудно было сопротивляться льстивым уговорам напористых кавалеров, упрашивавших занести их имена в ее бальную книжечку. И теперь манерная медлительность речи Уэссекса вызвала у Сары вспышку раздражения. Этот человек чересчур самоуверен! Хотя Сара не имела ни малейшего желания выходить замуж за Уэссекса, поспешность, с которой он отрекся от их помолвки, бесила ее, равно как и легкость, с которой герцог рассуждал об убийстве… — Возможно! — огрызнулась Сара, резким движением разворачивая свой веер с индейскими рисунками. Ей хотелось спросить об убийце, но вокруг толпилось слишком много людей, и не было никакой возможности перемолвиться даже словом так, чтобы этого никто не услышал. — Я буду жить надеждой! — пробормотал Уэссекс. — Леди Роксбари, позвольте поздравить вас с… потрясающе оригинальным костюмом. Хотя эти слова были произнесены с величайшей серьезностью, в изгибе губ Уэссекса, в блеске черных глаз из-под маски было нечто такое… — Я очень долго выбирала его, — заявила Сара, хотя, по правде говоря, не припоминала, чтобы ей до сегодняшнего дня приходилось видеть этот костюм. И что-то подсказывало ей, что, несмотря на заверения портнихи, американские туземцы одевались все же не так. — И он мне очень нравится. — А мое восхищение неизмеримо превосходит мое скромное умение выражать свои чувства, — отозвался Уэссекс. — Но ваш гости, как видите, рвутся танцевать, а потому, если вы соблаговолите оказать мне честь… Вот так и вышло, что Сара, сама не очень понимая, как это получилось, открыла бал в паре с герцогом Уэссекским. Сен-Лазар, скользя по черно-белому полу, танцевал с леди Элизабет Перивейл, худой, словно палка, и весьма крикливой особой. В танцах все-таки есть своя хорошая сторона — поняла Сара. Танцующие обретали большую степень уединения, чем те, кто просто стоял рядом. Позже, конечно, последуют вальсы, но благопристойность требовала, чтобы вечер начался с контрданса, сложные величавые фигуры которого не изменились со времен придворных балов Карла Второго. — Ну так придет он или нет? — требовательно спросила Сара. — Можете не сомневаться, мэм, — никакой убийца не в силах устоять перед балом-маскарадом, — ответил Уэссекс. Но по мере того, как время томительно двигалось к полуночи, Сара поймала себя на том, что уже почти желает появления запропавшего убийцы. Она просто представить не могла: неужели кто-то считает подобное времяпрепровождение притягательным? На взгляд Сары, оно было чудовищно скучным. С момента своего первого выезда в свет леди Роксбари успела побывать на великом множестве балов; может, именно поэтому нынешнее празднество казалось ей столь скучным? Впрочем, неважно. Все равно ей пока что не удастся сбежать в библиотеку и уединиться там с хорошей книгой. Но, протанцевав два часа со всеми претендентами — Уэссекс вскоре после окончания первой кадрили куда-то исчез, — Сара устала и решила, что заслужила право поискать для себя менее утомительное занятие. Когда Сен-Лазар покинул танцующих и отправился в одну из соседних комнат на поиски относительного покоя, Сара скрытно двинулась следом — и застала обрывок какой-то беседы. — Хотя Англия действительно является христианским королевством, король Генрих, следуя примеру своего прадеда, смотрит сквозь пальцы на белое колдовство в своих владениях. Английские ведьмы немало потрудились, чтобы вернуть Карлу Второму трон, принадлежавший ему по праву, и потомки Карла этого не забыли, — произнес мужской голос. — Но даже если ваши фермы и вправду процветают с тех пор, как вы стали более свободно заключать договоры с Древним народом, разве это процветание оправдывает ваше нежелание замечать чужие несчастья? — услышала Сара голос Сен-Лазара. Этот салон отвели для курящих, и, невзирая на распахнутые окна, он был полон сизого дыма. В комнате находилось около полудюжины мужчин, включая капитана Прайса и Сен-Лазара. Их роскошные маскарадные костюмы придавали беседе причудливый налет нереальности. Сара остановилась у двери и прислушалась. — Это вы к тому, что мы не спешим открыть свои границы всякому слизняку, который пытается заявиться сюда с жалостной историей вместо паспорта? — сказал мужчина в костюме Скарамуша. — Сен-Лазар, вы знаете, что мало кто острее меня воспринимает европейские проблемы, но Англия должна в первую очередь заботиться о собственных интересах. И не забывайте: это наше золото удерживает Австрию и Пруссию в строю. Сен-Лазар что-то ответил, но Сара перестала его слушать; она заметила легкое движение внизу, в парке. Да, конечно, сегодня ночью ее парк открыт для всех, но это движение было таким крадущимся, что в Саре мгновенно ожили охотничьи инстинкты. Ей потребовалось всего несколько мгновений, чтобы незаметно выскользнуть из дома и добраться до парка. Оказалось, что парка она тоже не помнит, — Сара почти машинально потерла лоб — но на стене одного из салонов висел план, сделанный архитектором, и Сара несколько минут зачарованно изучала его, прежде чем отправиться обедать. Теперь она быстро пробежала по зеленому газону, уходящему вниз по склону, мимо желоба, вымощенного белым камнем, изо всех сил стараясь держать в уме то место, где она засекла незаметное движение. Но где же Уэссекс? В конце концов, это его убийца, значит, он и должен с ним разбираться! Мимо прошли трое гостей: высокий рыжий мужчина, белокурая женщина в наряде, который уместнее всего было бы назвать «скудным», и черноволосый мужчина с бирюзовыми глазами, одетый пиратом. Сара быстро юркнула в тень, поздравив себя с тем, что ее костюм не состоял из золотого газа и блестящей мишуры. Возможно, это выглядело глупо, но зато нынешний ее наряд позволял с легкостью спрятаться в тени, особенно сейчас, когда было темно. Как только троица завернула за угол — леди явно обуяло неудержимое желание полюбоваться на декоративный пруд, а джентльмены были настроены потакать ее капризам, — Сара двинулась дальше. Она находилась как раз напротив балкона помещения, отведенного для курильщиков, когда до нее донесся очень характерный звук — щелчок взводимого курка. Уэссексу понадобилось несколько часов, дабы убедиться, что опасность — когда бы ни пробил ее час — придет не из самого Мункойна. К счастью, на Сен-Лазара охотились уже много лет (за его голову была назначена невероятная цена в десять тысяч золотых наполеондоров). Он знал об этом и не стремился работать мишенью для оппортунистов, мнящих себя патриотами. Весь вечер Сен-Лазар старательно держался в гуще народа, тем самым позволив Уэссексу пустить всю свою энергию на поиски убийцы. Близилась полночь. На небосклоне висела полная луна, превращая небо из черного в темно-темно-синее. Парк был залит обманчивым лунным светом. Уэссекс в тысячный раз взвешивал вероятность того, что сведения, добытые де Моррисси, не соответствуют действительности, что это ошибка или ловко подброшенная дезинформация. Но какой в этом смысл? Талейран и без того уже знает, что у него есть соперники в Игре теней. Да и зачем тратить столько усилий только ради того, чтобы нейтрализовать одного из тайных агентов короля Генриха, — особенно если учесть, что Талейран не знал, кто этот агент? Нет, проще поверить, что предупреждение, переданное де Моррисси, — чистейшая правда. Теперь все, что оставалось сделать Уэссексу, — это отыскать человека, явившегося, чтобы убить Сен-Лазара. Уэссекс стоял на террасе, протянувшейся вдоль всей центральной части огромного дома. Сен-Лазар находился в одной из комнат, расположенных над этой террасой. И почему у него не хватило догадливости нарядиться в такой же наряд, как и Сен-Лазар? — подумал герцог, потом с сожалением покачал головой. Что толку мечтать о несбыточном? Лучше сосредоточиться на текущем задании — тайлерановском убийце. Бальный зал находился этажом выше, и из открытых окон до Уэссекса доносилась музыка: там играл оркестр. Занавески непрестанно трепетали в потоках нагретого воздуха, и свет, льющийся сквозь них в парк, мерцал так, что могло показаться, будто в Мункойне пожар. Уэссекс услышал женский смех; какой-то счастливый гость в поисках удовольствия храбро ринулся навстречу обильной апрельской росе. Герцог надеялся, что Костюшко не подведет его. Напарник Уэссекса сидел сейчас где-то, вооруженный парой пистолетов, саблей и запасом изобретательной лести. И польский гусар был единственным человеком, способным подстраховать Уэссекса. Редкая глупость — пытаться предотвратить покушение силами двух человек. Но по крайней мере, у них есть свое преимущество: они знают о появлении убийцы. Взглянув на парк, Уэссекс заметил какое-то движение за декоративной живой изгородью. Кто-то прятался там, и этот человек двигался слишком быстро и осмотрительно, чтобы оказаться просто гуляющим гостем. Не колеблясь ни мгновения, Уэссекс отшвырнул шлем и бросился вниз по ступеням, в погоню. Несколько секунд длинный плащ реял у него за плечами, словно крылья гигантского нетопыря, а потом зацепился за какой-то выступ и оторвался. Трава под ногами была мокрой и скользкой, и Уэссекс мысленно порадовался, что костюм позволил ему надеть сапоги для верховой езды. Изгибы декоративных насаждений сбили герцога с толку; Уэссекс свернул за угол и оказался в тупике. К тому моменту, как он вернулся по своим следам, человека, перебегавшего с места на место, уже не было видно; но Уэссекс заметил, в каком направлении тот исчез. Осторожно шагая по газону — он сошел с дорожки, чтобы хруст гравия под сапогами не выдал его, — герцог скрытно двинулся следом за своей добычей. На ходу он начал извлекать пистолет из тайника, сооруженного под кирасой. Огнестрельное оружие было вещью ненадежной. Идея носить при себе заряженный пистолет нравилась Уэссексу не больше, чем предложение засунуть в карман горящий запальный шнур; но сегодня вечером у него не было выбора: герцогу пришлось зарядить пистолет прежде, чем облачиться в маскарадный костюм. Щелчок взведенного курка показался ему оглушительно громким. Теперь, если курок сорвется, пистолет разрядится, и свинцовый шарик размером с вишню полетит в ближайшую твердую поверхность — и вполне может привести к смертельному исходу. Уэссекс заметил впереди человеческую фигуру, недвижно стоящую в лунном свете. Когда герцог узнал ее, что-то кольнуло его в сердце. Сара, маркиза Роксбари. Она могла временно лишиться воспоминаний, но смертоносный звук взводимого курка Сара Канингхэм узнала бы всегда — даже не разумом, а всем своим естеством. Женщина застыла на месте. — Одну минутку, мамзель. Стойте где стоите, и я вам ничего не сделаю. В голосе неизвестного звучал незнакомый акцент, столь же не похожий на интеллигентный выговор Сен-Лазара, сколь черный хлеб не похож на макароны. Сара взглянула в сторону террасы и, к ужасу своему, увидела, что Сен-Лазар стоит в дверном проеме курительной комнаты, и фигура его отчетливо выделяется на освещенном фоне. Льдисто-голубой атлас, из которого был сшит костюм, в эту лунную ночь превращал Сен-Лазара в прекрасную мишень. Еще мгновение, и Сен-Лазар вместе со своими собеседниками выйдет на террасу — и тогда убийца выстрелит. — Пожалуйста, не надо! — в отчаянии воскликнула Сара. Ну где же Уэссекс?! — Не беспокойтесь, мамзель, — сказал убийца. — Я не покушаюсь ни на ваши драгоценности, ни на вашу добродетель. Одна минутка, и я исчезну из вашей жизни — идет? — Вы не можете убить ни в чем не повинного человека! — заявила Сара. Этот разговор начал казаться ей слегка сюрреалистичным. Конечно, он может убить Сен-Лазара. Каждый день погибает множество невинных людей. — Я должен, — просто произнес убийца. — Мне заплатили. Но еще я должен спросить себя: как так вышло, что вы так много знаете о моих делах, а? Сен-Лазар остановился у выхода и оказался в тени. При таком положении появлялся риск промахнуться, но, возможно, это соображение не остановило бы убийцу. Послышался скрип гравия, и Сара почувствовала, как на ее плечо легла чужая рука. — Наверно, я должен попросить вас рассказать об этом. Сара повернулась лицом к убийце. Это оказался вульгарного вида небритый мужчина в молескиновой куртке, с нечесаными волосами, падающими на глаза, но в руке он держал тускло поблескивающий «Бейкера». Это ружье было радостью стрелков и ужасом их врагов; оно было столь же капризным, как «Браун Бесс», но при этом било втрое точнее мушкетов, состоящих на вооружении армии. Если убийца и вправду умеет обращаться с этим ружьем, он не промажет. — Нам надо поговорить, Гамбиту и вам, ma chère belle.[9] Улыбнувшись, убийца вскинул ружье к плечу и взглянул Саре в глаза. Еще мгновение, и он выстрелит. Нужно остановить его! Но прежде, чем Сара успела что-либо предпринять, ее опередили. — Смею заметить, что я, конечно, не из вашей лиги, но из этой штучки я попадаю в игральную карту с десяти ярдов, а вы куда ближе, — слегка растягивая слова, произнес Уэссекс. Это заявление сопроводил недвусмысленный щелчок взведенного курка. Хоть ситуация сложилась не в его пользу, убийца все же попытался выстрелить. Почти над самым ухом у Сары раздался ужасающий грохот, — но у стрелка не было возможности как следует прицелиться, и выстрел пропал впустую. Сара вцепилась в ружье и чуть не упала — с такой легкостью оно перешло к ней в руки. Опытный стрелок мог делать из «Бейкера» три выстрела в минуту, но теперь у убийцы не было возможности перезарядить ружье, и оно стало для него бесполезно. Сара пошатнулась под солидным весом ружья, и тут мимо нее промчалась причудливого вида фигура в темно-алом наряде: Уэссекс бросился в погоню за убийцей. Женщина быстро взглянула на террасу. Терраса была заполнена гостями; они что-то выкрикивали и указывали в сторону парка. Сара отшвырнула ружье и побежала. Единственным утешением было то, что Костюшко непременно должен был услышать выстрел. Уэссекс не знал, пострадал ли Сен-Лазар. У убийцы — герцог услышал, как тот называл себя Гамбитом, — не было возможности прицелиться, но Уэссекс в свое время повидал, какие чудеса способна выкидывать мушкетная пуля. Нужно брать Гамбита живым — не зря же они старались. Несколько минут спустя они миновали английский парк с его факелами и очутились в темноте. Гамбит продолжал мчаться вперед, хотя должен был понимать, что его наверняка схватят. Роксбари поднимет крик — а сегодня вечером у нее наверняка гостят все местные служители правосудия, — и вскоре вся округа будет на ногах. И всадники, и пешие будут прочесывать окрестности, разыскивая убийцу. Гамбиту не уйти. Если только у него нет здесь сообщников, готовых предоставить беглецу укрытие. Уэссекс начал выдыхаться, а Гамбит все мчался меж деревьев, стремительный, словно олень, хотя расстояние между ними и сократилось. Уэссекс продолжал держать пистолет в руке, хотя весь порох наверняка уже просыпался с полки. С тем же успехом он мог тащить с собой дубинку. Дубинка! Уэссекс остановился. Гамбит начал удаляться. Уэссекс подбросил пистолет, перехватил его за ствол и швырнул, как дубинку. Пистолет врезался убегающему убийце в спину меж лопаток, и сила удара швырнула беглеца на землю. Когда он вскочил и запустил руку под полу куртки, пытаясь вытащить нож, из тени огромного дуба выступил призрак — чудовищный, неестественно высокий, с уродливыми очертаниями и широко раскинутыми крыльями, которые со скрежетом цеплялись за нависающие ветви, словно пальцы скелета. Гамбит закричал. Илья Костюшко уставился на него с искренним интересом, а острие его сабли тем временем уткнулось в горло убийцы. — Где вас черти носили?! — в изнеможении выдохнул Уэссекс. Он рухнул на колени, едва дыша. Проклятые доспехи наставили ему ссадин везде, где только было можно. — Искал его лошадь, — сообщил Костюшко. Он отвел взгляд от человека, лежащего у самых копыт собственной лошади. — О, мы не одни! — жизнерадостно объявил он. Уэссекс, пошатываясь, поднялся на ноги и повернулся — как раз вовремя, чтобы оказаться лицом к лицу с Сарой, которая мчалась, подобрав юбки до самых коленей. Завидев всадника, женщина выпустила подол и приобрела чуть более респектабельный вид. Ее костюм пострадал столь же сильно, как и костюм Уэссекса; прическа сбилась набок вместе с плюмажем и нитями жемчуга, а перья повыпадали. Кроме того, Сара потеряла одну туфельку, веер и накидку. — Что вы тут делаете? — возмутился Уэссекс. — Я тут живу! — нелюбезно парировала Сара. — А этот человек пытался застрелить одного из моих гостей! — А может, оставим этого типа ей? — предложил Костюшко. Уэссекс скривился. Ситуация и без того уже была донельзя абсурдной, а возмущение этой малявки сделало ее еще и смехотворной. Герцог взглянул на Гамбита. По крайней мере, убийца, похоже, воспринял гнев маркизы вполне серьезно. — Возможно, так мы и сделаем, — произнес Уэссекс, подстраиваясь под тон Костюшко. — Мы наверняка отыщем где-нибудь здесь веревку и найдем судью, который одобрит наши действия. — Ох, нет, капитан, вы не сделаете этого с бедным Гамбитом! — умоляюще воскликнул убийца. Уэссекс прищурился. В некоторых кругах он был известен под именем капитана Дайера. Было ли обращение Гамбита чистой случайностью, или истинной мишенью этого заговора был он сам? — Кто вы такой? — строго спросила Сара, глядя на всадника в фантастическом одеянии. Костюшко сдернул кивер и поклонился так низко, что его косички, качнувшиеся вперед, задели холку лошади — как будто он находился на Пикадилли-стрит. — Илья Костюшко, мэм, ваш преданный слуга. Поляк обаятельно улыбнулся, и, к тайному облегчению Уэссекса, Сара тоже не удержалась от улыбки. Выпрямившись и убрав саблю в ножны, Костюшко соскочил с коня и принялся связывать убийце руки за спиной. Пленник яростно сверкнул глазами, но не стал сопротивляться. — Так уж вышло, что Костюшко — мой друг. Уверяю вас, он совершенно безвреден, — добавил Уэссекс. Сара на миг скорчила гримасу, выражающую сомнение, и снова посмотрела в сторону дома. Издалека все еще слышалась негромкая музыка, а гости, наиболее склонные к авантюризму, уже устремились в парк на поиски неизвестного стрелка. Каких-нибудь несколько минут — и они отыщут его здесь, а с ним и всех прочих. — Нам нужно убрать его отсюда, — сказала она. — Вы выразили самое горячее наше желание, — заверил ее Уэссекс. Его лошадь спрятана вон в той рощице, — добавил Костюшко. — Конечно, это не Стриж, но вполне сгодится, чтобы уехать отсюда. — Отлично. Костюшко сунул Уэссексу свернутый плащ, притороченный до этого к седлу, и герцог набросил его на плечи, прикрывая растерзанный костюм. Он грубо толкнул Гамбита вперед; Костюшко снова вскочил на коня, и мгновение спустя три фигуры исчезли в ночи, словно никогда и не существовали. «Ну, в самом деле», — непонятно к чему подумала Сара, провожая их взглядом. Женщина не была уверена, как ей сейчас надлежит себя чувствовать. Конечно, арест человека, покушавшегося на Сен-Лазара, это очень важно. Но почему это Уэссекс постоянно обращался с ней как с досадной помехой, от которой следует побыстрее избавиться? В конце концов, если бы не она, убийца сделал бы свое дело, и Сен-Лазар уже был бы мертв… Погрузившись в задумчивость, Сара не сразу поняла, что она уже не одна. Кто-то стоял прямо перед ней, прислонившись к стволу дуба, стоял настолько неподвижно, что Сара почти поверила, что он был там все время, а она просто не заметила его. Еще одно краткое мгновение — последнее — женщина пыталась убедить себя, будто это просто один из гостей, а потом все-таки сдалась и поверила собственным глазам. Стоявший перед ней мужчина был ростом с ребенка — Сара, сама отнюдь не великанша, возвышалась над ним на голову. Он был одет в нечто наподобие замшевой тоги, а кожа его была испещрена темными узорами, почти в точности совпадавшими с пятнами лунного света, проникавшего сквозь листву. На шее у него красовалась витая гривна из чистого золота, с янтарными застежками, сделанными в форме желудя. В длинные волосы были ловко вплетены листья, и этот лиственный плащ усиливал маскирующий эффект. Он был бос, и Сара не заметила при нем никакого оружия. Но одних лишь глаз хватило бы, чтобы всякий предпочел остерегаться его. Эти глаза искрились, как озерный плес в лунную ночь, и под их властным взглядом Сара обнаружила, что не может даже пошевелиться. — Сара… — его голос напоминал шорох ветра в листве. — Ты не принадлежишь этому месту. Зачем ты пришла? Сара не могла ответить на этот вопрос, даже если была бы в силах вымолвить хоть слово. Внезапно она отчетливо почувствовала, что не принадлежит Мункойну, — но чему же она тогда принадлежит? Пока женщина мучительно пыталась найти ответ, незнакомец подошел ближе, и его холодные пальцы коснулись лба Сары. И Сара даже сквозь холод апрельской ночи ощутила странный зеленый запах, исходящий от его кожи, горьковатый и сладковатый одновременно. — Вызванная, ты можешь занять место той, которая не может больше помогать нам, — решил эльф. — Ты пришла на ее место, чтобы помочь этой земле, хоть и не сможешь получить от нее здоровье, пока на самом деле не свяжешь себя с судьбой этого королевства. Будь осторожна, владычица Мункойна! Слова неведомого существа породили тысячу вопросов, но едва лишь Сара набрала воздуха в легкие, ее охватило странное ощущение — как будто она только что проснулась, хотя все это время была в полном сознании. А эльф исчез. Эльфы… буквально сегодняшним вечером Сара слышала, как о них мимоходом упомянули в разговоре. Но все равно одна лишь мысль об этом народе казалась Саре странной. Действительно ли тот, кого она видела, принадлежал к Волшебному народу? И если да, зачем он явился? «Ты не принадлежишь этому месту», — сказал он. И у Сары осталось пугающее ощущение, что он прав. |
||
|