ДОМИШКО С РУЖЬИШКОМ

Мы привыкли к медведику и его хозяину, и, когда они со своей труппой уехали на родину, нам было очень грустно.

У меня даже в школе вышла неудача. Как раз накануне мы проводили Кьязини на вокзал, и на уроке английского языка я все думал о медведике. Мы уже привыкли с Олегом хватать пятерки - натренировались с итальянцем. А сегодня у меня вдруг еле-еле тройка. И то, наверно, поставили за старые заслуги. Я вместо «гуд бай» сказал «арривэдэрчи». И еще перепутал итальянские и английские слова. Весь класс хохотал, а учительница рассердилась. Решила, что я нарочно. А я вовсе и не нарочно. Я расстраивался, что больше не увижу итальянца и Флайка.

И, кроме того, дядя Коля обещал поговорить с директором цирка обо мне. Это чтобы меня приняли учеником.

Сразу после уроков мы с Олегом побежали в цирк на репетицию. Великан помогал устанавливать на манеже качели, ворчал на рабочих, вертел тяжелые подпорки, точно бамбуковую этажерку.

Он взглянул на меня и еще больше нахмурил густые брови, вытер об штаны руки и сердито отвернулся. Не видел я дядю Колю в таком скверном настроении. Он когда ругает, и то чувствуется, что все равно ему весело. Может быть, я его рассердил? Но чем? Если человек сердится, лучше не задавать ему вопросов. В этом я уже убедился. А очень хотелось узнать, говорил ли дядя Коля с директором насчет моей работы…

Великан тряхнул качели с такой силой, что они сами закачались, как бешеные, нахмурил брови - глаз не стало видно - и сказал:

- Ну ладно, давай работать. Он лег на коврик, и я сделал стойку на его вытянутых руках - ладонь в ладонь. До чего мне нравятся крепкие, теплые, верные его руки! Как точно они всегда подхватывают, держат меня. И ни разу не сделали больно. Когда он рядом, я ничего не боюсь, и забываю про усталость, и не хочется думать, что репетиция кончится, что кончится необыкновенное и сильное счастье, от которого хочется кричать какую-нибудь дикую песню. Пускай у меня бывает докрасна натерта поясница от лонжи, пускай дядя Коля ругается и заставляет по тридцать раз, до самого пота повторять одно и то же. Пускай! Лишь бы работать с ним, видеть, как он радуется, когда у меня правильно выходит… И он тоже забывает про все во время работы, я знаю. Он даже не слышит, если его кто-нибудь позовет.

И только сейчас я понял, сколько же терпения было у дяди Коли в работе со мной! Вот хотя бы с дыханием. Я все не вовремя брал дыхание перед упражнением. Ну и повозился же, пока научил меня правильно дышать!

Мы с ним отдыхали на качелях, а в это время Олег тренировался с нашим акробатом. Раза четыре подряд Олег срывался с плеч акробата - не получилась стойка. Олег махнул рукой и сел на качели рядом с отцом.

- Решил: хватит, можно отдыхать! Может быть, опять пойдешь в музей развлекаться своей медициной? - насмешливо спросил дядя Коля и резко поднял Олега с качелей. - Эх работничек! Иди повторяй, пока не выйдет!

- Папа, я устал!

- От корявой работы всегда устают быстрее. Почему это Веня не хнычет, что устал?

- Я не хнычу, - сказал Олег и сильно покраснел.

- Ну так иди, работай как следует! Мне с Веней поговорить надо. Ему-то можно отдыхать. Он работает внимательно. Стойку, как тебе, по двадцать раз повторять не надо!

Олег сжал кулаки и тихо, так что великан не услышал, проворчал:

- Все Веня да Веня…

И с каким-то необыкновенным старанием снова начал тренировку.

Но дядя Коля, не обращая на него внимания, посмотрел на меня, потом опустил глаза и медленно, нехотя проговорил:

- Вот что, Веня. Директор мне сегодня отказал. Нет свободных мест… В общем, пока оформить тебя учеником нельзя.

Я хотел ответить, но не мог и только громко глотал слюну.

- Да ты не огорчайся, - слышишь, погоди! - Он потряс меня за плечо. - Еще время есть. Мы только через две недели кончаем в Ленинграде гастроли. Так что в Москву поедем…

- Как! Уедете? А я, а я! - заорал я и вцепился в локоть великана.

- Чудак человек! Зачем так психовать? Подумаем, устроим что-нибудь.

- Нет, нет, вы уедете - и все!

- Ну, ты как маленький. Ты, брат, запомни: во-первых, нипочем не теряй бодрости, а во-вторых, работай, работай и работай. А все эти житейские дела сами собой устроятся, если будешь толковым работником. Понимаешь?

Но я ничего не хотел понимать, кроме одного: все, все уезжают! И дядя Коля, и Анна Ивановна, и пес Руслан, и мои знакомые артисты. А я останусь один. У меня стало холодно в животе от этих мыслей.

Больше мне не удалось поговорить с дядей Колей, к нему пришли фотографы из какой-то газеты и увели его. Я спросил Олега, что мне делать, а он почему-то обиженно пожал плечами, еле попрощался и убежал за отцом.

Я не заметил, как пришел домой. Может быть, мне самому попросить директора? Или написать в Москву? А кому надо писать?

В нашей комнате горел свет и у стола сидел дядя Афанасий. Да, я и забыл о нем. Дядя Афанасий с круглой плешью в черных волосах. Круглые плечи, круглая спина. Все круглое и скучное. Почему не великан мой дядя? Хочу, чтобы он был моим дядей и взял меня на гастроли в Москву. А вместо этого - дядя Афанасий из городка на Енисее.

И почему он не уезжает к себе домой? Только все говорит, что ему пора, а сам шныряет по магазинам целыми днями и что-то покупает, покупает без конца. Зачем ему столько всего, не знаю.

И сестру мою Катю совсем извел с этими обедами, ужинами. То ворчит, что много масла положено в картошку, то мяса Катя купила слишком мало и кусок почему-то невыгодный… Кошмар. Сестра, по-моему, даже похудела за последнее время и, как придет домой, старается подольше в кухне возиться, чтобы не сидеть в комнате с нашим унылым родственником.

И вот я вернулся из цирка и слушал дядю Афанасия из городка на Енисее. Наверное, в сотый раз слушал, как дядя писклявым голосом бубнил одно и то же.

- Увидал бы ты, Веня, мой домишко с садом! Про все на свете забудешь от этакой благодати… А поросеночек растет. Красавец! Сала-то одного будет, знаешь? А курочки, одна к одной. Так и квохчут, так и квохчут целый день. А жрут-то, не напасешься. Только и следи, чтобы в огород не забрались… Да, хозяйство у меня заправское, слова худого не скажешь. Знай пошевеливайся, а то не управиться… А на охоту все равно выберусь, без этого я никак! Ружьишко-то у меня знатное, весь город завидки берут. Пристают: продай да продай. Я, хоть миллион давай, а своего ружьишка в руках подержать и то никому не дам.

Первые дни даже интересно было слушать дядю Афанасия. А сейчас немыслимо. Скорей лечь спать и не разговаривать. Не слышать этот противный скрипучий голос. Не могу.

Домишко с ружьишком. А у дяди Коли даже стула своего нет. Смелый, сильный и красивый великан. Да он в сто тысяч миллиардов раз счастливее дяди Афанасия со всеми его курами, домишками и ружьишками.