"Волчья тень" - читать интересную книгу автора (де Линт Чарльз)

Джилли

Ньюфорд, май

Венди в самом деле собиралась подождать до завтра, а тогда уж вместе с Касси зайти к Джилли. Она понимала, что благоразумнее подождать. Конечно, любительница приключений Джилли порадуется, увидев подругу, пробирающуюся к ней тайком после окончания приемных часов. Но ведь они так выматывают ее процедурами, что она скорее всего уже спит. Беда в том, что после гадания на картах Венди сама чувствовала себя как во сне. Вспоминала пропавшие изображения и торопилась поделиться впечатлениями с Джилли, пока и память о них не стерлась так же бесповоротно.

Хорошо было бы, если б она была художницей и могла просто воспроизвести увиденное, но ее художественные способности не шли дальше «человечков из палочек», так что приходилось обойтись записью. Значит, надо идти домой и все записать, а завтра она прочтет Джилли свои записки, и Касси будет там же, сможет подсказать, если она что-то упустит.

Итак, домой.

Она подождала на автобусной остановке и села в подошедший автобус. Только устроившись на сиденье, она сообразила, что не задумываясь вошла в автобус, который довезет ее не к дому, а к зданию реабилитации. Венди откинулась на мягкую спинку и отдалась на волю судьбы.

Так ничего и не записала, и Касси, которая могла бы помочь, не будет, но, надо полагать, воспоминания продержатся еще час-другой. Она проберется в палату, разбудит Джилли, если придется, и расскажет, что они узнали. Однако, добравшись до реабилитации и на цыпочках миновав сестринский пост, она застала в палате Софи, сидевшую у Джилли на кровати и приглушенным голосом яростно спорившую с ней.

– Что случилось? – с порога спросила Венди.

– Откуда я знаю, – отозвалась Софи. – Джилли так и набросилась на меня – хуже Джинкса.

– Да, – сказала Венди, – я ничего не понимаю. – Войдя в палату, она села в ногах кровати. – Может быть, просветите меня?

– По-моему, нирваны полагается достигать собственными усилиями, – произнесла Джилли.

Софи кинула на нее взгляд, подразумевающий: «Пора наконец стать серьезной, Джилли!»

Та вздохнула.

– Ну, ладно, ладно. Но это не значит, что я с тобой соглашаюсь, – добавила она, обращаясь к Софи.

– В чем не соглашаешься? – спросила Венди, прежде чем спор успел заново начаться.

Перебивая друг друга, они рассказали ей, как провели вечер, как вместе сумели попасть в страну снов, как стая гналась за человеком-лисом и одна из волчиц напомнила Джилли младшую сестру.

– О боже, боже, – вздохнула Венди. – Теперь все складывается.

Два непонимающих лица обратились к ней.

– Я только что от Касси, – объяснила Венди. – Она мне гадала. Вернее, гадала она на Джилли, насчет всех этих таинственных происшествий.

Она описала картины, показанные картами.

– Первая, очевидно, относится к твоему… к твоему детству, – сказала она.

– Не обязательно, – возразила Джилли. – Кто знает, что случилось с Рэйлин, когда я ушла из дому.

На минуту все замолчали, думая о другом ребенке, испытавшем, может быть, те же муки, что и Джилли.

– Ладно, – сказала Венди, – тогда те волки, над которыми были лица… Одно было похоже на твое, Джилли, но это ведь могла быть твоя сестра, а не какой-то… мм…

– Злой двойник? Темная половина души?

– Я этого не говорила.

– А вы с сестрой были похожи? – спросила Софи.

Джилли чуть заметно кивнула:

– Когда мы росли, она всегда была точь-в-точь как я на фотографиях, сделанных в том же возрасте. Не удивлюсь, если это сходство сохранилось и сейчас. Даже тот парень, который попался нам с Джорджи в Тисоне в семьдесят третьем, принял меня за нее.

– Так, – подытожила Софи. – Если это твоя сестра, а все больше похоже, что это так, значит, она тоже умеет проникать в страну снов. С целой стаей подружек.

– На карте была только одна, – заметила Венди.

– А в стране снов – не то шесть, не то семь. – Софи медленно покачала головой. – И они охотились за тем маленьким лисом. Ничего хорошего.

– Да уж, – заметила Венди, – если она сбила Джилли машиной и потом изуродовала все ее картины, милой особой ее не назовешь.

– Вы не понимаете, – остановила их Джилли. – Рэйлин была самой доброй девчуркой, какую можно представить. Она никогда бы такого не сделала. Мы ведь не знаем, она ли это была.

– Я ее видела на улице у твоего дома, – сказала Софи, – и Изабель тоже. То есть мы видели женщину в точности такую же, как ты, Джилли. Кто же это, как не она? И если не она погубила картины, так что она делала у твоего дома?

«Но если она уничтожила картины, – подумалось Венди, – так зачем ей болтаться поблизости?» Это соображение она оставила при себе, не желая прерывать ход рассуждений Софи.

– А если она не хочет тебе ничего дурного, – продолжала та, – так почему не зашла повидаться с тобой?

– Не знаю.

– А как насчет третьей карты? – спросила Венди. – С розовым «кадиллаком»?

– Ни малейшего представления, – сказала Джилли.

Софи уже хотела кивнуть, но вдруг вскинула руку.

– Постойте, – сказала она. – Помнится, тем утром, когда я видела двойника, на улице стояла розовая машина – за квартал от твоего дома. Длинный розовый автомобиль с откидным верхом. Я даже начала тогда напевать про себя ту песенку Фреда Иглсмита.

Все заулыбались, радуясь поводу отвлечься от напряженного разговора.

Им всем припомнилось выступление группы Иглсмита в «Твоем втором доме». Дело было в январе, и все они плясали как безумные под звуки гавайской гитары и электронного кантри-рока, а грубоватый голос Фреда выводил строки, едва слышные из-за оркестра. Они попали под его очарование с первой песни и не сразу осознали, что «гавайская гитара» – на самом деле мандолина, переданная через электронную приставку. Особый блеск музыке придавала бешеная перкуссия ударника – парня, которого звали Хэнк Стиральная Доска. Он и играл на стиральной доске, а еще у него был стальной шлем пожарного с прикрепленными к нему цимбалами и рожки, пристроенные прямо на стиральной доске. После концерта они купили себе по диску с разными записями и с тех пор то и дело обменивались ими между собой.

– «Пребольшущая машина…» – тихонько напела Джилли.

Софи кивнула:

– Может, это ее и была. Твоей сестры, я хочу сказать.

– Понятно…

Все снова помолчали.

– Так о чем вы тут спорили, пока я не пришла? – спросила Венди.

– Софи хочет, чтобы я рассказала Лу о сестре. А я не хочу втягивать полицию. Не хочу, чтоб она из-за меня попала в беду.

– Но, Джилли… – начала Софи.

– Особенно не хочу в том случае, если ей пришлось пройти через то же, что и мне. Из-за того, что я ее бросила. – Джилли покачала головой. – Да кого я обманываю? Конечно, так оно и было. Неудивительно, что она сломалась.

– Ты тоже через это прошла, – сказала Софи. – Но ты-то не сломалась.

– О, ради бога. Сколько себя помню, у меня в голове всегда было полно дряни.

– Но ты же не стала из-за этого вредить людям, – возразила Софи.

– Мне просто повезло, – сказала Джилли. – Мне помогли. Как в сказке. А ей – нет.

– Этого мы не знаем. Мы же ничего о ней не знаем!

Но Джилли ее не слушала.

– Вы знаете, что после аварии – пока я еще была в коме – Джо приглашал волшебных целителей помочь мне?

И Венди, и Софи кивнули.

– И все они сказали, что ничего не могут сделать, пока я не разберусь со старыми ранами. Проблема не в том, что я сама пережила, а в том, как я обошлась с Рэйлин. Такое нельзя забыть. И простить.

Софи хотела что-то сказать, но передумала и, склонив голову, взяла Джилли за руку и пожала ее.

Венди вздохнула. Из них троих только ей не приходилось залечивать ужасные раны, оставленные детством. В ее мире все было как надо. Ее не совращал старший брат, не покидала мать – не было ничего такого, что случалось с двумя из каждых трех ее знакомых женщин.

– Я согласна с Софи, – заговорила она, неохотно возвращаясь к теме, которую кто-то же должен был закончить. – По-моему, надо сказать Лу. И Джо тоже.

Но Джилли уже качала головой.

– А Джо зачем? – спросила Софи.

– Ну а кто еще из наших знакомых столько знает о стране снов? – отозвалась Венди.

Софи улыбнулась:

– Кроме меня, ты хочешь сказать?

– Он по-другому знает. Он ведь не только во сне там бывает, верно? Он сможет понять, как это сестра Джилли превращается там в волчицу.

– Если это была она, – вставила Джилли.

– Правильно. Может, он и в этом разберется.

Джилли мотнула головой:

– Я уже и так ей навредила.

– А если она не только тебе вредит? – спросила Венди. – Может быть, с точки зрения какой-нибудь вселенской кармы ты и заслуживаешь наказания за то, что сбежала от сестры, хотя лично я в это не верю. Господи, да ты сама-то была ребенком. И сколько тебе досталось за эти годы!

– Это оправдание?

– Нет, – сказала ей Венди. – Просто факт. Но что, если она делает зло и другим? Ни в чем не виноватым? Их-то за что наказывать?

– Да… да, наверно…

– Так что мы должны рассказать.

– Господи, ничего я не знаю, – сказала Джилли. – Нельзя ли оставить это на завтра? Сейчас я просто ничего не соображаю.

Венди незаметно переглянулась с Софи.

– Конечно можно, – сказала она.

Джилли пристально взглянула на нее:

– Пообещай, что не станешь ничего делать, пока мы завтра не поговорим. – Она перевела взгляд на Софи, – И ты тоже.

– Я не скажу Лу, – сказала Венди, – но Джо, по-моему, нужно известить как можно скорее.

Чуть помолчав, Джилли коротко кивнула.

– Конечно, – сказала она, – ему скажем. Хотя не представляю, где ты станешь его искать. Он ушел вглубь страны снов.

Венди кивнула:

– Касси мне говорила. Но я передам ей и… – поспешно добавила она, – предупрежу, чтобы больше она никому ни слова.

Все было сказано, и Софи с Венди собрались уходить.

– Ничего, что ты остаешься тут одна? – спросила Софи.

– Не хуже, чем всегда.

У Венди дрогнуло сердце – так безнадежно прозвучали эти слова. Попрощавшись и выйдя в коридор, она остановила Софи:

– Ты бы не могла тоже его поискать?

Софи покачала головой:

– Не представляю даже, как за это взяться. Но постараюсь известить, кого смогу, в Мабоне, когда попаду туда нынче ночью.

– Надо помочь ей пройти через это, – сказала Венди. – Через все это.

Софи угрюмо кивнула, продела свою руку под локоть Венди, и они вместе вышли на улицу, склонив головы и опираясь друг на друга в поисках силы и утешения.

После ухода Венди и Софи я долго боюсь заснуть. Мне никак не верится, что сестра пыталась меня убить – сбить машиной в Мире Как Он Есть или загрызть, обернувшись волчицей в стране снов. Знаю, люди меняются, но чтобы настолько? Не могла добрая малышка, которую я оставила, сбежав из дому, вырасти в какого-то чудовищного оборотня-убийцу. Слишком велика перемена – она не укладывается у меня в голове.

Но кто бы ни обладал разумом, скрытым за глазами той волчицы, он меня ненавидит. В это я верю без труда. И эта мысль не дает мне уснуть. Понимаете, я знаю, что всегда могу, если встречусь с ней снова, проснуться и сбежать от нее, но что, если она последует за мной и сюда? Бывает такое? Джо приходит в страну снов и уходит из нее, когда захочет. Может, и она в прошлый раз просто растерялась и не успела меня догнать? Или не хотела торопиться? Может, она и так знает, где искать меня, беспомощную Сломанную Девочку, этакий прикованный к постели вариант Красной Шапочки, и выжидает, выбирая подходящую минуту, чтобы явиться и покончить со мной?

Зря я об этом задумалась – теперь вздрагиваю от каждого шороха, потому что мне мерещится в нем цокот волчьих когтей по каменному полу. Спрятаться мне негде. Не то что с кровати не встать – даже одеяло на голову натянуть не сумею. А ведь там не одна волчица будет – ко мне из коридора ворвется целая стая.

Мне даже обидно: я ведь всегда любила волков, а теперь из-за нее начинаю бояться. Конечно, они хищники и все такое, но я же знаю, они не нападают на человека, если их не вынудили.

Чем же я ее до такого довела?

Мне снова приходят на ум доводы Софи: круг замкнулся, я снова не желаю признавать, что это могла быть моя маленькая сестренка Рэйлин, но спор с собой утомляет меня еще больше, чем перепалка с Софи, веки наливаются свинцом, а сердце стучит вдвое быстрее, чем положено, из-за того, что может поджидать меня по ту сторону сна.

Просто диво, что я все-таки засыпаю. И, заснув, попадаю в «когда-то давным-давно» своих снов…

Я чувствую, как меня уносит, и стараюсь сосредоточиться на последнем месте, где была с Тоби, – высоко на ветке самого большого из соборных деревьев, – там я недосягаема ни для одного волка, будь он оборотень или кто еще. Хотя бы теоретически.

Если только она не сумеет добраться до ветки прямо отсюда тем же путем, что и я.

Но для этого надо, чтобы она бывала там раньше, возражает рассудочная половина сознания. Так уж тут все устроено: попасть можно куда угодно – люди и попадают, во сне, а потом почти ничего не могут припомнить, но если хочешь оказаться в определенном месте, сначала надо там побывать. А велики ли шансы, что она уже бывала на том дереве?

Но если она – оборотень, что мешает ей принять человеческий облик и залезть на дерево не хуже меня? Или обернуться птицей, если на то пошло.

Я засыпаю, так и не дав рассудку себя утешить, и, видимо, это меня подводит: я оказываюсь не на безопасной ветке высоко над землей, а на вершине холма. За спиной у меня странное здание, а внизу от подножия до самого горизонта простирается лес. Я не сразу понимаю, что смотрю на Большой лес, потому что ни разу не видела его со стороны.

Отрываю взгляд от горизонта и оглядываю ближайшие окрестности. Вокруг скопления скал и расщелины, в которых можно спрятать дюжину волчьих стай. Но никакого движения в них не заметно, и я переключаю внимание на дом. Отсюда мне не так уж много видно. Только окна в каменной стене – три окна на три этажа, – а стекла в них такие темные, что внутрь не заглянешь. Камень для стен явно брали прямо из-под ног, и здесь еще много осталось – валуны и булыжники рассыпаны от вершины холма до самого леса по всему склону. Крыша соломенная, а единственное отверстие в стене – большая арка, которая, похоже, ведет в мощенный булыжником внутренний двор. Странное дело, в арке не хватает замкового камня.

Я последний раз окидываю взглядом склон и лес и направляюсь к дому. Через несколько минут я уже во дворе. Он довольно велик – пожалуй, размером с бейсбольную площадку. Прямо напротив арки, через которую я вошла, – другая, а по обе стороны от нее в стене большие деревянные двери. Вдоль стен тянутся деревянные лавки, а посреди двора колодец. Выше в стенах множество окон, все с такими же темными стеклами. Под нижними окнами ящики с травами и цветами.

Я подхожу к колодцу и заглядываю вниз. Дна не видать. Воздух во дворе чистый до прозрачности, но я слышу запахи пива и еды: какие-то пряности и благоухание свежевыпеченного хлеба. Из четырех дверей открыты только две, причем за одной мне видны денники и груды сена. Надо думать, там конюшня. За другой – деревянные столики, окруженные стульями. Подняв взгляд к притолоке, я читаю вывеску:

ГОСТИНИЦА ЗАБЫТЫХ ЗВЕЗДАМИ

Теперь я догадываюсь, куда меня занесло. Этот самый замок я видела тогда с Тоби с ветки исполинского соборного дерева.

Не видно ни души, но кто-то же готовит и печет хлеб, а может, и пиво варит. Думаю, не окликнуть ли хозяев, но боюсь привлечь к себе недоброе внимание. Мне так и мерещатся волки, затаившиеся в тени или глядящие на меня из-за темных стекол.

Я подхожу к двери под вывеской, переступаю порог, моргаю. Глаза еще не приспособились к полумраку. По левую руку от меня тянется длинная деревянная стойка. Совсем как в вестернах: во всю длину стойки – зеркало, а перед ним на полке – бутылки да стаканы. Когда глаза привыкают, я различаю, что жидкости в бутылках – всех цветов радуги. Чудно! Не могу представить себе бирюзового вина. И синего виски тоже.

Дальше у стены камин, но огонь в нем не горит. По обе стороны камина два ряда кабинок для обедающих, и такие же тянутся вдоль правой стены. Стены украшены картинами и гобеленами – на них пейзажи и портреты, исполненные в старинной манере. На каждом столике, в каждой кабинке – по паре толстеньких белых свечей, тоже незажженных. За столиками никого, как и за стойкой.

Я откашливаюсь:

– Э… здесь есть кто-нибудь?

Нет ответа, но слышен шорох: ткань трется о ткань, будто кто-то шевельнулся. И тут я замечаю какого-то человека в кабинке справа от камина. Выжидаю, не заговорит ли он или она, и, не дождавшись, начинаю потихоньку приближаться сама, виляя между столиками, готовая обратиться в бегство при малейших признаках опасности.

Человек молча смотрит, как я подхожу. На столе перед ним стакан с синей жидкостью, на доске вокруг стакана – влажные синие круги. Мужчина красив грубоватой, резкой красотой. Венди сказала бы – красавчик негодяй. Такого иногда можно увидеть на улице у дансинга: стоит особняком не потому, что не с кем танцевать, а из романтической любви к одиночеству. Обязательно с мотоциклом и с сигареткой в зубах, а в заднем кармане, может статься, отыщется томик Рембо. Или хотя бы кого-нибудь из битников. Темные волосы, откинутые назад со лба, чисто выбрит, синеглаз, а ради таких ресниц иная женщина и убить может. Худощав и одет во все черное. Руки спокойно лежат на столе по сторонам стакана – тонкие и изящные, но не слабые.

– Гм… здравствуйте, – начинаю я, – простите, что побеспокоила…

Он продолжает смотреть на меня, ничем не показывая, понятны ли ему мои слова.

– Вы говорите по-английски? – заново подступаюсь я.

Подняв стакан, он делает глоток и опять опускает на стол, добавляя к прежним еще один синий круг.

– Ну и ну, – наконец подает он голос, – вы посмотрите, кто к нам пришел. Мамочка Зануда собственной персоной. Ошиблась адресом, дорогуша. Здесь всем своих бед хватает по горло, так что лишнего не надо.

У него такой голос, от которого по спине словно кошачьей лапкой проводят. Низкий и звучный. Очень обаятельный, несмотря на все гадости, какие он произносит. Я совершенно не намерена увлекаться этим типом, но чувствую, как меня к нему тянет, и это меня раздражает.

– Мы что, знакомы? – спрашиваю я.

– Какая разница!

– Надеюсь, у вас хотя бы есть причины грубить? Или просто проявляется врожденная злобность?

Голубые глаза еще минуту изучают меня, после чего он отвечает:

– Я приберегаю свою злобу для тех, кто ее заслуживает, хотя кое-кто думает иначе.

Очаровательно! Сама непосредственность. Этот мистер не похож на свирепого волка, готового вцепиться в глотку, но и к клубу моих поклонников он явно не принадлежит. Я не привыкла вызывать неприязнь с первого взгляда у людей и животных, и это новое ощущение оставляет неприятный осадок. Конечно, я не совершенство и не считаю, будто все должны меня любить. Но и врагов я никогда не умела заводить, а если обижала кого-то, пусть даже ненароком, обязательно извинялась и старалась как можно скорее загладить вину. Всегда.

Кроме того единственного раза, когда убежала из дому…

Эта мысль подсказывает другую. Может, парень злится на нее и нас опять перепутали?

– Вы знакомы с моей сестрой? – спрашиваю я.

– Помоги нам небо! Так вас еще и две?

– Послушайте, – настаиваю я, – в чем дело? Насколько мне известно, я вас впервые вижу, и вы ничего обо мне не знаете.

– Тебе бы хотелось так думать, да?

– Я думаю, что вы либо меня с кем-то спутали, либо просто дурно воспитаны.

– Меня здесь зовут Гремучкой, – говорит он. – Ну как, в памяти ничего не звякнуло?

Действительно, имя звучит знакомо, только пока ни с чем не связывается. Должно быть, провалилось в одну из малых черных дыр у меня в памяти. Но вдруг я вспоминаю:

– Вы друг Тоби!

Хотя что там говорил Тоби?

«С Гремучкой дружить нельзя. Это все равно что завязать дружбу с луной или звездами: сплошные разочарования. Потому что они такие блестящие и так высоко подвешены».

– Нет, не друг, – поправляюсь я, не дав ему высказать очередную гадость. – Тоби говорил, вы не из тех, с кем можно дружить.

Поднимается и опускается бровь, голубые глаза насмешливо блестят.

– Так и сказал? – спрашивает он.

В голосе легчайший намек на угрозу, и я снова начинаю нервничать. Стараюсь не оглядываться, но куда же они все подевались? Хоть хозяин гостиницы должен же где-то быть?

– Я дружу с Джо, – говорю я, заслоняясь его именем, как талисманом, в надежде, что для него оно что-то значит, как и для тех Родственников, что встречались мне в Большом лесу. – Ну, знаете, – добавляю я, помедлив, чтобы припомнить имя, которым называла его Джолена, – с Анимандегом.

– Но сейчас Джо здесь нет, верно?

Я не позволяю себе выказать страх, разве что руки немножко дрожат, но его взгляд прикован к моему лицу, так что рук он, надо думать, не видит.

– Да. Ну, приятно было поболтать, – говорю я ему и начинаю пятиться, но тут он небрежным взмахом руки указывает на скамью напротив себя.

– Но куда же вы? – говорит он. – Не уходите, прошу вас, присядьте. Поделитесь со мной своею мудростью.

– Я вас не понимаю.

– Неужто? Весь Большой лес только о тебе и говорит: девочка-сновидица, в которой горит ярчайший духовный свет. Все убеждены, что твое появление предвещает великие перемены.

Он улыбается, но только глазами. Не нужно уметь читать мысли, чтобы почувствовать серьезную ненависть, которая так и рвется наружу. Мне хочется оказаться подальше, пока он не перешел от слов к делу.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – повторяю я. – Я ничего не знаю.

– Однако так щедро раздаешь советы и перлы премудрости! О, и помощь тоже. Ты ведь и помочь всегда готова, верно? Если тебе это ничего не стоит.

Я осторожно отступаю. Не знаю, за кого он меня принимает – за сестру или за кого-то совсем незнакомого, – но мне не нравится, к чему идет дело. Вовсе не нравится.

– Как, уже уходишь?

Угроза прорывается так явственно, что я замираю на месте.

– Я…

Я толком не знаю, что сказать. Но он не успевает отпустить новую колкость, потому что у меня за спиной раздается голос:

– Лих! Ты ведь не станешь распугивать моих гостей, а?

Я бы обернулась, да боюсь повернуться спиной к этому мистеру Непосредственности.

Гремучка с кислой миной смотрит мне через плечо – ему испортили развлечение. Залпом допивает свой странный синий напиток и встает, высокий и угрожающий.

– Мы с тобой еще встретимся, – сулит он, проскальзывая мимо меня.

Я поворачиваюсь ему вслед и даже подхожу к дверям, чтобы увидеть, как он шагает через двор. Свернув налево, он исчезает за аркой, противоположной той, в которую прошла я. Когда он вступает под тень свода, видна вспышка янтарного света, и его нет как не бывало. Я застываю с открытым ртом. Я-то дивилась, что это за гостиница в самой глуши, и даже ни одной дороги к ней не ведет. Но если из нее можно так запросто телепортироваться, так поставь ее хоть на луне, она не растеряет постоянных обитателей.

Убедившись, что Гремучка не собирается возвращаться, я оборачиваюсь к своему избавителю. Он стоит над покинутым Гремучкой столиком, вытирая тряпкой синие круги. Поднимает голову, когда я подхожу.

– Прошу прощения, – говорит он. – Лиходей не лучшая компания, когда на него находит.

Догадываюсь, что он и есть хозяин гостиницы. На вид он напоминает жизнерадостного пройдоху или каменщика – крупный, почти квадратный, мужчина в белой майке в обтяжку, обрисовывающей все мускулы и представляющей на обозрение мощные руки, сверху донизу покрытые татуировками. Сплошные звери: ящерица, волк, рысь, орел, дракон… Длинные каштановые волосы связаны на затылке в хвостик, бородка клинышком. Но в отличие от Гремучки – вернее сказать, Лиходея, поскольку здешнему хозяину лучше знать, – он так и лучится доброжелательством.

– Мне он сказал, его зовут Гремучка, – говорю я.

– Это скорее не имя, а описание – как если меня назвать трактирщиком. А зовут меня Уильям, кстати сказать. Уильям Кемпер.

Кажется, и Тоби говорил про Гремучку что-то такое. «Это не имя, а звание».

Я называю Уильяму свое имя и прохожу за ним к стойке, где он моет стакан Гремучки в раковине из нержавеющей стали и начинает его протирать. Современная мойка и водопровод меня удивляют, но сейчас на уме более важные вопросы.

– Так что такое этот Гремучка? – спрашиваю я.

Уильям с ухмылкой пожимает плечами:

– Кто его знает. Появился откуда-то довольно давно и сказал только, что зовут его Лиходей Гренн, Гремучая Змея. Кажется, долго дивился, что никто его не узнает.

– А он… опасен?

– Всякий бывает опасен, если доведешь. Впрочем… – Он кивает. – Пожалуй, Лиходей всегда довольно опасен. Заносчивость так и прет из него, и ему явно случалось подраться. Из-за чего он к вам прицепился?

– Сама не знаю.

Он, кажется, думает, что знает меня, и то, что он знает, ему очень не нравится.

– Вы писательница?

Я качаю головой.

– Тогда совсем не понимаю. Выпьете что-нибудь?

– А что у вас можно заказать?

– Все, что обычно пьете, дома то есть.

– Пиво. Или кофе.

– Есть и то, и другое.

– Тогда, пожалуй, кофе.

– Сливки? Сахар?

Услышав, что я предпочитаю черный без сахара, он снимает с полки одну из бутылок, и из нее в толстостенную фарфоровую кружку льется дымящийся ароматный кофе. Он ставит кружку передо мной и усмехается моему обалделому виду.

– Ну что вы? – говорит он. – Это ведь сон. Здесь все по-другому.

Я улыбаюсь:

– Просто еще не привыкла. Пока что только и повидала, что пару кварталов Мабона да Большой лес.

Он кивает:

– А потом впали в уныние и очутились здесь?

– А что, все ваши гости – люди, впавшие в депрессию?

– Да нет, всякие бывают. Видели бы вы, что здесь творится в полнолуние. Но название вроде «Забытых Звездами» привлекает, конечно, прежде всего несчастных и невезучих. По первому разу многие ради названия сюда и наведываются.

– Не то чтобы я так уж унывала, – говорю я, – по крайней мере, когда я здесь. Хотя в Мире Как Он Есть я не очень-то счастлива.

Он молча кивает – универсальный отклик барменов на все случаи жизни. Продолжу я рассказ или буду молча пялиться в свою чашку – ему все равно. Я пробую кофе.

– Замечательно! – хвалю я и добавляю: – А почему вы спросили, не писательница ли я?

– Из-за Лиха. Он их не любит.

– За что?

– Ну… – Уильям с минуту глядит мимо меня, в пространство. – Ребят вроде него я называю ничейными, – говорит он, вернувшись взглядом к моему лицу, и вскидывает руку, останавливая вертящийся у меня на языке вопрос – Понимаете, они в стране снов не свои, и не в ворота сна прошли, как, скажем, вы. Их кто-то выдумал, и жизнь у них ограничена книжной полкой, да и длится только до тех пор, пока в них кто-то верит.

– Эдар, – говорю я, вспоминая разговор с Тоби. – Они пришли из междумирья.

Он с любопытством глядит на меня:

– Вот-вот. Где вы о них слышали?

Я рассказываю ему о Тоби.

– Знаю я его – тот, что зовет себя Буас, да? Думается, эти двое из одной истории. Видел я и других оттуда же, но они теперь почти растворились.

– Так это правда? Они в самом деле истаивают, когда в них перестают верить?

– О да… К слову о несправедливости жизни.

– Все равно не понимаю, из-за чего на меня взъелся ваш Лиходей.

– А это он так старается остаться в памяти, – поясняет Уильям. – Доведет человека до белого каления, так уж тот его не забудет.

Я качаю головой. Чувствую, что дело не только в этом, но не знаю, как объяснить.

– Понятно, я могу и ошибаться, – признает Уильям.

– Я не спорю, – говорю я, – просто, по-моему, тут было что-то личное.

– Я бы не слишком беспокоился на вашем месте. Поверьте, он то и дело творит всякие пакости. Сколько раз уж я грозился его выставить, но… – он пожимает плечами, – наверно, мне его жалко.

– Кажется, у вас хватает свободного времени, – замечаю я, чтобы сменить тему.

– Ну, по большей части мои посетители – ничейный народ, а нынче утром заглянула компания Родичей и вроде как распугала всех. Вы ведь слышали, как на них действует присутствие чистокровок?

Я киваю:

– Думаете, и это правда?

– А какая разница? Ничейные этому верят, вот и разбежались. Хотя да, скорее всего, правда.

– Я думала, знают ли об этом Родственники?

– Трудно сказать, – тянет Уильям. – Вообще-то сомневаюсь. Они больше между собой общаются, а ничейные стараются держаться от них подальше – так кто бы им рассказал?

«Ты бы мог рассказать», – думаю я. Но сегодня мне не хочется больше никого раздражать. Спрошу лучше Джо, когда в следующий раз с ним увижусь.

– А оборотни здесь не бывают? – спрашиваю я.

– Вы хотите сказать, кроме Родственников?

– Ну да…

Не могу поверить, чтобы возненавидевшая меня волчица была из Народа.

– Вообще-то нет, – говорит Уильям. – Сновидцы вроде вас обычно какой облик приняли, пересекая границу, такого и держатся. И с ничейными то же самое – если только тот, кто их выдумал, не дал им способности менять шкуру. Но если они не превращаются у меня на глазах, так откуда мне знать?

– Так что люди-волки к вам не заглядывают?

Он улыбается:

– Псовые частенько бывают – чистой крови то есть.

– А кроме них?

– Вы кого-то ищете?

«Того, кто меня ненавидит», – думаю я, но качаю головой:

– Нет, просто любопытствую.

Он опирается локтями на стойку, наклоняется поближе ко мне.

– Может, и не мое это дело, – шепчет он, – но в последнее время на сей счет лучше не любопытствовать попусту. Объявилась тут банда сновидцев, которые пересекают границу в волчьих шкурах, так они охотятся на единорогов и пьют кровь.

Я чувствую, как округлились у меня глаза и кровь прихлынула к щекам.

– Да-да, – продолжает Уильям. – Сами понимаете, все всполошились. Я слышал, кое-кто из Родственников взялся их выследить, и, если вас примут за одну из их компании, неприятностей не оберешься.

– Я… я не из их компании, – говорю я. – Но, по-моему, я их видела. Они сегодня вечером напали на нас с подружкой.

– А вы проснулись и удрали у них из-под носа?

Я киваю.

– Местные так не могут. Им некуда проснуться, и стая до них добирается. Никто не знает, сколько времени это тянется, но уже довольно давно. Особенно бесятся псовые, потому что, видите ли, эти сновидцы рядятся в их шкуры.

У меня начинает сосать под ложечкой. Что, если Софи права? Если стаю водит моя сестра?

– Мне… наверное, пора, – говорю я. – Сколько я вам должна?

– За счет заведения, – отвечает Уильям и ловит мой взгляд. – Ну и светитесь же вы изнутри.

Я вздыхаю:

– Надо полагать. По крайней мере, я от всех только об этом и слышу.

Он еще минуту удерживает мой взгляд, а потом резко распрямляется.

– Поглядывайте, кто у вас за спиной, – советует он. – Такое сияние, оно вроде маяка.

– Жаль, что оно ни на что не годно, кроме как объявлять: «Привет, вот она я, световая реклама!»

– Польза-то от него есть, – заверяет меня Уильям, – только такими вещами сразу пользоваться не научишься.

«Разница невелика», – думаю я и встаю с табурета.

– Спасибо за кофе и беседу.

– Берегите себя.

Я слабо улыбаюсь:

– И за совет.

– Слушайте, я только хотел…

Я накрываю ладонью его руку, лежащую на стойке.

– И не думала иронизировать, – говорю я ему, – очень благодарна, правда.

Пожимаю ему руку и выхожу из зала. Останавливаюсь во дворе и оглядываюсь по сторонам. Меня не покидает ощущение, что за мной следят. Может, это какой-нибудь Эдар, истаявший до невидимости. Быстро пробегаю по булыжной мостовой к той арке, в какую вошла.

От открывшегося передо мной вида захватывает дух, и я долго стою, озирая бесконечные просторы Большого леса. Если вспомнить, какой высоты там каждое отдельное дерево, огромный лес, раскинувшийся внизу, предстает и вовсе необозримым. Я гляжу на него еще минуту, а потом позволяю себе проснуться.

Софи хорошо знала, что не она создала страну снов. По всей видимости, тот, другой мир существовал вечно, а то и дольше и был известен под самыми разными названиями с тех пор, как появились те, кто умел давать имена.

А вот Мабон, город, раскинувшийся в его снах, был ее собственным.

Хотя теперь уже, может быть, нет. Теперь он не принадлежал ей целиком. Зато начинался он с нее.

Это не было похоже на создание картины. Она не натягивала холст, не накладывала грунтовку и крупные первые мазки, не прорабатывала детали. Да и замысла никакого не было.

Была маленькая девочка, которая после школы просиживала одна в квартире, где жила с отцом с тех давних пор, как мать бросила их. Софи ее почти не помнила. Тогда они были бедны, и денег на краски и книги не хватало, вот она, дожидаясь отца с работы, и развлекалась тем, что рисовала карандашом на старых пакетах и читала книги, стопку которых раз в неделю приносила из библиотеки. Она прибирала дом, готовила обед и делала домашнее задание, но все равно времени на чтение и рисунки оставалось вдоволь. Даже слишком много. Ко вторнику она обычно успевала прочитать пять книг, взятых в субботу утром в библиотеке. И тогда начинала грезить наяву.

Первым появился мистер Честный Малый с его удивительной лавкой, в которой имелись все не написанные еще книги, а в дальних комнатах была устроена художественная галерея, где хранились несозданные шедевры великих художников.

Там, в кожаном кресле, она прочла «Стоика» Эмили Бронте, «Перегрина» Авраама Дэвидсона, пятую песнь байроновского «Чайльд Гарольда» и «Элидор» Алана Гарнера.

Она в одиночестве созерцала полотна, которые написали бы Ватто и Дали, если бы прожили немного дольше. Живопись Уотерхауза и Кольера, гравюры Сарджента, пастели Дега – не виданные никем в Мире Как Он Есть. А она видела их, и не только их, в той маленькой галерее за книжной лавкой.

Лавка с ее богатствами привиделась ей с такой отчетливостью, что время, проведенное в грезах, ничем не отличалось для нее от жизни наяву. А вокруг лавки постепенно возникал город. Сначала появилась улочка, видная из окна, за ней – дом напротив, потом кварталы жилых домов по сторонам улочки. Город рос и ширился, она уже не властвовала над ним безраздельно, его существование питалось и другими мечтателями, поселившимися в нем и дополнившими его собственными представлениями и идеями. Кроме мечтателей в город стекались Эдар из междумирья, существование которых зависело от того, верили ли в них.

Софи ничего этого не замечала. Она выросла, поступила в университет, сама стала художницей и забыла про город, про странную лавчонку, даже про мистера Честного Малого не вспоминала, пока восемь лет йазад сон не вернул ее в знакомые места. Помимо ее воли – сказывалась «кровь эльфов», как сказала бы Джилли. Город без нее обветшал, вылинял и расползался по швам. Его обитатели призраками слонялись по опустевшим улицам и прозябали в покинутых домах.

Но возвращение Софи возродило город.

Оборотной стороной этого дела был Джинкс, вновь объявившийся примерно тогда же. Стоило ей начать «исполнять сны», как говорила Джилли, и все электронные и механические устройства выходили из повиновения и пускались развлекаться на собственный лад – точь-в-точь как бывало с ней в детстве. Софи и не вспоминала об этих детских бедах, пока Джинкс не вернулся.

Впрочем, Джинкс принадлежал Миру Как Он Есть и не преследовал ее в стране снов. Был ли он связан с ее мечтами или с кровью эльфов, но стоило ей шагнуть через границу, и перед ней возникали только те проблемы, которые она создавала сама. Приятно было для разнообразия носить часы, на которые можно положиться, работать с художественными программами на послушном компьютере, включить видеоролик и увидеть именно то, что написано на упаковке, а не первое, что втемяшится в электронную башку ее телевизору.

Джилли, надо сказать, особенно бесилась по этому поводу: как можно, попав в страну снов, где тебе предоставлены такие возможности, проводить время в городе, не слишком отличающемся от Ныофорда, и заниматься самыми обыкновенными делами!

Софи не раз случалось отбиваться от подруги, негодующей на то, что она растрачивает свой дар, целыми вечерами бездельничая на пару с дружком Джэком. «Наверное, – говорила она, – у меня просто бедное воображение».

– Да ты же вся насквозь волшебная: крови эльфов в тебе через край.

– Да ну?

– Ты могла бы вести сказочную жизнь!

– Я так и представляю себе сказочную жизнь: развлекаться на пару с Джэком и не опасаться нападения взбесившегося тостера или телефона.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!

– Наверное, знаю, – соглашалась Софи, – но я не могу измениться.

При этом Джилли обычно бессильно качала головой, демонстративно вздыхала и принималась перебирать наброски и рисунки, которые Софи делала по памяти, возвращаясь из Мабона.

Особенно ее очаровал Джэк – как своим родством с воронами, так и тем, что все приключения, которые Софи случалось все же пережить в стране снов, происходили обычно в его компании. До сего дня ни одна из них так и не знала, был ли он уроженцем страны снов, сновидцем, как Софи, или одним из Эдар, которого извлек из междумирья сочинитель некой истории. Софи не спрашивала, и Джэк тоже молчал, а то, что в лавочке Честного Малого обнаружилась сказка, довольно точно описывавшая историю его семьи, – «Семь воронов» братьев Гримм с иллюстрациями Эрнста Шепарда, разумеется недоступная в Мире Как Он Есть, – еще не означало, что он Эдар.

Но каково бы ни было его происхождение, о стране снов он знал куда больше Софи. Он чувствовал себя в ней уверенно, как местный уроженец или, по крайней мере, старожил. Такое знание входит в плоть и кровь, а не приобретается урывками, как добывала свои сведения Софи.

В тот вечер, встретившись с ним в своей квартирке и первым делом рассказав ему о последних событиях, из-за которых ей казалось, что с их встречи прошлой ночью прошло бог знает сколько времени, она спросила, не сумеет ли он помочь разыскать Джо. Потому что если кто и мог дать совет, так это он.

– Я ни с кем из псовых не знаком, – ответил Джэк, – а спрашивать надо у них.

– У тех, которые из первого звериного народа, так? – спросила Софи. Она никогда не уделяла таким вопросам столько внимания, как Джилли. – Кто может обернуться волком или собакой?

Джэк кивнул:

– Или лисом, или койотом. Говорят, Народ легко умеет найти любого из своего клана – много быстрее, чем кого-нибудь из чужого.

Софи было известно, что Джо в родстве с псовыми. Была в нем и воронья кровь, но не того сорта, что текла в жилах Джэка. Джэк умел сменить облик только в сказочном мире, где они впервые повстречались: эта способность не была у него врожденной, как у Народа.

– Значит, надо найти кого-то из псовых, – сказала она.

– Легко сказать! Никто из Родственников не держит конторы на Главной улице, куда можно было бы позвонить и записаться на прием. Может оказаться, что отыскать родичей Джо не легче, чем его самого, по крайней мере не так быстро, чтобы успеть помочь твоей подружке Джилли.

– Но должен же кто-то из тех, кого мы знаем, быть с ними знаком, – сказала Софи. – Например, Керри.

– Керри?

– Да ты ее знаешь. У нее лавочка на той же улице, что и у Честного Малого…

Она осеклась. Джилли досадовала напрасно. Сколько бы ни отпиралась Софи, ей случалось участвовать в приключениях – хоть и невольно. Чаще всего она нарывалась на них в мире сказок – в той части страны снов, где волшебство проявлялось явственнее, чем в Мабоне. Где водились и гоблины, и домовые, и колдуньи вроде матушки Погоды. Где она познакомилась с Джэком – сперва вороном, потом красавцем парнем, ставшим ее любовником. Но однажды она очутилась в иной стороне – пустынной части мира снов, напоминавшей юго-запад Америки, и долгое время, стоило ей уснуть, те места притягивали ее, не давая попасть в Мабон.

– Что такое? – напомнил о себе Джэк.

– Я знакома с одним койотом, – сказала она. – В тот раз, как я вышла в заднюю дверь магазинчика Честного Малого…

– И пропала на целую вечность!

Она перегнулась через стол, чтобы чмокнуть его в щеку.

– Мне тоже так показалось, и очень мило, что ты так говоришь.

– Ты попала в ловушку того мира.

Софи кивнула:

– Но больше не попадусь. Я уже знаю выход.

– Койотам нельзя доверять.

– То же самое я слышала о воронах.

Джэк вздохнул:

– Даже если ты туда попадешь, как ты собираешься его отыскать?

– Надо надеяться, моя пресловутая волшебная кровь не подведет.

Джэк послал ей долгий взгляд. В его фиалковых глазах стояло изумление. Наконец он склонился к ней.

– Где моя Софи? – спросил он. – Что ты с ней сделала?

Софи не сразу сообразила, о чем он говорит, но затем поняла.

– Знаю, это кажется странным, – сказала она, – но я, похоже, готова поверить, что все это правда. Или хотя бы, что во мне в самом деле есть что-то, заставляющее механизмы сходить с ума и помогающее сделать все это, – она широким жестом охватила не только их квартирку, но и весь город, – настоящим.

Джэк задумчиво покачал головой:

– С чего такая перемена?

– Сама не знаю. Наверно, из-за разговора с Джилли. Ты шокирован?

– Нет. Честно говоря, я счастлив.

Софи с любопытством взглянула на него.

– Почему? – спросила она. – Это разве что-то меняет в наших отношениях?

– Только в том смысле, что тебе будет легче с собой.

Софи с минуту обдумывала его слова и пришла к выводу, что, может, он и прав. В ней все время шла подспудная война: то, во что она верила, боролось с тем, что считала выдумкой. А из-за беды с Джилли, встречи с волками и всех прочргх дел у нее не было времени задуматься. Теперь же, когда выпала тихая минута, она ощутила, что борьба в ней прекратилась. Странное это было чувство, надо признать. Будто привычная тесная футболка вдруг стала слишком свободной.

– Может статься, – продолжал Джэк, – что, вернувшись домой, ты обнаружишь исчезновение Джинкса.

– Ты думаешь, все беды с механикой только оттого, что я не признаю, будто во мне есть что-то вроде эльфийской крови?

– Возможно. В стране снов у тебя все в порядке, и здесь ты гораздо спокойнее миришься с чудесами и волшебством. Неверие прорывается, только когда ты уходишь отсюда. Когда возвращаешься домой.

Софи долго глядела на него.

– В тебя я всегда верила, – сказала она. – Ты ведь знаешь, верно?

Он кивнул.

– Не знаю отчего, – добавила она, – но тут у меня никогда не было сомнений.

Она протянула руку через стол, он накрыл ее своей, и они посидели немного, глядя друг на друга и улыбаясь.

– Я пойду с тобой, – сказал он погодя.

– Я рада.

«Галерея и магазин» мистера Честного Малого располагалась всего в нескольких кварталах от их дома, так что добираться туда пришлось недолго. Лавка уже закрылась, но, заглянув в окно, они увидели хозяина, который устроился за конторкой, с трудом втиснув свою долговязую фигуру Дон Кихота в узкое пространство между кипами журналов, томов и томиков, окружавших его рабочее место. Изучая раскрытую на конторке книгу, он рассеянно посасывал незажженную трубочку.

Услышав стук в окно, мистер Честный Малый встрепенулся так резко, что едва не выронил трубку. Обернувшись, он нацепил на нос очки и широко улыбнулся, узнав поздних гостей. Он осторожно извлек из-за стола свои длинные конечности и направился к двери, чтобы отпереть ее.

– Заходите, заходите, – повторял он. – Чем обязан нежданному удовольствию?

– Нам нужна ваша задняя дверь, – объяснила Софи.

Хозяин ответил ей недоуменным взглядом.

– Вы знаете, – сказала она, – та, что иногда открывается в пустыню.

Только теперь на его лице забрезжило понимание. Софи подивилась такой замедленной реакции, потому что в прошлый раз, когда она исчезла за этой дверью, Джэк едва не свел хозяина с ума, требуя объяснить, что с ней сталось.

– Как вы понимаете, она открывается не только в пустыню, – предостерег мистер Честный Малый.

Софи кивнула:

– Знаю. Как правило, она просто ведет в переулок…

Она замолчала, увидев, что хозяин качает головой.

– С этой дверью, – сказал он, – как и с другими такими же, сложность в том, что они могут открыться в любое место и в любое время.

Софи вздохнула:

– Один из тех случаев, когда «необходимо тщательно сосредоточиться на том, что делаешь»?

– Вот именно, – кивнул хозяин. – Если нет чего-то влекущего вас в определенное место…

– Как в тот раз звук флейты?

– … то вам необходимо очень точно представить, куда вы хотите попасть.

– Представим, – заверила его Софи. – Верно, Джэк?

– Попробуем, – согласился он.

– Я хочу сказать: кровь воронов и кровь эльфов – они не подведут, верно?

Мистер Честный Малый поправил очки и поглядел на нее сквозь круглые стекла.

– Похоже на то, что вы не столько меня, сколько себя уговариваете, – заметил он.

«И почему это все видят меня насквозь?» – задумалась Софи. Вслух же она призналась:

– Может, и себя…

Хозяин задумчиво кивнул.

– Хоть это и не мое дело, – заговорил он, – но не скажете ли, зачем вам так понадобился доступ в пустынный мир?

– Секрета нет, – сказала Софи, – но просто рассказ займет много времени.

– Поставлю чай, – отозвался хозяин лавки. Пока он возился с чайником, Софи с Джэком вернулись в переднюю комнату и расчистили себе место, передвинув часть сложенных стопками новых поступлений.

Софи заулыбалась, пробежав взглядом заглавие верхней книги: «Внутреннее устройство сельскохозяйственных машин» Марты Стюарт. Да, в Мире Как Он Есть эта книга в ближайшее время не появится. Другую кипу венчала «Лиса-пастушка путешествует автостопом» Ким Антье. Эту Софи отложила в сторону, чтобы попросить хозяина оставить ей экземпляр.

Когда Софи закончила рассказ, Джэк налил всем еще по чашке чаю из темного керамического чайника, который Софи запомнила с первого своего визита в эту лавку. Рыжий, как апельсин, кот Доджер, улучив минуту, вспрыгнул к ней на колени и принялся тыкаться лбом в ладонь, требуя, чтобы ему почесали шейку.

– Так вам, значит, сам Джозеф нужен, – заключил мистер Честный Малый, – а не тот койот или еще кто из псовых.

Софи отметила про себя, что не стоит так уж удивляться, если хозяин, оказывается, знаком с Джо. Джо в этом отношении был вроде Джилли, только если у Джилли в знакомых числился каждый третий житель Ньюфорда, то круг друзей и знакомых Джо охватывал большую часть страны снов.

– Вы не можете как-то с ним связаться? – с надеждой спросила она.

– Лично я – нет, – ответил он и, не дав Софи времени разочарованно вздохнуть, добавил: – Но проще всего послать ему весточку через фирму «Скороход и Шмыг».

Софи переглянулась с Джэком.

– «Скороход и Шмыг»? – повторила она. Хозяин остановился, не донеся ложку сахара до чашки, и поглядел на нее поверх очков.

– Курьеры, – пояснил он и назвал адрес, всего в нескольких шагах от его лавки. Потом высыпал сахар в чай и потянулся за молочником. – С прошлого года, как они открылись, в городе их то и дело расхваливают. Странно, неужели вы не слышали?

Софи с Джэком дружно покачали головами.

– Они гарантируют доставку ответа из любой точки страны снов в течение двух дней, – продолжал хозяин, – и обещают в случае опоздания полное возмещение расходов.

При той путанице участков быстрого и замедленного времени, которая охватывала страну снов во всех направлениях, подобная скорость доставки, да еще с гарантией, была достойна изумления.

– Как они умудряются делать это? – спросила Софи.

Хозяин пожал плечами:

– Понятия не имею. А как умудряются феи в своей «Лесной пекарне» выпекать булочки из опилок?

– А они выпекают?

– С помощью магии, – пояснил букинист.

Он размешал сахар, еще раз поправил очки и сделал глоток. Удовлетворенно улыбнувшись, отставил чашку и принялся возиться с трубкой.

– Все всегда сводится к магии, – продолжал он. – Как она работает, нам неизвестно, но мне всегда представлялось, что тайна тут – первое необходимое условие.

– А «Скороход и Шмыг» в это время еще работают? – спросил Джэк.

– Круглосуточная служба, – сообщил мистер Честный Малый. – Меня даже удивляет, как это вы до сих пор ни разу к ним не обращались. Мне чрезвычайно удобно доставлять через них срочные заказы. – Он покосился на опустевшую чашку и вздохнул. – Напрасно я вспомнил про «Лесную пекарню». Сразу аппетит разыгрался. Захотелось сладенького, а последний ореховый кекс я с утра доел.

Софи встряхнулась и встала, ссадив с коленей Доджера и не обращая внимания на недовольный вид изгнанного с теплого местечка кота.

– У нас дома есть сладкие булочки, – сказала она. – Можем вам занести после того, как отправим сообщение.

– С изюмом? – с надеждой спросил Честный Малый.

– Сплошной изюм, – заверила его Софи.

Если Касси и удивилась, второй раз за вечер увидев у себя Венди, то ничем не выдала удивления. Просто улыбнулась и молча провела ее в комнату. Гостиную освещала единственная толстая свеча, а в воздухе пахло кедровой смолой.

– Чем тебя угостить? – спросила Касси.

Венди покачала головой:

– Не хочу доставлять тебе хлопот.

– Чай уже готов.

– Чай – это чудесно.

Касси была в шелковой пижаме, такой ослепительно розовой, что Венди мгновенно забыла, как ей хочется спать, и не сразу вспомнила, зачем она вообще сюда пришла.

С той же улыбкой Касси усадила гостью на диванчик и вышла за второй чашкой травяного чая. Обе чашки отражали свет свечи сине-зеленой глазурью, и Венди почудилось, что она глядит. сквозь морскую воду на какой-то драгоценный камень.

– Приятный аромат, – сказала она, когда Касси налила ей чай.

– Я думала о Джо, – объяснила Касси. – Когда пахнет кедрами, мне всегда кажется, что он где-то рядом.

Венди собиралась спросить почему, но тут же сама припомнила, что вокруг Джо всегда стоял легкий аромат кедровой смолы, а не табака, как можно было ожидать, учитывая, сколько он курит. А вот сигаретами от него никогда не пахло.

– Я вообще-то из-за Джо и пришла, – сказала она.

– Получила от него весточку? – спросила Касси с такой надеждой, что Венди стало жаль ее разочаровывать.

– Нет, – ответила она. – Мне самой надо ему кое-что сообщить, и я надеялась, что ты знаешь как.

– Увы, – покачала головой Касси, – когда он в другом мире, с ним не связаться. А зачем он тебе понадобился?

– Понимаешь, я проезжала мимо реабилитации, – начала Венди, – а Софи была у Джилли, и они спорили…

Она ввела Касси в курс последних событий.

– Тогда становится понятно, чье присутствие я ощутила на чердачке у Джилли, – заметила Касси, Дослушав до конца. – Джилли, но не Джилли. Такая же сила, но много, много темнее.

Венди вспомнилось шутливое предположение, сделанное Джилли.

– Злой двойник, – сказала она.

– Это Джилли сказала?

– Шутя. А вообще-то она грудью встала на защиту сестры, которой не видела… сколько же? Лет двадцать? Не верит, что та могла настолько перемениться. Хотя люди очень меняются. Мне случалось видеть, как такое происходит за одну ночь.

– Мне тоже, – кивнула Касси, – при соответствующих обстоятельствах.

– А про обстоятельства, в которых жила эта ее сестра, мы ничего не знаем.

– Наверно, Джилли просто не хочет верить, – размышляла Касси. – Не так-то легко заподозрить в чем-то плохом родного человека.

Венди покачала головой:

– Не знаю, не знаю… Сколько мы с Джилли знакомы, она все повторяет, что у нее нет родни по крови. Только те, кого она выбрала.

– Это чувство мне тоже знакомо, – сказала Касси.

– Да, я, кажется, единственная в нашем дружеском кругу, кто радуется семейным сборищам. Но мне ведь повезло – у нас в семье все ладят между собой.

Венди допила чай и с удовольствием протянула чашку Касси, предложившей добавки. Она сама не понимала, отчего чай кажется ей таким утешительным напитком. Все они любили чай, правда, Джилли предпочитала искать утешения в кофе, а Софи – в стакане красного бордо.

– А Лу Джилли рассказала? – спросила Касси.

Венди покачала головой:

– Не желает втягивать полицию.

– Лу не такой, как другие копы. Он друг.

– А все равно коп и такой приверженец строгой законности, что ни малейшего отклонения не потерпит. Ему что: арестует сестру Джилли, посадит в тюрьму, а там пусть суд разбирается.

Касси кивнула:

– Да, очень похоже на Лу. Жаль, что Джо нет. Такие дела больше по его части.

– А карты не могут подсказать, где он сейчас?

– Они скажут то, что и так известно: он в мире духов. А насколько удалился вглубь страны – гадайте сами. Я и не представляю, где его искать.

Венди с любопытством уставилась на нее:

– А ты тоже можешь перейти границу?

Касси кивнула:

– Хотя я чаще хожу вместе с Джо. Напрочь теряю там чувство направления и, если меня оставить без присмотра, ни за что не найду дороги назад.

– Но переходишь ты на самом деле. Не во сне, как Софи с Джилли?

– Я жалею, что не могу переходить во сне, – заметила Касси. – Тогда хоть могла бы проснуться, если заплутаю.

Венди вздохнула и откинулась на мягкую спинку дивана.

– Что с тобой? – забеспокоилась Касси.

– Ничего. Просто устала.

Касси молча смотрела на нее.

– У меня какое-то глупое чувство, – добавила Венди.

– В отношении чего?

– Не знаю… Этот духовный мир. Все эти странствия в сновидениях. Я в общем-то не задумывалась, когда Софи… и даже Джилли – уходили туда. Что есть, то есть. А сегодня… меня немножко встряхнуло, когда оказалось, что они теперь будут бродить по стране снов вдвоем, без меня. Мы всегда все делали вместе. Ну, не все, но ты понимаешь, о чем я.

Касси кивнула:

– Все важное.

– Точно. А страну снов я никогда не смогу с ними разделить, и мне страшно подумать… ну, понимаешь, что я буду все больше и больше от них отдаляться. – Она тряхнула головой. – Я же сказала: глупое чувство. Я ведь давно знаю, что Софи это умеет, а Джилли всегда хотелось научиться, так что мне бы за нее радоваться, да? Я и радуюсь. А все-таки мне кажется, будто меня не взяли в игру, и мне чуточку обидно.

– Это не глупо, – сказала Касси.

– Пускай не глупо. От этого не легче. И противно чувствовать себя завистницей.

– Обязательно скажи им, что у тебя на душе, – сказала Касси.

– И что изменится?

– Не знаю. И ты не узнаешь, пока им неизвестно, каково тебе сейчас.

– Я не хочу, чтобы они оставались из-за меня, – сказала Венди.

– А пойти вместе с ними хочешь?

Венди кивнула:

– Только ничего не выйдет, потому что во мне нет такого яркого сияния, как в Джилли и Софи. – Она вдруг наклонилась вперед и впилась взглядом в лицо Касси. – Ведь нет, правда?

– Насколько я могу видеть, нет.

Венди снова обмякла.

– Значит, безнадежно.

– Ничего подобного, – возразила Касси. – Во мне тоже нет никакого света. И я не в родстве с Народом, как Джо. А границу перехожу.

– А меня можешь научить?

Касси кивнула:

– Могу взять тебя с собой, но научишься ли ты переходить сама, зависит только от тебя.

– Значит, все-таки надо иметь в себе что-то особенное…

– Не совсем так. Но тебе в самом деле придется научиться особым образом видеть мир: смотреть на него вскользь и замечать места, где граница тоньше и позволяет проскочить на ту сторону. Так мы и делаем, – пояснила она, предупредив вопрос Венди, – те, у кого в крови нет никакой магии.

– А сейчас можно попробовать?

Касси рассмеялась:

– Вряд ли. Мы обе устали, и у нас еще остались кое-какие дела.

– Помочь Джилли, – озвучила Венди. – И найти Джо.

Касси кивнула:

– И было бы неплохо, если бы именно Джо показал тебе, как надо переходить.

– Ты же сказала, что можешь сама.

– Могу и покажу, если понадобится. Но Джо лучше сумел бы присмотреть за тобой на другой стороне. И подготовить тебя.

– К чему подготовить?

– Мир духов – очень странное место, – пояснила Касси. – Время там идет по-своему, и проще простого затеряться в других временах. Знаешь, как в старых сказках: с той стороны возвращаешься безумцем или поэтом.

– По-моему, там речь шла о волшебном царстве?

– Другое название для той же страны снов.

– А я и так уже поэт, – сказала Венди.

Касси усмехнулась:

– Что верно, то верно. – Допив чай, она встала. – Думаю, тебе лучше переночевать у меня. Постелю тебе на диване.

– Опять тебе со мной хлопоты.

– Никаких хлопот. Мне даже веселее будет.

– А как насчет того, чтобы связаться с Джо?

Касси пожала плечами:

– Я же сказала: представления не имею. Попробую обычный способ, которым зову его вернуться из страны снов: буду что есть силы думать о нем, засыпая.

– И помогает?

– Вроде бы да. В прошлом он всегда после этого появлялся через день-другой.

– Не знаю, есть ли у нас день-другой.

– Давай будем беспокоиться об этом утром, когда немножко выспимся. А сейчас я достану белье и подушку.

Венди отнесла чашки и чайничек на кухню. Когда Касси вернулась, они вместе сняли с дивана валики и постелили постель.

– Попробую и я о нем думать, – сказала Венди.

Касси улыбнулась:

– Будем надеяться, что он не заткнул уши.

Проснувшись на следующее утро, я все еще не знаю, что делать. По дороге на работу заходит Венди и рассказывает, что Касси послала Джо весточку, но скоро ли он получит ее в глубине страны снов, никому не ведомо. Она не задерживается у меня.

– На этой неделе мне больше нельзя опаздывать, – говорит она убегая.

Только после ее ухода я вспоминаю, что в ней было что-то необычное: какая-то неуловимая замкнутость, словно говорит издалека. Теперь слишком поздно. Мне не выбраться из кровати, чтобы догнать ее и расспросить, в чем дело. Думаю, не обидела ли ее чем-нибудь ненароком, но ничего не могу вспомнить. Если и было что-нибудь, то, верно, кануло в одну из черных дыр.

Следующей появляется Софи и рассказывает о новой курьерской службе, которая завелась в Мабоне. Ее рассказ вызывает у меня улыбку. Мне нравится воображать, как крошечные эльфы в форме курьеров-мотоциклистов шныряют по стране снов в поисках адресатов. Но Софи снова уговаривает меня не дожидаться Джо и рассказать обо всем Лу, пока не случилось чего-нибудь похуже.

– Те волчицы готовы были нас убить, – говорит она.

– Мы же не знаем, моя ли сестра их водит, – говорю я, но без большой убежденности. Я почти уверена, что это была она, и Софи не обманешь. – А кроме того, что мы расскажем Лу? «Знаешь, нам снился один и тот же сон, и там на нас напали волки… Как же мы спаслись? А проснулись!»

– А если они проберутся на эту сторону? – спрашивает Софи и попадает прямо в больное место.

Как раз этого я и боюсь.

– Может, они не сумеют, – говорю я, но убедить не удается даже себя, не то что Софи.

– Кто-то разнес твою студию, – напоминает она. – Не во сне, а здесь и сейчас.

– Но ты же говорила, картины вспарывали ножом. Очень острым ножом. А не волчьим зубом и когтем.

Софи кивает:

– Ну а если она к тебе явится с тем ножом? Отсюда ты не сбежишь, проснувшись.

Я знаю. Сломанная Девочка ни на что не способна.

– Ладно, – говорю я. Медленно. Неохотно. – Только не говори ему, что это наверняка она, Просто, что может быть.

– Про сны ему все равно рассказывать нельзя, – соглашается Софи. – Но я могу порассуждать о том, как она возненавидела тебя за тот давний побег.

– Как же было не возненавидеть?

Софи вздыхает:

– Может, ты и права. Зато если мы ошиблись… то есть, если Лу сумеет ее найти, а это не она, ты хоть получишь возможность с ней поговорить.

– Тут-то она и полюбит меня от всей души в благодарность за то, что я напустила на нее полицию!

– Да, будет непросто, – соглашается Софи.

– Просто ничего не бывает.

– По крайней мере, ты сможешь объясниться.

Я вспоминаю взгляд волчьих глаз.

– С чего ты взяла, что она станет меня слушать? – спрашиваю я.

И Софи нечего ответить.

Она уходит, а я не хочу больше об этом думать. Начинаются процедуры, упражнения, и я стараюсь сосредоточиться на них, чтобы выбить из головы мысли о сестре, волчицах и вообще о стране снов. К обеду ко мне заходит Анжела и заменяет сиделку, которая меня кормит. Анжела ничего не знает о жутковатых чудесах, которые прокрались в мою жизнь, – и говорить с ней на такие темы не стоит. Анжела слишком занята делами этого мира, так что у нее не остается времени даже задуматься, что происходит на его окраинах. Зато с ней легко придерживаться безопасных тем.

Но она тоже уходит, а я остаюсь отдыхать и думать. Гляжу в потолок и вижу тех волчиц. Поворачиваю голову к стене, а оттуда смотрит на меня сестра, и в ее глазах обвинение. Закрываю глаза и тут же встряхиваюсь, почувствовав приближение дремоты. Наконец появляется санитар, чтобы отвезти меня на очередную процедуру, и на несколько минут я могу забыться.

Странное дело. Забываю то, чего не хочу забывать, а то, что хочу забыть, остается со мной, обволакивает меня слоями, как луковицу, так что я порой задыхаюсь под ними. А потом появляется совершенно неожиданный посетитель, и моя жизнь обрастает новым слоем сложностей.

– Смотрите-ка, кто пришел! – восклицаю я, когда в палату входит Дэниель.

Я только что закончила серию интенсивных упражнений, и мышцы все еще натужно ноют – те мышцы, которые я ощущаю. Целую минуту я не могу разобрать, что в нем такого необычного, но наконец замечаю: он не в больничной униформе. Линялые джинсы, старая гавайка и сандалеты вместо бледно-зеленого халата и тапочек на мягкой подошве, в которых я видела его до сих пор.

Он улыбается, заметив подаренную им брошку у меня на подушке, и в комнате чуточку светлеет.

– Как дела, Джилли? – спрашивает он.

– Лучше, – сообщаю я и, не дав ему перейти к привычным расспросам о ходе лечения, добавляю: – И хуже тоже.

Он переставляет стул поближе к изголовью, и мы немножко болтаем о старых пациентах, лежавших в одно время со мной, и тому подобных делах.

– Может, тебе это покажется неприличным, – вдруг говорит он, – потому что ты лежала в моем отделении и все такое, но я хотел спросить, не согласилась бы ты как-нибудь погулять со мной?

Надо же! Похоже, Софи была права насчет его. Хотя он такой красивый и славный, что тут наверняка что-то не так.

Он сидит, ждет ответа, а я не знаю, что сказать.

– Почему ты стал медбратом? – спрашиваю я. Он словно не слышит, долго тянет с ответом.

– Извини, – говорю я. – Сую нос не в свое дело, да? А ты ведь просто пригласил меня прогуляться.

– Да нет, все в порядке, – говорит он. – Просто ты застала меня врасплох, а я давно уже об этом не задумывался. – Он медлит еще несколько мгновений, прежде чем продолжить: – Мой папа умирал от рака – я еще мальчишкой был. Каждый день заходил к нему в больницу после школы, и, понимаешь, почему-то мне запомнилось, как сиделки и санитары заботились обо всех этих умирающих людях. Когда папа умер, я уже знал, чего хочу, – заботиться о других. Помогать, когда люди попадают в это страшное место и ничего не могут сделать сами, потому что собственное тело им изменяет.

– А почему не стал врачом?

– Никого не хочу обидеть, но врач – это не то. Понятно, они делают операции, назначают лечение и все такое, но на передовой двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю не они, а мы. Когда какого-нибудь несчастного малыша выворачивает наизнанку, не врач перестилает постель, уговаривает его, что стыдиться нечего, помогает почувствовать себя нормальным. Это мы уговариваем его, что он ничего дурного не натворил, просто болезнь завладела его телом, а он тут ни при чем. Мы всегда с ними, со всеми больными, все время.

Я смотрю на него, и в голове одна-единственная мысль: «Ничего себе! Настолько хорош, что даже не верится!»

– Ты не гей? – спрашиваю я.

Он хмурится:

– Почему? Оттого что стал медбратом?

Я качаю головой:

– Нет. Я знаю, что нельзя обобщать, но до сих пор все одинокие умные красавчики, какие мне попадались, оказывались геями.

– По-твоему, я умный красавчик?

– Вообще-то да. У вас что, зеркала в сестринской нет?

Он краснеет, но я вижу, что ему приятно. Откашливается.

– Так как же насчет свидания?

– Ты на меня посмотри, – говорю я. – Я не на жалость напрашиваюсь, так что не надо лекций о бодрости духа, но давай смотреть правде в глаза. В ближайшее время мне по городу не гулять.

– Я имел в виду что-нибудь, что тебе по силам, – смущается он. – Можно посмотреть кино в холле или поужинать в кафетерии… что-то в этом роде.

Под моим взглядом он окончательно сбивается и с трудом выговаривает:

– Так как?

– Я думала, таких, как ты, уже не делают, – говорю я.

Мне видно, что из-под воротничка на его лицо накатывает новая волна краски, но он не обращает на это внимания и спокойно ухмыляется.

– Но было бы неплохо, – говорит он, – верно?

Я киваю, хотя в последнее время уже ни в чем не уверена.

Как раз сейчас его интерес ко мне очень осложняет дело. Речь даже не о Сломанной Девочке – поскольку его это, кажется, не смущает. Но что будет, когда он столкнется с Девочкой-Луковкой, которая прячется внутри? Когда разберется, что творится у меня в голове? Провалы в памяти, сложности с интимной близостью и – вершина всего – странствия в страну снов! С виду он славный, нормальный парень. Умный красавчик, я не соврала. Доброе сердце, заботится о людях. Чего еще желать девице?

Но сколько времени ему понадобится, чтобы броситься наутек, заглянув на минутку ко мне в голову? О таких вещах мы с ним ни разу не заговаривали.

Так к чему оттягивать неизбежное? Покончим с ним сразу.

– Ты в волшебство веришь? – спрашиваю я.

Он улыбается во весь рот:

– Ты хочешь спросить, знаю ли я, что ты в него веришь?

Я хлопаю глазами:

– М-да. И это тоже.

– Я тебе признаюсь, – говорит он. – Я уже знал, кто ты такая, еще до того, как ты попала в мою палату.

– Знал?

Он кивает:

– У меня даже одна твоя картина есть – «Желтый мальчик» – та, где эльф-одуванчик облокотился на ржавое автомобильное крыло.

– Так это ты ее купил? Альбина потеряла копию чека, и мы не знали, к кому она попала!

– Альбина?

– Альбина Спрех. Хозяйка галереи «Зеленый Человек», где была наша выставка.

– А, да, теперь вспоминаю. Я просто не знал, как ее зовут.

Мы смотрим друг на друга, и он снова откашливается.

– Так вот, к вопросу о том, верю ли я в волшебство, эльфов и тому подобное… скажем так: я в них не не верю.

– Звучит слишком сложно?

– Но ты ведь меня поняла.

Я киваю. Сама через такое прошла: хотелось поверить – так отчаянно хотелось – и не верилось, пока дальний мир не выложил передо мной наглядные доказательства своего существования. Я умела воображать волшебных существ, но прошло много времени, прежде чем научилась их видеть.

– Мне представляется, – продолжает он, – что в мире есть больше того, что мы умеем видеть. По крайней мере, должно быть. Но беда в том, что я никогда такого не испытывал. Наверное, слишком поглощен миром, который все согласились считать настоящим.

– Я не соглашалась.

Он кивает:

– Знаю. Потому-то меня сразу привлекли твои работы. Я читал твое интервью – давным-давно, в «Кроуси ревью», – ты как будто для меня говорила. Та идея, что целый мир существует на окраине нашего сознания, на окраине мира, в который нас учили верить…

– А ты когда-нибудь пробовал отыскать магию?

Он улыбается:

– Все время ищу. Но у меня такое чувство, что на нее или случайно наткнешься, или она сама тебя найдет.

– Хорошо сказано, – соглашаюсь я.

– Только это значит, что надо все время оставаться для нее открытым, а это нелегко. Твои картины помогают.

– Правда?

– Еще как! – говорит он с воодушевлением, от которого у меня теплеет на сердце. – Когда я смотрю на твои картины, мне снова все кажется возможным.

И тут меня пронзает сожаление. Впервые с тех пор, как мне рассказали, что сталось с моей студией. Нет больше тех картин и никогда не будет. Я и не думала, что они так много значат для кого-то, кроме меня. То есть, если черные дыры не расширятся и не поглотят их, я их никогда не забуду. Но то, что он мне сейчас сказал, – ведь эта одна из двух причин, ради которых я их писала.

– Я что-то не то сказал? – спохватывается Дэниель.

Я качаю головой, но не могу справиться со слезами, переполняющими глаза.

– Сказал, – настаивает он, – я же вижу. Слишком много я болтаю, вот что. Ты, наверное, теперь считаешь меня каким-нибудь чокнутым фанатом…

Я пробую левой рукой достать салфетку, но мне не дотянуться. Рука еще не действует как следует. Дэниель тут же превращается в заботливую сиделку, достает мне салфетку, вытирает глаза, всем видом внушая при этом, будто ничего такого тут нет, обычное дело, я бы и сама могла, просто ему приятно обо мне позаботиться. Не знаю уж, как ему это удается, – у других не получилось бы, ручаюсь.

– Нет, – говорю я, справившись наконец с голосом. – Совсем не то. Просто я вдруг вспомнила пропавшие картины, вот и все.

– Какие картины?

Я осознаю, я ему не говорила. Мои друзья знают, но мы с ними об этом молчим, а остальным я вовсе не рассказывала. А теперь рассказываю, и лицо у него делается до того несчастное, что мне хочется его утешить, но Сломанная Девочка только и способна, что лежать и разговаривать.

– Все в порядке, – говорю я ему. – То есть, конечно, не в порядке, но я справлюсь. Придется справиться.

– Кто способен на такое? – говорит он. «Сестра, если ненавидит тебя достаточно сильно», – думаю я, но не хочу касаться этой темы.

– Кто знает? – отзываюсь я.

– А полиция что-нибудь обнаружила?

Я качаю головой:

– Никаких следов.

Забавно. Он умудрялся словно не замечать моего состояния, а тут его в самом деле пробрало, и держится он неловко. Сломанную Девочку он не жалел, а вот из-за картин чувствует что-то очень похожее на жалость, понимая, что мне, может быть, никогда не написать новых, – и теперь не знает, как со мной держаться.

– Я согласна на свидание, – говорю я ему, потому что мне хочется сменить тему и познакомиться с ним получше тоже хочется. Никаких надежд – какие уж надежды у Сломанной Девочки, – но и совсем отказаться не могу. Хочется исследовать все имеющиеся у нас потенциальные возможности, хотя я заранее знаю, чем все закончится. И почему я не встретила его месяц назад? – Когда у тебя ближайший свободный вечер? – спрашиваю я. – У меня-то в последнее время расписание довольно свободное. Могу сходить в кино.

Я шучу, и он принимает шутку. Справляется с потрясением из-за потерянных картин и улыбается мне. Вот и молодец. Что мне сейчас совершенно ни к чему, так это новая порция жалости.

– Как насчет завтрашнего вечера? – спрашивает он.

– Отлично.

– Что ты предпочитаешь посмотреть?

– Что-нибудь легкое и глупое, – говорю я.

После его ухода я лежу и смотрю в потолок. Но на сей раз я не пересчитываю пятнышки на потолочных плитках. Оказывается, я с нетерпением жду завтрашнего вечера и чувствую себя странно, потому что уже много дней ничего не ждала. Жаль, что мне нельзя поднять трубку и позвонить Софи или Венди, но даже неспособность дотянуться до телефона не портит мне настроения.

Зато это удается Лу.

– Рэйлин Картер, – говорит он, расспросив, как я себя чувствую, и устроившись на стуле, недавно покинутом Дэниелем. – Оказывается, твоя сестра числится в картотеке.

– И большой на нее спрос? – спрашиваю я.

– Ха-ха. Я навел справки и нашел досье, заведенное после судимости в Лос-Анджелесе. Признала себя виновной в домогательстве и получила шесть месяцев. В восемьдесят первом. С тех пор за ней ничего не числится, во всяком случае на бумаге.

– Как это понимать?

– У меня в лос-анджелесской полиции есть приятель – помнишь Бобби Канзаса? Мы еще прозвали его Оз.

Я киваю. Он много лет патрулировал Нижний Кроуси.

– Молодой, рыжий…

– Уже не такой молодой, – говорит Лу, – и волос осталось не так уж много, но тот самый.

– А как он попал в Лос-Анджелес? Я думала, его перевели куда-то на окраину.

– Правильно думала. Но он перебрался на запад. Надеялся пробиться на экран… – Лу качает головой. – А теперь снова коп, и единственное, что связывает его с кинобизнесом, – это дежурство на презентациях в свободное от службы время.

– Интересно, не сталкивались ли они с Джорди?

Лу с минуту рассматривает меня, потом отметает последнее замечание как не имеющее отношения к делу и продолжает:

– Так вот, я попросил Оза копнуть чуть глубже. Он обнаружил ту же судимость, которую мне выдал компьютер, и заодно кое-что еще. Оказывается, она всплывала в связи с процессом некой порноактрисы по имени Рози Миллер, которая в девяносто пятом порезала несколько человек на съемках. В невменяемом состоянии.

– Порнография? – повторяю я, и сердце у меня сжимается.

Лу кивает:

– Твоя сестра сама не снималась, но эта Миллер ее лучшая подруга, и она, несомненно, присутствовала в павильоне. Миллер получила срок – отсидела шесть лет с обычной скидкой за хорошее поведение, – но твоя сестра осталась чистенькой. Во всяком случае, не попадалась. Еще раньше, в девяносто четвертом, она мелькает как свидетельница по делу о стрельбе в копировальном ателье. Она еще работала там, когда посадили Миллер, а в качестве дополнительного заработка составляла компьютерные программы и продавала их через Интернет. Ничего особенного, обычные вспомогательные программки.

Лу переворачивает страничку стянутого пружинкой блокнота. Потом поднимает голову и упирается в меня взглядом сурового полицейского.

– Вот фотография из ее досье. Восемьдесят первый год, – говорит он, протягивая мне карточку. – Очень напоминает тебя в том же возрасте.

Я киваю. Прямо как близнецы.

– Странно, – замечает Лу, – как это у вас оказались разные фамилии.

– Я свою изменила, – отвечаю я и, видя, как он щурится, добавляю: – Законным образом.

– Анжела позаботилась?

– Нельзя ли оставить далекое прошлое в покое? – говорю я. – Пожалуйста. Я хочу сказать, какое оно имеет отношение к тому, что происходит сейчас?

Ему, конечно, есть что сказать на сей счет, однако он неохотно кивает. Знаю, что его точит: все та же старая история – Анжела пренебрегает теми самыми законами, которые ему полагается защищать. Поэтому они и разбежались, и не думаю, чтоб он до конца простил ее. И себя – за то, что разрешил ей уйти. Учитывая полную несовместимость этой парочки, странно видеть, что они столько лет не могут успокоиться.

– А нет ли у нее машины? – спрашиваю я.

Лу кивает и заглядывает в блокнот.

– Шестьдесят восьмой «кадиллак» с откидным верхом, калифорнийский номер.

– Там не сказано, какого он цвета?

Он бросает на меня пристальный взгляд:

– Розового.

«Та самая машина, которую Софи видела у моего дома, – думаю я. – Та, которую, по словам Венди, выдали карты Касси. Значит, действительно, за всем этим – моя сестра». Лу улавливает что-то в моем взгляде, но истолковывает неправильно.

– Ты помнишь что-нибудь о том, как тебя сбили? – спрашивает он. – Судя по показаниям свидетелей и данным экспертизы, тебя сбила синяя «тойота камри».

Я качаю головой:

– Все, что помнила, уже рассказала.

Он настойчиво изучает мое лицо и постукивает пальцем по страничке блокнота.

– Ты что-то скрываешь, – утверждает он.

– Ничего существенного, – уверяю я его. – Сны и предчувствия.

Он чувствует, что я не обманываю, а поскольку от таких разговоров ему становится неуютно, то он не настаивает на подробностях.

– Ты ведь понимаешь, что я хочу тебе помочь, Джилли?

– Конечно понимаю, – говорю я.

– Если бы ты могла мне еще что-то рассказать об этой своей сестре…

– Лу! Я ее тридцать лет не видела.

– Но Софи говорит, она могла затаить на тебя зло.

– Я ничего не знаю наверное, – отвечаю я. – Я оставила ее в адской дыре, в которой сама росла, так что все может быть. Даже вполне вероятно. Но по-моему, мы хватаемся за самое легкое объяснение. То есть, если это она, зачем ей было ждать тридцать лет?

– Время вытворяет с людьми странные вещи, – говорит Лу. – Некоторым позволяет забыть. А в других только растравляет старые раны и обиды.

Я не спрашиваю, откуда ему знать. Я видела их с Анжелой в одной комнате.

– Мы пока не сумели узнать адрес твоей сестры, – продолжает он, помолчав. – Зашли в тупик. В феврале этого года она выехала из квартиры в Лос-Анджелесе, как раз когда Миллер вышла из тюрьмы, и, насколько известно Озу, никто о ней с тех пор не слышал. – Немного выждав, он спрашивает: – Ты думаешь, они добрались сюда?

– Сюда или в Тисон, – отвечаю я и нехотя выдаю ему последние сведения: – Софи говорит, на моей улице не так давно ей попадался розовый «кадиллак».

Лу выдерживает долгую паузу. Потом наконец кивает.

– Подам машину в розыск, – говорит он и встает.

– Лу?

Он останавливается в дверях и вопросительно смотрит на меня.

«Не будь к ней жесток», – хочется сказать мне. Судя по тому немногому, что я от него услышала, ее жизнь после того, как она выбралась из домашнего ада, стала еще хуже. Я не хочу причинять ей новую боль.

Но если это она, если она виновата… нельзя позволять ей вредить другим.

Всего этого я не умею ему сказать.

– Спасибо, – только и говорю я.

Он кивает и уходит.

А я снова гляжу в потолок. Прямо девочка-раскидайчик. Вверх-вниз… Приходит Дэниель – все чудесно, я преисполнена надежд. Является Лу…

Я вспоминаю слова Джо, сказанные, как теперь кажется, уже много лет назад: надо разобраться со старой раной, и только тогда кто-то сможет помочь мне залечить новые. Вот напустить полицию на младшую сестренку – утяжелит это груз на моих плечах или облегчит?

Хочется скрыться от всего этого, но даже в мире-соборе возникли сложности. Мерзкий Гремучка, сестра в роли злобной волчицы и сбежавший от меня в отчаянии Тоби – вряд ли страна снов принесет мне большое облегчение.

«Да и заслуживаю ли я облегчения?» – спрашиваю я себя. Сейчас можно подумать на свободе: рядом нет Софи и Венди, уговаривающих меня, будто случившееся с Рэйлин – не моя вина.

«Мне нужно чудо, – думаю я. – Или те волшебные прутики, которые так стремился заполучить Тоби…»

Я снова слышу его голос, рассказывающий мне о магии, воплощенной в тех веточках: «Чем они тебе нужнее, тем труднее до них добраться».

Но трудно – не значит невозможно. Это просто значит, что придется потрудиться. Чего я никогда не позволяла себе, так это отступать, когда становится тяжело.

И я закрываю глаза и представляю себе исполинское дерево, ту ветку, на которой прервала свое восхождение, и, уже в дремоте, гадаю, куда меня занесет.

Но сейчас это не так уж важно. Куда бы меня ни забросило, главное, в стране снов я могу двигаться и сама позаботиться о себе.

Оставив Сломанную Девочку за спиной, словно ее никогда и не было.

Если бы все остальное в моей жизни было так же просто наладить.

Вернувшись с позднего обеда, Венди обнаружила на автоответчике сообщение от Анжелы.

«Привет, Венди, – начиналось оно, – Джилли просила тебе позвонить. Она спрашивает, не беспокоит ли тебя что-нибудь и не она ли случайно тому причиной. Она была бы рада, если бы ты после работы смогла к ней зайти поговорить».

После паузы Анжела продолжала: «Тебя и вправду что-то беспокоит? Ты знаешь, что я всегда готова выслушать. И говорю это как твоя подруга, а не как социальный работник. – Новая пауза. – А с Джилли поговори, если получится».

Как часто случается, голос Анжелы, записанный аппаратом, звучал иначе, чем в обычной жизни. Сохранял теплоту, но фразы становились резаными и слышался намек на неудобство, которое испытывает человек, обращаясь к машине, а не к живому собеседнику. Впрочем, смысл сообщения от этого не менялся. Джилли почувствовала, что между ними что-то встало.

Что ж, как она могла не почувствовать, когда они, все трое, так близки?

Венди, вздохнув, стерла запись. Она помнила совет Касси обсудить все с Софи и Джилли, но что толку?

– Разговорами тут не поможешь, – сказала она, обращаясь к молчащему телефону.

Единственный способ – встретиться с ними в стране Никогда, где летают пропавшие мальчики, а ее тезка ждет их домой.

«Только я бы не стала сидеть дома, – думала Венди. – Еще чего! Я бы отправилась на поиски приключений. Пусть мальчишки для разнообразия приберут дом и приготовят ужин. А я вручу Питеру Пэну метелку для пыли, брошу на пол передник и – только меня и видели».

И не оглянется даже!

Она поморгала и обвела глазами свой кабинет.

«Не то ли чувствовала и Джилли? – задумалась она. – Непередаваемое чувство полной свободы, нахлынувшее на нее на один волшебный миг, не оно ли манило Джилли в сказочную страну снов?»

Она придвинула к себе пачку невычитанных гранок и, кусая синий карандаш, постаралась сосредоточиться на работе, но мысли все возвращались к пережитому чувству. На одно мгновение сердце ее охватило все и всех, вырвавшись из телесной оболочки. Может быть, так ощущается богоявление, хотя после него Венди только сочувствовала Джилли и поняла, почему, дай ей хоть полшанса, та навсегда скроется в стране снов.

«Если там вот так себя чувствуешь, – думала Венди, – то ничего удивительного, что можно все время туда стремиться и не думать о возвращении».

Она попробовала последовать наставлениям Кас-си – поглядеть на мир вскользь и высмотреть в нем истончившуюся границу, – но добилась только того, что стала пропускать опечатки, и страницу пришлось перечитывать заново.