"Женщины" - читать интересную книгу автора (Буковски Чарльз)

8

Я вернулся, несколько раз трахнул Лидию, подрался с ней и одним поздним утром вылетел из международного аэропорта Лос-Анжелеса на чтения в Арканзасе. Довольно повезло – весь ряд достался мне одному. Командир представился, если я правильно расслышал, как Капитан Пьянчуга. Когда мимо проходила стюардесса, я заказал выпить.

Я был уверен, что знаю одну из стюардесс. Она жила на Лонг-Биче, прочла несколько моих книжек, написала мне письмо, приложив свое фото и номер телефона. Я узнал ее по фотографии. Мне так никогда и не довелось с нею встретиться, но я звонил ей несколько раз, и одной пьяной ночью мы орали друг на друга по телефону.

Она стояла прямо, пытаясь не замечать, как я вылупился на ее зад, ляжки и груди.

Мы пообедали, посмотрели «Игру Недели», послеобеденное винище жгло глотку, и я заказал пару «Кровавых Мэри».

Когда мы добрались до Арканзаса, я пересел на маленькую двухмоторную дрянь. Стоило пропеллерам завертеться, как крылья задрожали и затряслись. Похоже было, что они вот-вот отвалятся. Мы оторвались от земли, и стюардесса спросила, не хочет ли кто выпить. К тому времени выпить надо было уже всем. Она спотыкалась и колыхалась в проходе, продавая напитки. Потом объявила, громко:

– ДОПИВАЙТЕ! СЕЙЧАС ПРИЗЕМЛИМСЯ!

Мы допили и приземлились. Через пятнадцать минут мы снова поднялись в воздух. Стюардесса спросила, не хочет ли кто выпить. К тому времени выпить надо было уже всем. Потом она объявила, громко:

– ДОПИВАЙТЕ! СЕЙЧАС ПРИЗЕМЛИМСЯ!

Меня встречали профессор Питер Джеймс и его жена Сельма. Сельма походила на кинозвездочку, только в ней было больше класса.

– Ты здорово выглядишь, – сказал Пит.

– Это твоя жена здорово выглядит.

– У тебя есть два часа до выступления.

Пит привез меня к ним. У них был двухэтажный дом с комнатой для гостей на нижнем уровне. Мне показали мою спальню, внизу.

– Есть хочешь? – спросил Пит.

– Нет, меня блевать тянет.

Мы поднялись наверх.

За сценой, незадолго до начала, Питер наполнил графин для воды водкой с апельсиновым соком.

– Чтениями заправляет одна старушка. У нее бы в трусиках все скисло, если б она узнала, что ты пьющий. Она неплохая старушенция, но до сих пор считает, что поэзия – это про закаты и голубок в полете.

Я вышел и стал читать. Аншлаг. Удача моя держалась. Они походили на любую другую публику: не знали, как относиться к некоторым хорошим стихам, а во время других смеялись не там, где нужно. Я продолжал читать и подливал себе из графина.

– Что это вы пьете?

– Это, – ответил я, – апельсиновый сок пополам с жизнью.

– У вас есть подруга?

– Я девственник.

– Почему вы захотели стать писателем?

– Следующий вопрос, пожалуйста.

Я почитал им еще немного. Рассказал, что прилетел сюда с Капитаном Пьянчугой и посмотрел «Игру Недели». Рассказал, что когда я в хорошей духовной форме, то могу съесть всё с одной тарелки и сразу же после этого вымыть ее. Почитал еще немного стихов. Я читал, пока графин не опустел. Тогда я сказал, что чтения закончились. Последовало немного раздачи автографов, и мы отправились на пьянку к Питу домой…

Я исполнил свой индейский танец, свой танец живота и свой танец «Не-Можешь-Срать-Не-Мучай-Жопу». Тяжело пить, когда танцуешь. И тяжело танцевать, когда пьешь. Питер знал, что делал. Он выстроил кушетки и стулья так, чтобы отделить танцующих от пьющих. Каждый мог заниматься своим делом, не беспокоя остальных.

Подошел Пит. Он оглядел всех женщин в комнате.

– Какую хочешь? – спросил он.

– Что, вот так просто?

– Это наше южное гостеприимство.

Приметил я там одну, постарше остальных, с выступавшими зубами.

Но зубы выступали у нее безупречно – расталкивая губы, как открытый страстный цветок. Я хотел почувствовать свой рот на этом рте. На ней была короткая юбка, а колготки являли миру хорошие ноги, которые постоянно скрещивались и раскрещивались, когда она смеялась, пила, одергивала юбку, никак не хотевшую их прикрывать. Я подсел к ней.

– Я… – начал было я.

– Я знаю, кто вы. Я была на вашем чтении.

– Спасибо. Мне бы хотелось съесть вам пизду. Я на этом деле уже собаку съел. Я сведу вас с ума.

– Что вы думаете об Аллене Гинзберге?

– Послушайте, не сбивайте меня. Я хочу вашего рта, ваших ног, вашего зада.

– Хорошо, – ответила она.

– Тогда до скорого. Я в спальне внизу.

Я встал, покинул ее, выпил еще. Молодой парень – по меньшей мере, 6 футов и 6 дюймов ростом – подошел ко мне:

– Послушайте, Чинаски, я не верю во все это говно по поводу того, что вы живете на банухе, знаете всех торговцев наркотой, сутенеров, блядей, торчков, игроков, драчунов и пьянчуг…

– Отчасти это правда.

– Чушь собачья, – изрек он и отошел. Литературный критик.

Потом подошла эта блондиночка, лет 19, в очках без оправы и с улыбкой на лице. Улыбка с него не сползала.

– Я хочу вас выебать, – заявила она. – Все дело в вашем лице.

– Что у меня с лицом?

– Оно величественно. Я хочу уничтожить ваше лицо своей пиздой.

– Может и наоборот получиться.

– Не будьте так уверены.

– Вы правы. Пизды неуничтожимы.

Я вернулся к кушетке и начал заигрывать с ножками той, в короткой юбке и с влажными лепестками губ, ее звали Лиллиан.

Вечеринка закончилась, и я спустился с Лилли вниз. Мы разделись и сели, подпершись подушками, пить водку и водочный коктейль. У нас было радио, и радио играло. Лилли рассказала, что работала много лет для того, чтобы ее муж смог закончить колледж, а когда он получил преподавательскую должность, то развелся с ней.

– Это невежливо, – сказал я.

– Вы были женаты?

– Да.

– Что произошло?

– «Ментальная жестокость», судя по тому, что записано в свидетельстве о разводе.

– И это правда? – спросила она.

– Конечно – с обеих сторон.

Я поцеловал Лилли. Это было так хорошо, как я себе и представлял. Цветок рта раскрылся. Мы сцепились, я всосался ей в зубы. Мы разъединились.

– Я думаю, что вы, – сказала она, глядя на меня широко раскрытыми и прекрасными глазами, – один из двух-трех лучших писателей на сегодняшний день.

Я быстро потушил настольную лампу. Еще некоторое время целовал ее, играл с грудями и телом, затем опустился сверху. Я был пьян, однако, думаю, получилось ничего. Но после этого по-другому я не смог: всё скакал, скакал и скакал. Я был тверд, но кончить никак не удавалось. В конце концов, я скатился с нее и уснул…

Наутро Лилли лежала, растянувшись на спине, и храпела. Я сходил в ванную, поссал, почистил зубы и умылся. Потом заполз обратно в постель.

Развернул ее к себе и начал играть с ее частями тела. Мне всегда хочется с бодуна – причем не есть хочется, а засадить. Ебля – лучшее лекарство от похмелья. У меня опять все зачесалось. Изо рта у нее так воняло, что губ-лепестков уже не хотелось. Я влез. Она издала слабый стон. Мне вкатило. Не думаю, что впихнул ей больше двадцати раз – и кончил.

Через некоторое время я услышал, как она встала и прошла в ванную. Лиллиан. К тому времени, как она вернулась, я уже почти спал, повернувшись к ней спиной.

Четверть часа спустя она вылезла из постели и стала одеваться.

– Что такое? – спросил я.

– Мне пора отсюда идти. Надо детей вести в школу.

Лиллиан закрыла дверь и побежала вверх по лестнице.

Я встал, дошел до ванной и некоторое время смотрел на свое отражение в зеркале.

В десять утра я поднялся к завтраку. Там я нашел Пита и Сельму.

Сельма выглядела здорово. Где только находят таких Сельм? Псам этого мира Сельмы никогда не достаются. Псам достаются только собаки. Сельма подала нам завтрак.

Она была прекрасна, и владел ею один человек, преподаватель колледжа. Почему-то не совсем правильно. Образованные выскочки, не подкопаешься. Образование стало новым божеством, а образованные – новыми плантаторами.

– Чертовски хороший завтрак, – сказал я им. – Большое спасибо.

– Как Лилли? – спросил Пит.

– Лилли была очень хороша.

– Сегодня вечером надо будет читать еще раз, ты в курсе. В маленьком колледже, более консервативном.

– Хорошо. Буду осторожней.

– Что читать собираешься?

– Старь, наверное.

Мы допили кофе, прошли в переднюю комнату и сели. Зазвонил телефон, Пит ответил, поговорил, затем повернулся ко мне:

– Парень из местной газеты хочет взять у тебя интервью. Что ему сказать?

– Скажи ладно.

Пит передал ответ, потом подошел и взял мою последнюю книгу и ручку.

– Я подумал, тебе стоит что-нибудь здесь написать для Лилли.

Я раскрыл книгу на титульном листе. «Дорогая Лилли», – написал я. – «Ты всегда будешь частью моей жизни…

Генри Чинаски».