"Покорившие судьбу" - читать интересную книгу автора (Кинг Валери)

12

Вечером Эдвард вернулся в Монастырскую усадьбу мрачнее тучи. Стягивая на ходу лайковые желтовато-коричневые перчатки, он в мгновение ока миновал дядину роскошную переднюю и взбежал вверх по лестнице. Он был в бешенстве. Он никогда не питал особенно теплых чувств к лорду Делабоулу и не так уж сильно скорбел теперь о покойном, однако его смерть причинила неизмеримые страдания Джулии. Вот почему голос Эдварда, когда он спрашивал у дворецкого, где баронет, звучал весьма угрожающе.

Бистон удивленно приподнял одну бровь и коротко ответил:

– Полагаю, он у себя в кабинете.

Блэкторн, не останавливаясь, бросил дворецкому шляпу с перчатками и стремительно проследовал в кабинет сэра Перрана.

Перед дверью он на секунду задержался, по-военному расправил плечи и только тогда постучал.

– Войдите, – донеслось из кабинета.

Эдвард нажал на ручку двери и вошел.

– Вы не уделите мне несколько минут, сэр?

Сэр Перран сидел у камина в глубоком кресле. От свечей, горевших в нескольких подсвечниках, лился мягкий, ровный свет. Баронет жестом предложил племяннику сесть напротив. Блэкторн опустился в кресло и уже открыл было рот, чтобы приступить к своей обвинительной речи, однако в последний момент успел заметить, что глаза сэра Перрана закрыты и он что-то напевает себе под нос, размахивая при этом в воздухе рукой. Выглядело это по меньшей мере странно.

– Сэр! – громко позвал Блэкторн.

– Вивальди, – удовлетворенно пробормотал баронет. – Помню, я еще в детстве знал всю эту сонату наизусть и в любой момент мог восстановить в памяти звучание любой ее части, на всех инструментах. Позже я развил в себе эту способность, и порой она мне очень помогала. Кстати, мой мальчик, – не меняя тона, продолжал он, – я бы посоветовал тебе быть осторожнее, когда крутишь амуры с девицами. Столь неожиданный переход от приятных воспоминаний детства к недвусмыленному замечанию привел Блэкторна в некое замешательство.

– Амуры? – озадаченно переспросил он.

Сэр Перран открыл глаза и прямо взглянул на племянника. Блэкторну сделалось вдруг не по себе, даже мурашки побежали по спине. Порой сэр Перран так напоминал ему покойного отца, что в голову лезли нелепые мысли о потустороннем мире и призраках. Конечно, ничего особенно удивительного в этом сходстве не было, ведь речь шла о родных братьях, однако само ощущение было не из приятных, и на некоторое время Эдвард потерял нить разговора.

Помолчав, сэр Перран продолжал:

– В следующий раз, когда вы с мисс Вердель надумаете развлекаться в Зеленом салоне, советую прежде хотя бы запереть дверь. Что, если бы за сим занятием вас застал не я, а Григсон или кто-нибудь из слуг? Право, было бы гораздо неприятнее. Полагаю, ты намерен на ней жениться? Это беспокоит меня: признаюсь, в последнее время я искренне привязался к Джулии и ее сестрам.

Блэкторн ответил не сразу. Конечно, скверно, что из-за его оплошности дядя стал свидетелем интимной сцены, происшедшей в Зеленом салоне, однако извиняться или оправдываться теперь уже все равно было поздно, и он решил ответить только на самый главный вопрос.

– Разумеется, я намерен на ней жениться. Она приняла мое предложение, и завтра мы встречаемся со священником. Или, по-вашему, я последний мерзавец, соблазняющий невинных девиц? В таком случае позвольте вас заверить, что подобного рода развлечения не в моей натуре.

– Это хорошо, – кратко ответил сэр Перран, после чего снова закрыл глаза и принялся размахивать рукою в воздухе. – «Времена года». Право, никто еще не сочинил ничего прекраснее. Все-таки ни Бах, ни Моцарт не трогают меня так, как Вивальди… А теперь ступай и не мешай мне слушать музыку. Твое поведение расстроило меня.

Однако Блэкторн провел в доме сэра Перрана несколько детских лет и давно знал эти дядины штучки. Конечно, во многом баронет и теперь оставался для него загадкой, но, во всяком случае, он уже не мог, как прежде, заморочить своего племянника, обращаясь с ним как с мальчишкой

– Прошу простить меня за то, что я вас так огорчил, – с усмешкой проговорил он. – Поверьте, это вышло неумышленно. Однако я пришел к вам сейчас не для того, чтобы обсуждать наши с Джулией отношения, а совсем по другому поводу. Я желаю знать, почему вы позволили Делабоулу продолжать игру, когда он уже упился до того, что не отличал даму от туза? Даже ваши друзья, лорд Эрнекотт и мистер Локсхор, не знали, куда девать глаза, когда его последние фунты исчезали в наших с вами карманах… Это было просто избиение младенца!

Сэр Перран нахмурился и открыл глаза.

– Неважно, в прошлую субботу, сегодня или через полгода, но это случилось бы с ним все равно. Он был игрок и шел на поводу у собственных слабостей, а слабость и безволие в этой жизни всегда оканчиваются банкротством. Но я не думал… мне даже в голову не приходило, что он покончит с собой!..

Да, по озабоченному лицу сэра Перрана было видно, что баронет и впрямь искренне огорчен. От его насмешливой непринужденности не осталось и следа. Наклонившись вперед, он дотянулся до своей трости и принялся выглаживать ладонью ее отполированный до блеска набалдашник.

– Конечно, лучше всего было бы его остановить, – не глядя на племянника, продолжал он, – и, конечно, следовало держать бутылку как можно дальше от него – но ведь он все-таки был моим гостем. Ты сам видел: допив одну бутылку, он тут же требовал себе следующую. В азарте игры он всегда выпивал по четыре бутылки за вечер. Твое горячее пиво ему на время помогло, хотя и покоробило кое-кого из моих гостей. Заметил, как вытянулось лицо у Эрнекотта? Он ведь считает, что пиво – питье для простолюдинов. Правда, ты чуть-чуть умилостивил его, подняв бокал за его здоровье. Кто ж откажется выпить за собственное здоровье? Как ни странно, даже пиво как будто пришлось ему по вкусу. – Усмехнувшись, сэр Перран откинулся на спинку кресла и немного помолчал, потом снова заговорил. – Я тогда же решил, что верну Делабоулу выигранные деньги. Теперь, разумеется, их получит Джулия.

Блэкторн не знал, что ответить. Джулия говорила, что ее отец должен сэру Перрану какие-то пять тысяч, но, судя по всему, дядя не собирался взыскивать с нее долг.

– Я рад, что вы стараетесь ей помочь, – произнес наконец он. – Джулии сейчас очень тяжело. Возможно, ваша щедрость и участие помогут ей обрести душевное равновесие.

Лицо сэра Перрана сделалось на миг очень серьезным, он кивнул, словно принимая лестные слова племянника. После этого, откашлявшись, баронет переменил тему.

– Скажи-ка мне лучше, что это у тебя за дела в Корнуолле?

Эдвард почувствовал невольное облегчение оттого, что разговор о Джулии и о смерти лорда Делабоула остался позади. При слове «Корнуолл» на него нахлынули свежие еще воспоминания о том, как они с сержантом Витвиком по нескольку часов кряду сидели под вонючей рыбацкой лодкой и как потом приходилось пинками расталкивать несчастного мистера Моулза: контрабандист хоть и продрог до костей, но спал крепко и при этом храпел.

После неудачной вылазки в бухту Блэкторн на всякий случай решил остаться в Фалмуте еще дня на три. Каждый вечер они с сержантом отводили Моулза на место встречи и караулили там до утра, однако французский шпион так и не появился.

Наконец майор сдался и ни с чем возвратился в Сомерсет. По приезде, заглянув лишь ненадолго в свою спальню, он разыскал мистера Лэдока и расспросил обо всем, что происходило в Монастырской усадьбе в его отсутствие. Оказалось, что в последние дни, начиная со вторника, три важные бумаги исчезли и появились снова на столе секретаря; стало быть, в означенные дни шпион находился в усадьбе, а вовсе не в Фалмуте. Сложнее было с воскресеньем и понедельником: ведь шпион мог приехать на встречу, выяснить, что Моулз арестован, и переправить свои сведения через Ла-Манш каким-то другим способом. Положим, так оно все и было, думал Блэкторн; и что тогда?

После недолгих размышлений у него возникла одна идея, которую, пожалуй, стоило проверить. Если шпион прибыл в Фалмут и каким-то образом разведал про их ловушку, то тогда скорее всего он должен был вернуться в усадьбу, приступить к своим обязанностям, каковы бы они ни были, и искать другие каналы для передачи сведений. Следовательно, кто-то должен был видеть, как он сначала уехал, а потом вернулся в усадьбу; но кто?

Однако после разговора с мистером Лэдоком Эдвард направился в гостиную, где его дядя пил чай, и тогда-то сэр Перран и сообщил ему о страшной и безвременной кончине лорда Делабоула. Дальнейшие выяснения обстоятельств пришлось отложить: сейчас он был нужнее всего Джулии.

Теперь он задумчиво поглядывал на баронета, и серые глаза сэра Перрана, в свою очередь, внимательно следили за ним из-под ресниц. Стоит ли посвящать баронета в свою миссию, думал майор, и если да, то в какой мере? Так и не приняв окончательного решения, он ответил вопросом на вопрос.

– Сколько у вас в доме слуг? Человек тридцать?

Сэр Перран удивленно приподнял брови.

– Вероятно, около того, – отвечал он, легонько поглаживая большим пальцем набалдашник трости. – А зачем тебе это знать?

Наконец, еще раз испытующе взглянув на сэра Перрана, майор решил, что в интересах дела он должен открыть дяде хотя бы часть своих планов.

– А вот зачем. Один из ваших слуг вот уже несколько лет похищает поступающие к вам бумаги, переписывает их и переправляет некоему корсиканцу, проживающему сейчас на Средиземном море.

Сэр Перран замер от неожиданности.

– Чушь! – воскликнул он. – Шпион? В моем доме?

– Но ведь многим известно, что к вам со всего мира стекаются ценнейшие сведения, в том числе военного и дипломатического характера. Что же удивительного в том, что в дом проник лазутчик и пользуется вашими сведениями в собственных целях?

– Пожалуй, – медленно произнес сэр Перран. Новость Эдварда, видимо, потрясла его до глубины души: он сидел как громом пораженный. – Но как ты узнал? Боже правый! Шпион, в моем доме!.. Я не утверждаю, что это невозможно, но сама мысль о том… О Господи, сведения о наших войсках!.. Да, признаться, ты меня огорошил. Значит, вот чем ты занимался в Корнуолле? Выслеживал французских шпионов? – Сэр Перран глядел на племянника так, словно видел его в первый раз.

Что ж, подумал Блэкторн, пожалуй, это был верный ход.

– Я могу рассчитывать на ваше молчание?

– О, разумеется, – торопливо отвечал сэр Перран. – Значит, в моем доме шпион. И давно тебе об этом известно?.. Вероятно, потому ты и вернулся в Монастырскую усадьбу после стольких лет?

Блэкторн слегка прищурился.

– Не стану кривить душой. Я здесь по приказу Веллингтона, а вовсе не потому, что скучал все эти годы по вашему гостеприимству.

– Ах, вот как, – Сэр Перран снова умолк.

Мысли Эдварда неожиданно потекли по другому руслу.

– Вы оскорбили мою мать, – произнес он вдруг и тотчас поразился собственным словам. Никогда прежде он не говорил дяде о причине своей неприязни.

Сэр Перран побледнел.

В кабинете повисло неловкое молчание, баронет сцепил зубы и немигающими глазами глядел прямо перед собой.

– Твоя мать сама нанесла мне оскорбление. Она… – В самую последнюю секунду сэр Перран, видимо, передумал и умолк, так и не сказав того, что собирался. На его скулах заходили желваки.

Блэкторн почувствовал, как кровь прилила к его голове. В дядином тоне слышалась неприязнь, едва ли не ненависть. Да как смеет этот холодный старик ненавидеть его мать – такую удивительную, такую добрую и прекрасную?! Он рывком встал с кресла и отошел к окну. Дальше говорить было бессмысленно: дядя, кажется, с трудом владел собою, да и в нем самом всколыхнулась неприязнь, копившаяся долгие годы.

За окном шел дождь. Эдвард трижды глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Странно, что случайно сказанное слово могло так разбередить его душу. Он снова переживал ту далекую и мучительную минуту, когда он, совсем еще маленький мальчик, смотрел на свою плачущую мать. Перед этим она о чем-то разговаривала с сэром Перраном, и он кричал ей грубые слова. Ее боль пронзила Эдварда насквозь и осталась с ним навсегда. Теперь он пытался унять ее, задерживая дыхание и наблюдая за дождевыми каплями на стекле.

Ему понадобилось не менее четверти часа, чтобы прийти в себя. Возвращаясь к креслу, он заметил, что сэр Перран тоже как будто успокоился, во всяком случае, внешне. Он опять размахивал в воздухе рукой, напевая мелодию сонаты.

Эдвард сел и откашлялся.

– Прошу извинить меня, – тихо сказал он, – я пришел не затем, чтобы причинить вам боль. Не знаю, как объяснить мою несдержанность.

– Я уже все забыл, – коротко ответил сэр Перран.

Заключив по холодной бесстрастности дядиного лица, что, вероятно, так оно и есть, Блэкторн вернулся к предмету разговора.

– Сейчас меня больше всего интересует, кто из ваших людей в минувшее воскресенье находился в отлучке.

– Об этом тебе лучше поговорить с домоправительницей. Думаю, ей известно, кто отлучался и на какой срок.

– Так вы позволите мне задать ей эти вопросы?

Не открывая глаз, сэр Перран кивнул.

– Надеюсь, этот разговор останется между нами?

– Разумеется. А теперь, прошу тебя, оставь меня. Мне нужно отдохнуть.

Майор Блэкторн резко поднялся и вышел из кабинета.

Когда дверь за ним затворилась, сэр Перран открыл глаза, и из них почти тотчас потекли слезы. Батистовый платок, извлеченный из кармана сюртука, почти не помогал.

– Ну, хватит сантиментов! – зло крикнул он самому себе.

Но слезы почему-то не прекращались.

Спускаясь по лестнице, Эдвард все еще поражался: как он мог заговорить с дядей о матери? Из-за этих нескольких фраз он чувствовал себя теперь совершенно разбитым. Конечно, лучше было их вовсе не произносить, но что сделано, то сделано, и пора уже было думать о другом.

Дядину домоправительницу, миссис Петроук, он нашел в ее комнате. Дверь была приоткрыта. Когда Эдвард, не дождавшись ответа, вошел, миссис Петроук, высокая худощавая женщина с седым аккуратным пучком на затылке, дремала в кресле-качалке у камина.

Комната была просторная и содержалась в идеальном порядке. Дойдя до камина, Блэкторн тихонько тронул домоправительницу за плечо, однако миссис Петроук все же испугалась и поспешно вскочила на ноги; от этого кресло резко качнулось и ударило ее под коленки, так что она опять рухнула на сиденье. Все это выглядело чрезвычайно забавно, и Эдвард не мог сдержать улыбку. Впрочем, он тут же постарался загладить свою вину и наклонился, чтобы остановить кресло за подлокотники.

– Боже милостивый! – жалобно проговорила она, глядя на него снизу вверх. – Майор Блэкторн, что вы тут делаете?

Бедняжка, она так испуганно куталась в шаль, что Эдвард поторопился ее успокоить.

– Уверяю вас, с моей стороны вам ничего не грозит. Я хотел только остановить ваше кресло. Дверь была открыта, вы не отозвались, вот я и вошел без стука. Прошу вас, не волнуйтесь. Может быть, выпьете немного хересу или чего-нибудь покрепче?

Домоправительница, которая сильно побледнела и все еще не могла прийти в себя от испуга, часто закивала. Блэкторн позвонил в колокольчик, через минуту пришла служанка, а еще через две минуты миссис Петроук маленькими глотками пила вишневую наливку, и ее лицо постепенно обретало свой привычный цвет.

– Ну как, лучше? – спросил Эдвард.

Миссис Петроук кивнула.

– Простите меня, майор Блэкторн. Мне снилась какая-то несусветица, будто я летаю в облаках, и вдруг – кресло подо мной ни с того ни с сего раскачивается, и ваше лицо… – Она наконец начала приходить в себя. – Впрочем, что это я болтаю без умолку, вы ведь наверняка пришли по делу!.. Чем я могу вам служить? – Эта славная женщина всегда относилась к Эдварду и его братьям с материнской добротой, и теперь по ее мягкой участливой улыбке он видел, что она готова выполнить любую его просьбу.

– Во-первых, – начал он, – мне придется предупредить вас о том, что этот разговор должен остаться между нами. Могу ли я на вас рассчитывать?

– О, конечно! – воскликнула она. – Даже не сомневайтесь! Буду нема как рыба.

После этого она умолкла и внимательно выслушала его просьбу. Насколько она поняла, майора интересовало, кто из обитателей Монастырской усадьбы отлучался куда бы то ни было в минувшее воскресенье. Не желая беспокоить ее разговорами о шпионах и государственных секретах, Эдвард лишь весьма туманно намекнул на то, что кто-то из прислуги, возможно, связан косвенным образом с корнуоллскими контрабандистами.

Миссис Петроук тотчас заверила его, что лично она считает незаконную перевозку товаров занятием предосудительным – хотя многие нынче и оправдывают контрабандистов: дескать, акцизные сборы стали непомерно высоки. Потом она подошла к столу, придвинула к себе толстую учетную книгу, водрузила на нос очки и поставила рядом подсвечник. Проведя пальцем вдоль списка на двух страницах, она отрицательно покачала головой.

– Ни одного отсутствующего. Все на месте.

– Так-таки и все? – усомнился Блэкторн. – Вы уверены? Ведь было воскресенье. Я полагаю, хотя бы один из слуг должен был взять себе выходной.

Домоправительница, однако, твердо стояла на своем.

– Сэр Перран всегда требует, чтобы его прислуга в полном составе являлась в часовню на воскресную службу.

– И все до единого были в часовне? Может, кто-то отсутствовал по болезни? – спросил Блэкторн.

– Да, две молодые служанки лежали… с головной болью. Поверьте, тут нет никакого обмана: в течение дня я несколько раз наведывалась к ним обеим.

Рассудив, что вряд ли какая-то из упомянутых служанок годится на роль вражеской лазутчицы, майор Блэкторн не стал выяснять их личности и перешел к следующему вопросу.

– Ну а в понедельник? – В конце концов, подумал он, шпион мог незаметно выехать из усадьбы в воскресенье ближе к вечеру и остаться до понедельника.

Миссис Петроук перевернула страницу и сверилась со своими записями.

– Два помощника конюха ездили утром в Бристоль. Кстати, я выяснила это случайно: в тот момент, когда они отбывали, я как раз проходила по саду. Они должны были вернуться до восьми вечера, а уж как оно там было на самом деле – спросите у самого конюха. Что касается дома, то мы с Бистоном никогда не отпускаем людей по воскресеньям и понедельникам. Вторник, среда, четверг – пожалуйста, да и то на полдня.

– Ну что ж, – вздохнул Эдвард. Взгляд его упал на ее худые морщинистые руки. – Я, верно, уже утомил вас своими вопросами. Спасибо, что помогли.

– Пожалуйста, я всегда с радостью… И, знаете: так приятно, что вы опять дома!.. Поверьте, ваши утраты меня глубоко огорчили. Особенно жаль Джорджа; он всегда был моим любимчиком… – В глазах ее заблестели слезы.

Не удержавшись, Эдвард шагнул вперед и поцеловал старую домоправительницу в щеку.

– Только не говорите дяде, что мы с вами целовались! – с напускной серьезностью сказал он и ушел.

Когда сэр Перран вернулся в свою спальню, час был уже поздний. Выяснилось, что Суткоум, его камердинер, опять слег с головной болью. Беднягу уже много лет мучили частые головные боли, от которых спасала только изрядная доза опия. Вместо него сэру Перрану сегодня прислуживал молодой лакей, по фамилии Рамсли, которого Суткоум, заботясь об удобствах хозяина, заблаговременно посвятил во все тонкости своей службы.

Вечерняя ванна с легким ароматом розового масла относилась к излюбленным ритуалам сэра Перрана, однако, погружаясь в нее сегодня, он почему-то не мог избавиться от смутного беспокойства. Внезапно его осенило.

– Если я правильно помню, Суткоум как будто болел в прошлое воскресенье и в понедельник утром. Так или нет?

– Так, сэр Перран, – почтительно отвечал Рамсли.

– О Господи! – пробормотал баронет, уставясь в потолок.

– Что такое? – забеспокоился лакей. – Вода горячевата?

Хозяин молчал. Мысли его метались из стороны в сторону. Возможно ли? Его собственный камердинер – французский шпион? От одного этого предположения у баронета потемнело в глазах: вспомнились многочисленные сражения, о которых он, сэр Перран, знал заранее. Значит, все эти годы – Суткоум состоял у него на службе уже лет пять или шесть, – все эти годы ценнейшие сведения поступали из Монастырской усадьбы прямиком к корсиканцу? Проклятье! А британским солдатам приходилось жизнью расплачиваться за его оплошность!..

Неожиданно мысли его потекли по другому руслу. Он, конечно, дорожит интересами своей страны, но он не намерен сообщать Блэкторну о своем открытии. Он вообще не намерен ни в чем помогать племяннику, и пусть – черт возьми! – майор провалит свою секретную миссию и покроет себя позором.

Однако в противовес этим соображениям тут же возникли другие. Он столько лет следил за борьбой европейских стран против Бонапарта и нередко передавал их правительствам значительные суммы на вооружение и содержание войск; чаще всего помогал Португалии, которая оказалась в незавидном положении, после того как Веллингтон вытеснил бонапартистов за южные границы Франции, в Испанию. И в это же самое время Бонапарт, оказывается, преспокойно пользовался его бумагами!.. Поистине ирония судьбы, думал он. Как, должно быть, Суткоум потешался над его усилиями, с какой затаенной усмешкой выслушивал заверения, что Бонапарту не сидеть больше на троне!..

Но какое самообладание! За столько времени ни разу, ни единым жестом не выдать себя!

– Поразительно, – пробормотал сэр Перран.

– Простите, сэр, что вы сказали? – Рамсли озабоченно склонился над ним.

– Ничего. Впрочем… позови-ка сюда моего племянника.

Рамсли оцепенело уставился в мыльную пену, словно на него напал столбняк.

– Мог бы поучиться у Суткоума хоть немного скрывать свои чувства, – усмехнулся сэр Перран. – Зови сюда майора Блэкторна, живо. Да и мистера Лэдока тоже. Заодно прихвати его подружку, если она с ним.

Что-то в тоне сэра Перрана заставило лакея пулей вылететь из комнаты.

Через несколько минут, все так же сидя в своей розовой ванне, сэр Перран переводил угрюмый взгляд с Блэкторна на секретаря и с него на горничную Сюзанну. Зубы его были стиснуты. Прежде чем говорить со своими гостями, он приказал удивленному Рамсли удалиться.

Едва дверь за лакеем закрылась, баронет вперил взор в Сюзанну.

– Где он? – рявкнул он.

Горничная, хорошенькая молодая особа с круглыми светло-карими глазами, испуганно ойкнула и тут же залилась слезами.

Сэр Перран еще повысил голос.

– Куда он уехал? Признавайся!

Блэкторн с Лэдоком в немом изумлении глядели то на горничную, то на баронета.

– Но, сэр, – давясь слезами, отвечала Сюзанна, – я же не знаю, о ком вы спрашиваете.

– О ком? О Суткоуме, вот о ком! Говори, он уехал в Корнуолл?

– Да, – прошептала горничная, вытирая слезы рукавом коричневого платья. – Он сказал, что хочет съездить в Фалмут… отдохнуть.

Мистер Лэдок, который до сего момента поддерживал свою даму под локоть, неожиданно отступил на шаг.

– А тебе откуда это известно? – Он взирал на нее с неподдельным ужасом, как человек, только что узнавший, что его предали.

– Я не хотела… Он меня заставлял… – всхлипнула она.

– Так это ты все это время рылась в бумагах у меня на столе… Ты… – Лицо секретаря потемнело.

– Он бил меня… Он заставлял меня делать все, что ему было нужно… Я его боялась.

– Значит, Суткоум, – сказал Блэкторн, неотрывно глядя на сэра Перрана. – Ваш камердинер.

– Мерзавец, он столько лет изображал адские головные боли… и я ему верил. – Сэр Перран с размаху ударил кулаками по поверхности воды, так что брызги разлетелись во все стороны. Его колени торчали из мыльной пены, как два белых острова.

– Ну же, красотка, выкладывай все до конца! А не то я велю, чтобы тебя немедленно повесили за государственную измену!..

Глаза Сюзанны выпучились, рот раскрылся, она вскрикнула и без чувств повалилась на пол.

Через час почтовая карета везла Блэкторна на юг, в Фалмут.

Сегодня перед отходом ко сну в душе сэра Перрана теснились весьма разноречивые чувства. С одной стороны, обнаружение лазутчика в его доме не могло не огорчать его, с другой – баронет был очень доволен тем, что его племянник наконец-то уехал. Лежа в постели, он размышлял о превратностях судьбы: оказывается, он не только много лет предоставлял кров вражескому шпиону, но и сам, по собственному недомыслию, помогал победному шествию корсиканца по Европе. Конечно, неприятно, что так получилось, но жалеть уже было поздно. Странно, что за столько лет у него ни разу не возникло даже тени подозрения. Суткоум говорил по-английски без малейшего акцента и был во всех отношениях безупречным камердинером: всегда подтянут, невозмутим; кажется, баронету ни разу не удалось вывести его из себя. Иными словами, идеальный камердинер – и идеальный французский шпион.

Можно было, конечно, раскаиваться и упрекать себя до бесконечности, но сэр Перран был человек практический. Что случилось, то случилось, считал он, и тут уже ничего не поделаешь. Посему спустя несколько минут он окончательно простил себя за собственную близорукость, которая так дорого обошлась отечеству, и обратился к более приятным мыслям, связанным с отъездом племянника.

Губы баронета сами собою расплылись в улыбке. Теперь-то он постарается завоевать доверие Джулии! Сэр Перран нисколько не сомневался, что, несмотря на происшедшую у них с Блэкторном интимную сцену, свидетелем которой он был, первейшим для Джулии был и останется долг по отношению к сестрам. Требовалось всего лишь доказать ей, что ради этого долга, ради своих сестер она должна именно выйти замуж за него, сэра Перрана. Конечно, если его племянник успеет вернуться из Корнуолла раньше, чем он отведет девицу к алтарю, то положение несколько осложнится, но и в этом случае не будет безнадежным. Словом, уверенность баронета была велика и непоколебима.

Наконец, с довольным вздохом откинувшись на подушки, он обратил взор на нераспечатанное письмо, прислоненное к подсвечнику на ночном столике. Письмо было написано Блэкторном и адресовано Джулии. Однако Бистон – поистине золотой дворецкий! – вместо того чтобы отправить послание в Хатерлей, принес его хозяину. Кивнув, сэр Перран приказал Бистону оставить письмо и забыть о его существовании. Если же впоследствии майор Блэкторн попытается выяснить, что с ним сталось, то баронет изобразит полное неведение, а Бистон заявит, что письмо было переправлено в Хатерлей в целости и сохранности. Никто ничего не докажет, и действительная судьба письма для всех останется тайной.

Сэр Перран улыбнулся. Тайны и тайные замыслы были его стихией: они давали ему власть. Хотя он и уважал своего племянника за преданность отечеству и готовность умереть ради Англии, в душе он всегда считал его глупцом.

Сэр Перран поправил ночной колпак, разгладил золотое парчовое покрывало у себя на груди и только тогда потянулся за письмом. Немного подержав его в руках, он сломал печать и прочитал его от первой до последней строчки. Письмо, не очень короткое, но и не очень длинное, было почти целиком заполнено романтическими бреднями. Лишь в конце Блэкторн сообщал своей возлюбленной о необходимости снова ехать в Корнуолл, а также о том, что из этой поездки он постарается привезти хотя бы один контракт на добычу камня. Имея множество знакомых в Корнуолле и в Девоншире, он не сомневался в успехе задуманного.

Сэр Перран удивленно приподнял брови. Он не ожидал от племянника такой прыти. С другой стороны, если Блэкторн всерьез возьмется за дело, ему, по всей вероятности, придется пробыть в отлучке даже дольше, чем сэр Перран рассчитывал до сих пор.

Баронет чуть не рассмеялся вслух. Итак, судьба благоволила к нему, теперь он это знал. Он жаждал справедливости, и эта справедливость вот-вот должна была свершиться по воле небес.

Уверенной рукой он взял письмо за печать и поднес к свече. Пламя весело заплясало на листке, пожирая строчки и оставляя за собою лишь тоненькие черные хлопья. Волоски на пальцах сэра Перрана подпалились, но это нимало не беспокоило его. Наконец, когда почти все догорело, он бросил оплывшую печать с остатками бумаги в чашечку подсвечника и задул свечу. И запах дыма может порой ласкать обоняние, подумал он. Засыпая, он видел Джулию в подвенечном платье: она стояла рядом с ним у алтаря и клялась ему быть послушной женой до конца жизни.