"Фабрика абсолюта" - читать интересную книгу автора (Чапек Карел)

16. В горах

Хижина в Медвежьей долине. Полдень. Инженер Рудольф Марек, сжавшись в комочек, просматривает на террасе газеты, порой откладывая их, чтобы полюбоваться широкой панорамой Крконошских гор. В горах величественная, кристальная тишина, и сломленный горем человек распрямляет плечи, чтобы вздохнуть полной грудью. Но в этот момент внизу возникает чья-то фигурка и направляется к хижине. «Какой чистый воздух! — приходит в голову Мареку, отдыхающему на веранде. — Здесь, слава богу, Абсолют еще скован, рассеян во всем, притаился в этих горах и лесах, в этой шелковистой, ласковой траве и голубом небе; здесь он не носится по свету, не пугает и не творит чудес, а лишь скрыто существует в материи. Бог глубоко и неслышно присутствует всюду, затаил дыханье да поглядывает искоса. — Инженер Марек воздел руки, принося безмолвную благодарность. — Боже мой, как упоителен здесь воздух!» Человек, шедший снизу, останавливается перед верандой.

— Ну, наконец-то я разыскал тебя, Марек!

Марек поднял взгляд — видимо, визит не обрадовал хозяина. Перед верандой стоял Г. X. Бонди.

— Наконец-то я тебя разыскал! — повторил пан Бонди.

— Поднимайся наверх, — буркнул явно недовольный Марек. — Какой черт тебя сюда приволок? Ну и вид у тебя, милейший!

Действительно, Г. X. Бонди осунулся и пожелтел; на висках серебрится седина, а под глазами собрались усталые морщины. Молча опустился он возле Марека и сжал руки между колен.

— Ну, что с тобой? — настойчиво потребовал ответа Марек, нарушив мучительное молчание.

Бонди махнул рукой:

— Выхожу в тираж, голубчик. То бишь… на меня… на меня это… тоже…

— Благодать? — воскликнул Марек и отскочил от Бонди как от прокаженного.

Бонди кивнул. Не слеза ли раскаяния дрожит у него на ресницах?

Марек понимающе присвистнул:

— Значит, и ты… Бедняга!

— Нет, нет, — поспешил возразить Бонди и вытер глаза, — ты не думай, что я и теперь еще… Я это как-то перенес на ногах, Рудольф, как-то перетерпел, только, знаешь, когда это… на меня нашло… это была счастливейшая минута в моей жизни. Ты понятия не имеешь, Рудольф, каким страшным напряжением воли спасаешься от этого.

— Верю, — серьезно согласился Марек. — А скажи, пожалуйста, какие ты… какие симптомы ты отмечал у себя?

— Любовь к ближнему, — шепнул Бонди, — я спятил от этой любви, голубчик. Никогда не поверил бы, что можно ощущать что-либо подобное.

Они помолчали.

— Так, значит, ты… — первым возобновил прерванный разговор Марек.

— Я это преодолел. Знаешь, как лисица, которая, попав в капкан, перегрызает себе лапу. Но после этого я чертовски сдал. Я почти развалина, Рудольф. Словно после тифа. Поэтому и приехал сюда, чтобы опять собраться с силами… Здесь безопасно?

— Совершенно. До сих пор… О нем ни слуху ни духу. Его лишь чувствуешь… в природе и вообще во всем, но так бывало и прежде… в горах это испокон веков. Бонди угрюмо молчал.

— Ну и что? — тоскливо проговорил он немного погодя. — Что ты на это скажешь? Ты вообще — ты в курсе того, что творится внизу?

— Слежу по газетам… в какой-то степени… и по сообщениям прессы можно воссоздать… картину происходящего. В газетах, конечно, вечно все переврут, но для того, кто умеет читать между строк… Послушай, Бонди, а там действительно все очень страшно? Г. X. Бонди замотал головой.

— Хуже, чем ты предполагаешь. Словом, положение отчаянное. Знаешь, — убитый горем Бонди перешел на шепот, — он уже повсюду. По-моему, он действует по вполне определенному плану.

— По плану? — воскликнул Марек и вскочил.

— Не кричи так громко. У него есть план, дружище. Он действует дьявольски хитро. Скажи, Марек, какая, по-твоему, держава могущественнее всех в мире?

— Английская, — не колеблясь, ответил Марек.

— Какое там! Производство — вот какая держава могущественнее всех. И так называемые «массы» — тоже. Понимаешь, в чем его план?

— Не понимаю.

— Он овладел тем и другим. Захватил производство и массы, и теперь они у него в руках. Судя по всему, он рассчитывает на завоевание мирового господства. Так-то вот, Марек.

Марек сел.

— Погоди, Бонди, я тут, в горах, много об этом думал. Я слежу за Абсолютом и все сопоставляю. Я, Бонди, не могу ни о чем другом думать. Я не могу предрекать, куда все это катится, но полагаю, Бонди, что никакого плана у него нет. Я не берусь судить, что тут и как. Возможно, он стремится к чему-то более великому, да не знает, как за это взяться. Я тебе больше скажу, Бонди: он — все еще стихийная сила. Он совершенно не разбирается в политике. Он вандал в народном хозяйстве. Он бы должен был пойти па выучку к церковникам; у них такой богатый опыт… Видишь ли, иногда он представляется мне таким младенцем…

— Не верь, Руда, — горько вздохнул Г. X. Бонди. — Он знает, чего хочет. Потому и набросился на крупное производство. Он современнее, чем мы предполагали.

— Обыкновенная забава, ничего больше, — возразил Марек. — Ему бы только чем-нибудь заняться. Видишь ли, это такая… младенческая резвость. Погоди, я знаю, ты готов мне возразить. Он великолепно работает. И всем импонирует своей дееспособностью. Но это, Бонди, настолько бессмысленно, что тут не может быть ни намека на план.

— Эти самые «настолько бессмысленные» дела всегда оказывались тщательно продуманными и спланированными, в этом нас убеждают факты истории, — вспылил Г. X. Бонди.

— Эх, Бонди, — быстро заговорил Марек, — погляди, сколько у меня газет. Я слежу за каждым его шагом, И я тебе говорю: последовательности тут нет ни малейшей. Все это только импровизация Всемогущего. Он проделывает сногсшибательные трюки, но как-то вслепую, бессистемно, судорожно. Вот видишь, его активность ничуть не организована. Он пришел в мир чересчур неподготовленным. И в этом его слабость. Он мне даже симпатичен чем-то, но я вижу и его недостатки. Организатор он никудышный и, вероятно, никогда хорошим не был. Его идеи гениальны, но в них нет последовательности, И я удивляюсь, Бонди, как это тебе до сих пор не удалось его перехитрить. Тебе, с твоим прохиндейством и ловкостью!

— С ним ничего нельзя поделать, — заметил Бонди. — Он нападает на тебя изнутри, со стороны твоей собственной души, так сказать, и крышка. Если ему не удается воздействовать на твой разум, он ниспосылает чудодейственную благодать. Знаешь, какую штуку он выкинул с паном Шавлом?

— Ты бежишь его, — убеждал Марек, — а я наступаю ему на пятки. Я его уже немножко изучил и, пожалуй, мог бы состряпать ордер на арест. Приметы: бесконечен; место жительства: повсюду вблизи атомных двигателей. Род занятий: первобытный коммунизм. Состав преступления: отчуждение частного имущества, незаконная медицинская практика, нарушение закона о собраниях и митингах, развал производственной дисциплины и так далее. Особая примета: всемогущество. Короче, Абсолют подлежит аресту.

— Смеешься, — вздохнул Г. X. Бонди. — А смешного ничего нет. Он одержал над нами верх.

— Ну, это мы еще посмотрим! — вскричал Марек. — Пойми, Бонди. Он до сих пор не умеет управлять. Он так напортачил со своими новшествами! Скажем, взялся он за сверхпроизводство, вместо того, чтобы сперва подготовить железные дороги к сверхъестественной перегрузке. А теперь сам сел в калошу — все, что напроизводил, все оказалось ни к чему. С этим своим чудесным изобилием он просто сел в лужу. Во-вторых, мистическими проповедями он сбил с толку служащих и разрушил весь управленческий аппарат, который теперь-то ему бы и пригодился, чтобы навести во всем порядок. Резолюции можно устраивать где угодно, только не в учреждениях; если бы даже речь шла о конце света, все равно прежде следовало бы разорить вселенную, а уже потом канцелярии. Вот оно как, Бонди. И в-третьих, он, как стихийный, теоретически не подкованный коммунист, отменил денежное обращение, чем сразу парализовал циркуляцию продуктов производства. Он не верил, что законы рынка сильнее законов божьих. Он не желал считаться с тем, что производство без торговли попросту бессмыслица. Ни о чем подобном он не имел понятия. Вел себя как… как… Словом, у него левая рука не ведает, что творит правая. И в итоге мы имеем неслыханное изобилие и ужасающую нужду. Он всемогущ, а сотворил лишь хаос. Знаешь, я убежден, что некогда он на самом деле создал и законы природы, и праящуров, и горные массивы — все что угодно, но не товарооборот. Бонди, современная наша торговля и производство — дело не его рук, за это я ручаюсь головой, потому что тут он совершенный невежда. Нет, Бонди, торговля и производство — это не от бога.

— Погоди, — отозвался Г. X. Бонди, — я понимаю, что результаты его деятельности грандиозны… невообразимы. Ну, а что с ним можно поделать?

— Пока что ничего. Я, милый Бонди, только слежу и сопоставляю. Это второй Вавилон. Тут вот, видишь, клерикальные газеты высказывают подозрение, что «неразбериха, возникшая в наше беспокойное время, с дьявольской тщательностью подготовлена и спровоцирована франкмасонами, „свободными каменщиками“. „Национальная газета“ обвиняет евреев, правые социалисты — левых, аграрии — либералов. Смех, да и только. Но, знаешь, это только цветочки, ягодки, по-моему, еще впереди; все только начинает запутываться. Подойди-ка, Бонди, я у тебя кое-что спрошу.

— Ну?

— По-твоему, он… как ты думаешь… он… единственный?

— Черт побери, — растерялся Бонди, — а это важно?

— Теперь все зависит от этого, — ответил Марек, — Подойди, Бонди, ко мне поближе и слушай внимательно.