"За краем Галактики" - читать интересную книгу автора (Чандлер Бертрам)

Человек, который не мог остановиться

В мирах Приграничья к переселенцам относятся без особой щепетильности.

Местные жители могут себе это позволить. Ночное небо, в те сезоны года, когда солнце совпадает с огромной чечевицей Галактики, выглядит пугающе, даже для тех, кто родился и вырос на планетах этой последней, окончательной границы мира. Гнетущее впечатление создает именно пустота небесного свода, пустота, которую усугубляют далекие пятна галактик, других островков вселенной. Многие прибывали на Туле, или Фарэуэй, или Ультимо, чтобы начать новую жизнь, но, пробыв несколько месяцев, они садились на корабль к какой-нибудь планете поближе к центру Галактики, к какому-нибудь миру, где небо ночью усыпано звездами, зовущими, дружелюбными огнями разбросанных в космосе колоний и королевств.

Из миров Приграничья происходит постоянный отток населения. Они импортируют буквально все, а экспортируют молодых мужчин и женщин. Без помощи Федерации колонии пришлось бы покинуть; но это аванпосты на границе бесконечной тьмы, и как таковые их нужно содержать в порядке.

Эти миры таковы, что человек, убегающий от чего-нибудь, уже не может бежать дальше.

Клаверинг бежал, и бегство привело его на Фарэуэй. Первоначально он попал в розыск на Земле, но за время побега он добился того, что его персоной заинтересовались полицейские силы по меньшей мере дюжины других планет. Первоначальным преступлением был грабеж с применением насилия — и, что усугубляло ситуацию, с точки зрения земных властей, жертвами его преступления были негуманоиды, причем негуманоиды весьма высокопоставленные. Конечно, и представить себе было невозможно, что Империя Шаара объявит Федерации войну в связи с кражей императорских регалий; но все равно Высокая королева резко прервала свой визит в Вашингтон, и ее прощание с земными сановниками было далеко не теплым.

Клаверинг бежал. Он подкупал, прятался, подделывал билеты, прокрадывался без них, каким-то образом оставался на свободе и каким-то образом перемещался. Пластические хирурги на четырех планетах помогли ему изменить внешность. Где-то по маршруту своего путешествия к своим преступлениям он добавил убийство — хотя на самом деле это была самозащита. Клаверинг обладал духом беспокойным, мятущимся — но все же его нельзя было назвать злым человеком. Были и другие кражи — преимущественно денег. От крупных предметов, например, регалий Высокой королевы, не так-то просто избавиться, даже если разломать их на части.

Клаверингу уже давно было известно, как это известно всем, кто живет по ту сторону закона, что миры Приграничья преступников не выдают. Решение он принял на планете Ван Димена. Дружелюбно настроенный офицер полиции подкинул ему информацию к размышлению: земные агенты прибудут на следующем лайнере, а свободный фрайтер «Веселый Бродяга», принадлежащий линиям Фарэуэя, направляется домой и уже почти готов взлететь из порта Тасман. Его капитан был не против пополнить свою зарплату, за очень короткий срок организовав пропуск на корабль.

От планеты Ван Димена до Фарэуэя полет долгий, целых двенадцать недель субъективного времени. Поэтому у странных, искажающих измерения полей привода есть время для того, чтобы последняя половина полета совершилась в абсолютно нереальном континууме. Через широкие иллюминаторы видны не обычные завихрения света, а звезда за звездой; миллиарды звезд, уходящие в бесконечность. Некоторые капитаны, летающие в Приграничье, предупреждают пассажиров о том, чего можно ожидать, когда межзвездный привод отключен. Другие не предупреждают, и капитан «Веселого Бродяги» относился к их числу.

Это был шок, подобный физическому удару — внезапная пустота там, где долю секунды назад сияли небесные рои. И даже хуже, чем полная тьма, было увидеть единственное одинокое солнце и несколько далеких тусклых туманностей.

Клаверинг посмотрел, глотнул и решил, что ему на Фарэуэе не понравится.

Он не изменил своего мнения, когда два дня спустя предстал перед инспекторами по иммиграции в порту Ремот. Перед тем как пройти в комнату отдыха корабля, он посмотрелся в зеркало в своей каюте и решил, что мистер Джонс с заурядной внешностью — лицо как лицо, волосы цвета волос, глаза цвета глаз — совсем не похож на привлекающего внимание Джеймса Клаверинга, который сбежал с Земли. Он проверил свои бумаги. Это были хорошие бумаги: недаром он хорошо заплатил за них.

Старший иммиграционный офицер сидел за столом в комнате отдыха, и рядом с ним — старший стюард. Когда Клаверинг приблизился, он поднял глаза — унылые серые глаза на почти детском розовощеком лице.

— Это мистер Джонс, — сообщил стюард.

Инспектор его проигнорировал.

— Ваше имя, — заявил он, — Клаверинг. Вы в розыске за грабеж с насилием на Земле, убийство на Каррибии, подлог на Новой Каледонии…

— Меня зовут, — сказал Клаверинг, — Джонс. У меня есть бумаги…

— Конечно, у вас есть бумаги. У кого вы их раздобыли, кстати? У Лазаруса на Новой Каледонии или у Макдональда на планете Ван Димена?

— Меня зовут, — повторил Клаверинг, — Джонс.

— Мистер Джонс, — сказал инспектор, — я уверен, что вам известно, что мы здесь не выдаем преступников. Но — имейте это в виду — мы можем, в крайних случаях, их депортировать. Более того, у нас здесь действенные силы полиции, и наши тюрьмы — это не роскошные отели, как везде, в других частях Галактики. Как мне кажется, вы это еще узнаете. Надеюсь, что ошибаюсь — но ошибаюсь я редко.

И он отвел свои унылые глаза.

Когда паспорт проштамповали, Клаверинг попрощался с несколькими знакомыми на борту корабля, затем взял такси от космопорта до Фарэуэй-Сити. Город был именно таким, как он и ожидал — чрезмерно разросшееся село. Над ним возвышались покрытые снегом вершины Гряды Ласта — названной, как Клаверинг узнал из судовой библиотеки, по имени Командора Ласта, который первым приземлился на Фарэуэе.

Он устроился в отеле «Римрок Хаус», который порекомендовал ему стюард. Когда принесли багаж, он запер дверь и убедился, что оставшиеся у него драгоценности Шаары в полном порядке. Затем осел на кровать, чтобы обдумать свое положение.

У Клаверинга было много времени для чтения на пути из порта Тасман. Он узнал, что законы миров Приграничья защищают преступников от последствий преступлений, совершенных в других местах Галактики, но в то же время они составлены так, чтобы лишить их плодов этих преступлений. Например, он мог бы отнести украшенный бриллиантами пояс Высокой королевы Шаара любому из городских ювелиров без малейшей опасности ареста. Но — ювелир мог забрать его себе, вернуть владельцу и получить наградные.

— Все они кучка надувал, — буркнул Клаверинг.

«На Фарэуэе должны быть скупщики краденого», — подумал он. Проблема, как их найти. Другая возможная проблема: могла просочиться информация, что человек, укравший имперские регалии Шаары, находится на Фарэуэе. В этом случае Клаверинг мог ожидать визита от местного криминального мира.

Клаверинг исследовал содержимое бумажника. Валюта Федерации являлась законным платежным средством, но ему хватило бы ее только на неделю проживания. Он посмотрел на часы, которые настроил на местное время и долготу дня. Было около полудня. К вечеру, он надеялся, он будет уже на пути к тому, чтобы прочно встать на ноги в этом новом мире.

Драгоценные камни Клаверинг сложил в большой портфель, который пристегнул цепью к запястью. На пути из космопорта он заметил, что здание рядом с отелем было Первым национальным банком Фарэуэя, и прежде всего решил поместить портфель на хранение в банк.

Выйдя из банка, Клаверинг широким шагом направился к центру города. Он с одобрением заметил множество полицейских, очень деловых и эффектных в своей униформе, состоящей из белой рубашки и голубой юбки. Он уже решил, какое преступление совершит: кража в магазине — это не слишком тяжкий проступок, чтобы тюрьму заменили на депортацию. Он надеялся, что тюрьмы не окажутся такими плохими, как утверждал инспектор по иммиграции.

Он зашел в большой магазин, поднялся по эскалатору до отдела мужской одежды, небрежно прошел по проходам, пока не увидел выставку — пояса из алтайранского хрустального шелка — которые привлекли его внимание. Он взял один из поясов, восхитился, как тот чуть ли не сам липнет к рукам. С намеренным безразличием он скатал его и сунул во внутренний карман куртки. Затем медленно двинулся к эскалатору «вниз».

За пять ярдов до него Клаверинг почувствовал на локте твердую руку…


Магистрат, перед которым оказался Клаверинг, был умеренно строгим; он выразил сожаление, что открытым гостеприимством Фарэуэя так злоупотребляют. Он заявил, что наказание в виде депортации не соответствует преступлению, в котором Клаверинга нашли виновным, и объявил приговор:

— Шесть месяцев, — сказал он. — Шесть месяцев тяжелых работ.

— Но, Ваша милость, — заметил Клаверинг, — Это мой первый проступок.

— В этом мире, возможно, — ответил магистрат. Затем, полицейскому. — Уведите его.

Его увели.

Клаверинг сидел на койке в пустой камере.

«Мне нужно взять от этого все возможное, — думал он. — Шесть месяцев — это больше того, что мне требуется, чтобы узнать имя надежного скупщика, но я должен постараться выяснить как можно больше об этом мире. Когда выйду, у меня уже определятся контакты. Я узнаю, насколько далеко смогу зайти без того, чтобы меня депортировали…»

Клаверинг встал, когда в верхней части двери открылось окошко, и взял поднос с едой. Он посмотрел на непропеченный хлеб, бобы, плавающие в подливке из воды, сосуд с водой. Отнес поднос к койке, сел и стал есть.

Он спал на удивление хорошо и проснулся как раз к завтраку, хотя тот был не более удобоваримым, чем ужин. Когда дверь открыли, он вышел и присоединился к процессии бритоголовых фигур в форме с яркими полосами. Охрана, как заметил Клаверинг, была вооружена, и по виду можно было сказать, что никаких шуток они не потерпят. Он вздохнул. Это был его третий срок в тюрьме, но два предыдущих прошли в учреждениях, где акцент делался на гуманность.

Тяжелая работа оказалась такой, о которой он читал в исторических романах, но не думал, что она еще существует. Дробление камня в тюремной каменоломне — монотонный, ломающий спину труд. Клаверинг надеялся, что сможет разговаривать с коллегами-заключенными во время работы, но грохот кувалд и бдительность охранников делали это почти невозможным.

Маленький, сморщенный человечек справа от него ухитрился спросить углом рта: «Ты из Приграничья?» — и Клаверинг успел поспешно ответить отрицательно, и это все.

Дневную еду ели на открытом воздухе — хлеб, бобы и какое-то неопределимое мясо, сплошной жир и хрящи — но возможностей для разговора не было. День прошел в монотонной работе. Клаверинг был рад, когда его заперли в камере на ночь.

«Шесть месяцев. Сто восемьдесят дней. Не работают ли они семь дней в неделю? Эти охранники, должно быть, из монастыря траппистов*1, и они ожидают, что мы все тоже окажемся траппистами… При таком положении вещей я выйду отсюда, зная ненамного больше, чем когда входил. Что же, завтра я попытаюсь поговорить, нравится им это или нет, в конце концов, они же не могут меня застрелить…

Или могут?»

На следующий день его решимость не поколебалась. Он увидел, что маленький сухой человечек идет перед ним.

— Эй, — сказал он обычным, разговорным тоном. — Ты! Коротышка! Ты из Приграничья?

Огромный кулак ближайшего охранника без предупреждения ударил его в лицо.

Клаверинг закачался и упал. Ощущение всепоглощающей ярости было сильнее боли. С кошачьей ловкостью он снова оказался на ногах, молотя кулаками в толстое пузо охранника. Снова он упал, на этот раз под дождем ударов сзади. Он достаточно контролировал себя, чтобы свернуться в клубок, защищая лицо руками от тяжелых ботинок. Казалось, прошло очень много времени, пока он потерял сознание. Постепенно Клаверинг разглядел серый потолок и ощутил боль — тупую боль в руках и ногах и в большей части тела и острые уколы боли в груди при дыхании. Он повернул голову, чтобы лечь на подушку правой щекой, и застонал, когда мышцы шеи запротестовали. Он обнаружил, что не очень хорошо видит левым глазом, видит серую стену и неясную фигуру мужчины в одежде с полосками заключенного.

— С возвращением, Клаверинг, — сказал мужчина.

— Ты кто такой? — с усилием буркнул Клаверинг.

— Я — доктор. Как доктор, так и заключенный. Я слишком полезен для них, чтобы меня когда-нибудь выпустили. Кроме того, слишком много знаю… Вот, выпейте!

Клаверингу удалось приподняться и сесть на кровати. Он уставился на доктора здоровым глазом и увидел старика с жидкими седыми волосами и морщинистым серым лицом. Чтобы взять стакан, понадобились усилия.

Бренди оказался хорошим, хотя раны во рту стало жечь. Через несколько секунд Клаверинг почувствовал себя сильнее. Он осмотрел свое тело, с которого свалилась простыня, увидел огромные синяки и повязку на ребрах…

— Подонки, — сказал он без всякого выражения.

— Вы сами напросились, — сказал доктор. — Вы напросились и получили. Я полагал, что человек с таким обширным опытом, как у вас, станет вести себя разумней и, естественно, не будет приземляться в этой адской дыре.

— У меня были причины, — сказал Клаверинг.

— Они всегда есть, — согласился старик. — Но продолжайте.

— Я могу вам доверять? — спросил Клаверинг.

— Мне доверяют все — даже охранники, даже комендант. Приходится.

— Почему вас не выпускают?

— Их доверию тоже есть предел. Кроме того… Вы знаете, у меня нет желания снова возвращаться в мир. Во многих отношениях я здесь свободнее, чем снаружи. Конечно, я не могу одеваться, как хочу — но зато мне не нужно оплачивать счета портного.

— Ладно, — резко сказал Клаверинг. — Я вам верю. Здесь есть жучки? Мне кажется, это единственное место, где можно поговорить…

— Это место трудно назвать современной тюрьмой, — сказал доктор. — И вы убедились в этом сами. Никому из них не хватило бы ума установить микрофоны.

Разговаривая, он писал в блокноте. Он поднял его так, что Клаверинг смог прочитать корявые слова.

«Конечно, здесь жучки. Но продолжайте говорить. Для важных вещей пользуйтесь блокнотом».

— У меня есть немного денег, — сказал Клаверинг. — Вернее, было. Они были в бумажнике в кармане куртки. Думаю, они сейчас в сейфе коменданта…

Он писал: «Я здесь посторонний — я думал, что тюрьма будет лучшим местом, чтобы установить контакты…»

— Может быть, они еще там, если вам очень повезет, — сказал доктор.

«Что мне нужно, — писал Клаверинг, — так это имя хорошего скупщика». Он сказал:

— Я надеюсь, что вы могли бы помочь мне получить эти деньги. В других мирах заключенные могут совершать покупки в магазинах снаружи — тюремной диете требуется добавка.

— В других мирах, — сказал доктор, — заключенных балуют.

Он написал:

«Я слышу, что сюда идут. Я должен вырвать эти страницы».

— В конце концов, — сообщил Клаверинг удаляющейся спине, — мы же человеческие существа.

— Так ли? — спросил доктор. Послышался шум текущей воды. — Так ли?

— И свинья не стала бы жрать бурду, которой здесь кормят, — заявил Клаверинг.

Дверь открылась. Вошел высокий мужчина в простой черной одежде, сопровождаемый двумя охранниками. Он небрежно кивнул старому доктору, который ответил таким же кивком, и встал у кровати Клаверинга, холодно глядя на него сверху вниз.

Клаверинг уставился на него в ответ. Как и тогда, когда он впервые увидел коменданта в его конторе, он подумал: «Что бывший космонавт может делать на этой должности?» В других тюрьмах, которые он знал, комендантами были или отставные военные, или полицейские офицеры высокого ранга.

— Серьезных повреждений нет, я полагаю? — сказал комендант доктору.

— Нет, благодаря вашим дуболомам. Он будет жить.

— Здесь, — заявил комендант Клаверингу, — не дом отдыха. В этом мире, как и в любом из миров Приграничья, мы не миндальничаем с преступниками. Преступники могут приезжать сюда, как это сделали вы, чтобы избежать последствий своих преступлений в других местах Галактики. Если из них получаются хорошие граждане — то добро пожаловать. Если нет…

— Я уже начинаю сожалеть, что прилетел сюда, — распухшими губами пробормотал Клаверинг.

— Без сомнения. Без сомнения, вы привыкли к тому, что с вами обращаются, как с пациентом больницы, а не как с заключенным, как с интересным случаем, который должны изучать вежливые и внимательные психиатры. Здесь, на Фарэуэе, мы признаем только одну школу психологии.

— Какую же? — спросил Клаверинг, почувствовав, что от него ждут этого вопроса.

— Павлова, — ответил комендант.

— Трудно, — заметил доктор, — создать условный рефлекс против плохих поступков у взрослого человеческого существа.

— Мы можем попробовать, — ответил комендант.


Наконец, без сокращения срока за хорошее поведение, шесть месяцев прошли. Клаверинг последний раз побеседовал с комендантом, сдал свою тюремную униформу и, получив свою гражданскую одежду, обнаружил, что часы, бумажник и деньги пропали. Его протесты вызвали только смех.

У ворот тюрьмы его встретила наземная машина с огромными белыми буквами на бортах: «Общество помощи заключенным». У него не было выбора, кроме как принять предложенную помощь. Он проехал обратно до Фарэуэй-Сити, сидя рядом с водителем, огромным мужчиной, который, судя по его виду, являлся бывшим полицейским. «Нищета, — подумал Клаверинг, — сводит вместе разных людей».

В пригороде они подъехали к блеклому, похожему на барак зданию, которое очевидно — поскольку его обитатели не скупились в использовании неоновых вывесок — представляло собой штаб Общества. Водитель машины отвел Клаверинга в офис, где отталкивающе толстая женщина записала его данные. Ему сказали, что Общество найдет ему работу, предоставит жилье и питание — размер которых будет определяться его недельной зарплатой, — пока не наступит время, когда он сможет сам о себе позаботиться. Работа, как оказалось, уже ждала его — в одной из фирм по импорту была вакансия младшего клерка. Он должен был начать на следующее утро.

Клаверинг поблагодарил женщину скорее вежливо, чем искренне, и тощая девица отвела его в скромно обставленную комнатку. Девица повернулась, чтобы уйти.

— Подождите! — окликнул ее Клаверинг. — Пожалуйста…

Девица угрюмо проговорила:

— Старую болтунью удар хватит, если я не вернусь в офис ровно через две секунды.

— Ну и пусть, — сказал Клаверинг. — Какие здесь правила?

— Вы сами убираете свою кровать и подметаете пол, — сказала девица. — Вы едите в семь тридцать и в восемнадцать часов. По субботам и воскресеньям общежитие кормит вас также полдником. Ничего хорошего.

— Но я имел в виду — каковы шансы выбраться отсюда?

Она рассмеялась:

— Никаких. Когда из зарплаты у вас вычтут стоимость проживания и питания, денег у вас останется только на пару уколов и пачку сигарет. И с вашим послужным списком вы нигде не найдете работу, кроме как через Общество.

— Это куда хуже, — заметил Клаверинг, — чем те тюрьмы, в которых мне довелось побывать на более цивилизованных планетах.

— Никто, — возразила она, — не просил вас приезжать сюда.

Она ушла. Клаверинг подошел к пятнистому зеркалу, оглядел себя. Его костюм все еще сидел неплохо, хотя и был немного узок в груди и плечах и широк на животе. Клаверинг пожал плечами. Это не имело особого значения. Скоро у него будет достаточно денег — даже если скупщик в Фарэуэй-Сити окажется не честнее, чем в любом другом месте, — чтобы купить себе новый костюм и заняться каким-нибудь видом бизнеса.

«Каким-нибудь видом бизнеса? — спросил он себя с некоторым изумлением. — Что это на меня нашло? Может быть, Павлов, в конце концов, прав? Но я не собираюсь идти на риск и получить еще одно внушение в этой тюрьме»…

Он покинул общежитие.

Денег у него не было, так что ему пришлось пешком идти до города, радуясь тому, что это не более чем разросшийся поселок. Сначала он отправился в «Римрок Хаус», где обнаружил, что его багаж сдан на хранение, и за хранение надо платить. Он сказал, что заберет свой багаж позже.

В Первом национальный банке клерк при сейфах вспомнил мистера Джонса. Но даже в этом случае нужно было соблюсти определенные формальности — проверить отпечатки пальцев и радужку глаза, заплатить за пять месяцев хранения… Клерк сожалел об этом, но правила созданы не для того, чтобы их нарушали…

Клаверинг ушел из банка. Было уже за полдень, и Клаверинг ничего не ел с момента тюремного завтрака. Шесть месяцев он не пил алкоголя и ничего не курил, кроме мерзкого, едкого тюремного табака.

Он подумал было о том, чтобы отправился по адресу, который дал ему доктор, но это было на другой стороне города, и также была возможность, что скупщик откажется дать ему деньги заранее на непосредственные нужды. Во всяком случае, у Клаверинга была своя гордость, он не любил скупщиков и не хотел у них одалживаться.

Удачно, с гордостью подумал Клаверинг, что он не стал узким специалистом. Он мог взломать сейф, подделать подпись или совершить карманную кражу — в этом мог занять хотя и не первое место, но не ниже второго. В настоящей ситуации подходила карманная кража. Он стал оглядываться в поисках подходящего объекта.

Выглядевший процветающим толстяк неподалеку разглядывал витрины. Клаверинг окинул его опытным взглядом. Рубашка была из алтайранского хрустального шелка, а это недешевый вид ткани. Пиджак был из тонкого, дорогого твида с Нова Каледона, а юбка и чулки явно прибыли из самой Шотландии (Клаверинг подумал о том, действительно ли толстяк имеет право носить тартан*2 цветов клана Грэма). Туфли обладали тем особым блеском, которым отличается шкура огромных рыбообразных ящериц из болот Маркары. Припухлость под пиджаком явно была туго набитым бумажником.

Перед тем как подойти, Клаверинг подождал, пока толстяк рассматривал витрину с деликатесами, полную гастрономических соблазнов со множества миров. Он подошел прогулочным шагом и спросил:

— Извините, у вас есть время? Мои часы в ремонте…

— Двенадцать второго, — ответил тот достаточно дружелюбно.

— Обширная выставка, не правда ли? — Клаверинг кивнул в сторону витрины. — Конечно, некоторые из этих вещей портятся при перевозке. Единственный способ поедания ведьмовских личинок, к примеру, состоит в том, что их едят, доставая прямо из горячей золы, в которую роняют живыми, еще извивающимися…

— Я никогда не был на Земле, — сказал толстяк. — Побываю в следующем году, может быть. Но я всегда говорю, что если мне захочется попутешествовать по Галактике, то смогу это сделать в собственной кухне.

— Что это там такое? — спросил Клаверинг. — Это опалесцентное желе в оригинальном сосуде?

— Это с Виндховера. Вы когда-нибудь там были?

— Нет.

— Я тоже не был — но, благодаря моему хобби, я много о нем знаю. В определенные сезоны года — а система сезонов там сложная, как и должно быть в бинарной системе — большие морские пауки выходят на берег и строят среди скал гнезда из секреций своих тел…

Услышав достаточно для того, чтобы решить, что никакая пища с Виндховера никогда не окажется у него на столе, Клаверинг снова спросил время. Он извинился и сказал, что у него назначена встреча. Он ушел — не слишком быстро и не слишком медленно, оставив несколько поворотов между собой и толстяком. Наконец, дошел до небольшого парка. Он нашел свободное сидение — день был прекрасным и теплым, и большинство офисных работников поглощали свои ленчи на траве.

Он достал из кармана добычу — драгоценный бумажник.

Только это был не бумажник.

Это был портсигар.

Во всяком случае, подумал Клаверинг, он спокойно покурит перед тем, как предпринимать что-то дальше. Он вынул сигару, одобрительно подержал ее под носом, затем прикурил зажигалкой от того же портсигара.

Вкус оказался… странным.

Он не был неприятным; вкус определенно был хорошим. Странность, вероятно, объяснялась тем, что его нёбо было испорчено рубленой соломой и лошадиным навозом, которые считались табаком в Центральной тюрьме.

Лошадиный навоз?

Оскорбление лошади — лучшего друга человека.

Без лошадей — на кого ставить?

На собак?

К черту собак!

Ненавижу собак.

Вон там собака, прогуливает толстую бабу.

Идет сюда.

К черту их.

Собирается меня лягнуть.

Лягни первым.

Мадам, я отказываюсь от того, чтобы меня лягала ваша шелудивая дворняга. На всех цивилизованных планетах Галактики я отказывался от того, чтобы меня лягали шелудивые дворняги. Дело принципа, вот что это такое. Человек принципов, вот кто я такой.

Извините… Мне нехорошо… Рыба виновата или что-то такое…

Но это была не рыба, потому что рыба — это роскошь, которой Клаверинг не пробовал уже несколько месяцев. Виновата была сигара. Это была очень дорогая сигара — свернутая из смеси терранского табака и лиракского растения калеф. Дым от их совместного горения производит эффект, очень похожий на действие алкоголя, а на пустой желудок и после полугода воздержания от крепких напитков неизбежна интоксикация.

Магистрат, перед которым Клаверинг появился по обвинению в пьянстве и недостойном поведении, встретил его как старого врага. Он повторил свои замечания насчет злоупотребления гостеприимством миров Приграничья. Он даже дошел до того, что повторил приговор. Приговор мог бы быть и меньше, если бы не было обнаружено, что на портсигаре нет инициалов Клаверинга.

Он испытывал большую горечь, когда его везли в Центральную тюрьму.

С угрюмым видом Клаверинг предстал перед комендантом.

— Я так и думал, — говорил представитель властей, — что вы окажетесь рецидивистом, но не ожидал вашего возвращения так скоро.

— Я вообще не собирался возвращаться.

— Но вы здесь, — устало заметил комендант. — Но я решил быть снисходительным. Вы умный человек, а дробление камней — не самый интеллектуальный труд. Это может показаться странным, но в нашем заведении есть некоторые механизмы, и их надо поддерживать в рабочем состоянии…

— А лучшая работа обеспечит лучшую еду? — напрямик спросил Клаверинг.

— Еда будет такая же. На самом деле она должна бы быть хуже, потому что вы будете затрачивать меньше физической энергии.

— Сэр, — с напряжением проговорил Клаверинг, — могу я задать вам вопрос?

— Можете.

— Тогда скажите мне — какое преступление нужно совершить, чтобы человека депортировали из миров Приграничья?

— Во всяком случае, не убийство, — ответил Комендант, печально улыбнувшись. — За убийство мы вешаем. Мы здесь очень старомодны, как вы, может быть, заметили. По сути дела, для этого достаточно три осуждения подряд, за любое преступление или преступления. Таков закон.

— Спасибо, — проговорил Клаверинг.


Второй срок тянулся так же медленно, как и первый.

На этот раз ему удалось избежать серьезного физического воздействия, и единственный раз он посетил госпиталь, когда у него слегка воспалилась рука. Но охранники присутствовали, пока его перевязывали, и он не смог рассказать свою историю старому доктору.

Время тянулось страшно медленно — и все же, несмотря ни на что, Клаверинг обнаружил, что очень заинтересовался машинами. Когда наступил последний день и ему надо было уходить из тюрьмы, он боролся с нежеланием прощаться со своими отполированными и отлично работающими подопечными.

Та же наземная машина отвезла его в Фарэуэй-Сити, та же толстуха приняла его в общежитие Общества помощи заключенным. Как и раньше, его ждала работа, но на этот раз это была работа в одном из небольших гаражей города.

Клаверинг решил не торопить события на этот раз. В первый день свободы он не стал приближаться ни к отелю, ни к банку. На следующее утро он прибыл на работу в гараж и все утро чистил и полировал одну наземную машину и два вертолета. Босс выделил ему достаточно денег на ленч, и он перекусил в баре рядом с гаражом. Днем ему разрешили, под наблюдением, перебрать мотор.

Поужинал Клаверинг в общежитии. Еда была ненамного лучше тюремной. Когда она улеглась у него в желудке, он решил сходить по адресу, который получил во время первого срока в тюрьме.

Ночь была ясной, а ночного неба Клаверинг не видел уже год. В северном полушарии Фарэуэя была осень, и солнце было почти в соединении с чечевицей Галактики. Неспешно шагая по дороге с редкими домами, Клаверинг смотрел вверх. Пустота, которую он видел, шокировала его так же, как и в первый раз, когда он увидел ее с «Веселого Бродяги». Он понял теперь рассказы о том, что все, кто мог себе позволить покинуть Фарэуэй, летели к планетам Скопления.

Он дошел, наконец, до дома, где, как ему сказали, он найдет скупщика. Некоторое время у въезда на длинную подъездную дорожку он колебался, невольно нервничая. «Что же не так на этот раз?» — подумал он. Хуже всего было то, что если что-то пойдет не так, бежать было некуда. Он бежал всю свою жизнь и теперь пришел к самому краю тьмы, к границе полного отрицания.

Он пожал плечами.

«Эти сумасшедшие миры Приграничья, — сказал он себе, — что-то делают с вашим сознанием».

Он нажал кнопку на кованых железных воротах. Послышалось тихое жужжание, которое подсказывало, что его осматривают. Из скрытого громкоговорителя послышался металлический голос:

— Кто вы? Чего вы желаете?

— Я Джон Клаверинг. Я желаю поговорить с вашим хозяином, мистером Конрадисом.

— Какое у вас дело?

— Об этом я скажу мистеру Конрадису.

— Повторяю: какое у вас дело?

— Проклятый любопытный робот… У меня личное дело.

Послышался новый голос — человеческий голос:

— Что вам нужно?

— Вы — мистер Конрадис?

— Да.

— Тогда мое дело касается имперских регалий Шаары.

Раздался резкий вдох, ясно слышимый Клаверингу. Запор на воротах со щелчком открылся. Створки распахнулись бесшумно.

Клаверинг медленно двинулся по дорожке, хрустя башмаками по желтому гравию. Дом перед ним был больше похож на крепость, чем на жилище. При его приближении передняя дверь открылась. Клаверинг шагнул в холл — пустой, без мебели, залитый резким бело-голубым светом.

— Войдите в дверь справа от вас, — приказал голос.

Клаверинг так и сделал. Он оказался в комнате, такой же большой, как и предыдущая, но в этой было чрезмерно много мебели и украшений. За огромным полированным столом сидел коротышка; его лысый череп блестел в свете ламп.

— Садитесь, мистер Клаверинг, — сказал он.

Клаверинг сел.

— Я полагаю, вы пришли узнать, не желал бы я снять с ваших плеч груз драгоценных камней Шаары.

Клаверинг ответил положительно.

— Я буду с вами честен, мистер Клаверинг. Я позволю вам получить пять процентов стоимости камней. В конце концов, если бы не вы, я не смог бы заняться одной из самых выгодных сделок за всю мою карьеру.

— Пять процентов! Да я скорее брошу их в море, только чтобы не отдавать за пять процентов стоимости!

— Мистер Клаверинг, около шести месяцев назад ко мне обратилась Королева-капитан шаарского корабля, и, хотя я не люблю общаться с негуманоидами, и особенно с членистоногими, но я позволил ей убедить меня использовать все свое небольшое влияние, чтобы вызволить регалии из банка.

Он сделал паузу. Затем сунул обе руки в ящик под крышкой стола. Правая рука появилась с пачкой банкнот, а левая держала маленький смертоносный автоматический пистолет Минетти. Он сказал:

— Пусть у вас не возникают какие-либо идеи, мистер Клаверинг. Я левша. Ловите!

Клаверинг поймал деньги. Сосчитал их. Их хватило бы на новый костюм и подержанную наземную машину или вертолет. Их не хватило бы на билет к другой планете, даже планете миров Приграничья.

— Капитан Шаары не отличалась щедростью, — заметил он.

— Она отдала мне все деньги Федерации, которые нашлись у нее в сейфе, — сказал Конрадис.

— Значит, она доплатит еще, — заметил Клаверинг.

— Может быть. Но для вас там уже ничего не будет.

Клаверинг задохнулся от ярости. Он положил деньги во внутренний карман. Он встал на ноги, медленно двинулся к двери. Ствол маленького пистолета в руке Конрадиса следовал за его движением, пока он шел. Клаверинг его игнорировал. Он напрягал свою фотографическую память, примечая и запоминая детали окон и их задвижек, дверей и замков. Он и раньше встречал людей подобного типа и знал, что они гораздо больше полагаются на роботов-охранников, чем на склонных к ошибкам людей.

Он знал то, чего наверняка не знал Конрадис — что роботы тоже могут ошибаться.

Клаверинг покинул дом, вышел с территории и медленно направился к городу.

В общежитии Клаверинг прошел в свою каморку, лег на кровать и стал выстраивать факты.

1. То, что оставалось у него от регалий Шаары, когда он прибыл на Фарэуэй, к этому времени снова было в распоряжении Высокой королевы.

2. Двадцать раз по 1000 кредитов (Конрадис дал ему тысячу) — это 20000 кредитов. Перекупщик получил, должно быть, по меньшей мере, в пять раз больше, судя по объявленной после кражи награде.

3. Проезд до, скажем, планеты Ван Димена будет стоить по меньшей мере 2500 кредитов.

4. Такой человек, как Конрадис, почти всегда держит большую сумму денег в доме, обычно в сейфе в спальне.

5. Дверной робот — фирмы Фаррар Бленкинсоп, модель Марк IV, Клаверингу была известна некоторая информация о Марке IV, ловко вытянутая из пьяного техника, работавшего в фирме Фаррар Бленкинсоп.

6. У Конрадиса несомненно есть друзья в полиции, поэтому его рот должен быть заткнут в течение, по меньшей мере, шести часов после ограбления. В багаже у Клаверинга был небольшой пистолет с усыпляющим газом, так что в этом плане беспокоиться не о чем.

7. Багаж Клаверинга, предположительно, все еще находился в камерах хранения «Римрок Хауса», но тысячи, которую он получил у Конрадиса, будет более чем достаточно, чтобы заплатить за хранение.

8. Бумаги Клаверинга, выправленные на имя Джонса, все еще находились в его багаже. При помощи нескольких банкнот по 10 кредитов, мудро использованных, он добьется того, что нужные люди проштампуют их в нужных местах.

9. Корабль Межзвездной транспортной комиссии «Дельта Серпенс» стоял в порту Ремот и собирался вылететь на Митилен следующим вечером в 24:00…

— Так что, — сказал Клаверинг сам себе, — если я сяду на него, то подвергаюсь некоторому риску оказаться в терранской тюрьме. Риск совсем небольшой — и, в конце концов, по сравнению с этой тюрьмой терранские тюрьмы — просто роскошные отели. Во всяком случае, Высокая королева Шаары к этому времени получила свои побрякушки обратно, так что шум должен уже утихнуть.

— Если я останусь здесь, то почти наверняка снова окажусь в тюрьме. Тогда меня депортируют. А в этом случае полиция, как местная, так и Федерации, будет ждать меня на планете, на которую меня вышлют.

— Рискнуть стоит.

Он разделся и лег на кровать. Через несколько секунд он уже спал сном младенца.


На следующее утро он позвонил в гараж и сказал, что заболел и на работу не придет и направился прямо в «Римрок Хаус», где ему пришлось ждать, пока его багаж не принесут. На такси он вернулся в общежитие, отнес пакеты в комнату и распаковался. Он проверил небольшой сомнопистолет на одной из летающих ящериц, от которых житья не было на Фарэуэе. Пистолет действовал. Клаверинг нашел листок специально обработанной бумаги. У него не было инфракрасного сканирующего оборудования, так что он не мог его проверить, но не было причин сомневаться, что листок в порядке. Он снова упаковал багаж, положив все бумаги в портфель, сомнопистолет — в боковой карман своего килта, а листок бумаги — во внутренний нагрудный карман пиджака.

На оставшуюся часть дня он вернулся на работу в гараж. Во время перерыва на ленч его оставили за главного, в то время как остальные работники пошли перекусить, и он сделал неплохой восковой отпечаток ключа к главной двери. Он решил, какой машиной воспользуется — большой старомодный моноколесник Ферранти.

Закончив работу, он вернулся в общежитие. В коморке понял, что в багаже кто-то рылся. Горничная? Комендантша? Кто-то из гостей — бывших заключенных? Это не имело значения. С облегчением обнаружил, что его инструменты и заготовки для ключей не украдены; их нетрудно было бы купить в любом скобяном магазине, но все было теперь закрыто до утра.

Пообедав внизу, он вернулся в комнату. За запертой дверью он работал над одной из заготовок, насвистывая, чтобы заглушить звук напильника.

Закончив, он положил ключ и один из надфилей в карман килта, а бумаги — в портфель. В небольшой чемодан Клаверинг упаковал только самое необходимое — он знал, что на лайнерах класса «дельта» есть небольшие магазинчики, где он сможет приобрести все, что ему может потребоваться в путешествии.

С портфелем и чемоданчиком он спустился вниз. Ему встретилась тощая горничная. Она с любопытством посмотрела не него.

Клаверинг сказал:

— Смогу получить за них неплохую цену, надеюсь. Сегодня в гараже поговорил с одним клиентом, и он сказал, что хотел бы купить хорошие подержанные чемоданы.

Горничная равнодушно пожелала ему получить хорошую цену.

Он медленно пошел в город, к офису агентов Межзвездной транспортной комиссии. Офис все еще был открыт и будет открыт, пока не взлетит «Дельта Серпенс».

Скучающему молодому человеку за прилавком Клаверинг сказал:

— Есть еще койки на корабле к Земле?

— Да, сэр. Не самые лучшие, те все разобраны. Есть каюта на уровне Г, если вы не возражаете против жары и шума.

— Я возьму ее.

— До Митилена или дальше?

— А сколько стоит до Митилена?

— Две тысячи.

— Сейчас с собой у меня столько нет, — сказал Клаверинг, — сегодня вечером я должен забрать долг у приятеля.

— Две тысячи, — повторил клерк.

— Мне очень важно успеть на этот корабль, — сказал Клаверинг. — Сделаем так, что вы тоже получите от этого пользу. Что, если я внесу аванс за билет в размере 500 кредитов… Что, если я оставлю вам мои бумаги и этот чемодан… Вы могли бы оформить для меня бумаги, и я встречу вас в космопорте, скажем, в 23:30. Вы отдаете мне мой билет, а я плачу вам разницу в размере 2500 кредитов.

Такую арифметику клерк понимал.

Он посмотрел на бумаги, пролистал их и кивнул:

— Да, мистер Джонс, — сказал он. — Это можно организовать. Я уверен, что это можно устроить.

Клаверинг заплатил первоначальные пятьсот и быстро вышел из офиса. Он посмотрел по сторонам, насмешливо приподняв губу. Захолустный городишко на захолустной планете. Он взглянул на черное, пустое небо и подумал, как хорошо будет увидеть, как огромная, сверкающая чечевица Галактики заполнит иллюминаторы «Дельта Серпенс», когда та выйдет на курс к Митилену и к процветающим, суматошным мирам Внутренних систем.

Клаверинг посмотрел на часы. Ему нужно было убить время. Он пошел в кинотеатр новостей, посмотрел на события, которые скорее были уже историей, чем новостями. Когда обнаружил, что второй раз смотрит коронацию короля Джеймса XIV Уэверлейского, то ушел.

Он беспечно прошелся от кинотеатра до гаража. Прохожих было немного; не было видно и полиции.

Его ключ подошел прекрасно, без задержки открыв большие двери. Большой Ферранти стоял там, где он его оставил, около двери. Гироскоп в течение трех минут раскрутился до максимума, и Клаверинг, убрав стойки, медленно выехал на улицу. На короткое время он оставил машину, пока закрывал и запирал двери гаража.

Без инцидентов он доехал до дома Конрадиса, оставил машину неподалеку от орнаментированных ворот и вышел, оставив гироскоп работающим. Вдруг тишину нарушил внезапный, резкий звук. Клаверинг подпрыгнул от неожиданности. Стало быть, Конрадис держит домашнюю птицу, и один из петухов обладает странным чувством времени… Ему вспомнился тот вечер, когда он напоил Фредерикса, специалиста по роботам компании Фаррар Бленкинсоп.

— Надо помнить, — говорил Фредерикс, — следующее. Все наши роботы имеют мозги. Но не человеческие мозги. Ничего похожего. Возьми Марка IV. Коэффициент интеллекта не выше, чем у курицы. Смешно — мы, когда говорили об этом, вспомнили, как гипнотизируют кур. Фантастика. Действует и на Марка IV тоже…

— А как гипнотизируют курицу? — спросил тогда Клаверинг.

— Просто. Проведи на полу линию. Приставь ее клювом к этой линии.

— Но у Марка IV нет клюва…

— Особая бумага; поднеси ее к сканеру. В инфракрасном свете на ней появляется очень прямая, очень темная линия…

Клаверинг провел серию собственных экспериментов, но никогда еще не совершал ограбление, пользуясь слабостью робота-швейцара. Он решил придержать эти знания, пока не наступит время, когда их использование будет оправдано.

Это время наступило.

На ближайшем столбе ворот он заметил тусклое свечение кнопки.

Он достал из кармана специально обработанную бумагу, развернул ее. Встал перед столбом ворот, держа бумагу перед лицом. Правым указательным пальцем нащупал кнопку, нажал ее. Он услышал, как зажужжал сканер.

— Кто ты? — раздался металлический голос, который затем прервался.

— Ты меня знаешь, — сказал Клаверинг.

— Да.

— Я друг.

— Да.

— Впусти меня.

— Да.

Замок щелкнул; ворота распахнулись. Клаверинг снова сел в машину — она потребуется ему как средство транспортировки и в качестве временной тюрьмы для Конрадиса — и поехал по дорожке. При его приближении передняя дверь дома открылась. Он переложил сомнопистолет в боковой карман пиджака, вышел из машины, подошел к двери и вошел в дом.

Его пистолет был нацелен на дверь в кабинет Конрадиса. Когда она открылась, Клаверинг выстрелил. Он скорее ощутил, чем услышал нечеловеческий вопль; Конрадис закачался в дверях; автоматический пистолет выпал у него из руки. Он видел, как Конрадис упал, не потеряв сознания, но частично парализованный.

Клаверинг оттащил его в кабинет, усадил на стул.

— Я мог бы выстрелить на полную мощность, — сказал вор, — но не стал этого делать. В сонном состоянии вы не представляете для меня интереса. Я хочу, чтобы вы говорили.

— Я… — слова выходили с болезненной медлительностью, — отказываюсь.

— Где ваш сейф?

Конрадис молчал.

— Проблема с сомнопистолетами, — заметил Клаверинг, — состоит в том, что жертва становится нечувствительной к боли, поэтому нужны более радикальные меры, чем в обычном случае, — он расстегнул правый башмак Конрадиса, снял его. Стащил чулок. — Вы можете ничего не чувствовать, но вы увидите, как я разожгу огонь в этом вашем вычурном, но, несомненно, весьма эффективном камине… У вас наготове и растопка, и уголь — очень предусмотрительно с вашей стороны. Как я сказал, вы ничего не будете чувствовать — но это весьма непростое испытание — смотреть, как вашу ступню медленно пожирает огонь.

— Вы… не посмеете, — сказал Конрадис.

— Не посмею? — переспросил Клаверинг, разжигая камин.

— В спальне, — сказал Конрадис, когда его ступня была уже в дюйме от огня. — За… картиной…

— А комбинация? Поспешите — я могу устать и уронить вашу ногу.

Конрадис сказал и это. Конрадис сказал ему также, с неохотой, о скрытом выключателе, который включает насос, откачивающий из сейфа анестезирующий газ — это он сказал после того, как Клаверинг поставил короткий огрызок декоративной свечи в коробку высокогорючего материала и сообщил Конрадису, что если не вернется за разумно короткий период времени, Конрадис, по меньшей мере, заработает серьезные ожоги до того, как включится система пожаротушения.

Клаверинг нашел спальню и пожалел о том, что не может украсть мебель и украшения — он профессионально разбирался в антиквариате. Нашел сейф за подлинным Пикассо, выключатель насоса, скрытый в соске платиновой «ню» работы Киршвассера. Подождав, пока прекратится жужжание машины, он открыл сейф.

Там была валюта — прекрасная, честная валюта Федерации, в количестве, достаточном для удовлетворения всех его потребностей.

— Теперь, — сказал он, — вы поедете со мной.

— Почему?

— Потому что я так говорю. Воздействие сомнопистолета длится не так уж долго, и как только оно пройдет, вы поднимете тревогу. Если я свяжу вас и оставлю здесь, вы сможете развязаться. В багажнике машины вы будете вполне безопасны — все, что мне нужно делать, это время от времени добавлять вам дозу. Я о вас забочусь, по сути дела.

«И я могу себе это позволить, — подумал он. — Я не потерял еще старой закалки. План сегодняшнего вечера сработал, как часы».

План работал бы и дальше, как часы, если бы не пьяный водитель, с ревом выскочивший из боковой улицы на предельной скорости. Крышка багажника при столкновении открылась, и полицейский офицер, оказавшийся на месте до того, как Клаверинг смог собраться с мыслями, с интересом отнесся к содержимому багажника.

Клаверинг бы воспользовался своим сомнопистолетом, но это небольшое оружие разбилось при столкновении. Клаверинг схватил свой портфель, в который уложил украденные деньги, и попытался бежать. Оказавшийся поблизости прохожий сбил его с ног при помощи метательного оружия.


Комендант смотрел на Клаверинга через стол чуть ли не с одобрением:

— Вы вернулись, — заметил он.

— Я вернулся, — признал заключенный. — Как скоро меня собираются депортировать? И куда?

— Не так скоро, Клаверинг. Не так скоро. Вам еще нужно отсидеть срок. У нас есть для вас новые механизмы — насосы для нашей экспериментальной гидропонной фермы. Мы должны увериться в том, что вы хорошо подготовитесь к своей новой жизни.

— Очень порядочно с вашей стороны, несомненно.

— Да, и еще одно, Клаверинг, — и соблюдение этого пункта спасает вас от немалых неприятностей в будущем. Просто называйте меня «сэр», пожалуйста.

— Ладно, — ответил Клаверинг, — сэр.


Свою новую работу Клаверинг счел интересной. Также он обнаружил, что условия содержания были намного легче, пища лучше и охранники не доходили до крайностей, борясь с разговорами между заключенными.

Вскоре он осознал, что его коллеги по работе — это такие же люди, как он, смышленые, но преступники по привычке, излечить которых можно только при помощи разрушающей личность мозговой хирургии, отвергаемой во всех цивилизованных мирах. Он задавал вопросы, но никто из них не знал, на какую планету или планеты их депортируют и когда. Он обнаружил, что большое число осужденных обучают другим областям техники.

Наконец, Клаверинг проснулся однажды утром от того, что охранник дубасил в его дверь. Он встал и начал на ощупь искать свою одежду.

— Не это, — рявкнул офицер. — Надевай это! — он сунул сверток в открывшееся окошко.

Там было белье, чистое и новое, черный комбинезон и пара глянцевых черных ботинок. На каждом рукаве комбинезона был напечатан зеленый лист папоротника на золотой шестеренке.

Новая одежда оказалась удобной и впору. Когда дверь открылась, Клаверинг вышел из камеры и присоединился к процессии сходно одетых заключенных. У ворот тюрьмы, где их ждали машины, он задержался, чтобы спросить охранника:

— А что случилось с комендантом? Он обычно прощается с убывающими гостями.

— Вы еще увидите капитана Кристофера, — ответил охранник.

Из машины Клаверинг ничего не мог разглядеть, но, когда дверь открылась, он не удивился, увидев окружение космопорта. Он с интересом смотрел на другие машины, выстраивавшиеся в правильную линию, на выходящих из них людей в черном. Он подумал, что депортировать людей партиями дешевле.

Повернувшись, чтобы посмотреть на корабль, он остолбенел от изумления. Он был большим, гораздо больше любого корабля, которые он когда-либо видел. Здания администрации, порталы и краны казались рядом с ним карликовыми. Его хвостовые стабилизаторы представляли собой летающие подпорки, а сам корабль был огромной, невероятной башней, построенной из сверкающего металла.

— Стильно путешествуем, — заметил мужчина слева от Клаверинга. — Чтобы нас забрать, прислали лайнер альфа-класса.

— Это не лайнер класса альфа, — сказал Клаверинг. — Этот, по меньшей мере, вдвое больше!

Через громкоговорители загрохотал голос:

— Внимание, всем! Внимание, всем! Персонал садится на корабль!

Длинные ряды людей двинулись вперед, под пристальным наблюдением охранников поднимаясь по пандусам и входя в воздушные шлюзы. Пожилой человек в форме старшего стюарда дежурил наверху пандуса, по которому всходил Клаверинг. Он читал имена с листа.

— Клаверинг, Джон — гидропоника.

Теперь соединились в одну картину знаки на рукавах Клаверинга и работа, которую он выполнял в течение последнего срока в тюрьме.

— Ага, хотите, чтобы мы отработали стоимость нашей перевозки? — заметил он.

Стюарт не обратил внимания на его слова.

— Коуден, Питер — воздушная циркуляция… Дэвис, Дэвид — воздушная циркуляция…

— Гидропонные работники, сюда! — послышался голос.

Клаверинг вместе с другими людьми своего отдела последовал за главным старшиной по проходам и лестницам, и с одиннадцатью депортируемыми оказался в скудно обставленной спальне. Старшина игнорировал все вопросы. Стальная дверь с убедительным щелчком закрылась.

Время едва тянулось. Разговоры велись практически ни о чем. Все были рады, когда ожил громкоговоритель на стене и им было приказано улечься в койки для отлета. Им не нравилось, что им не сообщают, что происходит — до этого бывшие заключенные путешествовали только как пассажиры, оплатившие проезд. Им стало легче, когда грохот затих и страшный вес исчез с их груди. Они немного поразвлеклись, пытаясь перемещаться по отсеку в отсутствии силы тяжести.

— Внимание! — рявкнул громкоговоритель на стене. Переборка под ним ожила и превратилась в большой видеоэкран. Он показал, очевидно, комнату управления корабля. Там был высокий мужчина в черной форме с четырьмя золотыми полосками капитана на рукавах.

— Комендант! — кто-то тихо шепнул. — Я так и думал, что он бывший капитан!

— Мужчины, — тихо проговорил капитан Кристофер. — Я делаю вам честь, называя мужчинами, потому что вам предстоит мужская работа. Работа настолько опасная и неопределенная, желающих ее выполнять свободных людей найти трудно…

— История, — помолчав, продолжил он, — повторяется. Несколько столетий назад был другой Кристофер — хотя это было его собственное имя, — который знал, что Земля круглая, и это в те времена, когда большинство моряков боялись, что если они уплывут слишком далеко на запад, то их корабли, и они вместе с ними, упадут с этого края. Этот другой Кристофер, этот Кристофер Колумб, обнаружил, что сможет вести корабли, только если наберет людей из тюрем.

— Всем вам, которые прибыли в миры Приграничья, были предоставлены шансы. Все вы обнаружили, исходя из своего первого опыта тюрьмы, что преступление того не стоит. И все же, хотя вы знали, что наказание за повторное преступление — депортация, вы не изменили образ жизни и оказались здесь — все вы, вследствие своих же собственных действий. Остальные из нас — я сам, старшие и младшие офицеры — здесь потому, что мы хотим здесь быть. И я бы хотел, чтобы вам стало ясно, что мы не допустим отклонений от нашей цели. Я хочу, чтобы вам было ясно, что мы, профессиональные космонавты, сможем управлять кораблем так, что поднимать бунт не имеет смысла. Я хочу, чтобы вам было ясно, что под моим командованием основным законом является следующий: кто не работает, тот не ест.

— Не знаю, сколько времени займет наше путешествие в терминах объективного времени — это нам еще предстоит узнать. Не могу даже сказать, как долго это займет в терминах субъективного времени — но, думаю, что не пройдет и полстолетия, как мы вернемся.

— Еще могу сказать — обратно мы не повернем. Ни один из вас не знает, как управлять кораблем. Вы могли бы со временем узнать достаточно, чтобы решиться на захват корабля и заставить моих навигаторов и инженеров следовать вашим приказам. Но я вам скажу, что корабль оснащен средствами защиты, установленными именно на этот случай. В крайне невероятном случае — случае успеха бунта, я вам обещаю, что возврата не будет.

Клаверинг лихорадочно перебирал в уме какие-нибудь легальные правила, на основании которых он мог бы выразить протест. Но таковых не было. Бежав в миры Приграничья, он стал подчиняться их законам, и один из этих законов гласил, что депортация есть наказание за третье преступление. Он не мог не восхититься хитроумию Федерации — сделать Приграничье убежищем для преступника и предложить этому преступнику, на бумаге, по крайней мере, шанс исправиться. Но, оказалось, всем тем, кто представлял собой претендентов на полет в космическом корабле, было дано очень мало шансов на исправление.

Вместе с другими он смотрел, как сканнер отвернулся от капитана и офицеров и показал часть космоса, куда направлялся корабль. Он услышал ни на что не похожий вой включенного привода Манншенна и понял, что через несколько секунд экран покажет только бессмысленные завихрения света.

Но они лучше, чем холодная пустота — бесконечное ничто, нарушенное только тусклой, далекой туманностью, к которой направлялся корабль — крошечное светящееся облако, представляющее собой, возможно, другую Галактику.

Он бежал всю свою жизнь и добежал, докуда только смог, до самого края ночи.

И он был не в состоянии остановиться.