"Бойцовский клуб (перевод А.Амзина)" - читать интересную книгу автора (Паланик Чак)

Глава 12

Мистер его честь, мистер президент отделения местного отделения национального объединённого профсоюза киномехаников и независимых операторов кинотеатров просто сел.

Подо всем, и за всем, и внутри всего, что человек взял — зреет и растёт нечто ужасное.

Ничто не вечно.

Всё разрушается.

Я знаю это, потому что Тайлер знает это.

Три года Тайлер склеивал и резал фильмы для сети кинотеатров. Фильм путешествует в шести или семи маленьких бобинах — в металлическом корпусе. Работа Тайлера — соединить маленькие бобины вместе в одну пятифутовую бобину, которые используются на самоперематывающихся проекторах непрерывного показа. После трёх лет работы: семь кинотеатров, по меньшей мере по три экрана в каждом, новые показы каждую неделю, в общем, через руки Тайлера прошли сотни лент.

Так уж вышло, но эта самоперематывающаяся автоматика вытеснила старые проекторы, и профсоюзу Тайлер оказался не нужен. Мистер глава отделения был вынужден позвонить Тайлеру, чтобы пригласить его на короткий разговор.

Работа была скучной, и платили паршиво, так что президент объединённого объединения объединённых независимых киномехаников и объединённых кинотеатров, ежели объединить всё сказанное им, изрёк простую вещь: отделение окажет услугу Тайлеру. Дипломатического толка.

Не думайте, что это увольнение. Думайте об этом как о сокращении штатов.

И тогда мистер задница глава отделения собственной персоной говорит: — Мы ценим ваш вклад в наш успешный бизнес.

О, это не проблема, говорит Тайлер и ухмыляется. Пока профсоюз будет продолжать посылать чеки, я буду держать рот на замке.

Тайлер сказал:

— Подумайте об этом как о ранней отставке с пенсией.

Тайлер работал с сотнями лент.

Ленты возвращались распространителям. Фильмы уходили для переиздания. Комедии. Драмы. Мюзиклы. Ах-любовь. Боевики.

Забитые тайлеровыми однокадровыми вспышками порнографии.

Содомия. Фелляция. Куннилингус. Садомазохизм.

Тайлеру нечего терять.

Тайлер был пешкой в глазах всего мира, мусором — на чей угодно взгляд.

Это то, что Тайлер тоже велел передать менеджеру Прессман-отеля.

На другой его работе, в Прессман-отеле, Тайлер говорил, что он был никем. Никто не заботился — жив он или помер, и чувство это было, чёрт побери, взаимным. Это то, что Тайлер велел сказать мне в офисе менеджера отеля с охраной перед дверью.

Тайлер и я остались допоздна и обменялись историями после того, как всё было кончено.

Сразу после того, как он уйдёт в профсоюз киномехаников, Тайлер наказал мне пойти к менеджеру Прессман-отеля.

Тайлер и я выглядим почти как близнецы. У обоих из нас — продырявленные щёки, наша кожа потеряла чувствительность, мы забыли, когда надо уворачиваться, ежели тебя ударили.

Мои синяки — из бойцовского клуба, а рожа Тайлера оказалась набитой до такого состояния президентом профсоюза киномехаников. После того, как Тайлер выполз из офиса профсоюза, я пошёл повидаться с менеджером Прессман-отеля.

Я сел там, в офисе менеджера Прессман-отеля.

Я — Ухмыляющаяся Месть Джо.

Первое, что сказал менеджер отеля, это то, что у меня три минуты. В первые тридцать секунд я поведал ему, как писал в суп, пердел на крем-брюле, чихал на тушёный цикорий, и теперь я хочу, чтобы отель отсылал мне чек каждую неделю в размере моей средней заработной платы плюс чаевые. А в обмен я не пойду никуда больше работать и не зайду в редакции газет или к людям по охране здоровья со своей смятенной, полной слёз исповедью.

Заголовки:

Униженный Официант Признаётся в Осквернении Пищи Конечно, сказал я, я могу пойти в тюрьму. Они могут повесить меня, и оторвать мне яйца, и протащить меня по улицам, и содрать с меня кожу, и сжечь её щёлоком, но Прессман-отель будет всегда известен как отель, где самые богатые люди в мире ели обоссанную пищу.

Слова Тайлера срываются с уст моих.

А я был таким милым парнем.

В офисе профсоюза киномехаников Тайлер засмеялся после того, как президент профсоюза пнул его. Один пинок выбил Тайлера из кресла, и Тайлер сел у стены, смеясь.

— Вперёд, ты же не можешь убить меня, — хохотал Тайлер. — Ты — тупой долбанавт. Выбивай из меня всё дерьмо, но убить меня ты не сможешь.

Тебе есть, что терять.

А у меня ни черта нет.

А у тебя есть всё.

Давай, прямо по кишкам. А ещё по морде. Выбей зубы, но чеки должны приходить. Переломай мне рёбра, но если ты хоть на одну неделю задержишься, я пойду в люди, и ты и твой маленький профсоюз утонете под кучей исков от каждого владельца кинотеатра, распространителей фильмов и мамочек, чьи детишки, возможно, увидели харроший стояк в «Бэмби».

— Я мусор, — сказал Тайлер. — Я мусор, и дерьмо, и сумасшедший в твоих глазах и глазах всего этого грёбаного мира, — сказал Тайлер президенту. — Тебя не теребит, где я живу, или как я себя чувствую, или что я ем, или как я кормлю своих детей, с каких шишей плачу доктору, если заболеваю, и да, я тупой, уставший и слабый, но я — по-прежнему вхожу в сферу твоей ответственности.

Я сижу в офисе в Прессман-отеле, мои губы из бойцовского клуба уже разбиты на десять неравных частей. Дырка в жо, то есть, в щеке глядит на менеджера Прессман-отеля, и всё это довольно убедительно выходит.

В общих чертах, я сказал ему ту же самую фигню, что и Тайлер.

После того, как президент профсоюза довольно поколотил Тайлера на полу, после того, как мистер президент увидел, что Тайлер не отвечает на удары, его честь с его огромным, словно «Кадиллак», телом, бОльшим и более мощным, чем ему на самом деле требуется, он отодвинулся и пнул Тайлера в рёбра, и Тайлер засмеялся. Потом его честь ударил Тайлера ногой по почкам, но даже когда Тайлер свернулся в клубок, он ржал, как ненормальный.

— Выпусти это, — сказал Тайлер. — Доверься мне. Ты почувствуешь себя намного лучше. Ты себя будешь великолепно чувствовать.

В офисе Прессман-отеля я спросил менеджера, могу ли я воспользоваться его телефоном и набрал номер редакции городской газеты. Под наблюдением менеджера отеля я произнёс: привет, говорю, я совершил в качестве политического протеста ужасное преступление против человечества. Мой протест направлен против эксплуатации работников сферы обслуживания.

Если я попаду в тюрьму, я не буду просто отморозком, отливавшим в суп. Я перейду в понятия героической шкалы.

Официант-Робин Гуд Защищает Низы.

А ведь может оказаться, что есть больше чем один отель и больше чем один официант.

Менеджер Прессман-отеля очень нежно вынимает трубку из моей руки. Менеджер говорит, что не хочет, чтобы я работал здесь далее, по крайней мере, пока я так выгляжу.

Я стою у стола менеджера и говорю: — Что?

Вам не нравится мой вид?

И без дрожи, по-прежнему глядя на менеджера, я направил кулак себе в переносицу с такой скоростью, что свежая кровь брызнула из-под всех чуть заживших царапин.

Собственно, без особой на то причины, я вспомнил ночь, когда мы в первый раз подрались с Тайлером. Я хочу, чтобы ты ударил меня так сильно, как только можешь.

Это был не такой уж сильный удар. И я ударил себя ещё раз. Это классно выглядело, вся эта кровь, но я ещё отбросил себя назад к стене, чтобы произвести хоть какой-то шум и сорвать картину, что там висела.

Битое стекло, и багет, и картина с цветочкам, и кровь — всё это падает и капает на пол, а я ухмыляюсь. Я такой дурачок. Кровь добирается до ковра, и я встаю — и оставляю ужасные, чудовищные кровавые отпечатки на краю стола менеджера отеля и говорю, пожалуйста, помогите мне, но начинаю хихикать.

Помогите мне, пожалуйста.

Пожалуйста, не бейте меня больше.

Я отползаю к двери, оставляя кровавый след на ковре. Первое слово, которое я собираюсь сказать — «пожалуйста». Так что я сжимаю свои губы. Чудовище тащит себя сквозь красивые букетики и гирлянды в узорах восточного ковра. Кровь течёт у меня из носа и, стекая по стенке глотки, попадает, горяченькая, в рот. Чудовище ползёт по ковру, собирая нитки и пыль, которые липнут на горячей крови на его клыках. И подползает достаточно близко, чтобы ухватить менеджера Прессман-отеля за колено в брюках в мелкую в полоску и сказать это.

Пожалуйста.

Скажите это.

Пожалуйста вырывается в виде кровавых пузырей.

Скажите это.

Пожалуйста.

И лопнувший пузырь разбрызгивает вокруг кровищу.

И вот как Тайлеру удалось проводить собрания клуба каждую ночь. А потом было уже семь бойцовских клубов, а потом — пятнадцать, а ещё — двадцать три, и Тайлеру хотелось всё больше и больше. Деньги ведь продолжали приходить.

Пожалуйста, прошу я менеджера Прессман-отеля, дайте мне деньги. И я снова смеюсь.

И: пожалуйста, не бейте меня больше.

Пожалуйста.

У вас так много всего, а у меня ничего. И я начинаю подниматься — вместе со своими кровавыми отпечатками по ногам менеджера Прессман-отеля, который отходит назад, и под моей тяжестью он опирается на подоконник за своей спиной, и даже губы его не слушаются.

Чудище хватает его кровавой клешнёй за брючный ремень и подтягивается к белоснежной рубашке, и я хватаюсь красными руками за шёлковые запястья менеджера.

Пожалуйста. Я улыбаюсь достаточно широко, чтобы мои разбитые губы опять растрескались.

И тут происходит борьба, менеджер кричит и пытается убрать от меня руки, от моей крови, от сломанного носа, от грязи в крови каждого из нас, и затем наступает восхитительный момент.

В дверях стоят двое охранников.