"Железная рука" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)ГЛАВА 4На верхушках девственного леса появилась едва заметная полоска чудесного нежно-розового цвета. Внезапно обезьяны-крикуны замолкли. Еще были слышны последние звуки, напоминавшие шум поезда, стучавшего колесами в туннеле; звуки то исчезали, то ненадолго возникали вновь и смешивались с каким-то криком, подобным визгу свиней, которым вспарывают брюхо, с дуэтом alonute… [86] И вот наступила тишина. Ночные бабочки спрятались под листьями; светлячки погасли; летучие мыши-вампиры [87] перестали кружить в воздухе; умолк ягуар… [88] Ночная жизнь замерла. И почти тотчас же адскую симфонию заменило нежное пение птиц. Вспомнилось жалобное и монотонное нашептывание горлицы [89] в наших лесах. Изящная гвианская куропатка извещала о восходе солнца. А над лесом ширилась полоска света, и вскоре начали возникать яркие сполохи. Повсюду поверх листвы сверкала яркая роса; капли переливались и блестели, как драгоценные камни. А внизу еще была ночь! В течение нескольких минут шла схватка между светом и темнотой, и без особого перехода, почти без зари, в один миг ночь оказалась побежденной. Наступил ослепительный день. Начали безумно верещать попугаи, они барахтались и дрались в косых лучах света. Так называемые американские петухи глухо квохтали, перекликаясь в полете. Перцеяды надсаживались, напрягая горло. Пересмешник [90], не смолкая, как всегда иронично повизгивал. Обезьяны истово занимались своей ежедневной гимнастикой. Похожие на наших зайцев зверьки, посвистывая, настороженно перебирали лапами. Выпь [91] выла, изливая свои жалобы. Жужжали пчелы и осы, гигантские пауки плели свои сети. Бабочки присосались к орхидеям, украшающим высокие деревья; внизу флегматично [92] ползали черепахи, а мхи захватил отвратительный мир насекомых и мелких рептилий. Так пробуждался лес. День все светлел. Возникали рассеянные там и тут жилища людей, наполовину разрушенные, с провалившимися крышами Вырисовывались поваленные старые деревья с подгнившими толстыми стволами. Узнавались одичавшие плантации маниоки, картофеля, маиса, банановых деревьев, табака. И наконец, прочертились обвалы, уступчатые овраги с кучами белого, как снег, песка, среди которого извивалась речушка с прозрачной водой. Жилища людей, поваленные деревья и котлованы напоминали: здесь когда-то добывали золото. Под крышей одной из хижин висел большой провисший гамак из белых хлопчатых веревок, в нем лежал человек. Рядом, в постройке, расположились прямо на песке четыре человека. Двое сидели и курили. Остальные спали. Из гамака доносился стон, страдальческая жалоба ребенка. Один из сидевших мужчин встал, потянулся и сказал: — Вот и рассвет. Я боялся, что доза велика… Такое снотворное — почти яд. — Я тоже. Ее смерть разрушила бы все наши планы. — Это было бы катастрофой! Первый собеседник был среднего роста, крепкого сложения, с шеей атлета, прекрасными чертами лица, черные глаза светились решительностью и даже дерзостью, а от его взгляда становилось не по себе. Огромный нос тоже указывал на смелость и силу. Губы казались слишком узкими, но рот выглядел красиво, как и зубы, белые, сильные, крепкие. Однако цвет лица у этого человека лет двадцати шести — двадцати восьми был нездоровый, мертвенно-бледный, характерный для анемии. Короткие волосы свидетельствовали о том, что совсем недавно его обрили, голова стала голой, как у всех каторжников. Одет он был прилично: пиджак из фланели цвета морской волны, серая фетровая шляпа с широкими полями, какую носили золотодобытчики. Его собеседник — странного вида юноша лет двадцати, худой, проворный, как обезьяна, с жестами клоуна, неспокойный, под носом — три желтых волосинки, зубы уже пораженные кариесом [93], лицо бледное, веснушчатое, глаза бледно-голубые, веки с красноватыми краями, волосы тускло-белые, уши большие без мочек — производил впечатление человека, о котором говорят: гнусный тип. Его отличала особая примета: он с вызовом носил соломенную шляпу каторжника, брюки и блузу из грубого серого полотна, помеченного буквами А и К с регистрационными номерами, то есть одежду администрации каторжной колонии или, как там говорили, исправиловки. Гамак дергался, раскачивался; из него доносились стоны и мольба: — Мама Нене (мама негритянка), твоя малютка очень больна. О! У меня заноза в голове. О! Мама… Приди ко мне. Молодой человек жутковатого вида захохотал и сказал вполголоса: — Малышку ухайдакали! Приятель резко оборвал его: — Хватит, слышишь? Чертова морда! Я запрещаю тебе, раз и навсегда, говорить на жаргоне. — Хватит так хватит! Здесь вы — батя (хозяин). — Опять! Мы здесь не для того, чтобы говорить глупости и перекидываться шуточками. Постарайся быть серьезным и прилично выглядеть. Иначе всыплю тебе как следует. Ты знаешь, Маль-Крепи, я не люблю повторять! По глазам с красными прожилками пробежал огонь, но через минуту укрощенный отвратительный каторжанин опустил голову и отступил на шаг. «Батя» подошел к гамаку и приподнял его вместе с лежавшим в нем человеком. Внезапно показалось испуганное милое личико Мадьяны. Она заплакала: — Муша, моя муша… Я погибаю! Мужчина холодно посмотрел на нее и жестко оборвал: — Хватит, девушка. Довольно ребячества и этих негритянских словечек. Вас воспитывала сестра из Сен-Жозеф-де-Клюни, вы образованны, говорите по-французски не только свободно, но даже элегантно. Отвечайте же мне на французском! Она испуганно залепетала: — Кто вы? Где я? — В двух лье от Неймлесса. На старом покинутом прииске Сан-Эспуар… [94] Хорошее название! Кто я? Вы узнаете об этом позже. Когда придет время. А пока что зовите меня Король, потому что я — настоящий король. Сухой тон и эти объяснения еще больше напугали Мадьяну. — А! Я погибла! Боже милостивый, помоги мне! — запричитала девушка. — Защити меня! Она хотела выпрыгнуть из гамака, перескочить через кучи веток и бежать куда глаза глядят, готовая даже заблудиться и потеряться в саванне. Но в следующую минуту Мадьяна упала: ее ноги оказались надежно связаны веревкой, позволявшей делать лишь маленькие шажки, но не бежать. Человек, назвавшийся Королем, холодно поучал: — Перестаньте издавать бесполезные звуки. Ничто не поможет вам вырваться. Девушка собрала все свои силы и смело выкрикнула: — О! Я не покинута: за меня отомстят! — Нет, ибо след потерян. Вот как это произошло: вчера вечером, ни о чем не подозревая, вы приняли в казино снотворное и упали на сцене… Потом, после всевозможных перипетий [95], о которых мне недосуг рассказывать, мы доставили вас без сознания сюда. Путешествие было совершено на пироге, так что следов не осталось. Впрочем, мы подумываем о том, чтобы вскоре уехать отсюда, и я могу заверить: вас не найдут ни сейчас, ни после. Так что повинуйтесь по доброй воле, а не то мне придется применить силу. Лицо девушки выражало испуг и муку, она слушала длинную отповедь и пыталась разобраться в этом жутком, жестоком кошмаре. Что же произошло вчера, когда Мадьяна пела, как соловей, опьяненный своей мелодией? Верная тетушка Нене, кормилица, которая не покидала ее ни на мгновение, была, как всегда, рядом. Когда певица почувствовала какое-то недомогание… Но где же теперь Нене? Что с ней произошло, с бедным, дорогим ей созданием, всегдашним другом, верным и преданным до самой смерти? Внезапно в мозгу девушки, еще отягощенном снотворным, возник героический образ белого человека с гордым лицом. Она видела его в казино лишь два раза. Незнакомец не пил и не играл, лишь аплодировал ей и скромно посылал цветы. Пленнице показалось, что она видела, как он выскочил на сцену, раздвинув изумленных игроков, в ярости от их угроз, не обращая внимания на злобные крики, подхватил ее, терявшую сознание. В детской душе, которой до сих пор жизнь дарила лишь улыбки, внезапно родилась робкая надежда, пока слабая, но уже настойчивая, крепнущая. Нет! Незнакомец не оставит ее. Прекрасное лицо Мадьяны просияло; большие глаза снова засверкали; она перестала стонать и призвала на помощь все свое мужество. Между тем суровый страж, король какой-то таинственной и преступной группы людей, не спускал с нее жесткого взгляда. Удовлетворенный тем, что девушка как будто покорилась, он добавил: — Вы хорошо делаете, что не ропщете больше на свою судьбу. Это благоразумно. Продолжайте в том же духе, и ваше положение изменится к лучшему, и очень скоро. Она, не отвечая, осторожно опустила на землю ноги. Все тело у нее затекло. Мадьяна попыталась сделать несколько шажков, но путы на щиколотках сковывали любое ее движение. Увидев, что пленница пошатнулась, Король попытался поддержать ее. — Оставьте меня! — резко сказала девушка. — Вы ведь не допускаете, что я убегу, не так ли? — Я боюсь, что вы упадете. — А вам-то что? — Ну что ж, как угодно. Сейчас вам дадут поесть: галеты из маниоки, овощи, если только вы не предпочитаете тушенку. — Мне все равно. Я бы только хотела освободиться от веревок на ногах и головокружения. Вы должны мне помочь. Король пожал плечами, ничего не ответил и обратился к странному молодому человеку, рот которого кривила ухмылка: — Приготовь еду, а наши спутники пусть еще немного поспят. Мадьяне удалось продвинуться на несколько шагов, и она очутилась на площадке, покрытой листьями зеленого цвета, широкими, как ладонь, и как бы вырезанными в форме сердца. — Глядите-ка: картофель! Ее ноздрей коснулся легкий запах мускуса [96], она улыбнулась и прошептала: — О! Бог не оставил меня своей милостью. Над головой Мадьяны пальмы протянули свои толстые ветви. Девушка подобрала гладкий, твердый лист, обернула им один из своих пальцев, и получилось нечто вроде свистульки, потом она спокойно вернулась на прежнее место, словно эта маленькая прогулка восстановила гибкость ее тела и совершенно успокоила душу. Пленница села в гамак, поднесла к губам свернутый лист и с рассеянным видом, как будто она ни о чем не думала, а только была поглощена, что вполне естественно, своим горем, тихонько дунула в свисток. Ее игра длилась несколько минут, но мало-помалу мелодия с резкими и волнующими звуками стала восприниматься как музыка флейты. Маль-Крепи бормотал, готовя провизию: — Черт знает что! Ей-богу, такое чувство, словно водят вилкой по донышку медной тарелки. Нервы не выдерживают, меня прямо всего выворачивает. — Да, есть немного, — согласился Король. — Смотри-ка, все пришло в движение. Вон обезьяны сбежались, словно обезумели. Попугаи опускаются на нижние ветки и кружат над поляной. Перцеяды, того и гляди, столкнутся, гоняясь друг за другом, не говоря уже о всякой мошкаре, слетевшейся на музыку. Наша пленница покорилась и теперь развлекается. Это добрый знак. Внезапно к бестолковой болтовне попугаев, щелканью челюстей и ворчанию четвероруких примешались свист и негромкий странный шепот. Это звучало так: зие!.. зие!.. зие!.. зие!.. зие!.. И все это доносилось со стороны картофельного поля. В то же время мускусный дух, сперва еле заметный, стал более интенсивным, потом очень сильным, затем тошнотворным. Мадьяна продолжала дуть в свернутый трубочкой листок. Вдруг из груди Маль-Крепи вырвался хриплый возглас, крик ужаса. Галеты из маниоки упали на землю, как и банка тушенки: — А!.. На помощь!.. Змеи! Откуда-то с шипением выползли две огромные гремучие змеи длиной в два метра, толщиной с кулак, глянцевые, серого цвета с коричневыми, желтыми и фиолетовыми пятнами. Они подняли головы, широко открыли пасти с длинными острыми зубами и высунули раздвоенные языки. Вид у них был грозный. Черные глаза, налитые кровью, высматривали добычу. Их неудержимо притягивала раздражающая музыка, рептилии направились к нашей героине, не перестававшей насвистывать. Крик молодого бандита разбудил двух спавших мужчин: они оказались на пути у грозных тварей. Король громко вскрикнул от ужаса: — Проклятие! Будьте осторожны! Быстрая, как молния, змея повернула голову к тому из мужчин, который оказался ближе. Ее челюсти вонзились в шею несчастного. Он попытался подняться, но, обессилев от непомерного страха, лишь прохрипел: — Я погиб… Челюсти тотчас же разжались, оставив на коже человека несколько синеватых следов, откуда сочилась кровь. Вне себя от ужаса Король зарычал: — Ах, чертова тварь! Ты мне заплатишь за это. Белый как полотно, дрожавший, стучавший зубами Маль-Крепи, оглядевшись вокруг, выкрикнул: — Осторожно! Вон еще ползут… Там, сзади! И впрямь, с противоположной стороны выползали, вытягиваясь во всю длину, две другие змеи желто-медного цвета, с плоскими острыми головами, в которых натуралист тотчас узнал бы тригоноцефалов или пикообразных. Затем чуть ли не со всех сторон зашуршали пять или шесть толстых гадов, коротких, с чешуей, вздыбившейся так, словно по ней прошлась терка. Туземцы называли их змеями-терками, потому что они походили на пластину с отверстиями, которой измельчают клубни маниоки. Эти пресмыкающиеся столь же жестоки и опасны, как гремучие змеи и пикообразные. С тех пор как был укушен один из каторжников, прошло секунд пятнадцать — двадцать. С безумным, смятенным взглядом он поднялся во весь рост — рот искривлен судорогой, на губах — пена, из груди вырывается хрип. Несчастный хотел что-то сказать, но не смог произнести ни звука. Руки его безостановочно двигались, их сводила судорога. Человек упал плашмя, лицом в песок. — Мертв, — прошептал Король. — Мертв. Немыслимо! [97] Другой бандит, который спал рядом, застыл, как глыба льда. По нему пробежала дрожь, он попытался убежать, но тщетно. Страх, сковавший каторжника, спас его. — Лежи! Не шевелись! Твоя жизнь вне опасности! — прокричал Король. Мужчина, охваченный ужасом, чуть ли не без сознания прижался к земле: он хотел бы вдавиться в нее, исчезнуть. Зачарованные протяжной мелодией, которая стала еще более нежной и томной, змеи касались человека, заставляя его обмирать от страха. Высоко подняв головы и блестя чешуей, пресмыкающиеся подползали с шипением со всех сторон к центру бывшего прииска, где находилась лежавшая в гамаке девушка. Пикообразные и «терки» останавливались, образовывая кольцо, и поднимались перед Мадьяной на хвостах. В их глазах пленница замечала благодушное мигание. Гремучие змеи, словно зачарованные, подползали ближе. Одна из них свернулась в кольцо, над гамаком, почти над головой девушки; потом она заскользила к кровле, цепляясь за нее хвостом и, наконец, повисла вниз головой, раскачиваясь над фантастической музыкантшей. Другая нашла точку опоры в хлопковой веревке, прижалась к ней, затем забралась в гамак и обвила плечи Мадьяны. С невиданным хладнокровием девушка плюнула ей в глотку, и страшная рептилия, прекратив движение, как будто уснула. Бандиты, затаив дыхание, с вполне естественным удивлением наблюдали за странным и жутким зрелищем. Они понимали, что окруженная ужасными стражами Мадьяна может ускользнуть от них. То-то же! Похитители больше не хорохорились, как прежде, и не помышляли о том, чтобы приблизиться к гамаку, где пленница беззаботно поигрывала с гремучей змеей, будто бы прирученной ею. Однако спокойствие девушки, ее почти бездумное поведение немного успокоило их. Бандиты стали размышлять, как выйти из щекотливого положения, спасти свои жизни. — Черт возьми, — произнес наконец Маль-Крепи, еще не вполне владея голосом, — с этой дамочкой хлопот не оберешься. С ней шутки плохи. — Да, — отозвался Король, — девчонка здорово нас провела. Она хорошо знает их. Поэтому отныне я буду обходить стороной картофельное поле и поваленные деревья, где скапливаются гады. — А музыка… О, эта мелодия, они сползлись к ней, как по команде! Она укротила их, зачаровала, сделала дружелюбными, спокойными и ласковыми… Посмотрите, как Мадьяна играет с гадом, который только что ужалил беднягу. — Да. Чудо какое-то! — Бог ты мой! Мы о таком и знать не могли, даже бывая в самых роскошных зверинцах мира! Клянусь, этот номер привел бы в восторг парижан на ярмарке в Нейи [98], они бы голову от него потеряли. Жаль, у меня нет фотоаппарата… Получилась бы отличная открытка. В бешенстве от своей беспомощности, растерявшийся Король проворчал вполголоса: — Стоило ли все так старательно затевать, потерять полдюжины товарищей, чтобы прийти к подобному результату? Однако — терпение. Настанет и мой час. — Так что же мы решим? Приказывайте. Ведь невозможно же торчать тут вечно. — Я сам об этом думаю. Может, голодом ее взять? — Это больно долго. Да на нас могут и напасть. — Может, расстрелять с расстояния этих ужасных тварей? — Опасно. Она может направить их на нас… Как только подумаю об этом, мурашки начинают по коже бегать. — А! У меня есть кое-какие соображения на сей счет… — Не угодно ли будет высказать? — Сейчас. Продолжая оставаться на некотором удалении от девушки, Король закричал ей: — Мадьяна! Вы меня слышите? Она только что плюнула в открытую пасть второй гремучей змеи, та тотчас же упала в гамак и по-свойски прижалась к девушке. Певица, всем видом выказывая безразличие, ответила с оттенком иронии: — Чем могу служить? — Я похитил вас, потому что у меня были очень важные причины… дело было срочное, неотложное. Сейчас нас восхищают сила и оригинальность ваших средств обороны. Однако я решил оставить вас у себя, чего бы мне это ни стоило. — Ну что ж, попробуйте! — Юмор здесь ни к чему! У нас нет ни времени, ни охоты шутить. Требую, чтобы вы отправили змей туда, откуда они приползли. — А я требую, чтобы вы доставили меня обратно в Неймлесс. — Не дождетесь. — Вы тоже. — Как вам будет угодно. Но предупреждаю: я воспользуюсь очень опасным средством, чтобы удалить чудовищных тварей. А это может поставить вас на грань смерти. — Мне все равно. — Подумайте. Даю четверть часа. — Я не боюсь ни вас, ни кого бы то ни было, ни смерти. Нет, я не уступлю никому. — Ну, пусть все свершится… Вы сами хотели этого. |
||
|