"Самый далёкий берег" - читать интересную книгу автора (Бушков Александр)ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГОСТИ НОЧНОЙ ПОРОЙОн спал беспокойно — мерещилась какая-то чепуха, смесь пережитого в разных уголках Галактики и откровенных кошмаров, тягомотная и унылая. То он стоял на берегу своего озера, поджидая Таю, но вместо нее со стороны генеральских дач приближалось что-то, не имевшее четких форм, обтекаемо-склизкое, бледно-зеленое, уставившееся тусклыми желтыми бельмами — причем не было страха, во сне Кирьянов совершенно точно знал, что происходит нечто ожидаемое. То его забрасывали на какую-то заснеженную планету в совершеннейшем одиночестве, ласково уговаривая, что потерпеть на боевом дежурстве придется всего ничего, лет двадцать, а потом обязательно пришлют напарника, правда, если получится, — и вот этот кошмар, лишенный омерзительных образов и реальной угрозы, был настолько страшным, что Кирьянов проснулся, как от толчка… И довольно быстро понял, что его в самом деле толкнули — или попросту, грубо потрясли за плечо. В спальне стояла темнота, но на фоне окна — штору он, конечно же, не задернул, ни к чему было — явственно виднелся силуэт человека, и кто-то цепко держал его за оба запястья, а чья-то бесцеремонная рука шарила под подушкой, и склонившиеся над ним были вполне материальные, это уже не сон, это самая доподлинная явь… — В чем дело? — недоуменно спросил он. — Молчать, тварь! — шепотом рявкнул кто-то в самое ухо. — Мозги вышибу! Молчать! В висок ему упиралось что-то твердое, холодное и вроде бы округлое, судя по ощущению. Кирьянов поежился — дело в том, что предмет, вошедший в непосредственное соприкосновение с виском, чрезвычайно напоминал пистолетное дуло. Насколько удавалось определить, по комнате осторожно передвигались три-четыре человека, не меньше. — Тихо, тихо, — негромко произнес над ним другой голос, уверенный, властный и насмешливый. — Не надо дергаться. Не жульманы в гости зашли, не гоп-стопники, а вполне приличные и где-то в чем-то милые и душевные люди… НКВД, управление “Кассиопея”. Доводилось слышать о таком заведении, господин Гурьянов? Только, я вас умоляю, целку не строим… Свет. На столике щелкнул выключатель его собственной настольной лампы, и ослепительный свет ударил в лицо. Он зажмурился, что помогло плохо. Кто-то передвинул лампу, и глазам немного полегчало, теперь свет бил на постель в ногах. Твердый предмет отодвинулся от виска, но вместо этого оба его запястья крепко прижали к постели цепкие, умелые и сильные лапы. От субъектов, державших его за руки, пахло табаком, одеколоном и гуталином. Скрипнул передвигаемый стул, кто-то уселся рядом с постелью — обладатель того самого начальственно-насмешливого голоса. — У нас совершенно нет времени, Гурьянов, — сказал он холодно. — Поэтому беседу придется вести в быстром темпе, чечеточном, я бы выразился, уж безусловно не танго… Нет у меня времени танцевать с вами медленное танго. — Что вам… — Что нам нужно? — понятливо подхватил голос. — Уж, безусловно, не часы с ночного столика. Расклад простой: вы мне быстренько рассказываете, кто передал в Амстердаме мальчикам Троцкого папку с документацией по альтаирскому направлению… и мы, очень может случиться, расходимся вполне мирно. Конечно, не буду лукавить, предварительно мы бюрократическим образом оформим некие нежные отношения. Это — если не вздумаете вилять. Прежде чем извиваться, надобно вам знать, что Мирского мы повязали, как пучок редиски. В Киеве, не дожидаясь, когда пересечет границу. Буду с вами предельно откровенен, дружище: с Максом так не получилось, ваш Максик обладал неплохой реакцией и стрелять умел, так что не удалось живьем… Но Мирский выболтал столько, что вам и запираться, в общем, глупо… Ну? Кто попятил папку, я уже знаю. А вот кто передал ее Левиным мальчикам — пока нет. Но горю желанием узнать… Исповедуйтесь, родной! В его голосе звучала серьезная, нешуточная деловитость. Все происходившее никак не напоминало ни сон, ни розыгрыш… — Да послушайте вы… — Слушаю. Кто был в Амстердаме? — Это ошибка какая-то… — А я ведь предлагал по-хорошему, — грустно сказал невидимый собеседник. — Что там у него по ориентировке, Коля? Пассивной педерастии не отмечено? — Да нет, — торопливо ответил кто-то другой. — Баб дерет, как нормальный. — Это великолепно, — задумчиво произнес человек, определенно бывший здесь старшим. — Это замечательно… Упрощает задачу. Хоть он и не Кащей Бессмертный, но смерть у него в яйце… В круге света появилась рука в черной кожаной перчатке. Кирьянов прекрасно видел рукав старомодной гимнастерки — из хорошего материала, светло-зеленый, с вышитой красным и золотым эмблемой на рукаве. Там были щит и меч, там были серп и молот, но центральное место занимала восьмиконечная звезда с разновеликими лучами, в точности такая, как на рукаве его собствент ного кителя… Все это было настолько нелепо и жутко, что у него пропал голос. Простыня отлетела в сторону, рука в черной перчатке обхватила его гениталии и легонько надавила, самую чуточку, но и этого хватило, чтобы взвыть от тупой боли. Правда, один из стоявших по бокам тут же зажал ему горло, и вопля не получилось. — Это, как вы понимаете, легонькая демонстрация, — сказал старший. — Но если ты мне начнешь целку изображать, давану уже по-настоящему, от души. Только хрупнет… Ну, ты будешь колоться или как? — Идиоты! — прохрипел Кирьянов, смаргивая выступившие на глазах слезы от боли. — Кирьянов моя фамилия, никакой я не Гурьянов, при чем тут Троцкий? Вы куда вломились, дуболомы? — Интересно. — сказал старший, не убирая руки. — Несколько неожиданный поворот беседы… — Сергей Семенович… — послышался рядом почтительный шепот. — Ну? Шепот стал вовсе неразборчивым и откровенно взволнованным. — Твою мать… — с чувством произнес старший. — Точно? — Посмотрите вон… — Вот именно, идиоты, посмотрите! — придушенно произнес Кирьянов, чувствуя на горле сильные пальцы. — В столе, в верхнем ящике, там все написано… — Коля… — веско произнес старший. Послышались шаги, легонький скрип выдвигаемого ящика. Кирьянов зло хмыкнул. Там, в верхнем ящике, лежала оформленная по всем здешним правилам грамота на орден, выполненная на левой половине какими-то загадочными знаками, а на правой — классическими русскими буквами. Красивая грамота с голограммами, печатями и эмблемами, где синим по светло-желтому были прописаны его звание и фамилия с именем-отчеством. — Сергей Семенович… — произнес невидимый Коля убитым тоном гофмаршала, у которого посреди большого королевского приема вдруг упали шитые золотом панталоны, открыв ситцевые трусы в дырках и заткнутую за резинку оных украденную золотую ложку с алмазным вензелем сурового монарха… — Что? — Вы уж сами посмотрите… Старший встал, исчез в темноте. Вспыхнул узкий луч фонарика, послышалась энергичная матерщина. Тут же вернувшись, старший склонился над распластанным Кирьяновым: — Это что, четвертая плоскость? Ободренный впервые зазвучавшими в этом голосе нотками неуверенности, Кирьянов злорадно ответил: — Представления не имею, четвертая или пятая с половиной. Одно знаю: вас, клоунов, здесь быть не должно, вы куда-то не туда забурились, идиоты! Не знаю, как там у вас, не бывал, а у нас Троцкий лет шестьдесят как помер! — Приятно слышать… — сказал старший, отчаянно пытаясь обрести прежний напор. — Ну, полежите пока… По комнате метались уже три луча сильных фонариков. Кто-то вышел в кабинет и вскоре вернулся, протянул испуганно и тоскливо: — Сергей Семенович, бля буду, это не та плоскость… — Вы бы хоть компас завели, Колумбы! — воскликнул приободренный Кирьянов. — Тихо, тихо, — посоветовал старший не особенно и помягчевшим голосом. — Не выступайте, не на трибуне… Ну что, товарищи дорогие? Не опять, так снова? Быстренько определите меж собой, кому из вас раком становиться — потому что кому-то непременно придется… — Сергей Семенович… Расчетчик сбился, показал в правом окошечке не пятерку после запятой, а… — Расчетчик — машина тонкая и где-то даже умная, — сказал старший. — Но вот в блудливых рученьках она… Ладно. Извините, товарищ Кирьянов, простите великодушно, обшибочка вышла, никто не гарантирован и не застрахован… Случается из-за таких вот разгильдяев, чего уж там… Виновные, как говорится, понесут… Правда, особого раскаяния в его голосе не чувствовалось, скорее уж легкая досада. — Сергей Семенович… — А? — Это, точно, четвертая… Плоскость “Зет”. Хозяйство Зорича. — Ну и? Голос предложил с нешуточным азартом: — Сергей Семеныч, а давайте этого грохнем! Не подписку ж с него брать? Сохранение тайны и вообще… Не люблю я эту белогвардейскую рожу, с души воротит… Кто узнает? Острую сердечную недостаточность ему по счету “раз”… — Это самодеятельность, Вадичка, — сказал старший небрежно. — Весьма даже непозволительная. Мне этот недобитый гад тоже не по душе, но нет у нас полномочий пакостить в сопряженной плоскости, тут свое начальство и свои органы… — Так сил же нет смотреть! Развели тут… — Я с тобой потом поговорю, — пообещал старший. — Вдумчиво и подробно. Чтобы не декаденствовал и не подменял собою инстанции… — Он наклонился к Кирьянову, стягивая черную перчатку-В общем, извините, товарищ обер-поручик, оргвыводы последуют, гарантирую, с занесением и распубликованием, как положено, инстанции исправят отдельные нетипичные ошибки и головотяпство… Мы уж пойдем, ладно? Так что еще раз звиняйте… И в следующий миг короткий умелый удар чиркнул Кирьянову по горлу, на несколько секунд совершенно лишив дыхания, цепкие лапы разжались, и старший прикрикнул: — Ноги в руки! Навести прежний порядок, ничего не брать… Коля, тебя касается! — А тут и нечего поправлять… Несколько пар ног энергично затопотали к выходу, пока Кирьянов корчился от боли — в глотку словно колышек загнали. Когда чуть-чуть отпустило, он вскочил, не теряя времени, кинулся следом, злой как черт от боли, унижения и обиды, как был, в трусах, вдогонку освещенным странным неярким сиянием силуэтам. Входной двери словно бы и не было, на ее месте зиял квадратный проем, обрамленный множеством слабо мигающих огоньков, там, внутри маячили какие-то зеркальные поверхности, трубчатые конструкции, выгнувшиеся аркой, и под эту арку торопливо ныряли один за другим ночные гости. Настигнув последнего, Кирьянов от всей изобиженной души припечатал ему кулаком по загривку и, вот везение, успел — человек в туго подпоясанной широким ремнем старомодной гимнастерке охнул и с матерным рявканьем полетел головой вперед прямо под арку. И тут же все растаяло в беззвучной вспышке, обдавшей волной сухого жара. Кирьянов, потеряв опору под ногами, полетел на пол в коридоре, ушиб локти и колени, обрушился с таким грохотом, словно шкаф уронили. Неуклюже поднялся, вне себя от ярости. Коридор был пуст, мягким приглушенным светом сияли лампы. Потом приоткрылась дверь, высунулся майор Стрекалов, всклокоченный, тоже в одних трусах, но вовсе не казавшийся вырванным из сна. — Белая горячка или тревога? — поинтересовался он живо. — Вроде бы стадо слонов протопало… Кирьянов оглянулся — дверь его квартиры вновь возникла из ниоткуда, аккуратно затворенная. — Что за фокусы? — Не поверите, — зло сказал Кирьянов. — Козлы, мать их… — Кто опять? — Он присмотрелся. — Заходите-ка, определенно что-то стряслось. У меня лекарства навалом… — А удобно? — А чего ж неудобного? Поколебавшись, Кирьянов вошел. Майор проворно достал из шкафчика бутылку микстуры известной фармацевтической фирмы “Хеннесси” и два стаканчика из черненого серебра. Наполнил опытной рукой. Кирьянов прислушался. В спальне определенно скрипнули пружины, кто-то ворохнулся на постели. Интересно, кто? Девочка-связистка или воплощенная кнопкой мечта? — А… — А подождет, — сказал майор, перехватив его взгляд. — Никуда не денется. Ну, за кибернетику… Кирьянов осушил свою “микстуру” единым духом, помотал головой: — М-мать, вот о таком меня точно не предупреждали… — Кратенько, в нескольких словах, — без всякого удивления сказал Стрекалов. Выслушав краткое объяснение, он преспокойно пожал плечами: — Ну, бывает. Дело житейское. Кто квартирой ошибется, кто плоскостью. Аппаратура-то наверняка примитивная, первых выпусков, детство человечества… — Они говорили, что из НКВД… — Ну и что? — с тем же видом величайшего спокойствия сказал майор. — Не разобрались еще, где очутились? — Он черкнул пальцем по воздуху. Прямо перед ним повисла призрачная клавиатура, словно нарисованная розовым светом. Стрекалов небрежно коснулся пары значков, присмотрелся к зеленым кривым и сине-желтым знакам, возникшим повыше клавишей, вновь пожал плечами: — “Кассиопея”, говорите? Никакой это не бином Ньютона… Объясняя так примитивно, насколько это возможно, к нам по ошибке нагрянули ребятки из шестой плоскости отрицательной абсциссы, многоточие-слоистости четвертого многоточие-пространства. — Он предупредительно пояснил: — Слово “многоточие” я произношу вместо длиннейших обозначений координат континуумов, в которых вы все равно не разберетесь, не будучи специалистом… — Большое спасибо, спасибо огромное, — сказал Кирьянов, понурясь на табурете. — Что бы я без вас делал… отрицательная абсцисса, конечно… А совсем просто нельзя? — Ну.. Структура не просто грандиозна и необорима. Она еще предельно разветвленная, слоистая, взаимопересекающаяся, состоит из неисчислимого множества миров параллельных, перпендикулярных, взаимно пересеченных, соседствующих… А, да что там. Вы вспомните всю прочитанную фантастику, сложите вместе и умножьте раз в десять степень сложности… Вот и все, если совсем просто. — Подождите, — хрипло сказал Кирьянов. — Вы хотите сказать, не только пространство, а еще и время? — Головоломная и запутанная это штука — Структура… — Налейте еще. — Извольте, чего жалеть… — Что же, мне безоговорочно верить Митрофанычу? — Вот уж чего не следует делать, так это безоговорочно ему верить, — усмехнулся Стрекалов. — Старая шкода, знаете ли, своя специфика, эти ребята сызмальства приучены так виртуозно перемешивать правду с дезой, что через их россказни надо продираться. Но в главном я бы ему на вашем месте верил. Старушка Структура гораздо старше, чем может показаться. — М-мать… — сказал Кирьянов, отставив пустой стакашек. — Куда я попал? — В Структуру, мил друг, в нее, родимую… — Подождите. Вы что, хотите сказать, что где-то там, в соседних плоскостях, Троцкий и в самом деле… — Ну что вы прицепились к Троцкому? Не он единственный, там масса игроков… Ну да, а что особенного? Степаныч, вам пора отучаться от местечкового кругозора. Полагаете, в тридцатых вся эта компашка рвала друг другу глотки исключительно ради кресла в Кремле? Ради нашего шарика? Скажу по совести: я не до конца верю Митрофанычу в части того, что именно он конвоировал к месту назначения Михал Николаича со сподвижниками, но нисколечко не сомневаюсь: в свой последний час эта компания, я о проигравших, увидела отнюдь не то, что ожидала увидеть… И очень даже возможно, что косточки их в самом деле обсасывал какой-нибудь шестилапый пятихрен при свете двух солнц или пяти лун… Ну, возьмите себя в руки, вы же должны быть психологически подготовлены многолетним и систематическим чтением фантастики. На страницы коей, если уж мы беседуем откровенно, иногда прорывалось некое отражение взаправдашней реальности — когда по недосмотру контроля, ибо всего не охватишь, когда в рамках неких проектов, рожденных многоопытными спецами из недр Структуры… Я бы мог навскидку назвать вам пару-тройку имен, но боюсь, вы тогда окончательно расклеитесь. У вас и сейчас-то вид крайне предосудительный… Выпьем, что ли? Глядя сквозь него, Кирьянов произнес, обращаясь скорее к самому себе: — Интересно, сколько еще будет сюрпризов? — Поскольку, как известно. Вселенная бесконечна, то и сюрпризы, соответственно… Знаете что? Напишите жалобу. Я не шучу. Жалобу по всей форме. Незаконное вторжение в результате халатности, моральный и материальный ущерб… Кое-кому непременно строгача влепят, лычку снимут, квартальной премии лишат… — Да пошли они… — зло сказал Кирьянов. — Черт, я только-только начал осваиваться и привыкать… — В этом и ошибка, — серьезно сказал майор. — Слишком рано вам успокаиваться и привыкать. Настолько рано… — Жизни-то хватит? — печально усмехнулся Кирьянов. — Ну, не бросайтесь из одной крайности в другую… Вообще не считайте, будто с вами произошло нечто новое. С какой это, интересно, стати? — Майор проворно наполнил стаканчики. — Весь грустный юмор ситуации в том, что ничего принципиально нового с вами не произошло. Что, у нашей далекой Родины нет своих строго охраняемых государственных тайн? Которые иногда выплывают на свет, а иногда и нет? Навалом — как в любой другой стране. И устойчивых мифологем навалом. Здесь — по большому счету, то же самое. Ничего нового. Тайны, которые понемногу раскрываются, и мифы, которые со временем рушатся… И если каждый раз приходить в уныние, обнаружив, что вам о чем-то врали, а на самом деле было совсем даже не так… Не стоит оно того. Это. я вам точно говорю, как доморощенный философ-стоик. Строго говоря, мы с вами Земли и не покидали — наша Земля просто раздвинулась до немыслимых пределов.. Разве что за границей стратосферы малость чище, гуманнее и мирнее… Всего делов! |
||
|