"Лицо особого назначения" - читать интересную книгу автора (Бурак Анатолий)

ГЛАВА 4

«Как в животных, так и вообще во все живые существа, в нас с самого момента зачатия закладывается категорический приказ, вытесняющий все прочие инстинкты. Намертво запечатленный в нашем существе, он гласит: „ВЫЖИВИ!“…

Для удовлетворения своего стремления к выживанию мы едим. Часто едим инстинктивно (даже в тех случаях, когда нам угрожает что-либо иное, нежели голод), потому что это самый доступный нам способ реагирования на категорический приказ выжить. Подчиняясь этому императиву, мы накапливаем материальные ценности и защищаем их от посягательств. Инстинкт размножения — еще одна форма следования приказу. Любая угроза этому автоматически вызывает с его стороны стремление защитить себя и дать отпор. Знакомый всем импульс «нападения или бегства» есть физическая реакция на приказ выжить, требующий избегать смерти любым доступным способом.

Противоречие заключается в том, что в основе всех человеческих идеалов, добродетелей и великих деяний лежит отрицание этого императива. Человек, отдающий свой хлеб другому, ценой тяжкого труда и преждевременной смерти содержащий большую семью, бескорыстно служащий обществу и стране, сознательно подвергающий себя опасности и даже жертвующий своей жизнью ради других, делает Правое Дело.

Таким образом, исполнение Правого Дела — наиболее почитаемого и, по нашим понятиям, богоугодного деяния — находится в прямом противоречии с важнейшим приказом, данным Богом всей природе»!.. Господин Смирнов захлопнул книгу и погладил рукой переплет.

Да, с этим человеком они бы нашли общий язык. И теория, излагаемая исследователем-дилетантом, ему близка и понятна. Во всяком случае, с ее помощью можно найти оправдание любым своим действиям. Снимая с себя всякую ответственность и не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Не то что там, в мире, из которого он появился. Высосанная из пальца мораль и искусственно придуманные запреты…

И он целых десять лет после окончания так называемой школы вынужден был прозябать на паршивом спутнике. Спертый воздух, протухшая вода, воняющая к тому же химреактивами. Из развлечений оставалось только головидение да пирушки в баре.

Но, общество подобных себе претило его неординарной натуре. А тяга к алкоголю не была отличительной чертой. Короче, скука смертная, лишь изредка нарушаемая возможностью выступить в роли палача, лишая жизни приговоренных к высшей мере наказания.

Но, увы, он не был единственным, среди множества желающих попробовать «свежей крови». И вожделенное право разыгрывалось при помощи жребия, для участия в котором к тому же приходилось ждать своей очереди. За десять лет ему повезло дважды. И после второго раза он понял, что больше не сможет влачить столь жалкое существование, которое будет продолжаться годы и годы, постепенно погружая в депрессию и сводя с ума. Формальности в отношении подобных ему были минимальными. И надо сказать, за прошедшие полвека он ни разу не пожалел. Варварский мир таил в себе массу возможностей. Разделение на множество государств позволяло в случае эксцессов избежать преследования, если просто уехать за границу. Но, случайностей Алексей Иванович не допускал. Он жил, катаясь подобно сыру в масле. С конкурентами старался не встречаться и без острой необходимости не охотиться на их территории.

Мысли его вернулись к вчерашней жертве. Все воспоминания были к его услугам, и Иваныч «пролистывал» их, вызывая в памяти год за годом. Нечист, ох нечист на руку был покойный. Тут и организация двух заказных убийств, и махинации с невозвращенными кредитами, немалая толика которых оседала на принадлежащих усопшему счетах.

Алексей Иванович отпер сейф и достал блокнот, в который простым карандашом с помощью шифра заносил сведения, извлеченные из памяти жертв. Если же учесть, что записи были сделаны на родном языке, то возможность прочтения кем-либо была равна нулю. И вот после отправления в небытие очередного клиента ему предстояло вновь заниматься делами, связанными с «вступлением в права наследства».

Конечно, легальная часть бизнеса перейдет к жене и детям, но это лишь верхушка айсберга. Банкир был жаден до неприличия и, стараясь урвать и спрятать как можно больше, всеми правдами и неправдами переводил средства за границу. Что ж, пусть земля будет пухом бренным останкам. А душе его более ничего не понадобится.

Отъезд он наметил на послезавтра, и предстояло уладить дело с конкурентом, которого Иваныч обнаружил по чистой случайности.

Уже много лет он непроизвольно прощупывал всех встречаемых людей и просто прохожих. Так, машинально, на всякий случай. Теплые, податливые ауры. Словно молодые ягнята с мягкой шерстью и тонкой, пульсирующей жилкой на шее. Приглашающие остричь нежное руно и готовые отдать всю кровь до последней капли по первому желанию чабана. Все они, домохозяйки и военные, крутые братки и романтические студентки, были лишь «мясом», призванным удовлетворять аппетит тайного хозяина по мере его возникновения или в угоду случайной прихоти.

И вот среди обилия нежной и податливой плоти вдруг обнаруживается холодная и непроницаемая защита, не оставляющая ни малейшего шанса проникнуть и ни грана сомнений.

Встреча с подобным себе живо напомнила годы, проведенные в добровольно-принудительной неволе. Все же все они хищники, а скученность и подавление инстинктов оставила в памяти господина Смирнова неизгладимый отпечаток, который никак нельзя было отнести к разряду приятных. И терпеть рядом себе подобного он не намерен. Тем более что это явно новичок и серьезных проблем доставить не должен.

Однако парню как-то удалось выкрутиться. Заверения трусливого исполнителя о трех пулях не вводили в заблуждение. Если у незнакомца был «запас» жизней, то даже прямое попадание снаряда было для него не страшнее комариного укуса. Если же конкурент был «пуст», то и это не составляло для него проблемы. Чай, не в лесу живем, и зевак, готовых сунуть, на свою беду, нос куда не след, в городе хватает. И Иваныч набрал домашний номер знакомого милиционера.

— День добрый, Всеволод Станиславович. — Тон не был заискивающим, и, несмотря на внешнюю разницу в возрасте, разговаривал Смирнов с полковником как равный с равным.

— С утра был добрым, — утвердительно ответил собеседник, — а тебе, гляжу, все не терпится.

— Да, понимаешь, отъехать по делам надо, вот и тороплюсь.

— Наш человек был в травматологии, по вызову на огнестрельное. По словам персонала — три проникающих пулевых ранения, не совместимых с жизнью. Что странно, от помощи раненый отказался. И, сняв с санитаров штаны и рубаху, убег, предварительно всех загипнотизировав. Прямо Мессинг какой-то или Копперфильд, понимаешь.

— Ясно, — в задумчивости пробормотал Смирнов, — ты вот что, адресочек кого-нибудь из этих, загипнотизированных, скажи.

— Так это не по нашему ведомству. Мелкими кражами «земля» занимается. Это надо в район обращаться.

Мысленно чертыхнувшись и попеняв на систему, Алексей Иванович продолжил:

— А кроме этого, ничего?

— Да, знаешь, подобрали тут одного пастуха «ночных бабочек». Но, обошлось без криминала. Сердечная недостаточность, и туда ему и дорога.

— Спасибо, Сева, я твой должник.

Попрощавшись, он положил трубку. След норовил затеряться в большом городе. Надо на всякий случай после возвращения посмотреть на эскулапов. Хотя вряд ли это что-то даст. Он, во всяком случае, не стал бы возвращаться туда, где наследил.

— И все же он сволочь, — убежденно сказала Ленка, — мужики в большинстве своем сволочи.

— Ты о ком? — удивилась Юля.

— Да о твоем «предмете», о ком же еще. Как приехала — сама не своя. На работе, говоришь, все нормально. Остаются мужики.

Все же странный и удивительный человек Юлькина подруга Ленка, с несерьезной фамилией Пестрова. По рассказу Лениной мамы выходило, что у ее отца фамилия была Петров. Но, попав после войны в детский дом, где уже был добрый десяток Петровых, так же как и Ивановых с Сидоровыми, поневоле сменил фамилию. То ли начальница тамошней канцелярии проявила находчивость, замешанную на толике юмора, то ли просто не расслышала детский лепет. А может, сделала помарку, выписывая метрику. Но, "пятилетний малыш стал с того момента Пестровым.

Среди студенток она была серым воробышком. Тихая и незаметная, на институтских дискотеках и сабантуях, устраиваемых в общежитии, она ухитрялась не мозолить глаза. Про нее как будто забывали. Никто из парней не приглашал танцевать и не хвалил ее наряды, небрежно бросив: «Классно выглядишь, мать», — вызывая тем самым зависть остальной части женского контингента. Но, без Ленкиного присутствия невозможно вспомнить ни одной пусть даже будничной вечеринки с пивом и бренчанием на гитаре.

Как никто она умела варить кофе, чай у нее был неизменно ароматным, а бутерброды появлялись как по мановению волшебной палочки. При этом Ленка успевала подать на стол, убрать посуду, принять участие в сердечных делах подружек, обиженных невниманием мальчиков, увлеченных в свою очередь девочками из параллельного потока.

Раздухарившиеся от лишней рюмки водки бузотеры моментально успокаивались, поглаживаемые по голове ее узкой ладошкой, и с удивлением узнавали о себе много нового, произнесенного тихим, задушевным голосом. «Умный наш, хороший. Не бузи. Завтра ведь краснеть от стыда будешь». Раз или два получалось так, что Пестрова не смогла прийти, и все шло наперекосяк. Даже кофе убегал, а получившаяся в конце концов бурда пахла мылом. Толстые куски крошащегося хлеба с уродливыми ломтями колбасы бутербродами можно было назвать лишь с натяжкой. Интеллигентные подружки начинали ссориться, переходя на личности. Словом, компания рассыпалась как карточный домик под легким дуновением ветерка. Поначалу никто не связывал испорченный вечер с отсутствием серой мышки, но вскоре без нее просто перестали собираться.

Выходит, умела Ленка Пестрова разбираться в людях. И знала о них что-то такое, в чем те и сами не всегда отдавали себе отчет. И вот теперь, с присущей ей прозорливостью, она сделала заключение. Надо сказать, что ошиблась ненамного, ибо предмет подружкиных воздыханий был хищником. А где вы видели хищника, отличающегося добротой и благородством? Это только в сказках люди приписывают львам и медведям сии завидные качества. В жизни же, увы, расчетливость и жестокость, основанная все на том же инстинкте выживания и регулируемая полнотой желудка.

— И вовсе нет. Мне кажется, он не такой, — заявила Юля и, сообразив, что защищает незнакомца, покраснела.

— Вот-вот, все признаки на лицо. А говоришь, я не я и корова не моя.

Не зная, что ответить, Юля поднялась и побежала к воде.

На обратном пути, трясясь в полупустой электричке, девушка обратила внимание на детский плач. Мальчик лет шести держался за животик, оглашая ревом вагон. Повинуясь внезапному порыву, она подошла к женщине, державшей ребенка на руках:

— Давайте я посмотрю. Я врач.

Юля понимала, что вне больницы ничего сделать не сможет, разве что поставить диагноз. Но, все же взяла карапуза на руки и внезапно почувствовала его как бы изнутри. Это было ее собственное тело. И в самом деле у нее болел животик. Откуда-то пришло знание, почему болит и что надо сделать, чтобы перестало.

Малыш затих, принявшись таскать добрую тетю за уши. А Юля, слегка опешившая от своей хиромантии, отдала ребенка матери.

— Спасибо, — поблагодарила та. — Вы и вправду доктор.

— Да, — подтвердила Юля. И зачем-то добавила: — Хирург.

Женщина, желая выразить признательность, погладила благодетельницу по руке. И девушка опять стала чувствовать за двоих. Да нет, она и была этой тридцатипятилетней теткой. Все чужие мысли и секреты роем пронеслись у нее в голове, а тело поведало о болячках. Машинально кое-что подправив и убрав зарождающийся гастрит, Юля отдернула руку.

Что-то с ней не то сегодня. Ощущения эти странные. И она поспешно вернулась на свое место. Связать происшедшее с загадочным сном не пришло ей в голову. Всем известно, что сны — это изнанка души, отдушина для подсознания. И в лучшем случае их можно попытаться разгадать, ни в коем случае не стараясь всерьез связать с реальными событиями.

Электричка подошла к платформе, и народ потянулся к выходу. Какой-то подвыпивший мужчина лет сорока пяти бесцеремонно проталкивался к выходу, не обращая внимания на возмущенные возгласы пассажиров. Едва он приблизился, девушка, не ожидавшая от себя подобной смелости, схватила его за руку. Тот было рыкнул, но Юля, сама толком не понимая, что делает, «сбросила» то, что недавно «забрала» у матери и малыша. Хулиган охнул и согнулся пополам, схватившись за живот. Сейчас он, стонущий и беззащитный, был весь в ее власти. И, пожелай она, Юля вполне могла лишить его никчемной жизни. Да ладно, ему недолго осталось. Через полгода цирроз печени сделает свое дело.

Все заняло каких-то пару секунд. Стало страшновато, и девушка устремилась к выходу. Врач в ней протестовал, принуждая вернуться. Но, что-то, что было выше ее сил, заставило позабыть о клятве Гиппократа и потянуло прочь.