"Журнал Наш Современник 2005 #8" - читать интересную книгу автора (Современник Журнал Наш)Геннадий ГУСЕВ. ПРАВНУКИ ПОБЕДЫГеннадий ГУСЕВ. ПРАВНУКИ ПОБЕДЫРазмышления по поводу "собрания сочинений" девятиклассников, написанных в канун 60-летия Великой Победы Школа № 1304 находится на Крылатских холмах нашей столицы, почти в центре Крылатского района, где проживают преимущественно семьи не очень ещё постаревших московских интеллигентов, а также "новых русских", активно скупающих баснословно дорогие квартиры в "старых" (25–30 лет) домах или вновь построенных престижных сооружениях. 25 минут на метро — и ты в сердце Москвы, у стен Кремля. На "мерседесе" (сквозь "пробки"), пожалуй, дольше. В этой школе учатся два моих внука. Отсюда через пять лет уйдёт в свой дальний поход за знаниями совсем ещё маленький Ванюшка. Но, к стыду своему, я побывал внутри её только один раз, когда ребята и классный руководитель 8-го класса, где учится старший внук, уговорили меня выступить у них и рассказать о Великой Отечественной войне — и о "моей войне", в которую я вступил первоклассником 1 сентября 1941 года. …Стремителен бег времени! Теперь уже и я — "ветеран войны", во всяком случае в этих пытливых детских глазах, в уважительном плотном молчании класса… Кто они — "поколение Pepsi" или правнуки Победы? Давно ломаю голову над этим вопросом. Ответ найти непросто. А хочется найти! …И вот ровно через год передо мною — полтора десятка школьных сочинений моих младших современников. Заданной темой для них стал рассказ "Судьба человека" Михаила Шолохова, кстати, тоже, как и Победа, майского юбиляра: в мае писателю исполнилось бы сто лет. …Написал я "исполнилось бы" — а, пожалуй, зря. Шолохов жив и будет жить, пока течёт батюшка Тихий Дон, пока бьются русские сердца. И "собрание сочинений" моих юных современников в который уж раз, несмотря на все сомнения, убедило меня в могуществе и волшебной силе высокой классики. Рождённые на излёте подлой горбачёвской перестройки, когда с грохотом рушились ещё вчера казавшиеся незыблемыми опоры советского строя, "красной империи", они, правнуки Победы, пытаются вглядеться в изувеченную войной и пленом душу Андрея Соколова, в его "словно присыпанные пеплом" глаза, угадать, как сложилась бы его судьба после Победы. …Вспомнилась давняя, сорок лет тому назад, встреча с Михаилом Александровичем в издательстве "Молодая гвардия", где мне посчастливилось тогда работать. К 30-летию Победы мы готовили новое, подарочное издание его военных рассказов и романа "Они сражались за Родину". Молод я был, дерзок, но голова сладко кружилась, словно на взлёте: ещё бы, твой собеседник — сам Шолохов, недавно получивший Нобелевскую премию по литературе! — Михаил Александрович, — спросил я писателя, — а почему Вы "Судьбу человека" назвали рассказом? По всем параметрам даже для строгих литературоведов — это же повесть. Столько судеб, столько действующих лиц, столько событий! Шолохов улыбнулся, сперва помолчал, достал пачку "Беломора" (фабрики "Ростов-Дон" — других папирос он не признавал), зажёг спичку, прикурил и ответил: — "Параметрами" пусть специалисты занимаются; а моё дело — рассказывать людям правду. Чуешь разницу? Рассказывать, а не повествовать, словно ты всего-навсего сторонний свидетель происходившего. Повесть холоднее рассказа. Так мне кажется… Противоречивые чувства волнами поднимались во мне. Тепло становилось от безыскусной искренности ребячьих слов, передающих сердечное сопереживание, сострадание судьбе героя рассказа. Потом тепло сменялось ознобом недоверия и несогласия с банальным, холодным пересказом содержания. Я тщательно выискивал в компьютерных строчках "мини-сочинений" (так теперь именуют эту смесь добросовестного изложения содержания текста и самостоятельных его оценок) заветные завязи подлинной откровенности, Скажу честно: непросто давался мне этот важный вывод. Я ведь оценивал сочинения прежде всего по степени сердечной искренности, не обращая внимания на грамотность авторов или степень их литературной одарённости. Кроме того, я не знаю (за вычетом своего внука) лично никого из них. Это создавало для меня восприятие страничек как tabula rasa ("чистой доски"), без помех, то есть без предварительного знания, кто как учился и на что способен, кто из какой семьи, у кого какой характер и темперамент. Пробегая одну за другой странички сочинений (скорее, честно говоря, всё-таки изложений), я всё меньше обращал внимание на очевидную фальшь отдельных стереотипных фраз и оценок, почерпнутых из советского ещё литературоведения, — и буквально наслаждался безыскусностью и А теперь рассмотрим тексты (так модно говорить сегодня — уступлю моде эту малость!). И начать я хочу… с конца, с ответа на вопрос: какой видится ребятам будущая судьба Андрея Соколова? МАКСИМ АНДРЕЕВ Что тронуло меня в этой версии судьбы главного героя шолоховского рассказа? Ну понятно, что жизненная удача и Андрея, и Ванюшки связана у Максима с Москвой. Я, кстати, совсем не уверен, что потянуло бы Андрея (с какой бы стати?) в столицу — нет в рассказе ни малейшего намёка на такой поворот судьбы. Вряд ли мог он отправиться "на поиски счастья" именно в Москву, а не в родные края, где война вдребезги разбила его прежнюю, незатейливо счастливую жизнь. Но Максим "от имени" Соколова рисует ему жизненную дорогу привычными, наверное, из рассказов взрослых почерпнутыми, красками. "…Умудрился скопить достаточно денег"… Собственно, и все об Андрее — а дальше всё о Ванюшке, вплоть до пика его мечтаний — учёбе в МГУ. Тут у Максима явно просвечивает его собственная мечта, собственное — отчасти верное! — понимание слагаемых успеха: старательность и природный ум. Но, Максим, согласись — этого мало. Очевидно, что Андрей передал приёмному сыну своё русское упрямство и терпение, волю и неукротимость в достижении цели. "Подумал, решил и добился своего" — это слишком просто, слишком прямолинейно… ВАСЯ ЛАЗАРЕВ Оставлю этот отрывок без комментариев… А остальной авторский текст Василия представляет собой добросовестный пересказ шолоховского рассказа. И всё-таки я не собираюсь никого поучать, ведь излагает каждый всё-таки по-своему. Жаль, не давая при этом волю своей фантазии… Но чтобы стали яснее и моё тайное недовольство, и моя столь же тайная надежда, что всё у этих ребят получится, приведу, почти целиком, ещё три сочинения. Они показались мне поучительными примерами живого изложения, оправдывающего те самые мои тайные надежды. ДАША КАМЫШАН СТЕПАН ПОПОВ ВАСЯ БАШЕНИН Ну вот, теперь остановимся и поразмышляем. Вроде бы и вправду просто добросовестное изложение содержания гениальной шолоховской прозы. Однако у каждого из этих трёх авторов (да, в сущности, и большинства авторов сочинений) есть "Уничтожен был цвет нации", — заявляет Даша Камышан, и это горькая правда, увиденная сквозь толщу времён. "…ничто не сломило веру Андрея в нашу победу, никто не смог лишить его русского духа!" — слегка патетически, но в полном соответствии с правдой истории говорит Степан Попов. А вот его юношеский оптимизм ("Я думаю: приди сейчас война"…) вызывает по меньшей мере сомнение. Как подумаешь о сегодняшней армии — с её курсом на "контрактников" и "ландскнехтов", то есть наёмников даже из иных земель, готовых за деньги защищать Россию, — не по себе становится, ей-Богу… У Васи Башенина ключевыми, на мой взгляд, являются слова: "На миру и смерть красна", — говорится в русской пословице. Но здесь, когда Андрей Соколов был с врагом наедине, никто не оценил бы его поступка. Судьёй могла быть только его собственная совесть". Вполне точно выявлено и понято школьником главное в русском характере — первичность совести, а не удачи любой ценой. Такие "точечные попадания" в самую суть прочитанного шолоховского рассказа встречаются почти во всех работах. Вот Юля Казанская: "Даже обессиленный голодом, он смог проявить упорство и противостоять соблазну". Кстати, почти все считают именно духовную дуэль Соколова и коменданта лагеря Мюллера самым главным подвигом Андрея, но толкуют его всяк по-своему. Юля увидела в этом подвиге глубинную связь с эпизодом ночной казни Андреем предателя ("…Он не хотел становиться похожим на него. Он не мог продать свою Родину за кусок хлеба"…). А вот несколько иной поворот в "вечном сюжете" о стойкости и малодушии, о верности и предательстве. ЛЕНА БАРЫШНИКОВА Приведу теперь — пришло время! — слова так и не узнанного мною по имени и фамилии автора о первоистоках жизнестойкости и преданности Андрея Соколова своему Отечеству. Он, этот "аноним", не обозначивший своё авторство, сказал так: По-моему, здесь явно проглядывает совсем неплохая публицистика. Конкретный человек — и глубины исторического сознания народа; в урочный день и страшный час войны они не могут не сблизиться, и тогда, словно кресалом из камня, высекаются яркие, не гаснущие во времени искры массового подвига, массового героизма. Меня же особенно умилили слова: "…где в труде и борениях создавался новый мир". Какая непривычная в нынешних условиях высочайшая оценка советского прошлого! Господам либералам следовало бы задуматься: не слишком ли они хватают через край, именуя это прошлое "чёрной дырой" в надежде поскорее убить память, особенно в юных головах и сердцах? Такую же несокрушимую веру прочитал я и в сочинении Олега Пеева — кстати, единственном от руки написанном — мелким таким, осторожным "пружинящим" почерком. Очень думающий мальчик. Его (хотелось бы, чтобы таких становилось больше!) "на козе" истерического очернительства истории не объедешь. Ему сейчас слово. ОЛЕГ ПЕЕВ Олег Пеев, кстати, едва ли не единственный, кто особо обратил внимание на художественную выразительность рассказа. "Шолохов называет его (Андрея Соколова. — Г. Г.) глаза "мёртвыми"… Душа этого человека — как сталь, закалённая в огне тяжелых испытаний…" Мне сразу вспомнилось знаменитое "чёрное солнце" из "Тихого Дона". Молодец Олег, заметил такую важную художественную деталь! Но вернёмся к началу разговора. Вот и Олег Пеев в ответе на вопрос о будущей судьбе Соколова и маленького Ванюши отделывается общими, клишированными фразами типа: "Можно только догадываться…", а завершает и вовсе плакатно: "Его внуки и правнуки — те люди, которые сейчас заботятся о том, чтобы человечество не забыло о военном подвиге, совершённом воинами Красной Армии". Если бы всё было так… Если бы… И подумалось ещё вот о чём: видимо, до сих пор во многих семьях "оберегают" своё потомство от горькой правды наших дней, когда не только на Западе (там эта задача практически решена), но и у нас в России всё больше людей (молодых в особенности) убеждены, что победу над фашистами и фашизмом одержали США, Англия и их союзники. Уж тут не до того, "чтобы человечество не забыло…" Тут главное — не допустить, чтобы отняли у русского и других связанных с ним историческими узами народов самое драгоценное — нашу всенародную Победу. Приведу теперь текст ещё одного сочинения, что не даёт мне покоя, бередит сердце; написано оно в виде ответов на вопросы, связанные не с одной "Судьбой человека", но и с оценкой творчества М. А. Шолохова в целом. Мне кажется, текст достоин того, чтобы привести его полностью. АЛИНА КИСЛУХИНА Да-а… Вот это всплеск искренности совершенно иной закваски. Но недаром говорится, что чаще всего наши недостатки являются продолжением достоинств. Алина во всём — иногда чрезмерно — противопоставляет свой небанальный критический взгляд суждениям трафаретным, стереотипным, диктующим заведомо "благоприятный" (для отвечающего) ответ. Ну а если через год придёт другой учитель?.. Ну в самом деле: "Наука ненависти" Шолохова (равно как и "Русский характер" Алексея Толстого) задела за живое тысячи и тысячи бойцов Красной Армии — будущих победителей. И в этом, духовном смысле рассказы Шолохова и Толстого помогали ковать Победу. Но только в этом смысле! Преувеличение, как и недооценка, — путь к ошибке. "Ненависть стихийна", — говорит Алина. Ненависть Алина отвергла путь общепринятых и кажущихся бесспорными ответов — и заслуживает за это высокой похвалы. Но она, совершенно в духе нынешней "деидеологизации" высоких идей и понятий, абсолютизирует стихийность, впадая, только уже с другой стороны, в соблазнительный грех односторонности. Второй вопрос, заданный Алине и её друзьям, мучает меня всю жизнь. И в молодости, и до сих пор я придерживаюсь такого мнения: с эпопеей, равнозначной "Войне и миру", у советских, а тем более у современных писателей, увы, пока не вышло… Осторожничаю, говорю "пока" — каких только чудес не бывает на свете! Ведь молодой Лев Толстой создал свою эпопею более чем через 50 лет после победоносного вступления храбрых русских войск в Париж. "В Париже росс!" — восклицал великий патриот А. С. Пушкин. Толстой развернул этот "литературный ген" нашего гения в беспримерный роман о доблести, мужестве и человечности русского человека. Эстафету принял Михаил Шолохов; всё меньше остаётся угрюмых и упрямых "литературоведов", пытающихся принизить и сам роман (подумаешь — русская Вандея начала ХХ века!), и в особенности его автора. Но "есть ещё океан"! — как говорил Александр Блок. Такая война, как Великая Отечественная, не могла остаться "безголосой", не воспетой и не обдуманной. Я утверждаю, что почти за 50 лет, прошедших после 22 июня 1941 года, советская литература, и прежде всего русская, сумела создать коллективную широкоформатную эпопею о великих муках и подвигах нашего народа, как минимум, равнозначную "Войне и миру". Я всегда, где возможно, повторяю снова и снова: снимайте с книжной полки военные книжки Леонида Леонова и Юрия Бондарева, Василия Быкова и Евгения Носова, Виктора Астафьева и Ивана Стаднюка… Как говорится в таких трудных случаях: "и т. д., и т. д." Вспоминаются великие слова Достоевского о романе "Дон-Кихот" Сервантеса: человечеству достаточно предъявить Господу на Страшном суде одну эту книгу, чтобы надеяться на снисхождение и прощение. По-моему, русскому народу достаточно будет предъявить "Горячий снег" Бондарева, "Последний поклон" Астафьева или гениальный рассказ о цене Победы Евгения Носова "Шопен. Соната № 2". И, конечно же, рассказ Михаила Шолохова "Судьба человека", который будет вечно сиять как жемчужина в ряду литературных достижений ХХ века! Те же слова в полной мере относятся и к незавершённому автором роману "Они сражались за Родину". Безусловно права Алина Кислухина, отвергая деление эпических произведений литературы на "независимые" и "зависимые". Но почему-то её тут же тянет в болото новой однобокости, когда якобы "всё зависит лишь от субъективного восприятия самого читателя". Почему, Алина? Разве ты полностью отрицаешь наличие Алина чутко уловила односторонность (значит, и недостаточность) соцреализма как метода художественного постижения действительности. Но неужели лучше модный ныне постмодернизм с его культом жестокого натурализма, "физиологизма", секса, мата и вообще всего плотского как "истинно человеческого"? Неужели лучше, а? И разве не улавливается чутким сердцем глубокая разница внешне схожих тезисов: "В жизни всегда есть место подвигу" и "Жизнь — это подвиг"? Здесь я на стороне Степана Попова, который искренне верит, что, "если завтра война", всё изменится и весь "российский народ за свободную Родину встанет". Да, его оптимизм, повторяю, слишком розовый, но "в жизни всегда есть место подвигу" — это надежда на будущее, а "жизнь — подвиг" — это исключение из обычной рутины бытия. Подвиги христианских мучеников-страстотерпцев, бесчисленные и не меркнущие подвиги героев — исключения, возвышающие человечество. Но уверяю тебя, Алина, что соцреализм вовсе не отрицал заботы о семье, о личном счастье, о любви "пограндиознее онегинской". Но и "о подвигах, о доблести, о славе" человек, чтобы не стать амёбообразным обывателем, не имеет права забывать никогда. Никогда! И снова обращусь к М. А. Шолохову. В том же 1965 году шестидесятилетний писатель беседовал у себя в Вёшенской со школьниками-станичниками (он встречался с детворой регулярно — потому что любил). И на вопрос: "Подвиги можно было совершать в годы гражданской и Отечественной войн, а сейчас для этого какие возможности?" — Шолохов ответил кратко и ёмко: "Хорошо прожить жизнь с пользой для общества — это тоже подвиг… Война — разрушительница, а вот трудовой подвиг — это подвиг созидания. Хорошо учиться — это тоже подвиг. Вот так-то, ребятки". …Вот так-то, Алина. Согласен: екклезиастова мудрость (время разбрасывать камни, время собирать камни) неопровержима. Но ведь как её повернуть: когда надо собрать волю в кулак и совершить подвиг — и когда "кропотливо и прочно строить дальнейшую счастливую и спокойную жизнь"? Вот коренные вопросы бытия человеческого, и юная Алина, как и подобает юности, бесстрашно задаёт их себе и другим. К сожалению, толкование ею будущей доли человека с "мёртвыми глазами" не кажется мне ни юношески максималистским, ни объективно заданным самим ходом рассказа о жизни героя. Тут Алина явно выказывает несамостоятельность, тенденциозность своих суждений — возможно, от некритического усвоения антисоветской пропаганды. Что делать, живём в эпоху "плююрализма", как горестно пошутил однажды мой друг поэт Егор Исаев. В самом деле: Соколов в 1946 году, во время встречи с автором рассказа, уже стал "обычным человеком" и мечтал, конечно же, не о подвигах, а о том, как изменить к лучшему свою трагически не заладившуюся жизнь. Ему это счастье — "просто… побыть наедине с собой" — и даром не нужно. Сдаётся мне, что не случайно ни Алина, ни её друзья "не заметили" в рассказе Шолохова страницы, где с такой покоряющей силой автор описывает простую и столь счастливую довоенную жизнь Соколова, его спокойную, "обыкновенную" и потому столь нежную, красивую любовь к жене и детям своим. Ни о каких подвигах, тем более об одиночестве, и не думалось тогда ему ни во сне, ни наяву… Вот почему Соколов без раздумий прижал к своему сердцу Ванюшку, столь же одинокого и несчастного, как и он сам. Пусть и выдав себя за его отца. Сказано поэтом: "Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман". Эти слова я отнёс бы (пусть с некоторой опаской) ко всему искусству социалистического реализма, недостатки коего были своеобразным продолжением его достоинств. Андрей соврал, что он отец Ванюшки. Но именно в этом "возвышающем обмане" — верный путь к счастью. Простому человеческому счастью. …Должен сказать в заключение, что меня наповал сразили заключительные слова Алины: "Если только его после войны не посадят "за измену Родине", за которую он проливал кровь". Голубушка Алина! Я хорошо знаю, кто внушил тебе это. Ведь даже в канун 60-летия Победы один за другим гоняли по телевизору кинофильмы, якобы раскрывающие, наконец, "всю правду" о минувшей войне. "Московская сага", "Штрафбат"… долгий, долгий перечень обмана под видом правды. Обмана, не возвышающего, но унижающего нас и наше историческое прошлое. Ты смотрела или читала "Сагу", дитя моё? Да это же сплошь наглое, злобное и бездарное враньё, коктейль из домыслов, версий, слухов, сплетен — и, главное, "Если не посадят за измену…". Ну каким ветром это предположение навеяно? Да, сотни и сотни тысяч военнопленных прошли строгую "фильтрацию" в органах МГБ: был ли предателем или не был? служил фашистам или не служил? Наверное — и даже наверняка — не обходилось здесь без ошибок и излишних строгостей. Вот мой дядька, Пётр Ильич, попал в плен в 41-м, а вышел на волю только весной 49-го года. Я точно знаю, что его, не найдя компромата, "на всякий случай" сослали на Урал, в город Молотов (ныне Пермь), где он пробыл в ссылке пять лет. Но ещё при жизни Сталина он вернулся домой и плотничал в родном Черногубове под Тверью до скончания своих дней. Я не раз пытался спросить его — зря или не зря "впаяли" ему пятилетнюю ссылку. Он только усмехался и говорил: "Могли и больше отвесить…". Не любил говорить о плене. Потом пришла новая крайность — героизация реальных и мнимых подвигов военнопленных в фашистских лагерях. Оно, кстати, было очень важно для "размораживания" истории, для её приближения к истине. Однако была уже в середине 50-х (именно тогда написана "Судьба человека") и другая, подспудно антисоветская линия не просто "героизации плена", а К несчастью, это предостережение сбылось… А что касается "измены Родине", то в ГУЛАГ попадали в основном действительно предатели и фашистские прихлебатели. Советую внимательно смотреть передачи ТВ о Прибалтике и Западной Украине. Вам этот культ бывших эсэсовцев ни о чём не говорит? И наконец последнее. Храбрые девятиклассники запросто обращаются с шедевром Михаила Шолохова, "награждая" его искренними эпитетами. Но, ей-Богу, меня не покидает ощущение… нет, не легкомыслия, но Завершить же свои раздумья я хочу замечательными, будто вчера написанными стихами видного русского советского поэта Михаила Дудина (с ним тоже нередко пересекались наши жизненные дороги). Посвящены они Неизвестному солдату. Русскому солдату. В наших ли силах воспрепятствовать агрессии "ветра забвенья"? Не выметет ли он из русских сердец светлую Память о Победе, о тех, кто до неё не дожил? Ребята из 9-го "Б" укрепили мою убеждённость в том, что — в наших силах! |
||
|