"Кавалер Золотой Звезды" - читать интересную книгу автора (Бабаевский Семен Петрович)Глава XXVIIТимофей Ильич был доволен, видя Сергея у себя за столом, хотя внешне казался равнодушным и даже строгим. А Ниловна была так обрадована, что не знала, где посадить сына, чем его угощать. Когда Семен и Анфиса стали собираться в избирательный участок, Ниловна боялась, что Сергей тоже встанет из-за стола и уйдет, а она так и не успеет и насмотреться на него и поговорить с ним. - Мамо, где вы мне постелите? - спросил Сергей. - Никуда сегодня не поедешь? - А куда ему ехать в ночь? - отозвался Тимофей Ильич.- Жинки, сколько нам известно, у него еще нету, а невеста подождет… - Сережа, я постелю тебе у Анфисы,- сказала Ниловна.- Там теперь у нас диван стоит, с пружинами, Семен перед Новым годом купил. - Ну, сыну, як там тебе живется? - спросил Тимофей Ильич, когда Ниловна пошла приготовить Сергею постель.- Вот и выбирать тебя завтра будут. Знать, и новое тебе доверие, стало быть и ответственность прибавляется.- Тимофей Ильич развернул на колене кисет. - Что ж вам, батя, сказать? Более двух недель разъезжал по округу. Каких только людей я там не видел, с кем только не разговаривал! Много я, батя, передумал за эти дни, и одна мысль не дает мне покоя - смогу ли я быть таким человеком, каким хотят меня видеть те, кто завтра будет выбирать меня своим депутатом? - А ты смоги,- сказал Тимофей Ильич, сворачивая цигарку.- Поднатужься - и смоги. - Что, по-вашему, батя, нужно мне делать? - Перво-наперво - район выведи в передовые, чтоб жизнь в колхозах была обеспеченная, чтобы люди наши не бедствовали - вот тебя и будут все уважать. - Жизнь, батя, уже в этом году будет обеспеченная. Да и район мы выведем в передовые, а все ж таки, как я понимаю, этого мало… И жизнь наладить в колхозах, и район вывести в передовые - все это я обязан был сделать, не будучи депутатом. Вошла Ниловна. - Батя, и вы, мамо, скажите, что обо мне говорят в Усть-Невинской? Вы живете в станице, и вам все слышно. - Все тебя, Сережа, хвалят,- сказала Ниловна.- Куда я ни пойду, а бабы мне и говорят: «Счастливая мать, вот какой у тебя славный сынок…» Повстречалась я с бабкой Никифоровной, а она и говорит… - Ниловна,- перебил Тимофей Ильич,- не вмешивайся в наш разговор. - Да я только поясню. - И без тебя поясню.- Тимофей Ильич обратился к Сергею.- Ежели ты хочешь знать правду, то я скажу; в обиде на тебя станичники… - За что? - За то самое, что идешь ты против своей станицы. Ты чего зубы скалишь? Я тебе без смеха говорю. То ты подсоблял нашим людям, план помог составить, лесу добился… Тогда ты Федора Лукича поругивал - такой-сякой, не так действует. А теперь сам управляешь районом, а скажи, чем ты лучше Федора Лукича? Лес в станице позабрал. Станцию хотели себе построить, так ты ее всем станицам передал, Савву обидел… Куда годится такое дело? - Не мог я, батя, поступить иначе. - Почему ж не мог? Ты ж районная власть, и ежели захотел бы, то смог бы. - Тимофей, и чего ты к нему прицепился? - упрекнула Ниловна.- Нет того, чтобы поговорить по-семейному… - Ты вот беспокоишься,- продолжал Тимофей Ильич,- как бы людям угодить, в мечтах высоко подымаешься, хочешь весь свет обнять, а того не видишь, что зараз самое главное для тебя - своей станице подсобить… Сам же взбудоражил людей, разные планы составлял, на всю Кубань прогремел… А теперь что ж получается? Усть-Невинскую ты ставишь в ряд с другими? - Эх, батя! Не в том для меня радость, чтобы видеть успехи одной Усть-Невинской. - А в чем же? - Хочется мне, батя, заглянуть в наш завтрашний день и увидеть там не только Усть-Невинскую, а всю Кубань, все станицы - от Преградной и Сторожевой до Темрюка. А завтрашний наш день, батя,- это техника, машины, электричество. И скажу вам, что не так трудно построить гидростанцию или приобрести машины,- государство у нас щедрое, поможет,- а трудно приобщить к технике людей. К этому их надо готовить. Если мы введем механизацию, то и люди наши должны стать иными, а добиться этого не так-то просто… Вот что меня беспокоит! - Беспокойся и об этом, - сказал отец,- но свою ж станицу ты более других должен любить? - Я ее и люблю,- ответил Сергей.- И оттого, что я ее люблю больше, чем другие станицы, я и взял лес у устьневинцев и этим возвысил в глазах всего района своих одностаничников. Поэтому и станцию мы начали строить для всего района. Поймите, батя,- нельзя вводить электрификацию в одной станице, тут надо идти всем фронтом! - Ну, бог с тобой,- сказал Тимофей Ильич.- Делай как знаешь, тебе виднее… Уже было поздно, когда Сергей, вволю наговорившись с отцом, разделся и лег на диван. Под ним мягко вдавились пружины, и Сергей одобрительно подумал о покупке, сделанной его другом. Он закрыл глаза и хотел уснуть, но почувствовал на своем плече теплую руку. Не открывая глаз, он уже знал, что это подошла к нему мать. - Сережа, а ты не печалься,- шептала Ниловна.- Поверь матери: никто о тебе и плохого слова не говорил. Батько на тебя дюже гневается, что ты до дому не приезжаешь, вот он в сердцах такое и сказал… Сергей встал, усадил мать на диван, обнял,- ему всегда, еще с детских лет, приятно было посидеть с ней, послушать, как она говорит своим тихим голосом. Совсем крохотная старушка, с седой маленькой головкой в чепце, она напоминала Сергею уже засыхающее дерево рядом с молодым побегом. Ниловна прижалась к Сергею, гладила рукой его чуб и смотрела ему в глаза. - Сережа, а что я хотела у тебя спросить… - Спрашивайте. - Как там у тебя с Ириной? - Ничего, мамо… Все хорошо. - А чего ж ты к ней не поехал? - Устал с дороги. - Ох, что-то тут не то.- Ниловна покачала головой.- Я так понимаю: ежели любишь, то и усталости не знаешь. - Это, мамо, верно, а только сегодня я не поеду. - А может, ты ее разлюбил? - допытывалась Ниловна.- Говори матери правду. - Нет, мамо, не разлюбил. Знаете, мамо, что я решил? Вот завтра поеду к Ирине - и уже последний раз. Либо она будет моя жена, либо… я уже и не знаю, что тогда… - Ну и слава богу, сынок, что ты так порешил.- Ниловна перекрестилась, хотела осенить крестом и сына, но, увидев его улыбающееся лицо, воздержалась.- Сережа, а что я слыхала? Будто сын Грачихи обучает Ирину. - Виктор? - Сергей приподнялся. - Какиесь ей слова непонятливые говорит… Ты бы, сынок, разузнал. Может, в том обучении один только соблазн. - Хорошо, мамо, завтра я все узнаю. Ниловна еще немного поговорила с сыном и ушла в свою комнату. Сергей потушил лампу и натянул на голову одеяло. Ему хотелось побыстрее уснуть, чтобы подняться за час до начала выборов, но в голову назойливо лезли мысли то об Ирине, то о Викторе. «Он ее чему-то обучает? Неужели он хочет со мной навеки поссориться? Ну, почему он пошел к ней?» Вскоре пришли Семен и Анфиса. Сергей сильнее закутал одеялом голову и притворился спящим. - Братушка уже спит,- тихо проговорила Анфиса. Не зажигая лампы, они легли в постель. Анфиса что-то шепотом рассказывала Семену: Сергей расслышал только то, что Ирина сама попросилась в эту ночь дежурить на избирательном участке. - После собрания мы вышли, а она мне и говорит: «Эх, Анфиса, если б ты только знала…» - тут Анфиса заговорила совсем тихо, и Сергей уже ничего не мог услышать… «Значит, она меня ждала, а я лежу здесь, как дурак»,- подумал Сергей. Семен тоже что-то бубнил и тихонько смеялся. «Вот у кого счастливая жизнь,- думал Сергей.- Ни тебе забот, ни печалей…» А Семен и Анфиса, очевидно, забыв, что в их комнате лежит гость, говорили громко, смеялись. - Эй вы, черти молодые! - не удержался Сергей.- Спать мешаете! - А ты спи, братушка! - Да разве можно тебе теперь спать,- заговорил Семен.- Сколько людей зараз о тебе думают, а ты - спать? Эх, счастливый же ты… - А ты, бедняжка, несчастным прикидываешься! Ах, бедный радист-пулеметчик, как же ему тяжело на свете жить! Так, что ли? - Сергей вздохнул и сказал: - Ну, шутки в сторону. Давайте будем спать. Наступила тишина. Сергей смотрел на побеленные морозом окна и не заметил, как уснул. Ему показалось, что прошло всего несколько минут, и он вдруг услышал голос матери: - Сережа, мы все уходим, а ты оставайся на хозяйстве. Сергей открыл глаза и ничего не мог понять. В комнате горела лампа, и все уже не спали. Анфиса прихорашивалась у зеркала, повязывая на голову пушистый из белой шерсти платок. Семен, в гимнастерке, но еще без пояса, натягивал сапоги с такой поспешностью, точно его подняли по сигналу боевой тревоги. Ниловна была одета не в обычную свою кофточку и юбку, а в праздничное платье. Тимофей Ильич в тулупе и в валенках стоял у порога и торопил Ниловну, После того как в доме остался один Сергей, пришел шофер и сказал: - Сергей Тимофеевич, уже началось. А как же мы? Поедем в Рощенскую? - Да, поедем! Сергей стал одеваться. Откуда-то издалека, очевидно из-за Кубани, долетела песня. Она была слабая и то стихала совсем, то снова крепла. Была ранняя предутренняя пора, а Усть-Невинская уже проснулась. Низко, на закате, висела луна. Свет падал наискось - оттого с одной стороны белых крыш темнела тень наподобие козырька, а с другой, обращенной к луне, снег так блестел, что даже вспыхивали искорки… Та самая песня, что возникла за Кубанью, теперь была уже на площади, и басы так ревели, что женские голоса как ни старались, а взлететь наверх не могли… В той же стороне, только в разных местах, играли две или три гармони, слышались девичьи голоса, припевки, частушки, только слов нельзя было разобрать… Было очевидно, что народ только-только начинал собираться, и по всей станице уже плыл тот особенный гул, какой бывает разве только на рассвете летом, в разгар косьбы. Петухи, как бы испугавшись, что проспали утро, горланили во всю мочь, лениво перекликались собаки. Вдруг вывернулись из-за угла сани в упряжке горячих коней и понеслись, как вихри, разметая снег. Кучер привстал и так усердно погнал лошадей, точно вез невесту и жениха. В санях сидела шумная компания - мужчины и женщины, а над их головами трепетал флаг на коротком древке… Затем из-за угла выскочили вторые сани в сопровождении трех верховых в бурках,- кони под ними не скакали, а танцевали, бросая копытами снег. Сергей сказал Ванюше, чтобы выезжал со двора, сел в машину и тоже поехал на площадь… В школе, где уже началось голосование, все окна, выходившие на площадь, были освещены. У подъезда останавливались сани, запряженные разгоряченными лошадьми, и приехавшие шли гурьбой в школу; подлетали всадники,- со всех улиц сюда стекался народ. - Сережа, а я уже проголосовала! Это сказала Ирина. Сергей задумался и не слышал, как она подошла. Ее большие темные глаза светились тревожной радостью. - Надеюсь, не вычеркнула мою фамилию? - шутя спросил Сергей. - А это, Сережа, тайна,- в тон ему ответила Ирина и потупила взгляд. - А из сердца вычеркнула? Или это тоже тайна? - Нет, это не тайна… Хотела вычеркнуть, а не смогла… Не жить мне без тебя… Сергей взял ее под руку, и они пошли через площадь. Шли, а куда - и сами не знали. Только в каком-то переулке, на окраине станицы, остановились у плетня. Сергей взял с изгороди снег и стал сжимать его в горячей ладони. - Сережа, как тебе ездилось? Я так ждала… - И неправда… - Не веришь? - Хотелось бы поверить… - А что же мешает? - Так… всякие глупые мысли.- Сергей взял Ирину за плечи сильными руками и посмотрел ей в глаза.- Скажи мне… только правду скажи: зачем тогда приходил к тебе Грачев? - Я так и знала, что ты спросишь. - И уже приготовила ответ? - Ничего я не готовила.- Ирина склонила голову ему на грудь и минуту стояла молча.- Сереженька, милый, ничему ты не верь… Тебя я одного и люблю и любила, и если б не было тебя, то и весь свет мне был бы не мил… Помнишь, я тогда сказала, что напрасно тебя полюбила, а теперь вижу, что жить без тебя не могу… - Ну, почему к тебе Грачев приходил? - Все, все расскажу, потому что ничего от тебя не скрываю… Сережа, он хочет, чтобы я работала диспетчером на гидростанции, и взялся меня обучать… - Тебя? - Да… А что? Разве нельзя, Сережа? - Почему ж нельзя? Можно, это даже похвально, если только в самом деле так… - Так, так, верь мне, Сережа. И я согласилась… Но Виктор еще хотел, чтобы все это было скрыто и чтобы ты ничего не знал, а я так не захотела и сказала ему, чтобы из этого никакого секрета не делать… - А зачем же он об этом просил? - Не знаю, только я на это не согласилась. И я рассказала бы тебе все еще тогда, на птичнике, но ты уехал… Сережа, ну, не сердись. Не будешь сердиться, скажи? - Да как же мне на тебя сердиться? Вот поговорил с тобой - и от сердца отлегло. - А болело сердечко? - Болело,- сознался Сергей. - А теперь тебе хорошо? - Да! - И мне хорошо! - Она снова склонила голову ему на грудь.- Сережа, я уже многое изучила, поняла, я быстро усваиваю, и ты знаешь, как будет хорошо, когда я стану работать… Ты будешь ко мне приезжать, а я кончу смену, и мы пойдем с тобой в степь… Нет, лучше по берегу Кубани… - Послушай, что я тебе скажу. - Что? - Ирина испуганно подняла голову.- Что-нибудь нехорошее? - Да ты чего испугалась? - Сергей обнял ее и, глядя ей в глаза, сказал: - Учись, я одобряю… Но посмотри на небо. Уже рассветает. Скоро наступит день, взойдет солнце. И ты запоминай и это утро, и этот день: сегодня мы станем мужем и женой… Вот это я и хотел тебе сказать. Ну, что ты приуныла? - Так сразу, Сережа? - Да разве ж это сразу? Эх ты, на словах смелая, а уже испугалась… Нет, Иринушка, голубка ты моя, пойми, что так дальше мы жить не сможем… Да и любить тебя на бегу трудно,- не любовь это, а каторга. - Сережа,- сказала Ирина совсем тихо,- давай подождем до весны. Я кончу учебу… И я согласна: пусть уж с этой минуты все будет так, как ты сказал… Считай меня своей женой… но… Сергей нахмурился. - Ну, Сережа, это же все равно… Ну, милый, хочешь, поцелую тебя, как жена, а поженимся через два месяца.- Она приподнялась на цыпочках и поцеловала Сергея.- Вот видишь, какая я смелая! - Нет, нет, и поцелуй твой принимаю, и в душе согласен с тобой, а только поженимся сегодня - и ни днем позже! Сейчас же пойдем к твоей матери, а потом к моим родным - и всему конец! А над станицей вставал морозный рассвет, небо было чистое и розовое,- где-то за горами уже всходило солнце. |
|
|