"Календарь преступлений" - читать интересную книгу автора (Квин Эллери)

Июль ПРИКЛЮЧЕНИЕ С ПАДШИМ АНГЕЛОМ

Вечный чичероне мирового форума, Марк Туллий,[69] где-то по-дружески сообщает нам, что Огонь и Вода «вошли в поговорку» — то есть что эти древние элементы жизни первичны. Если пойти дальше и предположить, что там, где пламенеет жизнь, всегда поблизости смерть с ее поливальным шлангом, то дело Майлса Сентера et al[70] может считаться классическим. Огонь фигурирует в нем почти в пиротехническом смысле, ибо ко второму месяцу нью-йоркского лета солнце успело изжарить сад Сентера до состояния подгоревшего пирога и довести каменную ограду до температуры, как правило ассоциирующейся с подземным миром. Что до Воды, то за восточной стеной ее протекало более чем достаточно, ибо дом Сентера примостился на самом побережье Манхэттена, а его фасад высокомерно взирал на неопрятный коммерческий профиль района Квинз на противоположном берегу Ист-Ривер.

Увы, география и время года в данном случае отнюдь не сочетались с античной гармонией. В деле Сентера в равной степени участвовали мифология и искусство. Дом был спланирован в напыщенном архитектурном стиле, породившем в былые времена немало монстров. Фармацевтическое состояние Сентеров было крещено в купели, наполненной слабительным, до сих пор пользующимся популярностью в сельской Америке. Основатель этого состояния, возможно, стремился сгладить впечатление от его прозаичного источника, поэтому, строя свой особняк, обращал взор к небу и сооружал свой дом если не навечно, то по крайней мере на долгие десятилетия, гарантированные очистительными пилюлями. Ему удалось заполучить архитектора, явно вдохновленного собором Парижской Богоматери. К сожалению, несмотря на свободу в средствах, обеспеченную слабительным, у архитектора не было ни острова Сите[71] в качестве места постройки, ни папских ресурсов двенадцатого столетия. Поэтому ошеломленные соседи видели перед собой гигантского архитектурного Квазимодо[72] — вульгарного, безобразного и крайне неудобного. Майлс Сентер, который родился в нем, как-то провел тяжкие шесть месяцев на койке нервной клиники, вспоминая кошмарные сны, посещавшие его в детстве.

* * *

Самым жутким во всем сооружении были гротескные резные камни, торчавшие на крыше подобно уродливым наростам. Они являлись архитекторской версией химер собора Парижской Богоматери.

А Химера,[73] если вы помните Булфинча[74] и Беллерофонта,[75] дышала смертоносным огнем. Таким образом Огонь снова дал о себе знать. Что до Воды, то архитектор, к несчастью, перепутал химер с горгульями,[76] и, хотя монстры, установленные им на карнизах башен, имели голову льва, тело козы и хвост дракона, как у настоящей Химеры, они выполняли традиционные функции горгулий, являясь входными отверстиями труб для стока дождевой воды, собирающейся на крыше. В довершение неразберихи Сентер-основатель до последнего дня упорно именовал монстров «ангелами», а его внук Майлс, вступив в права наследства, канонизировал эту ересь. Зато младший брат Майлса, Дейвид, разрушал образы с такой же легкостью, с какой создавал их. Дейвид был художником, чья студия находилась на крыше сооружения, которое он — к легкому раздражению брата — именовал «собором». Когда Майлс в присутствии гостей отзывался о водосточных монстрах как об ангелах, Дейвид неизменно замечал, что это наглядно демонстрирует, каким представлял себе небо их дедушка, если не сам Майлс.

Но все это приятные и пустячные отступления. Нас интересует более серьезное событие, происшедшее в один из недавних летних вечеров в саду Сентеров, у ограды которого плескалась Ист-Ривер.

Две молодые леди задыхались от жары при лунном свете. Одной из них была жена Майлса, царствующая миссис Сентер, а другой — Никки Портер, которая воспользовалась правом личной секретарши покидать вечером своего босса, хотя тот переживал критический момент в связи с приближением срока сдачи книги издателю. Но Никки случайно встретилась с Дороти после многолетнего перерыва и не могла не возобновить старое знакомство. Результатом явилось ее дезертирство в сад у реки. Встреча была ознаменована важной новостью, что Дороти теперь миссис Майлс Сентер, каковой она определенно не являлась во время их предыдущей встречи, и еще кое-чем, что не поддавалось анализу и потому требовало его. Темные тени под блестящими глазами Дороти и какая-то отчаянная веселость показались Никки не соответствующими гармонии недавнего брака. Обед слегка напоминал трапезу французских аристократов во время революции с ожидающими у дверей повозками, которые доставляли их к месту казни. Даже личный секретарь Майлса Сентера, мистер Харт — стриженный под ежик молодой человек с лощеными манерами младшего сотрудника рекламного агентства — при первой возможности скромно и с явным облегчением удалился к себе в комнату. Вскоре после этого Дороти с чисто женской улыбкой выпроводила своего мужа, увела Никки в темный сад и тут же разразилась слезами.

Никки дала ей выплакаться, интересуясь, не является ли дом всему виной. Он выглядел ужасно — с большими тусклыми помещениями и одинаковыми спальнями, выходящими окнами на реку, откуда веяло сыростью. Ремонт здесь не проводился много лет. Было очевидно, что Майлс Сентер — человек мягкий и добродушный, но крайне консервативный и лишенный воображения. Никки он изрядно шокировал. Майлс утверждал, что ему сорок пять лет, хотя выглядел на все шестьдесят, а в действительности ему, вероятно, было около пятидесяти пяти. Дороти же исполнилось всего двадцать шесть. Конечно, хотя Дороти была практичной девушкой, она вполне могла влюбиться в мужчину вдвое старше ее. А может, все дело в Дейвиде? За обедом Никки много слышала о Дейвиде, хотя он к ним так и не присоединился. «Дейвид вечно возится в своей студии наверху», — сказал Майлс Сентер. Никки поняла, что Дейвид симпатичный парень, напичканный идеями, свойственными бескомпромиссной молодежи. «Почти красный», — с усмешкой охарактеризовал его брат. Поэтому она с удивлением узнала от Дороти, что Дейвиду тридцать пять лет. По-видимому, для Майлса он всегда будет подростком, нуждающимся, чтобы его поглаживали или шлепали рукой, держащей кошелек. В гостиной висел автопортрет Дейвида, написанный маслом, где он выглядел достаточно байронически, чтобы объяснить слезы Дороти в саду. Дейвид был смуглым красивым мужчиной с демоническим взглядом — во всяком случае, на портрете.

Очевидно, дело действительно было в Дейвиде. Ибо когда Дороти начала объяснять свои слезы, то прежде всего похвалила мужа. Майлс самый прекрасный, нежный, заботливый и щедрый муж в мире. А она, Дороти, самая неблагодарная, черствая и безответственная дрянь, которой когда-либо удавалось удачно выйти замуж. Она думала, что любит Майлса, который был таким солидным и, конечно, настойчивым… Не то чтобы она его завлекала — он сам в нее влюбился, — но она не до конца была честна с самой собой…

— О, Никки, не думай обо мне плохо, но я полюбила другого мужчину.

Наконец-то!

Никки потягивала коктейль, который предусмотрительно захватила с собой в сад.

— Ну, предположим, — сказала она, но веселье в ее голосе было таким же обманчивым, как яркое отражение луны в реке. — Такое иногда случается, Дотти.

— Но, Никки, что же мне делать? Я не хочу обижать Майлса. Конечно, он немного ограниченный, но очень славный, и если я уйду от него так быстро, то боюсь, что…

— Чего ты боишься?

Дороти снова заплакала.

— Послушай, Дотти, — сказала Никки. — Ты съела свой пирог и теперь хочешь получить его назад. А тут без грязи не обойтись.

— В твоих устах это звучит ужасно, — сердито отозвалась Дороти, вытирая глаза.

— Мой босс всегда называет вещи своими именами, — объяснила Никки, делая очередной глоток. — Дотти, дорогая, мужчин рядом нет, так что мы можем говорить откровенно. Насколько сильно ты любишь этого Д. М.?

— Д. М.?

— Другого Мужчину?

— Никки, я его безумно люблю!

— А что думает Другой Мужчина об этой ситуации?

— Он говорит…

— Погоди. — Никки положила ладонь на обнаженную руку подруги. — Улыбайся, Дотти. Кто-то идет.

Широкая фигура Майлса Сентера появилась из-за северо-восточного угла дома. Его силуэт обозначился на фоне освещенного фасада, когда он остановился на дорожке, вытирая лысеющую голову носовым платком и вглядываясь в темноту сада.

— Дороти? — неуверенно окликнул он. — Ты здесь с мисс Портер?

— Да, Майлс, — откликнулась Дороти.

— О! — произнес ее муж и откашлялся. — Внутри так душно, а по радио передали, что похолодания не ожидается… Я подумал, что ты и мисс Портер захотите поиграть в канасту… — Сентер шагнул к ним с платком в руке.

Никки он показался похожим на рыбу, извлеченную из среды обитания, и ей пришло в голову, что Майлс Сентер, возможно, не такой уж бесчувственный. Испытывая к нему жалость, Никки отвела взгляд и случайно увидела падение ангела — одной из химер с горлом горгульи, торчавшей на крыше над садом три четверти века. Уродливая масса падала прямо туда, где в следующий момент должна была очутиться голова Майлса Сентера. Никки закричала, масса упала, Сентер тоже, а Дороти начала вопить как одержимая. На ее крики, от которых веяло холодом смерти, прибежал старый доктор Грэнд — врач Сентера, живущий в соседнем доме и дремавший в своем саду. Дьявол или ангел, заметил доктор Грэнд, склонившись над упавшим человеком, но он не попал в цель. Поэтому врач посоветовал Майлсу Сентеру подняться и встать на колени, приняв более подобающую позу для благодарности Создателю.

Супруг Дороти поднялся на ноги белее валяющегося на дорожке каменного монстра и возвел глаза к небу, но не ради выражения признательности за свое спасение. На крыше в сиянии луны просматривалась черная голова, похожая на еще одну горгулью, обладатель которой осведомился, что означает весь этот шум. Так как ни Майлс, ни его жена не ответили, доктор Грэнд дал объяснения, после чего голова Дейвида Сентера исчезла в наступившем молчании. Никки внезапно почувствовала холод, и это ей не понравилось. А когда Дейвид появился из-за угла, чтобы помочь брату вернуться в дом, он показался ей еще более выраженным байроническим типом, чем на портрете.

* * *

На следующий день Эллери терпеливо указал Никки, что он зарабатывает себе на жизнь, изобретая куда более умные преступления, чем те, с которыми Никки когда-либо сталкивалась в кругу своих знакомых. Поэтому не будет ли она любезна сесть за машинку, так как ее выходы в свет препятствуют исполнению служебных обязанностей, не говоря уже о том, что издатель не выплатит ему аванс, пока не получит законченную рукопись.

— Но, Эллери, вчерашнее происшествие — не несчастный случай, — возразила Никки, используя пишущую машинку в качестве подставки для локтей.

— Вот как? — усмехнулся Эллери, в отчаянии положившись на иронию. — Очевидно, это подтверждается доказательствами, как большинство ваших выводов?

— Я пытаюсь вам объяснить. После случившегося я обследовала крышу, откуда упала эта штуковина…

— С лупой и кронциркулем? И что же вы обнаружили?

— Я вам говорила, но вы не слушали.

— Вы обнаружили, что цемент, которым прикреплялась «эта штуковина», крошится как рокфор. Поразительно! Сколько, вы сказали, весила эта горгулья?

— По словам мистера Сентера, около ста фунтов.

— Отсылаю вас к сэру Исааку Ньютону и закону притяжения. Может, теперь обратимся к литературным преступлениям?

— Все равно я уверена, что это не несчастный случай, — заявила мисс Портер. — Поэтому я предложила Майлсу Сентеру…

В дверь позвонили, и Никки умолкла.

На лице ее босса отразилось ужасное подозрение.

— Никки, — произнес он голосом Бэзила Ратбоуна,[77] — что вы предложили Майлсу Сентеру?

Никки молча посмотрела в сторону прихожей, что было достаточно красноречивым ответом. Эллери застонал.

— Вы ангел! Я знала, что вы согласитесь! — Никки выбежала из комнаты. Вскоре Эллери услышал, как она уверяет посетителя в прихожей, что мистер Квин его ждет не дождется.

* * *

К своему удивлению, Эллери сразу же ощутил жалость к визитеру. Президент фармацевтической компании едва не вполз в комнату. Нервному скольжению соответствовали испуганные глаза и отросшая щетина. Майлс Сентер походил на торговца наркотиками, торопившегося завершить продажу. Он протянул руку, отказался от выпивки и рассыпался в благодарностях за то, что мистер Квин согласился его принять. Все это чертовски неловко… Мисс Портер — подруга Дороти… Если бы Никки не спасла ему жизнь вчера вечером…

— Мистер Сентер, — прервал его Эллери, — что вы пытаетесь мне сказать?

Сентер уставился на незажженную сигарету в своей руке, потом скомкал ее между пальцами.

— Квин, я думаю, что моя жена и мой брат влюблены друг в друга. — Пепел высыпался возле его локтя, но он тем не менее сунул остатки сигареты в карман. — Влюблены друг в друга, — повторил Сентер и умолк, словно ожидая, что Эллери скажет нечто сокрушительное.

Но Эллери вообще ничего не сказал. А Никки внимательно изучала свои ногти.

— Не то чтобы у меня были какие-нибудь существенные доказательства, — забормотал Сентер. — Просто поведение Дороти… Ну, я не могу точно объяснить, но в последнее время в наших отношениях что-то изменилось. Она стала слишком вежливой со мной. А Дейвид — красивый молодой художник и сущий дьявол во всем, что касается женщин. Конечно, мне нечего жаловаться, старому дураку, но почему они просто не придут ко мне вместо того, чтобы… Мистер Квин, — внезапно воскликнул он, — что вы об этом думаете?!

— Давайте подведем итоги. Ваши брат и жена влюблены друг в друга, а вчера вечером тяжелая горгулья упала с крыши, где находится студия вашего брата, и чуть не вышибла вам мозги. Выглядит так, мистер Сентер, как будто ваш брат пытался вас убить.

— Значит, вы со мной согласны? — Майлс съежился на стуле.

— Нет, — улыбнулся Эллери. — Я делаю вывод всего из пары фактов, один из которых, возможно, даже не факт, а всего лишь мнение.

— Но есть третий факт, о котором я не упомянул. — Теперь голос Сентера звучал твердо. — Этот факт удовлетворил бы даже налогового инспектора. Мой отец оставил предприятие Сентеров мне до конца дней. Но когда я умру, его получит Дейвид.

Эллери вздохнул.

— Люди иногда совершают страшные поступки, не так ли? — Он встал. — Хотя я не могу разделить вашу уверенность, мистер Сентер, но понимаю ваши страхи. Как и когда я мог бы обследовать крышу, чтобы ваш брат Дейвид не знал об этом? И чем скорее, тем лучше.

* * *

Майлс Сентер обещал уведомить Эллери, когда возникнут подходящие условия, и в тот же день позвонил, предложив провести обследование ночью.

— Мой секретарь встретит вас у боковых ворот в полночь, — сообщил он и положил трубку, прежде чем Эллери успел повести бровью.

Оставив машину на Первой авеню, Эллери и Никки медленно направились в сторону реки — у них еще оставалось несколько минут, а ночь была душной. Из-за жары все прямые линии казались волнистыми, поэтому, когда они подходили к дому Сентеров, им почудилось, что это уродливое сооружение шевелится, словно собираясь превратиться во что-то еще. Эллери почувствовал, как ему в руку вцепились пальцы Никки, и пробормотал что-то насчет духоты и оптического обмана, но девушка не отпускала его, пока из железных ворот не вышел мужчина, в котором она узнала секретаря Майлса Сентера.

— Я рада, что это вы, мистер Харт, а не какой-нибудь служитель черной мессы!

Мистер Харт выглядел озадаченным, но затем обменялся рукопожатием с Эллери, сделал вежливое замечание насчет жары и повел их через переднюю лужайку. Эллери с любопытством оглядывался вокруг. Дом на фоне неба продолжал выделывать странные трюки.

Никки вновь повисла на нем.

— Очевидно, вам известна причина моего визита, мистер Харт?

— Мистер Сентер только что сообщил мне. — Секретарь говорил секретарским тоном.

— И каково же ваше мнение по этому поводу?

— Человек в моем положении не должен иметь своего мнения, не так ли, мисс Портер?.. Дейвид? О, у него есть какая-то лачуга в Уэстпорте,[78] куда он отправляется, когда мы ему надоедаем или если он хочет изображать коннектикутские амбары. Дейвид должен был уехать этим вечером на праздник, но мистер Сентер не знал, каким поездом, поэтому пригласил вас на полночь… Уверен, что Дейвид уехал, — я не видел его, когда только что вернулся с вечеринки… Мистер Сентер ждет вас наверху, в своих комнатах. Слуг он отпустил, так что у вас полная свобода действий… Миссис Сентер? Право, не знаю. Не сомневаюсь, что мистер Сентер… э-э… позаботился об этом лично. — Казалось, мистер Харт твердо решил выглядеть самым доверенным и в то же время самым неразговорчивым из секретарей.

Дверей было три, как в Париже. Эти имитации ранней готики увенчивали изображения двадцати восьми царей Израиля и Иудеи, круглое окно-розетка и другие диковины. Пройдя через центральную дверь, они очутились в средневековой утопии, которая, к счастью, была погружена во мрак. Во всяком случае, о материальных объектах можно было только догадываться. Вокруг никого не было, большой коридор был звуконепроницаем, как съемочный павильон Голливуда, и Эллери бы не удивило, если бы появился некто в крагах и громким голосом распорядился начать съемку. Почерневший от возраста дуб и железо выглядели непрочными, как театральный задник.

Когда они поднимались по широкой лестнице, Эллери с уважением заметил:

— Это настоящие норманнские доспехи, мистер Харт, или мы в музее Метрополитен?

Внезапно сверху донесся приглушенный звук, похожий на отдаленный удар грома.

Все остановились, напрягая слух. Но звук не повторился, и они посмотрели друг на друга.

— Что это было? — дрожащим голосом спросила Никки.

— Едва ли то, на что это похоже, — с нервным смешком ответил секретарь Майлса Сентера.

— А почему нет? — осведомился Эллери и ринулся вперед.

Они обнаружили его в гостиной наверху, склонившимся над распростертым человеком, который, казалось, окунул голову в целую лужу томатного пюре.

— О нет, — нелепо произнес Харт.

— О да, — возразила Никки. — Я была права. И мистер Сентер тоже. Он убит.

— Не совсем. — Эллери быстро огляделся. — Раны на голове часто выглядят как кровавое месиво. Никаких следов оружия… Не думаю, что это смертельно. Никки, высуньте голову в окно и вопите.

— Вопить?

— Зовите этого доктора! Вы говорили, он живет рядом? Харт, пошли со мной. — Эллери уже был в коридоре.

— Но мистер Сентер… — начал секретарь.

— Не прикасайтесь к нему! — Харт, спотыкаясь, вышел в коридор. — Кто бы ни стрелял в Сентера, он не мог уйти далеко. Где другой спуск?

— Другой спуск?

— Черт возьми, Харт, мы поднимались по парадной лестнице и никого не видели, значит, стрелявший в Сентера ушел другим путем. Так есть здесь другой спуск?

— Да, мистер Квин. Черная лестница в конце коридора.

Эллери побежал, и Харт уныло затрусил следом. Сзади слышались вопли Никки, призывающей доктора Грэнда.

Мрачная черная лестница спускалась к отделанной железом дубовой двери, ведущей в конец большого коридора.

— Харт, посмотрите спереди — на лужайке, в кустах, на улице, — а я проверю сзади. — Эллери подтолкнул секретаря.

В кухне было темно. Эллери натыкался на разные предметы, бормоча ругательства, пока не увидел звезду, не взял верный курс и не вышел из дома. Он оказался на узкой полосе заднего двора и прежде всего заметил паукообразную фигуру на стене, отделяющей участок Сентеров от соседнего.

Эллери подпрыгнул и вцепился руками в костлявую лодыжку.

— Благодарю вас, — послышался сердитый голос. — Я уже не так проворен, как когда перелезал через эту стену всякий раз, как только Элмо Сентеру казалось, будто он умирает, что бывало каждую неделю. Поймайте меня, пожалуйста. — Эллери принял в свои объятия сначала медицинский саквояж, а потом пыхтящего старого джентльмена, который, казалось, состоял из одних костей. — Ну? Что здесь произошло? Говорите, приятель! Эта женщина что-то орала насчет убийства. Кстати, а вы кто такой?

— Сначала займитесь Майлсом Сентером, доктор, — он в гостиной, ранен в голову. Поторопитесь!

Доктор Грэнд недоверчиво посмотрел на Эллери, взял саквояж и поспешил в дом.

Эллери двинулся вдоль стены, разделяющей участки, в сторону реки. Когда он дошел до ограды, выходящей на реку, то свернул к северу, идя среди клумб. Два темных верхних окна смотрели из черной массы дома на другую сторону сада. Эллери увидел, как в одном из них мелькнула Никки, точно испуганная муха. Затем его рука нащупала крошащееся деревянное сооружение, которое, очевидно, прерывало ограду, обращенную к реке. Осторожно обследовав его, Эллери выяснил, что это длинный низкий сарай, стоящий спиной к саду, от северной стены которого деревянные ступеньки спускались к реке. Лодочный сарай… Эллери подумал, что преступник не мог упустить такую возможность.

Сжимая в руке фонарик и горько сожалея, что он не Дэниел Бун,[79] Эллери начал спускаться. Но ступеньки издавали жуткие стоны, поэтому он спрыгнул вниз, зашел за угол лодочного сарая, обнаружил дверь и шагнул внутрь, осветив помещение фонарем. Луч поймал испуганное лицо молодой женщины. Больше в сарае никого не было. Эллери сел на канатную бухту и спросил:

— Кто-нибудь проходил здесь в последние несколько минут? Я имею в виду, кроме вас?

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что, насколько я понимаю, вы миссис Майлс Сентер, а если так, — с сожалением промолвил Эллери, — то мой печальный долг сообщить вам, что ваш муж только что получил наверху пулю в голову. Теперь вы не возражаете ответить на мой вопрос?

— Никто не проходил.

— Вы не кажетесь удивленной.

— Майлс мертв?

— Еще не знаю. Итак, вы никого не видели. Тогда я могу спросить…

— В этом нет надобности, — прервала Дороти Сентер. — Я застрелила его.

* * *

Когда прибыл инспектор Квин, его глаза были красными от недосыпания.

— Ты, конечно, можешь вести бурную жизнь, — проворчал он, — но я, как видишь, достаточно стар, чтобы быть твоим отцом. Неужели ты не мог обратиться в местную полицию?

— Мне показалось, — ответил Эллери, — что это дело требует более изощренного ума.

После этого сонливость инспектора как рукой сняло. Эллери задумчиво наблюдал за его действиями.

Расспросив справившихся наконец с неизбежной истерикой Никки Портер и Дороти Сентер, инспектор уяснил ситуацию, и они стали дожидаться вердикта доктора Грэнда под звуки телефонных звонков и шагов входящих и выходящих людей. Без нескольких минут два доктор Грэнд открыл дверь спальни Майлса Сентера, вытирая руки полотенцем с монограммой.

— Ничего страшного, — усмехнулся врач. — Правда, не знаю, сколько у него теперь останется волос, но в общем он дешево отделался. У этих Сентеров крепкий организм — убить их не так-то просто. — При виде Дороти выражение его лица изменилось. — Только как можно короче, инспектор Квин. — Он шагнул в сторону.

Казалось, в большой кровати с балдахином лежит человек без головы, но, подойдя ближе, они поняли, что это причудливое впечатление создают бинты на фоне подушки и абсолютно бескровное лицо.

Майлс Сентер бросил на жену резкий взгляд, но тут же закрыл глаза.

— Мистер Сентер, — заговорил инспектор Квин, — вы можете рассказать нам, что произошло?

— Не знаю. Я поговорил с моим секретарем, мистером Хартом, послал его вниз встретить мистера Квина и остался один. Дверь открылась. Я собирался повернуться, когда что-то взорвалось и наступила темнота.

— Значит, вы не видели, кто в вас стрелял?

— Нет. — Голос доносился словно издалека.

— Тогда, миссис Сентер, — промолвил инспектор, — прошу вас рассказать мужу то, что вы сообщили мне.

— Я вышла из дому после обеда, сказав, что иду навестить друзей, — начала Дороти. — Я пришла в Центральный парк и села на скамью. Через некоторое время я встала, еще немного погуляла по парку и пошла домой. Была почти полночь. Я поднялась к себе в комнату, пройдя мимо гостиной Майлса. Он разговаривал там с Харри Хартом, и они меня не слышали. Я подождала, пока Харри спустится вниз, а потом взяла в своей комнате револьвер, который хранила давно, пошла в комнату Майлса и выстрелила в него. — Человек в кровати слегка шевельнулся и снова застыл. — Потом я выбежала по черной лестнице в сад, увидела лодочный сарай, бросила револьвер в реку и спряталась внутри. Не знаю почему.

Майлс Сентер прищурился, как будто ему мешал свет.

— А теперь насчет оружия, миссис Сентер, — сказал инспектор, потирая щеку. — Вы говорили, что это был револьвер 22-го калибра?

— Да.

— С вращающимся барабаном, куда вложены пули?

— Да. Но я бросила его в реку.

— Весьма любопытно, миссис Сентер, — заметил инспектор, ослабляя воротник рубашки. — Найдя вашего мужа на полу, мой сын обнаружил рядом патронную гильзу. Но револьверы при выстреле не выбрасывают гильзу — она остается в камере. И еще один интересный момент: эта гильза не от 22-го, а от 38-го калибра. Поэтому должен с сожалением заявить, что вы лжете, миссис Сентер, и хотел бы знать, кого вы покрываете.

Дороти вцепилась в спинку кровати мужа.

— Я скажу вам, кого она покрывает, — заговорил Майлс Сентер, глядя на балдахин. — Моего брата Дейвида. Вместо того чтобы уехать в Уэстпорт, Дейвид где-то спрятался и выстрелил в меня. Дороти видела, как он это сделал, но так как она безумно влюблена в него…

— Нет, Харри! — вскрикнула Дороти.

Но секретарь Майлса Сентера покачал головой:

— Это бесполезно, Дотти. Я не могу позволить этому продолжаться. Дейвид тут ни при чем, Сентер. Это мы с вашей женой любим друг друга.

Майлс Сентер приподнялся и уставился на Харри Харта, словно впервые осознав, что перед ним нечто большее, нежели комплект одежды. Казалось, этот взгляд видит все сразу, как объектив фотоаппарата. Потом раненый откинулся на подушки и отвернулся.

Харт побледнел до корней стриженных ежиком волос.

— Мы пытались избегать друг друга. Но как можно остановить это? Я хотел рассказать вам, но…

— Но подумали о жалованье, — закончил Сентер. — Верно, Харри?

Харт с усилием встал.

— Дороти думает, что я пытался убить вас. Вот почему она сказала, что стреляла сама.

— Весьма благородно с ее стороны.

Секретарь молчал.

— Значит, все это из-за любви, Харри?

— Да, из-за любви, — упрямо ответил Харт.

— Трогательно. Но я бизнесмен, Харри, и у меня коммерческий склад ума. Вы ведь знали, что я завещал свое состояние Дороти. Думаю, вашей целью была жизнь в праздной роскоши, на пути к которой стоял только простодушный лысый муж. Один выстрел — и проблема была бы решена…

— Если бы только это действительно было так, — послышался голос.

Все, вздрогнув, обернулись. Но это был всего лишь Эллери.

— Харри Харт, бесспорно, талантливый парень, мистер Сентер, но, чтобы выстрелить в вас, ему пришлось бы стать волшебником. Харт поднимался по лестнице между мною и Никки Портер, когда мы услышали звук выстрела над нашими головами. Так что, возможно, здесь в самом деле любовь без всяких кровожадных намерений… Быть может, папа, мы были правы в первый раз?

— Похоже на то, — проворчал инспектор Квин. — Ну, мистер Сентер, думаю, на эту ночь с вас довольно нашего присутствия, тем более что доктор Грэнд явно нервничает. Мы больше не будем вас беспокоить, если только сможем получить сведения о вашем брате.

— О моем брате? — с болезненной гримасой переспросил Майлс Сентер.

— Насколько я понимаю, после вашей смерти фармацевтическое предприятие по завещанию вашего отца отойдет Дейвиду Сентеру. А судя по моим сведениям, это лакомый кусочек. Боюсь, мистер Сентер, нам придется начать розыски вашего брата.

* * *

Когда Никки вышла в сад, она понятия не имела, сколько сейчас времени. О том, что время не стоит на месте, свидетельствовала только сменившая тьму серость, превращавшая все вокруг в клейкую массу, безвкусную и бесформенную. Никки собиралась присесть на бамбуковый стул, когда чья-то рука ухватила ее за запястье.

Она взвизгнула.

— Это всего лишь я, — послышался голос, и вскоре Никки разглядела в полумраке Эллери, который лежал в бамбуковом шезлонге, склонившись набок.

— Вы окончательно поглупели, — сердито сказала Никки. — На вас так подействовала неудача?

— Я нуждался в каких-то действиях, — отозвался Эллери. — Никки, посмотрите на эти звезды…

— На эту ночь с меня достаточно действий, — огрызнулась Никки, опускаясь на стул. — И романтики тоже. Я наконец усыпила Дороти с помощью таблетки, которую дал мне доктор Грэнд, и не забыла сказать пару слов мистеру Харту. Его тип мне хорошо знаком. Играет в гольф и с женщинами как профессионал, а на бирже как простофиля… По-вашему, Нью-Йорк когда-нибудь прекратит поджариваться?

— Выглядит так, как будто он только начал это делать, — задумчиво промолвил Эллери и указал на небо: — Звезды, Никки.

— Какие звезды? — Никки посмотрела туда, куда указывала его призрачная рука. — Знаете, я не расположена шутить.

— Я тоже. — Эллери все еще поглядывал на небо. — Но эта шутка имеет серьезные аспекты. Я лежал здесь в духоте, поджидая вас и интересуясь, каким образом человек, который всего лишь уехал в Уэстпорт, мог напрочь исчезнуть, как это, по-видимому, сделал Дейвид Сентер, когда заметил под луной нечто новое. Посмотрите на крышу, Никки… Вон туда, над апсидой — кажется, это так называется. Видите нечто вроде пентхауса?

— Это студия Дейвида Сентера, — сказала Никки.

— Видите ее трубу?

— Конечно вижу.

— Что над ней вьется?

— Похоже на какой-то туман.

— Это дым.

— Ну и что? — фыркнула Никки. — Что еще может идти из трубы?

— Только не дым, Никки, когда мы уже полторы недели пребываем в том, что можно смело назвать пеклом, и когда время — около трех часов ночи, а термометр продолжает зашкаливать. — Эллери поднялся, все еще вытягивая шею. — Никки, там наверху кто-то играет с огнем, а я чувствую себя прожаренным достаточно глубоко, чтобы хотеть выяснить причину. Пошли?

— Пошли, — согласилась Никки. — Может, на крыше прохладнее.

* * *

Спустя несколько минут Эллери ползал на четвереньках в камине Дейвида Сентера, исследуя с тщательностью ищейки обугленные остатки. В студии царили байронический беспорядок и невыносимая жара, но Эллери, поглощенный своими мыслями, даже не замечал капель пота, с шипением падающих на раскаленную решетку. Никки, стоящей в дверях, казалось, что он уменьшился в размере. На крыше не было прохладнее, хотя не так припекало, как в студии, дверь и окна которой оказались закрытыми.

— Кто-то разводил огонь в камине? — простонала Никки.

— Вот именно, — отозвался Эллери, вертя носом в разные стороны. — Ясно, что его развели не для тепла. Пепел и обгоревшая древесина поведали мне, что это странное возгорание произошло около трех часов назад. Дерево было зеленым и горело медленно. К тому же заслонка прикрыта…

— А трихинопольских сигар тут нет?[80] — устало осведомилась Никки.

— Нет, — ответил Эллери, — но есть вот это.

Он поднял предмет, показавшийся Никки обугленной человеческой рукой. Но это была всего лишь белая плотная хлопчатобумажная перчатка — одно из тех бесполых изделий, которые продаются в отделе садоводства любого универмага. Она была опаленной, испачканной сажей, покрытой таинственными черными пятнами и вызвала у Никки после мимолетного облегчения чувство подавленности. Ибо перчатка подтверждала версию ночного преступления и делала невыносимую жару не только дьявольской, но, что куда хуже, абсолютно не относящейся к делу. А когда Эллери с видом гурмана попробовал на язык несколько черных пятнышек и заявил, что это крупицы пороха, Никки мрачно кивнула.

— Значит, Дейвид надевал эту перчатку, когда стрелял в своего брата. Заранее разведя огонь, он прибежал сюда, бросил перчатку в камин и убежал, пока мы искали Майлса. Художник действовал неумело. Ему следовало, по меньшей мере, убедиться, что перчатка сгорела.

— Он очень спешил. — Эллери вернул обгоревшую вещь на место. — К тому же ему не повезло. Посмотрите, Никки.

Никки посмотрела. Но все, что она увидела, было несколькими красными обрывками бумаги или картона, прилипшими, словно конфетти, к одной из боковых стенок камина.

— Что это?

— Отнюдь не священные реликвии, Никки. Довольно извращенное чудо. Подождите минутку здесь, ладно? Я позову отца. Тут летают остатки какой-то копоти, так что крышу лучше обыскать.

— Куда вы идете?

— Я буду в саду, — сказал Эллери и вышел так быстро, что Никки не успела предупредить его о своем нежелании оставаться на крыше одной. В итоге ей пришлось дожидаться инспектора, который так ругался, что она убежала, заткнув уши.

* * *

Никки нашла Эллери у северо-восточного угла дома обшаривающим лучом фонарика дорожку и кусты, как будто он что-то потерял.

— Где это, Никки? — не оборачиваясь, осведомился он.

— Где что?

— Горгулья, которая едва не прикончила Майлса Сентера.

— Господи! — сердито воскликнула Никки. — Откуда мне знать?

— Разве она упала не сюда?

Никки услышала в голосе Эллери знакомую нетерпеливую настойчивость.

— Позавчера вечером она была здесь. Видите — где плитки разбиты.

— Вижу, — неожиданно суровым тоном ответил Эллери и вернулся в дом.

В течение следующего часа он бродил по дому, будя людей и расспрашивая их о горгулье, чем явно не снискал себе популярности. Зачем ему понадобился предмет, который в итоге не оказался орудием смерти, своим жертвам он не стал объяснять. Разбудили Харри Харта, Дороти Сентер, доктора Грэнда в соседнем доме, не пощадили даже Майлса Сентера, хотя его расспросили быстро и тактично. В результате горгулью так и не нашли, хотя обыскали дом от подвала до крыши и весь участок дюйм за дюймом. Никто не видел горгулью со вчерашнего дня, когда дворецкий споткнулся о нее в том месте, куда она свалилась предыдущим вечером, но, будучи дворецким, а не садовником, всего лишь чертыхнулся и пошел по своим делам. Садовник, пожилой ирландец, ответил со свойственным людям его профессии лаконизмом: «Никто не велел мне убирать эту штуковину», после чего отправился спать.

На вопрос инспектора Квина, какое имеет значение, где находится горгулья, Эллери рассеянно ответил:

— Никакого, кроме самого факта ее отсутствия.

— Значит, по-твоему, тот, кто пытался вышибить Сентеру мозги, взял эту хрено… эту чертову штуку, потому что она каким-то образом указывала на него?

— Его отпечатки пальцев? — предположила Никки с проблеском интереса.

— На камне, Никки? И даже если так, то почему он просто не стер их? К тому же если он воспользовался перчаткой во второй раз, то поступил бы так же и в первый. Это напоминает мне о чем-то более важном, чем пропавшие ангелы и пропавшие братья, сжигающие улики в камине… Вели! — рявкнул инспектор.

Приплелся усталый сержант Вели, вытирая физиономию носовым платком размером с детскую пеленку.

— Что вы узнали?

— От уэстпортской полиции ничего, кроме пары новых ругательств. Они клянутся, что нет никаких доказательств пребывания Дейвида Сентера в его хижине в течение последнего месяца. Как бы то ни было, он не в Уэстпорте. Проводники вечерних поездов из Нью-Йорка, останавливавшихся там этой ночью, не могут вспомнить никого, соответствующего его описанию. Нью-йоркские кассиры на вокзале Грэнд-Сентрал также не припоминают никого похожего. То же самое касается и таксистов.

— Ну что, теперь ты убедился? — повернувшись, осведомился инспектор Квин, но не обнаружил сына. — Куда, черт возьми, он делся?

— Он в кабинете Майлса Сентера, — сказала Никки.

В этот момент дверь кабинета открылась, и появился Эллери.

— Дейвид Сентер исчез, — сообщил ему отец. — Теперь ты убедился?

— В том, что он исчез? Безусловно.

— Вели, объявите повсеместный розыск Дейвида Сентера, а потом все отправляйтесь домой и примите душ. Я не вернусь, пока его не найдут.

— На это понадобится… — Эллери взглянул на часы, — скажем, семь-восемь часов. За это время обеспечь доставку сюда оборудования, которое я заказал от твоего имени… ну хотя бы к полудню.

— Оборудования? К полудню?

— Тебе ведь нужен Дейвид Сентер, не так ли?

— Конечно нужен!

— Ну, ты и получишь его к полудню.

— Здесь?

Эллери сел на диван, кряхтя, как старая леди, которая только что поднялась по лестнице.

— Обычная арифметика, — сказал он. — Дважды два четыре и никаких трюков… Тяжелый каменный предмет весом в сотню фунтов исчезает. Человек также исчезает. А возле дома протекает река. Исчезнувший человек, исчезнувшая глыба и глубокий водоем. Дейвид Сентер убит, его тело утопили в Ист-Ривер, и как только водная полиция доставит сюда драгу и водолазов… Никто не возражает, если я вздремну?

* * *

Дейвида Сентера подняли со дна за двадцать пять минут, и инспектор Квин, который так и не уходил домой, сообщил, что брат-художник Майлса Сентера был убит пулей в голову, прошедшей навылет, по крайней мере двенадцать часов назад.

— Они все еще ищут оружие, — добавил инспектор, окидывая взглядом спальню Майлса Сентера, где собрались все. — И когда его найдут…

— Не думаю, — прервал Эллери, — что нам нужно так долго ждать. Не желаете присесть, миссис Сентер? Все доказательства — логические доказательства против того, кто убил Дейвида и едва не убил вас, мистер Сентер, — в нашем распоряжении, нам остается только собрать их воедино. Кстати, мистер Сентер, вы уверены, что чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы пройти через это? Доказательства состоят из четырех элементов: крупиц пороха на хлопчатобумажной перчатке, которую не сумели сжечь в камине Дейвида; обрывков красного картона, приставших к стенке камина; выстрела, прозвучавшего на верхнем этаже дома, когда мы поднимались по лестнице; наконец, даты.

— Даты? — переспросила Никки.

— Это едва ли не самое интересное, — с энтузиазмом откликнулся Эллери. — Ближайший праздник, который Дейвид Сентер собирался провести, изображая уэстпортский амбар, выпадает на 4 июля.[81] Сопоставляя 4 июля с крупицами пороха, обрывками красного картона и громким звуком, трудно не подумать о… петарде.

Мы прибыли сюда в полночь, Никки, а в три часа ночи я говорил вам, что огонь в студии разожгли примерно три часа назад. Поэтому звук, который мы слышали, поднимаясь по лестнице, и приняли за револьверный выстрел, очевидно, был взрывом петарды в камине студии Дейвида Сентера. А так как был только один звук, мистер Сентер, в вас не могли стрелять в тот момент. Возможно, в вас выстрелили за несколько минут до того.

— Тогда почему мы не слышали настоящего выстрела? — осведомилась Никки. Ее подруга Дороти напоминала ей какую-то жуткую фигуру из Музея мадам Тюссо,[82] и она понимала, что в своей грязной одежде выглядит не лучше. — Было так тихо, что мы бы услышали выстрел даже с улицы.

— Думаю, ответ сейчас войдет в комнату, — усмехнулся инспектор Квин. — Оружие, Вели? Ага, было завернуто в наволочку! Отлично, сержант. Заверните его снова и закройте за собой дверь.

Несколько секунд в комнате не было слышно ничего, кроме тяжелых шагов сержанта Вели и щелчка закрывшейся двери.

— Взрыв, который должны были услышать, — снова заговорил Эллери, — и выстрел, который не должны были услышать. В итоге свершилось чудо — взрыв петарды приняли за револьверный выстрел. Эта простейшая иллюзия заставила нас поверить, что в вас стреляли, мистер Сентер, когда мы поднимались по лестнице, хотя в действительности это произошло несколькими минутами раньше. Фальсификация времени выстрела могла преследовать лишь одну цель: обеспечить стрелявшему алиби на тот момент, когда произойдет взрыв петарды.

Кто же имел алиби, когда петарда взорвалась? — улыбаясь, продолжал Эллери. — Вы, Дороти Сентер? Нет, вы были одна в лодочном сарае. Вы, мистер Сентер (хотя это предположение абсурдно)? Нет, вы были один в гостиной, с ощутимо ободранным скальпом. Вы, доктор Грэнд? Нет, даже вы дремали в одиночестве у себя в саду. И Дейвид Сентер также был один — на дне Ист-Ривер.

Эллери перестал улыбаться.

— Боюсь, что только у вас, Харт, было алиби на момент взрыва петарды. Причем самое железное алиби, какое только можно иметь. Вы поднимались по лестнице между мною и Никки Портер. Мастерски спланированная сцена.

Но техники вам недостает. Вы совершили два покушения на Майлса Сентера, и оба прошли неудачно. Сначала вы ослабили горгулью и столкнули ее с крыши, когда Майлс Сентер шел по дорожке внизу. Вы избрали этот метод, потому что студия его брата Дейвида находилась на крыше и Дейвид с его финансовым мотивом становился естественным подозреваемым. Когда это не сработало, вы несколько перестарались. Вчера вы спрятали горгулью, а ближе к ночи застрелили Дейвида, привязали горгулью к телу и утопили его в реке, рассчитывая, что он станет идеальным козлом отпущения, так как его вряд ли когда-нибудь найдут. Потом вы отправились в гостиную Майлса Сентера, поговорили с ним, вышли, но тут же вернулись и выстрелили ему в голову через подушку, чтобы заглушить звук. Думаю, вы видели это, миссис Сентер. А вы, Харт, сочли мужа вашей возлюбленной мертвым, что было весьма неосторожно с вашей стороны. Остальное шло по графику. Вы выбросили оружие в реку из окна, помчались в студию, зажгли фитиль петарды в камине, бросили туда же перчатку, в которой проделывали все процедуры, подожгли приготовленные в очаге дрова, дабы уничтожить все улики — что вам не удалось, — и побежали вниз встретить меня и Никки у ворот и подтвердить ваше алиби, когда петарда взорвется. Умно, Харри, но вам не кажется, что немного слишком? Самые запутанные дела зачастую оказываются самыми простыми.

Таким образом, Огонь и Вода сыграли важную роль в деле, которое, как считают энтузиасты, также войдет в поговорку. Если время докажет их правоту, Эллери будет очень рад, ибо он всегда считал Марка Туллия Цицерона одним из крупнейших авторитетов в его бизнесе.