"Жуки на булавках" - читать интересную книгу автора (Бухов Аркадий)НачалоНачалось это совершенно неожиданно. На одном из великосветских раутов Распутин сидел, окруженный дамами, и конфузливо сопел, поковыривая большим грязным пальцем в куске ананаса. – В вас есть что-то магическое, – ласково кивнула ему головой одна из окружающих, – вы – мистик. Предполагая, что дама говорит о прежнем тобольском конокрадстве, Распутин ответил уклончиво: – Враки все. Митька крал, а я нет. Врет наш урядник. – Нет, нет, не спорьте, Григорий Ефимович, – запротестовали дамы, – вы сфинкс. Загадочный сфинкс. – Может, и так, девушки, – осторожно согласился Распутин, – только ежели вы насчет Васькиного мерина, так это напрасно. Кто крал, а кто и не крал. Дело прошлое, вспоминать не стоит. – Мерин – это звучит красиво, – шепнула одна дама, – что-то непонятно-влекущее. Если у меня родится мальчик, я назову его Мерином. Мерин Сергеевич. Честь нашей фамилии спасена. Тут же Распутина назвали многогранным, безкрайним и нездешним. Он растерянно оглянулся на дверь и подумал: «Бабы важные. Может, у всех мужья-то пристава. Сейчас словами донимают, а потом до дела докопаются. Как позовут мужьев-то, прощай тогда Гришка…» И вслух добавил: – Идтить надо. – Нет, нет, не пустим, – заволновались дамы, – ни за что не отпустим… «Ну вот и готово, – испугался Распутин, – и пымали, как воробья. Эх, кабы выкинуть что-нибудь, чтобы сразу выкинули…» Он потянулся к хрустальной вазе и стал тянуть за скатерть, но расторопный лакей быстро переставил ее на другой стол. «Вазу нельзя, – подумал Распутин, – за вазу бить будут. Ходи, Гришка, без ребер». Но сметливый ум сибиряка подсказал блестящий выход, и, подойдя к дверям, Распутин подозвал к себе хозяйку салона: – Одевайся, старуха. В баню едем. Именно с этого момента и началась блестящая карьера Распутина. Уже чудились ему возмущенные крики гостей, уже заранее краснела щека от удара, и с трепетом ждал он минуты, когда, найдя точку опоры в холодных камнях тротуара, он стрелой помчится в свою комнатку… Но произошло неожиданное. – В баню? – переспросила хозяйка. – Сию минуту, Григорий Ефимович… И уже в прихожей услышал он только завистливый шепот из зала. – Счастливица… Счастливица… А когда садились в карету, старый лакей почтительно спросил хозяйку салона: – Так и прикажете доложить графу? – Так и скажи: в баню. Очистит грехи, мол, и приедет. С этого вечера прошло три месяца, а великосветские дамы оказались столь погрязшими в грехах, что очистка их не прекращалась даже в двунадесятые праздники. Приходили очищаться целыми семьями и поколениями. Престарелые бабушки вели за руки юных внучек, и популярность Распутина росла. – Там барыня вас спрашивает, – докладывала Распутину кухарка. – Впустить? – А чего ей надо? – У меня, говорит, время от пяти до семи свободно, так я, говорит, очиститься заехала, да поскорее, а то внизу мотор дожидается. – А какая она из себя? – Старая, да прыща на ней много. – Гони, – отбивался усталый Распутин, – сказки, что, мол, безгрешная она. Пусть нагрешит, а потом уж и лезет. Тогда стали записываться. Не помогло и это. Распутин пожелал исключительной клиентуры и сурово заявил очищаемой им от грехов баронессе: – Слышь, Пашка, хочу, чтобы в самые верха попасть. Вези куда, то есть, самые высокие. Так как Распутин грозил забастовать, его повезли. Около первого же светского генерала Распутин немного оробел. – А ты не пальцимейстер будешь? – дипломатически спросил он. – Выше, – огрызнулся генерал. – Так, так… Сначала Распутин хотел отойти, но узнавшие уже путь к доверию никогда не откажутся от этого пути, и Распутин прибег к способу, раз уже сделавшему ему карьеру; он подозвал генерала и решительно сказал ему: – Пойдем в баню. Генерал не пошел, но это предложение было настолько неожиданно для светских кругов, что за Распутиным сразу установилась репутация необычайно оригинального человека. Через два дня после пребывания в высших сферах Распутину понадобились два рубля на новые портянки. Попробовал попросить у швейцара, но тот, не учтя возможной карьеры просителя, отказал, ссылаясь на семейные издержки. – Подавишься потом своими двумя рублями, – высказал вслух Распутин внезапно пришедшее желание. – Да ну? – иронически отозвался швейцар, – голос, что ли, тебе был, что подавлюсь? – Голос? – переспросил Распутин и вдруг радостно схватил швейцара за руку, – выручил, миляга, выручил… Не прошло и трех минут, как Распутин стоял перед пухлой дамой и сурово твердил: – Голос мне был, Аннушка… Поди, мол, вот к тебе и скажи, чтобы дала три рубля. – Голос? – робко спросила пухлая дама. – Голос, – подтвердил Распутин. – Может, больше, Григорий Ефимович? – удивилась скромности внутреннего голоса пухлая дама. – Это ты верно, – пророчески бросил Распутин, – два голоса было: один говорит – попроси три рубля, а другой говорит – проси все семь с полтиной. С этого дня мистический голос окончательно завладел Распутиным. Целый день он не давал ему покоя. – Вы что, Григорий Ефимович? – Да вот голос сейчас был. Кого, говорит, первого встретишь, тот тебе две бутылки коньяку и сапоги новые пришлет на дом. – Вам на Гороховую можно послать? – А хоть и туда, сынок. Дар все равно даром останется, куда его ни пошли. Странный голос быстро устроил все личные дела Распутина. Не проходило и ночи, чтобы он не потребовал от знакомых Григория Ефимовича чего-нибудь нового, начиная от трехрядной гармошки и кончая тридцатью тысячами на текущий счет… Так началась карьера Распутина – о чем писать не позволяли Как она кончилась – это уже можно прочесть. Я только дал необходимое вступление. |
||
|