"Тень на шторе" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)Глава 8 Сиделка— У него болело сердце. Он знал об этом. — Нина отхлебнула рубинового цвета аперитива. — Поэтому он и берег себя. Он говорил, что достаточно поработал, что и для него пришло время наслаждаться жизнью. — Он говорил когда-нибудь о смерти? — Часто! Но не просто о смерти. Он думал о своем больном сердце. Это был один из тех небольших баров, куда заходят лишь завсегдатаи. Хозяин украдкой поглядывал на Мегрэ, считая его, наверное, преуспевающим буржуа. — Он был грустным? — Трудно сказать. Ведь он не был таким, как все. Например, сидим мы в театре или еще где-нибудь. Он веселится. Потом без всякой причины, громко рассмеявшись, говорит: «Да, Нинетта, жизнь — сволочная штука!» — Он занимался своим сыном? — Нет. — Рассказывал о нем? — Почти никогда. Только тогда, когда тот приходил к нему за деньгами. — И что же он говорил о сыне? — «Какой жалкий кретин!» — вздыхал он. Мегрэ все это уже почувствовал; по каким-то причинам Куше совсем не любил своего сына. Казалось даже, что он испытывал к молодому человеку отвращение. До такой степени, что не пытался устроить его жизнь. Куше никогда не читал сыну моралей. И он давал ему деньги, чтобы отделаться от него или просто из жалости. — Гарсон! Сколько с меня? — Четыре франка шестьдесят сантимов. Нина вышла с ним из бара, и они несколько минут стояли на улице Фонтэн. — Где вы теперь живете? — На улице Лепин, первый отель слева. Я еще даже не знаю, как он называется. В нем довольно чисто. — Когда станете богатой, вы сможете… — Вы же знаете, — улыбнулась она, — что богатой я никогда не буду. Не для того я родилась… Самое странное, что точно так же думал и Мегрэ. Глядя на Нину, не скажешь, что она когда-нибудь станет богатой. — Я провожу вас до площади Пигаль и там сяду на свой трамвай… Они — он высокий, грузный и она, выглядевшая почти девочкой рядом со своим спутником, — не спеша шли к площади. — Если бы вы знали, как мне тяжело одной! К счастью, есть театр, репетиции, ожидание, что будет готово новое ревю… Она должна была делать два шага, чтобы успевать за Мегрэ, и потому почти бежала. Вдруг на углу улицы Пигаль она остановилась, а комиссар, нахмурив брови, процедил сквозь зубы: — Идиот! Однако разглядеть ничего было нельзя. Перед отелем «Пигаль» собралось несколько десятков человек. Полицейский, стоявший в дверях, пытался уговорить толпу разойтись. И стояла какая-то особая тишина, которая воцаряется на улице лишь тогда, когда происходит катастрофа. — Что-то случилось? — заикаясь, спросила Нина. — В моем отеле… — Ничего! Возвращайтесь к себе! — резко приказал Мегрэ. И она, оробев, ушла, а комиссар стал пробираться сквозь толпу к отелю. Он шел как таран. Женщины осыпали его оскорблениями. Полицейский сержант узнал комиссара и впустил в коридор. Полицейский комиссар квартала уже находился здесь и беседовал с портье, который вскричал, показывая пальцем на Мегрэ: — Вот он! Я узнал его. Полицейские обменялись рукопожатиями. Из маленького салона, выходившего в холл, слышались рыданья, стоны, какой-то неразборчивый шепот. — Как он это сделал? — спросил Мегрэ. — Девушка, что живет с ним, заявляет, будто он, очень спокойный, стоял у окна. Она одевалась. Он, посвистывая, смотрел на нее. Он перестал свистеть и сказал ей, что у нее хорошенькие ножки, но слишком худые икры. Потом опять принялся насвистывать. И вдруг свист прекратился. Ее встревожило какое-то ощущение пустоты. Его в комнате не было! — Ясно. Он никого не ранил, падая на тротуар? — Нет. Смерть наступила мгновенно. Перелом позвоночника в двух местах. Он открыл дверь салона, увидел лежащее на полу тело, прикрытое снятым с кровати одеялом. Селина, безжизненно сидящая в кресле, безостановочно всхлипывала, а полная женщина, хозяйка отеля или служанка, утешала ее. Мегрэ не поднял одеяла и даже не подошел к Селине. Постепенно толпа на улице Пигаль рассеялась. Мегрэ неторопливо поднимался по лестнице в доме на площади Вогезов, и по мере того, как он приближался к третьему этажу, его настроение портилось. Дверь в комнату старой Матильды была приоткрыта. Старуха, без сомнения, его подстерегала. Но он, пожав плечами, потянул шнурок, висевший перед дверью Мартенов. Во рту он держал трубку. Он хотел было спрятать ее в карман, но, снова пожав плечами, передумал. Из-за двери слышался звон пузырьков, смутный шепот. Голоса двух мужчин приближались к двери, и наконец она открылась. «Хорошо, доктор… Да, доктор… Спасибо, доктор». Совершенно подавленного Мартена, до сих пор не успевшего умыться, Мегрэ, как и утром, нашел в том же жалком виде. — А, это вы… — сказал он. Врач пошел к лестнице, а Мартен впустил комиссара, робко взглянув в сторону спальни… — Ей стало хуже? — Неизвестно. Доктор не сказал ничего определенного. Вечером он снова зайдет. Он взял с радиоприемника рецепт, уставился на него пустыми глазами. — Мне даже некого с ней оставить, чтобы сходить в аптеку! — Что все-таки с ней случилось? — То же, что и ночью, только приступ был гораздо сильнее. Она начала дрожать, бормотать что-то невнятное. Я послал за доктором. — Она бредит? — Я же сказал вам: нельзя понять, о чем она говорит. Нужен лед и резиновый пакет, чтобы сделать ей холодный компресс. — Если хотите, я могу побыть здесь, пока вы сходите в аптеку. Мартен хотел было отказаться от этого предложения, но потом согласился. Он натянул пальто и ушел, трагический и нелепый, однако тут же вернулся, потому что забыл взять деньги. Стремясь остаться в квартире, Мегрэ не преследовал никакой цели. Он ничем не поинтересовался, не открыл ни одного ящика, даже не взглянул на кучу писем, лежавших на столе. Он слышал неровное дыхание больной; она изредка протяжно стонала, что-то бормотала. Вернувшись, Мартен застал Мегрэ на прежнем месте. Мегрэ помог ему расколоть лед и уложить его в пузырь из красной резины. — К вам действительно никто не заходил сегодня утром? — Никто… — У меня для вас несколько новостей. Обнаружено завещание Куше. Треть своего состояния он оставляет вашей жене. — Неужели? Мартен был потрясен этим известием. — Да, треть своего состояния! Вероятно, получить деньги будет непросто. Его вторая жена, разумеется, станет протестовать. Ведь и она получает только треть. Остальное достанется другой женщине, последней любовнице Куше, некоей Нине. Другая новость похуже. Речь идет о вашем пасынке. Сегодня утром он покончил с собой, выбросившись из окна отеля на улице Пигаль. При этих словах Мартен встрепенулся, с ненавистью взглянул на комиссара и закричал: — Что вы тут болтаете! Вы хотите, чтобы и я с ума сошел? Признайтесь, что все это уловка, чтобы заставить меня разговориться! — Потише! Ваша жена… — Мне все равно! Вы лжете! Этого быть не может! Его лицо исказилось, губы дрожали, он бессмысленно размахивал руками. — Уверяю вас, — твердо сказал Мегрэ, — обе эти новости — чистая правда. — Но почему же он так поступил? От всего этого действительно с ума сойдешь. Кстати, так все и происходит! Моя жена сходит с ума! Вы ведь ее видели. Если так будет продолжаться, я тоже помешаюсь. Глаза его бегали, он потерял всякий контроль над собой. — Сын ее выбрасывается из окна. А завещание… Лицо его сморщилось, и вдруг он впал в трагикомическую, отвратительную истерику со слезами. — Успокойтесь, прошу вас. — Всю жизнь… Тридцать два года… Каждый день… В девять утра… Без единого замечания начальства… И все ради… — Успокойтесь же! Подумайте, что вас может услышать жена, а она тяжело больна. — А я? По-вашему, я здоров? Вы думаете, что я долго смогу выносить такую жизнь? — Но вы же здесь ни при чем? Речь идет только о вашем пасынке. Вы не несете ответственности. — Я не несу ответственности… — Но почему же на меня валятся все шишки?! — снова закричал он. — Именно сюда вы приходите рассказывать все ваши истории! При встрече жильцы косо на меня смотрят. Держу пари, они подозревают, будто я убил Куше. Пусть! А кстати, разве мне что-либо доказывает, что вы тоже меня не подозреваете? Зачем вы пришли ко мне? Ха-ха! Молчите! Вам нечего ответить! Всегда выбирают самого слабого. Резко взмахнув рукой, он задел локтем радиоприемник, тот качнулся и с грохотом упал на пол. И тут в Мартене вновь проявился мелкий чиновник: — Приемник за тысячу двести франков! Я три года копил деньги. Из соседней комнаты послышался стон. Мартен прислушался, но не тронулся с места. — Может быть, вашей жене что-нибудь нужно? Мегрэ заглянул в спальню. Госпожа Мартен по-прежнему лежала не двигаясь. Она не пыталась заговорить, и Мегрэ ушел. В столовой Мартен, опершись локтями на комод и обхватив голову руками, смотрел прямо перед собой на ковер. — Почему же он покончил с собой? — повторял он. — Предположите, к примеру, что именно он… Мартен, вздохнув, встал, нашел носовой платок, громко высморкался. — Это все должно плохо кончиться, не правда ли? — робко спросил он. — Для двоих уже кончилось, — ответил Мегрэ. — Двоих… Мартен сдержался. Это усилие, должно быть, стоило ему огромного труда, потому что он, снова готовый впасть в истерику, справился с нервами. — В таком случае, по-моему, было бы лучше… — Что было бы лучше? — тихо переспросил комиссар. Мегрэ даже затаил дыхание. Сердце у него сжалось, он чувствовал, что близок к разгадке преступления. — Да, — бормотал про себя Мартен, — пусть будет хуже! Но это необходимо, не-об-хо-ди-мо! И он машинально подошел к открытой в спальню двери, заглянул внутрь комнаты. Мегрэ, не говоря ни слова и не шевелясь, ждал. Мартен молчал. Голоса его жены слышно не было. Но они наверняка переглядывались. Молчание затягивалось. Комиссара это начало беспокоить. — Ну так что же? — спросил он. Мартен медленно обернулся, его лицо словно преобразилось. — Что? — Вы сказали, что… Мартен попытался улыбнуться: — Что именно? — Что было бы лучше, во избежание новых несчастий… — Что было бы лучше? — Он провел рукой по лбу, как человек, который мучительно старается что-то припомнить. — Прошу прощения. Я так потрясен… — Что даже забыли, о чем хотели сказать? — Да… Совсем ничего не помню… — Так что же вам известно? — снова спросил Мегрэ тоном, каким разговаривают с не слишком опытным преступником. — Мне? Теперь все его ответы будут одинаковы! Он, как говорится, валял дурака. То есть с удивлением повторял последние слова вопросов. — Вы собирались рассказать мне правду. — Правду? — Хватит! Не валяйте дурака! Вы же знаете, кто убил Куше. — Я знаю? Если он никогда в жизни не получал пощечин, то сейчас оказался на волосок от хорошей оплеухи. Комиссар, сжав зубы, смотрел то на неподвижно лежавшую женщину, которая спала или притворялась спящей, то на этого типа с осунувшимся после недавней истерики лицом, с припухшими от слез веками и отвислыми усами. — Вы берете на себя ответственность за все, что может случиться? — А что может случиться? — Вы делаете ошибку, Мартен! Мартен избегал смотреть в глаза Мегрэ. — В котором часу должен прийти врач? — Не знаю… Вечером… Мегрэ вышел, резко хлопнув дверью. И столкнулся нос к носу со старой Матильдой, которая так опешила, что застыла на месте, разинув рот. — Вам тоже нечего мне сказать? А? Может быть, и вы будете говорить, что ничего не знаете? Матильда старалась прийти в себя. Привычным жестом старой домохозяйки она спрятала руки под фартук. — Идите к себе. Она зашуршала войлочными туфлями по полу, в нерешительности толкнула приоткрытую дверь. — Ладно, заходите… Мегрэ вошел, закрыв дверь пинком ноги и даже не взглянув на сумасшедшую, сидевшую у окна. — А теперь рассказывайте все. Понятно? — И устало опустил свое грузное тело на стул. |
|
|