"Сесиль умерла" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)Глава 3Мегрэ согрелся. Он «угрелся», как он говорил, когда был ребенком, и, если бы в зале вдруг зажглись люстры и осветили его, лицо и поза комиссара явили бы собой воплощенное блаженство: он сидел, откинувшись в кресле, полузакрыв глаза, засунув руки в карманы и подняв воротник своего толстого теплого пальто. На самом деле все это было маленькой хитростью, самообманом, на который он шел в те минуты, когда переутомлялся, напряженно размышляя над одним и тем же, и чувствовал, что его мозг работает вхолостую. Будь теперь лето, он уселся бы на террасе кафе и, полуприкрыв веки, поджаривался бы на солнышке перед кружкой пива. Когда на набережной Орфевр провели центральное отопление, а комиссар добился, чтобы в его кабинете оставили старую печку, молодые инспектора только пожимали плечами. Между тем это был все тот же излюбленный прием самообмана. Когда дело не ладилось, когда задача, над разрешением которой он неотступно бился, вдруг лишалась своего реального содержания и начинала казаться сплетением бессвязных и нелепых обстоятельств, в такие моменты Мегрэ загружал печку углем до отказа, поворачивался к ней то спиной, то грудью, ворошил уголь, открывал заслонку, и мало-помалу тело его охватывала блаженная истома, веки слипались, предметы вокруг принимали туманные очертания, чему, впрочем, немало способствовали густые клубы дыма его неизменной трубки. В этом состоянии физического оцепенения мысль, словно во сне, улавливала иногда неожиданные соотношения фактов, следуя путями, не доступными логике и разуму… Госпожа Мегрэ никогда не могла этого понять. Просидев вечер в кино, она трогала мужа за рукав и говорила со вздохом: — Ты опять все проспал, Мегрэ… Никак не возьму в толк, зачем ты платишь двенадцать франков за жесткое кресло и спишь здесь, когда дома у тебя такая удобная постель… В зале было темно, его согревало человеческое тепло, здесь трепетала жизнь сотен людей, сидевших бок о бок, но не знавших друг друга. Над их головами протянулся длинный бледный треугольник света, вырывавшийся из кабинки киномеханика, и в нем плыли клубы табачного дыма. Если бы у Мегрэ спросили, что за фильм показывают… Да какое это имело значение!.. Перед ним мелькали отдельные кадры, которые он даже не пытался связать между собой… Затем его взгляд скользнул вбок, привлеченный легким движением в соседнем кресле. Этот сильный человек, который вот уже тридцать лет варился в водовороте страстей, доведенных до крайности, то есть до преступления, не утратил, однако, своего целомудрия. Он кашлянул, шокированный поведением соседки и ее спутника — он видел только его руку, смутно белевшую в темноте. Между тем, когда он уселся на полу ее пальто, девушка показалась ему совсем молоденькой. Она сидела неподвижно. Ее лицо, смутно белевшее в темноте, как и рука мужчины, как ее обнаженное колено, на котором лежала эта рука, было обращено к экрану. Комиссар снова смущенно кашлянул. Парочка не обратила на него внимания. Девушка, должно быть, не старше Нуши… Кстати, Нуши утверждает, будто видела, как Жерар в семь часов вечера входил в дом в Бур-ла-Рене… Но так ли это? Ведь она тоже, наверно, стояла в темноте со своим дружком, прижавшись к стене… Он услышал звук поцелуя… И ему почудился на миг вкус чужой слюны на губах. Он глубже втянул шею в воротник своего пальто. Только что Нуши нагло заманивала его. Стоило ему захотеть… Сколько таких вот молоденьких глупых девчонок вешаются на шею пожилым мужчинам, знаменитым или хоть сколько-нибудь известным! «Пари держу, что дружок этой девицы гораздо старше ее», — решил он, покосившись на соседку. Вот так он бездумно размышлял, перебирая отрывочные и бессвязные мысли. Солгала ли молоденькая венгерка по поводу месье Шарля? Вряд ли. Дандюран как раз походил на человека, способного подстеречь девчонку у приоткрытой Двери и показывать ей порнографические открытки. Правда, и сама Нуши могла намеренно его разжигать, а потом позвать на помощь, когда он… Комиссара тревожило ее заявление, будто она видела, как Жерар Пардон вошел в дом в семь часов вечера, то есть именно в то время, когда госпожа С-вашего-позволения заболталась с Дезеглизами и не следила за входной дверью. Но если ее показания будут зафиксированы официально… Неужели достаточно свидетельства беспутной девчонки, чтобы засадить человека в тюрьму и, может, даже… Он беспокойно заерзал на месте. Но не только образ Жерара, входящего ранним утром в ворота тюрьмы Санте, вызывал это беспокойство. Он продолжал смотреть на экран. Он хмурился. Вот уже несколько минут он чувствовал в фильме что-то неестественное. Внезапно он сообразил: губы персонажей шевелились не в такт произносимым звукам. И действительно, актеры говорили по-английски, а зритель слышал французскую речь. Фильм был дублированный. Парочка около него совсем разошлась, но мысли комиссара уже витали далеко. Эти три дня что-то мешало ему во всем разобраться. Он не отдавал себе в том отчета. И только теперь он понял. Что-то в этом деле неприятно задевало его. Его догадки строились на какой-то посылке, но, на какой именно, он еще не знал. Полуприкрыв глаза, он видел так же четко, как если бы стоял перед ним, дом-ломоть на Орлеанском шоссе, велосипедный магазин и бакалейную лавку вдовы Пьешо. Впрочем, вчера он узнал, что на самом деле она не была вдовой. Муж бросил ее ради гулящей девицы, как она выражалась, и она так этого стыдилась, что предпочитала слыть вдовой. Ну а показания госпожи С-вашего-позволения, которая сидит в душной своей комнате с замотанной шеей и свернутой набок головой? Она не впускала в эту ночь никого постороннего, и из этого сделали слишком поспешное заключение, будто никто и в самом деле не входил в дом и не выходил из него. А между тем выяснилось, что в семь часов вечера можно пройти в дом без ведома консьержки. Кто нам докажет, что такая возможность не появлялась в течение суток и в какие-то другие моменты? На верхнем этаже одержимая манией старуха Жюльетта Буанэ в глубокой тайне принимала Шарля Дандюрана и обсуждала с ним по меньшей мере безнравственное помещение своего капитала. Все это было не слишком чистоплотно, но не противоречило человеческой природе. За годы своей работы Мегрэ не раз сталкивался со многими подобными феноменами. Да и Дандюранов он встречал немало! Что же здесь его смущало? Что было неестественным? Несомненно, старуха была задушена в тот момент, когда, проводив Дандюрана, собиралась лечь в постель. Она успела снять только один чулок… Следует ли допустить, что существовал третий ключ и что он находился у месье Шарля? Следует ли предположить далее, что он вернулся в квартиру, чтобы убить старуху? Но ведь он человек состоятельный. Жюльетта при жизни больше дала бы ему заработать, чем мертвая. Мог ли это быть кто-либо из его сомнительных компаньонов?.. Но они совсем не новички, не жалкие бродяги, готовые на что угодно, это были люди преуспевающие, имеющие собственные дома и отнюдь не желавшие «влипнуть в грязную историю». Они были искренни, утверждая, что это дело грозит им неприятностями и наносит урон. Может быть, Жерар Пардон? Тут Мегрэ чуть не взорвался: соседи, перейдя все границы, вели себя совершенно бесстыдно, словно были одни в громадном темном зале. Ему хотелось крикнуть: «Да сидите же спокойно, черт возьми!» …Допустим, Жерар прятался с семи часов вечера в комнате сестры… Он тайно присутствовал при разговоре между Жюльеттой Буанэ и месье Шарлем. Быть может, он видел пачки денег и решил завладеть ими, как только тетка останется одна… Допустим! Но в таком случае придется предположить, что, совершив преступление, Жерар оставался в квартире до утра, поскольку консьержка никому дверь в ту ночь не отпирала. Придется также предположить, что именно на него собиралась донести Сесиль, ожидая Мегрэ в аквариуме на набережной Орфевр… Значит, в чулан она пошла, следуя за Жераром. Но откуда же Жерар Пардон, никогда не имевший дела с полицией, мог знать не только об этом чулане, но и о двери, соединявшей криминальную полицию с Дворцом правосудия? Внезапно Мегрэ почувствовал резкое движение подле себя и увидел, как девушка быстро натянула юбку на колени; на экране появилось слово «конец», вспыхнули все лампы, послышалось шарканье множества ног. Медленно продвигаясь к выходу вместе со всеми, Мегрэ с любопытством взглянул на соседку и увидел юное округлое личико, свежее и спокойное, и невинно улыбающиеся глаза. Он не ошибся: ее спутнику было под сорок, и на пальце у него поблескивало обручальное кольцо. Мегрэ, еще немного оглушенный, оказался на шумном бульваре Монпарнас. Было, должно быть, часов шесть, уже спустились сумерки. Силуэты прохожих быстро сновали мимо освещенных витрин. Ему хотелось пить, он вошел в «Купол», уселся у окна и заказал кружку пива. Его охватила какая-то лень. Он оттягивал момент неминуемого возвращения к грубой действительности. По-настоящему ему следовало бы отправиться без промедления на набережную Орфевр, где Люка сражался с поляком. Но вместо этого он заказал сандвич с ветчиной, взгляд его бесцельно скользил по нескончаемой веренице прохожих. Только что, сидя в кино, он долго, минут пятнадцать, не мог сообразить, что раздражает его в фильме несоответствие между артикуляцией и произносимыми слогами. Сколько же времени уйдет у него на то, чтобы обнаружить несообразность в посылках дела в Бур-ла-Рене? Сандвич оказался вкусным. Пиво тоже было хорошее, и он заказал вторую кружку. Почти каждый раз, когда он вел расследование какого-нибудь нашумевшего дела, находился хоть один журналист, который помещал в газете статью под традиционным названием: «Методы комиссара Мегрэ». Ну что ж, пусть он приходит и смотрит, этот репортер. Вот Мегрэ выходит из кино. Он закусывает… Он пьет пиво. Сидя у запотевшего окна кафе «Купол», он смахивал на толстого буржуа-провинциала, обалдевшего от суеты и шума Парижа. По правде сказать, сейчас он ни о чем не думал. Он находился на бульваре Монпарнас и в то же время витал где-то далеко, ибо повсюду неотступно перед ним стоял все тот же дом, похожий на ломоть торта. Он входил в подъезд. Он выходил из него… Следил за госпожой С-вашего-позволения в ее логове. Он поднимался и спускался по лестнице… Была задушена старуха домовладелица с крашеными волосами. Это первый факт. Исчезли ее деньги и бумаги. Это второй факт. Восемьсот тысяч франков. В самом деле… восемьсот тысяч франков в тысячефранковых билетах… Он пытался представить себе эту кучу ассигнаций. А Сесиль с восьми утра терпеливо ждала в аквариуме на набережной Орфевр… Странное дело, ему уже трудно было восстановить в памяти ее лицо, хотя оно было таким привычным и своеобразным. Он вспомнил ее черное пальто, зеленую шляпку и огромную, похожую на чемоданчик, нелепую сумку, которую она всегда таскала с собой… Но вот Сесиль тоже убита, и сумка исчезла. И Мегрэ застывал с поднятой кружкой пива, забыв обо всем, что его окружало. Если бы его окликнули в этот момент, он не сразу сообразил бы, где находится. В чем же все-таки кроется несообразность? Только не нужно слишком спешить. Только бы не вспугнуть истину, а то ей недолго снова ускользнуть… Сесиль… Сумка… Чулан… Задушенная тетка… Поскольку косящая девушка тоже была задушена, все, и Мегрэ в том числе, пришли к выводу, что оба преступления… Он вздохнул с облегчением и отпил большой глоток пенистого пива. Ошибка была в том, черт побери, и из-за этого он вертелся по кругу, точно слепая манежная лошадь, что он искал одного убийцу. А вдруг их было двое? Зачем предполагать заранее, что оба преступления совершены одним и тем же человеком? — «Энтрансижан»… Экстренный выпуск «Энтрансижана»… Мегрэ купил газету. И невольно нахмурился, увидев на первой полосе снимок, изображавший его самого, более толстым, чем он себе казался, в свирепо зажатых челюстях трубка, рука лежит на плече молодого человека в плаще, и человек этот — Жерар. Он не помнил, как положил руку на плечо брату Сесили. Вероятно, это был машинальный жест. Но журналист уже сделал из этого свои выводы. Подпись гласила: «Чистая случайность? Или, может быть, комиссар Мегрэ опустил свою тяжелую лапу на дрожащее плечо виновного?» — Какая глупость!.. Гарсон!.. Сколько с меня?.. Он был взбешен и в то же время испытывал удовлетворение. Он вышел из «Купола» более бодрым шагом, чем вошел туда. Такси! Пусть бухгалтер ворчит, пусть уверяет, что на метро быстрее всего доберешься из одного конца города в другой. Минут десять спустя он уже окунулся в привычную ему атмосферу, вошел в свой кабинет. Там на краешке стула жался поляк, а в кресле комиссара восседал Люка. Мегрэ подмигнул ему, и Люка вышел за ним в комнату инспекторов. — Уже десять часов мы с Жанвье допрашиваем его. До сих пор он держался, но, кажется, начинает поддаваться… Если чутье мне не изменяет, к рассвету он расколется. Не впервой приходилось им брать человека измором! — Вот если бы вы заглянули к нам часам к двум-трем утра и нажали на него в последний раз… — Мне некогда, — проворчал Мегрэ. Скоро здание опустеет. Только одна лампочка будет гореть в большом пыльном коридоре, и останется только дежурный у телефона. А в кабинете Мегрэ по-прежнему будет сидеть поляк перед упорным, непреклонным Люка, которого придет подменить Жанвье, чтобы тот сбегал перекусить и пропустить кружку в пивной на площади Дофина. — Мне никто не звонил? — Какой-то Дандюран… — Он ничего не просил передать? — Что он будет сидеть дома… У него для вас есть интересная новость… — Никто не приходил? — Не знаю… Надо спросить у служителя… — Вас спрашивал молодой человек в плаще с траурной повязкой. Он был очень взволнован… Спросил, когда вы придете. Я ответил, что не знаю… Он хотел узнать ваш домашний адрес, но я не дал… — Жерар Пардон? — Что-то вроде этого… Он не пожелал заполнить карточку… — Давно он приходил? — Да с полчаса назад… — У него в руках или в кармане была газета, — сказал комиссар к большому удивлению служителя. — Верно… Он держал в руках смятый номер «Энтрансижана»! Мегрэ снова зашел в инспекторскую: — Кто сейчас свободен?.. Торранс? — Я собираюсь в Бур-ла-Рен, шеф… — Не стоит… Пойдешь на улицу Па-де-ла-Мюль, в дом двадцать два. Ты видел этого парня? — Брата Сесили? Ну да, в Бур-ла-Рене… — Хорошо! Пойдешь к нему, надеюсь, он вернулся домой… Если ты застанешь его, постарайся не спускать с него глаз. Чтобы он не наделал глупостей, понятно? Будь с ним помягче. Не пугай его, наоборот, попытайся успокоить… — А если он не вернулся? Лицо Мегрэ омрачилось. Он бессильно пожал плечами: — Ну, если его нет… Тогда придется ждать звонка от речной спасательной команды, если только он не раздобыл револьвер… Постой! В любом случае позвони мне… Подожди… У кого в этом доме может быть телефон? Наверняка у Дандюрана. Позвони мне к Шарлю Дандюрану… Номер найдешь в телефонной книге. До скорого, старина… Он на минуту вернулся в свой кабинет, медленно оглядел поляка с головы до ног, как бы проверяя его моральное состояние. Выходя, он подмигнул Люка, который продолжал допрос. Взгляд комиссара означал: «Готов!» Такси доставило его на Орлеанское шоссе, и он сошел у дома, очертания которого уже стали ему привычны. Кто дежурит? Он огляделся. Из темноты выступила фигура: — Я здесь, шеф… Это был Вердюре, новичок, славный парнишка, который робел перед комиссаром до заикания. — Ничего нового? — Жилец с пятого этажа, месье Шарль, вернулся на трамвае в шесть часов. В подъезде его ждал низенький толстяк в сером макинтоше с портфелем под мышкой. После легкого раздумья Мегрэ вспомнил. Без сомнения, это был мэтр Лелу, адвокат Монфиса. — Долго он у него сидел? — С полчаса… Около пяти вышел из дому венгр и еще не вернулся… Ну а дочь его… Молодой инспектор показал два силуэта, еле различимые в темноте у забора, окружавшего пустырь. — Это продолжается почти час… — вздохнул он. — И хоть бы пошевелились. Мегрэ слегка покраснел и вошел в дом. Проходя мимо, он поздоровался с госпожой Бенуа, сидящей перед тарелкой супа, и стал грузно подниматься на пятый этаж. Вероятно, месье Шарль узнал его шаги, потому что отворил дверь раньше, чем комиссар успел позвонить. — Я ждал вас… Зайдите, пожалуйста… После вашего разговора с моими друзьями сегодня утром… Комиссар никак не мог привыкнуть к затхлому воздуху этого холостяцкого жилища. Царившая в квартире атмосфера вызывала у него непреодолимое отвращение, и он безостановочно курил, выпуская густые клубы дыма. — С какой целью вас посетил мэтр Лелу? — Вы уже знаете? Он грозился подать в суд по поводу присвоения наследства… Убежден, что Жюльетта оставила завещание. Он исходит из ее новогодних поздравительных писем кузену Монфису… Вы должны потребовать, чтобы он вам их передал. Она называет своих племянников дегенератами и бездельниками… Они, мол, неблагодарные, и после всего, что она сделала для них в память о сестре, они только о ее деньгах и помышляют… «Вот уж глупый вид у них будет, — заключает она, — так же как и у всех Буанэ и Маршепье, когда они узнают, что я оставлю вам все, что имею…» — Мэтр Лелу ограничился угрозами? Бледная улыбка тронула бесцветные губы месье Шарля. — Он сделал мне, по его собственному выражению, честные и великодушные предложения… — Барыш пополам? — Примерно так… И это составило бы немалую сумму, если бы завещание существовало… — Господин Дандюран хрустнул пальцами. — Однако эти люди не знали Жюльетту… По правде говоря, только мне одному довелось увидеть ее в настоящем свете. Она так боялась смерти, так боялась расстаться со своими деньгами, что почти убедила себя, будто никогда не умрет… Во всяком случае, очень не скоро… Она часто повторяла: «Когда я состарюсь…» При всем своем отвращении к этому человеку Мегрэ чувствовал, что тот не лжет. И хотя сам видел только труп с крашеными волосами, его впечатление полностью совпадало со словами месье Шарля. — Так что же? — Я выставил мэтра Лелу за дверь. Впрочем, я звонил вам по другому поводу. Я отлично сознаю двусмысленность своего положения и понимаю, что в моих интересах, чтобы вы скорее разыскали убийцу. — Или убийц, — проворчал Мегрэ, разглядывая акварель, висевшую на стене. — Или убийц… Как вам угодно! Ведь и правда их могло быть несколько… — Во всяком случае, есть два трупа, а значит, и два преступления… Мегрэ медленно раскурил трубку. — Это в теории… Я говорил вам, что после вашего ухода я вспомнил… Дандюран взял со стола записную книжку в клеенчатой обложке. — Я ведь недаром столько лет был адвокатом. У меня выработались даже кое-какие профессиональные причуды. Всякий раз, когда я вручал Жюльетте проценты с ее капиталовложений, я записывал номера купюр. Возможно, это нелепая привычка, но при нынешних обстоятельствах она может послужить вам. В записной книжке Мегрэ увидел множество цифр. — Досуга у меня, как вы знаете, было больше чем достаточно… Мегрэ прекрасно представлял себе, как Дандюран сидит в своем кабинете, где пахнет раздавленными клопами, и с холодным удовлетворением переписывает колонки цифр. Пусть это были чужие деньги! Ему все равно доставляло наслаждение пересчитывать их, записывать номера, раскладывать по пачкам и скреплять пачки резинкой. — Как видите, — заключил Дандюран, протягивая комиссару записную книжку, — если вы получите премиальные от моих друзей, то тут не обойдется без моей помощи… Они услышали, как Нуши поднималась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и замерла на миг у двери адвоката. Вела ли она себя в кино так же непристойно, как та миловидная девушка? Впрочем, что за дело комиссару до слов и поступков этой девчонки? — Вот и все! Поджидая вас, я не пошел, как обычно, в ресторан обедать и удовольствовался холодной котлетой. Вы уже поели? Надеюсь, вы согласитесь пропустить рюмочку? — Нет, благодарю вас… — Когда-нибудь вы убедитесь, что я сделал все возможное… Пожалуйста, как вам угодно… Мегрэ открыл дверь, даже не предупреждая о своем уходе, и в квартиру ворвались бурные волны музыки. Видимо, старая мадемуазель Поко отводила душу после опостылевших ей гамм учениц. |
|
|