"Барраяр" - читать интересную книгу автора (Буджолд Лоис МакМастер)

10

Корделия медленно проснулась, потянулась, купаясь в нежном шелке пухового одеяла. Вторая половина кровати оказалась пустой и уже успела остыть. Наверное, Эйрел тихонько вышел еще на рассвете. Она наслаждалась ощущением того, что наконец-то после сна почувствовала себя свежей и отдохнувшей. Постоянное оцепенение и усталость, так долго не отпускавшие ее мозг и тело, исчезли. Уже три ночи кряду она спала хорошо, согретая телом мужа. Оба были счастливы избавиться от очень раздражавших кислородных трубок.

В их угловой комнате на втором этаже в Форкосиган-Сюрло было прохладно и тихо. Окно выходило на зеленую лужайку. Туман окутывал озеро, деревню и горы на дальнем берегу. Влажное утро было именно таким, как надо – мягким и уютным, как и пуховое одеяло. Она села, и свежий розовый шрам на животе только слегка заныл. В двери показалась Друшикко.

– Миледи? – тихо окликнула она. – О, вы уже проснулись?

И она внесла в спальню большой поднос, полный вкусной еды, который с трудом прошел сквозь узкий дверной проем. На девушке было одно из ее самых удобных платьев – с широкой юбкой – и стеганый вышитый жилет. Шаги отозвались скрипом широких деревянных половиц и стихли, когда она пошла по ковру.

– Я хочу есть! – изумленно воскликнула Корделия, втягивая дразнящие запахи. – Впервые за три недели. Три недели после той ночи ужасов в резиденции Форкосиганов.

Дру улыбнулась и поставила поднос на столик у окна. Корделия накинула халат, сунула ноги в шлепанцы и поспешила к кофейнику. Дру настороженно следила за ее движениями, готовясь подхватить в случае падения, но сегодня Корделия не чувствовала прежней слабости. Она уселась и перво-наперво протянула руку к дымящейся каше с маслом, к кувшинчику с горячим сиропом, который на Барраяре варили из древесного сока. Чудесная еда!

– А ты ела, Дру? Кофе хочешь? Сколько сейчас времени? Телохранительница отрицательно покачала русой головой:

– Спасибо, миледи. Около одиннадцати.

Корделия только сейчас поняла, что все эти несколько дней, проведенных здесь, в Форкосиган-Сюрло, она воспринимала Друшикко как деталь интерьера, и впервые с момента приезда с интересом посмотрела на нее. Дру была все так же внимательна и бдительна, как и прежде, но в ней появились какая-то напряженность и непонятное чувство вины. И, наверное потому, что Корделии стало лучше, ей очень хотелось, чтобы и остальные радовались жизни – хотя бы для того, чтобы снова не впасть в депрессию.

– Я сегодня настолько бодрее! Вчера разговаривала с капитаном Ваагеном по комму. Он считает, что появились первые признаки молекулярного известкования у маленького Петера Майлза. Очень ободряет, если хорошо знаешь Ваагена. Он не станет утешать ложными надеждами, зато на его скупую информацию можно твердо полагаться. Заставив себя улыбнуться, Друшикко покачала головой:

– Эти маточные репликаторы такие странные!

– Не страннее того, что нам помимо нашей воли навязала эволюция, – улыбнулась в ответ Корделия. – Благодарение Господу за технологии и рациональное устройство. Теперь я знаю, о чем говорю.

– Миледи… А как вы узнали, что беременны? У вас не пришли месячные?

– Месячные? Нет, по правде говоря, не так. – Она вспомнила прошлое лето. Эту самую комнату, эту сбитую постель… Их брачное ложе… Скоро они с Эйрелом снова смогут разделять его, хотя с отсутствием такой цели пикантность пропадет. – Мы с Эйрелом прошлым летом считали, что устроились здесь насовсем. Он вышел в отставку, я тоже… Никаких обязанностей. Я вот-вот должна была выйти из возраста, пригодного для органического деторождения, которое здесь, на Барраяре, считалось единственно доступным. Что еще важнее, Эйрел хотел детишек поскорее. Так что через несколько недель после нашей свадьбы я попросила удалить мне контрацептивный имплантат. Чувствовала себя ужасной преступницей: дома бы мне его сняли только после покупки лицензии.

– Правда? – Дру слушала ее, завороженно раскрыв рот.

– Да, таковы бетанские законы. Сначала надо получить разрешение на приобретение лицензии. У меня имплантат стоял с четырнадцати лет. Как я помню, до этого у меня один раз были месячные. Мы их прекращаем до тех пор, пока не понадобятся для деторождения. Мне поставили имплантат, разрезали плеву, прокололи уши. А потом – праздновали мое совершеннолетие…

– Но ведь вы… не занимались сексом с четырнадцати лет?.. – ошеломленно спросила Друшикко.

– Могла бы. Но для этого, увы… необходим партнер. Я встретила возлюбленного гораздо позже. – Корделии было стыдно признаться – насколько позже. Она была такой неопытной… «И с тех пор мало переменилась», – с горькой иронией сказала она себе.

– Я и не предполагала, что это произойдет так скоро, – продолжила Корделия. – Думала, мы несколько месяцев будем ревностно и с наслаждением пытаться, но получили ребенка с первой же попытки. Так что здесь, на Барраяре, у меня так и не было менструаций.

– С первой попытки, – глухим эхом повторила Дру. Уголки ее губ опустились в тайном отчаянии. – А как вы узнали, что… забеременели? По тошноте?

– Утомление пришло раньше тошноты. Но вообще-то по синеватым полоскам… – Корделия замолчала, вглядываясь в обреченное лицо девушки. – Дру, это были чисто теоретические вопросы, или ответы интересуют тебя лично? Еле сдерживая слезы, Друшикко с трудом выдавила:

– Лично.

– Вот как… – Корделия откинулась на спинку кресла. – Ты… не хочешь со мной поговорить об этом?

– Нет… не знаю…

– Надо полагать, это означает «да», – вздохнула Корделия. Думаю, это не труднее, чем быть нянькой при шестидесяти бетанских ученых в астроэкспедиции, хотя, кажется, вопросов о беременности ей все же не задавали. Но если принять во внимание, какие глупости то разумное сообщество избранных вываливало на ее голову, то здешние барраярские варианты должны быть… – Ты же знаешь, я буду рада помочь тебе, чем смогу.

– Это было в ночь солтоксиновой атаки. Мне не спалось. Я спустилась на кухню, чтобы приготовить себе чего-нибудь поесть. По пути обратно наверх я заметила в библиотеке свет. Там оказался лейтенант Куделка. Ему тоже не спалось.

«Значит, Ку? Отлично, отлично. Может, все еще обернется к лучшему». Корделия ободряюще улыбнулась:

– Да?

– Мы… я… он… поцеловал меня.

– Надеюсь, ты тоже его поцеловала?

– Вы говорите так, словно одобряете!

– Одобряю. Вы для меня – два самых любимых человека, ты и Ку. Если бы вы только немного научились разбираться в себе… Но продолжай – это ведь не все?

– Мы… мы… мы…

– Сошлись? – с надеждой подсказала Корделия.

– Да, миледи. – Дру густо покраснела и судорожно сглотнула. – Ку казался таким счастливым… несколько минут. И я была так за него счастлива, так рада – хотя мне и было очень больно.

Вот он – варварский обычай Барраяра знакомить своих женщин с сексом через боль дефлорации без анестезии. Хотя если вспомнить, с какой болью связаны потом их методы репродукции, то, пожалуй, это следует считать честным предупреждением. Но Ку, лишь изредка попадавшийся ей на глаза в последние дни, выглядел совсем не так, как подобает счастливому любовнику. Что же эти двое делают друг с другом?

– Продолжай.

– Мне показалось, что через дверь библиотеки я увидела какое-то движение в задней части сада. Потом раздался этот шум наверху… Ах, миледи! Мне так стыдно! Если бы я охраняла вас, а не занималась этим…

– Успокойся, девочка! Ты была не на дежурстве. И если бы вы не занимались «этим», ты бы крепко спала. Солтоксиновая атака – никоим образом не ваша вина, не твоя и не Ку. И вообще, если бы вы не бодрствовали и не были более или менее одеты, то неудавшийся убийца убежал бы. «И мы не ожидали бы еще одной публичной казни… Да поможет нам Бог».

Корделия даже пожалела, что они тогда не продолжили заниматься любовью, вместо того чтобы смотреть в это проклятое окно. У Друшикко и без того хватает переживаний, нечего наваливать на нее еще и последствия всего случившегося.

– Но если бы…

– В последние недели этих «если бы» было больше, чем достаточно. Пора уже сменить пластинку на «давайте жить дальше». – Корделия наконец поняла, в чем дело. Дру живет на Барраяре, следовательно, у нее нет контрацептивного имплантата. Похоже, что этот идиот Ку не принял никаких мер предосторожности. Значит, бедная Дру все эти три недели провела, опасаясь… – Ты хотела бы попробовать мои голубые полоски? У меня их много осталось.

– Голубых полосок?

– Да, я ведь начала тебе рассказывать. У меня есть целая упаковка этих диагностических полосок. Я прошлым летом купила их в Форбарр-Султане в магазине импортных товаров. Надо помочиться на полоску, и если пятнышко станет голубым, ты – забеременела. Я прошлым летом использовала только три. – Корделия подошла к туалетному столику, и быстро перерыла содержимое ящиков. – Вот. – Она вручила полосочку Дру. – Иди облегчись. И облегчи душу.

– Они реагируют на таких ранних сроках?

– После пяти дней. – Корделия подняла руку, словно для клятвы. – Даю слово.

Тревожно глядя на узкую бумажную полоску, Друшикко исчезла в ванной комнате Корделии и Эйрела, дверь которой выходила в спальню. Через несколько минут она появилась снова. Лицо у нее было мрачным, плечи и голова опущены.

– Ну?

– Осталась белой.

– Значит, ты не беременна.

– Наверное, нет.

– Не могу понять, ты рада или огорчена? Поверь, если ты хочешь иметь ребенка, то лучше подождать пару лет, пока здесь освоят хоть какие-то технологии. «Хотя какое-то время органический метод казался таким захватывающе интересным…»

– Я не хочу… Я хочу… Я не знаю… С того дня Ку со мной почти не разговаривает. Я не хотела ребенка – это сломало бы мне карьеру, и все же я думала, может, он… может, это его обрадует… Может, тогда он вернется, и… О, все было так хорошо, а теперь все разладилось!

Кулаки ее были сжаты, зубы стиснуты, лицо побледнело. «Поплачь, тогда я смогу легко дышать, девочка». Но Друшикко взяла себя в руки.

– Извините, миледи. Я не хотела взваливать на вас всю эту глупость. Глупость, да. Но отнюдь не только с ее стороны. Когда разлад так глубок, можно заключить, что виноваты оба.

– Так что же Ку? Я-то считала, что он страдает угрызениями совести, как и все в нашем доме. «Начиная с Эйрела и меня».

– Не знаю, миледи.

– А ты не пробовала пойти на решительные меры – например, спросить его?

– Когда он видит, что я иду, то сразу куда-нибудь прячется.

Корделия вздохнула и сосредоточилась на одевании. Сегодня она оденется, как положено здоровой, а не в халат, как больная. В углу шкафа отыскались ее бежевые брюки, оставшиеся от мундира астроэкспедиции. Из любопытства она попробовала их надеть, и брюки не только легко застегнулись, но даже оказались слишком свободными. Да, она действительно была больна. С некоторым вызовом Корделия решила их не снимать и лишь надела поверх цветастую блузу с длинными рукавами. Очень удобно. Она улыбнулась себе в зеркало.

– А, мой милый капитан, – в дверь спальни заглянул Форкосиган. – Ты уже встала? – Он заметил Друшикко. – О, да вы обе здесь… Тем лучше. Похоже, мне нужна твоя помощь, Корделия. Более того, я в этом уверен. – В его взгляде было что-то странное – смесь смущения, недоумения, беспокойства? Он вошел в спальню. Следом, опираясь на трость, плелся лейтенант Куделка. Он упорно смотрел в пол. Друшикко отошла в сторону и скрестила руки на груди.

– Лейтенант Куделка заявил мне, что желает сделать некое признание, – торжественно произнес Форкосиган. – И насколько я понял, он надеется получить прощение.

– Я не заслуживаю прощения, сэр, – еле слышно сказал Куделка. – Но дальше я так жить не могу. Я не в силах больше молчать. Адмирал сел рядом с женой на край кровати.

– Приготовься, – чуть слышно шепнул он ей. – Меня-то застали врасплох.

– Думаю, тут я тебя опередила.

– Ну, это не впервые. – Он повысил голос: – Говорите, лейтенант. Будете тянуть – легче не станет.

– Дру… Мисс Друшикко, я пришел с повинной. И приношу извинения. Нет… это звучит пошло, но, поверьте, я вовсе не считаю пошлым то, что произошло… между нами. Вы заслуживаете большего, нежели просто извинение. Вы можете требовать искупления. Чего хотите. Но мне стыдно, так стыдно, что я вас изнасиловал.

На этот раз рот Друшикко оставался открытым целых три минуты, а потом захлопнулся с такой силой, что Корделия услышала, как лязгнули зубы.

– Что?! Куделка содрогнулся, но глаз не поднял.

– Простите… простите меня, – бормотал он.

– Ты. Вообразил себе… Ты… Что?! – дар речи возвращался к телохранительнице не сразу, а постепенно. – Ты вообразил, что мог бы… – Она выпрямилась во весь рост, сжав кулаки и тяжело дыша. – Ку… Болван! Идиот! Дебил! Ты… ты…

Она заикалась от гнева. Корделия завороженно наблюдала за происходящим. Форкосиган задумчиво потирал подбородок.

Друшикко гордо приблизилась к Куделке и ногой выбила у него трость. Лейтенант попытался подхватить ее, но не успел, и трость с тяжелым стуком покатилась по полу. Дру умело припечатала его к стенке и парализовала ударом в солнечное сплетение.

– Балбес! И ты воображаешь, что мог бы прикоснуться ко мне без моего согласия?! Чтобы меня так… так… Ее изумление перешло в негодование. Бедняга только дернулся.

– Пожалуйста, не надо калечить моего секретаря, Дру. Ремонт стоит очень дорого, – мягко попросил Форкосиган.

– О-ох!

Отпустив Куделку, она стремительно повернулась и, закрыв лицо руками, кусая пальцы, выбежала из спальни, захлопнув за собой дверь. Только после этого Дру зарыдала – было слышно, как ее резкие всхлипы удаляются, по коридору. Хлопнула еще одна дверь, и наступила тишина. Ку пошатнулся и упал на колени.

– Извини, Ку, – прервал затянувшееся молчание Эйрел. – Похоже, суд не принял во внимание твоего чистосердечного раскаяния.

– Ничего не понимаю. – Лейтенант потряс головой, подполз к своей трости и с немалым трудом поднялся на ноги.

– Следует ли понимать, что речь идет о происшедшем между вами в ночь солтоксиновой атаки? – спросила Корделия.

– Да, миледи. Я сидел в библиотеке. Мне не спалось, и я решил проверить кое-какие цифры. Она вошла. Мы сидели, разговаривали… И вдруг я почувствовал… ну… У меня впервые проснулось желание после нейробластера. Я думал, что пройдет еще не меньше года – а может, и вовсе никогда… Я совсем потерял голову. Я… овладел ею… прямо там. Не спросил, не сказал ни слова. А потом наверху раздался шум, мы оба выбежали в сад, и… На следующий день она меня не обвинила. Я ждал и ждал.

– Если он ее не насиловал, то почему она так взъярилась? – спросил Эйрел.

– Она и прежде сердилась, – проговорил Куделка. – Как она на меня смотрела все три недели…

– Она боялась, Ку, – объяснила Корделия.

– Да, я так и думал.

– Она боялась беременности, а не тебя, – растолковала она.

– Ох, – чуть слышно выдохнул лейтенант.

– Выяснилось, что ничего нет. – Тут Куделка снова издал чуть слышное «о!» – А вот зла она на тебя действительно, и есть за что.

– Но если она не считает, что я… Почему?

– Ты до сих пор не понял? – Корделия перевела хмурый взгляд на мужа.

– И ты тоже?

– Хм…

– Ведь ты только что оскорбил ее, Ку. Не тогда, а сейчас, в этой комнате. И не только тем, что недооценил ее умение постоять за себя. Дело в другом – твое признание, что в ту ночь ты был сосредоточен только на себе, а ее толком и не видел. Плохо, Ку. Очень нехорошо. Ты должен просить у нее прощения. Она по-барраярски отдалась тебе целиком, а ты так мало это оценил! Он вдруг резко поднял голову:

– Это была милостыня?

– Скорее, дар богов, – пробормотал Форкосиган, думая о своем.

– Я не… – Куделка повернул голову в сторону двери. – Вы говорите, мне надо бежать за ней?

– Я бы на твоем месте полз, – порекомендовал адмирал. – Быстро ползи. Проскользни под дверь, расслабься и позволь топтать себя, пока она не успокоится. И не прекращай молить о прощении. Может, дело еще можно поправить. Теперь уже в его глазах светился откровенный смех.

– И как вы это назовете? Полным поражением? – возмущенно спросил Ку.

– Нет. Я бы назвал это победой. – Голос Форкосигана зазвучал чуть холоднее. – Мне приходилось видеть, как вражда между мужчиной и женщиной переходила в тактику выжженной земли. Пожары гордости. Не стоит выбирать этот путь. Ручаюсь тебе.

– Вы… Миледи! Вы надо мной смеетесь! Прекратите!

– Тогда прекрати смешно себя вести, – резко ответила Корделия. – Вынь голову из задницы. В течение шестидесяти секунд постарайся думать не только о себе.

– Миледи! Милорд!

Куделка поджал губы с видом оскорбленного достоинства, поклонился и вышел. В коридоре он повернул в сторону, противоположную той, куда убежала Друшикко, и с шумом спустился по лестнице.

Адмирал прислушался к затихающим шагам Куделки и беспомощно помотал головой. У него вырвался сдавленный смешок. Корделия легонько стукнула его по плечу.

– Прекрати! Им-то совсем не смешно. – Их глаза встретились, она тихо засмеялась, потом вздохнула. – Боже правый, по-моему, ему нравилось считать себя насильником. Странное желание. Может, он слишком много общался с Ботари? Эта шутка отрезвила обоих. Форкосиган задумался.

– Знаешь… Ку лелеял свою болезнь. Но его раскаяние было искренним.

– Искренним, но с долей самодовольства. По-моему, мы слишком долго потакали его слабости. Наверное, пора встряхнуть его хорошенько. Эйрел устало ссутулился.

– Он у нее в долгу, это точно. Но что я могу ему приказать?! Если человек платит не добровольно, такая плата не имеет никакой цены. Корделия вынуждена была с ним согласиться.

Только перед обедом Корделия заметила, что в их маленьком мирке кого-то недостает.

– А где граф? – спросила она мужа, увидев, что домоправительница накрыла стол на двоих. Окна столовой выходили на озеро. День выдался пасмурный. Утренний туман рассеялся, но небо было покрыто низкими, быстро бегущими облаками. Было ветрено и зябко. Корделия надела поверх цветастой блузы старый полевой китель Эйрела.

– Я думал, он пошел на конский двор. Смотреть, как объезжают нового многообещающего Жеребца, – ответил муж, с беспокойством оглядывая стол в поисках третьего прибора. – По крайней мере так он мне сказал. Домоправительница, вносившая супницу, позволила себе возразить:

– Нет, милорд. Граф рано утром уехал на машине с двумя охранниками.

– О! Извини, Корделия. – Эйрел встал из-за стола и, минуя коридор, прошел в заднюю часть дома, где кладовая была превращена в центр правительственной связи. Там находилось комм-устройство с двойным шифром, а перед дверью всегда дежурил охранник службы безопасности.

Корделия проглотила немного супа, который лег в желудок жидким свинцом, отложила ложку и принялась ждать. В тишине дома до нее доносился голос Эйрела и искаженный электроникой голос отвечавшего ему мужчины, но они были слишком далеко, и слов разобрать было нельзя. Ожидание показалось ей вечностью – хотя на самом деле суп даже не успел остыть. Наконец вернулся помрачневший Эйрел.

– Он поехал туда? – спросила Корделия. – В госпиталь?

– Да. Он там был и уехал. Все в порядке.

– Ты хочешь сказать, что малыш в порядке?

– Да. Его отказались впустить – он попробовал спорить, но потом уехал. Ничего не произошло. Подавленные, они принялись за суп.

Граф вернулся спустя несколько часов. Корделия услышала пронзительный вой машины, проехавшей по подъездной аллее к северной части дома. Тишина. Звук открываемых и закрываемых дверей. Машина поехала дальше – к гаражам, расположенным на вершине холма, рядом с конюшнями. Эйрел и Корделия сидели в гостиной, в передней части дома. Он сосредоточенно читал какой-то правительственный доклад, но, услышав звуки, прервал чтение и напрягся в ожидании вместе с нею, прислушиваясь к быстрым, тяжелым шагам отца. Губы адмирала плотно сжались в предчувствии неприятного разговора, взгляд был мрачен. Корделия замерла в кресле, пытаясь держать себя в руках.

Граф Петер стремительно вошел в гостиную и остановился, широко расставив ноги. Он был при полном параде: в старинном мундире с генеральскими знаками различия.

– А, вот вы где!

Вошедший следом ливрейный охранник тревожно взглянул на Эйрела и Корделию и исчез, не дожидаясь, пока его отпустят. Взгляд графа уперся в сына.

– Ты! Ты посмел опозорить меня. Устроил мне западню!

– Боюсь, вы сами себя опозорили, сэр. Не встань вы на этот путь, вы избежали бы западни.

На морщинистом лице графа отразилась борьба чувств – ярость, смущение, гнев и желание оправдаться. «Это смущение виноватого. Он не уверен в себе, – поняла Корделия. – Постараемся ухватить эту тень сомнения, – она может оказаться нашим единственным спасением». Самооправдание взяло верх.

– Я и не должен заниматься этим, – выкрикнул старик. – Это – обязанность женщины. Ее долг – охранять генофонд.

– Было обязанностью женщины. В Период Изоляции, – ровным голосом ответил Эйрел. – Когда единственной реакцией на мутацию было убийство ребенка. Сейчас существуют другие средства.

– Как, должно быть, ужасно чувствовали себя будущие матери во время беременности, не зная, что ждет их дитя – жизнь или смерть, – вслух задумалась Корделия. Одного глотка из этой чаши ей хватит на всю жизнь, а ведь женщины Барраяра вновь и вновь осушали ее до самого дна… Не удивительно, что культура их потомков оказалась такой странной, удивительно, что она не более безумна.

– Ты предаешь всех нас, не справляясь с женой, – заявил граф Петер. – Да разве ты можешь управлять планетой, если не распоряжаешься в собственном доме? Мимолетная улыбка скользнула по губам адмирала.

– Действительно, с Корделией очень трудно сладить. Ей дважды удавалось от меня улизнуть. И меня по-прежнему изумляет ее добровольное возвращение.

– Вспомни свой долг! По отношению ко мне как к твоему графу, если не как к отцу! Ты – мой вассал, принесший мне клятву. Ты предпочитаешь повиноваться этой инопланетянке, а не мне?

– Да. – Форкосиган-младший посмотрел отцу прямо в глаза. Говорил он уже шепотом. – Так и должно быть. И еще замечу, сэр, что вы напрасно стараетесь перевести разговор с убийства младенца на вопрос о повиновении. Вы сами давали мне уроки риторики, основанной на ложных посылках.

– В прежние времена ты не посмел бы так говорить со мной.

– Да, нынешний расклад получился странным. Я – ваш наследник, этим вы связываете мне руки, но я регент и связываю руки вам. Патовая ситуация. В прежние времена их любили разрешать с помощью войн.

Он снова улыбнулся – или, по крайней мере, раздвинул губы. У Корделии в голове мелькало что-то вроде рекламного объявления: «Спешите увидеть! Только один раз: непреодолимая сила встречается с несокрушимым препятствием. Пять марок за билет!» Дверь приоткрылась, и в гостиную заглянул явно взволнованный Куделка:

– Сэр? Извините, что я вас беспокою. Но у нас возникли проблемы с линией правительственной связи.

– В чем дело, лейтенант? – спросил Форкосиган, с трудом переключая внимание. – Опять помехи?

– Главный комм-пульт вообще не работает.

– Несколько часов назад он был в полном порядке. Проверь питание.

– Уже проверил, сэр.

– Вызови техника.

– Без передатчика не могу.

– Ах да. Вызови командира охраны, пусть он его вскроет, и посмотри, может, поломка простая. А потом вызови техника по незашифрованному комму.

– Слушаюсь, сэр, – и Куделка торопливо закрыл дверь. Граф не желал отступать.

– Я отрекусь от него – от этого существа в госпитале. Я лишу его наследства.

– Это пустая угроза, сэр. Лишить наследства вы можете только меня. Но не своей властью, а посредством императорского указа. С просьбой о котором вам следует обращаться… э-э… ко мне. – Его зубы сверкнули в угрюмой усмешке. – И я, конечно, вам его пожалую.

– Подумай о Барраяре, – выкрикнул граф. По его скулам ходили желваки.

– Подумай, какой пример ты подаешь!

– О нем я уже думал. – Он помолчал. – Мы с вами, сэр, никогда не управляли боем из тыла. Там, где прошел Форкосиган, возможно, пройдут и другие. Такая вот… реформа личным примером.

– Это годится для других планет! Наш мир не может позволить себе такой роскоши. Мы и так еле держимся. Мы не можем тащить на себе груз миллионов калек!

– Миллионов? – удивился адмирал. – Теперь вы пытаетесь экстраполировать единицу на бесконечность. Слабый аргумент, сэр, не на вашем уровне.

– И разве, – тихо сказала Корделия, – не каждый в отдельности должен решать, что именно он или она смогут вынести? Петер набросился на нее:

– Да, а кто платит за все это? Империя. Лаборатория Ваагена получает деньги на военные исследования. Весь Барраяр платит, чтобы продлить жизнь твоему уроду. Смутившись, Корделия ответила:

– Возможно, это более выгодное вложение денег, чем вы думаете.

Старик презрительно фыркнул и, больше не обращая на нее внимания, снова повернулся к сыну.

– Итак, ты твердо решил навязать нам ЭТО. Нашей семье. Я не могу убедить тебя, не могу тебе приказать… Хорошо. Ты так рвешься к переменам – вот тебе перемены. Я не желаю, чтобы этот урод носил мое имя. В этом-то я волен, даже если бессилен в остальном.

Губы Эйрела сжались, ноздри раздулись, но он не пошевелился. Забытый доклад так и остался в его руках. Он не потерял контроля над своими пальцами, не давая им судорожно сжаться.

– Как вам угодно, сэр.

– Назовем его Майлзом Нейсмитом Форкосиганом, – сказала Корделия, внешне спокойная, хотя ее подташнивало и внутри все тряслось. – Мой отец с удовольствием даст ему свое имя.

– Твой отец мертв, – отрезал граф.

Сгорел в бушующем пламени при аварии катера, больше десяти лет тому назад… Закрывая глаза, она до сих пор иногда видела отпечатки его смерти на своей сетчатке – ярко-красные и пронзительно-синие.

– Он не ушел от нас – пока я живу и помню.

Граф дернулся, словно от удара током. Культ предков на Барраяре граничил с обожествлением – здесь считали, что именно память не дает душам умереть. Может, сегодня его собственная смерть холодком пробежала по его жилам? Он зашел слишком далеко, понимал это, но уже не мог отступить.

– Ничем, ничем тебя не пронять! Ну так вот тебе. – Он вперил в сына яростный взгляд. – Вон из моего дома. Из обоих домов. Забирай свою женщину и убирайся. Сегодня же! Осторожно отложив доклад, Форкосиган-младший встал.

– Хорошо, сэр.

– Ты готов бросить свой дом?!

– Мой дом – это не здания. Это – человек, – серьезно проговорил Эйрел. А потом неохотно добавил: – Люди.

Имея в виду отца, а не только ее, поняла Корделия. Неужели этот старик каменный? Даже сейчас Эйрел говорит с ним так мягко, что у нее щемит сердце.

– Тебе придется платить налоги в казну провинции, – отчаянно бросил Петер.

– Как желаете, сэр. – Эйрел направился к двери. Теперь голос графа зазвучал менее решительно:

– Где же ты будешь жить?

– Иллиан уже давно уговаривает меня переехать в императорский дворец – из соображений безопасности. Ивон Форхалас убедил меня в том, что Иллиан прав.

Корделия поднялась одновременно с мужем. Она подошла к окну и уставилась на мрачный серо-зелено-коричневый пейзаж. На свинцовой воде озера пенились белые барашки. Барраярская зима будет такой холодной…

– О, так ты все же решил перебраться поближе к трону? – съязвил старик. – Честолюбие все-таки взыграло в тебе, сынок? Сын поморщился, не скрывая раздражения:

– Никак нет, сэр. Мои единственные доходы – это адмиральская пенсия, и мне никак нельзя отказываться от бесплатного жилья.

Внимание Корделии привлекло какое-то движущееся пятно в быстро несущихся облаках над озером. Она беспокойно сощурилась.

– Что это за штука? – сосредоточенно всматриваясь, пробормотала она, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Пятнышко увеличивалось, странно подергиваясь. Это был флайер. За ним тянулась полоса дыма, и он держал курс прямо на усадьбу.

– Господи, а вдруг он набит бомбами?

– Что? – в один голос воскликнули оба Форкосигана и тоже подскочили к окну.

– На нем знаки Имперской службы безопасности, – сказал Эйрел. Старые глаза Петера сузились:

– Да?

Корделия мысленно прикинула, что в случае опасности надо броситься через холл к задней двери. По другую сторону подъездной аллеи есть небольшая канавка, и если они улягутся в ней ничком, то, возможно… Тут флайер начал терять высоту, но все-таки дотянул до берега и приземлился на лужайке перед домом Форкосиганов. Теперь стали видны повреждения: оплавленная дыра от плазменного удара, черные потеки сажи, погнутые рули и стабилизаторы… Просто чудо, что он мог лететь.

– Кто?.. – сказал Эйрел. Глаза графа расширились – ему удалось разглядеть пилота.

– Боги, это же Негри!

– Но кто… Бежим! – крикнул через плечо Эйрел, устремляясь к двери. Они промчались через холл, вырвались из дверей и понеслись вниз по зеленому склону.

Охранникам пришлось вскрывать перекосившийся фонарь. Негри выпал им на руки. Его положили на траву. Левая сторона его тела и нога были страшно обожжены: зеленый мундир обгорел и рассыпался в прах, обнажив кровоточащие белые волдыри, растрескавшуюся плоть. Его била непрерывная дрожь.

Маленькая фигурка, пристегнутая ремнями к пассажирскому сиденью, оказалась императором Грегором. Мальчик плакал – негромко, приглушенно, давясь рыданиями. Такое самообладание у пятилетнего малыша показалось Корделии просто пугающим. На нем была обычная детская одежда: мягкая рубашка и темно-синие брючки. Одной сандалии не хватало. Имперский охранник расстегнул ремень безопасности и вытащил маленького императора из флайера. Мальчик отпрянул от охранника и уставился на Негри полными ужаса и смятения глазами. «А ты-то думал, что со взрослыми никогда ничего не случается?»

Ку и Дру появились каждый из своего угла дома. Грегор заметил девушку и, стрелой подлетев к ней, ухватился за ее юбку.

– Дру, на помощь!

Теперь он наконец позволил себе заплакать в голос. Дру подхватила его на руки. Эйрел опустился на колени рядом с шефом службы безопасности.

– Негри, что случилось?

Раненый потянулся к нему еще действующей правой рукой и судорожно вцепился в рукав.

– Он устроил путч… в столице. Его люди захватили штаб службы безопасности, центр связи… Почему вы не отзывались? Главный штаб окружен, оттуда много перебежчиков. Во дворце идет бой. Мы уже собирали улики… готовились его арестовать… вот он и запаниковал. Нанес удар неожиданно рано. Кажется, он успел захватить Карин… Граф Петер требовательно спросил:

– Кто, Негри, кто?

– Фордариан. Эйрел мрачно кивнул:

– Да-а…

– Ты… береги мальчика, – выдавил из себя Негри. – Он уже близко… – Дрожь перешла в конвульсии, глаза закатились. Его дыхание перешло в непрерывный хрип. На секунду его темные глаза снова посмотрели осмысленно и настоятельно. – Я передам Эзару…

По телу капитана прошла медленная судорога, он несколько раз дернулся и затих.