"Зенитный угол" - читать интересную книгу автора (Стерлинг Брюс)ГЛАВА 5Тощие желтые краны оттаскивали от стен Пентагона почерневшие обломки. На стенах федеральных учреждений, словно бешеные обои, расцвели американские флаги размером с баскетбольную площадку. Тут и там проросли барьеры против машин-камикадзе, замаскированные почему-то под бетонные цветочные горшки. Улицы вокруг Белого дома превратились в голые асфальтовые дорожки, и только пробегали по одному-двое нервные туристы. Новосозданное Бюро координации прохождения критической информации собралось в старом здании Исполнительного управления под патронажем вице-президента. Набитый под завязку конференц-зал мог похвастаться кожаными креслами, стальными кофейниками, обшарпанными столами красного дерева и портретом дряхлого государственного деятеля по имени Джон К. Колхаун[19] (масло, холст). Мистер Колхаун был недоволен. Собравшиеся – тоже. Лица собравшихся Вану не были знакомы. А вот конторы – были. Каждое из федеральных агентств имело свои интересы в области информационной безопасности. У ФБР был департамент юстиции. У казначейства – Секретная служба. У министерства обороны – Управление информационного обеспечения. ВВС прислали птиц высокого полета, в то время как ВМФ только разводил пары. Присутствовали представители департамента торговли, Национального института стандартов и технологий, HACA, отряда быстрого реагирования компьютерной безопасности, Федерального центра тренировки правоохранительных органов. И даже случайно затесавшийся сисадмин из Совета но вопросам социального обеспечения железнодорожников. Приглашения рассылал Совет национальной безопасности – новые наниматели Вана. Это был первый бал Золушки. Если всё выгорит, значит, дело в шляпе. Если нет – Ван только что продул свою карьеру в бюрократической лотерее. Джеб, который отдал раскрытию компьютерных преступлений тридцать лет, был в сфере компьютерной безопасности живым динозавром. Немалую часть собравшихся в конференц-зале он учил лично, и большинство из них было обязано Джебу личными услугами. Ван успел заработать репутацию гениального программиста, но в лицо его не знал почти никто. Собственно, мало кто из собравшихся мог назвать по имени остальных. Совещание это представляло собой локализованную версию тех процессов, что шли по всему объёму федеральных правительственных структур, от Пенсильвания-авеню до «Квонтико», от Форт-Мида до Пентагона. 9/11 спровоцировало во всех федеральных спецслужбах ужасающий процесс, получивший название «пайки труб». Людей, всю жизнь отдавших узкой специализации, жизнь заставила сверять свои действия с представителями агентств, с которыми прежде они никогда не встречались. Что это за незнакомые типы из жутких дальних уголков американского правительства? Соперники? Союзники? Нейтралы? Никто не знал. Новая империя «национальной безопасности» скоро пожрёт гордые своей независимостью бессчётные агентства: кто-то говорил, что шесть, кто-то – что двенадцать, а некоторые доходили до двадцати двух. Это значило, что безопасных мест больше не осталось. Но это значило и кое-что многообещающее – перспективы. Впереди маячила крупнейшая реорганизация федеральных органов власти за сорок лет. В такую эпоху компания маньяков-программистов способна вырваться из забвения, если окажется в нужное время в нужном месте. Может так случиться, что отважные ботаны из дальнего серверного чулана в департаменте торговли станут командовать парнями из Секретной службы. Джеб относился к числу тех людей, которых программисты призывали в час отчаяния. Внешне он напоминал Хатта-Джаббу в роли техасского рейнджера. Настроение его, обыкновенно мрачно-циничное, в ходе последних событий перешло в мрачно-агрессивное. Взгляд у него был стеклянный, как у человека, который готов был подвести итог своей жизни и всё подведенное поставить на карту. Он сбрил драгоценную свою бороду, обнажив гнездилище бледных подбородков. И даже нашел в Вашингтоне портного, который не побрезговал пошить ему синий саржевый костюм титанических размеров. Ван никогда раньше не слышал, чтобы Джеб отзывался на «доктора Еремеенко». Строго говоря, докторской степени он так и не получил никогда. И непроизносимую его фамилию тоже никто не помнил. В информационную безопасность Джеб пришёл из патрульных полицейских после того, как столкнулся в шестидесятые с УНИВАКом в Хьюстоне. Джеб заколотил толстой ладонью по столу красного дерева, усмиряя хаос. «Собравшись здесь, – проревел он, – на совершенно секретное, закрытое совещание, мы можем навести некоторый порядок в федеральной политике информационной безопасности. Иначе говоря, взяться разгребать навоз». Против определений Джеба не возражал никто. Федеральные учреждения Америки пользовались компьютерами и сетями дольше, чем кто бы то ни был на планете. Это было скорее плохо, чем хорошо: в результате компьютерные сети федерального правительства принадлежали к числу самых древних, неудачных, неэффективных и глючных. Любой, кто поддерживал хоть малейшую связь с реальностью, знал, насколько всё плохо. До сих пор информационной безопасностью занималась спустя рукава горстка недооплаченных подвижников-любителей, разбросанных по различным службам. Единого руководства не было. Чёткой политики не было. Ответственность не лежала и рядом. Бюджет? Курам на смех! Однако 11 сентября наступило, в кои-то веки, Судный день. Джеб это знал. Слушатели это знали. Это понимал конгресс. И все, кто смотрел новости или читал газеты. Старые, разгильдяйские способы уже не годились. Всякий серьёзный кризис – одновременно и шанс для тех, кому хватит смелости рискнуть и выиграть. Сейчас, объявил Джеб, наступил ключевой момент, когда можно собраться, оценить волю и способности специалистов по компьютерной безопасности и, расчистив сцену, взяться за дело с новыми силами. Ван понимал, что Джебова проповедь возвещает большую беду. Джеб позиционировал БКПКИ как команду отмороженных камикадзе от программирования. Ван готов был рискнуть – рассуждая практически, иного выбора не было. Если он, Дерек Р. Вандевеер, должен стать чиновником госбезопасности, то Вашингтону придется пожертвовать ради этого старыми правилами. Какой-то не в меру энергичный умник из Института конкурентного предпринимательства попытался перевести стрелки на Вана. – А наш стэнфордский профессор согласится с неклассическим подходом доктора Еремеенко? – Быстро! – рявкнул в ответ Ван. – Тихо! И – вовремя! Никто не понял, что он имел в виду, но конференц-зал утих на целых двадцать пять секунд. Больше Вану никто вопросов не задавал – оно и к лучшему. Ван ненавидел совещания. Потому что никогда не мог себя показать. Он понимал, что представляет сейчас для Джеба что-то вроде орхидеи в горшке: натуральный гений-программист, лицензированный, одна штука, приглашен с поста начальника исследовательской лаборатории в ведущей компании страны. Пытаться переполитичить вашингтонских бюрократов ему не стоило. Ван уже придумал новую программу для своей будущей карьеры. Если уж ему приходится изображать нечто в горшке, пусть это будет кактус. Мысли как крутой, гляди как крутой, говори как крутой. Настоящие профессионалы никогда не сюсюкают с клиентом. Некоторое время Ван слушал, окидывая случайно выбранных соседей мрачным взглядом и поглаживая клавиатуру лэптопа, потом заскучал. Собравшиеся усердно тыкали пальцами в небо. Никакого прогресса не наблюдалось; докладчики твердили каждый о своём и пытались прикрыть срам. Что за чертовщина творится на самом деле, никто не мог сказать, но каждый опасался за себя и свою карьеру. Политика. Потому что мы в Вашингтоне. И ничего Ван с этим поделать не мог – оставалось только смириться. Два душераздирающих часа спустя Джеб перешел наконец к вопросу об аппаратном обеспечении работы нового бюро. Атмосфера в зале тут же изменилась. Всем собравшимся – без исключения – вопросы компьютерного «железа» были близки. Очевидно было, что организации, которой поручено координировать меры по обеспечению компьютерной безопасности в остальных ветвях федерального правительства, потребуется внутренняя сеть – новейшая, мощнейшая и, в общем, впечатляющая весьма. В этот момент Ван, дотоле жалевший себя и жестоко тосковавший по сынишке, немного взбодрился. Будучи профессиональным программистом, Ван в глубине души ненавидел информационную безопасность – ремесло скучное и недостойное его таланта. Заставлять его трудиться над этой темой было всё равно что заставить чемпиона Олимпийских игр по велоспорту ковать велосипедные цепи. Однако же в этом теперь состоял его долг. Кроме того, Вану пришлась по душе идея создать в натуре продвинутую систему безопасности с нуля, положив в основание теорию и прошлый опыт, а не накладывая один патч на другой и не слушая нелепые советы тупоголовых маркетологов. Если ему придется всю работу делать самому – тем лучше. Ван знал, что справится, работа была честная, хотя и скучная, и, во всяком случае, последователям он поставит высокую планку. Теперь ему оставалось убедить полный зал народу, что идея его сработает. Ван попытался победить страх сцены – своего старинного врага. Как справиться с демоном, Ван знал: обманом придать себе уверенности. Можно сделать вид, что перед ним полный класс стэнфордских аспирантов. Только какие из них аспиранты? Или представить себе, что у каждого бюрократа в зале красные трусы. Бандиты с Окружной не из тех, кто щеголяет в экстравагантном исподнем. А лучше всего – запустить руку в рюкзак и взять всех на прицел дедова бластера. Титанового бластера! Прямо в лоб! Вот уж чего они никак не ожидают! Эта мысль оказалась для Вана решающей: он пришёл в себя. – Ну, – заявил он, открывая лэптоп, – Джеб говорит, что мы должны быть откровенны друг с другом. Он вызвал на экран пауэрпойнтовскую пёструю диаграмму, чтобы зрители не заскучали, и принялся тарабанить по бумажке: – Как видите, нынешняя индустрия информационной безопасности даёт вам вполне определенные немногочисленные советы. Они посоветуют любому федеральному агентству затовариться их продукцией. Защищённые сервера, защищённые маршрутизаторы, брандмауэры, криптография, системы опознания – всё новенькое, только с конвейера… Это традиционный способ. Ван поменял диаграмму на другую, ещё лучше с множеством разноцветных полосочек и стрелочек. – Но даже для нас, небольшого координационного бюро, необходимые закупки потянут на шестнадцать миллионов долларов. Таких денег у нас нет. Третья диаграмма. – Мы в БКПКИ не можем ждать, как обычно, восемь месяцев установки традиционного защищённого оборудования. Мы со вчерашнего дня должны приступить к работе. Ни времени, ни денег мы не можем тратить на лишние закупки. Но одновременно мы должны соблюдать весьма жёсткие условия безопасности. Совместите два этих вектора, и сойдутся они в одной точке. Ван поменял диаграммы. Экран довольно долго оставался тёмным, но, к облегчению программиста, «Пауэрпойнт» не завис. – Мы должны создать самоновейшую, принципиально иную систему. Вырваться за пределы. Очень быстро. Очень тихо. Силами десятой доли тех специалистов, что были бы вовлечены в обычный проект. Совершенно новое оборудование и алгоритмы. В зале стало тихо, как в церкви. Слушатели не сводили с Вана глаз. Джеб сиял в бледных отблесках плазменного экрана. – У нас в БКПКИ есть одно огромное преимущество перед всеми остальными. Мы можем не оглядываться на безмозглых поставщиков софтвера, потому что мы, в БКПКИ, программируем сами. Так что мы в силах построить – и построим – собственный суперкластер «Грендель». «Грендели» базируются на устаревших процессорах, но параллельное распределение устраняет тупики фон Ноймана. Ещё одна красивенькая диаграмма. – Всего за сотню тысяч мы создадим новую федеральную систему, по вычислительной мощности превосходящую всю сеть министерства торговли. И – в ближайшей перспективе – эта система будет превосходно защищённой. Потому что ни один хакер ещё не нашел и не вскрыл уязвимостей в алгоритме распределённых вычислений «Грендель». Во всём мире есть с десяток программистов, которые этот алгоритм понимают. Все они – законопослушные американцы, академики программирования… и все они очень, очень занятые люди. Руку вскинул поздно пришедший долговязый парень с обшарпанным лэптопом на коленях: – Можно вопрос, сэр? – Да? – Вы, доктор Дерек Вандевеер, принадлежите к их числу? – Да. Остальные девять – мои знакомые. А вы кто такой? – Я вообще-то сетевой журналист, и… – Совещание закрыто!!! – взвыл Джеб, вскочив на ноги. Ван лежал в постели, пялился в потолок и размышлял о потоках. Вану всегда хотелось учудить с потоками данных что-нибудь важное и полезное, потому что поточная структура изначально совершеннее обычной файловой. Ван намеревался воспользоваться распределённой поточной структурой в новом «Гренделе», что было уже совсем лишним. Нет на свете кульхацкера, крэкера, пирата-активиста или даже разведслужбы, способных взломать «Грендель». Но «Грендель» на потоках – блин, это был бы полный рулез. Ван размышлял о потоках, слегка моргая. Размышлял очень вдумчиво. А потом очень-очень вдумчиво. В конце концов до него дошло, что кто-то молотит кулаками в дверь квартиры. Вздрогнув, он сел и натянул штаны. Квартиру в Вашингтоне Ван снял через Интернет, на сайте маклерской конторы. Ван очень торопился найти себе жильё в столице, а улица проходила достаточно близко от телефонного коммутатора, чтобы туда можно было протянуть АDSL-кабель. В gif-фaйлe квартира выглядела пристойно. В действительности крошечные комнатки воняли средством от тараканов. Ещё квартира отличалась голыми стенами из уродливого жёлтого кирпича, обшарпанным линолеумом и слоем мерзкой жирной грязи на стенах и потолке кухни. Унитаз качался. О соседях на веб-сайте тоже ничего не говорилось. Район оказался жутковатый. Ван завёл привычку держать у двери дедов бластер. Люди, которые стучались к нему в дом, обычно пытались продать жильцу понюшку крэка или немного секса. Сняв очки, Ван припал к глазку. На темной обшарпанной лестнице стояла тощая носатая девчонка с близко посаженными тёмными глазами и черной кудлатой шевелюрой. Одета она была в нелепый халатик из некрашеного – экологически чистого – хлопка, на плече у неё висела бесформенная полотняная сумка. Похожа она была на девочку-скаута, которая распродала всё печенье и живет теперь подаянием. Ван отпер три здоровенных латунных замка и приоткрыл дверь, не снимая стальной цепочки. – Доктор Вандевеер? – Да. – Я ваша новая секретарша. Можно войти? Ван поразмыслил и над этим неожиданным вопросом. – Не покажете ли документ? Девчонка продемонстрировала залитую в пластик карточку с магнитной полоской и фотографией, на изумительном алом канате. Карточка сообщала, что это «Фанни Гликлейстер, помощник заместителя директора по технической части, БКПКИ». – О… – выдавил Ван. Фанни показала ещё одну карточку в глянцевой покуда обертке. – Я принесла ваш бэджик… э-э… Дерек. Они новые. Вас три дня не было на работе. – Я работаю, – обиженно заявил Ван. – Просто мне сейчас не до совещаний. – Можно мне войти? Пожалуйста! Тут страшно! Ван отстегнул цепочку. Фанни шагнула через порог, опасливо покосившись на огромный тренажёр культуриста, что занимал большую часть квартиры. Измызганную стену за тренажёром прикрывали постеры с изображением чемпионов фул-контактного карате: выпученные глаза, брызги пота и ноги в красных нейлоновых обмотках. – Это всё ваше? – Я только что въехал. Предыдущий жилец оставил в квартире все свои пожитки, включая стриптизёрские трусы, порножурналы и спортивные тапочки двенадцатого размера. Ван был совершенно уверен, что его или пристрелили, или посадили – что именно сделали, никто то ли не знал, то ли не пытался узнать. – Bay! – выдохнула Фанни. – Кресло какое кульное! Магниевое кресло оказалось единственным предметом меблировки, который Ван сумел спасти из мервинстерского особняка: по наитию он зашвырнул кресло в багажник «рейнджровера». Собирался он вообще-то повыбрасывать всю мебель в арендованной квартире и поставить свою – хозяин-кореец уверил его, что против не будет, – но всё времени не хватало. Фанни Гликлейстер было определенно не двенадцать лет – если приглядеться, она казалась старше Хельги, несчастной уволенной няньки. Но угомонить её было не проще, чем шестиклассницу. Губы ее были обветрены, карие глаза покраснели, веки набрякли. – Это кресло – оно точно никаких токсинов не испускает? – пропищала она. Ван уставился на нее. – Литой магний! Какие токсины? Фанни элегантно опустилась в кресло. – Bay! Намного удобнее, чем кажется на вид! Из полотняной сумки она извлекла толстые очки без дужек и огляделась. Воцарилось зловещее молчание. – Дерек, ты только не обижайся, но тут ещё страшнее, чем на лестнице. Ты точно программист? Я толпу ботанов знаю, но среди них, ну, культуристов-каратистов из жутких трущоб почти нет. Оп-па… вау! А с кухней что случилось? – Посидите тут минуточку, – приказал Ван с порога. Он выскочил в темный коридор и плотно затворил дверь за собой. – Джеб на проводе, – прохрипела трубка. – Джеб, ты кого мне прислал? Девчонке двенадцать лет, Джеб, и она только что сбежала из «Маппет-шоу». – Это, надо полагать, Фанни Гликлейстер. – Как её зовут, я сам знаю! Спасибо, очень помог! – Гликлейстер! – настаивал Джеб. – Ей не двенадцать. Ей двадцать шесть. Она дочь Гликлейстера. Явилось просветление. – Того самого Гликлейстера? Хаймена Гликлейстера? – А ты знаешь ещё каких-то Гликлейстеров? Ван перевел дух. Хаймен Гликлейстер. Легендарный утопист компьютерной эпохи. АРПАНЕТ. Гуру пакетной коммутации. Человек, на три десятилетия обогнавший свою эпоху. Последние пятнадцать лет жизни Гликлейстер провел в инвалидной коляске, снедаемый редкой и летальной формой нервно-мышечной дистрофии, но болезнь лишь подстегивала его творческое воображение. Смерть Гликлейстера в свое время подкосила Вана – словно погас огромный жаркий костёр. Бронзовые идолы этому человеку следовало ставить перед каждым маршрутизатором. Потрясённый, Ван поразмыслил над этим открытием. Странно было думать, что Хаймен Гликлейстер оставил по себе потомство. Нашлась ведь женщина, которая вышла за него замуж и выносила его дитя. Одного раза, в принципе, вполне хватало, мрачно решил про себя Ван. – Ну ладно. Значит, она его дочка, – признал он. Фанни даже лицом похожа была на Гликлейстера. – Ван, ты же преподавал в Стэнфорде, – попытался спустить ситуацию на тормозах Джеб. – Ты же знаешь нынешнюю молодёжь. Фанни умница, она учится быстро. Ты на неё хорошо повлияешь. Джеб был специалистом старой закалки. Он до сих пор думал, что студенты в колледже – это бешеные мальчишки. У Вана в Стэнфорде учились но большей части мрачные трудоголики, индийские и китайские программисты с заоблачным средним баллом на вступительном тесте[20]. – Джеб, мне не нужна секретарша. Она мне не нравится. – Тогда я подберу тебе другую. Старушку из Минобороны с карандашом вместо заколки для волос. И ты знаешь, что она с тобой сделает, Ван? Она запишет на магнитофон все твои разговоры с Моникой Левински и сдаст тебя с потрохами какому-нибудь политикану. В этом городе и не такое бывает. Я тебя защитить пытаюсь, Ван! У нас, бешеных программёров, внутри Окружной заступников нет. Ты мой заместитель по технической части. Ты мой вундеркинд, флаг тебе в руки, но кто-то ведь должен отвечать за тебя на телефонные звонки, потому что ты трубку не берешь! Этим займется Фанни. Потому что она – из наших. От рождения – из наших. Ей можно доверять. Речь была сокрушительная, но Ван упрямо стоял на своём. – Как насчет Джимми Мэтсона из «Мондиаля»? В лаборатории он был моим заместителем. Джимми справится. Он вообще молодец. – Ты мне уже рекомендовал Джимми Мэтсона. Мы его проверили. Он гей и злоупотребляет медикаментами. – Джимми – педик? – потрясенно переспросил Ван. – И наркоман. Ван, мы не в частном секторе! Фанни прошла проверку на благонадёжность, даже не заметив. Дочка Гликлейстера лояльнее тебя самого. Намного. Мобильник Вана пискнул, предупреждая о входящем вызове. Ван решил сменить собеседника – спор с Джебом был считай что проигран. – Я тебе перезвоню, – бросил он. Звонила Дотти. – Привет! – в радостном удивлении выпалил Ван. – Ты в Вашингтоне? – Я в Колорадо, – отозвалась Дотти. – Ты зачем Фанечку обижаешь? – Милая, я ее не обижаю! – Фанни умеет готовить, – принялась уговаривать его жена. – Блюда сычуаньской кухни. Фанни нашла меня через «Гугль», и мы обсудили все твои проблемы. Она очень славная. – У меня нет никаких проблем! Мне не нужна секретарша и не нужна повариха. Кроме того, это неконгруэнтные классы. – Дерек, – Дотти повысила тон на пол-октавы, – ты что сегодня ел? – Готовый обед, – поспешно соврал Ван. На самом деле ему вообще не пришло в голову пообедать. Он думал. – Какой именно?! – Рубленый бифштекс, – торопливо выпалил Ван. Это была правда. Он действительно пообедал в тот день готовым рубленым бифштексом с грибным соусом. Просто забыл об этом и нечаянно наврал жене. Первая хакерская атака произошла через двадцать минут после включения «Гренделя». Это был дозвон портов, и, разумеется, ни к чему он не привёл. Портов в обычном смысле у построенного на потоках данных «Гренделя» не было. Ван установил эмуляторы, которые смутно напоминали порты – так же, как венерина мухоловка напоминает полный нектара цветок. Взбудораженный атакой, ожил пейджер, заколотившись через штанину в правое колено, – за прошедшие сутки Ван выхлебал столько кофе, что ему показалось поначалу, что содрогаться начала его собственная нога. Ван выудил пейджер из глубокого кармана и, недоумевая, вошел в систему. Атака – через двадцать минут? Откуда? Несколько минут он наблюдал, как нарушитель маниакально барабанит по клавишам, потом позвонил Джебу. – Джеб, иди сюда! – Ван, я занят перестрелкой с ВВС. – К чёрту ВВС – подойди, посмотри! К тому времени, когда Джеб добрался до кабинета своего заместителя, нарушитель-неудачник уже набил пять экранов бессмыслицы, перемежаемой рядами пробелов. Ван молча перелистывал длинный список команд туда-сюда. – Это… тот, о ком я думаю? – Жабьи глаза Джеба вылезли на лоб. – Это он! Он! На самом деле это большая честь. Фанни бросила попытки вычистить спам из почтового ящика, одновременно слушая аудиокнигу – она обожала беллетристику некоей Кэти Экер[21]. Ван закрывал глаза на ее странные привычки: в наушниках Фанни несколько успокаивалась. – Кто – он? – поинтересовалась Фанни, пережевывая маркер. – Это Долгоносик, – торжественно объявил Джеб. – Ты только глянь на него. Он проходится по двадцати главным уязвимостям «Виндузы». Десять попыток на каждую. – Только псих может запустить у себя сервер «Виндоуз», – возразила Фанни. – У Большого Билла в системе больше дырок, чем в швейцарском сыре. – А Долгоносик – он сам псих, – ответил Джеб. – Он даже не знает, что такое «Виндоуз». И что такое UNIX, он тоже не знает. Просто когда у него кончится список дырок в «Виндах», он начнет перебирать уязвимости «линухов». – Я слышал, – заметил Ван, – что он как-то раз опробовал эппловскую дырку. – Нечаянно, должно быть. – А что он делает, получив доступ? – поинтересовалась Фанни. Джеб пожал плечами. – Находит корневой пароль. – А после этого? – Делает себя привилегированным пользователем, затирает следы вторжения в логах и начинает искать следующую жертву. – Ой. – Фанни почесала нос колпачком маркера. – Один из – Долгоносик – типичный образец – Bay! – Двадцать четыре часа, порой тридцать шесть часов подряд. День за днём. Неделями. С лэптопа в сортире, – продолжал Джеб. – Ты с Долгоносиком вживую не сталкивался? Его брали раз тридцать уже. – Фотографию видел, – сознался Ван. Его и его берлоги – или как там ещё можно было назвать невероятно грязную дыру, откуда действовал Долгоносик. На памятной встрече в Федеральном информационном центре – в Фениксе в девяносто шестом – во время пивной вечеринки на диапроекторе показывали кадры времен последней битвы с Долгоносиком. Ван до сих пор не мог забыть, как ржали компьютерные фараоны. – А я повстречался как-то, – припомнил Джеб и поморщился. – В центре реабилитации заключенных. Нельзя было не посмотреть на Долгоносика! Ну как же – негодяй, взломавший четыре тысячи компьютеров. Федеральных в основном. Один за одним. Вручную. Даже тогда у него такой туннельный синдром был… – Толстяк задумчиво примолк. – Хотя правильно это называется «дегенеративный остеоартрит». Руки – точно хоккейные перчатки. – О нет! – выдохнула Фанни. – Да, Фанни. – Джеб одарил её отеческой улыбкой. На широкой его физиономии ласковое выражение выглядело неуместно, но Джеб хорошо знал Хаймена Гликлейстера. Девушка с сомнением поковыряла носком дешевого мокасина грубый ворс конторского ковра. – Правда? – Правда-правда. Фанни, я не шучу. – Фанни поверила. – И… э-э… что нам с таким типом делать? – Ну, он же душевнобольной. ФБР его определяет как выдающегося ананкаста[22], и… – Джеб замолк, пытаясь подвести черту под своими мыслями. – Вот лицо нашего врага, – промолвил он в конце концов. – Я хочу сказать, пускай он не из «Аль-Каеды», но он наш клиент. С этим парнем невозможно договориться. Не поможет никакая дипломатия. Никаких компромиссов. Никакого здравого смысла. Его невозможно запугать, подкупить или выполнить его требования. Его система ценностей настолько отличается от нашей, что куда там боргам из «Звёздного пути»! Ван подергал себя за бороду так яростно, что вырвал волосок. – Откуда этот Долгоносик вообще знает о нашем существовании? Выше нас по кабелю только АНБ! – А вот это мне уже совсем не нравится, – проворчал Джеб. Ван поглядывал на дисплей. Печатал Долгоносик прескверно. Дошколята барабанят по клавиатуре уверенней. Ван сообразил, что Долгоносик печатает двумя пальцами. Возможно даже, двумя культями. Чтобы довести до ума альфа-версию «Гренделя», у Вана приходилось в сутки по три кофейника и два часа сна. Но проект развивался бодрей, чем программист мог себе представить. Система работала прелюбопытнейшим образом. Она была изящна, и Ван ею гордился. Работа над «Гренделем» была достойна его талантов. Он погрузился в работу с головой. Ван жил в одиночестве. Работал со страшным напряжением. Каждая мышца болела от того, что ежевечерне он загонял себя в тренажерном зале, чтобы рухнуть в холодную смятую постель и забыться. А теперь – и мгновения не прошло, как в систему вошел первый пользователь, чтобы восхититься плодами Вановых трудов, первым же «гостем» оказался… оказалась… эта тварь. Конечно, Долгоносик не мог справиться с защитой системы. Всё равно что наблюдать, как термит точит бетонную стену. Но если тот не перестанет точить… – Мы должны избавиться от этого типа, – заключил Ван. – Ему никогда не взломать «Грендель». – Джеб пожал плечами. – Маньяк. Ван понизил голос: – Мы должны от него избавиться просто потому, что он – это – А чем он питается? – спросила Фанни. – У него вроде как родственники в Канаде. Пересылают ему наличные. Неплохие вроде бы люди, как я слышал. Но очень счастливы, что Долгоносик держится от них подальше. Ван стащил очки с переносицы. – Долгоносик – канадец?! Так он ещё и иностранец? Я не знал. – Ну да, а что? – Гос-споди! Всё! Шутки кончились! Партизан-террорист! Враг человечества! За колючую проволоку его! Джеб – это Гуантанамо. Карцер. – Ван, успокойся. Программист ткнул пальцем в монитор: – Джеб, ты посмотри на это! Он взламывает Совет национальной безопасности! Это, если ты забыл, – Это его последняя выходка! Ему хана! Мы его раздавим! – Ван, СНБ не полагается напрямую участвовать в оперативной работе. А мы всего лишь консультативный орган при совете. Координационная группа. – Этот криворукий болван лезет в наши дела, – вскипел Ван, – а мы ему это спустим с рук? Он же знаменитость! Его каждая собака знает! Мы что, тряпки какие-нибудь, мы – жертвы насилия?! Дай мне его адрес! Он в Орегоне живёт, верно? Я ему вышибу дверь вместе с зубами… Ван осекся. Бледные Фанни и Джеб не сводили с него глаз. – Я перебрал, – понял он. – Э-э… – выдавила Фанни. – Да. Ван легонько погладил экран. – Но, Джеб, ты же знаешь – это моё детище. Толстяк кивнул не сразу. – Может, мне не следовало бы этого говорить, но я понимаю, Ван. Интуиция тебя не подводит. Надо что-то предпринимать. Я тебя буду держать в курсе. – Ладно. – Но ты нужен нам здесь, при «Гренделе», Ван. Я не могу отпускать тебя на оперативные задания. Наступила очередь Вану пучить глаза. Джеб взаправду поверил, что он, Дерек Вандевеер, помчится через всю Америку с пушкой наперевес и вышибет душу из негодяя. Положит его на пол и, наверное, пристрелит. Ван наблюдал, как мучительно ползут по экрану рваные строки. «А ведь я бы так и сделал», – понял Ван в приступе ошеломительного самопознания. У него руки чесались пристрелить Долгоносика. И спал бы он после этого только крепче. Где сейчас Дотти, где Тед? Где его место, где дом? Как всё плохо… – Я бы предложил «проблемы с визой», – пророкотал Джеб. На лице его сгущались тучи. – «Нарушение закона об иммиграции». Я бы предложил даже «кибертерроризм». Звонок Джону Эшкрофту[23] лично, и полторы тонны кирпичей на голову. – А они уже приняли этот закон? – поинтересовалась Фанни. – Патриотический акт? Лапочка, они ещё и не такое примут. Квартирка Вана в Вашингтоне была грязна и небезопасна. Кабинет в СНБ обставлен наспех и скверно. Но второй кабинет Вана, расположенный в четырёх часах езды от Вашингтона в том, что называлось Склепом, был настолько ужасен, что даже нравился хозяину, и быстро стал для него любимым рабочим местом. На каналах CNN и MSNBC Склеп неизменно именовали «месторасположение засекречено». Предположительно здесь дневал и ночевал Дик Чейни. Вообще-то Ван ни разу не видел в Склепе вице-президента, но публика там подобралась интересная. Кто-то, вооружившись весьма странными критериями, попытался составить список людей, которые станут управлять Соединенными Штатами Америки, если Вашингтон будет уничтожен ядерной атакой террористов. Это и был концептуальный замысел Склепа: бодрящая мысль о том, что федеральный округ Колумбия может в одночасье обратиться в свалку черного шлака. Вашингтон будет разрушен мгновенно. А пять, от силы шесть минут спустя к жизни пробудится Склеп. Выжившие под его сводами толпы станут постъядерным правительством Америки. Население Склепа постоянно циркулировало – оставаться надолго в зловещем бомбоубежище никому на самом деле не хотелось. Каждый мечтал побыстрее вернуться к нормальной жизни, даже если при этом рискуешь погибнуть от зарина, сибирской язвы или ядерного взрыва. Поэтому в Склепе царила постоянная неразбериха – всё та же «пайка труб», только помноженная на десять. Обитатели Склепа спали на одинаковых стальных койках. Сидели на одинаковых железных стульях за одинаковыми армейскими раскладными столиками. Кем окажется завтра твой сосед, никогда нельзя было угадать: Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям, инженерные войска, даже почтовая служба США… Все они появлялись по очереди, чтобы провести, тиская ламинированные блокноты и озираясь испуганно, свои две недели в подземном убежище. Склеп появился в 1962 году, когда страну ещё мутило после кубинского кризиса. Его удалось сохранить в тайне, потому что строилось ядерное убежище скрытно, в большой спешке, узким кругом лучших подрядчиков. Располагался Склеп в Аллеганских горах, на самой границе Западной Виргинии. Поверх него для защиты от русских и журналистов построили совершенно восхитительный роскошный отель. На протяжении сорока лет Склеп успешно оставался неведом миру. Работавшие в отеле семейственные жители Западной Виргинии никому из посторонних не промолвили и слова о затаившемся под их ногами гигантском муравейнике. Склеп мог похвалиться огромными стальными воротами и угольной электростанцией, она же крематорий – на случай, если кто-нибудь помрёт от лучевой болезни. Телефоны все были дисковые, из красной пластмассы, словно одолженные на съёмках кубриковского «Доктора Стрейнджлава». Самым большим помещением в Склепе был тренажёрный зал – чтобы последние люди на Земле не свихнулись вконец от тесноты. В тренажёрном зале Ван проводил немало времени. В отсутствие Дотти мрачное безбрачие превратило его в заядлого культуриста. Нетренированное тело программиста требовало заботы: приличной еды, секса, сна и долгого отдыха. Ничего подобного Ван не мог себе позволить. Оставались яростные тренировки. В полувоенную атмосферу Склепа его невольная сублимация вписалась отлично. Здешние жители навешивали дополнительные грузы на пятидесятифунтовые гантели и тренажёры. Обитатели Склепа поневоле становились невротиками. Смысл пребывания в убежище в том и состоял, что всё, что ты знаешь, завтра может превратиться в прах. Был даже один несчастный здоровяк, который качал мышцы, не снимая навечно пристегнутого к его запястью чемоданчика. Курьер никогда ни с кем не разговаривал, но не заметить его было трудно: рослый, мрачный, молчаливый, чеканный… на любителя. Вана загадочный незнакомец заинтересовал. Проходили дни, а никто так и не освободил курьера от его бремени. Чемоданчик на цепи был водонепроницаемый и, похоже, взрывоустойчивый. Курьер даже мылся с ним. Ван его, разумеется, никогда о чемоданчике не спрашивал. Это была слишком личная тема. Склеп представлял собою барак, и жизнь в нём подчинялась простому казарменному распорядку. Питались все в столовой, три раза в день, за длинными общими столами. Казенный кошт обзавелся грубыми армейскими кличками: телятина в сырной панировке превращалась в «слоновьи струпья», а оранжад – в «давленых жучков». Когда после отбоя гасили свет, никто не задерживался побуянить. В Склепе становилось темно – как в гробнице. Ван и его «бэкапки» стали в Склепе популярны до невозможности. На второй день после прибытия Ван установил надёжно зашифрованный широкополосный WiFi-канал. Благодаря ему и его кибервоякам даже самый одинокий, скучающий зомби, замурованный в кабинете с лэптопом и дешёвым камуфляжным пледом, мог невозбранно лазить по новостным порталам. Ван ожидал, что кто-нибудь из начальства пожалуется на бесплатный доступ к Интернету с секретной базы, но жалоб не было. «Наверху» Интернет воспринимали как современное стихийное бедствие. В Склепе Вану было удобнее, чем в вашингтонской квартире. Да, в убежище было тесно, мрачно и душно, но там программист по крайней мере регулярно ел и мылся. А ещё там он чувствовал себя в безопасности. Большинство госслужащих в Склепе ёжилось в страхе перед апокалипсисом, который уничтожит всё вокруг. Для Вана апокалипсис уже наступил. Его мир рушился – по телевизору, в газетах и журналах – день ото дня. Трудно было поверить – Ван, по крайней мере, не мог такого вообразить, – но «Мондиаль», могучий «Мондиаль», лопался. «Мондиаль» трещал по швам. Героическая, славная, провидческая, передовая компания расползалась под ударами «медвежьего» рынка, точно старая боксерская груша. Это было совершенно бессмысленно. «Мондиаль» не хлипкий веб-магазинчик с фантасмагорической бизнес-моделью. «Мондиаль» был необходимым фундаментом современной цивилизации. Гигант телекоммуникаций владел реальной собственностью: кабелями, микроволновыми ретрансляторами, оптическими коммутаторами, франшизами дальней голосовой связи, большими участками региональных абонентских шлейфов и даже спутниками на орбите. Огромные доходы «Мондиалю» давала прокладка оптоволоконных кабелей по всей планете. «Мондиаль» воплощал собой будущее, где мир объединится в глобальном благоденствии. Безумием было бы полагать, что обществу информационной эпохи окажутся не нужны «Мондиаль» и его способности. Но мир перестал в это верить. Террор проткнул электронный пузырь, и фондовый рынок канул в омут. Состояние Вана – его собственный капитал, его владения – ушло в безнадежное пике. И он был беспомощен. Ван ничего не мог поделать, чтобы избежать катастрофы, – как федеральный служащий он вынужден был поместить свои вклады в слепой трастовый фонд. Это его не встревожило поначалу. У Вана никогда не хватало времени заниматься фондовым рынком. Конечно, он знал тех, кто жил биржей, – его лучший друг, Тони Кэрью, был из таких. Ван хорошо знал Тони и потому никогда не пытался обыграть мастеров первичного размещения на Уолл-стрит. Поэтому он не против был оставить свой пакет мондиалевских акций в федеральном сейфе, уверенный, что просто сохранит там свои капиталы – как положено типичному мудрому инвестору, – пока паника не схлынет и «Мондиаль» не примет его обратно на работу. Но ужас пожирал компанию. Всё, чего требовал от «Мондиаля» здравый смысл, в одночасье обернулось отравой. Всё, что создал и открыл Ван – златоносные перспективы исследований, орды возможностей, мощеные дороги в будущее… всё прах. Надутый пузырь. Бездна. В такие времена очень уютно делается, когда работаешь в бомбоубежище. Ван был разорён. Но не до конца. Как заместитель директора бюро по технической части Ван получал от правительства зарплату – каждый месяц, как по часам. Платили ему столько же, сколько старшему агенту ФБР, – иначе говоря, гроши. Агенты ФБР начинали зарабатывать, только когда уходили из конторы. Бывшие агенты неплохо получали в новой ипостаси высокооплачиваемых работников частных служб безопасности в больших серьёзных коммерческих предприятиях, куда обыкновенно уходили. В таких, как «Мондиаль». Даже для Тони Кэрью, классического дот-комовского нувориша, наступили тяжёлые времена. Тони больше не твердил о «горящих» рынках. Тони химичил что-то с исследовательскими проектами в Колорадо и метил на высокотехнологические оборонные подряды. Тони потерял больше денег, чем Ван мог бы сосчитать. А ему ещё приходилось во всем этом жить. Но в Склепе можно было прожить на овсянке и порошковом омлете. Кредиторы никогда не доберутся сюда. Не надо было смотреть по телевизору финансовые новости или высматривать в газетах котировки акций. Зато в Склепе подавали макароны с сыром. Засохшие желтые кексы. Пива да и любой другой выпивки не было. Давали виноградный сок. Вот и всё. Больше в Склепе ничего не было. Только Стратегия и федеральное правительство. Беспокоиться не о чём. Дальше – хуже. Федеральные снабженцы славились неторопливостью. Когда Ван с Джебом прошлись по графику создания «Гренделя», выяснилось, что на оплату компонентов системы времени уйдёт в восемь раз больше, чем на её строительство. Можно было ждать, когда выпишут счета на закупку, но к тому времени критическое преимущество, которое и заставило их создать «Грендель», будет упущено. В результате Ван заплатил за установку «Гренделя» из своего кармана. Ван был уверен, что поступает разумно. Он знал, что новорождённое бюро вскоре отомрет, если не поиграет на публику техническими бицепсами. Джеб обещал, что рано или поздно федералы вернут Вану деньги. Как часто твердила ему легендарная контр-адмиральша Грейс Хоппер, всегда проще получить от начальства прощение, чем разрешение. У самого Джеба денег не было: большую часть последних двадцати лет он проработал инструктором в правоохранительных органах. Так что Ван возложил на Фанни задачу купить на «eBay» 350 подержанных компьютеров. В качестве краткосрочного кредита БКПКИ Ван продал свой «рейнджровер». Всё равно машина простаивала на стоянке недалеко от снятой им в Вашингтоне квартиры. Разумнее было от неё избавиться, чем ждать, когда её угонят. По иронии судьбы Ван, продав «ровер», без труда вытребовал себе роскошный казенный лимузин – оказалось, что водитель живёт от него неподалеку. В результате Ван рассекал по Вашингтону в бронированном катафалке с тонированными окнами, которым обычно пользовался госсекретарь. А отсыпаться потом возвращался домой, в трущобы. На электронных аукционах Фанни набила руку – там она покупала большую часть своего гардероба, у крошечных нью-эйджевских поставщиков гипоаллергенной одежды. Теперь она приобрела себе набор фальшивых опознавателей – «по соображениям безопасности» – и очень скоро залезла по уши в паутину электронных транзакций, распутывать которую у Вана не было ни времени, ни сил. Триста пятьдесят подержанных компьютеров доставили быстро. Винчестеры их были забиты по большей части пиратским софтом, вирусами и порнографией, но с этим трудностей не возникло. Триста пятьдесят материнских плат Ван вставил в припаянные вручную гнёзда. Он инсталлировал совершенно новую операционную систему, превратившую 350 процессоров в компоненты чудовищной сети. «Грендель» установили на свободное место среди интернет-коннекторов во чреве Склепа, напрямую подключив к всемогущим серверам АНБ в Форт-Миде. Пару дней спустя прибыла офисная мебель. Мебели Ван не заказывал – он мог работать и на складных стульях, – но Фанни взяла дело в свои руки. Она купила обстановку закрытого офиса усопшего дот-кома и самым наглым образом отправила его посылкой на секретный почтовый адрес Склепа в Западной Виргинии. Отведённый БКПКИ угол безрадостного бункера расцветился леопардово-пятнистыми эргономическими креслами и странными, похожими на соты полупрозрачными перегородками, ширмами из лайкры и чертежными столами. Многокрасочная добыча Фанни произвела в Склепе фурор. О подобной роскоши федеральные служащие даже не слыхивали. Завистливые трутни из Минобороны заглядывали к ней только ради того, чтобы стянуть позолоченную скрепку или тиковую кнопку. БКПКИ заработало себе несмываемую кличку – «эти кибервояки». Ван снова ожидал, что кто-нибудь вставит им фитиль за наглость, но похоже было, что вставлять фитиль тесной группе консультантов при Совете национальной безопасности попросту некому. Во всём федеральном правительстве не было никого, обладающего полномочиями распоряжаться БКПКИ, за исключением самого президента. И даже тому пришлось бы создать специальное бюро для оценки действий своих специальных бюро – ав военное время не до того. БКПКИ, строго говоря, вообще не считалось федеральным агентством. Как и сам Совет национальной безопасности, бюро представляло собой не более чем рабочую группу близких коллег, которая пытается развернуть махину федеральной бюрократии в направлении, указанном последней политической модой. Как и президент, БКПКИ в федеральной власти было лишь случайным прохожим. Такого понятия, как «карьерный бэкапщик», не существовало в природе, если не считать Фанни – на тот момент, когда она попросила об услуге Джеба, безработной. Любой бюрократ из БКПКИ был переброшен временно из другой организации. Карл Боуэн, главный экономист-аналитик, прибыл из Национальной лаборатории Лос-Аламос. Брайан Кун, старший следователь, – из отдела криминальных расследований СВД[24]. Герберт Хоулэнд, заведующий по связям с общественностью, – из службы вещания ВМФ США. И так далее. Джеб планировал сформулировать в рамках БКПКИ реалистичную политику национальной информационной безопасности, под которой могли бы подписаться президент, госсекретарь, Минобороны, ЦРУ, АНБ и ОКНШ[25]. Катастрофически уязвимым федеральным сетям придётся подтянуться и оправиться. Благим примером, недобрым словом и угрозой насилия БКПКИ поставит в строй ленивых бюрократов. Всё, что может подвинуться, подвинется. А остальное – к чёрту. На Рождество политическая жизнь замирала. Ключевые персоны попросту исчезали из столицы. На электронные письма отвечать было некому. Ван только порадовался случаю сосредоточиться. В пустой голове звенели продвинутые идеи. Ван снова в вашингтонской квартире ждал, покуда скомпилируется последний блок программного кода. Жизнь в опасном районе преподала ему несколько полезных уроков касательно безопасности. В жизни, если у тебя достаточно крепкие стены, дверь можно запереть. Если не хватает одного замка, можно врезать пять. Или шесть. Но в компьютерных сетях нет стен. Брандмауэр – это всего лишь метафора. Плодотворнее было бы создавать компьютерную иммунную систему. В конце концов, подавляющее большинство серьёзных взломов проводится вовсе не хакерами «снаружи». Хакер не «взламывает», потому что ломать ему нечего. В жизни большая часть компьютерных преступлений совершается изнутри брандмауэра – двойными агентами или воришками, теми, кто уже знаком с системой и прекрасно знает, что нужно стереть, сломать, подправить или незаконно скопировать. Так что более совершенная система безопасности ничего не будет «запирать» или «ограждать». Она должна постоянно отслеживать вредоносные процессы в системе. Охотиться за вредными участками кода, как кровяные клетки сражаются с микробами. Идея была захватывающая. Она открывала пути к разрешению множества сложнейших нынешних проблем в области компьютерной безопасности. Она обогнала свое время на целое поколение. Или на два, учитывая, в каком жутком состоянии находится рынок. Тем более важно становилось, чтобы первым столь существенный прорыв осуществило БКПКИ. В Склепе возможно было установить рабочую версию – идеальное место для демонстрации перед ключевой аудиторией. Пилотная альфа-версия иммунной системы на распределённом потоковом суперкомпьютере с широкополосным беспроводным доступом. Вдохновение сжигало Вана. Идея была фантастическая. И что самое лучше – её можно было воплотить в жизнь. Бюджет у БКПКИ был небольшой, но на бюро работали лучшие специалисты в своих областях. В разработке компьютерных иммунных систем у них не было конкуренции. Не было местничества. Не было устоявшихся на рынке поставщиков, готовых защищать свою долю. Значит, проект можно запустить по образцу систем с открытым кодом – быстро, тихо, отдельными модулями – на принципе «необходимого знания». Так что пока Джеб сражается с бюрократией за компьютерную безопасность на политическом фронте, он, Ван, станет в буквальном смысле своими руками программировать будущее этой самой безопасности. Мануально. С листа. На лету. Bay! На экране лэптопа мерцал портрет Теда размером с почтовую марку. В яслях в далеком Колорадо стояла веб-камера. Ван и Дотти обычно приглядывали за сыном по Интернету в рабочее время, хотя в яслях ничего интересного не происходило. За детьми присматривала подвижная чистенькая буддистка-феминистка за тридцать из Боулдера – косы, джинсовый комбинезон, гриндерсы и бандана. Обычно она сидела на ковре, скрестив ноги, пока подопечные ползали по ней. Иногда читала им политкорректные гендерно-нейтральные сказки. Теда подобное обхождение более-менее устраивало, хотя порою выглядел он слегка ошарашенным. Время от времени Ван гладил мерцающее на мониторе личико и бормотал что-то ласковое себе под нос. Ничего не мог с собой поделать. На следующий день после Рождества Ван глянул в дверной глазок и с изумлением увидел на лестнице Тони Кэрью. Ван отпер три замка и отстегнул две цепочки. Тони проскользнул в квартиру, бросив на тёмную лестницу последний опасливый взгляд. На нем был светлый долгополый плащ и безупречно чистая шляпа. Выглядел он совсем по-вашингтонски – как никогда прежде. – Нелегко тебя разыскать, Ван. К телефону больше не подходишь? – Нет. Теперь – нет. Тони окинул квартиру взглядом, подвел итог в уме и с презрением отбросил как невероятный. – Это конспиративная квартира? Если так, то неудачная. Я приехал сюда с шофёром и телохранителем и всерьёз опасаюсь, что их кто-нибудь изувечит. Тони пристроил на облупившемся кухонном столе черную сумку и вытащил только что купленную, ещё в бумажном пакете, бутылку бренди-бенедиктина: на самом деле две бутылки, сплавленные вместе, с двойным горлышком. Жёлтый и зелёный – стеклянные сиамские близнецы. В годы студенческой юности Ван и Тони считали бренди с бенедиктином пойлом для самых искушенных алкоголиков. Разумеется, пить им в те годы вообще не разрешалось, а на территории студенческого городка – вдвойне, отчего алкогольная смесь становилась каким-то образом ещё вкуснее. У каждого из приятелей была своя запутанная теория касательно точной пропорции бренди и бенедиктина, необходимой для подобающего остекленения. Вид сплетённых бутылок пробуждал теплые ностальгические воспоминания. Какой невинной радостью была полна тогда жизнь. Как они тогда веселились с Тони. Тони Кэрью в свое время нашёл для Вана лучшее развлечение на свете – подругу жизни. До той поры у Вана никогда не было соседа по комнате, который мог бы помериться с ним интеллектом. A то, что Тони был остроумен, скор на язык и обаятелен, Вана ничуть не возмущало. Тони снял новенькую шляпу и пристроил на рюкзаке, чтобы не соприкасалась с омерзительной стойкой. – Полагаю, такой штуки, как бокалы, в этом доме нет? Ван разыскал пару здоровенных одноразовых стаканов. Он всё собирался купить посуду, но как-то случая не было. Тони занялся пробками. Ван глянул на наручные часы: «Casio» показывали шесть часов вечера. – Тони, ты пил? – Как тут не пить? – отозвался тот. – Я только что вернулся с гадски срочного праздничного заворота кишок в Федкомсвязи. – О! – Нет, Ван, ещё хуже. Я тебе весьма советую немедленно вместе со мной залить глаза. – Ладно. Ван знал, что Тони прав. Слишком хорошо знал. Тони налил обоим, неуверенно переставляя хрупкие стаканы. Похоже было, что он уже выпил. Не напился – как выглядит пьяный Тони, Ван ещё не забыл, – но определенно слегка промочил горло. Тони привез ему бремя. И это не просто чудовищная, губительная для всей отрасли авария на федеральных телекоммуникациях. Ради такой мелочи Тони не стал бы являться сюда лично. Приоритеты Тони Кэрью с течением времени несколько менялись, но Тони всегда оставался собой. Его интересовали деньги, женщины, новые технологии и власть. Тони был обаятелен. Убедителен. Речист. Во всех этих областях Ван никогда с Тони не соперничал. Поэтому Тони мог ему доверять. Как большинство наполеончиков, Тони был обвешан комплексами, точно наковальнями. Но всё, что его тяготило, – большие деньги, распутные женщины, карьерные интриги, – с Вана скатывалось как с гуся вода. С первого дня их знакомства Ван способен был проникнуться проблемами приятеля. Он не осуждал Тони – и не порицал. Нельзя было даже сказать, что он ему сочувствовал. Но нуждался зачем-то в его доверии. В его откровенности. Магниевое кресло Ван предложил гостю, а сам пристроился на скамье тренажёра. Тони погладил блестящий подлокотник. Под ним кресло превращалось в трон. – Bay! Тебе бы таких дюжину. Их можно друг на друга ставить. – Отличная мысль. Ван поднес к губам тонкий белый стакан и отхлебнул «В amp;В». Знакомый бархатистый огонь вернул его в студенческие годы. Тони окинул взглядом голые стены. От кунгфушных плакатов Ван ухитрился избавиться вместе со всеми пожитками предыдущего жильца. Оставил только тренажёр вместе с гирями – как утешительный приз. – Ван, а меблированной квартиры СНБ тебе не мог предоставить? – Она была меблированная, Тони. Я всё вышвырнул. Тони прищурился. – «Жучков» искал? Да, это мне знакомо. Такое разорение потом. Ван пожал плечами. – Поверить не могу, что ты подался в федералы. Знаю, оно у тебя семейное, но это занятие тебе как-то не очень подходит. – Времена меняются. – Да с какой стати они тратят твоё драгоценное время? Почему именно ты? Ты же золотой стандарт программирования в одном лице. Они что, не могут курьерской почтой свои криптографические головоломки отправлять в Мервинстер? Неплохой у тебя там домик. – Я его продаю. – Да ты что! Быть не может! – Тони моргнул. – «Мондиаль» настолько рухнул? Даже «Мондиаль»? Ван кивнул. – На зарплату госслужащего я не могу оплачивать налог на недвижимость. Мне ещё повезет, если я смогу продать дом – понятия не имею, кто его купит. Весь город стоит на ушах. Тони скис. Тони был богатым мальчишкой из состоятельной семьи, но разница в их положении никогда Вана не смущала – отец Дотти тоже был не беден, а Дотти – она ведь замечательная. – Знал, что в этой сфере серьёзные проблемы, но… Ты Дотти уже сказал? – Она считать умеет. – Значит, не сказал. Ван промолчал. У него с женой были раздельные банковские счета. Когда оклад и стоимость пакета акций Вана в период интернет-бума начали расти точно на дрожжах, ему показалось, что не время предъявлять Дотти нелепые претензии и менять сложившийся порядок. Это слишком напоминало ему кромешные брачные контракты. Ван не собирался бросать Дотти Вандевеер ради безголовой золотоискательницы. Другие вице-президенты «Мондиаля» могли бы исполнить подобный трюк, но что с них взять, с клоунов? Финансисты. – Ты к ней в последнее время заезжал? – Да нет. На Рождество созвонились. Долго болтали. – Ты её вообще видел с тех пор, как она перебралась в обсерваторию? – Э-э… нет. Мы оба работаем как прикованные. Это потрясло Тони. – Слушай, Ван… может, это не мое дело… но я познакомился с Дотти ещё раньше, чем с тобой. Мы с ней в Колорадо виделись, не знаю, раз пять за последние два месяца. А ты не можешь один раз слетать? Ты на ней женился, приятель! В чём проблема? – Мы каждый день е-мейлы пишем. С жалостью глянув на Вана, Тони плеснул ему в одноразовый стакан ещё бренди. – Ты оглянись только на свою берлогу. Ты правда тут ночуешь? Ты что, федеральный тролль пятого левела? Кобольд? Горлум какой-то? Она тебя никогда не видела в этой жуткой дыре, я прав? Ван кивнул. – Благодарение богу хоть за это. – Тони вздохнул. – Перейду к делу. Придётся мне вами заняться. Ван, она ранимая натура. Уязвимая. Ей сейчас одиноко, но она никогда первой не позвонит. Бывает у действительно умных женщин такая вот застенчивая гордость. Она скорее в петлю полезет. Ты должен сказать ей сам, что хочешь ее видеть. Ты должен настоять, Ван. Ван прищурился. – Ну, – пробормотал он, – как-то тяжело вот просто так пойти… Тони потеребил под плащом жилетку – натуральная шерсть. – Ван, я ошибался? Десять лет назад мы с тобой это проходили. Слово в слово. Я заставил тебя позвонить Дотти. Я тебя практически силой к телефону подтащил. Я был прав? Бренди начинало действовать. Щеки Вана разрумянились под бородой. – Да, Тони. Так всё и было. Ты был прав. – И… Что на стол выложишь? – Ну, – промямлил Ван, – может быть… У нас в БКПКИ намечается большая конференция, в огромной усадьбе в Виргинии… – Это которая? «Коулфакс»? «Эрлетт-Хаус»? – «Эрлетт-Хаус», точно! Он самый. – О да. Идеальное место. Там все проводят семинары – ЦРУ, Минобороны, лаборатория Белла, DARPA. Меню фантастическое, пейзажи вокруг роскошные – пруды, лебеди, рощи, клумбы, – господи, винный погреб заложен двести лет назад! Каждый замминистра мечтает затащить в «Эрлетт-Хаус» симпатичную консультантшу. – Тони рассмеялся. – Вот и проблем никаких, старик. Ван расправил плечи. Звучало и впрямь неплохо. Конференция в «Эрлетт-Хаус» намечалась на раннюю весну, но к марту БКПКИ уже представит свои рекомендации. А он, Ван, уйдет из маленького бюро на какую-нибудь серьёзную постоянную должность в федеральном правительстве. Или окажется перед перспективой скорого увольнения. Так или иначе, рядом с ним должна быть Дотти. Чтобы отпраздновать вместе с ним, или посочувствовать, или… Нет. Просто чтобы они были вместе. Так надо. – Ты мне ещё спасибо скажешь, – пообещал Тони. – Уже говорю. – Тебе бы стоило слетать к ней в Колорадо, и поскорее, – не унимался Тони. – Ты хоть представляешь, что у нас там творится? Мы создали обсерваторию мирового класса. Мы привели астрономию в е-мир. У нас мощнейший узел Интернета-два к западу от Миссисипи. Да, Дотти новым местом очень довольна. – Это отличная работа. Будущее астрономии. Цифровая обсерватория не просто наблюдает, старик. Всё, что она видит, уходит в архив, полностью доступный через Интернет-два. Ван улыбнулся. – Твоя новая замечательная игрушка, а, Тони? Тони отхлебнул из стакана, поднял бровь и добавил в смесь бенедиктина. – Знаешь, во времена бума я всё думал: зачем трачу столько сил и времени на каких-то лунатиков? Это был проект старика Дефанти, а я при нем служил главным посудомоем. Но после того кошмара, который я пережил в последнее время… вот теперь я знаю, для чего ему было нужно такое утомительное хобби, никак с бизнесом не связанное. Ван кивнул. – Старики правильно относятся к взлетам и падениям. Это часть жизни, вот и всё. – Я знал, что столкнусь с коррекцией рынка, – мрачно промолвил Тони. – Но не подумал бы, что может стать настолько плохо. – Не принимай это близко к сердцу, Тони. Время работает на тебя. Всё вернется. И ты вернешься на белом коне. Ничего более утешительного Ван не мог придумать, и говорил он от всего сердца, но, судя по тому, как скривился Тони, вышло всё равно неубедительно. Может, слишком отдавало жалостью. – Не стоит об этом тебе говорить, – заметил Тони, – но ты знаешь, как упали в последнее время цены на маршрутизаторы? Так вот, Дефанти отдал постоянное поручение закупать их, когда цена падает ниже определенного уровня. Старик, ты не поверишь, сколько у нас скопилось роутеров в обсерватории. Полные ангары. Мы же Интернет-два, мы готовы принять на себя весь трафик от Джуно до Лос-Анджелеса. – Не верю. – А ты поверь. Ничего нового нет в том, что хаб ННФ[26] служит важным интернет-узлом. «Энрон» при администрации Буша собирался занять этот рынок. Хотели вывести на рынок широкополосный канал Эла Гора. А мы с этой идеей вышли давным-давно. Сорвали бы куш – мы и старые хьюстонские приятели Дефанти. На эти деньги можно дюжину обсерваторий содержать. – А что с этой затеей стало? – Ну, стандартная цена на маршрутизаторы скоро вернется к прежней. То, что мы видим сейчас, – это вроде переходного займа для промышленности на самом-то деле. Но покуда мы сидим по уши в маршрутизаторах. Я подумал: твоему «Гренделю» могут пригодиться роутеры. Я прав? – Разумеется… но, Тони, я не могу закупать у тебя оборудование. – Я мало что не приплачу за то, чтобы от него избавиться. – Мы друзья. А я теперь госслужащий. Это неэтично. – Я похож на младенца? – обиделся Тони. – Ты давно в столице? Разумеется, я не стану их тебе «продавать». А ты не будешь «покупать». Это вообще не будет оформлено как финансовая сделка. Ты из СНБ, я – из ННФ. Плюс, помилуй господи, есть ведь ещё АНБ! Как, по-твоему, они покупают себе технику? Они вообще официально не существуют. Ван покачал головой. – Мой босс ненавидит АНБ. Они занимаются нашим делом. Они придушили все криптографические инициативы. Они не дают навести порядок в системе, потому что им так шпионить удобнее. – Ван отставил стакан. – Уроды. – Ещё бы! Но у АНБ чёрный бюджет таких масштабов, что «Энрон» покажется букмекерской лавочкой. Ладно, чёрт с ним, с оборудованием. Это был один вариант. Как насчет прочитать у нас лекцию следующей весной? Мы понимаем, как скверно обстоит в сетях дело с безопасностью. Следующая совтехконференция будет проходить на ранчо Дефанти. В апреле. Не хочешь заглянуть и поделиться с нами последними слухами с Окружной? Ты же всегда приезжаешь на Совтех? – Точно. – Все участники совтехконференций были знакомы – это был единственный способ добиться приглашения на Совтех от Тайных Ботанов – Повелителей Интернета. Там собирались все, кто собой хоть что-нибудь представлял. – Ладно, Тони, я приеду. – Сможешь представить новую линию партии от своего босса. – Я проведу демонстрацию «Гренделя». – Ого! Это будет круто. А почему бы тебе не построить «Грендель» прямо на конференции? Мы бы тебе достали грузовик дрянных компов. И подключим их к системе в реальном времени. Совтех встанет на уши. А ведь сработает, подумал Ван. Сам он никогда бы не додумался бы устроить подобный спектакль, но Тони был совершенно прав. Ребята из Совтеха будут в восторге, столкнувшись вживую с новейшим потоковым компьютером. Дыхание затаят. Он поневоле улыбнулся. Невозможно было не любить Тони. Ван едва мог вспомнить, как паршиво ему было двадцать минут тому назад, как тоскливо, несгибаемо и отчаянно. Стоило Тони войти в тесную квартиру – и будущее вновь засияло призывными огнями. Впереди ждали светлые дни. И счастье. В натуре, клёвые времена. Просто фантастика. Тони молча потянулся за бутылкой. Минутный экстаз прошел. На шее Тони висела невидимая наковальня. – Что у тебя в планах? У тебя ведь есть план, как спасти положение? – Ну-у-у, – протянул уже основательно нагрузившийся Тони, – никогда нельзя терять из виду цели, Ван. После биржевого краха пипл не станет разумней. Но теперь все повернулись умом на терроризме, а не на бабках. Сильней прежнего повернулись, потому что теряют надежду. – У тебя проблемы с финансами? – Не так просто. Кстати, мне правда очень жаль, что ваш совет директоров лег под холдинг «Дефанти». Ты был прав, что уволился, прежде чем податься в федералы, но… знаешь, я не хотел, чтобы у тебя всё так неудачно обернулось. – Да ничего, – отмахнулся Ван вполне искренне – совещания совета директоров он ненавидел ещё сильней, чем конференции в федеральных бюро. – Они же ничего не понимали в настоящей безопасности, это как божий день ясно. – Когда ты – властелин мира, вроде Тома Дефанти, это может ударить в голову. – Тони состроил гримасу. – Ты ведь слышал, что с Томом случилось, нет? – Знаю, что он ушел в отставку. На совете директоров об этом почти не упоминали. Замели под ковер. – Ну, все знали, что Том становится эксцентричен, об этом все газеты трубили, но… В общем, Том подвинулся рассудком. Напрочь. Фактически он сейчас под домашним арестом. Такого человека невозможно просто сдать в бедлам, ты же понимаешь. Можно только построить бедлам вокруг него, как вокруг Говарда Хьюза. Том бредит. Его держат в одном из крыльев усадьбы, жена-китаянка за ним приглядывает… Ван, он твердит о марсианах. – Гос-споди! Что, правда? – Вот-вот. Том повстречался с НЛО. Помимо всего прочего. Как во «Вратах рая». Звездолёты и марсиане. Совсем рехнулся. Для всех его работников это сущий кошмар. – Тони опрокинул бокал и обмяк в сверкающем кресле. – Та же сила, что вознесла Тома, его и уронила. Воображение, фантазия. Дерзость мысли. Это, наверное, самая страшная трагедия, какую я наблюдал. – Боже мой, – прошептал Ван. – Я не думал, что всё так плохо. – Ван, слушай меня! – яростно прошептал Тони. – Я понял кое-что важное. По-настоящему творческие люди – они не в себе. Вот почему они могут столько отдавать. Должны. Они сражаются с какой-то черной дырой в душе. Великие художники, великие писатели… даже великие бизнесмены. Самые лучшие из них – они намного лучше, чем нужно человеку в жизни. Никакая награда не стоит подобных усилий. Потому что дело не в деньгах и даже не в славе. Это всё ужас. Ужас внутри. – Да ну тебя, Тони. – Именно так, Ван, – грустно проговорил тот. – Я это видел собственными глазами. Ван взял себя в руки. Бренди незаметно действовало. Программисту становилось всё лучше. Пришла пора потрудиться ради блага несчастного приятеля. – Хорошо сделанная работа – сама себе награда, Тони. Когда справишься… это здорово. И когда делишься – тоже. – Ты можешь так говорить, потому что у тебя есть творческая жилка, Ван. Ты ученый. Ты в своем уме. Ты умеешь впериться в монитор и нырнуть туда – я видел, как это у тебя выходит, просто чудо какое-то. Я с первой нашей встречи понял – у тебя талант. Но ты не художник. Ты даже не бизнесмен. Потому что в тебе нету беса. Ты хороший парень. – Тони, кончай. Если уж я в НЛО не верю, о бесах я с тобой точно не стану спорить. – Со мной? Я всего лишь брокер. У меня творческой жилки нет. Я всего лишь удачливый жулик. Ван расхохотался. – Держись, Тони. Всё будет хорошо. Ты молодец. Может, Тони и пострадал от биржевого кризиса, но у него до сих пор был личный реактивный самолёт. Он кружил головы актрисам и моделям. Он тратил на свой гардероб столько, что хватило бы прокормить кенийскую деревню. С какой стати ему так убиваться, словно рушится мир? Хотя Тони всегда был такой. Мрачная тяга к самоуничижению служила изнанкой его обаяния. Тони потёр скулы, как всегда, когда лицо его начинало неметь от выпитого. – Да, я порой самыми странными способами заключаю сделки. Коллажем и аппликацией, прямо сказать. Настоящий постмодерн. – Постмодерн? Тони, ты пьян. Кончай болтать ерунду. – Ван поднялся на ноги. – Знаешь, что мы сейчас сделаем? Поедем играть в боулинг. Давай, Тони, пошли! – Ты ещё катаешь шары? – Тони ухмыльнулся. – Ты мне задницу порвешь. – Ни в жизни. Ты же у нас игрок. Мистер Ас. – Ты на руки свои посмотри, – возразил Тони. – Ты что с собой сделал? У тебя плечи, как два ствола. – Два ствола, – разборчиво повторил Ван. В детстве, когда он страдал заиканием, эти слова ему не дались бы – и не давались сейчас, когда язык заплетается от выпитого. – Поехали в Пентагон. Играть в боулинг. У них там классные дорожки. А у меня есть пропуск. – Вот это уже интересно, – заметил Тони. – Пентагон полон красоток. – Ты надрался, – понял Тони. – Ты сегодня ел что-нибудь? Ван пожал плечами. – Поехали. Подальше от этой дыры. Дай вызову мой лимузин. Не беспокойся, я с шофёром, – бросил Тони, помогая Вану натянуть куртку. Куртка была немецкая – с распродажи излишков на складах вермахта – зеленая, нейлоновая, с тугими манжетами. Подошла бы военврачу. По множеству карманов Ван распихивал инструменты, запасные платы и всякие мелочи, хотя и выглядел при этом точно сумасшедший хирург-подпольщик. Прохожие на вашингтонских улицах от этой куртки шарахались. В этом было одно из ее главных достоинств. Кроме того, куртка была тёплая, а на улице подморозило. Уже в коридоре Тони заметил бластер. – Это же клеевой пистолет, – заметил он, выхватив инструмент из кобуры и понюхав дуло. – Угу, – согласился Ван. Тони простучал костяшками гулкий ствол. – Так ты плавишь клей в пушке Флэша Гордона? Алюминий? – Титан. – Вот и мне показалось – титан. Но слушай, титан же невозможно обрабатывать. Даже Стив Джобс не умеет. Где ты его раздобыл? Это же суперкласс! – Я им распугиваю толкачей «крэка». Тони почтительно намотал шнур на рукоять бластера. – Ты не поверишь, – сознался он, – что мне пришлось сегодня перенести на совещании. Просто кошмар. Кромешный ужас. Но эта штуковина!… – Он расхохотался. – Ты… ты мне поправил настроение. Тони действительно приехал с шофёром. И с телохранителями – двое мрачных немногословных типов с мордами наёмных охранников на почасовой оплате пристроились на переднем сиденье лимузина, в то время как Тони и Ван развалились сзади на бархатных подушках. Оба из принципа никогда не понижали градус, так что из бара в салоне Тони вытащил бутылку «Курвуазье». Там же обнаружились и клёвые стопки из флюоресцентно-зеленого стекла. Ван опрокинул бокал. Бренди было не просто хорошее – отличное. Восхитительное. Как раз этого глотка ему не хватало, чтобы перейти к делу. – Тони, зачем ты на самом деле приехал? Тони причмокнул от восторга и налил себе по новой. – Да просто заглянул, пока я в городе! Завтра – ну или послезавтра, считая линию перемены дат, – я возвращаюсь в Индию. Встречать Новый год на горном курорте с прекрасной женщиной. Я же тебе ещё не рассказал, что познакомился с Анджали, старина! Анджали Девган из Болливуда. Эт-та история для тебя станет сущим откровением. – Должно быть, горяча? – Это просто иной мир. Иная вселенная секса. Эта женщина меня сгубила. Натурально. Она изумительная. Я после неё – просто веками изглоданная статуя с фронтонов Кхаджурахо. Мы с ней точно вода и огонь. От наших игр яки в Непале просыпаются. – Тони, чем я могу тебе помочь? – Ничем! Вот клянусь, тут уже ничего не поделаешь! – Просто расскажи мне. Это я, Ван, помнишь? Тони проверил пуленепробиваемую перегородку между салоном и кабиной водителя. – Хорошо… хотя мне совсем не стоило бы тебе об этом говорить. – Ладно. Ван немного расслабился. Вот и дошло до главного. – Я не хотел говорить. Ты меня заставил. – Да, Тони. – Не надо было рассказывать… потому что речь идет о деньгах. Больших деньгах. И я могу их получить, так что я в этом деле необъективен. Имей в виду. Ван молча кивнул. – КН-тринадцать, – прошептал Тони. Спутник-шпион. – Слышал. – Жалкий кусок криво перепаянного металлолома. – Слышал и это. – На два года отстали от графика. Бюджет превышен на сотни миллионов. Вес при запуске – больше семи тысяч фунтов, он даже в стандартный «Титан» не влезает. Дефанти обвели вокруг пальца с этим проектом. КН-тринадцать – единственный американский спутник-шпион на орбите, в котором не стоят распознающие процессоры Тома. Его обошли на аукционе – знаешь, там всё подтасовано было, но это долгая история… В общем, это же бюрократы. И они попытались создать спутник-шпион новой модели. Попытались – и облажались в хлам, Ван! Дефанти мог бы провернуть такой фокус, потому что у него всегда была наготове такая небольшая команда лучших спецов… – Очень тихо, – промолвил Ван. – Очень быстро. И всегда ко времени. Лучшие специалисты, но в десять раз меньше, чем привлёк бы любой другой. Тони отставил стопку на откидной столик. – Вот-вот. Я об этом немного иначе думал, но да – именно так и получилось бы. – Так в чём проблема? – Они отдали новенький КН-тринадцать на окормление этой банде продажных спонсоров. И теперь, когда Америке действительно нужны зоркие глаза на орбите, мы облажались. Они исхитрились запустить ровным счетом один КН-тринадцать, и тот, уродец, при последнем издыхании. Спутник получился слишком сложным, слишком навороченным, особенно по инфракрасным камерам. Предполагалось, что КН-тринадцать должен в реальном времени засекать дульные вспышки при стрельбе из автомата в лагерях подготовки террористов. Это безумно завышенные требования к спутнику. И кто виноват, что проект летит коту под хвост? Все виноваты! Все, кроме ВВС всемогущих и НБР! Они ищут, на кого бы повесить всех собак. Виноватого ищут. Зачем Тони ему это рассказывает? – Тони, я работаю в киберпространстве, а не в открытом космосе. – Есть такой тип – Майкл Хикок… Ван ждал продолжения. Вот к чему дело клонится. – Хикок из тех парней, за кем остаются трупы. Выполнял для правительства чёрную работу. Чечня, Центральная Азия, Казахстан – ну там, где пусковые шахты… Он наёмник. Человек без совести. Сейчас его наняли ради политического прикрытия. И знаешь, какая сейчас пошла волна? Это все «проблемы программного обеспечения», Ван. – Ага. – Ван нахмурился. – Во всём виноваты программисты. Умников к ответу. – Хикок бродит по кабинетам в поисках козлов отпущения. Не становись к нему в очередь, ладно? Твоя новая контора в программёрском мире уже начала зарабатывать себе имя. Это значит, что всякая бестолочь будет вешать на вас свои дерьмовые проблемы. С высоких-высоких кресел. – Тони, мы в БКПКИ не напрашиваемся решать проблемы со спутниками. Уж поверь, у нас своих проблем выше головы! – Ван, выгляни в окно. Это город Вашингтон. Заниматься своим делом здесь – недоступная роскошь. А КН-тринадцать – большая политика. Проблема из тех, что сами тебя находят. Ван обдумал эту идею – достаточно мерзкую, чтобы быть правдой. – Ты хочешь сказать, что дерьмо посыплется на меня и нашу команду? Тони посмотрел, как мимо пролетают фонари. – Том Дефанти был мой человек, хотя я и не могу ему сейчас ничем помочь. А Том Дефанти был сам себе производством спутников-шпионов. Так что я точно знаю – эта проблема свалится на тебя. Ван поразмыслил над этим. – А что, если я смогу его починить? – Тони потерял дар речи. – Ладно, – признал он в конце концов. – Если бы проблема была только в программном коде – да, пожалуй, ты бы её смог исправить. Но беда же не в этом. Весь проект КН-тринадцать от начала и до конца – сплошная липа. США обогнали весь мир по спутникам-шпионам. Никто не полагал на самом деле, что нам потребуются ещё более мощные. Подрядчики заняли хлебное место, получили свой гарантированный бутерброд. А теперь они вывели на орбиту летающий золотой «кадиллак» с дрянным детройтским моторчиком под капотом. Хочешь починить чего-нибудь? Почини мозги «Локхид-Мартину» и «Дженерал динамике»! – Ладно, Тони, я уже понял. – Ты хороший парень, Ван, но военно-промышленный комплекс тебе не переделать. Я не прошу тебя устраивать большую разборку и устанавливать справедливость. Я бы никогда тебя не попросил об этом. Я только предупреждаю: поберегись. Это всё. – Спасибо за информацию, Тони. Я у тебя в долгу. – Не стоило тебе об этом рассказывать. У тебя же допуска нет, Ван. Мы оба можем в тюрьму загреметь. Ван вздохнул. – Тони, мы не поедем в тюрьму. Мы едем играть в боулинг. – Aгa. – Мы вместе катали шары. И больше ничего. – Точно, старина. Совершенно верно. Клянусь на Библии. – А ты рассказывал мне о свиданиях со своей индийской актрисой. – Актрисой, это точно, – согласился Тони, очевидно повеселев. – Но знаешь, Ван, это далеко не главный её талант… |
||
|