"Бич небесный" - читать интересную книгу автора (Стерлинг Брюс)

ГЛАВА 6

— Искусство дизайна, — сопела Эйприл Логан, — однажды потеряв свое стремление построить лучший мир, с неизбежностью угасает, превращаясь в наемную работу по наведению глянца на варварство.

Благородная орлиная голова Эйприл Логан, с единственной аккуратной прядкой белых волос, принялась — вначале слегка, а затем все с большей настойчивостью — деформироваться, вытягиваясь вверх, словно ириска.

— Плотность информации, заключенной в современных технологических объектах, создает глубокий концептуальный стресс, буквально взрывающий взаимодействие человек — объект. Мало удивительного, что ответный неистовый луддизм стал определяющей чертой, модой нашего времени: приматы, превзойденные собственным окружением, в неистовой ярости набросились на постнатуральный мир.

Голова критика закручивалась по спирали на тонкой колонне ее загорелой шеи, словно шест перед дверью парикмахерской.

— Та же самая технология, которая делает наши дизайнерские инструменты более сложными, также значительно увеличивает количество вариантов того, как именно подвергшийся нашей обработке объект может выглядеть и функционировать. Если в нем нет видимых невооруженным глазом рабочих частей, то в таком случае текучим и аморфным становится само техно… Потребовалось довести Американскую республику чуть ли не до крушения, чтобы в конце концов прекратить затянувшуюся ядовитую моду на переключение каналов и иронические сопоставления…

Голова Эйприл Логан неспешно выворачивалась наизнанку в полном цвете и высоком разрешении. Видоизменялся даже ее голос — это было какое-то акустическое сэмплирование, имитировавшее эволюцию женской гортани в спираль или клейновскую бутылку.

На поясе у Джейн зажужжал мобильник. В то же мгновение в воздухе справа от нее возник классический телефон двадцатого века. Дизайнер — некий Генри Дрейфус, вспомнила Джейн. Профессор Логан часто упоминала о Генри Дрейфусе.

Движением инфоперчатки Джейн остановила лекцию и стащила с себя виртуальный шлем. Вытащив из-за пояса маленький хрупкий телефон, она нажала кнопку.

— Джейн слушает.

— Джейни, это Алекс. Я тут снаружи, с козами.

— Да?

— Ты не могла бы подсказать мне кое-что? Понимаешь, у меня здесь ноутбук, и я пытаюсь вытащить на него какое-нибудь крупномасштабное изображение окружающего ландшафта. Я раздобыл отличные спутниковые снимки, но не могу сообразить, как они соотносятся с сеткой GPS.

— Вот как, — сказала Джейн.

Алекс говорил так искренне и заинтересованно, что она почувствовала некоторое удовлетворение. Она вряд ли смогла бы вспомнить, когда он в последний раз открыто попросил у нее об одолжении, хотя бы просто попросил в чем-нибудь помочь.

— А конкретно какая долгота и широта тебя интересуют?

— Долгота сто — двадцать два — тридцать девять, широта тридцать четыре — семь — двадцать пять.

— Это совсем рядом с лагерем.

— Да, я так и думал…

— Должно быть, где-то около трехсот метров к востоку от командной юрты.

Если была возможность, Джерри всегда ставил юрту точно на сетку. Это немного помогало с радиолокацией, допплеровой триангуляцией и всем прочим.

— Да, это почти как раз там, где мы с козами сейчас находимся… Я просто хотел проверить. Благодарю. Пока.

Он дал отбой.

Джейн немного подумала над этим разговором, вздохнула и отложила шлем в сторону.

Она миновала Рика с Микки, корпевших над системой, и Джерри в шлеме, вернувшегося к своему обычному расхаживанию взад-вперед с утяжелителями. Ковер под Джерри уже начинал серьезно изнашиваться. Джейн надела солнечные очки и вышла из лагеря.

Симпатичное весеннее небо. Миленькие пушистые высоко-кучевые облака. Можно было подумать, что такое небо не в состоянии принести никому даже минутного вреда.

Она нашла Алекса сидящим, скрестив ноги, в тени мескитового дерева. Прятаться в тени крошечных перистых листьев — все равно что пытаться носить воду в сите; правда, на Алексе было его клееное-переклееное сомбреро. И еще дыхательная маска.

Он лениво возился с дряблой черной смарт-веревкой. Джейн не ожидала снова увидеть смарт-веревку и была вовсе не рада такому сюрпризу. Примитивный, враждебный к пользователю интерфейс этого приспособления был полным издевательством. В первый же раз, когда она попыталась воспользоваться веревкой, коварная штуковина хлестнула ее, словно лопнувшая жила колючей проволоки, оставив большой рубец на ее голени.

Она подошла к нему, хрустя ботинками по колючкам. Алекс резко обернулся.

— Привет, — сказала она.

— Hola, hermana [35].

— Знаешь, если бы я была койотом, я без проблем стащила бы у тебя одну из коз.

— Милости прошу, чувствуй себя как дома! Алекс снял с себя маску и зевнул.

— Только попробуй стащить один из этих ошейников, и за тобой придет Рик со своей винтовкой и ликвидирует тебя.

— Что у тебя тут происходит?

— Да вот купаюсь в славе, я ведь герой дня, — лениво протянул Алекс. — Видела, вон толпа моих восторженных почитателей.

Он попытался щелкнуть веревкой в сторону коз, но безуспешно: смарт-веревка лишь беспокойно дернулась.

— Лучше бы вы не вызывали техасских рейнджеров. Честно говоря, мне совсем не хочется разговаривать с этими ребятами.

— Рейнджеры обычно не остаются надолго… Что ты здесь затеял?

Алекс ничего не ответил. Он открыл свой ноутбук, сверился с часами на экране, затем с театральной торжественностью встал и воззрился в южном направлении.

Она повернулась, чтобы взглянуть в ту сторону. Ей открылась бескрайняя панорама разрозненных горбов выпирающей коренной породы, усеянных можжевельником и мескитом; здесь и там виднелись каплевидные зеленые дольки опунции и желтые искры высоких качающихся рудбекий. Далеко на юге таял разлохмаченный инверсионный след пассажирского реактивного самолета.

— Bay! — произнес Алекс. — Вот он! Вот он подходит, черт бы меня драл!

Он расхохотался.

— Минута в минуту! Черт побери, удивительно, что только может сделать доброе слово и кредитная карточка!

Сердце Джейн упало. Она еще не знала, что здесь готовится, но это ей уже не нравилось. Алекс наблюдал за горизонтом с наихудшей и наиковарнейшей из своих ухмылок.

Она встала у него за плечом и всмотрелась в ландшафт.

И тут она тоже увидела это: подпрыгивающую машину. Больше всего это напоминало кенгуру в камуфляжной раскраске.

Машина двигалась через холмы широкими, четкими двадцатиметровыми скачками. Приземистая металлическая сфера, размалеванная беспорядочными пятнами оливково-коричневого и оливково-зеленого цветов. У нее была единственная толстая металлическая нога на поршне. Прыгающий робот выбрасывал ее вперед с ужасающей безошибочной точностью, словно некий одноногий пират из кошмара; он впечатывал свою сложносоставную металлическую ногу в землю, как бильярдист, щелкающий кием по шару, и в тот же момент с огромной силой отпрыгивал. Большую часть времени машина находилась в воздухе — пятнистое пушечное ядро, вращающееся вокруг своей оси и скачущее как блоха, отталкиваясь от техасской почвы. Машина делала добрых восемьдесят кликов в час. Когда она подобралась поближе, Джейн увидела, что ее нижняя сторона была сплошь усеяна зарешеченными датчиками.

Машина сделала завершающий скачок и, господи помилуй, даже искусное маленькое сальто — и шлепнулась на землю с коротким чмокающим звуком. В тот же момент из-под ее днища выскочил угловатый маленький треножник серого металла, словно три перочинных ножа на шарнире.

И вот уже она стоит, мгновенно ставшая тихой, словно кофейный столик, в каких-нибудь десяти метрах от них.

— Ну хорошо, — проговорила Джейн. — И что это такое?

— Это наркомул. От моих друзей из Матаморос.

— О боже.

— Послушай, — сказал Алекс, — расслабься. Это просто более дешевая уличная версия твоего «Чарли»! «Чарли» — контрабандистская машина, и это тоже контрабандистская машина. Просто вместо двухсот смарт-спиц, водительских сидений и трубчатого каркаса, как у твоего здоровенного драндулета, у этой только одна спица. Одна спица, встроенный гироскоп и система GPS.

Он пожал плечами.

— И еще какой-то мегачип внутри, который не позволяет ей ни на что натыкаться и делает так, что ее не видит ни один коп.

— О-о, — простонала Джейн. — Да, Алекс, это великолепно!

— Она может нести, наверное, килограмм сорок товара. Ничего особенного, у наркоребят сейчас таких штук сотни. Их изготовление стоит не слишком дорого, так что для них это как бы игрушка.

— Почему ты не рассказал мне об этом сразу?

— Ты шутишь? С каких это пор я должен просить у тебя разрешения сделать что-нибудь?

Он подошел к мулу. Она поспешила за ним.

— Лучше не трогай.

— Отойди от нее! — прикрикнул он. — Эти штуки обычно под напряжением.

Джейн, вздрогнув, опасливо отпрыгнула назад, и Алекс довольно хохотнул.

— Защита от взлома! Стоит ввести неверный пароль, и этот сукин сын взрывается на месте и уничтожает все доказательства! Даже больше того — если ты, скажем, не являешься их другом… или они устали вести с тобой дела… В таких случаях они иногда просто минируют мула, и ты взлетаешь на воздух в ту же секунду, как прикоснулся к клавиатуре.

Он рассмеялся.

— Не надо так мрачно смотреть! На самом деле это все просто легенды, похвальба, не больше; нарковакеро вряд ли действительно станут кого-то взрывать. Мы с тобой оба знаем, что граница больше ничего не значит. Границ больше нет. Есть только свободные и открытые рынки!

Он весело засмеялся.

— Они могут послать мне любую чертовщину, какую только захотят. Наркоту, взрывчатку, замороженные человеческие сердца — кому какая разница? Просто еще одна служба доставки.

Алекс с преувеличенной осторожностью набрал долгую цепочку цифр на телефонной клавишной панели, вделанной в верхушку мула. Некоторое время робот переваривал информацию, затем зашипел и треснул посередине, раскрывшись на стальном шарнире и обнаружив большое резиновое О-образное кольцо, окаймлявшее разлом.

Алекс принялся вытаскивать товары. Множество одежды в полиэтиленовой упаковке. Пара ковбойских сапог. Желтый цилиндрический контейнер. Пластмассовая канистра. Модные солнечные очки в ударопрочной оправе. Пистолет.

Очки Алекс надел немедленно, явно придя от них в восторг. Пистолет он перебросил Джейн.

— На, можешь взять, — сказал он. — Меня это не интересует.

Джейн, ойкнув, поймала его. Это был шестизарядный короткоствольный револьвер, сплошная инъекционно-сварная керамика и пластик, на ощупь твердый как камень и абсолютно смертоносный. Он весил примерно столько же, сколько весит чайная чашка, мог пройти через любой металлоискатель в мире, а его изготовление стоило, должно быть, порядка двух долларов.

— Ты совсем спятил! — сказала она. — Если рейнджеры засекут это дело, они просто озвереют!

— Ну да, и хьюстонским копам это бы тоже не понравилось — если бы вакеро были настолько глупы, чтобы пускать своего мула скакать прямо по улицам Хьюстона. Но они ведь этого не делают, не так ли? Таких идиотов нет. Об этом никто не знает, кроме меня и тебя. Ну и еще Кэрол.

Алекс вытащил из кучи вещей сверкающий металлический браслет.

— Смотри, я раздобыл для Кэрол часы-барометр! Она не знает, что я купил их для нее, но мне кажется, они ей понравятся, как ты думаешь? Отличная пара к ее бригадирскому браслету.

Он сдвинул свое хлипкое бумажное сомбреро на затылок.

— Кэрол здесь единственный человек, который вел себя достойно по отношению ко мне.

— Но Кэрол вряд ли одобрит такое…

— Ох, перестань! — отрезал Алекс. — Кэрол сама ненормальная! Кэрол любит это!

Он широко улыбнулся ей из-под своих новеньких темных очков в золотой оправе.

— Боже мой, Джейни, Кэрол же еще из тех, старых взломщиков! Кроме того, она спит с Грегом, а Грег тоже раньше был чем-то вроде специалиста по разрушениям в особых частях, это парень крутой и мрачный. Я очень рад, что они теперь охотятся за ураганами, вместо того чтобы взрывать мосты, но Кэрол с Грегом — совершенно безумные люди. Они выросли не среди молочных рек я кисельных берегов.

— Я ни разу не видела, чтобы Кэрол или Грег совершили какой-нибудь акт вандализма, — с достоинством произнесла Джейн.

— Конечно, — насмешливо подхватил он. — Они разве что помогали тебе вламываться в мексиканские больницы.

Он покачал головой.

— Ты злишься только потому, что я не заказал ничего для тебя, так ведь? Ну так вот тебе симпатичный пистолетик! Если бойфренд начнет заглядываться на сторону, вышиби ему мозги!

Алекс рассмеялся. Джейн яростно воззрилась на него.

— Ты думаешь, это смешно, не так ли?

— Джейни, но это же и правда смешно!

Он содрал пластиковую упаковку с холщовой рубашки, украшенной ручной вышивкой, затем стащил с себя бумажный комбинезон. Он стоял, голый, в своей огромной бумажной шляпе и темных очках, с комбинезоном, грудой лежащим вокруг лодыжек, натягивая на свои костлявые руки красивую голубую рубашку.

— Ты можешь сколько хочешь кудахтать насчет преступности, нравственности и всего этого дерьма, если тебе действительно этого хочется. Или ты можешь просто попробовать жить в современном мире. И в том и в другом случае — разницы не будет ни черта!

Лягаясь, он скинул с ног бумажный комбинезон и затем, стоя поверх бумажной кучи, принялся стягивать правую сандалию.

— Граница в дерьме, и правительство в дерьме!

Он снял левую сандалию и отшвырнул ее в сторону.

— И общество в дерьме, и климат в таком дерьме, что дерьмовее некуда! Массмедиа в дерьме, экономика в дерьме, а самые умные люди в мире живут как беженцы или преступники!

Он содрал целлофан с шелковых узорчатых боксерских шортов и сунул в них ноги.

— И никто понятия не имеет, как сделать положение вещей хоть чуточку лучше; вообще не существует способа сделать что-то лучше и существовать не может! Мы не можем контролировать в наших жизнях ничего существенного, просто так сегодня обстоят дела, и — да, это смешно!

Он пронзительно расхохотался.

— Это весело! А если до тебя не доходит соль шутки, ты просто не заслуживаешь того, чтобы жить в две тысячи тридцатых годах!

Алекс забрался в шелковистые коричневые джинсы, тщательно заправив в них холщовую рубашку.

— Зато, вот смотри: я раздобыл себе отличную рубашку! И еще отличные штаны. И сапоги — ты только глянь, какие сапоги! Ручная работа, мексиканская кожа — это же прелесть что такое!

Он развернул пару толстых хлопчатобумажных носков, собираясь надеть их под сапоги.

— Бригада это вряд ли оценит. Им не очень-то по душе такие… ну, все эти игрушечные ковбойские прибамбасы.

— Черт побери, Джейни, да я крысиного хвоста не дам за то, что твои друзья думают о моей одежде!

Он натянул носки, втиснул ноги в сапоги, затем подошел к роботу-мулу, в последний раз заглянул в его опустевшее нутро и захлопнул крышку. После трехсекундной паузы мул резко сложил свой треножник и выстрелил себя в воздух.

— Если бы это решали ты и твои друзья, — продолжал Алекс, наблюдая, как мул бешено скачет прочь, — я носил бы пластифицированную туалетную бумагу до конца дней своих. Но я не беженец плохой погоды и не собираюсь изображать из себя беженца! А если им не нравится то, что я ношу, они могут снова посадить меня «вести голову», если уж они настолько офигенно стеснительны, что не могут разобраться со мной сами!

Аккуратно застегивая манжеты рубашки, он смотрел, как машина огромными скачками удаляется в южном направлении.

— Я такой, какой есть, Джейни. И если ты хочешь меня остановить, тебе придется меня пристрелить.

Команда рейнджеров заявилась к трем часам пополудни. Их появление не обрадовало Джейн. Она и раньше не особенно радовалась при виде рейнджеров, а теперь к тому же еще подхватила молочницу, и ее слегка лихорадило.

Молочница была у нее не в первый раз. Дрожжевые инфекции — распространенное явление. Повальное использование антибиотиков широкого профиля только сделало кандидоз еще более свирепым и опасным, таким же образом, как оно подстегнуло стаф, и грипп, и ТБ, и все остальное. Молочница не развилась до предельной, смертельной фазы, как, скажем, бенгальская холера, но она стала значительно более заразной, и теперь это на самом деле была такая генитальная инфекция, которую можно было подцепить, сидя на унитазе.

Осторожные расспросы показали, что больше никто из женщин в бригаде не болел дрожжевыми инфекциями, так что, видимо, это снова вспыхнула ее старая напасть — молочница, которую она подхватила в 2027 году. В тот раз болезнь продолжалась серией тяжелых приступов омерзительного самочувствия на протяжении почти шести месяцев, пока ее иммунная система наконец не взяла над ней верх. Джейн надеялась, что ей тогда удалось окончательно победить эту заразу, но молочница во многом напоминала стаф или лишай — она постоянно таилась где-то на заднем плане и вырывалась на свободу, как только ей представлялась возможность.

И Джейн не могла не признать, что сейчас такая возможность более чем предоставлялась. Она постоянно занималась сексом до боли во влагалище. С ее стороны это было не очень разумно, но секс не имел для нее большого смысла, если он был разумен. Собственно, Джейн по-настоящему и не ценила его до тех пор, пока ей не довелось столкнуться с безрассудным, неуправляемым сексом на полную катушку. С жестким, царапающимся, вопящим, который не прекращался, пока ты не оказывалась вся в поту и ссадинах, с ноющим телом. С сексом на твердой как камень техасской почве, с парнем, находящимся в прекрасной физической форме, намного выше тебя ростом и весившим на двадцать кило больше. Это было все равно что обнаружить в себе вкус к очень горячей пище. Или к виски. За тем исключением, что виски — это яд, и наутро ты сожалеешь о выпитом, а страстное любовное свидание было для нее тонизирующим средством, и она ни разу ни на минуту не пожалела ни об одном из них.

Секс изменил ее. Изменил в удивительно многих отношениях. Даже физически. Это, наверное, было странно и звучало не очень-то правдоподобно, но она могла бы поклясться, что ее таз за прошедший год действительно изменил форму. Ее бедра располагались теперь под другим углом, и даже ходила она по-другому. По-другому и лучше — с прямой спиной и поднятой головой. Однако это были всего лишь плоть и кровь. Ее дух желал, и плоть более чем желала, но тело могло выдержать только до определенного предела. Она требовала от своего тела слишком многого и вот подцепила заразу.

А тут еще эта, гораздо более опасная неприятность: копы. Рейнджеры. Их было шестеро; они въехали прямо в лагерь на трех подержанных армейских автомобилях преследования, прокатив в облаке желтой пыли прямо через столбы периметра, которые незамедлительно вошли в панический режим и принялись вопить, и мигать огнями, и искрить электричеством, испуская большие безвредные потрескивающие разряды. Один из них выпалил в гостей ограниченным зарядом из тазера, но промахнулся.

Грег вбежал в командную юрту и поспешно выключил тревогу. Рейнджеры тем временем медленно вылезали из своих квадратных, усиленных углеродистой броней полицейских машин, становясь рядом с ними в клубах оседающей пыли, со своими шляпами, и солнечными очками, и револьверами.

Когда-то давно техасские рейнджеры, по существу, представляли собой шайки пограничных виджиланте [36], жестоко и насильственно насаждавшие мир среди всего, что двигалось. Сотней лет позже Техас был уже заселен и цивилизован, и техасские рейнджеры стали образцом профессиональной полицейской организации. А затем, спустя еще сто лет, все покатилось к чертям, и теперь они являлись во многом тем же самым, чем были двести лет назад.

Одна рейнджерская традиция, впрочем, никогда не переставала действовать: они всегда таскали с собой целые вороха всяческого оружия. Если у плохого парня имелся шестизарядный револьвер, то у рейнджера было два шестизарядных револьвера плюс винтовка и охотничий нож. Если у плохих парней были винтовки, то рейнджеры ходили с автоматами, двустволками и газовыми гранатами. Сейчас плохие парни завели себе всяческие безумные штуковины вроде пластиковой взрывчатки, смарт-фугасов и электрических винтовок, так что у рейнджеров были пистолеты с отравленными стрелками, и автомобили с пулеметами на станинах, и снайперские винтовки с реактивными пулями, и летающие радиоуправляемые детекторы тепла. Плюс спутниковая поддержка и собственные диапазоны сотовой связи.

Командиром рейнджеров был некий капитан Голт. У капитана имелись белая ковбойская шляпа, седеющие волосы, собранные в аккуратный, перевязанный серебряной ленточкой конский хвост, темные очки-хамелеоны и вислые черные усы. На капитане были отутюженные брюки цвета хаки и такая же рубашка с длинным рукавом, накладными карманами и серебряной звездой на груди. Он носил аккуратно завязанный черный галстук и два широких ремня черной кожи с серебряными пряжками: один для брюк, второй для пары пистолетов с перламутровыми рукоятками. Пистолеты заряжались отравленными стрелами; они были великолепно отполированы и располагались в изящных кобурах черной кожи. Сияющие пистолеты капитана излучали такую ауру подавляющей полицейской власти, что в них чудилось что-то чуть ли не папское.

На четверых рядовых рейнджерах был американский пустынный камуфляж «с шоколадной стружкой», коричневые ковбойские шляпы с «одинокой звездой» на тулье, коричневые кожаные кобуры с тем же знаком, инкрустированным в коже, и охотничьи сапоги со звездой на голенищах. А у одного из них была даже маленькая серебряная накладка в виде «одинокой звезды» на одном из передних зубов. Все были волосаты, и бородаты, и покрыты пылью, и плотно сжимали губы, и так и щетинились пушками и сотовыми телефонами — в общем, выглядели экстремально круто.

И был там еще один парень. В футболке цвета хаки, обрезанных по колено солдатских штанах и кроссовках, а еще у него была потрепанная суконная армейская фуражка и неприятного вида потертая винтовка за спиной.

Этот последний парень был черным. С копной курчавых растаманских волос. Джейн никогда не делала серьезного упора на цвет кожи. Ей всегда казалось, что от людей, склонных проводить точные этнические различия, попахивает каким-то расистским военным безумием, а, учитывая ее собственные этнические корни, Джейн считала, что имеет право несколько не доверять подобному педантичному отношению. Вот Кэрол — она тоже была черной, и никто особенно не замечал этого и не придавал значения. У Руди Мартинеса тоже был такой вид, словно кто-то из его дедушек был негром… Однако этот рейнджер был действительно черным, с нечеловечески атласно-черной кожей. В последнее время люди иногда проделывали со своей кожей странные вещи с помощью химии, особенно если проводили много времени на открытом солнце и сильно беспокоились из-за озоновой дыры.

Джерри вышел из командной юрты, чтобы приветствовать рейнджеров. По обе стороны от него шли Грег и Джо Брассье, а сзади, волоча ноги, неохотно тащился Алекс. Для этого случая Джерри отказался от своего обычного убогого бумажного комбинезона и переоделся в чистые слаксы, приличную рубашку на пуговицах и белый пиджак. Джо Брассье был в рубашке с галстуком и в очках, в руках он держал ноутбук и смотрелся очень по-адвокатски. Грег выглядел как всегда: джинсы, армейская рубашка, темные очки, мускулы. Алекс в своей новой холщовой рубашке и коричневых джинсах, казалось, должен был бы находиться на каком-нибудь другом континенте.

Мужчины собрались вокруг рейнджерских машин и принялись вполголоса переговариваться. Вот еще одна вещь, которую Джейн не любила в рейнджерах: они были невероятными шовинистами. Джейн знала, что еще несколько десятилетий назад в ряды этого спецподразделения вступали техасские женщины-полицейские, но с тех пор, как рейнджеры снова начали регулярно и в больших количествах отстреливать людей, все намеки на интеграцию полов внезапно куда-то испарились. Они просто исчезли, так же как законы о наркотиках, и расовое слияние, и всемирное здравоохранение, и прочие вымершие прелести того периода. В списках техасских блюстителей порядка не было женщин, так же как и в подразделениях национальной гвардии штата, так же как и в армии США, если уж на то пошло. И мужчины в этих маленьких, полностью мужских анклавах жестокости вели себя в этих вопросах более чем оскорбительно.

Алекс, позволив капитану Голту подвергнуть себя короткому допросу, поспешно удалился. На его лице явственно читалось облегчение.

Тот чрезвычайно черный парень заметил, что Джейн наблюдает за ними от крайних палаток. Широко улыбаясь, он зашагал к ней.

— Вода есть? Соль есть?

— Конечно, офицер.

Джейн позвонила по телефону Эллен Мэй.

Черный рейнджер миролюбиво кивнул, покопался в отвисших карманах своих обрезанных штанов и принялся скручивать сигарету с марихуаной. Его голени и предплечья покрывала сеть тонких мелких шрамиков, а на шее сбоку Джейн заметила огромный заросший кратер, в который мог бы без труда уместиться кончик ее большого пальца.

— Я не уверена, что сотруднику полиции на задании обязательно курить марихуану, — сказала Джейн.

Рейнджер зажег спичку о загрубелый ноготь большого пальца, прикурил косяк и резко вдохнул.

— Занимайся своим делом, — предложил он.

От кухонной юрты прибежал рысцой малыш Джефф Лоуи, неся фляжку и антисептический бумажный стаканчик, две солевые таблетки и пару полосок вяленой оленины. Он робко вручил все это рейнджеру.

— Вы что, курите травку? — спросил Джефф, широко раскрыв глаза.

— У меня глаукома, — провозгласил рейнджер. Он закинул в рот солевые таблетки, запил их тремя стаканчиками воды, сделал последнюю длинную затяжку, потом затоптал косяк и принялся жадно поглощать мясо.

— Хорошая оленина, — пробубнил он с набитым ртом. — В наши дни нечасто встречаются люди, которые умеют по-настоящему готовить оленину.

Он двинулся обратно к своей машине.

— Подождите секундочку, — сказала Джейн. — Пожалуйста!

Рейнджер вопросительно поднял брови.

— Расскажите, что происходит? — попросила Джейн.

— Контрабандисты, — ответил тот. — Они нынче вытворяют с этими фармакозами такие штуки, что только держись. Потом перегоняют их ночью по глухим дорогам, смешивают с обычными мясными, и черта с два ты найдешь разницу без сканирования ДНК. Эта команда, которая вам попалась, — довольно крутые ребята, мы уже некоторое время наблюдали за ними. Вам повезло.

— А что это за «штуки», которые можно вытворять с нелегальными козами? — спросил Джефф.

— Ну, пластиковая взрывчатка, например. Фильтруешь молоко, делаешь из него сыр, вставляешь фитиль — и можешь идти взрывать к чертовой матери все, что душе угодно.

— Взрывчатка из козьего молока, — медленно проговорила Джейн.

— Вы ведь шутите, правда? — спросил Джефф. Рейнджер широко улыбнулся.

— Да, ребята, я пошутил. Прошу прощения. — Джейн уставилась на него. Рейнджер — на нее. В его зеркальных очках не было никакого выражения.

— И что вы собираетесь делать теперь? — спросила Джейн.

— Засечем место их выхода на связь, я выслежу их в кустарнике. К утру мы их поймаем. Ну, может быть, к полудню. Капитан Голт любит делать все по букве, он даст им возможность бросить оружие и решить дело без шума. Спасибо за воду, мэм. Вы тут поосторожнее.

Рейнджер не спеша пошел обратно.

Джефф дождался, пока тот отойдет за пределы слышимости, и проговорил со смесью подавленного изумления и почтения:

— Джейни, они их всех перебьют!

— Да, — сказала Джейн. — Да, я знаю…

Последние две недели мая 2031 года изобиловали яростными, смертоносными ураганами. К несчастью, все они разражались в Канзасе, Айове, Миссури, Небраске и Арканзасе. Двадцать седьмого мая по Аллее Торнадо пролетел небольшой фронт, и бригада рьяно кинулась за ним в погоню, но ни одного смерча так и не возникло.

Статистически ничего необычного в этом не было. Однако статистика и сама становилась все более необычной по мере того, как столетие двигалось вперед. До плохой погоды в Соединенных Штатах ежегодно бывало около девятисот торнадо. Теперь их было около четырех тысяч. До плохой погоды среднегодовое количество торнадо убивало около сотни людей и приносило около двухсот миллионов долларов ущерба (в стабильной валюте 1975 года). Теперь, несмотря на значительно улучшенные системы предупреждения, торнадо убивали в год около тысячи людей, а ущерб было невозможно точно оценить ввиду того, что экономическая природа таких понятий, как «ценность» и «валюта», стала в своей основе абсолютно нелинейной.

Найти торнадо, по очевидным причинам, теперь было проще. Однако большинство гроз, даже очень жестоких гроз с хорошими показателями, не порождали торнадо. Значительная часть погонь была просто обречена обернуться ничем, даже с превосходным погодным мониторингом и быстрым развертыванием аппаратуры на территории. Даже постоянно опустошаемая Аллея Торнадо между Техасом и Оклахомой, главное гнездилище смерчей на планете, временами неизбежно обретала мир и покой.

Черная магия засухи зримо влияла на мораль бригады. Алекс видел, что все они по-прежнему старались как можно лучше вести себя рядом с Малкэхи, но в последнее время Малкэхи и сам стал каким-то отстраненным, с головой уйдя в марафон своих сеансов моделирования. Бригада скучала, потом стала раздражаться. Кэрол и Грег, чья связь и в лучшие времена не казалась особенно стабильной, начали принародно обмениваться колкостями. Питер с Риком взяли мотоцикл с коляской и отправились в Амарилло «за покупками» и вернулись похмельные и избитые. Руди Мартинес уехал на неделю в Сан-Антонио повидать свою бывшую жену и детей. Марта и Сарыч, которые находили друг друга физически отталкивающими, но тем не менее никак не могли оставить друг друга в покое, ввязались в злобную, разрастающуюся свару из-за какого-то мелкого повреждения, нанесенного одному из ультралайтов. А Хуанита проводила кучу времени, бесцельно носясь по окрестностям в песчаном багги — якобы для того, чтобы задать хорошую встряску его новому, улучшенному интерфейсу. Однако Алекс подозревал, что она делала это скорее ради собственных нервов, чем ради чего-то имевшего отношение к машине.

Высокие равнины получили в этом году щедрую порцию дождей в районе Биг-Спринг и Одессы, но к этому времени бригада уже передвинулась далеко на север, к каньону Пало-Дуро. Здесь, в более высоких широтах, прерии получили с весны хороший старт, но затем остановились. Неестественная обильность парниковых дождей уступила место ветреной сухости, некогда более привычной для Техасского выступа, и перенасыщенная влагой растительность заколебалась и начала тормозить развитие. Она, конечно, не завяла — такие ребята, как волосолист, локотник или бизонова трава, слишком упрямы и злонравны, чтобы позволить себе подобную мягкотелость, — но стала желтой, жесткой, сухой и колючей. А еще дальше к северу, на Оклахомском выступе, дождя не было с конца марта.

Алекс обладал высокой устойчивостью к скуке. Настоящее нетерпение требовало такого уровня животной энергии, каким он попросту не обладал. В отличие от бригадиров он не дергался и не жаловался. Имея в своем распоряжении работающие легкие, экран, на который можно было смотреть, и место, где можно было спать, Алекс в целом чувствовал себя удовлетворенным. Он никогда не просил о том, чтобы его приняли в группу раздражительных экстремалыциков в качестве их бесплатного козопаса-любителя; он осознавал всю абсурдность своего положения, но не придавал ей большого значения. Погода стояла приятная, воздух был чистым, его здоровье — удовлетворительным, и его оставляли на целый день одного в обществе коз, Библиотеки Конгресса и смарт-веревки.

Это его устраивало. Козы были благодарной аудиторией для его растущего репертуара трюков с веревкой и являли собой превосходную мишень для коварной петли, которую ему недавно удалось пристроить на ее конце. Плюс ко всему теперь, имея большие кожаные сапоги из Матаморос, Алекс больше не беспокоился по поводу колючек, шипов, жгучей крапивы и больших, незаметно скользящих в траве ядовитых гремучих змей. Главным неудобством в его теперешнем существовании были трапезы, на которых ему три раза в день приходилось встречаться лицом к лицу с бригадирами. К тому же и еда у них была совершенно ужасной.

То, что он побывал под пулями ради общего дела, весьма способствовало улучшению социальной позиции Алекса в лагере. Из бригадиров лишь немногие бывали в таких обстоятельствах, когда в них действительно стреляли. Исключение составляли Эллен Мэй, в которую стреляли несколько раз, Питер — один раз, Руди — пару раз в пору его гражданской жизни, а также Грег — «сколько угодно». Пережить обстрел — это опыт, высоко ценимый в бригаде, а то, что в него стреляли, когда он находился непосредственно на службе, принесло Алексу несомненное отличие. Он, правда, услышал несколько брюзгливых презрительных замечаний по поводу своей новой одежды, но одежда не оставалась новой слишком долго. Алекс никогда не переодевался, редко мылся и совсем перестал бриться. Вскоре джинсы и вышитая рубашка засалились, а бумажное сомбреро, никогда не покидавшее его головы, с течением времени становилось все более и более измятым и устрашающим. Помимо всего прочего, он еще отрастил клочковатую белобрысую бороденку, и после этого никто уже не уделял ему большого внимания. Его желание исполнилось: он стал пустым местом.

Однако видя, что напряжение в лагере продолжает расти, Алекс решил, что его положение стало уже достаточно солидным, чтобы он мог предпринять некоторые полезные шаги. Он пришел к Джо Брассье, чтобы посоветоваться с глазу на глаз относительно своей юридической и финансовой ситуации.

Алекс был привычен к юристам. Он вырос в окружении многочисленных наемных поверенных своего отца. Брассье был адвокатом-извращенцем: странным и исключительно редко встречающимся типом юриста, который сам лично не был состоятельным человеком. Алекс имел сильные подозрения, что во времена чрезвычайного положения Брассье оказался не на той стороне политического фронта. Большинство людей с грехом пополам пережили этот период истории и после сумели забыть, насколько специфическим образом они вели себя в то время, но Джо Брассье, как и остальные бригадиры, совершенно очевидно не принадлежал к большинству людей.

Алекс знал, что разговаривать с юристами не имеет смысла, если у тебя нет кучи интригующих вещей, которые ты хочешь им сообщить. Он был вполне уверен, что Брассье не является ни агентом по борьбе с наркотиками, ни подручным какого-нибудь копа, и поэтому подробно рассказал ему все о своих финансовых соглашениях с clнnica в Нуэво-Ларедо.

Большинство людей могло прожить всю жизнь, ни разу не воспользовавшись частной валютой. Впрочем, разумеется, большинство людей были бедны — они не обладали ни достаточным состоянием, чтобы покупать в частно-денежной системе, ни достаточными связями или торговой смекалкой, чтобы использовать частные валюты эффективно. Конечно, речь при этом не идет о временах чрезвычайного положения, когда любой американец, хоть богатый, хоть бедный, был вынужден использовать частную валюту, поскольку доллар США был приватизирован режимом.

Алекс не очень хорошо понимал, каким именно образом могла быть осуществлена «приватизация валюты». Примерно настолько же туманное представление он имел о произведенной режимом массированной «национализации данных». Джо Брассье, однако, по-видимому, превосходно разбирался в сути этих принципов. Брассье был ответственным за финансовые бумаги бригады, а они представляли собой настоящее крысиное гнездо разномастных частных валют.

У Алекса имелись деньги и парочка друзей-кудесников, так что главные условия у него были под рукой. Дальше дело сводилось лишь к невзламываемым кодам, цифровой идентификации, анонимной переписке и сетевой неотслеживаемости. Все это были компьютерные сетевые технологии, которые когда-то считались очень необычными и сложными, но вместе с тем были настолько элементарны, что после того, как они однажды заняли свое место, их было уже невозможно устранить, не разрушив всю Мировую Паутину.

Разумеется, заняв свое место, эти технологии окончательно нейтрализовали способность правительств контролировать потоки электронных фондов — их стало можно переводить куда угодно и когда угодно, для любых целей. Собственно говоря, этот процесс во многом нейтрализовал вообще любой человеческий контроль над современной электронной экономикой. К тому времени, когда люди осознали, что подобная бешеная нелинейная анархия работает не совсем на пользу кого-либо из заинтересованных лиц, процесс зашел уже слишком далеко, чтобы его можно было остановить. Все допустимые стандарты благосостояния испарились, перешли в цифровую форму и исчезли в непрекращающемся урагане электронного эфира. Даже физический обрыв оптоволокна не мог остановить этого; правительства, попробовавшие такой способ, обнаружили, что вся эта шифрованная сумятица тут же быстренько переключилась на голосовую почту и даже факс-машины.

Одним из серьезных последствий приватизации было то, что внезапно всплыли на поверхность крупные суммы с черного рынка. Очевидно, это изначально входило в план: даже несмотря на то, что правительство саботировало собственную способность успешно взимать хоть какой-то подоходный налог, оно всегда могло наверстать упущенное, подойдя с другого конца — облагая штрафами доселе находившиеся под спудом сделки черного рынка.

Правительства быстро обнаружили, однако, что масштабы теневого капитала были поистине титаническими. Богатства черного рынка, накопленные в результате уклонения от уплаты налогов, взяток, коррупции, воровства, растрат, продажи оружия, наркотиков, проституции, бартера и неучтенных финансовых операций, оказались значительно больше, нежели мог себе представить любой среднестатистический экономист. Мировой океан теневых денег имел настолько обширный объем, что стало немедленно, сокрушительно ясно, что стандартные доктрины, касавшиеся обычных финансов, в данном случае не имели никакой рабочей плоскости соприкосновения с реальностью. Экономисты, воображавшие, что они понимают базовую природу современной финансовой сферы, на деле жили в догматической стране грез, столь же не соотносящейся с действительностью, как марксизм. За этим ужасающим открытием последовало резкое падение курса большинства национальных валют, и фондовые биржи превратились в руины.

По мере того как чрезвычайное положение набирало обороты, паникующий режим принялся пропихивать через Конгресс свою национализацию данных, и в этом конвульсивном усилии сама природа денег и информации мутировала без надежды на восстановление.

Образовавшийся в итоге всего этого клубящийся хаос и стал для Алекса фундаментом его повседневного представления о нормальности.

Алекс не видел ничего удивительного в том, что такие сообщества, как китайская Триада или корсиканская Черная Рука, печатают собственные деньги в электронном эквиваленте. Он просто принимал это: существование электронных частных валют, за которыми не стояло никакое правительство, — неотслеживаемых, полностью анонимных, доступных по всему миру, молниеносных по скорости, вездесущих, взаимозаменяемых и, как правило, чрезвычайно неустойчивых. Разумеется, подобные фонды не заявляли прямо на оперативном экране: «Сицилийская мафия», они обычно использовали какой-нибудь занудный, официально звучащий псевдоним вроде «Banco Ambrosiano ATM Euro-DigiLira»; однако дельцы, имевшие дело с частными валютами, как правило, имели неплохое представление о кредитоспособности эмитентов.

Довольно часто случалось, что эти частные валюты прогорали вследствие обыкновенной жадности, плохого управления или просто невезения на рынке. Однако вездесущим плотоядным свободно-предпринимательским рыночным силам все же удалось внедрить в общую сумятицу некое подобие грубого порядка. В нынешние времена множество людей принимали частные валюты просто как естественный способ существования денег.

Если ты использовал частную, цифровую монету, то даже люди, которые продавали тебе ее, не знали, кто ты такой. Точно так же, как и ты не имел представления о том, кто такие они — не считая их тарифов, их рыночной репутации и истории их деятельности. Не было ничего, с чем тебя можно было бы отождествить, кроме твоего нерушимо закодированного общего пароля. Если очень хотелось, ты мог по-прежнему использовать правительственные валюты, и большинство людей так и поступали — ради простоты или потому, что у них не было альтернативы. У большинства вообще не было никакого выбора в этом вопросе, поскольку они были бедны.

К сожалению, из-за катастрофической потери контроля над основными экономическими процессами бедны были и большинство правительств. Правительственные валюты редко обладали большей стабильностью, нежели их частная разновидность. Правительства — даже могущественных развитых стран — потеряли контроль над своими валютами во взбаламученных водах валютной торговли еще в 1990-х годах. Это было главной причиной того, что режим почти сразу же оставил попытки поддерживать доллары США.

Тот запутанный узел частных валют, с которым имел дело Джо Брассье в системе бригады, не являлся чем-то нетипичным для рыночной экономики: это был цифровой эквивалент всего банковского конгломерата двадцатого века, выпаренного до размера нескольких секторов на жестком диске.

Чтобы получить доступ в clнnica Нуэво-Ларедо, Алекс оставил изрядный кусок своей частной валюты под обеспеченный залог у третьего лица. Он не вернул свои деньги и не имел никакого представления о том, как это можно сделать, но ему пришла мысль, что, может быть, Брассье сможет отыскать эти деньги и каким-либо образом получить их обратно. Если бы это удалось, бригада могла бы дальше тратить их по своему усмотрению.

Брассье принял признания Алекса спокойно, как священник на исповеди, торжественно взирая на него поверх оправы своих очков. Выслушав, Брассье кивнул и принялся за работу, и больше Алекс не слышал от него ни единого слова касательно этого предмета. Не считая того, что недели через полторы дела в бригаде ощутимо пошли на подъем. Горстка бывших бригадиров — Фред, Хосе, Морин, Паланиаппан и Кении — пригнали в лагерь караван со множеством консервов и бочонком пива.

В командной юрте появился новый ковер. Прибыл новый, усовершенствованный конденсатор воздуха, который был легче старого, потреблял меньше энергии и производил больше воды. В бригаде устроили вечеринку, и настроение у всех улучшилось на несколько дней.

Никто не поблагодарил Алекса. Алекс решил, что это только к лучшему — что не было никакого лишнего шума вокруг него самого или того, что он сделал. Те, кому нужно было знать, все равно знали. Алекс давно понял, что в бригаде почти все, что действительно имело значение, происходило где-то в глубине. Это было очень похоже на жизнь в казарме, или в общаге, или в ТБ-диспансере.

Некоторые из бригадиров, такие как Малкэхи, Брассье и Кэрол с Грегом, знали практически все и практически сразу же. Рангом пониже стояли те, кто довольно быстро схватывал все самостоятельно — например, Эллен Мэй, Руди Мартинес и Микки Киль. Затем шли те, кому сообщал официальную версию кто-нибудь другой, такие как Питер с Риком, Марта или Сэм. И были также некоторые любимые всеми персонажи, которых ради их собственного блага мягко ограждали от всей жестокой правды, — Сарыч, и Жоан, и Джефф, и, в своем особенном роде, Хуанита.

Самым последним и низшим разрядом были стремившиеся закрепиться в бригаде новички, городские дружки и подруги, экс-мужья и экс-жены, поклонники, сетевые друзья, он сам, Алекс Унгер, и прочие всевозможные вне-бригадные недочеловеки. И так в ураганной бригаде будет всегда, до тех пор, пока они все не передерутся друг с другом, или их не перестреляют бандиты, или не убьет молнией, или пока они не найдут Ф-6.

Алекс не знал, верит ли он в Ф-6. Однако он чувствовал, что в это верит бригада. С каждым проходившим днем бригадиры все больше походили на людей, готовых нырнуть с головой в нечто поистине ужасное. А итогом Алексовых наблюдений было то, что он не хотел уходить от них — по крайней мере до тех пор, пока не узнает, что они найдут и что с ними после этого станет.

Тридцать первого мая, словно для того, чтобы как-то подстегнуть их судьбу, Малкэхи без видимой необходимости передвинул лагерь на двадцать километров к северо-западу, в округ Холл. Сопутствующая переезду бурная деятельность вроде бы несколько помогла поднять дух группы.

Второго июня снова разразилась плохая погода. Благодаря удачному назначению — если только можно было говорить о какой-то «удаче», когда речь шла о распоряжениях Малкэхи, — Алекс в этот день остался в лагере в «группе запаса». Он решил, что так будет и к лучшему. Пускай другие воспользуются возможностью выпустить пар.

И кроме того, была еще другая, гораздо более серьезная причина радоваться этому: его кашель снова вернулся. Он начался совсем с малого, просто хриплое кхеканье, чтобы прочистить горло, но после этого Алекс уже знал, что полученная им доза голубой жижи потеряла свою чародейскую силу. Его легкие больше не были похожи на мягкую, гладкую, пропитанную маслом бумагу. Медленно, но с ужасающей несомненностью они возвращались к состоянию, до черта напоминавшему его собственные легкие. Он прилежно носил свою дыхательную маску, так что на его загорелом лице образовался белый треугольник не покрытой загаром кожи, совсем как на морде у енота, но этого было недостаточно. Было необходимо принимать более серьезные меры.

Погоня второго июня была тотальной. Еще до рассвета бригада была уже на ногах, и сам Малкэхи выехал в поле. Единственными, кто остался в лагере, были Джо Брассье, осуществлявший навигацию, Сарыч на сетевой координации и Сэм Монкрифф в качестве мгновенного прогнозиста. И разумеется, Алекс, номинально отвечавший за джипы поддержки.

Задание было не из самых ответственных. Джипы поддержки управлялись автоматически и предназначались для подвоза в поле припасов с использованием GPS. Алекс должен был по требованию немедленно загрузить джипы запасными причиндалами и отправить их по заданному маршруту к месту встречи.

Он заключил, что это назначение было со стороны Малкэхи тонким намеком на то, как Алекс тайком воспользовался наркомулом. Нечто вроде обдуманного похлопывания по плечу со стороны бригадного jefe [37]. К его глубокому облегчению, Малкэхи почти никогда не обращал на Алекса внимания, ни благосклонного, ни неблагосклонного. Он ни разу не вызывал Алекса к себе для одной из своих бесед с глазу на глаз, после которых другие члены бригады обычно казались выбитыми из колеи. Однако Алекс то и дело ощущал с его стороны подобные двусмысленные подталкивания — имевшие целью, как он предполагал, устрашить его, уверить, что Малкэхи не спускает с него глаз, чтобы ему не пришло в голову попробовать сделать какую-нибудь большую глупость. И если уж на то пошло, подобная тактика действительно работала вполне неплохо.

В действительности работа Алекса по обеспечению поддержки состояла в основном в обеспечении Сэма, Джо и Сарыча тушеной олениной с соусом чили, поскольку те были прикованы к своей аппаратуре. О козах позаботились без него: вокруг столбов периметра натянули проволоку и загнали их внутрь. Козы, конечно, выщипали в лагере всю траву и загадили все освободившееся пространство, но бригада все равно наутро собиралась сниматься, так что это не имело большого значения.

Сэм Монкрифф был вне себя от своего статуса мгновенного прогнозиста. Прежде чем Малкэхи покинул академию (точнее, ее руины), Сэм был звездой среди его дипломантов и теперь принимал высокое назначение мгновенного прогнозиста бригады с полной и абсолютной серьезностью. Он расхаживал по командной юрте, ослепленный виртуальным шлемом, зарывшись в аналитические визуализации, словно некая новая разновидность суслика в инфоперчатках.

У Джо Брассье была собрана собственная навигационная установка в левом отсеке командной юрты, так что Алекс обнаружил, что остался в правом отсеке — официальном местоположении сисадмина — наедине с Сарычом.

Сарыч пребывал в специфическом настроении.

— Черт побери, парень, я ненавижу то, что Джейни сделала с этой системой! — бурчал он, неловко сворачивая сигаретку с марихуаной. — Она действительно стала не так часто лететь, и богу известно, что выглядит она теперь гораздо лучше, но работать с ней сущая морока!

Алекс рассматривал на дисплее сетку местности, подготовленную для джипов. Его всегда поражало количество заброшенных маленьких городков здесь, в Западном Техасе.

— Наверное, ты предпочел бы быть там, запускать свои топтеры?

— А, все равно их все не переловишь, — сдержанно отозвался Сарыч. — Пускай Киль попробует себя в поле, а то от этой сидячей сисадминской работы кто угодно может свихнуться.

Он прикурил косяк от мексиканской зажигалки и затянулся.

— Не хочешь? — просипел он.

— Нет, спасибо.

— Пока кошки нет… — Сарыч пожал плечами. — Джерри бы высказался на мой счет, если бы увидел, но вот что я тебе скажу: когда ты проводишь по четырнадцать часов кряду, копаясь в иконках, просто-напросто помогает, если ты укурен по самые бельма!

Отведя душу, Сарыч снова нырнул в гущу своих экранов и меню. Алекс предполагал, что он, скорее всего, координирует потоки данных от удаленных метеоприборов бригады, хотя Сарыч с таким же успехом мог прыгать за виртуальными яблоками.

Сарыч долгое время работал не отрываясь, со стеклянным взглядом погруженного в транс медиума, остановившись лишь дважды, чтобы нацедить себе в бумажный стаканчик какого-то ужасного травяного пойла.

Алекс, достигнув пределов своей находчивости, кое-как умудрился открыть на свободном ноутбуке один из бригадных каналов связи. Руди и Рик, находившиеся на автомобиле преследования «Бейкер» где-то в округе Симаррон в Оклахоме, обменивались возбужденными замечаниями по поводу града. Не столько на предмет его величины, сколько цвета. Град был черным.

— У них там черный град, — вслух заметил Алекс.

— Это ерунда, — отозвался Сарыч, дергая себя за металлический комок, который носил на шнурке вокруг шеи. — Это просто значит, что в нем есть немного пыли. В Колорадо становится все суше. Много пыли, все уносит в верхние слои… вот тебе и черный град. Такое бывает.

— Ну вот я, например, до сих пор ни разу не видел черного града, — сказал Алекс. — И похоже, что они тоже не видели.

— Я однажды видел, как с неба упал камень, — сказал Сарыч. — Врезался прямо в мой дом, мать его!

— Серьезно?

— Еще бы! Вот это он и есть, — Сарыч снова резким движением потянул за свой кусок металла. — По крайней мере основная часть. Пробил крышу и засветил прямо ко мне в спальню. Мне тогда было десять.

— В твой дом попал метеорит?

— С кем-то должно такое случиться, — сказал Сарыч. — Доказано статистикой.

Он помолчал, отрешенно уставившись на экран, потом опять поднял голову.

— Это еще что! Как-то раз я видел мясной дождь.

— Что?

— С неба падало мясо, — просто сказал Сарыч. — Я видел это своими собственными глазами.

Он вздохнул.

— Ты мне не веришь, а, малыш? Ну что ж, залезь как-нибудь в архивные записи об аномалиях и взгляни, чего только не падало на людей с неба в прошлом. Просто чума! Черный град. Черный дождь. Красный дождь. Здоровенные булыжники, лягушки, рыба, улитки, медузы. Красный снег, черный снег. Глыбы льда размером со слона, валящиеся прямо с неба! Парень, говорю тебе, я видел, как мясо падало с неба!

— И как оно выглядело? — спросил Алекс.

— Оно было выбрито. На нем не было ни волоска, ничего. Было похоже на… я не знаю — на нарезанные грибы, или нарезанные помидоры, или что-то такое, только что оно было красное и склизкое от крови и все в таких маленьких сосудиках. Просто падало себе как-то летом, небо было темное, в тучах. Этак медленно, будто кто-то сверху разбрасывал чипсы… Маленький такой дождичек из крошеного мяса. Поток был шириной, наверное, с хорошее шоссе и около восьмидесяти метров в длину. Хватило бы наполнить пару больших рюкзаков, если его сгрести.

— И ты его сгреб?

— Что ты, нет конечно! Мы все перепугались до смерти!

— Ты хочешь сказать, что это видел еще кто-то? — удивленный, переспросил Алекс. — Были еще свидетели?

— Конечно, черт возьми! Я, мой папаша, мой двоюродный брат Элвин и судебный инспектор, надзиравший за Элвином — он у нас был условно осужденный. Мы все были до смерти напуганы.

Глаза у Сарыча блестели, зрачки были расширены.

— Это было во времена чрезвычайного положения… Почти вся средняя Америка тогда была одним большим пыльным котлом. Я был подростком, мы жили в пригородах, в Кентукки, и частенько средь бела дня небо становилось черным, и к нам прилетал кусок Айовы, или Небраски, или еще какого-нибудь дерьма и осаждался нам на двери и окна — такая сухая коричневая пыль толщиной в несколько пальцев. Плохая погода, парень! Люди думали, что наступил конец света.

— О больших пыльных бурях я слышал. Но я никогда не слышал о крошеном мясе.

— Ну не знаю, парень… Я видел это. И никогда этого не забуду. Папаша и Элвин, похоже, через пару лет сумели как-то выбросить это из головы, вроде как заблокировали свою память, — но я этого никогда не забывал, будь уверен! Мне иногда кажется, что люди видят такое дерьмо постоянно, просто они слишком пугаются и никому потом не рассказывают. Людям не хочется, чтобы их считали сумасшедшими… И уж конечно, этого никому не хотелось, пока было чрезвычайное положение, когда проводились всякие «демографические перераспределения» и все это дерьмо, — люди тогда очень боялись, что их упекут в погодный лагерь. Это были мегатяжелые времена…

Сарыч взглянул на свой экран.

— Эт-то что еще за чертовщина?

Он зарылся в наслоения открытых окон и вытащил на поверхность мигающий сигнал системы безопасности.

— Черт побери, у нас возле лагеря ошивается какая-то колымага! Ну-ка, малыш, сбегай-ка посмотри, что там такое!

Алекс не побежал, но он быстрым шагом вышел из юрты и взглянул. Возле лагеря стоял почти бесшумный, новенький штатский грузовик — здоровенный, с приводом на четыре колеса, кремового цвета, с тонированными стеклами и жилым прицепом с кондиционером. Грузовик остановился в облаке пыли возле самого ограждения периметра, растревожив коз, принявшихся пугливо скакать между вигвамами.

Алекс нырнул обратно в юрту и доложил:

— Там люди! Какой-то модный грузовик с большой антенной.

— Проклятье! — Сарыч был раздосадован. — Какие-нибудь охотники за ураганами, любители чертовы. Слушай, сходи скажи им, чтобы проваливали к чертям; скажи, что здесь для них нет ничего интересного. Если понадобится помощь, кричи, мы с Джо и Сэмом тебя прикроем.

— О'кей, — сказал Алекс. — Я понял. Нет проблем. Он не спеша вышел на открытое пространство перед юртой, помахал грузовику своей бумажной шляпой и подождал, когда по нему откроют огонь.

Однако никто не стрелял. Двое незнакомцев мирно выбрались из своего роскошного грузовика и просто встали рядом. Его сердце забилось медленнее: жизнь продолжалась.

Алекс начинал чувствовать по отношению к этим двоим чуть ли не нежность. Это было весьма достойно с их стороны — столь любезно оказаться совершенно обычными людьми, просто парой людей в грузовике, а не какими-нибудь кошмарными маньяками-взломщиками-бандитами, наугад обстреливающими лагерь, пока все остальные находятся в Оклахоме. Алекс снова надел шляпу и двинулся к незнакомцам — медленно и держа руки на виду. Он осторожно перепрыгнул проволоку, натянутую между столбами периметра.

Не спеша приближаясь к посетителям, он внезапно узнал одного из них. Это был тот самый чернокожий рейнджер, охотник-следопыт, который приезжал в лагерь со своей командой пару недель назад. Рейнджер был в штатском, на нем были потрепанные джинсовые шорты и заношенная до дыр желтая футболка с надписью «NAVAJO NATION RODEO». Винтовки на этот раз при нем, очевидно, не было.

К своему немалому удивлению, Алекс узнал также и второго посетителя.

Обстоятельства их встречи нахлынули на него с резкой химической отчетливостью.

Он был в задней комнате «Гато-Негро» [38] в Монтеррее с четырьмя своими знакомыми нарковакеро. Они приехали сюда поразмяться из Матаморос, где Алекс в то время проходил лечение. Вакеро ждали появления своего человека из Монтеррея с некоторыми необходимыми медикаментами, а пока убивали время: нюхали кокаин с мраморного столика кафе. Кокаин был смешан с мнемостимулятором домашнего производства дона Аль-до — это был один из тех ошеломляюще эффективных продвинутых наркококтейлей, столь всецело подорвавших способность лидеров правительственных и деловых кругов функционировать в долгосрочном режиме.

Поскольку это были нарковакеро, их идея хорошо проведенного времени состояла в том, чтобы сперва как следует удолбаться этим дерьмом, а потом играть на большие ставки в испаноязычную версию «Обычной погони». От кокаина у Алекса начиналась сердечная фибрилляция, спиртных напитков он тоже не употреблял, а благодаря огромным пробелам в образовании и общем жизненном опыте он был также совершенным профаном, в «Обычной погоне» любого рода, тем более в ее мексиканской версии. Однако дон Альдо пожаловал ему щепоть своего снадобья размером с ноготь большого пальца, и Алекс просто не посмел пренебречь гостеприимством доброго дона. Он вынюхал предложенное и принялся делать небольшие ставки по ходу игры. Алекс отлично умел проигрывать, что было ключом его популярности в этих кругах.

Спустя минут двадцать вся обстановка в «Гато-Негро» начала излучать то фальшивое, но яркое ощущение глубокой значительности, которое всегда сопутствует химическому улучшению памяти — и в этот момент вошли эти другие. Их было трое, они были очень хорошо одеты. Они проскользнули мимо мускулистого здоровяка у дверей, не будучи обхлопаны на предмет оружия, каковой факт немедленно привел дона Альдо, и Хуана, и Пако, и Снупи в состояние настороженности, поскольку Монтеррей не был их епархией и их собственные керамические одноразовые пистолеты находились на попечении заведения.

Трое новоприбывших, царственно игнорируя вакеро, уселись в дальнем конце комнаты, заказали себе cafй con leche [39] и немедленно углубились в негромкую напряженную беседу.

Дон Альдо резким взмахом угнанной у кого-то платиновой дебетной карточки подозвал к себе официанта и перемолвился с ним парой слов на пограничном испанском, настолько искаженном криминальным сленгом, что даже Алекс, бывший чем-то наподобие знатока в этих вопросах, не смог понять, о чем шла речь. А потом дон Альдо широко улыбнулся и дал официанту щедрые чаевые. Поскольку один из троих посетителей был комиссаром полиции штата Синалоа, а кто были двое хороших друзей El General [40], их уже не касалось.

… Вот только один из друзей El General был тем самым джентльменом, который появился сейчас в поле зрения Алекса. В тот момент он не имел для Алекса особого значения, но благодаря понюшке мнемоника лицо и манеры этого человека навсегда отпечатались на поверхности Алексовых мозгов. И сейчас, при первом же взгляде на него, при виде этой стрижки, этих темных очков, этой хорошо сшитой куртки-сафари, воспоминание накатило на Алекса с такой интенсивностью, что он буквально ощутил вкус порошка на корне своего языка.

– їQuй pasa? — спросил он.

— Как поживаете? — вежливо отозвался незнакомец. — Я Лео Малкэхи, а это мой товарищ по путешествию мистер Смитерс.

— Как поживаете, мистер Смитерс? — Алекс не смог удержаться, чтобы не передразнить его. — Как мило снова видеть вас.

— Хей, — буркнул Смитерс.

— А вы, простите?… — спросил Малкэхи.

Алекс взглянул на тонкие, розового кварца линзы солнцезащитных очков Малкэхи и немедленно ощутил, с чувством глубокого и полного убеждения, что эта встреча не сулит ничего хорошего ни ему самому, ни его друзьям. Высокий, обаятельный и безукоризненный Лео Малкэхи источал пронизывающую до костей атмосферу отдела ФБР по борьбе с наркотиками. Рейнджеры — это уже было достаточно плохо, по крайней мере ничего хорошего в них не было, но этот холеный нарк из числа друзей El General был таким человеком, которому вообще не следовало находиться в лагере ураганной бригады, ни по каким причинам, ни при каких обстоятельствах.

— Мистер Лео Малкэхи, — повторил Алекс. — Родственник?

— Я старший брат Джерри, — ответил Лео с мягкой улыбкой.

— Должно быть, непростое ощущение — иметь младшего брата, который может переломить тебе хребет, словно щепку.

Малкэхи вздрогнул. Реакция не бог весть какая, но он был несомненно напуган.

— Джерри здесь? Могу я поговорить с Джерри?

— Очень жаль, но Джерри нет в лагере. Он уехал вместе с другими преследовать торнадо.

— Но у меня было такое впечатление, что Джерри обычно координирует преследование, что сам он при этом остается в лагере, выполняя функции, э-э… я забыл, как это называется?

— Мгновенного прогнозиста. Да, обычно так и бывает, но в настоящий момент Джерри здесь нет, он гоняется за смерчами где-то в Оклахоме, так что при сложившихся обстоятельствах, боюсь, я не могу допустить вас в лагерь.

— Понимаю, — проговорил Лео.

— Что за херню ты там мелешь? — внезапно вмешался Смитерс. — Парень, мы же были в этом самом лагере три недели назад! Я-то думал, что еще раз угощусь вашей олениной!

— No problema, — заверил Алекс. — Дайте мне GPS-координаты, и я вышлю вам сколько угодно оленины. Прямо сегодня. Бесплатно.

— Есть здесь кто-нибудь еще, с кем мы могли бы поговорить? — спросил Лео.

— Нет. — ответил Алекс.

Брассье попытался бы найти компромисс. Сарыч бы уступил. Сэм Монкрифф сделал бы то, что показалось бы ему лучшим выходом.

— Нет, больше никого нет.

— Парень, не надо так себя вести, — предостерегающе произнес Смитерс. — Я полицейский!

— Вы полицейский, когда вы приезжаете с рейнджерами. Вы не полицейский, когда вы приезжаете с этим вот парнем. Если вы копы, тогда покажите мне какое-нибудь удостоверение и ордер!

— Бога ради, какой я полицейский, — ворчливо сказал Лео. — Я, собственно, э-э… экспериментальный экономист.

Смитерс, явно удивленный, покосился на Лео с откровенным недоверием, затем снова перевел взгляд на Алекса.

— Парень, у тебя будут проблемы, если ты не прекратишь нести эту дребедень. А ну покажи-ка мне твое удостоверение, черт возьми, а?

Алекс начал потеть. Страх только разозлил его.

— Послушайте, Смитерс или как вас там зовут по-настоящему, мне казалось, что вы не из тех, кто занимается таким дерьмом. С какой стати вам меня шмонать ради какого-то долбаного нарка? Этот парень ведь даже не коп! Сколько он платит вам за это?

— Но меня действительно так зовут! — вспылил уязвленный Смитерс. — Натан Р. Смитерс!

— Не понимаю, почему наш разговор стал настолько неприятным, — рассудительно проговорил Лео.

— Может быть, вам стоило бы немного подумать о ваших отношениях с вашим добрым другом, general de policнa [41], там, в Синалоа!

Это был выстрел в темноту, вслепую направленный гарпун, но удар оказался сильным. Лео так дернулся в ответ, что даже Смитерс, казалось, был встревожен.

— Синалоа, — задумчиво проговорил Лео, приходя в себя.

Он пристально посмотрел на Алекса. Лео был очень высок, и, несмотря на то что на нем не было тех бугров мяса, что на его брате-тяжелоатлете, он выглядел совсем не тем человеком, которому стоило переходить дорогу.

— Ну разумеется, — внезапно заключил он. — Ты не иначе как Алекс! Маленький Алехандро Унгер. Бог ты мой!

— Думаю, вам лучше поворачивать, — сказал Алекс. — Вам и таким, как вы, здесь делать нечего.

— Ты ведь здесь меньше месяца, Алехандро! И уже играешь при Джерри роль сторожевой собаки! Это поразительно, как ему удается вызывать в людях такую преданность к себе?

— Хорошо, Лео, будь по-вашему, — сказал Алекс. — Я пропущу вас в лагерь, если Джерри скажет, что вы можете войти, как вы на это смотрите?

Внезапно почувствовав слабость, он кинулся в атаку:

— Как насчет того, чтобы вы подождали здесь, а я сходил и позвонил Джерри? Я могу связаться с ним в поле, это очень просто. Давайте посмотрим, что Джерри скажет насчет вас?

— У меня есть встречное предложение, — сказал Лео. — Почему бы мне не предположить, что ты не имеешь здесь вообще никакого значения? Что ты попросту выдумал все это на ходу, имея ко мне какую-то собственную глупую неприязнь? Что ты просто неуравновешенный, больной, испорченный богатенький маменькин сынок, который влез не в свое дело, и что мы можем попросту пройти мимо тебя и отправиться куда нам нужно?

— Сперва вам придется меня завалить!

— Ну, это вряд ли будет сложно, Алекс. Ты до сих пор истощен после той подпольной нарколечебницы в Нуэво-Ларедо. Ты выглядишь совсем больным.

— Вы будете выглядеть совсем мертвым, Лео, когда парень, который навел вам в лоб лазерный прицел, нажмет на курок и ваши мозги вылетят наружу.

Лео медленно обернулся к Смитерсу.

— Мистер Смитерс, скажите, пожалуйста, действительно ли на меня в настоящий момент наведена лазерная винтовка?

Смитерс покачал головой.

— По крайней мере, я ничего такого не вижу. Слушай, парень, это, черт побери, действительно очень глупо — говорить подобные вещи таким людям, как я.

Алекс снял свои темные очки, потом стащил с головы шляпу.

— Посмотрите на меня, — предложил он Смитерсу. — Как по-вашему, я вас боюсь? Вы думаете, что произвели на меня какое-то впечатление?

Он повернулся к Лео.

— А вы как думаете, Лео? По мне похоже, что меня хоть сколько-то заботит, если мы начнем здесь драться и вас в конце концов пристрелят? Вам действительно это так надо — бить меня, рискуя получить вполне реальную пулю, всего лишь для того, чтобы получить возможность прогуляться среди пустых бумажных палаток и устроить какую-нибудь пакость своему брату, когда он вернется обратно — скорее всего, вместе со всеми своими друзьями?

— Ну нет, — сказал Лео решительно. — Во всех этих глупостях нет никакой необходимости. Мы ведь не хотим расстраивать Хуаниту, правда ведь? Джейни?

— Ты, черт тебя дери, лучше держись подальше от Джейни, — проговорил Алекс глухим от ярости голосом. — Это было большой ошибкой, говорить мне это! Убирайся подальше от меня и от моей сестры и впредь не приближайся, сукин ты нарк! Лучше сваливай поскорее, пока не потерял последние мозги и не сделал еще какую-нибудь глупость, кроме того, что вообще для начала сунулся сюда!

— Все это совершенно бессмысленно, — сказал Лео. — Не понимаю, чего ты хочешь добиться этой своей смехотворной наркоманской бравадой. Мы всегда можем вернуться как-нибудь потом, когда здесь будет кто-нибудь из нормальных людей.

Алекс кивнул и сложил руки на груди.

— О'кей. Согласен, это бессмысленно. Возвращайся к следующему Рождеству, старший брат. А пока что убирайся. И поскорее.

Лео и Смитерс обменялись взглядами. Лео выразительно пожал плечами, подчеркнутыми подбивкой его новенькой куртки-сафари.

Они не спеша забрались обратно в свой грузовик, Смитерс завел мотор, грузовик развернулся и поехал прочь. Глядя ему вслед, Алекс увидел, как Лео, поднеся к лицу видеокамеру, методично обводит ею лагерь.

Алекс медленно вернулся к командной юрте. Сарыч ждал его у дверного полога. Сэм по-прежнему был в своем прогнозистском шлеме. Джо Брассье вообще не было видно.

— Что это были за парни? — спросил Сарыч. Алекс пожал плечами.

— Ничего особенного. Я с ними разобрался. Просто пара любителей.