"Человек меняет кожу" - читать интересную книгу автора (Ясенский Бруно)

Глава восьмая

Котлован от реки отделяла тонкая перемычка. На краях котлована, с двух сторон, стояли два экскаватора и, вытянув шеи, удивлённо заглядывали вниз. Они закончили свою работу, выбросив верхний слой гальки. Глубже начиналась скала, и зубы экскаваторов бессильно лязгнули, царапнув её поверхность. Тогда в котлован спрыгнули люди и стали рвать скалу аммоналом. Три раза в день над котлованом верещали свистки, и люди гурьбой карабкались вверх по осыпающимся камням кавальера. Потом внизу раздавался первый взрыв, за ним второй, третий, восьмой, – размеренные глухие, как пушечные выстрелы. Это была короткая артиллерийская подготовка перед атакой. И когда отгремел шестнадцатый выстрел, люди стремглав кидались вниз, киркой, как штыком, колоть ошарашенную породу. Тогда подбегали другие, наваливали камень на тачки и бросались бежать, толкая тачку вперёд по узенькому настилу досок, тонкому, как острие бритвы, по которому души правоверных пройдут в обещанный пророком рай с тачкой своих грехов. Было очевидно, что для этих мусульман, с их стажем тачечников, будет парой пустяков пробежать по любому острию, и они, даже по дороге в рай, обязательно устроят гонки на лезвии магометовой бритвы.

По доске надо было пробежать карьером: остановиться на секунду – значило высыпать на полдороге весь груз. Добежав до старта, они с грохотом опрокидывали тачку; камни на лету подхватывали другие рабочие и грузили в оскаленный ковш экскаватора. Потом дреглейн плавно взлетал вверх и, описав полукруг, вытряхивал содержимое ковша в бурлящую муть реки, летевшей за перемычкой. На минуту в этом месте образовывался водоворот, пока набежавшие на подмогу мускулистые волны не подхватывали наконец гигантского груза и не катили его вниз по течению на незримых грохочущих тачках.

Кларк стоял на кавальере и просматривал вчерашнюю сводку, когда увидел поднимавшихся к нему Кирша и Морозова.

– Ну, как у вас дела? – заговорил по-английски Кирш. – Помаленьку движемся?

– Очень помаленьку. Пришлось приостановить рытьё канала и поставить сюда два экскаватора вместо грузоподъёмных кранов. Другого выхода не было. Вот если бы здесь установить самый простой конвейер с бункерами только в два этажа, весь котлован можно было бы закончить в несколько дней.

– Ничего не поделаешь! Мы запросили из Москвы несколько сот метров ленты, но это у нас дефицитный товар, и вряд ли можем рассчитывать на скорое получение. Не поставить ли шахтный подъёмник с ковшом от экскаватора? Это освободило бы по крайней мере один Бьюсайрус.

– Леса нет. Я уже справлялся. Невозможно получить.

– Да… Что ж делать, не было времени на проведение подготовительных работ, а одновременно строить и заготовлять – это тяжёлая работа.

– Извините, что вам помешаю, – раздался за спиной Кларка голос Мурри: он обращался к Киршу. – У меня серьёзное дело. Я ещё вчера вечером заходил к вам в канцелярию, но не застал. Очень хорошо, что мистер Морозов здесь. Вопрос довольно важный. Не сможете ли уделить мне десять минут?

– Пожалуйста. Давайте зайдём в юрту к товарищу Морозову, там поговорим на свободе.

В юрте скопилась густая тень. Пришельцу, который входил в эту тень извне, через сегмент света, вырезанный в ней откинутой кошмой, казалось, что он входит внутрь арбуза.

Они сели за стол, устланный голубыми чертежами, и минуту молчали, широко раскрытыми ноздрями впитывая прохладу. Наконец заговорил Мурри:

– Я отдаю себе отчёт, что мистер Уртабаев, как заместитель главного инженера, является моим непосредственным начальством. Я не хотел бы, чтобы у вас, господа, создалось впечатление, что я стремлюсь в какой-либо мере дискредитировать его в ваших глазах. Я раздумывал несколько дней и пришёл к заключению, что не имею права дольше об этом молчать.

Он вытряхнул пепел из трубки. Кирш насторожился.

– Особенно с момента отъезда моего коллеги Баркера, когда я взял на себя обязанность довести сборку экскаваторов до конца, я чувствую себя ответственным за это дело и не могу допустить, чтобы все эти дорогие механизмы были изуродованы. Это равнялось бы срыву всего строительства, и вы, господа, были бы вправе спросить меня, где я был, когда проделывалась эта варварская операция, и почему я не предупредил о ней заблаговременно. Я не сомневаюсь ни на минуту, что мистер Уртабаев руководится самыми лучшими намерениями и его толкает на это весьма похвальное стремление ускорить темпы строительства. Но одно дело намерения, другое – их практический результат, который в данном случае может оказаться катастрофическим.

– Подождите, я всё ещё не понимаю, что же, собственно говоря, сделал Уртабаев? Разве он, а не вы заведуете сборкой экскаваторов?

– Я фактически лишён возможности заведовать сборкой и отвечать за неё. Экскаваторы сюда не поступают больше в разобранном виде. Их собирают теперь в ста двадцати километрах отсюда, на пристани, под личным руководством мистера Уртабаева.

– А как же их будут оттуда транспортировать? Подождите, тут есть какая-то неувязка.

– Несомненно! Видите ли, у нас нет достаточного количества мощных тракторов для того, чтобы перевезти экскаваторы в разобранном виде с пристани на головной участок. Мистер Уртабаев разрешил эту проблему очень просто. Он рассуждал, по-видимому, так: зачем возить экскаваторы, раз у самих экскаваторов есть гусеницы? Соберём экскаваторы на пристани и пустим их собственным ходом. Если даже такая громоздкая машина будет делать по семь километров в день, всё равно в какие-нибудь две недели они придут на место, в то время как тракторы поступят ещё неизвестно когда.

– А, понимаю!

– Так вот, вся эта затея не выдерживает критики. Экскаватор – это не грузовик и не рассчитан на такие путешествия, гусеницы существуют для того, чтобы в процессе работы он мог передвигаться с одного места на другое. Но эти передвижения исчисляются метрами, в лучшем случае десятками метров в день, а не сотнями километров. Единственным эффектом этого эксперимента может быть только поломка всех экскаваторов. Если бы даже какой-нибудь из них и дошёл до места, то через две недели его надо будет выбросить на свалку. Ведь всю дорогу от пристани он должен будет продвигаться в лёссе, а вы сами знаете, какая это въедливая пыль и как она изнашивает части механизмов. Короче говоря, если вы не предпримете сейчас же соответствующих мер для прекращения этого нелепого эксперимента, я вынужден буду снять с себя всякую ответственность и попросить вас освободить меня от надзора за сборкой экскаваторов. Если бы здесь был Баркер, он мог бы сам, от имени фирмы, категорически воспротивиться такому уродованию машин. Он несколько раз жаловался мне, что экскаваторы здесь гоняют с места на место, не считаясь с тем, как это портит механизмы. Я, к сожалению, не представляю этой фирмы и не располагаю необходимыми полномочиями, чтобы лично воспрепятствовать затеям мистера Уртабаева.

– Так… Хорошо. Мы завтра же вызовем сюда товарища Уртабаева и подумаем вместе, какой найти выход. И я и товарищ Морозов очень вам благодарны. Можете быть спокойны, ваши замечания будут приняты в основу нашего завтрашнего решения.

Кирш поднялся и пожал руку Мурри.

Когда Мурри вышел, Морозов ворвался с места и взволнованно заходил по юрте.

– Что ж это такое? А? Каким образом вообще возможны такие безобразия? Уртабаев имел тут под рукой представителя фирмы Бьюсайрус и не только не счёл нужным посоветоваться с ним, но явно воспользовался его отъездом, чтобы угробить все экскаваторы. Знаете, я видел уже разные строительства, но с такими вещами, как здесь, встречаюсь впервые.

– Подождите, Иван Михайлович, дело всё-таки не так просто. Он же делает это с лучшими намерениями!

– Плевать я хотел на его намерения!

– Посудите сами. Ведь если б экскаваторы дошли в целости, мы через две недели имели бы здесь двадцать шесть штук и могли бы развернуть работу полным ходом. Теоретически это не такая уж плохая идея.

– Теоретически неплохо перевозить экскаваторы и на воздушном шаре.

– Всё дело в этом проклятом лёссе, который угробит любую машину.

– А какое лицо мы будем делать перед фирмой Бьюсайрус? Ведь это же форменный скандал! Они раструбят об этом по всем газетам. Нужно было только уехать их представителю, и мы в течение двух недель сумели угробить двадцать два экскаватора!

– Что и говорить, инцидент неприятный. Надо будет немедленно приостановить сборку. Пошлите сегодня же категорический приказ и вызовите Уртабаева сюда.

– Нет, это надо придумать! И это делалось с явным расчётом, чтобы поставить руководство строительства перед совершившимся фактом. Видели ли вы вообще Уртабаева? Нет! Он не счёл нужным даже приехать, согласовать свои распоряжения с новым главным инженером. Я его тоже до сих пор не видел в глаза. По-видимому, мы с ним разминулись в дороге, – на пристани я его не встретил. Он знает прекрасно, что мы уже две недели здесь, и даже не потрудился справиться, нет ли каких-нибудь изменений в общем плане работ. А не поинтересовался потому, что, повидавшись с нами, не мог не поставить нас в известность о своём эксперименте и знал заранее, что ему этого никто не позволит. Это – самоуправство, за которое мало отдать под суд!

– Видите ли, Иван Михайлович, тому, что он не приехал, могут быть и другие причины. Говорят, Уртабаев хороший инженер, энергичный и предприимчивый работник, с большой инициативой. За весь период пребывания здесь Четверякова и Ерёмина он вёл с ними постоянный бой, защищая правильные позиции. Некоторые инженеры говорят, что если бы предложения Уртабаева принимались и проводились в жизнь, мы не получили бы строительства в таком безобразном состоянии. Из борьбы с Четверяковым он вышел победителем: Четверякова сняли. Он здесь единственный инженер-таджик. Работает почти с начала строительства. Были все основания назначить его главным инженером, а не присылать нового человека из центра. Уртабаев человек мнительный. Все признают, что его здесь травили и не давали ему развернуться. Моё назначение он может считать личной несправедливостью, и не удивительно, что он засел на пристани, не желая ехать на поклон к новому начальству.

– Извините, но Уртабаев коммунист и, для здешних условий, старый коммунист.

– Конечно, я понимаю, но обида – вещь общечеловеческая и беспартийная. Я потому и не вызывал его. Думал: переварит, приедет, сработаемся.

– Никуда не годится эта ваша философия! И неправильно вы поступили, не вызвав его сразу. Эти сантименты надо бросить! Если даже ваши предположения относительно обиды Уртабаева правильны, – тем хуже. Потворствовать таким вещам нельзя. Мы Уртабаева призовём к порядку по партийной линии, а вам его придётся призвать по линии беспрекословного подчинения вашим указаниям. Нет у нас двух главных инженеров, есть только один. Инициатива в рамках единоначалия – вещь хорошая, но если она основана на амбиции, то может привести только к вредным авантюрам. И то, что вы своевременно не вызвали Уртабаева, делает вас косвенно ответственным за эту авантюру. Завтра надо это ликвидировать. Я сейчас же составлю приказ о немедленной приостановке сборки экскаваторов и вызову Уртабаева сюда. Приказ подпишем мы оба.

Морозов два дня ждал приезда Уртабаева. На третий день, с утра, пришёл с пристани грузовик. Уртабаев не приехал и на этот раз. Он даже не прислал записки, которая объяснила бы его задержку. Морозов велел подать машину. Десять минут спустя он катил по плато по направлению к пристани.

Он не замечал ни джайранов, ни верблюдов, пасущихся на свободе, – это был период их летнего отпуска, верблюжьи каникулы. Верблюды валялись вдоль всей дороги, как машины, поставленные в ремонт. Он не видел поломанных тракторов, брошенных у дороги, как околевшие животные, сражённые жаждой раньше, чем они успели дотащиться до далёкой желанной реки. Кругом простиралась пустыня, поросшая редкой колючкой.

Легенда говорила об этой земле, что когда-то от Пянджа ехал по ней пророк и верблюд его споткнулся и сломал ногу. Тогда пророк возгорелся гневом на верблюда, убил его, содрал шкуру, простёр её на земле хвостом к Пянджу и сказал:

– За то, что ты не сумел пронести на своей спине пророка, пусть шкуру твою томит жажда гееннская и да не утолится она никакой водой, кроме воды реки Вахш.

Потом он проклял эту каменистую землю и вернулся опять за Пяндж. А верблюжья шкура, томимая жаждой, росла и росла многие века, тянулась к Вахшу, пока не покрыла всего плато. С тех пор шкура верблюда вылиняла и иссохла. Ночью её приходят обнюхивать шакалы, а земля, покрытая шкурой, зачахла. Никакое растение не может пробиться через неё, пока сама река Вахш не придёт утолить её жажду… Не предвидел мстительный пророк, что будут люди, которые одолеют Вахш и один его рукав отбросят далеко в пустыню.

Морозов не знал легенд. Он очнулся от своих разгневанных мыслей, когда автомобиль с разгона наскочил в степи на неожиданный городок из нескольких бараков и белых домиков с верандами. Городок был усажен деревцами! Это походило на мираж. Морозов велел остановить машину, вылез, потрогал листья придорожного деревца: листы были настоящие. Это был маленький тополь, посаженный самое раннее в прошлом году; об этом свидетельствовала несмелая зелень его оперения.

Это не был мираж. Это был городок второго строительного участка. Морозов осматривал его впервые. С пристани он ехал ночью и не видел ничего, кроме дороги, аккуратно вырезываемой во мраке никелированными ножницами фар.

Он велел шофёру ехать серединой городка, увидел отгороженный прямоугольник, – несомненно будущий парк: зелёная поросль шла здесь ровными густыми полосами. В середине прямоугольника возвышалась открытая сцена с навесом, похожая на недоконченную веранду. Морозов остановил машину и велел позвать начальника участка.

Пришёл невысокий человек в белой фуражке, в сопровождении собаки.

– Вы будете товарищ Рюмин?

– Я.

– Моя фамилия Морозов. Скажите, каким чудом вы насадили тут деревья и они у вас принялись? Откуда взяли воду?

– А тут в семи километрах проходит небольшой арык, ответвление от старой туземной системы. Я провёл к нему наш арык, поставил насосную станцию и качаю оттуда воду на поливы.

– А как же устроились с замочкой вашего арыка? Ведь семь километров по этой земле – это не пустяк!

– Конечно, хлопоты были. Сначала вода уходила под почву. Бились с месяц, теперь, видите, вода доходит в достаточном количестве.

– Вы тут давно?

– Год. С начала строительства.

– Хорошо вы тут отстроились, не то что на первом участке.

– Там начальники часто менялись. Один начальник начинал одно, другой – другое. А я тут с самого начала. За год, если б был материал, можно было выстроить и больше.

– Из чего строили? Из камышей?

– Камыш, глина. Дерева самая малость. Мы тут немножко в загоне, весь материал идёт на головной участок. Конечно, там работы больше и трудней, – скала и галька, а у нас тут лёсс! Только в смысле гражданских сооружений стоило бы нам помочь. Ведь там, на головном, постройки все временные, а у нас по плану предполагается здесь хутор будущего совхоза, и городок строится с этим расчётом. А отвоевать у правления воз леса – не дай бог как трудно. Приходится каждый раз ездить и клянчить.

– Как у вас с работами?

– Те работы, которые можно провести без крупных механизмов, к сроку будут закончены. Пожалуй, даже раньше срока. С механизмами вообще нас немного подкачали. Прислали одни «миами», а это тяжелая и непроизводительная машина, которая здесь себя совершенно не оправдала. Вот так и лежат, как прислали. Работаем преимущественно скреперами Фресно, есть два роторных скрепера, очень производительные машинки, но нужен к ним гусеничный интер, а у нас последний вышел из строя. Вообще с тракторами беда. Почти все стоят в ремонте, запасных частей нет. Механизация вовремя не позаботилась. Приходится все работы производить вручную и конными волокушами. Конные волокуши нас спасают. Опять загвоздка с кормами. В прошлом году поморили наших лошадей: совхоз не заготовил сена. Этой весной мы уже решили не полагаться на совхоз и сено заготовляли сами. Трава здесь ничего, только надо косить ранней весной, пока солнце не выжжет. Заготовили стогов тридцать. До будущего года хватит, если не сожгут.

– Как это сожгут? Кто?

– Поджигают степь не то киргизские мальчишки, не то кто-то другой. В этом году было уже два пожара. Пришлось всех снимать с работы и спасать сено. Выкопали канавы и кое-как спасли. Поедете дальше – увидите, все холмы чёрные. В последние недели успокоились, но опять-таки неизвестно – может вспыхнуть каждую ночь, а при такой жаре достаточно одной спички. Дежурим по ночам. Организовали вооружённую конную охрану, но разве убережёшься, – пространства очень большие.

– У вас тут прямо пампасы какие-то. Басмачи есть?

– В прошлом году были. Вырезали несколько техников. В этом году не слышно. Население их не поддерживает. Видит, что работы подвинулись, ждёт, – скоро вода пойдёт. Сами заинтересованы. Помогали тушить пожар и в охране принимают участие. Вообще сдвиг есть.

– Вы партийный?

– Нет. На прошлой работе на Дальверзинстрое подавал заявление в партию. Рабочая общественность поддержала. Дело пошло в Ташкент и там застряло. Прошло года полтора – никакого слуха. Может быть, отклонили.

– Если и отклонили, всё равно должны известить. Буду скоро по делам в Ташкенте, – непременно справлюсь.

– Сделаете большое одолжение.

– Значит, с работами у вас не так уж плохо?

– За нами дело не станет. Вся загвоздка в одном отрезке. Там без двух экскаваторов никак не обойтись. Говорят, несколько экскаваторов идут с пристани собственным ходом, – может быть, и нам парочку отпустите?

– Экскаваторы придут не скоро. Те, которые подвезут на тракторах, поступят на головной участок. Вы на скорое получение экскаваторов не рассчитывайте. А насчёт вашего партийного дела справлюсь обязательно. Ну, до свидания!

– По участку не проедете?

– Нет. Есть срочное дело. Заеду в следующий раз специально, дня на два. Переночевать устроите?

– Милости просим.

Машина тронулась. Опять по обеим сторонам дороги поскакала степь, пегая, с чёрными подпалинами. Морозов уже знал происхождение этих подпалин. Он вообразил огонь, разливающийся по степи мерцающим прибоем, перехлёстывая через стога и постройки, и несущийся дальше в поисках драгоценного леса, завезённого сюда за сотни километров.

На всем протяжении дороги, то тут, то там Морозов видел прокопчённые в лёссе арыки и широкие ложбины, в которых, за облаками пыли, как китайские тени, двигались силуэты необычных пахарей. Они бежали рысью, погоняя лошадей, тащивших вместо плуга огромный стальной гребень, словно вычесывали перхоть из заскорузлой гривы земли, и взбудораженная перхоть окутывала их рыжим туманом.

От быстрой езды степь начинала струиться в глазах, как однообразная серая жижа. Морозов увидел вдали от дороги огромный столб пыли, медленно пробиравшийся по степи. Он заслонил рукой глаза от солнца и смотрел на странный смерч. Из пыли торчал огромный костыль. Это была стрела экскаватора. Начальник велел остановить автомобиль и, привстав, смотрел на махину, медленно ползущую по пустыне. Морозов выплюнул неразборчивое ругательство.

– Чего стоишь? Поезжай, – крикнул он на шофёра и сейчас же сам устыдился своего окрика. – Далеко ещё до пристани? – спросил он, немного помолчав, стараясь придать своему голосу как можно более дружественное звучание.

– Километров девяносто.

– Поддай-ка газу, очень уж медленно едем.

Шофёр дёрнул машину, как непослушного коня, и машина понеслась танцующим галопом – глотать хлопья воздуха и километры.

Примерно километров через семь Морозов увидел второй экскаватор, но уже не остановил автомобиля. Потом третий, четвёртый. До пристани он насчитал их шесть.

На пристань автомобиль влетел, как ветер. Шофёр внезапно затормозил, и Морозов скорее вылетел, чем выскочил через открытую дверцу на хрустящий песок набережной.

– Где тут товарищ Уртабаев?

Ему указали рукой по направлению к баракам. Он прошёл за бараки и увидел там, где начиналось плато, два полусобранных экскаватора. Сборкой руководил таджик в белом европейском костюме. Морозов подошёл вплотную:

– Вы товарищ Уртабаев?

– Я.

– Вы получили мою записку?

– А вы кто такой? – окинул Морозова с ног до головы Уртабаев.

– Я Морозов.

– Новый начальник? – вопрос прозвучал резко и насмешливо.

– Вы получили мою записку? – повторил Морозов, чувствуя, что раздражается, и стараясь не терять самообладания.

– Получил.

– И?

– Пойдёмте отсюда. Зайдём куда-нибудь, где можно будет поговорить… Кончайте, ребята, без меня, – повернулся Уртабаев к рабочим. – Приду – проверю.

Он пошёл прямо, не оглядываясь, по направлению к баракам. Морозов нагнал его на полдороге.

– Немедленно прекратить сборку и разобрать собранные уже экскаваторы.

– Не торопитесь, – нахмурился Уртабаев. – Поговорим. Я сегодня должен закончить сборку восьмого Бьюсайруса и ночью собирался к вам, на «голову». Вы сюда приехали специально по вопросу об экскаваторах?

Во взгляде Уртабаева, в том, как он подчеркнул слово «специально», было что-то издевательское и оскорбительное.

– Да. И говорить нам особенно не о чем. Вы получили форменный приказ, подписанный начальником строительства и главным инженером, немедленно прекратить сборку и выехать на «голову». Вы не только не потрудились его выполнить, но продолжаете собирать экскаваторы и высылать их на плато. Вы знаете, как это называется у нас на партийном языке?

– Я знаю, что начальник и главный инженер, приехав на новое строительство, сделали бы лучше, если бы не начинали со скоропалительных приказов, а сперва ознакомились с положением работ.

Они стояли в дощатой каморке начальника пристани. Уртабаев запер дверь ключом и ключ бросил на стол.

– Вы так думаете? Вы думаете, что вам разрешат для вашей фантазии переломать все экскаваторы? Вы ошиблись. Мы ещё сумеем справиться с самодурством молодых и слишком самонадеянных инженеров. Вы временно отстраняетесь, за неподчинение приказу, от исполнения обязанностей заместителя главного инженера и сдадите все дела товарищу Киршу.

– Опасаюсь, что вы принимаете решение слишком молниеносно и берёте на себя очень большую ответственность. За состояние экскаваторов до момента вступления их в эксплуатацию отвечает фирма Бьюсайрус. В данном случае я действую с согласия этой фирмы, в лице её представителя инженера Баркера. Если экскаваторы поломаются, отвечает за это фирма Бьюсайрус.

– Это ложь! Я знал заранее, что, припёртый к стене, вы захотите свалить всю вину на Баркера, поскольку он уехал и этого нельзя проверить. Вы ошиблись. Баркер перед отъездом передал свои функции и указания другому американскому инженеру, который категорически протестует против вашего нелепого эксперимента и грозит снять с себя всякую ответственность, если экскаваторы не будут немедленно разобраны.

– Подождите, тут возникло, очевидно, какое-то недоразумение.

– Никакого недоразумения тут нет, дорогой товарищ Уртабаев, а есть просто общепринятое правило честных людей: если ты заварил кашу – расхлебывай её сам, а не старайся взвалить вину на другого.

– Вы, кажется, полагаете, что пост начальника строительства даёт вам право держать себя по-хамски с подчинёнными вам партийцами. Я не понимаю и отказываюсь понимать ваши неуместные намёки. Всё это дело в конце концов очень легко выяснить. Куда уехал Баркер?

– В Америку.

– Как это в Америку? Ведь экскаваторы не собраны!

– Не прикидывайтесь дурачком, товарищ Уртабаев. Инженер Баркер уехал неделю тому назад. Об этом знает каждый из ваших рабочих, и за неделю до отъезда знало всё строительство. Ваша игра бесцельна, и она не делает вам чести. Вы допустили самоуправство по отношению к фирме Бьюсайрус и по отношению к строительству, и вы будете отвечать за это. Нечего тут прятаться за чью-то спину. Единственно, что вам осталось сделать, – это немедленно отдать распоряжение о разборке экскаваторов. Что будет с теми, которые уже вышли, – решим завтра.

– Но поймите, ведь это же единственный способ, который гарантирует нам, что экскаваторы действительно в ближайшее время попадут на строительство…

– Вот-вот, с этого надо было начинать. Ваш способ гарантирует строительству только поломку машин и скандал с фирмой Бьюсайрус. Баркер уже раньше возражал против ваших затей. Идите и отдайте распоряжение о разборке, сами поедете со мною.

– Но я уверяю вас, вы ошибаетесь…

– Может быть, – тогда я буду отвечать за свои ошибки. Вы отдадите распоряжение или нет?

– Нет.

– Ах, вот как!

– Вы же отстранили меня только что от исполнения моих обязанностей. Мои распоряжения с этой минуты недействительны. Распорядитесь сами.

Это звучало не только как издевательство, это звучало как вызов. Морозов, не ожидавший прямого сопротивления, ответил не сразу. Глаза таджика светились упрямством и злобой.

«Вот так местные кадры!»

Морозов взял со стола ключ и отпер дверь.

– Хорошо, я сам отдам это распоряжение. А с вами мы поговорим в партийном комитете.

Уехать в тот же день Морозову не удалось: обнаружились неисправности в моторе. На следующий день, с утра, когда Морозов садился уже в машину, пришло известие, что в пятнадцати километрах от пристани затонула баржа с частями от двух экскаваторов. Пришлось немедленно перебросить туда всех рабочих и спасать потонувшие части, пока не утащила их вода и не исковеркало камнями.

Морозов сам руководил спасательной работой. Поздно ночью, при свете факелов и фар люди, раздетые догола, барахтались в обхватку с клокочущей водой, вырывая у неё по куску драгоценный груз, и взъерошенная вода бешено отбивалась. До рассвета значительная часть груза была спасена. Пропали котёл и половина гусеницы. В поисках за ними надо было спуститься вниз по течению.

Морозов, вспотевший и усталый, прилёг в машине. Он злился на себя, что потерял время. Стоило ли спасать два экскаватора, когда там, на плато, погибало их шесть! Нельзя было терять ни минуты. Он слез с машины, окунул голову в холодную воду, смывая назойливый сон, и, разыскав Уртабаева, велел шофёру трогать.

Когда они миновали пристань, солнце стояло уже высоко. Морозов молчал, продрогший и пасмурный. Молчал и Уртабаев. Машина быстро стригла курчавую от пыли дорогу, и пыль стлалась по бокам, пушистая, как шерсть. Уртабаев оживился, увидав вдали шагающий экскаватор. Он повернулся и долю провожал его глазами. Морозов сидел с закрытыми глазами, втиснувшись в угол. Дорога тянулась в бесконечность, прямая, как удар хлыста по коричневой спине пустыни. С неба сочился клейкий зной, слепляя расклеивавшиеся с трудом веки. Морозов уснул.

Очнулся он от оглушительного шума. По степи, в двухстах шагах, ползли один за другим два экскаватора. Впереди неожиданной декорацией развернулся городок второго участка, похожий на раскрашенный чертёж.

Из городка, навстречу экскаваторам, высыпала густая толпа рабочих с красными флагами и платками. Толпа встречала экскаваторы восторженным криком, подбрасывая вверх тюбетейки и кепки.

Морозову, окинувшему спросонья одним взглядом всю эту картину, она показалась безвкусным плакатом за пропаганду индустриализации. Он поморщился и гневно покосился на Уртабаева. Уртабаев забыл, по-видимому, о присутствии Морозова и, приподнявшись на сиденье, выкрикнул навстречу толпе что-то по-таджикски, помахивая в воздухе тюбетейкой.

Толпа отвечала громким «ура».

Морозов не выдержал:

– Вы, кажется, с ума сошли, товарищ Уртабаев?

Уртабаев посмотрел на него непонимающими глазами.

– Я же вам говорил…

– Что вы мне говорили?

– Они дойдут! Я вам говорил, что они дойдут!

– А через неделю их можно будет выбросить на свалку!

– Это ещё увидим, – лицо Уртабаева потускнело.

Автомобиль поравнялся с толпой. Морозов увидел в первом ряду невысокого человека с собакой и тронул за плечо шофёра. Машина остановилась. Подошёл Рюмин.

– Что это за идиотская демонстрация? – нагнулся к нему Морозов. – Валюту гробят, импортные механизмы ломают, а вы обрадовались! С музыкой вышли! Распустите рабочих по местам, никакого праздника нет. А экскаваторы, чтобы дальше не шли, можете задержать на своём участке. Вам были нужны два экскаватора – берите.

Рюмин стоял ошарашенный, ничего не понимая, и смотрел на Морозова.

Между тем толпа, узнав, что едет начальник строительства, окружила машину и устроила Морозову бурную овацию. Это уж было слишком. Морозов махнул рукой шоферу. Шофёр включил мотор и дал гудок. Толпа не расступилась. Машина медленно тронулась, пронзительно гудя, и, выбравшись наконец из толпы, рванула и понеслась карьером. Морозов искоса посмотрел на Уртабаева. Уртабаев смеялся.

Толпа проводила машину удивлёнными глазами и медленно рассеялась.

На дороге остались Рюмин и его собака. Оба они минуту смотрели вслед удалявшемуся автомобилю, пока тот не скрылся за тучей пыли. Собака повернулась первая и лизнула руку хозяина. Рюмин почесал ей за ухом.

– Понимаешь что-нибудь, Бек? – наклонился он к собаке. – Изругали нас неизвестно за что, а потом дали нам два экскаватора. Третьего дня просил – отказали наотрез. Интересно, правда? Что ж, мы с тобой люди не гордые, экскаваторы возьмём – пригодятся. И обижаться за них не будем. Как ты думаешь?

Собака утвердительно вильнула хвостом.