"Невезение" - читать интересную книгу автора (Бруно Энтони)

Глава 6

Гиббонс переменил позу в кресле, стараясь не расплескать кофе. Он отхлебнул из голубой пластмассовой крышки термоса и поглядел, как Догерти управляется с видеотехникой. Она помещалась в небольшом фургоне, но все было сделано вполне удобно. Гиббонс вспомнил, каково было прежде в фургоне прослушивания, битком набитом громоздкими камерами и огромными магнитофонами. Приходилось часами сидеть на деревянном жестком стуле, обливаясь потом, прилипая к вентилятору на крыше всякую свободную минуту. Он взглянул на Догерти, сидящего у пульта управления. Этот парень даже не подозревает, как легко теперь стало работать.

На Догерти была форменная одежда компании по обслуживанию электрических и газовых сетей – на тот случай, если кто-то пройдет мимо и поинтересуется, чего ради фургон компании припаркован на узкой дороге в этом районе Элпина Нью-Джерси в воскресный полдень. Догерти даже развесил провода и веревки на ближайшем столбе, делая вид, будто что-то закрепляет на нем. Он хорошо знал свое дело. Лучший специалист по скрытому наблюдению, если верить отзыву Иверса. Вернее, лучший технический специалист: Именно так называли сейчас этих парней. В прежние времена агенты на нелегальном положении сами осуществляли тайное наблюдение, это было частью их работы. Сейчас на заданиях вроде этого агенты работали вместе с техническими специалистами. Гиббонс поглядел на сложное электронное оборудование, компактно расположенное у одной из стенок фургона. Что ж, так оно и лучше – кому охота разбираться в том, как функционирует вся эта дребедень.

Догерти вертелся в кресле, одна рука на наушниках, другая поворачивает переключатель на панели управления. Только сейчас Гиббонс наконец понял, откуда у него эта странная лысина на макушке от одного уха до другого: полоска появилась там, где голову натирали наушники. Вот уж действительно парень горит на работе.

Догерти таращился на потолок фургона, ни на что конкретно не глядя, просто медленно переводя рычажок настройки и вслушиваясь в звуки с широкой улыбкой на лице. Догерти мог улыбаться чему угодно и по любому поводу. Ему не больше тридцати двух – тридцати трех лет, решил Гиббонс, и он не переставал улыбаться, даже рассказывая о своих выпадающих волосах. Он был отнюдь не глуп, просто доволен жизнью. Может, жизнь казалась ему сплошным праздником? Гиббонсу еще никогда не доводилось встречать счастливого ирландца. По крайней мере в трезвом состоянии. Может, мать Догерти была полькой?

Он перестал возиться с рычажком настройки, глаза у него закрылись, улыбка стала еще шире.

– Думаю, мы готовы, – сказал он.

Он снова повернулся к пульту управления и пощелкал выключателями. Один из трех мониторов, укрепленных на передней стене, засветился, на экране появилось черно-белое изображение женщины в пестром платье, перемешивающей салат на длинном, накрытом для обеда столе. Камера была наклонена так, что большая люстра затеняла лицо женщины. Догерти указал на другую пару наушников, висящих на стене. Гиббонс поднес один наушник к уху. Он ясно слышал, как деревянная ложка постукивает о стенки деревянной миски.

– Где расположены камеры? – спросил Гиббонс.

Догерти отодвинул один наушник.

– Я установил их на деревьях. У меня их там пять, но та, что направлена на гостиную, не дает изображения. Остальные работают нормально. Мы просматриваем столовую, кухню, спальню и ванную Сэла. Неплохое изображение, если учесть, что мы получаем его через окно. Верно?

Гиббонс улыбнулся и кивнул. Улыбался он как крокодил. Если бы Сэл знал, что его роскошное поместье, раскинувшееся тут на двадцати акрах леса, находится под наблюдением, он бы просто спятил.

На мониторе, появился брат Сэла Джозеф, вошедший в столовую. Он обошел вокруг стола, проверяя кушанья.

– Что ты приготовила? – спросил он женщину. – Снова цыплята?

– Телятина с баклажанами, – ответила она.

Качество звука было отменным, такого чистого звука на аппаратуре наблюдения Гиббонс еще никогда не слышал.

– Вы укрепили микрофоны на деревьях? – спросил он.

Ирландские глаза Догерти засияли от удовольствия. Он отрицательно покачал головой.

– Побывали в доме?

Продолжая улыбаться, Догерти снова помотал головой.

Гиббонс услышал, как Джозеф спросил женщину, сколько стоит телятина и почему, черт побери, она тратит столько денег на «этих парней». Джозеф всегда был полным ничтожеством, подумал Гиббонс. Стареющий ублюдок в залоснившемся костюме покроя сорокалетней давности. Чем-то похож на киноактера Чезаре Ромеро, но без его обаяния.

Женщина закончила готовить салат и прошлась по комнате. Теперь он смог разглядеть ее. Она была такого же роста, как Джозеф, с короткими редкими черными волосами. Невероятных размеров очки были главным украшением ее весьма невыразительного лица. Ничем не примечательная итальянка средних лет. Гиббонсу этот типаж был хорошо знаком. У большинства его будущих родственниц по линии жены были такие же скучные физиономии.

– Кто эта женщина? – спросил он.

– Сесилия Иммордино, сестра Сэла, монашка.

– Что? Это сестра Сесилия? В таком платье?

Догерти кивнул.

– Дома она обычно не носит монашеской одежды.

– Почему?

Догерти посмотрел на Гиббонса и пожал плечами.

– В этом нет ничего странного. Нынче монашки вовсе не обязаны носить ее дома. Они теперь могут хоть иногда иметь человеческий вид. Когда я учился в католической школе, все было по-другому.

Гиббонс удовлетворился его ответом. Джон Джозеф Догерти наверняка разбирался в таких вопросах.

Гиббонс поглядел на монитор и увидел Сэла, входящего в комнату с группой своих подручных. Он насчитал девять человек, большинство из них были капитанами семейства Мистретты. Двое вошли позади остальных, остановились у стены и держались особняком. Слишком молоды, чтобы быть capo. Вероятно, личные телохранители Сэла, его опора. Тощие парни с голодными глазами.

Гиббонс проследил за худым, с красными глазами типом, который, обойдя стол, направился прямо к монашке, поцеловал ее в щеку и заговорил с ней. Она радостно заулыбалась и закивала ему, потом показала висящий на груди массивный золотой крест, размером не менее четырех дюймов, сказав, что это подарок Сэла. Парень взял бережно крест в руки и стал внимательно разглядывать его, рассыпаясь в комплиментах по поводу хорошего вкуса и удивительной щедрости Сэла. Гиббонс просто не верил собственным глазам. Ведь это был сам Вакарини, главный сутенер в северной части Джерси.

Гиббонс обратил внимание на то, что большинство парней стремились заговорить с Сесилией, сказать ей что-то приятное, но другие ограничивались обычным приветствием, к тому же не особенно дружелюбным.

– А что нам известно о сестре Сесилии? – спросил он. – Она в самом деле монашка?

– О да, самая настоящая, – ответил Догерти. – Общается с архиепископом и всеми прочими. Однако в том, что касается отношений с Сэлом, ее непросто раскусить.

– Что вы имеете в виду?

– Кое-кто из этих парней терпеть ее не может. У нас на пленке множество записей, где они жалуются, что она имеет слишком большое влияние на Сэла. Но есть записи и других парней, где говорится прямо противоположное. Во всяком случае, можно сказать, что Сэл любит время от времени появляться вместе с нею на людях. Когда они куда-то отправляются, она обязательно надевает монашеское облачение. Вероятно, он считает, что это работает на его имидж. Понимаете, беспомощный калека, умственно неполноценный, о котором заботится монахиня. Вызывающая сочувствие жертва несчастных обстоятельств.

– Вы полагаете, что она посвящена во все их дела?

Догерти снова уставился на монитор и медленно покачал головой.

– Я слежу за Иммордино со Дня благодарения и до сих пор не могу до конца в ней разобраться. Она отнюдь не глупа, понимает, что творится вокруг, но видит только одну сторону происходящего. Она знает, что Сэл занимается игорным бизнесом, ростовщичеством и рэкетом, но абсолютно уверена, что он никогда никому не причинял вреда и, упаси Бог, никого не убивал.

– Дерьмовая семейка, – пробормотал Гиббонс, глядя на лицо монашки на мониторе.

– У нас это тоже записано на пленке. Ее собственные слова и рассказы других людей. Довольно забавно, что она даже умудряется оправдывать его незаконные делишки. Огромные барыши, которые семья получает на ростовщичестве и проституции, по ее мнению, вполне заслуженное наказание людям, которых влечет к подобным грехам. Это почти буквально ее слова. Я записал их. Можете поверить в такое?

– Не слишком верится, – ответил Гиббонс, отхлебывая кофе.

Догерти замолчал и некоторое время возился с рычажком настройки.

– Мне кажется, – продолжал он, – она намеренно закрывает на все глаза. Сэл делает большие пожертвования церкви, и она вовсе не желает, чтобы этот ручеек иссяк. Она совершенно помешана на том, чтобы построить новое здание, для своего приюта. Что-то вроде дома для беременных юных девиц. Она говорит об этом постоянно. У меня целые километры пленки с ее разговорами про это. Думаю, она может одобрить что угодно, лишь бы получить побольше пожертвований. Понимаете? Друзьям нетрудно прощать маленькие грешки.

Гиббонс отхлебнул еще глоток кофе. Пожалуй, эта семейка не боится ходить на исповедь.

Он снова поглядел на экран монитора. Все уже сидели за столом, сестра Сесилия стояла на одном конце стола, накладывая на тарелки овощи и телятину и передавая их дальше. Мужчины от удовольствия потирали руки, принюхивались и говорили, что пахнет замечательно, но не начинали есть, ожидая, пока все не получат свою порцию. Настоящий семейный обед. Во главе стола восседал Сэл. Мафиозная «тайная вечеря».

Сэл оторвал ломоть от длинного хлеба и передал его дальше.

– Итак, вам ясно, как именно мы должны действовать? – начал он. – Мы будем использовать только тех, кого хорошо знаем и кому доверяем. Никаких друзей моих друзей. Только люди, за которых мы можем поручиться.

Вакарини плеснул себе в бокал красного вина.

– Не беспокойся, Сэл, – сказал он. – У меня есть надежные люди в Вегасе. Они умеют держать язык за зубами.

– Хорошо, но мне нужно очень много надежных людей, – возразил Сэл, накладывая салат на тарелку. – Никто не должен делать ставку больше, чем на пятьдесят баксов. Это предел. Именно поэтому нужно иметь очень много своих людей. Ясно?

Вакарини согласно кивнул, рот его был набит овощами. Ясно.

Жирный тип, сидящий спиной к камере, встрял в разговор:

– А что насчет денег, которые задолжал нам Золотой Мальчик? Это же куча денег. Мы что, должны забыть о них?

Гиббонс узнал этот мерзкий плаксивый голос. Фрэнк Бартоло, которого Мистретта назначил начальником команды Сэла на то время, пока Сэл был временным главой семейства. Очень влиятелен в строительных компаниях, имеет тесные связи с пенсионными фондами, платит нужным людям, чтобы получить контракты, и прочие подобные делишки.

Сэл указал на него рукой с бутылкой вина.

– Фрэнк, ты, кажется, прослушал, что я говорил. Я уже сказал, что обо всем позабочусь. Нам заплатят. Не беспокойся.

– Ну да, но Сабатини обычно так не поступает, – замахал обеими руками Бартоло. – Вся эта затея... Не знаю. Такими делами Сабатини не занимается. Он предпочитает, чтобы хлеб был испечен, нарезан и подсушен, он не любит такую дерьмовую неразбериху.

Сэл продолжал жевать с полным ртом, устремив в Бартоло два пальца, подобно двум стволам винтовки, и собираясь заговорить, как только прожует. Но тут в разговор неожиданно встряла его сестра.

– Я была у мистера Мистретты и все рассказала ему, Фрэнк. Он поддерживает дело на все сто процентов. Ему очень понравилась эта идея.

Гиббонс уставился на монашку. Черт побери, какое отношение имеет к их делам набожная сестричка?

Бартоло поднял руки, сдаваясь.

– Это все, что я хотел знать. Сил. Если Сабатини согласен, все в порядке. Если бы это не было согласовано с ним, я не пошевелил бы и пальцем. Ты же его знаешь – если Сабатини приходит в ярость, то его не остановить. Помнишь, что случилось с Томми Риксом и его командой?

В ответ никто не проронил ни слова. Все уткнулись в свои тарелки и молча жевали. Никому из них не нужно было рассказывать, что произошло с Томми Риксом и его людьми. Это знал даже Гиббонс. Гаэтано Риккардин по прозвищу Томми Рикс и шестеро его человек были изрублены на куски и зацементированы в фундаменте высотки на углу Шестьдесят восьмой улицы и Второй авеню. Ходили слухи, что Мистретта прямо-таки взбесился, когда узнал, что Томми Рикс у него за спиной проворачивает делишки с кокаином вместе с двумя колумбийцами из Куинса. И это после того, как Сабатини Мистретта дважды предупреждал его не иметь никаких дел с латиноамериканцами. Полиция получила разрешение прекратить строительные работы, им пришлось разломать фундамент, чтобы найти тела убитых. Самый большой кусок, который они отыскали, был размером с пятидесятицентовую монету, но им так и не удалось найти хоть один зуб, чтобы идентифицировать кого-нибудь из убитых. Все знали, что именно Мистретта приказал убить их, но следствие не имело доказательств, которые можно было бы предъявить суду. Рабочие на стройке грозились предъявить иск городу за прекращение работ, и полиции пришлось уйти ни с чем. На этом месте заложили новый фундамент и построили тридцатиэтажный дом с роскошными квартирами, а Мистретта снова улизнул от ответа. Ловкий ублюдок.

Все молча продолжали есть. Гиббонс заметил, что сестра Сесилия нервно поглядывает то на Сэла, то на Бартоло. Именно она в конце концов и прервала всеобщее молчание.

– Мистер Мистретта был особенно рад тому, что мы наконец получим достаточно денег, чтобы построить новое здание для приюта Марии Магдалины. Конечно, из доли Сэла. Правда, Сэл?

Сэл поднял глаза и кивнул, не переставая жевать.

– Конечно, Сил. Не беспокойся об этом. У тебя будет новое здание. Только пока ничего не говори про это архиепископу.

Что-то было с ней не так, но Гиббонс никак не мог понять, в чем же дело.

– Конечно, я понимаю. – Она кивнула, свет люстры скользнул по ее лицу.

Гиббонс не смог распознать маленького коротышку, который заговорил следующим.

– Послушай, Сэл.

– В чем дело?

– Как ты собираешься уговорить мистера Бешеного? Разве он согласится на такое? Судя по тому, что я видел по телевизору, он не слишком-то сговорчив.

Кое-кто рассмеялся. Монашка строго и неприязненно поглядела на любопытного коротышку.

Сэл отхлебнул вина из бокала.

– О нем не беспокойся. Он не идиот, знает толк в делах. Он купится на это.

– А если не купится?

Широкая улыбка появилась на огромном лице Сэла.

– Об этом не тревожься. У меня природный дар убеждать людей.

Все расхохотались, даже монашка. Хотя, похоже, смех ее был вымученным. Вероятно, она полагала, что ей следует посмеяться вместе с остальными.

За столом продолжали шутить по поводу таланта Сэла убеждать других. Вакарини сказал, что Сэл покажет мистеру Бешеному несколько новых приемов. Все снова рассмеялись. Гиббонс нахмурился. Он никак не мог врубиться. Кто такой Золотой Мальчик? Кто такой мистер Бешеный? Что за ставки будут сделаны в Лас-Вегасе? Никто из них не упоминался в последних досье на Сэла Иммордино, прочитанных Гиббонсом. Он поглядел на Догерти, вид у того был не менее озадаченный.

Догерти покачал головой и пожал плечами.

– Все это для меня совершенно неожиданно.

– Кто такой мистер Бешеный? – спросил Гиббонс.

– Понятия не имею, – снова пожал плечами Догерти.

Гиббонс повернулся к монитору. Глядя на обильную трапезу на экране, он вдруг ощутил приступ голода. Он отхлебнул кофе и попытался разобраться в царящей за столом неразберихе. Интересно, где же Догерти упрятал микрофон?

Фрэнк попросил передать ему тертого сыра, но ему сказали, что вазочка пуста. Сэл взял хрустальную вазочку и протянул ее Джозефу.

– Джозеф, – сказал он, – принеси, пожалуйста, еще сыру.

С того момента, как все уселись за стол, Сэл впервые обратился к брату, и Джозеф сердито поглядел на него.

– Кто я, по-твоему? Официант? Сам пойди и принеси этот чертов сыр.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Сэл все еще держал в руке вазочку, глядя на брата.

– Я сказал тебе, что нам нужно еще сыра, Джозеф. Я очень вежливо попросил тебя. А теперь пойди и принеси.

Джозеф обвел глазами сидящих за столом. Все молча и осуждающе смотрели на него. Даже сестра. Наконец он перегнулся через стол, взял у Сэла вазочку и быстро вышел из комнаты. Сесилия поглядела на Сэла и укоризненно покачала головой, но тот не обратил на это никакого внимания. Тогда она сложила салфетку, положила ее на стол возле своей тарелки и тоже вышла из комнаты.

Догерти быстро переключил несколько рычажков. Засветился другой монитор, на экране появился Джозеф, который стоял в кухне, прислонившись к стене, за спиной у него был ряд шкафчиков, сбоку стоял холодильник. Сестра Сесилия стояла перед раковиной, скрестив руки на груди.

– Не злись на него, Джозеф, – сказала она. – Он твой брат.

Гиббонс поймал хитрый взгляд Догерти. Кого он пытается обмануть? – подумал Гиббонс. Звук слишком чистый. Он наверняка пробрался в дом и установил там жучки.

– Ну же, Догерти, где они?

Догерти в ответ лишь отмахнулся.

– Слушайте дальше.

– Сэл не может быть самим собой, а это чудовищно трудно, Джозеф. Хоть он этого и не показывает, но я-то знаю, что он очень ценит то, что ты делаешь для него.

Джозеф возмущенно взмахнул руками.

– Так почему же он обращается со мной как с мальчишкой? Это нечестно, Сил. Я никогда не действую по собственному усмотрению. Я вечно выполняю его приказы. В глазах всех этих парней я полное ничтожество.

Сестра Сесилия терпеливо улыбнулась и подняла крест, который висел у нее на груди.

– Помнишь, что всегда говорила наша бабушка? Христос все видит и все провидит. Он не оставит тебя, когда придет время. Джозеф взял в руки крест, наклонился и уставился на него.

– Послушай, а что у Христа с головой?

Он показал мизинцем на распятие.

– Видишь? Вот эти маленькие дырочки в голове. Вот что дарит теперь твой драгоценный братец. Покупает тебе в подарок всякое дерьмо.

Подбородок сестры Сесилии нервно дернулся, и она принялась разглядывать распятие.

– Посмотри на его шею сзади, – продолжал Джозеф. – Тут видно, что она приварена. Разве это золото? Это просто дешевая побрякушка...

– Успокойся, Джозеф. Замолчи, – сказала сестра Сесилия и расстегнула цепочку на шее. – Просто не могу поверить в это, – продолжала она. – Это же страшный грех, осквернение святыни. Как люди могут решиться на такое? Сэл этого не перенесет, у него будет приступ.

Расстегнув цепочку, она взяла из шкафа стакан и наполнила его водой. Руки у нее дрожали. Похоже, именно ей грозил сердечный приступ.

– О чем это ты, Сил? Не надо так расстраиваться.

– Замолчи, Джозеф...

Она опустила распятие в стакан с водой, и в наушниках Гиббонса раздался пронзительный взвизг.

Догерти сорвал с головы наушники.

– Черт, – пробормотал он. – Она нашла его. У меня был там всего один жучок, и она нашла его. Черт побери!

– Гиббонс поглядел на него. Ирландские глаза Догерти больше не лучились смехом.

– Я подозревал что-то такое. – Гиббонс покачал головой и осклабился. – Засунуть жучок в голову самого Иисуса! Гореть вам за это в аду, Догерти. Непременно гореть.

Догерти мрачно взглянул на него.

– В аду? Что ж, я буду там не один, Гиб.

Гиббонс налил себе еще кофе из термоса. Он отхлебнул глоток и посмотрел на экран: монахиня молча смотрела на распятие в стакане, покусывая палец и не обращая никакого внимания на то, что говорил ей этот идиот Джозеф. Гиббонс поставил чашку на колено. Что же ее так мучает? – снова подумал он.