"Талисманы Шаннары" - читать интересную книгу автора (Брукс Терри)

Глава 13

Два дня выжидал Уолкер Бо, прежде чем предпринял новую попытку убежать от порождений Тьмы, осаждавших Паранор.

Вероятно, он не решился бы на это повторно, если бы не осознавал опасность собственной нерешительности. Чем дольше он обдумывал, как вырваться на свободу, тем больше ему казалось, что над этим еще некоторое время стоит поразмыслить. Любой план имеет недостатки, и Уолкер бесконечно проверял и перепроверял все, что приходило ему в голову, и никак не мог остановиться ни на одном из замыслов.

Все идеи ему поначалу нравились, но когда он обращался к их слабым местам, немедленно начинал сомневаться в себе.

Очевидно, это было то самое состояние, которое так желали вызвать у него порождения Тьмы.

Первое столкновение с Четырьмя всадниками сокрушило его физически, но не телесные раны тревожили Уолкера. Его беспокоило психическое потрясение, оно не уходило из памяти, изводило, как лихорадка. Уолкер Бо привык всю жизнь контролировать себя, прекрасно справляться с возникающими трудностями и не поддаваться чужому влиянию. Он достиг невозмутимости благодаря одиночеству и обособленности Темного Плеса, места, где все опасности, подлежащие преодолению, и все проблемы, подлежащие разрешению, были привычны и знакомы. Помогала ему и его необычайная одаренность. Он владел особой чудесной силой, интеллект его прочно покоился на даре предвидения и навыках — от врожденных, инстинктивных, до тех, что он сам у себя развил, и поэтому Уолкер во много раз превосходил всех, против кого ему до сих пор приходилось применять свои способности.

Теперь все переменилось. Он покинул Темный Плес и вступил во внешний мир. Этот мир стал его домом, а прежняя жизнь ушла вместе с маленькой хижиной у Каменного Очага. Путь, избранный Уолкером, изменил его бесповоротно, как сама смерть. Взявшись выполнить предначертания Алланона, он стремился к неизбежной развязке. Отыскав Черный эльфийский камень и вернув на место Паранор, он стал первым из новых друидов, человеком, разительно отличавшимся от того, каким был всего несколько дней назад. Преображение наградило его более тонкой интуицией, новыми силами, знаниями и могуществом. Но и взвалило груз ответственности. Теперь ему приходилось решать серьезные задачи, и врагам не терпелось расправиться с ним. Будет ли ему сопутствовать успех? Это оставалось под вопросом. Уолкер Бо мог проиграть и кануть в неизвестность, но и противоположный исход не исключался. Он повис над пропастью.

Порождения Тьмы знали это. Они явились сразу, как только узнали о возвращении Паранора. В роли друида Уолкер был новичком, почти ребенком, он был до жалости уязвим. Не дать ему и носа высунуть из крепости, смутить душу, воспрепятствовать приобретению опыта, убить его, если удастся, — вот в чем заключался их план.

И пока он удавался. После первой злополучной попытки бегства Уолкер вернулся в Паранор, усвоив несколько весьма неприятных истин. Во-первых, ему не хватает сил, чтобы вырваться на свободу в открытой схватке. Четыре всадника сильнее его и не хуже его владеют магией. Во-вторых, он не может незаметно проскользнуть мимо них. В-третьих, что обиднее всего, они опытнее и совсем его не боятся. Они пришли сюда, потому что разыскали его, причем сделали это открыто, не скрываясь. Они вызвали его на бой. Они кружат у Паранора, пренебрегая опасностью и не страшась Уолкера. Он оказался пленником в собственном доме, и ему остается ломать голову, как выйти из этого положения, в то время как Четыре всадника полностью владеют ситуацией.

— Ты слишком терзаешься, — наконец сказал Коглин, в очередной раз обнаружив его на стене башни. Уолкер, бледный, измученный и подавленный, не сводил взора с кружащих внизу призраков. — Посмотри на себя, Уолкер. Ты почти не спишь. Ты совсем не следишь за собой — со дня возвращения ты ни разу не мылся.

Ты ничего не ешь.

Худощавой рукой старик потер подбородок.

— Подумай, Уолкер. Именно этого они от тебя и добиваются. Они боятся тебя! Иначе просто напали бы на крепость — и делу конец. Но они поступают иначе — заставляют тебя сомневаться в себе, усугубляют твою мнительность, наводят на мысль о том, что ты уже проиграл.

Если ты поддашься, они победят. Они рассчитывают, что рано или поздно ты совершишь какую-нибудь глупость, и тогда тебе конец.

Со дня возвращения Уолкера Коглин впервые сказал ему так много. Уолкер молча взглянул на его старое морщинистое лицо, хрупкое тело, руки и ноги, торчащие из-под одежды, словно жерди. Когда Бо вернулся, Коглин попытался его утешить, но все-таки был далеким и отчужденным, как в те несколько дней перед попыткой Уолкера прорвать блокаду. С Коглином что-то происходило, его раздирали внутренние противоречия, но тогда, да, впрочем, и теперь, Уолкер был слишком поглощен собственными переживаниями, чтобы уделять внимание старику.

Тем не менее он позволил учителю увести себя во внутренние покои замка, где был уже накрыт стол и от жаркого поднимался парок.

Уолкер без аппетита поел, выпил немного эля и решил принять ванну. Погрузившись в горячую воду, он проникся ее ровным теплом, дарующим покой телу и душе. Шепоточек составил ему компанию, свернувшись у стенки ванны, словно тоже желая согреться. Вытираясь и одеваясь, Уолкер размышлял о необычном спокойствии болотного кота, который, подобно всем прочим котам, смотрел в его лицо каким-то особым, непонятным образом. «Вот бы мне хоть капельку его спокойствия», — подумал Уолкер.

Затем в его голове неожиданно возникла мысль.

Что стряслось с Коглином?

Смыв горячей водой собственные заботы, Уолкер отправился на поиски старика и обнаружил его в библиотеке за перечитыванием «Истории друидов». При его появлении Коглин поднял глаза, испуганный то ли его приходом, то ли чем-то еще.

Уолкер уселся рядом с ним на резной скамье.

— Старец, что тебя беспокоит? — тихо спросил он, касаясь худого плеча учителя. — Я вижу, глаза твои полны тревоги. Поделись же со мной.

Коглин подчеркнуто независимо пожал плечами:

— Я тревожусь о тебе, Уолкер. Знаю, насколько непривычно для тебя все, с тех пор как это началось. Нелегко. Думаю, тебе можно как-то помочь.

Уолкер отвернулся. «С тех пор как я нашел Черный эльфийский камень, — думал он. — С тех пор как Алланон сделался частью меня, вселившись в меня с помощью магической силы, оставленной им для хранения Паранора. Непривычно» — едва ли подходящее слово для всего этого".

— Не тревожься обо мне, — с иронической улыбкой заметил он. — По крайней мере, не об этом.

Внутренняя борьба, прежде раздиравшая" его, утихла, он обрел цельность, и жизнь и знания друидов стали теперь его собственными. Уолкер вспомнил, как обрушилась на него чудесная сила, сломив сопротивление и не оставив ему выбора.

— Уолкер, — Коглин пристально смотрел на него, — я не думаю, что Алланон обрек бы тебя на такое испытание, не будучи уверенным, что преображение поможет тебе выстоять против порождений Тьмы.

— У тебя больше веры, чем у меня.

Коглин медленно кивнул:

— Она у меня всегда была. Разве ты не знаешь этого? Но когда-нибудь моя вера станет и твоей. Просто надобно время. Мне оно было отпущено, и я потратил его на то, чтобы набраться знаний. Я уже давно живу на этом свете, Уолкер, очень давно. Вера — часть того, что дало мне силы пройти этот путь.

Уолкер убрал руку с его плеча:

— Я верил в себя, пока знал, кто я и что я значу. Но теперь все переменилось, старик.

Я стал кем-то еще, и сейчас мне приходится убеждать не себя, а совершенно незнакомого человека. Это трудно.

— Да, — согласился Коглин, — но ты обретешь веру, дай срок.

— Если он мне отпущен, — заметил Уолкер.

Он вышел из библиотеки. Шепоточек следовал за ним по пятам, перебегая из света в сумрак, шипя, топорща шерсть и помахивая хвостом. Уолкер видел кота, но не обращал на него внимания. Мысли его вновь устремились к ждущим его за стенами порождениям Тьмы.

Должен быть способ…

Одной грубой силы недостаточно. Друиды обладали поразительным могуществом, но недостаточным. Необходимы еще знания. Проницательность. Непредсказуемость. Последнее — драгоценнее всего. Ведь именно это качество всегда отличало тех, кому удавалось уцелеть. «А есть ли у меня это?» — внезапно подумалось Уолкеру. Какие способности он может призвать на помощь, кроме тех, которыми наделила его магия друидов? Она преобразила его, но он не верил, что она изменила его сущность.

Сопровождаемый Шепоточком, Уолкер вернулся на крепостную стену. Стояла ясная звездная ночь, наполненная свежестью и прохладой.

Прогуливаясь по стене, Уолкер глубоко вдыхал ночной воздух, стараясь не смотреть вниз, на то, что ждало его у подножия башни. Воспоминания его лились легко и свободно. Он думал об Оживляющей, дочери Короля Серебряной реки, отдавшей себя ради того, чтобы вдохнуть жизнь в бесплодные каменистые земли, исцелить их. Он представлял себе ее лицо, оживил в памяти звук ее голоса. Вспомнил, как в последний раз нес ее почти невесомое тело к обрыву Элдвиста, вспомнил, как она была спокойна и уверена. Умирая, она исполнила свое обещание. Лишь этого она и хотела. Но она завещала Уолкеру ощущение цели, ясное понимание того, что он наследник и вести ему себя надлежит как наследнику ее дела.

Уолкер остановился, глядя в лицо ночи. Как далеко он зашел! Какой долгий путь совершил!

И все ради того, чтобы дожить до этого мига, явиться в этом месте и в это время.

С такой мыслью он повернулся к высоким шпилям замка, стенам и башням, четко вырисовывавшимся на фоне ночного неба. Здесь ли предназначено оборваться его жизни? — внезапно подумал он. В этом ли месте должно завершиться его земное путешествие?

На этот вопрос не было ответа.

Уолкер поглядел вниз со стены. Один из всадников, излучая слабое мерцание, как раз проезжал под ним. «Смерть», — решил Уолкер, но наверняка угадать было трудно. Впрочем, какая разница! Имена не имеют значения. Если отбросить в сторону внешние различия, все они в той или иной форме смерть. Порождения Тьмы, убийцы, они пригодны только для того, чтобы сеять смерть. Почему они позволили сделать себя такими? Что им пришлось претерпеть?

Он проследил, как всадник скрывается из виду, и подождал появления следующего. Всю ночь они будут нести дозор, а на рассвете соберутся вместе, чтобы бросить ему вызов…

И вдруг он встрепенулся. Все вместе, перед воротами…

Проблеск надежды! Что если он ответит на их вызов?

Нахмурившись, он спустился со стены и пошел советоваться с Коглином.

Рассвет посеребрил облака на востоке, возвещая начало знойного дня. Даже в такую рань воздух был душен и неподвижен. Несменяемая жара словно говорила, что лето еще не намерено уступать место осени. Щебет птиц звучал устало и глухо, словно они не радовались приходу утра.

Четыре всадника, вышедших из мира ночных кошмаров, выстроились перед воротами. Чудовища в остервенении царапали землю когтями, а их оцепенелые седоки немо громоздились в седлах перед высокими стенами Паранора. Когда сияние солнечных лучей увенчало вершины Зубов Дракона, Война направила вперед своего уродливого ящера, подняла закованную в доспехи руку и ударила в ворота. Глухой стук раздался в утренней тишине и эхом растаял в ближней роще. Ворота дрогнули.

Война стала разворачивать свою ездовую тварь.

Уолкер Бо выжидал. Он был у самой стены, выйдя через потайную дверь в башне футах в пятидесяти от ворот. Магия облекла его невидимыми чарами, сделав на вид, на запах и даже на ощупь неотличимым от древнего камня стен, он словно слился с ним и казался частью Паранора. Враги не смотрели в его сторону. Но он был уверен, что даже если они и взглянут на него, то все равно не заметят.

Вытянув вперед здоровую руку, он призвал чудесную силу и метнул раскаленную добела молнию прямо в порождения Тьмы.

Удар пришелся на Войну. Не ожидавший атаки призрак разломился надвое. Чудовищный его скакун в панике рванулся в сторону и скрылся из глаз, унося на себе нижнюю половину туловища и ноги седока.

Уолкер нанес следующий удар. Порождения Тьмы еще не успели опомниться и сбились в одну кучу. Водопад пламени охватил их. Ездовые твари пятились и становились на дыбы, пытаясь спастись. Уолкер направлял струи огня им в морды, чтобы, ослепив и лишив чутья, ввергнуть в безумие. Ослепшие и растерявшиеся, порождения Тьмы беспомощно налетали друг на друга.

«Получилось», — с ликованием подумал Уолкер.

Силы быстро покидали его, но он, сбросив чары невидимости, продолжал атаку. По его воле чудесная сила преобразовалась в огонь, и огонь пожирал все на своем пути. Одно из порождений Тьмы вырвалось из пламени, дымясь и разбрасывая искры, словно гигантская головешка, подкинутая ударом ноги. Это был Мор.

Его диковинное тело распалось на множество клокочущих сгустков и расплылось лавой. Глад упал ничком, всадник и конь корчились на земле пытаясь погасить огонь. Смерть отчаянно вертелась на одном месте, не в состоянии совладать со своим ящером.

И вдруг произошло невероятное. Война возродилась из дыма и пламени, в котором она минуту назад, побежденная и разбитая, исчезла.

Теперь она была невредима.

Не веря, своим глазам, Уолкер воззрился на нее. Ведь он же разрезал всадника пополам: он сам видел, как рухнула верхняя часть, — и вот теперь Война снова красуется перед ним как ни в чем не бывало.

Быстро преодолевая разделявшее их расстояние, она ринулась на Уолкера, жадно наклонившись вперед, ощетинившись, рядами копий и клинков. В бледном утреннем свете поблескивала сталь. Уолкер слышал грохот копыт, хриплое дыхание, бряцание доспехов, свист рассекаемого воздуха.

Не может этого быть.

Он инстинктивно направил магическую силу навстречу твари, собравшись для последнего удара. Огненный вихрь охватил всадника и скакуна и уволок их прочь, смел вниз по огибающей замок тропе — с шумом, громом и треском они исчезли среди деревьев.

Но добивать врага уже не было времени.

Оставшиеся порождения Тьмы приходили в себя. Смерть в сером плаще с капюшоном рванулась к Уолкеру, выставив вперед сверкающую косу. За ней, шипя, словно клубок змей, следовал Мор, его тело на глазах обрело прежнюю форму. Уолкер снизу подрубил ноги скакуна Смерти, свалив и коня, и наездника разом. Тут же на него налетел Мор. Уолкер отпрыгнул, как кошка, но растопыренные пальцы успели схватить его.

По всему телу Уолкера прокатила волна дурноты. Ошеломленный и ослабевший, он рухнул на колени. Еще одно прикосновение — и конец.

Он качнулся к Мору и пустил новое огненное копье в темную спину порождения Тьмы. Мор рассыпался роем черных пчел.

Уолкеру Бо вдруг показалось, что ход событий замедлился. Он видел, как медлительной, тяжелой и шаткой рысью приближается к нему Глад, и попытался было отразить его нападение, но силы покинули его. Уолкер смотрел, как занимается новый день, как розовеют небеса на востоке, как потоки солнечных лучей смывают развевающийся плащ уходящей ночи. Он глотал утренний воздух, ощущая его вкус, запах и аромат свежей листвы и трав. Паранор мрачной каменной громадой высился за его спиной, настолько близкий, что можно было его коснуться, и все же недосягаемо далекий.

Не стоило сбрасывать чар.

Уолкер метнул копье пламени в Глад, предотвращая нападение. От удара скелетообразное тело всадника содрогнулось и распалось.

«Они умирают, но ненадолго», — подумал Уолкер Бо, чувствуя, что его бросает то в жар, то в холод.

Всадники налетели на него со всех сторон, старались затоптать копытами ездовых тварей.

Почему они не умирают? Как им удается двигаться?

Эти вопросы мучили Уолкера, и неожиданно он понял, что говорит сам с собой: начинался бред. Обессилев, он отшатнулся назад к стене, готовясь к новой схватке. Его план не удался.

Чего-то он не учел. Чего же именно?

Уолкер поднял руку, направив язык пламени во все стороны, отчаянно, стараясь замедлить продвижение нападающих и удержать их.

Но его сила, истощенная первой атакой и высосанная прикосновением Мора, растаяла. Магия ненадолго задержала порождения Тьмы, они без труда разбили ее барьер и приближались. Война замахнулась на Уолкера колючей булавой, и он следил, как она опускается на его голову, но был не в состоянии пошевелиться. В последний момент он собрал остатки магических сил, чтобы смягчить удар, но железная палица отбросила его на камни Паранора и чуть не вышибла из него дух.

Но этот удар спас ему жизнь.

Цепляясь за стену Паранора, чтобы встать, Уолкер обнаружил щель потайной двери. На миг у него в голове посветлело, и он вспомнил, что оставил себе путь к отступлению на случай, если дела пойдут плохо. В пылу битвы и охватившей его потом лихорадки он совсем позабыл об этом. Четыре всадника не правдоподобно быстро неслись на него. Онемевшими, окровавленными пальцами Уолкер нащупывал пазы потайной двери. Если бы он владел обеими руками!

Если бы только он не был искалечен! Эта мысль пронеслась в его голове и тут же исчезла; отчаяние сменилось яростью.

Раздался лязг когтей и металла.

Пальцы Уолкера нащупали скрытую пружину. Дверь подалась, втягивая его внутрь, словно кучу старого тряпья. Но в этот миг он еще успел направить на своих преследователей лезвие острого как бритва огненного клинка. И услышал, как оно раздирает врагов на части, хотя не исключено, это ему просто померещилось.

А затем Уолкер провалился в холодную туманную тьму, захлопнувшаяся дверь поглотила все звуки — бой завершился.

Коглин нашел его в подземелье под крепостным валом. Уолкер свернулся клубком, не в силах пошевелиться. С превеликим трудом старик оттащил его к постели, раздел, омыл раны холодной чистой водой и укутал одеялами. Он пытался заговорить с Уолкером, но тот, похоже, не понимал обращенных к нему слов. Порой он что-то отвечал, но речи его были невнятны. Он знал, что остался в живых, что уцелел для продолжения битвы, и лишь это имело для него значение.

После сражения его лихорадило, тело болело, кости ныли. Он чувствовал, что Шепоточек калачиком свернулся возле него, неизменно наготове в любую минуту, если потребуется, позвать Коглина. Уолкер глотнул — в горле першило — и подумал, что недомогание пройдет и, когда он проснется, все снова будет хорошо.

Веки его сомкнулись, но он продолжал внушать себе эту исцеляющую мысль.

Сегодня он проиграл битву. Четыре всадника снова победили его. Но в поражении он почерпнул нечто новое — то, что должно было в итоге привести к победе.

Он сделал несколько медленных глубоких вдохов. Сон теплой волной прокатился по телу. Прежде чем в него погрузиться, он поклялся себе самой страшной клятвой, что при новой их встрече порождениям Тьмы придет конец.