"Шкатулка хитросплетений" - читать интересную книгу автора (Брукс Терри)

Глава 19. ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ БОЛЬШИ

Пока Щелчок крепко держал Больши, Пьянчужку отправили найти лошадей для поездки к пещере, причем все заинтересованные лица понимали, что под словом «найти» надо понимать «украсть». В их положении выбирать не приходилось, а кыш-гномы были прирожденными ворами, так что для них «найти» в любом случае значило бы «украсть». Сложность состояла не в преодолении высокоморальных принципов, а в самой необходимости воспользоваться лошадьми. Ни Абернети, ни кыш-гномы особой любви к этим животным не питали, и, сказать по правде, лошади отвечали им взаимностью. Тут имела место некая врожденная неприязнь, которую нельзя было преодолеть ни уговорами, ни привычкой. Но чтобы пройти пешком расстояние, отделявшее их от пещеры, им понадобилось бы не меньше целого дня, а верхом его можно было преодолеть всего за четыре часа. Поскольку время советника Тьюса и Чистейшего Серебра истекало — в конце концов ведь на рассвете Каллендбор и незнакомец в черном плаще начнут усиленно искать способы сократить осаду, — то в силу необходимости надо было смириться с использованием лошадей.

Хотя смириться было очень трудно.

Пьянчужка вернулся в рекордно короткое время, приведя двух взнузданных лошадей, покрытых попонами: соловую и гнедую, — причем очевидно было, что он отвязал обеих от ближайшей изгороди. Ему и в голову не пришло позаимствовать седло, что несколько осложнило ситуацию. Лошади уже шарахались и фыркали, выражая свое отвращение к маленькому, оборванному и перепачканному грязью коротышке, который их вел. За неимением седел Абернети решил не снимать с лошадей попоны. Он обрезал их охотничьим ножом Пьянчужки, чтобы они не свисали ниже крупа, и постарался покрепче подвязать самодельными подпругами, которые он сплел из обрезков. Выглядело все это ужасно непривлекательно, но ничего нельзя было поделать.

Потом они взгромоздились на лошадей; Абернети — на более горячую соловую, а Щелчок с Пьянчужкой — на гнедую. Щелчок держал уздечку, а Пьянчужка — птицу. Теперь лошади уже плясали и раздували ноздри: вероятно, понимали, что их ждет, и это отнюдь не радовало их. Сначала Абернети велел гномам пустить лошадей шагом — ему хотелось находиться как можно дальше от лагеря на тот случай, если этим тварям придет в голову закусить удила. Это удалось с минимальными усилиями. Отъехав несколько миль и оказавшись среди холмов к западу от озера, Абернети легонько ударил свою лошадь пяткой в бок, и они понеслись. Стремглав вторая лошадь метнулась вперед, и обе помчались через леса и холмы, словно в них бес вселился. Абернети пытался поумерить свою соловую, но лошадь ничего и знать не желала. Ничем не сдерживаемая, она просто бежала, как ей вздумается. Абернети оставил попытки ею управлять и отчаянно старался не упасть. Позади себя он слышал кошмарный вой кыш-гномов. Если они упадут, они могут выпустить птицу. А уж если птицу выпустят, все они, считай, мертвецы. Абернети сжал зубы, борясь с желанием обернуться и начать давать полезные советы.

В конце концов лошади утомились, перешли на рысь, а потом даже пошли шагом. Все три всадника по-прежнему были в седле, не потеряв ни своей ноши, ни способности соображать. Они проехали очень большое расстояние за очень короткое время. Как выяснилось, не успели они толком опомниться, как уже оказались у Сердца, откуда проехали дальше на запад. Абернети время от времени оборачивался и спрашивал у Больши дорогу, и птица неохотно давала ему требуемые сведения. Луны лениво плыли вдоль горизонта и над головами путников — ночь приближалась к рассвету. Вид местности изменился: деревья росли чаще, лес стал гуще. Вскоре они уже были вынуждены ехать медленным шагом через заросли, где не было дороги и каждый неверный шаг грозил опасностью.

Почти час спустя они подъехали к пещере. Спешившись в конце крутого подъема, привязали лошадей к дереву и с трудом спустились вниз по склону к густым зарослям кустарника. Спуск одолевали медленно, потому что после поездки верхом все двигались с большим трудом. Гномы громко и безостановочно жаловались, так что Абернети всерьез подумывал о кляпах для них. У подножия холма они свернули в самую гущу кустарника и оказались у огромного плоского камня, на котором были вырезаны какие-то путаные знаки. Абернети не смог ни прочесть их, ни даже разобрать.

— И что нам делать теперь? — спросил он у взъерошенной птицы.

Больши казался довольно потрепанным, поскольку всю дорогу его держали за ноги, часто вверх тормашками, пока Пьянчужка отчаянно пытался удержаться на спине гнедой. Перья птицы были все в грязи и торчали во все стороны.

— Не знаю, с чего мне вообще вам еще что-то говорить, — огрызнулся Больши. — Когда вы меня отпустите?

— Когда снова увижу Его Величество целым и невредимым! — Абернети не был настроен дискутировать с этим страшилищем.

Больши презрительно сплюнул:

— И не ждите. Даже если я помогу вам войти в пещеру, даже если я покажу вам Шкатулку и даже если ты произнесешь заклинание, этого не будет, потому что ты не волшебник и не маг и не можешь пользоваться колдовскими силами.

— Чтобы я терпел такое от гадюшной птахи! — возмущенно отозвался Абернети. — Заводи нас в пещеру, Больши. А об остальном предоставь мне самому позаботиться.

Птица фыркнула:

— Ну и прекрасно. Поступай как знаешь. Прикасайся к знакам в том порядке, который я тебе укажу. Итак, поехали.

И он начал повторять последовательность действий, необходимых для того, чтобы открыть пещеру, — он запомнил их, наблюдая за Хоррисом Кью.

Спустя какие-то секунды камень отодвинулся назад, скрежеща о скалу и открыв зияющее чернотой отверстие, в котором тускло светилось серебристое сияние. Трое друзей короля тревожно уставились в неприветливый сумрак.

— Ну? — издевательски осведомился Больши. — Будете тут стоять весь день или все-таки войдете? Давайте-ка поскорее кончать с этим.

— Как далеко идет эта пещера? — озабоченно спросил Абернети.

— Пока не кончится! — огрызнулась птица. — Ха! Ха! Ха!

Абернети решил не обращать внимания на подзуживание Больши. Пещеры он не любил столь же сильно, сколь и подземные ходы, но не мог рисковать, пуская туда кыш-гномов одних. Невозможно было предсказать, что произойдет. С другой стороны, ему не слишком хотелось попасть в ловушку.

— Я пойду первым, — вызвался Щелчок, предлагая решение проблемы.

— А я вторым, — предложил Пьянчужка.

— Мы не боимся тоннелей и пещер.

— Мы любим темноту.

Абернети это вполне устраивало. Он был рад замыкать шествие. Так ему легче будет за всеми присматривать. Кроме того, если в пещере окажутся какие-нибудь ловушки, кыш-гномы заметят их лучше, чем он. Обидно, что нюх у него работает лучше, чем зрение, но такова уж его природа, и нет смысла ее оплакивать.

— Хорошо, — согласился он. — Но будьте предельно осторожны.

— Не беспокойтесь о нас, — жизнерадостно отозвался Щелчок.

— Ни минутки, — добавил Пьянчужка. Заметано, подумал Абернети. Не то чтобы он вообще собирался о них беспокоиться, — Только покрепче держите птицу, — напомнил он гномам.

Они осторожно прошли через вход, переключаясь с ночной темноты на темноту, царившую в пещере. Тускло светящиеся полосы мерцали на стенах коридора, напоминая свет свечи, каким он виден сквозь залитое дождем окно. У входа они задержались осматриваясь. Воздух в пещере, как это ни странно, оказался очень теплым. Тишина была мертвецкой.

Абернети поразила страшная мысль: а что, если Бурьян за чем-нибудь пришел сюда раньше и теперь их дожидается? Эта возможность так его напугала, что на мгновение он застыл на месте, не в силах шевельнуться. Придворный писец вдруг осознал, что вляпался по-крупному. У него не было ни оружия, ни волшебства, ни боевых навыков, с помощью которых он мог бы защититься. Кыш-гномы в бою были бесполезны: они только зароются в землю, чтобы спрятаться. Вся операция была полна опасностей и возможностей провала. О чем он вообще думал, когда на нее пускался?

А потом минутный ужас прошел и Абернети смог себя успокоить. Он сделал то, что должен был сделать, что было необходимо и правильно, и это оправдывает любой риск. Судьба великого короля Бена Холидея зависит от него, Абернети. Он не знал, каким именно образом она от него зависит, но явственно ощущал, что это так. Он снова напомнил себе, как бездумно помогал Бурьяну и Хоррису Кью в их попытках разрушить королевский трон Заземелья и совратить населяющий его народ. Он напомнил себе, что должен заплатить за свое глупое легкомыслие.

— Ну так идемте, — отважно позвал он. Гномы, наблюдавшие, как он справляется со своей неуверенностью, пробрались через вход. Абернети сделал глубокий вдох и прошел следом.

И тут же за его спиной со скрежетом закрылась массивная дверь.

Абернети подскочил от неожиданности, гномы взвизгнули, и мгновение царила полная неразбериха. Абернети инстинктивно ударился в дверь, чтобы заставить ее снова открыться. Оба гнома кинулись ему помогать и в спешке натолкнулись друг на друга. В этот момент Больши изо всех сил клюнул державшую его руку, и Пьянчужка невольно ее разжал.

Больши мгновенно вырвался на свободу, взлетел ввысь и в ту же секунду понесся в глубь пещеры.

Внутри лабиринта Бен Холидей медленно пробирался сквозь туман, осторожно неся перед собой свой талисман-медальон. За ним по пятам шли Страбон и Ночная Мгла, напоминая преследующих его безмолвных духов. Внутренне они все преобразились, узнав о своей истинной сущности, но внешне оставались измененными и лишенными своих способностей. Тяжесть заключения давила на них, как тяжелые цепи. Сейчас у них было такое ощущение, словно они идут последнюю версту, словно если они и в этот раз не смогут вырваться на свободу, то навсегда останутся пойманными. В них все росло чувство отчаяния.

Острее всего это ощущал Бен, в руках которого находилось их единственное спасение. Медальон не говорил с ним, он не испускал света и не указывал направления. Бен шел словно слепец: он не видел нужного ему пути, он только знал, что медальон прежде уже вел его сквозь волшебные туманы и каким-то образом должен снова это сделать, иначе они погибли. Ибо речь здесь шла о спасении или гибели, хоть никто не произносил этих слов. Если они останутся в туманах, то в конце концов сойдут с ума. Безумие ждало их впереди: они видели его столь же ясно, сколь и собственное отчаяние. Оно было пеленой, такой же неумолимой, как Марево, которое появлялось, когда им грозила опасность, но в отличие от Марева эта пелена пришла не спасти их, а уничтожить. Безумие делало это постепенно, медленно подтачивая уверенность, надежду и волю. Безумие разъедало их так же упорно, как болезнь разъедает здоровье, оно истощало их силы… В итоге им останется только смерть.

Но нет, они не уступят безумию, мысленно повторял Бен. То, что он снова нашел Ивицу — пусть во сне, пусть только на короткое мгновение, — и уверенность в том, что она надеется на него и ждет его где-то за цепкими туманами лабиринта, она и их неродившееся дитя, — все это давало ему волю к жизни. Он найдет выход. Медальон позволит им спастись. Иначе быть не может.

— Я не вижу никаких признаков перемены, — донесся до него сзади холодный голос Ночной Мглы.

По правде говоря, она была права. Никакого прогресса не наблюдалось, хотя они шли уже несколько часов. Разве они не должны были давным-давно оказаться на свободе, если медальон действует? Сколько времени им идти? Бен всматривался в сумрак, лежащий впереди, стараясь увидеть что-то новое в структуре или вязкости тумана. Он не замедлял шага, опасаясь, что тогда они могут остановиться, а если остановятся, то пропадут. Движение давало надежду

— любое движение.

— Влажность стала меньше, — вдруг обнадеживающе сказал Страбон.

Бен посмотрел себе под ноги. Дракон был прав. Земля, по которой они шли, стала жестче, чем все то время, пока они бродили по туманам. Может быть, это знак. Он решил, что это так и есть, и ускорил шаг. Впереди лес казался менее густым. Возможно ли это? В нем расцвела уверенность. Щеки его заалели. Деревья отступали, открывая лужайку, а лужайка, в свою очередь, превращалась в переход, в тоннель, проложенный по густому и высокому кустарнику. И этот тоннель уходил далеко, в темноту…

— Да! — прошептал он вслух.

Ибо они оказались у явного пути, у дороги, знакомой всем, кто проходил через волшебные туманы в Заземелье. Они нетерпеливо бросились туда. Даже Ночная Мгла заметно повеселела при виде долгожданного зрелища. Они все скопом вошли в мрак тоннеля и поспешно зашагали по лесной тропе. Именно такое место они и , искали: путь обратно, туда, откуда они пришли. Здесь не было эльфов, не было ни звуков, ни движения, не было и намека на какую-то жизнь, если не считать деревьев и кустарника и окружающей их влажной пелены. Они по-прежнему находились в волшебных туманах лабиринта. Однако где-то поблизости, совсем рядом, их ждала дверь, через которую наверняка можно было выйти отсюда.

Но вдруг мрак впереди них тесно сомкнулся, став черным как сажа, превратившись в стену, которая поднималась вверх и уходила в обе стороны, так что конца ей не было видно. Приблизившись к ней, они замедлили шаги, недоумевая, почему она тут оказалась. Обнаружив, что стена не дает им идти дальше, они остановились, ощупывая ее поверхность. Она была твердой и гладкой, как камень. Они прошли вдоль нее в обе стороны, а потом вернулись обратно. В стене не было видно никаких дверей. Пройти сквозь нее было нельзя.

— Это же ловушка! — в ярости зашипела Ночная Мгла.

Бен был в смятении. Медальон отказывался обрушить стену или показать им путь в обход. Эта стена, чем бы она ни была, не поддавалась волшебству его талисмана. Как такое могло быть? Если их держат в плену волшебные туманы, тогда медальон должен был бы вывести их оттуда. Медальон дает проход через все препятствия в волшебных туманах.

И тут он вдруг понял, что видит в темноте. Черную стену составляли не волшебные туманы. Это были границы самой Шкатулки Хитросплетений, обладавшей иным волшебством, нежели туманы. Это было последнее препятствие для бегства. И он сильно опасался, что замок от этой двери не лежит внутри их тюрьмы. Он находится снаружи.

Бен шагнул назад, полный отчаяния. В своем сне он смог пройти сквозь туманы Шкатулки Хитросплетений, но сейчас, бодрствуя, он этого сделать не мог.

— И что мы теперь должны делать? — негромко спросил Страбон, горбясь рядом с Беном. В голосе его слышался гнев.

Бен Холидей ничего не ответил.

Больши в одну секунду оказался в дальней части пещеры, в зале, где Бурьян спрятал Шкатулку Хитросплетений. Больши спустился туда, где стояла Шкатулка

— на каменном выступе в самом темном конце, — и уселся на карниз прямо над ней. И что дальше? До этого момента он думал только о том, как бы вырваться, и теперь, добившись своего, не знал толком, что делать. Выход из пещеры был только один — тот, через который они вошли. В скале над дверью были вырезаны руны — не такие, как снаружи, но Больши знал, в какой последовательности к ним надо прикасаться. Ему надо только чем-нибудь отвлечь пса и его хорьков и успеть открыть дверь.

Он уже слышал, как они приближаются: о камень скрежетали их когти, голоса звучали с подвыванием.

— Эй, пташка, пташка! — окликал один из них.

Больши презрительно мотнул головой. Как же, «пташка-пташка»!

Он терпеливо дожидался, пока они подойдут. Возникли они из темноты, словно лохматые свиньи, принюхивающиеся к полу пещеры. Какое жалкое зрелище! Это были те самые хорьки или как там они назывались — привязанные к земле идиоты, у которых было столько же шансов поймать его, как у него — выучить физику.

— Пташка, лети сюда! — терпеливо повторял один, тот, что побойчее.

— Сюда, глупая птица! — обезьянничал второй.

Наверное, этого он клюнул, решил Больши. Если бы клюв позволял, он бы улыбнулся. Больши надеялся, что этому коротышке было по-настоящему больно. Он надеялся, что этот звереныш заработает гангрену и сдохнет здесь. Ведь эта тварь не слишком заботилась о Больши. Держала вниз головой на лошади! Ударяла Больши головой о свою ногу, пытаясь удержаться верхом! Ну, они скоро увидят, что бывает с теми, кто связывается с Больши!

Он снялся со своего насеста и полетел обратно. Они сразу же его заметили (зрение у них оказалось острее, чем он ожидал) и подскочили, пытаясь его поймать, когда он проносился мимо. Безнадега, конечно. Он находился достаточно высоко над полом и двигался раза в два быстрее, чем они. Он пролетел мимо них и ринулся к выходу, пока они все еще размахивали лапами в воздухе. Может, пес тоже вышел на охоту. Может быть.

Но он не вышел. Пес стоял прямо перед каменной дверью и ждал его. Больши стремительно повернул, еле миновав протянутые руки и оскаленные зубы пса.

Пес был поумнее хорьков. Он не позволит Больши так легко сбежать.

— Иди сюда, ты, маленький…

Характеристики, которыми награждал его пес, слились с эхом и рассыпались по всему помещению. Больши полетел обратно. Ситуация получилась тупиковая. Они все заперты в пещере. Больши лихорадочно соображал. Теперь ему обязательно надо было выманить пса от каменной двери, увести его вглубь, чтобы проскользнуть мимо него и включить механизм, с помощью которого дверь откроется. Если он окажется вне пещеры, им его ни за что не поймать. А потом ими займется Бурьян. Он попытался сообразить, есть ли надежда на то, что Бурьян этой ночью вернется обратно в пещеру. Может, Хоррис и придет к нему с рассказом об исчезновении Больши. Может быть. Но это значило бы рассчитывать на то, что у Хорриса соображалка работает намного лучше, чем на самом деле. В последнее время Хоррис до того отупел, что скоро перестанет соображать, как шнурки завязывать. После того как Хоррис выпустил Бурьяна, он напуган, сбит с толку и вообще ни на что не годен. Больши стал подумывать, не пора ли ему подыскать нового напарника. И вообще — зачем ему нужен этот Хоррис? Из них двоих настоящие мозги только у него, Больши. Так было всегда.

Приближаясь к заветной стене, он поднялся к самому потолку, но даже и так ему с трудом удалось увернуться от Пьянчужки, когда гном прыгнул на него с каменного выступа у одной из стен, на который он забрался заранее. Гном пронесся мимо Больши и плюхнулся на пол пещеры. Больши прислушался к звуку его падения — глухому удару, после которого раздались стоны и невнятное бормотание. Прекрасно.

— Хорошая попытка, крысомордик, — насмешливо крикнул он и тут же увернулся от чего-то, что второй хорек швырнул ему в голову. Это была металлическая сковорода или тарелка — какая-то утварь, которую притащил в пещеру Хоррис Кью. Больши злобно гаркнул и взлетел до потолка. Пора предпринимать обходные маневры.

Тут в него полетели всевозможные предметы: гномы всерьез пошли в атаку, пытаясь сбить его на землю. Они швыряли в него все, что могли поднять, и все время на него орали, называя «глупой птицей» и еще более крепкими словцами, и с каждой минутой злились все сильнее. Это очень устраивало Больши. Злость заставляет делать ошибки, и он рассчитывал на то, что они очень скоро начнут их делать. Хорьки пока не видели Шкатулки Хитросплетений, и Больши старался держаться подальше от нее. Поворачивая, ныряя вниз, взлетая вверх, он все время дразнил и подначивал их, обзывая по-всякому, приглашая его поймать. Эти полные идиоты все орали, подскакивали и пытались чем-нибудь в него попасть. Разве смогут? Как бы не так!

С другой стороны, он начал немного уставать от всего этого метания и кружения, и пока он все еще не мог придумать, как выманить пса от двери. Ему нужно было что-то, что заставит пса кинуться бежать сюда, что он не сможет проигнорировать. На секунду он попробовал представить себе, что произойдет, если он произнесет слова, державшие в плену Холидея и остальных. Ничего хорошего, решил он и поспешил отказаться от этой идеи. Эта Шкатулка слишком опасна. И к тому же — вдруг она освободит своих пленников? Лучше оставить ее там, где она стоит. Он снова оглядел пещеру, пытаясь придумать способ бегства, надеясь высмотреть какую-нибудь расщелину или вентиляционный ход. Но ничего не было видно.

Внизу кыш-гномы сдирали одеяла с постели Хорриса Кью и связывали из них сеть. Ну-ну, ухмыльнулся Больши. Он налетел на них, пока они работали, отвлекая их и раздразнив еще сильнее. Он видел, как их глаза вспыхивают желтым огнем, когда они шипели и уворачивались от него. Оба жутко разозлились. Так им и надо. Они закончили плести свою сеть — а в ней полно было огромных дыр (вот идиоты!) — и начали загонять его в угол, где можно было бы его поймать.

— Болваны! Жабы вонючие! Хорьки тупые! — гаркал он им сверху, легко увертываясь от их жалких попыток.

Он слетел вниз, подхватил несколько самых легких предметов, которыми в него швыряли, поднял их вверх и уронил на головы гномам. Те завопили от боли. Может, это выманит пса, с надеждой подумал Больши. Но пес все не шел. Наверное, шума еще недостаточно. Больши попробовал повторить тот же номер с предметом побольше — деревянным черпаком. Он уронил его прямо на голову Щелчку, и гном не удержался на выступе, куда забрался метра на три от пола, и упал прямо вниз головой. Боль, наверное, была дикая, но гном мгновенно снова вскочил на ноги. Чугунные башки, решил Больши. В таких толстых черепушках и мозгов-то, наверное, нет ни капельки.

Игра шла еще некоторое время: гномы пытались поймать Больши своей сетью, а Больши уворачивался и обзывал их. Перевеса ни у кого не было. Больши обзывал и пса тоже, но тот не откликался. Тогда он бросился обратно по коридору туда, где дежурил пес, пытаясь выманить его оскорблениями и резкими спусками, но пес не сдвинулся с места.

Первым терпение потерял Больши. Он больше не мог выносить то, что эти недоумки так долго держат его в ловушке, ему нестерпимо было сознавать, что эти идиоты загнали его в тупик. Он решил предпринять что-то, чтобы нарушить равновесие. Стремительно пролетев обратно в зал мимо подскакивающих и хватающихся за воздух гномов, он направился к Шкатулке Хитросплетений. Хватит осторожничать. Единственное, что заставит пса отбежать от двери, — это Шкатулка. Особенно если он решит, что с ней вот-вот произойдет что-то ужасное. Ну что ж, Больши ему это устроит.

Он приманил своих хорькоподобных преследователей к самому входу, заставив считать, что еще секунда — и они его схватят, а потом снова как вихрь пронесся к Шкатулке Хитросплетений. Он приземлился прямо на ее крышку, запустил когти в углубления рисунка, созданного символами волшебной силы, ухватился покрепче и взлетел. Это оказалось нелегким делом. Шкатулка была тяжелая и неудобная. Он смотрел, как кыш-гномы мчатся к нему, услышал, как они пронзительно завопили, поняв, что он делает. Однако вопли их оставались нечленораздельными, в них нельзя было разобрать слов «Шкатулка Хитросплетений» или что-то еще, так что пес все равно не прибежал. Надсадно щелкая клювом, Больши взмыл в сумрак пещеры, по-прежнему крепко ухватив когтями Шкатулку. Он отчаянно хлопал крыльями, чтобы удержаться в воздухе. Его маховые перья напрягались до предела.

Он натужно и тяжело поднимался к самому куполу пещеры. Шкатулка Хитросплетений раскачивалась в его лапах. Он планировал продержать ее еще несколько секунд, а потом бросить вниз. Либо одно, либо другое заставит-таки пса примчаться сюда.

— Глупая птица, спускайся! — в гневе провыл один из гномов.

— А почему бы тебе самому ко мне не взлететь? — подразнил его Больши.

— Ты еще об этом жутко пожалеешь! — надсадно крикнул второй.

— Хотите увидеть, что будет, если я отпущу вот эту штуку? — издевался он, намеренно раскачивая Шкатулку. — Кажется, мне долго ее не удержать!

Это заставило их завопить как обезумевших. Они метались внизу, словно полевые мыши, у которых разорили гнездо. Больши получал истинное наслаждение от происходящего. Он полетел от одного угла пещеры к другому, увлекая за собой эту смешную глупую парочку.

А пес все не являлся. Вот скотина!

Больши потерял терпение. Прекрасно. Раз им хочется, чтобы все было так, — прекрасно! Он все равно ужасно устал. Метнувшись в другую сторону, он долетел до самой высокой точки пещеры и отпустил Шкатулку Хитросплетений.

К несчастью, его коготь прочно зацепился за какую-то выемку в Шкатулке.

Шкатулка Хитросплетений стремительно полетела вниз, к полу пещеры, и вместе с ней камнем полетел невезучий Больши. Птица отчаянно билась, пытаясь высвободиться, скребясь лапой по утягивающему ее вниз грузу, но коготь застрял очень прочно. Каменный пол стремительно приближался. Больши заверещал и закрыл глаза.

Однако того, что он ожидал, не произошло. Не было череподробительного удара о камень, Шкатулка и птица не разлетелись на кусочки. В последнюю секунду Пьянчужка успел подбежать и поймать их обоих своими узловатыми мохнатыми лапами.

Больши едва успел открыть глаза, как на его шее сомкнулись грязные пальцы.

— Попалась, глупая птица, — прошипел гном.

Абернети стоял у выхода из пещеры, прислушиваясь к суматохе, царившей в дальнем углу, — и вдруг наступила внезапная тишина. Он стал ждать, когда снова начнется шум, но он все не начинался. Очевидно было, что что-то произошло, но что именно? Ему нельзя было уйти со своего поста, чтобы это выяснить. Он знал, что, если он это сделает, Больши проскользнет мимо него и выберется из пещеры. Майна весь последний час пыталась выманить его с этого места, ожидая своего шанса. Абернети отправил Щелчка и Пьянчужку ловить мерзкую птицу, решив, что для этого дела они в любом случае годятся больше, чем он сам. Он не знал, как им в конце концов удастся поймать манну, но других вариантов, кроме как предоставить им такую возможность, не было. Насколько усердно они пытались это сделать, было видно по звукам их борьбы, непрекращающейся упорной какофонии, заставлявшей его рисовать самые неприятные повороты событий.

А теперь вдруг все стихло.

— Щелчок? — неуверенно окликнул он кыш-гнома. Никакого ответа. — Пьянчужка?

Он встревоженно ждал. Что ему делать?

И тут из фосфоресцировавшего мрака возникли две неясные, но знакомые фигуры, которые несли деревянный ящичек, украшенный сложной резьбой. У Абернети радостно затрепетало сердце: он узнал Шкатулку Хитросплетений.

— Вы ее нашли! — воскликнул он, с трудом справившись с желанием пуститься в пляс.

Гномы плелись ему навстречу, вид у них был несколько потрепанный.

— Глупая птица хотела ее уронить, — мрачно сообщил Щелчок.

— Хотела ее разбить, — пояснил Пьянчужка.

— Навредить нашему дорогому королю, — плаксиво сказал Щелчок.

— Может, даже убить Его Величество, — поддакнул Пьянчужка.

Они любовно погладили поверхность Шкатулки Хитросплетений, а потом осторожно передали ее псу.

— Глупая птица больше никому не принесет вреда, — сообщил Щелчок.

— Никогда! — подтвердил Пьянчужка.

И выплюнул сильно изжеванное черное перо.