"Продается волшебное королевство" - читать интересную книгу автора (Брукс Терри)

Глава 1. БЕН

Это был каталог фирмы «Роузен, лимитед». Предпраздничный выпуск «Рождественские подарки с доставкой на дом». Он пришел на имя Энни. Бен Холидей застыл перед открытым почтовым ящиком, растерянно разглядывая веселую обложку каталога и белую наклейку с адресом, на котором было указано имя его покойной жены. В сгущающихся сумерках наступающего вечера вестибюль чикагской многоэтажки казался непривычно спокойным. Кроме охранника и самого Бена, никого не было. Снаружи, за стеклянными стенами вестибюля, в ущелье Мичиган-авеню дул порывистый пронизывающий ветер, плачем встречавший наступление зимы.

Бен провел пальцем по глянцевой обложке каталога. Энни обожала покупки, даже если она заказывала их по каталогу. Универмаг Роузена был одним из ее самых любимых магазинов.

Неожиданно на глаза Бена навернулись слезы. Прошло уже два года, а он так и не смог примириться с потерей жены. Иногда ему казалось, что ее исчезновение — всего лишь игра его воображения, что, когда он вернется домой, Энни, как обычно, выйдет ему навстречу.

Он глубоко вздохнул, одолеваемый бурей чувств, поднявшейся в нем при виде имени жены на обложке каталога. Глупо так волноваться. Никакое чудо не способно вернуть Энни.

Бен посмотрел на темный квадрат опустевшего почтового ящика. И вспомнил, что почувствовал, когда узнал о гибели Энни. Он только-только вернулся из суда (это было предварительное слушание по делу «Микролаба») со старым Уилсоном Фринком и его сыновьями. Бен сидел в своем кабинете, обдумывая, как лучше убедить своего противника, юриста по фамилии Бейтс, что последний вариант компромисса как нельзя лучше отвечает интересам обеих сторон, когда зазвонил телефон. Энни попала в аварию на шоссе Кеннеди. Она находилась в госпитале св. Луки, на грани между жизнью и смертью. «Не могли бы вы немедленно приехать?..»

Бен потряс головой. Он все еще слышал голос врача, объяснявшего ему, что произошло. Этот голос звучал так успокаивающе, так убедительно. Бен сразу понял, что Энни умирает. Он просто вдруг осознал, что это так. К тому времени как он добрался до больницы, его жена уже умерла. И ее ребенок тоже

— Энни была на третьем месяце беременности.

— Господин Холидей? — Бен удивленно вскинул голову. Джордж, охранник, сидевший за столом в вестибюле дома, внимательно смотрел на него. — Все в порядке, сэр?

Бен кивнул и изобразил подобие улыбки.

— Да… Я просто задумался.

Он запер почтовый ящик, засунул всю корреспонденцию в карман пальто, а каталог сжал в ладонях и направился к лифту. Его мало заботило, что кто-то застиг его в растрепанных чувствах. Возможно, юрист все же преобладал в его душе.

— Холодный нынче денек, — заговорил Джордж, уставясь в серые сумерки за окном. — Зима, верно, будет суровая. Говорят, снегу выпадет немало. Как в позапрошлом году.

— Похоже.

Бен уже не слушал охранника, он опять разглядывал каталог. Энни всегда так радовалась, когда приходили рождественские каталоги! Бывало, она зачитывала ему описания наиболее эксцентричных подарков. И сочиняла истории о людях, которым могли понадобиться подобные вещи.

Он нажал на кнопку лифта, и дверь сразу же открылась.

— Доброго вечера, сэр, — сказал вслед ему Джордж.

Бен поднялся на лифте в свою роскошную квартиру в пентхаусе, сбросил пальто и прошел в гостиную, все еще сжимая в руках каталог рождественских подарков. Сумерки прокрались в дом, сделав одноцветными ковры, стены и мебель, но Бен не стал включать свет. Он застыл перед большим окном, из которого была видна крыша и городские кварталы внизу. В окнах квартир загорались огоньки, они казались такими малюсенькими и одинокими. Каждая искра жизни была оторвана от тысяч ей подобных.

Нас постоянно гложет одиночество, подумал он. Разве это не странно? Он снова взглянул на каталог. Зачем его прислали Энни?

Какого черта торговые компании рассылают свои рекламные проспекты, письма, бесплатные образцы и бог весть что еще людям, которых давно нет на белом свете? Это вторжение в личную жизнь. Это просто надругательство. Они что, не обновляют списки своих клиентов? Или просто не могут смириться с потерей покупателя Он понял, что злится, и улыбнулся с горькой иронией. Может, позвонить Энди Руни? Пусть напишет статью об этом.

Бен включил свет и подошел к встроенному в стену бару, чтобы приготовить скотч со льдом и толикой воды. Он отмерил жидкости и пригубил коктейль. Менее чем через два часа он должен встретиться с Майлзом, которого обещал научить этому рецепту. Майлз Беннетт был не просто партнером Бена, но скорее всего и его единственным настоящим другом, не бросившим его после смерти Энни. Все остальные каким-то образом отстранились, потерялись в перестановках и перетасовках социального порядка жизни. Женатые и вдовые плохо уживаются в одной компании, а большинство друзей Бена и Энни были людьми семейными. Так или иначе, но Бен не пытался поддерживать эти знакомства, постоянно погрязший в работе и в бесконечной, одному ему ведомой печали. Он перестал быть компанейским парнем, и только Майлз обладал достаточным терпением и постоянством, чтобы оказываться рядом.

Бен выпил еще немного и побрел обратно к открытым окнам. Город приветствовал его сиянием своих огней. Не так уж все и плохо, убеждал себя Бен. Ведь жизнь берет свое. Он вздохнул. Ну, если быть честным, то он сам сделал свою жизнь таковой. Он мог избавиться от одиночества в любую минуту, при желании влившись почти в любую из мириад общественных ячеек большого города. У него было все, что нужно для этого. Он был молодым и преуспевающим юристом, даже был богат, если считать богатством только деньги. Впрочем, в этом мире так считают почти все. А почему, собственно, он должен оставаться одиноким?

И все же Бен оставался один, потому что так ему было проще. Он заставил себя так думать. Он не просто добровольно принял обет одиночества, он поставил его во главу своего существования. Бена никогда не покидало чувство, что он аутсайдер, чужой в этом мире. Профессия помогала ему справиться с таким ощущением, предоставив ему место в жизни и твердую почву под ногами. Однако чувство отчужденности от этого мира, пусть самое слабое, присутствовало всегда как вечно ноющая рана. Утрата Энни вновь оживила это состояние, укрепив те, казалось, ослабевшие узы, которые связывали его с прошлым. Бен часто думал, испытывают ли другие люди подобное чувство. Он полагал, что да, в какой-то мере эта отстраненность должна быть знакома всем. Но он подозревал, что никто не ощущает ее так остро, как он. Никто и никогда.

Он знал, что Майлз отчасти понимает это или хотя бы сочувствует Бену. Но он, конечно, не испытывал таких чувств, как Бен. Майлз был квинтэссенцией «души общества», всегда ладящий со всеми, всегда довольный тем, что его окружает. Он хотел, чтобы и Бен стал таким, хотел вытащить друга из сооруженной им же самим раковины и вернуть в поток жизни. Он считал это делом чести. Вот почему Майлз так настойчиво таскал его на эти проклятые вечеринки в баре. Вот почему он пытался заставить Бена забыть Энни и начать жизнь заново.

Бен допил свой скотч и снова наполнил бокал. Он знал, что в последнее время увлекается спиртным, возможно, больше чем следует. Он бросил взгляд на часы. Прошло уже сорок пять минут. Пройдет еще столько же, и пожалует Майлз, его собутыльник на этот вечер. Он с отвращением потряс головой. В некоторых вещах Майлз разбирается куда хуже, чем думает.

С бокалом в руке Бен вновь подошел к окну. С минуту смотрел в него, потом задернул шторы, отгородившись от наступающей ночи. Поплелся обратно к дивану, размышляя, стоит ли прослушать автоответчик, и тут снова увидел каталог. Наверное, он, сам того не сознавая, бросил его вместе с остальной корреспонденцией на кофейный столик, стоявший у дивана. Глянцевая обложка весело переливалась в электрическом свете.

«Роузен, лимитед — Рождественские подарки». Бен медленно опустился на диван и поднял томик.

Рождественская книга желаний — он видел такие и раньше. Ежегодный выпуск большого универмага, который обычно предлагает все для каждого, на сей раз предназначался вниманию немногих — богачей.

И все же Энни он всегда нравился. Бен принялся неторопливо листать страницы. Разделы каталога словно соревнуются друг с другом, предлагая щедрый выбор подарков для тех, кому уже нечего хотеть, — разнообразные диковинки с однообразной сущностью, которые нельзя найти нигде, кроме каталога. Обед для двоих в калифорнийском доме знаменитой кинозвезды — стоимость проезда включена в общую. Десятидневный круиз для большой компании на яхте с полной командой и всевозможными развлечениями. Неделя на частном острове в Карибском море, включая использование винного погреба и набитой до отказа кладовой. Бутылка полуторастолетнего вина. Стекло индивидуального дутья и алмазные украшения, выполненные по заказу. Золотая зубочистка. Коллекционные шахматы с фигурками существ из научно-фантастических фильмов, выточенными из черного дерева и слоновой кости. Собольи шубки для кукол маленьких богачек. Ковер ручной работы с изображением подписания Декларации независимости.

Перечень товаров не иссякал, чем дальше, тем чуднее и экзотичнее. Бен сделал добрый глоток скотча, почувствовав почти отвращение к экстравагантности этих «подарков», но все равно они произвели на него впечатление. Он наугад раскрыл каталог на середине. Там предлагалась прозрачная ванна с живой золотой рыбкой, заключенной между двойными стенками. И серебряный бритвенный прибор с золотыми инициалами заказчика. Бога ради, неужели кому-то такое может понадобиться?..

Бен не успел закончить эту мысль, как его взгляд остановился на изображении следующего предмета роскоши, выставленного на продажу.

Его описание гласило: «ПРОДАЕТСЯ ВОЛШЕБНОЕ КОРОЛЕВСТВО ЗАЗЕМЕЛЬЕ — очаровательный уголок сказок и приключений, спасенный от забвения временем, родина рыцарей и прекрасных дам, волшебников и драконов, фей и гномов. Здесь вы услышите лязг мечей и познаете истинную магию. Здесь царит дух рыцарства, достойный настоящего героя. Все ваши фантазии оживут в этом королевстве — здесь другой мир. Тут есть все, не хватает только вас — короля и верховного правителя. Обретите свою мечту — и вы словно родитесь заново.

Цена: один миллион долларов. Личное собеседование и подтверждение платежеспособности обязательны. Спрашивайте Микса в офисе универмага». Вот и все, что там было написано. На этой странице художник изобразил рыцаря верхом на коне, сражающегося с драконом, прекрасную и весьма изысканно одетую девицу, наблюдающую за этой битвой с крепостной стены, и колдуна в темной мантии, с поднятыми руками, словно бы насылающего на рыцаря проклятие. Какие-то создания, вероятно, эльфы, гномы или что-то вроде этого, сновали на заднем плане, а за башнями и парапетами большого замка виднелись уходящие в туман холмы.

Иллюстрация к легендам о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.

— Что за чушь! — не задумываясь пробормотал изумленный Бен.

Он недоверчиво уставился на картинку, уверенный, что чего-то недопонял. Потом прочитал текст снова. Потом в третий раз. Ничего не изменилось. Бен одним глотком прикончил скотч и раскусил льдинку, раздосадованный явной бессмыслицей этого предложения. Миллион долларов за сказочное королевство? Это просто смешно. Должно быть, это какая-то шутка.

Он отшвырнул каталог, вскочил с кресла и подошел к бару, чтобы наполнить бокал. Мельком взглянул на свое отражение в зеркальной стенке шкафчика и увидел человека среднего роста, худощавого, хорошо сложенного и мускулистого. У него были правильные черты лица, с высокими скулами и лбом со слегка отступившей линией волос, с орлиным носом и пронизывающим взглядом синих глаз. Ему шел сороковой год, и он стоял на пороге пятого десятка довольно-таки молодым.

Обретите свою мечту!.. Бен вернулся к дивану, поставил стакан на столик и снова взял в руки каталог. И еще раз прочитал описание странного товара — королевства под названием Заземелье. Он покачал головой. Такого места просто не могло существовать. Это была всего лишь реклама — назойливая, многообещающая, что называется, дутая. Правды не видно из-за цветистых фраз. Бен больно прикусил губу. И все же текст не звучал слишком напыщенно. А «Роузен» был весьма солидным универмагом, не из тех, что продают по почте товар, который покупатель ни за что не купил бы, придя в магазин лично.

Он усмехнулся. О чем это он думает? Какой еще покупатель? Какой здравомыслящий человек когда-нибудь решится на подобное? Но против собственной воли он уже подсчитывал и прикидывал. Он только что стоял у окна, пил скотч и думал о своей отстраненности от этой жизни, а когда взял каталог, то сразу же наткнулся на какое-то Заземелье. И это он, всегда чувствовавший себя чужим, посторонним в этом мире, вечно ищущий способ ускользнуть от самого себя.

А теперь появился шанс. Он улыбнулся еще шире. Это просто безумие! Он уже рассматривает возможность, о которой никакой разумный человек не задумался бы дважды!

Скотч уже подействовал на мозг Бена, и он поднялся, чтобы походить и размяться. Он взглянул на часы, подумав о Майлзе, и неожиданно расхотел идти на вечеринку. И вообще куда-либо.

Он подошел к телефону и набрал номер друга.

— Беннетт, — ответил знакомый голос.

— Майлз, я решил никуда не ходить сегодня. Надеюсь, ты не будешь возражать. Майлз помолчал.

— Док, это ты?

— Ну да, я. — Майлзу нравилось называть его Доком, хотя прошло уже так много времени с тех пор, как они предстали перед строгими профессорами, вручившими им дипломы и ключи к избранной профессии. Доктор Холидей, судейская крыса. Это раздражало Бена. — Слушай, иди без меня.

— Нет, ты должен. — Майлз был непреклонен. — Ты обещал и поэтому обязан пойти. Ты поклялся.

— Ну так я беру свое обещание назад. Юристы так всегда делают — ты же читаешь газеты.

— Бен, тебе нужно выходить в свет. Твоя жизнь не должна замыкаться в стенах дома и конторы. Твои коллеги должны знать, что ты все еще жив!

— Так скажи им об этом. Скажи им, что в следующий раз я обязательно приду. Говори все, что хочешь. Но сегодня забудь обо мне.

Воцарилось молчание, на сей раз более длительное.

— У тебя все в порядке?

— Все прекрасно. Но у меня есть одно дело. Я хочу заняться только им.

— Ты слишком много работаешь, Бен.

— Как и все. Ну, увидимся завтра.

И положил трубку на рычажок прежде, чем Майлз успел что-нибудь возразить. Он стоял, уставясь на телефон. По крайней мере он не солгал. У него было дело, которое хотел обдумать, каким бы безумием это ни казалось. Бен поднял стакан с виски. Будь Энни жива, она поняла бы его. Она всегда понимала его восхищение загадками и чудесами, мимо которых спокойно прошел бы любой другой. Она разделила с ним так много открытий.

Он тяжело вздохнул. Конечно, будь Энни с ним, ничего подобного не произошло бы. И не пришлось бы думать о том, чтобы сбежать в мечту, которой просто не может быть.

Бен замер, пораженный значимостью последней мысли. Потом, с бокалом в руке, он подошел к дивану, поднял каталог и снова начал читать.

На следующее утро Бен добрался до конторы, называвшейся «Холидей и Беннетт», с опозданием, и к этому времени его состояние было менее чем удовлетворительным. Он назначил раннее слушание по делу о слиянии капиталов нескольких фирм и приехал в здание суда только для того, чтобы обнаружить, что это заседание вычеркнуто из списка судебных дел. Клерки ничего не знали и знать не желали, адвокаты противной стороны куда-то запропастились, а судья просто посоветовал ему перенести заседание, уверяя, что это будет лучшим решением проблемы. Поскольку время играло немаловажную роль в данном деле, Бен попросил назначить слушание на самое ближайшее время, на что ему ответили, что провести его можно не раньше чем через тридцать дней. С приближением сезона отпусков дел, как всегда, невпроворот, угрюмо сообщил клерк, составляющий расписание. Не удовлетворенный этим заявлением, которое слышал в одном только ноябре уже не менее двадцати раз, Бен попросил о заседании по предварительному соглашению — лишь для того, чтобы услышать, что судья, занимающийся отсрочками и ходатайствами, будет в течение тридцати дней отдыхать на каком-то лыжном курорте в Колорадо и еще не решено, кто будет заниматься его делами в его отсутствие. Вероятно, решение будет принято в конце недели, и тогда Бену придется искать место в новом списке.

И все как один пытались убедить его в том, что подобная ситуация вполне в порядке вещей и что он, подобно всем нормальным людям, должен в это поверить. Однако Бен просто не желал мириться с таким положением дел, поэтому он был совершенно измотан и опустошен от пустословия. Но разве он мог что-нибудь изменить? И потому он, расстроенный и обозленный, отправился на работу, пробормотал девушкам в приемной невнятное приветствие, подхватил телефонограммы и закрылся в своем кабинете, чтобы спустить пар в одиночестве. Не прошло и пяти минут, как в дверях появился Майлз.

— Ну и ну, ты сегодня — воплощенный луч света в темном царстве, — жизнерадостно приветствовал он Бена.

— Это точно, — согласился тот, откидываясь на спинку кресла. — Сама жизнерадостность.

— Что, слушание зашло в тупик?

— Оно вообще не состоялось. Какой-то невежда снял его с повестки. И состоится оно, как мне сообщили, не раньше чем рак на горе свистнет и выпадет снег в преисподней. — Бен покачал головой. — Что за жизнь!

— Эй, она же не кончена. К тому же в нашей работе всегда действует правило: поспешай медленно. Время — это все, что у нас есть.

— Я уже сыт всем по горло!

Майлз плюхнулся в кресло для посетителей, стоявшее перед длинным дубовым столом. Это был мужчина сорока с лишним лет, крупный, с густыми темными волосами и усищами, придававшими его благообразной физиономии карикатурную завершенность. Его глаза, обычно полуприщуренные, медленно раскрылись.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Бен?

— Наверное. Ты мне не раз объяснял.

— Так почему ты не следуешь моим советам? Перестань постоянно пытаться изменить вещи, которые изменить невозможно.

— Майлз…

— Смерть Энни и наше судопроизводство — ты не можешь ничего поделать ни с тем, ни с другим, Бен. Ни теперь, ни когда-нибудь еще. Ты похож на Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами! Ты разрушаешь свою жизнь, понятно тебе или нет?

Бен отмахнулся от своего друга:

— Ничего мне не понятно. И потом, обе части твоего уравнения не равны. Я знаю, что ничто не может вернуть Энни, — я смирился с этим. Но что касается судопроизводства, той системы правосудия, которую мы знаем, которой мы должны служить, — может быть, еще не все потеряно.

— Ты должен иногда прислушиваться к тому, что сам говоришь. — Майлз вздохнул. — С уравнениями у меня все в порядке, старик. Они всегда выходили у меня до боли правильными. Ты так и не смирился со смертью Энни. Ты замкнулся в своей проклятой раковине, потому что не можешь принять все, что произошло, — как будто, если жить таким способом, можно что-нибудь изменить! Я твой друг, Бен, может быть, единственный, кто у тебя остался. Вот почему я могу говорить с тобой обо всем, и ты не можешь позволить себе потерять меня!

— Майлз подался вперед. — А вся эта ахинея относительно того, какие беспорядки происходят в судопроизводстве, напоминают мне слезливые воспоминания моего папеньки о том, как он ходил по сугробам в школу за пять миль от дома. Что же прикажешь мне делать — продать машину и ходить на работу пешком от Бэррингтона? Время не повернешь вспять, как бы сильно тебе этого ни хотелось. Ты должен принимать действительность такой, какая она есть.

Бен выслушал Майлза не прерывая и согласился только в одном: как лучший друг он имел право разговаривать с Беном подобным образом. Но у Майлза всегда было другое отношение к жизни, он предпочитал жить в согласии с действительностью и не пытался переделать ее. Он просто не понимал, что в мире есть какие-то вещи, с которыми трудно смириться.

— Забудь ненадолго об Энни. — Бен сделал многозначительную паузу. — Позволь мне предположить, что изменения — это главная цель для людей, недовольных существующим положением вещей. Позволь мне также предположить, что, для того чтобы изменения произошли, чаще всего требуется приложить усилия, а не просто пожелать. К тому же должны сложиться определенные условия — об этом говорит весь исторический опыт. Следовательно, то, что было хорошо задумано, не должно пойти прахом, понятно?

Майлз поднял руку:

— Послушай, я не говорю…

— Почему бы тебе, Майлз, не признаться честно, что ты удовлетворен тем порядком судопроизводства, который все чаще практикуется в нашей стране? Ты можешь утверждать, что он так же правилен и справедлив, как пятнадцать лет назад, когда мы только начинали заниматься своим делом? Ради Бога, посмотри, что происходит вокруг! Мы увязли в трясине крючкотворства, в котором не под силу разобраться даже нашим судьям и адвокатам. Мы любим называть себя великими профессионалами, мы возделываем подчас даже не одно, а два поля деятельности, и все это якобы для того, чтобы поддерживать себя в форме. Наши суды медлительны и перегружены. Судьями часто становятся посредственные юристы, усаживающиеся в свое кресло только благодаря связям. Адвокаты, выходящие из юридических школ, относятся к своей работе только как к способу заработать большие бабки и попасть в газеты — где уж там помогать людям. Люди здесь значат чуть ли не меньше, чем в нацистской Германии. Мы занимаемся рекламой — саморекламой! Словно торговцы подержанными автомобилями или мебелью! Наше образование оставляет желать лучшего. Наша жизнь беспорядочна. Мы дергаемся, как марионетки, пытаясь улучшить свое положение!

Майлз уставился на него, оценивающе склонив голову:

— Ты все сказал?

Слегка порозовев, Бен кивнул:

— Да, наверное. А что, я что-нибудь упустил? Майлз покачал головой:

— Да нет, наговорил с три короба. Полегчало?

— Весьма. Спасибо.

— Отлично. Тогда позволь добавить кое-что напоследок. Я выслушал все, что ты сказал, я впитал каждое слово, и, надо же, с большей частью сказанного я согласен. И все же я говорю: ну и что? Тысячи подобных речей уже произнесены на тысячах собраний, тысячи статей написаны на те самые темы, которые ты столь красноречиво затронул в своей тираде, а много ли толку от всего этого? Бен вздохнул:

— Не много.

— Слабо сказано. А коли так, каких перемен, думаешь, ты сможешь добиться в одиночку?

— Не знаю. Но дело-то не в этом.

— Нет, я думаю, что это тебе не по зубам. Тогда какого черта? Если ты хочешь развязать единоличную войну с этой системой, чтобы изменить ее, — честь и слава тебе. Но некоторая умеренность в высказываниях все же не повредит. Нет, тебе нужно взять отгул, позаниматься какими-нибудь пустяками, которые помогут тебе смотреть на вещи легче и предохранят от полного самоуничтожения. О'кей?

Бен кивнул:

— Ну хорошо, хорошо. Никогда не умел сдерживать свой пыл.

Майлз усмехнулся:

— Кому ты это говоришь! Давай теперь побеседуем о чем-нибудь другом. О вчерашнем вечере, например. Хочешь верь, хочешь не верь, но несколько человек на вечеринке спрашивали о тебе и даже сказали, что им тебя не хватает.

— Должно быть, не могли найти собутыльника. Майлз пожал плечами:

— Может быть. Так что же это за важное дело, которое тебе нужно было закончить? Новое, что ли?

Бен ненадолго задумался, затем посмотрел на друга:

— Нет, ничего нового. Просто не хотелось отрываться от одного занятия. — Он поколебался. Потом под влиянием какого-то порыва полез в свой кейс и вытащил каталог. — Майлз, хочешь увидеть нечто по-настоящему странное? Взгляни-ка на это.

Он раскрыл журнал на странице, где говорилось о Заземелье, и протянул его через стол. Его друг потянулся за ним и опять откинулся в кресле.

— Продается волшебное королевство… Заземелье — очаровательный уголок сказок… Эй, это еще что такое? — Майлз перевернул томик и посмотрел на обложку.

— Это рождественский каталог, — поспешно объяснил Бен здоровяку. — Из универмага Роузена в Нью-Йорке. Ну ты же видел такие. Там полно всяких симпатичных подарков.

Майлз начал перечитывать, а когда закончил, поднял голову:

— И всего-то один лишь миллиончик. Какая сделка! Давай сейчас же помчимся в Нью-Йорк, пока все не разобрали.

— Что ты об этом думаешь? Майлз воззрился на него:

— То же, что и ты, надеюсь. Это, очевидно, чей-то розыгрыш.

Бен медленно кивнул:

— Так и я подумал вначале. Но «Роузен» никогда не поместил бы в своем каталоге товар, за который нельзя было бы поручиться.

— Тогда это просто представление. Драконы окажутся игуанами-переростками. Волшебство — ловкостью рук. — Майлз расхохотался. — Рыцарей и красоток взяли из театра, а драконов — из зоопарка! В постановке Джонни Карсона где-нибудь на следующей неделе.

Бен подождал, пока веселье его друга уляжется.

— Ты так считаешь?

— Конечно, я так считаю! А ты нет?

— Я не уверен.

Майлз посерьезнел, потом еще раз перечитал рекламное объявление и бросил каталог на стол.

— И из-за этого ты просидел дома весь вечер?

— Отчасти — да.

Повисло долгое молчание. Майлз прочистил горло.

— Бен, только не говори мне, что ты подумываешь.

Зазвонил телефон. Бен поднял трубку, послушал и посмотрел на друга.

— Пришла миссис Лэнг.

Майлз взглянул на часы и поднялся.

— По-моему, она собирается накропать новое завещание. — Он помялся с таким видом, будто хотел сказать что-то еще, потом засунул руки в карманы и повернулся к двери.

— Ну ладно. У меня тоже есть кое-какие дела. Заскочу попозже.

Хмурясь, Майлз вышел из кабинета. Бен не остановил его.

В тот же день Бен рано ушел с работы и отправился в клуб, чтобы позаниматься спортом. Он провел час в тренажерном зале, потом часок поколотил грушу, которую приобрели по его просьбе несколько лет назад. Подростком он обожал бокс и за пять лет добился немалых успехов — завоевал Серебряную перчатку, а мог бы получить и Золотую, но у него вскоре появились другие увлечения, он уехал на восток и поступил в юридическую школу. Но он старался поддерживать форму и до сих пор, бывало, выстаивал раунд-другой на ринге. Бен сознательно истязал свое тело, чтобы не дать ему состариться. Со времени смерти Энни он занимался спортом с почти фанатическим рвением. Это помогало ему избавиться от подавленности и озлобленности. Это помогало заполнить время.

Когда Бен на такси пробирался по переполненному шоссе к дому, он думал о том, что и в самом деле не мог примириться с потерей жены. Себе-то он мог в этом признаться. Правда была в том, что он не знал, как это можно изменить. Он любил ее просто с пугающей силой, и она отвечала ему тем же. Они никогда не говорили об этом, да в этом и нужды не было. Любовь наполняла их отношения. Когда Энни умерла, Бен начал подумывать о самоубийстве. Он не умер только потому, что где-то в глубине подсознания родилась мысль, что Энни не одобрила бы столь очевидной глупости. Поэтому он продолжал жить, как мог, но так и не придумал, как смириться с тем, что ее больше нет. Может быть, он не придумает этого никогда. Откровенно говоря, Бен не был уверен, что это так уж необходимо.

Он заплатил водителю, остановившему машину у обочины, вошел в вестибюль своей многоэтажки, поздоровался с Джорджем и поднялся на лифте в свою квартиру-пентхаус.

Майлз считал Бена убитым горем отшельником, который, прячась от мира, оплакивает погибшую жену. Возможно, так воспринимали его и все остальные. Но не смерть Энни вызвала это состояние, она только усилила его. В последние годы Бен все очевиднее превращался в угрюмого отшельника, разочарованного ухудшением дел в той сфере, в которой вращался в силу своей профессии, потому что считал, что она уже не служит более тем целям, ради которых была создана. Майлз счел бы странным, что так может считать док Холидей, независимый адвокат, победивший больше голиафов, чем снилось любому Давиду. Стоит ли рубить сук, на котором сидишь? Увы, часто чей-то успех только подчеркивает неравенство возможностей других людей. Так было и с Беном.

Он плеснул воды в скотч и отправился в гостиную, где уселся в кресло и уставился на городские огни. Спустя некоторое время вытащил из кейса роузеновский рождественский каталог и открыл на странице с Заземельем. Бен помнил о нем весь день. С той минуты, как это объявление попалось ему на глаза.

А что, если королевство настоящее? Бен долго сидел со стаканом в руке, с раскрытым каталогом на коленях, думая об этой возможности. Он чувствовал, что его нынешняя жизнь похожа на стоячее болото.

Энни мертва. Профессия юриста — по меньшей мере для него — тоже мертва. Будет больше новых дел и побед в суде, и Давид повергнет еще немало голиафов. Но недостатки системы правосудия останутся такими, как прежде. Бен будет соблюдать извечные ритуалы с неизменным чувством разочарования, и все будет бессмысленным. В этой жизни он должен отыскать нечто большее.

И оно должно найтись. Бен посмотрел на красочное изображение рыцаря, сражающегося с драконом, девушку на башне, колдуна, бормочущего заклинания, и наблюдающий за ним мелкий народец. Заземелье. Мечта из рождественского каталога.

Обретите свою мечту… За один миллион долларов, конечно. Но деньги у Бена есть. Их хватит на три таких королевства. Его родители были состоятельными людьми, и, кроме того, у него прибыльное дело. Так что миллион долларов имеется — на тот случай, если ему вздумается потратить его таким образом.

А собеседование с этим человеком, Миксом? Это условие удивило Бена. Какова его цель — отбор кандидата в киногерои? Неужели «Роузен» полагает, что таковых окажется много и придется выбирать лучшего? Но ведь и выбирают не кого-нибудь, а самого короля.

Бен глубоко вздохнул. Какой же король им нужен? У него есть средства, чтобы уплатить назначенную цену, но они могут быть и у других желающих. Он физически крепкий и образованный человек, но другие, возможно, не хуже. Он умеет взаимодействовать с людьми и знает толк в законах, а вот это, вероятно, дано не каждому. Бен — сострадательный человек. И честный. И дальновидный. И к тому же — сумасшедший.

Он допил скотч, захлопнул каталог и отправился на кухню, чтобы приготовить обед. Не торопясь соорудил затейливое блюдо из мяса и овощей. Потом накрыл на стол, не забыв про вино. Закончив трапезу, Бен возвратился в гостиную и уселся с каталогом в кресло.

Он уже знал, что собирается делать. Возможно, он знал это с самого начала. Ему нужно было что-то, во что он мог опять поверить. Он должен был вновь найти то волшебство, которое когда-то привело его в юриспруденцию, то чувство удивления и волнения, которое она привнесла в его жизнь. Но более всего ему был нужен вызов, потому что именно он придавал жизни смысл.

Заземелье могло дать Бену все это. Он, конечно, не был уверен, что такое возможно. Быть может, все это будет лишь изощренным розыгрышем, как и пророчил Майлз, что драконы окажутся большими игуанами, а рыцари и чародеи — театральными актерами. Быть может, эта мечта — всего лишь подделка, подражание тому, что могло нарисовать воображение. Даже если все это будет настоящим, таким, как описано и изображено художником в каталоге, действительность может оказаться иной. Такой же скучной и заурядной, как его нынешняя жизнь.

И все же игра стоила свеч, потому что Бену давно тесны рамки его существования, в которых не осталось ничего неизведанного. Каким-то непостижимым образом он понял, что, какой бы выбор он ни сделал, не будет хуже, чем не выбрать ничего.

Бен подошел к бару и налил ирландского виски. Посмотрелся в зеркало, пожелал удачи своему отражению и выпил.

Он почувствовал, что оживает.

На следующее утро Бен провел в своем кабинете ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы отменить все встречи, назначенные до конца недели, и разрешить несколько мелких неотложных вопросов. Он отправляется в небольшую поездку, сообщил так студентам-юристам, которые по полдня подрабатывали у него мелкими служащими, одновременно входя в курс дела. Все может подождать до его возвращения. Майлз был на выездной сессии суда, поэтому никто не задавал Бену никаких вопросов.

Он позвонил в агентство и заказал билет на самолет. В полдень он уже летел в Нью-Йорк.