"Разговоры под водку" - читать интересную книгу автора (Брукс Кирсти)

— Шлюха!

У женщины, которая крикнула мне это, под глазами были такие мешки, что в них могли бы уместиться все мои покупки за неделю. Я осторожно обошла ее и направилась дальше, к полицейскому участку. На мне было чудесное нижнее белье, и я чувствовала себя сексуальной, но уж никак не шлюхой (я только надеялась, что бантики на трусах не проступают через тонкие облегающие брюки). Я надела красный, под горло джемпер и маленькие серебряные сережки в виде звездочек, а волосы собрала в конский хвост. Чтобы так простенько одеться, мне понадобилось, по крайней мере, полчаса. Нет, этот парень не выходил у меня из головы!

В то утро мне позвонил Диклэн. Он хотел узнать, почему я ему не звоню. Поэтому я сказала, что я — женщина без стыда и совести, совращающая малолетних, и что он заслуживает лучшего. Но, поскольку он молод и надежд у него больше, чем горечи, он просто рассмеялся, хотя и с некоторым сожалением.

— Нет уж, Кэсс, ты все же звони.

И все. Потом мы поболтали о последнем альбоме Ника Кейва и поклялись не терять друг друга из виду. Господи, как же хорошо общаться с людьми, которые никогда не видели юбку-тюльпан из восьмидесятых! С ними все так просто.

Так я думала, приближаясь к полицейскому участку на Хиндли-стрит. Фасад здания, в котором также разместилась аркада с салонами видеоигр, был обезображен похабными граффити, написанными с ошибками. Я вошла внутрь и, поговорив с дежурным, направилась вниз, в кафе. Там я и нашла Сэма, который читал журнал «Австралиец» и пил черный кофе. Сама я больше люблю капуччино, но обстановка явно требовала компромисса, так что я тоже заказала большую чашку обычного кофе и села.

— Я знаю, я обещал, что оставлю тебя в покое, — сказал он. — Но я все думаю о том, что ты рассказала вчера вечером.

— Правда?

— Я подумал, может, тебе нужно помочь? Ну, с той худой женщиной.

— Ты и вправду можешь это сделать?

Я обалдела. Я думала, что такие парни, как Сэм, только и делают, что охотятся без передыху на мафиози или следят за кем-нибудь.

— Я взял несколько дней за свой счет, чтобы заняться Нилом. Но я могу и тебе помочь, если хочешь.

Как мило с его стороны. Я кивнула:

— Хорошо, но сначала расскажи мне, что с Нилом.

— Я думаю, ты и так знаешь.

— Я знаю только, что он сидит на наркотиках. Он всегда на них сидел. И еще догадываюсь, что это уже такие наркотики, которые сами не растут, и что он тратит на них не только свое пособие по безработице. Но это и все.

— Он сидит на смаке 9, и я не знаю, чем он расплачивается. Меня беспокоит, что у него уже не все в порядке с головой. Я пытаюсь определить его в клинику.

— Думаешь, это поможет?

— Иногда помогает. Если наркоманы сами хотят очиститься. И лучше, если у них есть что-нибудь, за что можно держаться, чтобы снова не сесть на наркоту. Должно быть какое-то занятие. Ведь наркотики появляются, если человеку скучно, или он боится чего-нибудь, или не знает, чего он хочет от жизни… А работа и увлечения заполняют эти пробелы, дают возможность почувствовать себя лучше, более уверенно. Знаешь, Нил даже не закончил университет.

— Он учился в универе? — пораженно спросила я. Нил никогда не отличался целеустремленностью. Когда мы с ним жили, он днем пялился в ящик, а по ночам бренчал на гитаре.

— Да, мама беспокоится, поэтому я обещал помочь.

Миссис Таскер всегда беспокоилась, но у нее имелись на то основания. Таскеры были хорошей прочной семьей из среднего класса. Красивый дом в районе Турак Гарденс, большой сад, бассейн. Мы все ходили в одну и ту же частную среднюю школу. Каждые несколько лет они отдыхали за границей.

С первой секунды, как только я села, я старалась не смотреть на руки Сэма. Они были широкими и чистыми, и, очевидно, мягкими, но я не могла представить их на своих бедрах. У меня мелькнула вспышка ревности.

Мне очень не хватало родителей, несмотря на наши с ними ссоры. Обычно они не лезли в мою жизнь. И я подозревала, что они были сбиты с толку — как в их гнезде появился такой кукушонок, как я. Мне вспомнилось папино лицо, и мне стало грустно. В конце концов чувство печали улеглось, и я вновь вернулась мыслями к наркологической клинике.

— Как же ты собираешься отправить его туда?

— Я надеялся, что ты мне поможешь.

— Ах, вот оно что.

Теперь я поняла, почему он был так любезен. Вовсе не потому, что я была симпатичной или мое нижнее белье было подобрано по цвету. Это все ради Нила. Должно быть, мое лицо отразило эти мысли, потомучто он расплылся в улыбке:

— Нилу ты по-прежнему нравишься, Кэсс. Не в том смысле, как раньше, но он тебя уважает. Кажется, у него нет никаких друзей, и когда ты появилась в тот день, я подумал, что это замечательно. Он знал, что ты пришла не просто так, но все равно тебе обрадовался. Теперь он рассказывает о тебе всякий раз, когда я ему звоню. О том, как хорошо у тебя все сложилось и как он хочет познакомиться с Дугалом и Оскаром. — Он перехватил мой взгляд и прибавил: — Думаю, собаки убегут с испугу, но ему я этого не сказал.

Я покраснела. Ну, что за ерунду я выдумала! А если я расскажу о Джоке, он, наверно, захочет встретиться с ним тоже? Нет, всегда лучше держаться подальше от Нила. Последний раз, когда он приходил, у меня пропало семь дисков и часы.

Улыбка Сэма слегка скривилась, когда он поспешно отхлебнул кофе. Я добавила два куска сахара в свою чашку. Когда Сэм в прошлый раз сказал, что я хорошо умею врать, я думала, что он имеет в виду моих родителей. Например, я их уверяла, что готовлюсь к экзаменам, а на самом деле смотрела концерт Стинга, потому что я была еще маленькая и меня туда не пускали. Родителям тогда я сказала, что переночевала у друзей.

Во мне поднималось раздражение, но я его подавила. А вдруг он догадался, что я наврала с три короба о всей моей жизни? Потом он посмотрел мне в глаза, и я быстро закинула ногу на ногу.

— Ну, что? Я решил, что мы сможем помочь друг другу. Я тебя прикрою, пока ты будешь следить за своей анорексичкой, а ты поможешь мне с Нилом.

Выбора у меня не было. Отказаться было невозможно. Хоть я и боялась впутываться, но у меня было такое чувство, что рассказ Сэма о Ниле — этовсего лишь вершина айсберга, и я решила им помочь. Ведь Таскеры — хорошие люди. И Нил — хороший человек. Просто героин преобразил его, и он стал как вампир. Внешне вампиры могут выглядеть так же, как и раньше, но на самом деле они уже другие.

— Ладно, — сказала я, и моя судьба решилась. Я залила свой страх еще одним глотком кофе и азартно схватила сумку: — Пошли!

— Я надеялся, что ты скажешь именно это.

Он встал, и я подумала: «Где же под джемпером у него запрятан пистолет?» Мне-то приходилось больше рассчитывать на умение дать коленкой в пах. Если, конечно, удастся подойти так близко, прежде чем упасть в обморок.

Мы остановились в нескольких метрах перед автобусной остановкой, за углом дома Дэниела. Я сидела на переднем сиденье «сааба», рядом с прихлебывающим кофе Сэмом. Это была его третья чашка с того момента, как мы покинули кафе в участке. Я не понимала, как при огромном количестве циркулирующего в его крови кофеина он мог оставаться таким спокойным (и почему не бежал в туалет). Что-то в нем проявилось новое, более человечное, что ли, но он хорошо умел это прятать.

Мы объехали вокруг квартала. Все выглядело так, как будто в доме номер семнадцать по Риверсайд-авеню никого не было. В прихожей не горел свет, и никто не собирался гулять с собакой. Я рассказала Сэму, как застала больного Дэниела дома, но поскольку невозможно было проверить гараж, нам оставалось только надеяться, что он все же вышел на работу. А может, позвонить ему?

Я взяла у Сэма мобильник и позвонила по номеру, который мне дала Элен, в «Южные мобильные телефоны». Дэниел поднял трубку после третьего гудка.

— Алло? Дэниел Гласе слушает.

Я дала отбой. Что ж, он говорил в нос, но был жив-здоров. И не в постели. Надо было раньше позвонить!

— Бессмысленно здесь стоять, — сказал Сэм. — Нас снова засекут соседи.

— Меня ни разу не засекли, — деликатно напомнила я.

— Ты женщина.

— Какая разница?

— Обычно женщины не вызывают подозрений, — пояснил он и глянул на меня. — Конечно, одни больше, другие меньше, но, в общем, не вызывают. А вот мужчина в машине на пустой дороге виден за километр. Он может оказаться разбойником, вором, убийцей. Женщина же в машине выглядит безобидно, как будто она ждет своего мужа.

— Эй! Я не просто сидела в машине и думала, что все сойдет гладко только потому, что у меня есть груди. Я надела камуфляжный наряд, сходила в парк, поговорила с соседями. Я все продумала!

— Ты вторглась на частную территорию, обманула соседку и вломилась в дом.

Я проглотила обиду и сказала:

— Что, если припарковаться подальше, напротив автобусной остановки? Мисс Кроссовкинг наверняка приезжала автобусом.

— Хорошая мысль.

Он развернулся, и мы остановились в переулке, лицом к главной дороге, пересекающей Риверсайд-авеню. Он включил «Национальное радио», а я, утонув в кожаном сиденье, приготовилась ждать. Прошло три автобуса. Никого в кроссовках не было. От того, что я пристально смотрела на остановку, у меня заслезились глаза.

Я все время двигала ногами, чтобы они не затекли. Сэм же так и не переменил свою расслабленную позу. Он даже сиденье от руля не отодвинул. В воздухе висела тишина. Я изо всех сил старалась не потерять бдительность.

— Так что ты будешь делать с Нилом?

— Хочу поместить его в реабилитационную клинику на следующей неделе. Но, боюсь, его там не примут. Он слишком часто сбегал оттуда, и они не могут рисковать, теряя попусту место. Но я что-нибудь придумаю.

— А ты уже поговорил с ним об этом? — спросила я, подозревая, что он захочет препоручить это мне.

— Нет, это твоя работа.

— Значит, его самого никто не спрашивает. У него что, нет выбора? — настаивала я.

— Нет.

Я возмущенно фыркнула:

— Прости, но я думала, что должна буду помогать ему, а не запугивать. Я думала, мы сделаем так, чтобы он сам увидел, что это ему нужно. А не просто заставим.

— Мы и хотим.

— Хотим — что?

— Хотим помочь ему.

— Да, но захочет ли он такой принудительной помощи? Он терпеть не может тех, кто указывает ему, что делать.

— Никто не любит, когда указывают, но иногда это необходимо.

Я горько рассмеялась:

— Подумай, почему он оказался в такой ситуации. Потому что он обороняется. Он не вписывается. Не находит себе места в этой жизни. И сам это знает. Скорее всего, в глубине души он хочет вернуться к нормальной жизни, но чувствует, что зашел слишком далеко.

Я посмотрела на остановку, куда подошел следующий автобус. Никого.

— Если ты хочешь бросить ему спасательный круг, — продолжала я, — не нужно швырять им в него и приказывать цепляться. Это бесполезно, особенно когда кругом соблазны. Ты, конечно, должен бросить ему круг, но должен и убедить за него схватиться. Может, ради матери. Может, ради отца. Может быть, ради будущего. Но не надо ворошить прошлое или заводить разговор о его ошибках. О том, что он искалечил себе жизнь или не получил образование. Ты просто снова заставишь его защищаться. Вместо этого помоги ему как друг. Покажи, что это хорошо, а не говори, что иначе не спастись. В противном случае он швырнет этим кругом в тебя.

— Вот видишь! Только ты и сможешь его убедить.

Я вздохнула:

— Хорошо.

Я не понимала, как Нил угодил в такие неприятности, но представляла себе, что это такое — быть потерянным. Я помнила свое безрассудное стремление стать другой, жить своей собственной жизнью, отстраниться от всего усредненного и консервативного. И я это сделала. Я отстояла право быть одиночкой. Пока на втором курсе не влюбилась в известного в универе парня. Тогда я внезапно стала совершенно другой девушкой.

Я поменяла длинные черные юбки на джинсовые мини, толстые черные чулки — на прозрачные, ботинки «Док Мартенс» — на розовые воздушные сандалии. И так, с каждым новым бойфрендом, я снова и снова становилась кем-то другим, меняя вкусы и наряды, пока не закончила университет. Проработав несколько лет на скромных должностях, я переехала в Мельбурн, пробыла там шесть тоскливых месяцев и поняла, что не знаю, кто я такая на самом деле, какую музыку люблю, что хочу смотреть по телику. Я превратилась просто в гелфренд, без своего характера и лица.

Вернувшись домой, я стала сторониться парней и ходить в кино одна, пока не поняла, что мне нравятся сюжетные фильмы, а не ужастики, которые брали в прокате мои прежние дружки. И когда я начала понимать себя, моя депрессия улетучилась. Я составила список всех фильмов, которые посмотрела, и настроение мое еще больше поднялось. Потом я стала смотреть телик, пока не возненавидела большинство видов спорта. Зато я полюбила сериал про вампиршу Баффи. Я возненавидела также поп-группы, но полюбила музыку, которая создает умиротворяющую атмосферу. Я возненавидела виски, но полюбила джин с тоником.

Потом я сняла чудесную квартирку и купила себе все, что полюбила. Отсюда и перерасход на кредитной карточке. И вот результат — сижу и жду, пока приедет на автобусе какая-то не знакомая мне женщина.

— Даю пенни, чтобы узнать твои мысли, — сказал Сэм.

— Что за глупая поговорка! — засмеялась я. — И в любом случае они стоят больше.

— Правда? — Он повернулся ко мне. — Тогда пять баксов.

— Десять.

— Восемь с половиной.

— Ты хотел сказать семь с половиной, — улыбнулась я. — Торговец наркотиками из тебя никудышный.

— Что ж, я безнадежен в торговле наркотиками, зато я умею непревзойденно выуживать информацию. Ну, говори, о чем думала?

— Думала, как я здесь оказалась.

— И как же? — Он снова повернулся ко мне.

— Ну, очевидно, это как-то связано с тем, что я терпеть не могу смотреть по телику крикет, зато люблю матчи по футболу на Кубок мира.

— Неужели ты смотришь Кубок мира?

— Мне нравится вид парней, бегающих в трусах под дождем, — сказала я и, оживившись, добавила: — Но больше всего мне нравится вид нашей мисс Слимфаст 10.

Я указала на улицу, где с автобусной остановки шла она. Сэм повернул голову:

— Должно быть, она только что приехала.

Я открыла дверцу машины и засомневалась:

— Что дальше?

— Она тебя узнает?

Я вспомнила кафе-магазинчик:

— Может, и не узнает, но рисковать нельзя.

Я снова захлопнула дверцу.

— Мужчина, идущий за женщиной по пустой улице, наверняка привлечет внимание, — сказал Сэм, заводя мотор, — но нам надо понять, куда она направляется.

— Она идет к дому Дэниела, — сказала я. У меня даже уши покраснели, когда я подумала, за каким занятием ее там можно застать. — Я и так знаю.

— Всегда все проверяй, иначе дело развалится с помощью одного хорошего адвоката. Это безжалостный бизнес.

— Так что, для тебя это бизнес?

— Ну, по крайней мере, больше, чем работа.

Мы быстро проехали по улицам пригорода, промчались мимо магазинчика и притормозили поближе к дому Дэниела. Однако на улице уже никого не было. Мы только и увидели, как в калитке мелькнула знакомая джинсовая штанина.

— Она вошла внутрь, — от возбуждения я вцепилась в ремень безопасности, — давай подождем. И проследим за ней, когда она выйдет. Поедем за автобусом.

— Хорошо. Но только осторожно. Эта машина не очень-то подходит для слежки.

— Зато очень подходит для всяких цыпочек.

Он удивленно посмотрел на меня. Мои щеки запылали, но я ничего больше не добавила.

— Я цыпочками не интересуюсь.

— А судя по той ночи в клубе — очень даже. Теперь была его очередь краснеть.

— Я был там с другом из-за границы. Он очень хотел пойти. Сам-то я хожу по клубам нечасто. И тот вечер… Ну, это был не лучший вечер в моей жизни. Наверное, я немного перебрал…

— И немного порезвился. — Но я поддразнивала его просто по-дружески. Он выглядел так обескураженно, что я рассмеялась и сказала: — Твой вечер — это просто цветочки по сравнению с моим. Я как будто вернулась в свой школьный кошмар — два идиота, у которых Ай-Кью ниже, чем уровень алкоголя в крови, и мое безумное платье. В нем я была похожа на дорогую проститутку, которая делает петтинг за сто баксов.

Мои слова повисли в тишине. Нет, наверное, Джози права: иногда я излишне цинична. Вечно лезу из кожи вон, пытаясь острить, а это только всех напрягает. Как, например, сейчас. Наверное, Сэм был шокирован. Я затаила дыхание…

— Тебе можно было спокойно дать и сто тридцать. Да еще пятерку сверху — за обувь, а то и десятку, если клиент неравнодушен к высоким каблукам.

Уф…

— Обижаешь. У меня была подруга в универе, она работала в «Салон Син», где давала мужикам лизать свои сапоги за сто баксов.

— А я как-то вел наблюдение в борделе, который подозревали в отмывании денег. Мне пришлось придумать легенду, что я обожаю девушек в резиновых нарядах. Ведь мне как копу надо было держать их всех в холле. — Он посмотрел в зеркало заднего вида и пояснил: — В этом холле девушки становились в ряд, а парни их выбирали, как батончик шоколада. И как-то ночью одна из них предложила, э-э-э, тоже завернуть меня в целлофан, как батончик.

— Голого?

— Голого. Как в фильме «Плохой мальчик Бабби».

— Замечательный фильм.

— Замечательный целлофан. Но я отказался, между прочим.

— Я просто разочарована.

— А она, похоже, совсем не разочаровалась.

Я взглянула на него. Он все еще смотрел в зеркало, так что я пробежалась глазами по его голубому джемперу из грубой шерсти, синим джинсам и слегка лохматым волосам. Он был чисто выбрит, но все равно выглядел расслабленно и непринужденно. Настоящий батончик в целлофане. Господи, я безнадежна!

Я потерла глаза и сказала:

— Мне нужно сходить в туалет. А ты не хочешь?

— Нет.

— Хорошо, я мигом. — И я понеслась в общественный туалет в парке.

Выйдя из него, я заметила Пенни, играющую в двадцати метрах на детской площадке с кучей других карапузов. Я пошла медленнее, уткнувшись носом в землю и молясь, чтобы она меня не заметила. Дойдя до машины, я плюхнулась на сиденье и вздохнула с облегчением.

— Что, проблема?

— Нет проблем.

— Ты должна научиться самоконтролю, иначе подозреваемый обязательно появится именно в тот момент, когда ты отлучишься в туалет.

— Ты хочешь сказать, что пользуешься бутылкой?

— Какой бутылкой?

— Переносной туалетной бутылкой.

— Не будем об этом, — отрезал он.

— Должно быть, это ужасно неудобно.

Он уставился взглядом вперед, и мы замолчали. Я начала вспоминать о Джози и ее склонности к снобизму, когда Сэм выпрямился и сказал:

— Она впереди.

Я полезла было под сиденье, но он схватил меня прежде, чем я совсем согнулась.

— Сиди, это будет выглядеть подозрительно.

Его рука все еще была на моем джемпере, а когда я поднималась, пальцы чуть-чуть задели мою правую грудь, но времени на обмен репликами не было — мимо шла мисс Кроссовкинг.

— Для дистрофички она чешет довольно быстро, — сказала я, пытаясь не обращать внимания на электрические разряды в правом соске.

— Может быть, у нее просто такая фигура.

— А может быть, она просто голодная, — ответила я, подумав о ланче, и мой желудок заурчал.

— Похоже, это заразно, — пошутил он.

Когда она дошла до конца улицы, Сэм завел машину. Мы догнали ее, когда она подошла к автобусной остановке и уселась под навесом. Я посмотрела на часы. Она пробыла в доме Дэниела всего тридцать восемь минут. У нее, наверно, на все был четко заведенный порядок, чем бы она там ни занималась. На первом перекрестке Сэм повернул налево и, развернувшись, припарковался.

— А теперь что делать?

Инстинкт подсказывал мне съесть сандвич, но я не хотела, чтобы Сэм думал, что я не гожусь для работы профессионального сыщика.

— Если мы вернемся и будем ждать на улице напротив остановки, то не сможем повернуть направо и не успеем, вовремя последовать за автобусом — движение здесь слишком сильное. Давай так: я развернусь, встану у самого угла и буду ждать в машине. А ты возьми вот это.

Он протянул мне оранжевый пластиковый жилет, который лежал на заднем сиденье, фотоаппарат, блокнот и ручку.

— Фотографируй. В прошлый раз номер с городским советом тебе вполне удался. Так что стань незаметной. Делай вид, будто измеряешь расстояние между всем, что попадется. Если кто-нибудь спросит, что маловероятно, скажи, что проводишь подготовительную работу для ремонта проезжей части и благоустройства улицы. Планируется посадка новых деревьев и так далее. Придумаешь что-нибудь по ходу действия.

Пока мы разворачивались, я напялила тяжелый оранжевый жилет. Потом пошла назад к улице. Остановившись примерно в двухстах метрах от автобусной остановки, я начала записывать в блокнот слова из песен, которые приходили мне на ум.

В фотоаппарате была пленка, но Сэм вряд ли был бы в восторге, если бы я ее потратила, поэтому я просто легонько нажимала на кнопку.

Когда я подошла к остановке, то снова вернулась мыслями к магазинчику, и тут мой желудок так и скрутило со страху. В спешке мы забыли о том, что она уже видела меня раньше.

Я сделала вид, что записываю, и быстренько отвернулась, а потом прикинулась шлангом и медленно пошла обратно, уделяя повышенное внимание сточной канаве. Спустя минут восемь подошел автобус. Когда я обернулась, якобы для обмера дерева, то увидела, как он подобрал женщину. Я помчалась за угол, прыгнула в машину, и мы поехали за автобусом.

В течение двадцати минут мы следовали за ним, приостанавливаясь в переулках и около магазинов и ожидая, когда сядут или выйдут пассажиры. Так мы добрались до района Малверн, где были расположены хорошие магазины и кафе, и оказались в пяти минутах от бара Джози. Мисс Кроссовкинг среди выходящих пассажиров пока не наблюдалось.

Мы продолжали путь, проехав Джозину улицу. Неожиданно автобус остановился, из него выпрыгнула мисс Кроссовкинг и быстро пошла вверх по улице. Мы въехали на стоянку у мясной лавки, но мотор глушить не стали. Она перешла на левую сторону улицы. Мы опять поехали за ней и опять остановились. Так мы и следовали за ней по улице, заросшей деревьями с густой листвой. Тронувшись в очередной раз, мы успели увидеть дом, куда зашла мисс Кроссовкинг. Он мало чем отличался от дома Дэниела. Однако у этого дома вид был более заброшенный. На газоне там и сям виднелись прогалины с засохшей травой, краска на фасаде облупилась. Но все-таки это был дорогой пригород, и виднеющиеся в окнах задернутые занавески выглядели чистыми.

— Похоже, она здесь живет, — прокомментировал Сэм.

— Захари-стрит, девяносто четыре. Дом, куда забыла путь еда.

— Думаю, нам пора раздобыть для тебя что-нибудь съедобное.

Сэм потянулся к заднему сиденью, где под курткой-дождевиком и оранжевым жилетом оказался пакет с сандвичами, кока-колой и батончиками мюсли.

Я радостно накинулась на еду. Пока я стаскивала целлофан с сандвича с салатом, Сэм рассматривал блокнот с моими записями.

— Скажи, что я — твоя пчелка, свей для меня гнездышко в своей душе? — иронично спросил он.

— Это из песни группы «Зей майт би джайантс», — смущенно пробормотала я, с облегчением подумав о том, что не записала слова из песни Мадонны «Эротика», которая вихрилась в моих мозгах большую часть дня. — Надо же было мне хоть что-нибудь писать!

Он наклонился ко мне, мое сердце глухо бухнуло, и я проглотила кусок помидора.

— У тебя в волосах салат.

С этими словами он вытащил листик салата из моих волос и выбросил его в окно.