"Прикид" - читать интересную книгу автора (Брук Кассандра)

Вскоре на долю Торквемады выпала еще одна ответственная и почетная роль. Помимо обычных проповедей он должен был помочь познакомить трех жен с тремя кандидатками на замену. Я опасалась, что подобное мероприятие может закончиться грандиозным скандалом, что женщины, едва успев встретиться, тут же возненавидят друг друга. Но к счастью, я заблуждалась. Во всех трех случаях свидания прошли на удивление гладко, и полное взаимопонимание было достигнуто с самого начала. Обслуживая покупательниц, я краем уха подслушала обрывки бесед, из которых можно было сделать вывод, что наш Купидон потрудился на славу и что все три выбора оказались совершенно правильными.

После первой ознакомительной беседы за кофе жена приглашала свою будущую заместительницу для более интимного разговора в офис по соседству, где мы успели оборудовать нечто вроде гостиной и могли предложить даже спиртные напитки. До меня то и дело доходили слухи, будто владелец дома собирается выгодно продать это помещение. Еще бы, прекрасная спальня, элегантная внутренняя лестница, оборудованная по последнему слову техники кухня, удобное месторасположение, садик, который так чудесно выглядит по весне. И разумеется, как это всегда бывает в подобных случаях, все недостатки и недоделки тщательно скрывались, чтобы не отпугнуть потенциальных покупателей на самой ранней стадии. Но пока что это помещение принадлежало нам.

По мере приближения срока первых трех встреч Кэролайн проявляла все большую активность.

– Надо одеть этих женщин так, чтобы они понравились будущим мужьям, – твердила она. – Нет, смысла представлять даму как подходящую пару, если она не выглядит подходящей парой. Иначе эти мужчины просто не заметят их, вот и все.

Располагая запасами самых разнообразных туалетов, мы решили, что особых проблем здесь не возникнет – на наших вешалках размещались прикиды на любой вкус.

Однако на деле все оказалось сложнее. Просматривая досье, чтобы выяснить, как, по мнению мужей, должна была бы быть одета та или иная женщина, мы обнаружили, что мужские фантазии безграничны, а иногда просто выходят за рамки общепринятых норм. Ну как, к примеру, может умная и элегантная дама, которую мы выбрали в пару члену парламента, явиться на официальный завтрак для избирателей в прозрачной ночной рубашке?.. Не слишком грела и идея телеведущего, ожидавшего увидеть на банкете в честь дня рождения «повариху» в бальном платье от Баленсиаги и с бриллиантовой диадемой в волосах. С актером оказалось проще – ему всего-то и нужно было, чтоб помассировали больную спину. И все равно, даже буйное и экзотическое воображение Кэролайн не могло смириться с образом нашей физиотерапевтши, исполняющей свой служебный долг в купальнике без лифчика.

– Ладно, что-нибудь придумаю! – смеясь воскликнула она. – Поработаем с каждой из них отдельно!

Первым испытанием для Кэролайн стала работа с членом парламента, довольно интересным мужчиной лет сорока, которому в результате какой-то перестановки в кабинете министров даже светил некий пост. И который в данное время пустился во все тяжкие со своей амбициозной секретаршей. Именно ее следовало нейтрализовать любой ценой.

Жене члена парламента доводилось проводить такого рода завтраки для избирателей, так что здесь проблемы возникнуть не должно. Избирательный округ находился в южной части Лондона. Был снят в аренду местный зал для проведения подобных собраний; приглашены самые преданные члены партии; помощник министра согласился выступить с приветственным словом, во время которого предполагал затронуть проблемы безработицы, маастрихтских соглашений, принудительных школьных тестов для детей и НДС на топливо, используемое на бытовом уровне. А также более подробно остановиться на таких волнующих общество глобальных проблемах, как злоупотребление наркотиками и соблюдение законности и порядка в стране в целом. Потенциальной преемницей жены оказалась молодая женщина по имени Ровена. Ее быстренько пропихнули в организационный комитет – с тем, чтобы обеспечить место на трибуне. И – что куда важнее – позволило бы небрежно бросить члену парламента позднее, когда начнут разносить напитки: «А мы вроде бы где-то уже встречались!» Жена Уверяла, что ни одной женщине не составит труда познакомиться подобным образом с ее мужем, если, конечно, она того всерьез хочет. Так что если Кэролайн справится со своей Работой достойно, все должно пройти гладко, как по маслу. Сама же супруга решила держаться на почтительном расстоянии, предварительно убедившись, что сделала все, что в ее силах, чтобы не пропустить на мероприятие нынешнюю любовницу мужа. О том, как она собирается осуществить это, она предпочла умолчать.

За два дня до решающего события настал час испытания для Кэролайн. Мы пригласили Ровену зайти в «Прикид» в час дня, когда магазин закрывался на обеденный перерыв.

Я и Гейл были, что называется, на подхвате, на всякий непредвиденный случай. Нынешняя жена тоже присутствовала, готовая дать добрый совет. Кэролайн уже провела подготовительную работу по данным мужа, хранившимся в компьютере, и решила, что максимально приближенным к его фантазиям туалетом будет прозрачная ночная рубашка от Версаче, которую на предыдущей неделе принесла итальянская модель. Она объясняла свой поступок тем, что ее друг вроде бы был смущен, увидев ее в этом одеянии на людях. Кэролайн с гордостью продемонстрировала нам этот туалет. Я, глядя на него, тут же вспомнила серую паутинку от Данте Горовица – по сравнению с творением Версаче она казалась просто монашеским одеянием. Если бы это платье было рыболовной сетью, вся рыба из нее ускользнула бы, это точно. Соотношение плотного материала к пустому пространству составляло приблизительно один к трем.

– Боже упаси, Кэролайн! – в ужасе воскликнула Гейл. – Разве может женщина надеть эту тряпку на митинг партии тори?

Кэролайн прищелкнула языком и нахмурилась.

– А почему нет? – парировала она. И достала досье на члена парламента. – Вот тут его жена говорит, черным по белому написано: «Мечта моего мужа – интеллигентная и преуспевающая женщина с длинными темными волосами, высоким бюстом, красивыми ногами. И чтоб двигалась, как змея». Так или нет? – Жена кивнула. – И что мы имеем? У Ровены диплом по химии. Она высокооплачиваемый научный сотрудник одной из ведущих фармацевтических компаний. Она красива. Она экзотична. У нее потрясающие ноги. Ну а что касается бюста… что ж, у нее достаточно длинные волосы, чтоб прикрыть его, по крайней мере на время митинга. Ну так и что вас не устраивает?

Я закрыла глаза. Перед ними предстало видение: Ровену сводят с трибуны в накинутом на плечи плаще полицейского. А наше предприятие «Прикид» немедленно закрывают по многочисленным требованиям возмущенной общественности.

В этот момент вошла Ровена. Мы с Гейл ретировались в дальний конец зала, где принялись поедать сандвичи, любезно приготовленные нам Ренато.

– Она определенно красива, – заметила я с набитым ртом. – И на кой шут ей понадобилось замуж за этого долбаного члена парламента?

Гейл пожала плечами:

– Ты ведь знаешь, что выдал Купидон… У них общие интересы. Она – предел его мечтаний. Возможно, он – ее тоже. Ну и потом британский истеблишмент, этим все сказано. Социальное положение, охрана, прочие штучки… Да, у нее есть мозги и внешность, но не забывай, кто ее родители. Отец какой-то киприот, работал официантом. Нет, она чувствует себя аутсайдером и хочет положить этому конец. Вполне заурядная ситуация, тебе не кажется?

Кэролайн и супруга члена парламента проводили Ровену в примерочную. Мы с Гейл покончили с сандвичами и нетерпеливо ждали. Если Кэролайн удастся убедить девушку надеть этот наряд, подумала я, ее можно считать просто гением своего дела.

Тишина, царившая внизу, казалась просто невыносимой. Мы то и дело поглядывали на часы. На тротуаре у выхода собрались люди, они прижимались носами к застекленным дверям и тоже поглядывали на часы. Мы притворились, что не замечаем их, и начали готовить кофе. Внезапно снизу из примерочной донесся сдавленный вскрик, за ним последовал еще один, более пронзительный. Я бросила многозначительный взгляд на Гейл. Та нервно взлохматила волосы, а потом уныло понурила голову. Теперь мы слышали голос Кэролайн – настойчивый, визгливый, повелительный. Голос человека, непоколебимо уверенного в своей правоте, который частенько доводилось слышать мне, когда Кэролайн убеждала Саманту встать наконец с постели, если она хочет посмотреть свой любимый мультфильм. Я не знала случая, чтобы Кэролайн когда-нибудь проиграла хотя бы одно из этих сражений, но во взгляде Гейл отразились испуг и сомнение.

– У нас неприятности, дорогая… Я покачала головой и шепнула:

– Погоди!

И оказалась права. Десять минут спустя дверь в примерочную хлопнула, и Кэролайн с женой первыми поднялись в торговый зал. За ними на некотором расстоянии следовала Ровена. Она нервно хваталась руками за перила, словно опасаясь упасть, а на лице ее застыло столь хорошо знакомое мне выражение восторга и смущения одновременно. О, как часто видела его я на лицах наших клиенток!

– Она выглядит просто сногсшибательно! – возвестила Кэролайн. – Не так ли? – довольно агрессивно добавила она и обернулась к жене. Та ответила растерянным кивком. – И волосы именно той длины, что надо! Только помните, резко встряхивать головой не советую, – добавила Кэролайн, обернувшись к Ровене с ободряющей улыбкой.

Ей снова удалось, подумала я.

Кэролайн аккуратно завернула туалет от Версаче в папиросную бумагу, уложила в картонную сумку, а затем собрала все необходимые, по ее мнению, аксессуары к этому наряду и сложила во вторую сумку. И протянула обе Ровене.

– Просто изумительно! – пылко произнесла она. – Надеюсь увидеть вас послезавтра. А сейчас позвольте проводить вас до такси.

Ровена пробормотала слова благодарности, одарила меня и Гейл смущенной улыбкой и проследовала за Кэролайн и женой к двери. Затем мы услышали пронзительный голос Кэролайн, разносившийся по всей Пимлико-сквер:

– Такси!

Спустя какое-то время она вернулась. И тряхнула головой.

– Бог ты мой! Мне просто необходимо выпить! – Она тяжело рухнула в кресло. – Чувствую себя как загнанная лошадь. – На секунду-другую она закрыла глаза. – Вы, небось, вообразили, что эта наша Ровена – жутко современная женщина? – продолжала она. – Вы просто не представляете, что я только что о ней узнала! А ну, какие будут догадки? – Секунду она вопросительно смотрела на нас, затем, не дождавшись ответа, выпалила: – Так вот! Начать с того, что она никакая не гречанка! Отец был киприотом, мать – турчанка. И воспитывали ее в мусульманской вере. Самой что ни на есть строгой мусульманской! – Кэролайн хихикнула и потянулась к шкафчику со спиртным. – Это надо же! Сегодня я наконец узнала что-то новое! – Она торжествующе улыбнулась. – Узнала, как выглядит бюстгальтер у фундаменталисток!

Гейл вытаращила глаза:

– Ты что же, хочешь сказать, она согласилась снять эту штуку?

Кэролайн расхохоталась:

– Нет! Я сняла! Слесарной ножовкой!

– Но ведь это же первое наше испытание, Кэролайн, – с упреком заметила я, покачав головой. – Не хочешь же ты сказать, что после всего этого дело не окончится провалом?

Она удивленно вскинула на меня глаза.

– Провалом? Каким еще провалом? Все будет просто») замечательно, пройдет как по маслу, – сердито сказала она. – Эта парочка просто создана друг для друга! Бюстгальтер – единственное, что оставалось от фундаментализма Ровены! И сейчас она наверняка сжигает его в каком-нибудь безопасном месте, чтобы не взорвался. Что же касается секретарши-любовницы нашего члена парламента, то она вылетит за дверь через две минуты, вот увидите… – На лице ее возникло загадочно-лукавое выражение. – Вы что же думаете, напрасно я ездила на ленч в Палату общин?..

Когда Кэролайн бывала права, она подтверждала это не только словом, но и делом. Неделю спустя после истории с Ровеной Гейл, едва я успела войти в магазин, сунула мне к носу какую-то газету.

– Ну? Что ты на это скажешь, дорогая? – спросила она.

В колонке светских сплетен была опубликована фотография члена парламента от партии тори в обнимку с красавицей Ровеной. Заголовок гласил: «Жена члена парламента подает на развод!»

– Быстренько мы все провернули, верно? – радостно хихикая, заметила Гейл.

Я прочитала заметку – действительно, все прошло как по писаному. Ровена украсила трибуну длинными темными волосами, каскадом спадающими почти до талии. Речь члена парламента прерывалась многозначительными взглядами, которые он бросал на открытое платье юной и прекрасной леди, стоявшей рядом с ним. Неформальная часть митинга свелась к бесконечным комплиментам в адрес той же леди. Комплиментам ее волосам, чудесному платью и. всему остальному. Вскоре после этого они ушли вместе – как деликатно выразился журналист, «с целью познакомиться поближе». Совершенно ясно, писал он далее, что все эти действия не укрылись от внимания супруги члена парламента и она была вынуждена принять «адекватные меры в рамках закона».

Мне ничего не оставалось, как поверить этому сообщению, хотя в течение какого-то времени все представлялось лишь счастливым стечением обстоятельств. Или же действием некой черной магии, к которой прибегла Кэролайн во время одного из ленчей в Палате общин. Но неделю спустя уже в другой газете была опубликована история о том, как один известный актер из Национального театра безнадежно влюбился в даму-физиотерапевта. По словам репортера, дама эта сотворила настоящее чудо: вылечила ему спину и разрушила многолетний и прочный брак.

Кэролайн, промолчавшую почти всю неделю, так и распирало от гордости и самодовольства. Затем в понедельник днем вдруг позвонил из офиса Имонн. В магазине в это время было полно народу, но Кэролайн то была не помеха.

– Ты хочешь сказать, они вместе отправились на уик-энд? – громко спросила она. – Куда именно?.. Ах, в Париж!.. В «Мерис»? Прекрасно!.. Да, я рекомендовала именно эту гостиницу. Кровати там широкие, а обслуживающий персонал очень деликатен. Я и сама часто пользовалась их услугами… – К этому времени большая часть посетителей позабыла о вешалках и платьях и слушала, вытаращив глаза. Кэролайн, ничуть не смущаясь, расхаживала среди них с телефоном. – Так ты думаешь, проблем с разводом не будет?.. Считаешь, что уже просочилось в прессу?.. Что ж, это и понятно, он персона известная! В любом случае поздравляю! Слушай, заскочил бы, выпьем по этому поводу… Да, сегодня вполне удобно… да, в любое время после шести. Да, когда эти чертовы покупатели наконец разойдутся!

Судя по выражению лиц «чертовых покупателей», они вовсе не выказывали намерения расходиться. Кэролайн повесила трубку.

– Что ж! Веселый то, должно быть, был день рождения! – сияя объявила она. – Итак, три варианта из трех сработали! Не так уж плохо для начала, верно?

И Кэролайн принялась обслуживать посетителей как ни в чем не бывало. Она была сама любезность и внимание.

К этому времени мы уже достигли соглашения о том, как должны быть распределены между нами обязанности. Во всех трех экспериментальных случаях организационными и исследовательскими вопросами занималась я. На долю Кэролайн выпала роль социальная. Она должна была позаботиться о том, чтоб нужные люди оказались в нужном месте и в нужное время и выглядели бы соответствующим образом. Гейл предпочитала держаться в тени, вместе с Имонном вела дела в магазине и отвечала на бесчисленные телефонные звонки в офис.

– Анжела, – однажды сказала она мне, – что-то уж слишком бойко пошли у нас дела. Я, честно сказать, этого не понимаю. – Выглядела она усталой и измученной. – Двадцать девять телефонных звонков в день! Да это ж просто сумасшествие какое-то! Нам необходимо расширять штат.

На наш счет вот-вот должны были поступить проценты с трех разводов, а потому мы решили, что вполне можем позволить себе нанять девушку-секретаршу. Местное агентство по трудоустройству тут же подобрало нам кандидатуру, и через два дня она прибыла. Звали ее Карен, родом она была из Орпингтона, и ее мини-юбка произвела такое впечатление на Имонна, что он тут же забросил все свои журналы с девочками и начал брызгаться каким-то совершенно омерзительным лосьоном для бритья – до тех пор, пока Гейл не выдержала.

– Господи, Имонн, – сказала она ему тихо, так, чтоб Карен не слышала. – Ну скажи на милость, как могут люди приходить сюда и спокойно говорить о разводах, если тут воняет, как в борделе?

Имонн наградил Гейл взглядом, каким обычно награждают молодые люди ворчливых тетушек. Но брызгаться лосьоном все же перестал.

Даже с девушкой на телефоне мы просто выбивались из сил. У меня оставалось все меньше времени для Джоша, что удручало. Дни, когда я была любовницей на ленч и заходила к нему при каждом удобном случае, казались утраченным раем. Полет во Францию остался приятным воспоминанием. Я уже находилась на грани того, чтобы по уши влюбиться в Джоша, и, поняв это, в панике отступила. Я начала использовать работу как предлог, чтобы не видеться с ним. Предлог не видеться с ним служил также предлогом не сознаваться в чувствах себе самой. Вначале, переспав с Джошем, я смотрела на него как на любовника, а не мужчину, которого люблю. Все это и смущало, и страшило меня. Я боялась потерять его и равно боялась разбить свою жизнь ради Джоша. Но более всего мне связывала руки Рейчел. Разве смею я причинять своей девочке такую боль? И я с головой окунулась в работу с тем, чтобы забыть, не думать об этом. Я пряталась за разбитые браки других женщин, пытаясь тем самым сохранить свой.

И в то же время мне нравилась моя работа. Нравилась вся эта суета – верная спутница успеха. После первых трех удачно проведенных дел предприятие наше не заглохло, как я опасалась. Напротив, процвело. Оно, можно сказать, процветало в полную силу. Клиенты валили толпами. «Зачем дожидаться смерти? Расставайтесь прямо сейчас!». Похоже, эти слова нашли путь к их сердцам.

Они также нашли путь на страницы газет. Приятель Гейл Конор, написавший блистательную заметку об открытии «Прикида», объявился вновь. Позвонил как-то утром и сказал, что хочет зайти повидаться.

– Лучше пригласи его на ленч, дорогая, – заметила Гейл.

Я заартачилась. Сказала, что представления не имею, о чем говорить с прессой. Почему бы ей самой не встретиться с Конором? В конце концов он ее знакомый, не мой.

– Чепуха! – фыркнула Гейл. – Я ирландка. И Конор не поверит ни единому моему слову. Уж ему-то виднее, он и сам ирландец. Кроме того, – со смехом добавила она, – я наверняка напьюсь, а он совершенно не умеет хранить тайны. Кэролайн тоже не подходит, и напиться может, и выболтает все, вне зависимости от того, пьяная она или нет. Нет, должна пойти ты, дорогая. К тому же у тебя лицо и фигура. Да он в тебя тут же втрескается!

Она оказалась права. Ему понравились и лицо, и фигура. Где-то на середине трапезы я вдруг поняла, что беседовать с журналистом, ведущим колонку сплетен, – это уже быть объектом сплетни. В высказываниях своих я была не слишком осторожна, выболтала кое-что из того, о чем следовало бы умолчать. Я даже поведала ему некоторые подробности из собственной жизни – о том, как работала в банке, где помощник управляющего показал мне свое хозяйство; о том, как познакомилась с будущим мужем в бутике и обчихала его; о том, как во время распродажи вещей Кэролайн пришла идея создания «Прикида». Лишь неким сверхъестественным усилием воли заставила я себя умолчать о Джоше и об оргазме во время мертвой петли над Ла-Маншем.

Господи, Анжела, сказала я себе, когда бутылка шабли уже почти опустела, заткнешься ты наконец или нет?..

Затем я поняла, что в отличие от почти всех мужчин на свете, с которыми я когда-либо завтракала, Конор решил заболтать меня не только ради того, чтобы запустить затем лапу в трусики. Он действительно хотел выжать из меня всю возможную информацию. В том и состояла его работа. И болтливость, в которую я впала, была продиктована благодарностью – за то, что он не пытался меня соблазнить. Вот в чем сила и власть хорошего журналиста.

Наконец, уже за кофе, он сделал мне деловое предложение, столь ловко завуалированное, что я сперва не приняла его за таковое. Возможно, сказал он, одна из нас не сочтет за труд намекнуть ему о каком-либо громком надвигающемся разводе или, используя мое собственное выражение, о какой-нибудь любопытной попытке «брачной перестройки». Он рассмеялся, выговорив эти последние слова. Нет, об оплате не Может быть и речи, это придаст делу двусмысленный, даже грязный характер. Зато тогда ему ничего не стоит создать специальную колонку о «Прикиде» в параллельном действии» – именно так он выразился. И между магазином и драматичными историями разводов не будет прослеживаться прямой связи, но всякий, интересующийся такого рода новостями, тут же смекнет, что к чему. Ведь подтекст, как известно, штука куда более действенная, нежели прямое изложение событий – да и за клевету в печати спросить будет не с кого. Пара интригующих намеков, игра воображения… Как я смотрю на то, возможно ли между нами подобного рода соглашение? Конор произнес эти слова с улыбкой, затем притушил профессионально хищный огонек в глазах, поблагодарил за ленч и заметил, сколь прекрасна была бы жизнь, если б каждая интервьюируемая им дама выглядела столь же соблазнительно.

Я рассказала Гейл о его предложении. Та зашлась от радости. Затем вдруг стала страшно серьезна:

– Дорогая, мы должны действовать крайне осмотрительно! И чтоб Кэролайн об этом ни слова. Ни даже полслова!

До настоящего времени я не понимала, сколь ценным может оказаться сотрудничество с ведущим колонки светских новостей. Но шли дни и недели, настала зима, предприятие наше продолжало набирать обороты, и я вдруг начала натыкаться на упоминания о нас в колонке Конора. То вдруг появлялись снимки какого-нибудь полного радужных надежд разведенца с сияющей от счастья новой избранницей, а где-то ниже, курсивом, была набрана пара строк о том, что прежде безутешная жена нашла наконец утешение, покупая прелестные наряды в этом совершенно замечательном магазине на Пимлико-сквер. И кого только там в наши дни не увидишь…

О предприятии как о таковом не упоминалось и словом. Мы были «подтекстом», как выразился Конор. Мы были призраками на этом празднике разводов, но каждый, кто читал колонку, прекрасно понимал, что мы такое есть и где обитаем. И я начала понимать – исходя из разговоров, которые о нас пошли, – что наше скромное агентство обретает некую cachet 67, даже ауру. Слово было пущено. Доказательством тому служил постоянный приток новой клиентуры. Сначала эти люди притворялись, что рассматривают выставленную на продажу одежду, затем с благодарностью принимали чашечку кофе. Затем их взгляд неизбежно останавливался на карточке с рекламой «Нового счастья», небрежно прислоненной к сияющему боку Торквемады. Они брали ее в руки и с притворным удивлением восклицали: «О, как интересно!» – а через несколько минут уже оказывались в соседнем помещении, где Кэролайн кромсала их браки на мелкие ленточки, а Имонн усаживался за свой компьютер. Никто из них и опомниться не успевал, как в колонке Конора появлялась соответствующая фотография или заголовок, на который они взирали с ужасом. И утешались лишь тем, что потерю мужа, с которым прожито двадцать лет, можно скрасить покупкой совершенно очаровательного платья от Ланвен в чудесном маленьком магазинчике на Пимлико-сквер. Даже названия его можно было не упоминать. Люди и без того знали.

Мы начали чувствовать себя алхимиками, владеющими некой магической формулой, позволяющей перекраивать жизни людей. Пошли даже слухи – Кэролайн принесла их с очередного званого обеда, – будто бы у нас тайно консультируют несколько ведущих лондонских психоаналитиков. Иначе чем можно объяснить столь оглушительный успех?

Действительно, чем же?.. Мы не знали и никогда ничего не отрицали. Наше молчание – золото. Мы лишь улыбались – и весь мир был склонен принимать эти улыбки за положительный ответ. Нам только и оставалось, что улыбаться. Как иначе могли мы выразить свое изумление тем фактом, что подобной известности и преуспевания можно достичь лишь с помощью кофеварки, компьютера и чисто интуитивных догадок трех женщин, которые, быть может, и разбирались в модной одежде, но мало что смыслили в природе человеческой.

Мне начало казаться, что мы обитаем в самой сердцевине какого-то бесконечного людского калейдоскопа. Что жизнь всех и каждого вокруг все время кардинальным образом меняется. Менялась и моя собственная жизнь, только менее драматично. Гастроли Ральфа с «Дядей Ваней» наконец закончились, должна была состояться премьера в Вест-Энде. Как странно, что он вдруг оказался дома… За последние несколько месяцев я привыкла к тому, что дом мой состоит из Рейчел, Магдалены, меня, ну и, конечно, Фатвы, то уходящей из него, то возвращающейся – иногда в крови, иногда нет. На кухне постоянно витал запах текавая, но теперь Ральф тоже был здесь, и возникло ощущение, что он не совсем свой. Для меня он стал посторонним, с которым можно разговаривать, легко находиться рядом. Мы не ссорились и не спорили. Мы не предъявляли друг другу претензий. Словно дни, проведенные порознь, навсегда отлучили нас друг от друга, освободили от всяких привязанностей и обязательств, освободили от привычек и занятий любовью. Мы сосуществовали под одной крышей как два предмета обстановки.

– Как насчет того, чтобы заняться сегодня любовью? – как-то спросил Ральф. С таким видом, точно предлагал мне пирожное.

– Нет, спасибо, дорогой. Только не сегодня, – ответила я. И мы откатились друг от друга, каждый на свою половину кровати.

Было холодно. Ральф спал в пижаме. Я смотрела в потолок.

Иногда ночью, лежа без сна, я думала о Джоше, представляла, что он во мне. Тело мое принадлежало ему. Но его рядом не было. Это были долгие часы, во время которых я старалась понять, что теперь делать. И, так и не найдя ответа, в конце концов засыпала.

А утром подавали завтрак.

Джош снова путешествовал. По его словам, я была здесь ни при чем – просто подвернулась работа, от которой он не мог отказаться. Нужны были деньги, платить за школу Джессики, купить новую камеру и еще бог знает что…

Но дело было именно во мне, это я точно знала. Он сделал шаг мне навстречу, а я трусливо отступила. Джош был не из тех, кто добивается того, чего хочет, напрямую. Об этом свидетельствовали многие его поступки, к примеру, полет во Францию, тот факт, что он дал мне ключи от квартиры, занялся рекламой, чтобы быть поближе ко мне. И он прекрасно знал, что я это понимала, – то был еще один своего рода подтекст. И, игнорируя все эти поступки, я тем самым его отвергала. Вот он и решил отступить. Я чувствовала, как он расчищает для себя пространство, возвращается к прежней жизни. Он был свободен, я – нет. Все очень просто…

Я старалась не ревновать. Да и какое право имела я на его преданность и верность? Иногда он оставлял мне в квартире записку, сообщал, когда должен вернуться. Иногда я даже не знала, что он уехал. Узнавала об этом, лишь увидев снимок Сараево в одной из газет. На меня смотрели дикие, искаженные болью и яростью лица. То был почерк Джоша, и меня охватывал ужас. Он жил в опасности, я продолжала существовать с Ральфом. Вот абсурдность ситуации! Они напоминали мне двух людей, забежавших под козырек укрыться от дождя, Ральф и Джош. Когда входил один, места для другого уже не оставалось.

– Да я привык… быть один, – как-то заметил он после очередного своего возвращения.

Мы занимались любовью. Рука его лежала у меня на груди. Он улыбался. Лежал на боку, опершись на локоть, и смотрел на меня.

Но что это значит – быть одним в Сараево, подумала я. Быть одним, когда за каждым углом может скрываться снайпер, целящийся тебе в грудь или голову.

Затем как-то утром, зайдя в квартиру, я обнаружила, что его там нет. Он меня не ждал, записки тоже не было. Я прошла в спальню. Постель не застелена. На подушках две вмятины, на полу валяется бюстгальтер. Меня замутило.

А ведь я даже не знала, где и с кем он может быть!..

Если под словами «быть один» Джош подразумевает именно это, видеть его больше не желаю. И в то же время я словно слышала его голос, не то чтобы укоряющий, но беспощадно правдивый: «Но ведь ты живешь с мужем, Анжела!»

То был, наверное, худший день в моей жизни. Именно тогда я поняла, что теряю – возможно, уже потеряла – Джоша…

А вечером мне предстояло присутствовать на премьере Ральфа в Вест-Энде. Последнее место, где мне хотелось бы оказаться… Что окончательно достало меня, так это показная любезность и предупредительность Ральфа. Он зарезервировал мне лучшее место. В театре было битком – по городу определенно распространились слухи знатоков, что пропускать данное мероприятие не стоит. Мужчины, которых я едва знала, подходили ко мне до начала представления и говорили самые лестные вещи о Ральфе. Потом, оглядев с головы до ног, осыпали комплиментами и меня. Все это были люди известные, так называемый бомонд. Театральные агенты, критики, продюсеры – словом, те самые типы, которые старательно избегали нас все эти годы. Теперь же они улыбались, говорили намеками, давали понять, что будущее Ральфа целиком в их потных ручонках. Мне хотелось вцепиться им в глотки и задушить.

– Да, у него прекрасные рецензии, не так ли? – три или четыре раза вежливо произнесла я.

Я прошла на свое место. Программка оказалась оформлена еще роскошнее, чем брайтонская. Однако, мельком отметив, что и в ней красуется все та же фотография Ральфа в образе юного покорителя женских сердец, я больше ею интересоваться не стала. И вместо этого принялась разглядывать публику. Внимание мое привлекла женщина, сидевшая левее и в нескольких рядах впереди меня. Примерно моего возраста, может, чуть старше. Невероятно стройная, полное отсутствие грудей и облако белокурых кудряшек, окаймлявших кукольное личико с такими огромными голубыми глазищами, что я поймала себя на мысли: а не захлопываются ли они автоматически всякий раз, когда она ложится на спину. Она, похоже, тоже была одна.

Лишь когда поднялся занавес, в голове у меня словно звоночек прозвонил. Я точно видела ее прежде. Вот только где?.. Я принялась вспоминать. В магазине? Она вполне могла быть моделью… Нет, вроде бы не в магазине. Я перебирала варианты. Может, в парикмахерской? В ресторане у Ренато? В школе у Рейчел? Тоже вроде бы нет…

И я сосредоточила свое внимание на спектакле. Ральф был просто изумителен – это несомненно. Он отточил и отполировал роль до мельчайших деталей, до блеска. Он был так убедителен. Так страстен. Так печален. Так трогателен. Публика заводилась от его игры. Я физически ощущала, как в темноте зала сгущается напряжение. Я следила за тем, с каким завораживающим мастерством произносит он свои реплики, модулируя голос, пока тот не приобрел почти мистическое звучание. Такие знакомые слова и фразы, про себя я произносила их вместе с ним: «Я для себя уже ничего не жду, не люблю людей… Давно уже никого не люблю».

И тут вдруг я вспомнила. Ну да, конечно же! Брайтон! Вот где я видела эту женщину. Тогда она тоже сидела впереди и чуть левее. И тоже была одна. И ждала у дверей в гримерную, это я тоже помнила. Она была не из тех поклонниц, которые окружили Ральфа, когда он вышел, облепили со всех сторон, требуя автографа. Нет, она стояла в стороне, одна, и наблюдала. Помню, я еще подумала, что эта женщина скорее всего завзятая театралка, помешавшаяся на Ральфе. Такие женщины всегда составляют часть публики. Они ходят на все спектакли и обожают своих кумиров на расстоянии. Но обожать, сидя на одном из лучших мест в зале?.. В ряду, где практически все места предназначены для родственников и друзей труппы? Нет, здесь явно что-то не то…

Тут я вспомнила еще кое-какие детали. Так, мелочи, на которые не обратила внимания в свое время. Словно то были фрагменты некой головоломки, и вот она начала складываться в цельную картину. Я вспомнила, как в те дни, когда должна была бы быть в магазине, кто-то звонил по телефону и дышал в трубку. Запах духов на одежде Ральфа – тогда я наивно полагала, что то были духи его партнерши, которая целовала его на прощание. Вспомнила, как он тратил часы на поиски бараньих котлет. И вот все эти фрагменты головоломки складывались в единое целое.

Я не знала, что и думать. Сама не понимала, что чувствую. Просто смотрела на эту женщину в полутьме. Единственное, что удавалось разглядеть отчетливо, – так это облако белокурых волос. Неужели возможно? Неужели у них с Ральфом действительно роман?..

Ну, допустим, да. Что же я тогда должна делать и думать обо всем этом? Мысли мои напоминали калейдоскоп, в котором вихрем кружились цветные стеклышки, а я, вглядываясь в них, пыталась предугадать комбинацию, в которую они сложатся.

Сложилась она через несколько секунд. И я наконец поняла. Да, я ревновала Ральфа… но только так… совсем чуть-чуть. Просто стыдно, до чего слабо я его ревновала! Более того, меня просто потрясла мысль о том, что Ральф, мужчина, которому я всегда столь безоговорочно верила, может оказаться совсем не тем. Может оказаться человеком, тоже способным вести двойную жизнь. Но самое главное – и эта мысль стала настоящим откровением и шоком ~ я испытывала чувство огромного облегчения. Словно цепи, которыми я была до сих пор скована, вдруг свалились.

Нет, погоди, сказала я себе. Не стоит спешить с выводами. Самое важное – точно убедиться.

Может, подойти к этой женщине после спектакля и представиться? Под каким-то другим именем, разумеется?.. «Простите, но мне кажется, мы где-то раньше встречались…» Ну и что, черт возьми, мне это даст? Вряд ли я могу сказать ей следующее: «Вы вроде бы знакомы с Ральфом Мертоном, да? Так вот, не будете ли столь любезны сообщить, у вас с ним не роман, случайно?» Нет! Тогда уж лучше подойти к ней в фойе и огорошить вопросом в лоб: «Привет. Я – Анжела Мертон. Вы трахаетесь с моим мужем?» Но что, если я ошибаюсь? Что, если она окажется какой-нибудь служащей театра, проживающей в законном браке с каким-нибудь торговцем недвижимостью?

Нет! Я придумала кое-что получше.

После спектакля я решила дождаться Ральфа. Он пребывал в самом приподнятом настроении. Аплодисменты были просто громовыми. Он выходил кланяться бесконечное число раз. Публика скандировала «Браво!». У входа за кулисы я снова увидела женщину в облаке светлых кудряшек. Но она, едва дождавшись, когда выйдет Ральф, тут же торопливо куда-то удалилась. Может, знала, что на премьере будет присутствовать жена любовника, и хотела оценить соперницу? Лично я была рада отметить, что она на несколько лет старше меня и что у нее некрасивые ноги. И практически отсутствует грудь. Тут ревность немножко приутихла.

Было уже поздно. Мы ехали домой. Ральф на всем пути пребывал в эйфории от успеха. Дома я приготовила ему омлет. Он съел его, рухнул в постель со словами: «Спокойной ночи, дорогая!» – и тут же вырубился. Я ложиться не стала. В доме было темно и тихо. Я расхаживала по комнатам, разглядывая знакомые предметы. «Господи, – думала я, – у моего мужа роман, а я чувствую себя совершенно счастливой! Как прикажете к этому относиться?..»

Проснувшись утром, я поняла, что план мой окончательно созрел. Ральф еще спал, когда я отправилась на работу. Прибитая морозом трава на лужайке похрустывала под каблуками, на ветровом стекле автомобиля сверкал иней. Я включила печку, потом поймала на коротких волнах, передающих классическую музыку, Пола Гамбачини и влилась в поток утреннего движения.

План был очень прост. Существовала лишь одна проблема – мне нужно было поговорить по телефону так, чтоб этот разговор не услышал никто из наших. И еще дождаться полудня – раньше этого времени в дирекции театра не появлялось ни души.

Примерно в половине двенадцатого я предложила Карен пойти на ленч пораньше. Затем шепнула Имонну, что если он хочет, может присоединиться к ней. В течение вот уже нескольких недель несчастный был совершенно заворожен ее мини-юбкой, а потому уговаривать его не пришлось. Таким образом, офис оказался в полном моем распоряжении. Я проверила и убедилась, что Гейл с Кэролайн заняты в магазине, затем набрала номер театра и попросила администратора. Настала долгая пауза, после чего довольно раздраженный мужской голос бросил в трубку:

– Да!

Настал мой звездный час. Жена звезды должна вести себя естественно и надменно.

– Извините за беспокойство, – сказала я. – С вами говорит жена Ральфа Мертона. Боюсь, что вчера произошло какое-то недоразумение с билетами… Не будете ли столь любезны проверить, сколько именно билетов заказал муж на вчерашний спектакль?

Мужчина буркнул нечто вроде «Прошу прощения» и попросил подождать секундочку. Секундочка растянулась на добрые минут пятнадцать. Я нервно поглядывала на дверь. А вдруг в самый неподходящий момент заявится Кэролайн или Карен, негодующая по. поводу того, что Имонн прямо в пабе, при людях полез ей под юбку? Но ничего такого не случилось, в трубке наконец задышали, и я услышала:

– Алло, миссис Мертон! Вы слушаете? – Я ответила, что да. Снова тяжелое дыхание. – Так, значит, вчера вечером… Ах да, вот… Билеты на имя мистера Мертона. Гм… Всего два, мадам.

Два! Ага!..

– Не будете ли столь добры сказать, для кого именно они предназначались? – спросила я.

Снова сопение в трубке.

– Гм!.. Вам, мадам! А второй… э-э… кузине мистера Мертона, кажется, именно так он сказал.

У Ральфа, насколько мне известно, не было никаких кузин. Во всяком случае, при мне он не упоминал ни об одной.

– А у вас, случайно, не записано имя этой дамы? – небрежным тоном осведомилась я.

– Гм… Вроде бы записано… Вот, кажется, здесь. Ага… Миссис Хизер Кларидж… Не могу ли я узнать, мадам, в чем именно заключалось недоразумение? Может, вы хотите оставить сообщение для мистера Мертона? Я передам, когда он придет…

О Господи, нет, только не это, подумала я. И тут услышала, как по ступенькам, ведущим от заднего входа, поднимается Кэролайн.

– О нет, нет! Не стоит беспокоиться! – торопливо пролепетала я. – Сущие пустяки. Я сама разберусь, не беспокойтесь! И огромное вам спасибо.

И я быстро повесила трубку. Вошла Кэролайн.

– Та-ак!.. Стало быть, бегаешь сюда звонить любовнику! – злобно прошипела она. – Скажешь ты мне наконец, кто он такой?

Я улыбнулась и ответила:

– Ну уж определенно не автогонщик. И только с двумя яйцами. Пока информации достаточно?

Она надулась. А потом расхохоталась:

– Ты знаешь, чем я собираюсь заняться сегодня, Анжела?

– Расскажи, – ответила я, не выказывая, впрочем, особого интереса. Поскольку мысли мои были целиком поглощены кукольной миссис Кларидж.

– Так вот, собираюсь ввести в компьютер данные Патрика. Решила наконец выяснить, кто для него идеальная женщина. И мне нужен Купидон.

Меня так и подмывало спросить, с чего это вдруг после пятнадцати лет брака ей понадобилась эта информация. Но я не хотела затягивать разговор. Мне самой предстояло выяснить кое-что, и срочно.

– Тут только одна проблема, – заметила она, поудобнее устраиваясь в кресле. – Хотела с тобой посоветоваться.

– В чем проблема, Кэролайн? – с удивлением спросила я. Впервые в жизни на моей памяти Кэролайн нуждалась в чьем-то совете.

– В его члене, вот в чем! – сказала она. – Знаю, ответы должны быть правдивыми, но неужели следует сообщать компьютеру, что он у него всего четырех дюймов в длину? Ведь если я сообщу это, то идеальной для Патрика женщиной будет какая-нибудь карлица или пигмейка.

Я рассмеялась. Взгляд Кэролайн подсказал, что этого делать не следовало.

– Послушай, Кэролайн, – сказала я, изо всех сил сдерживая улыбку. – Возможно, об этом действительно лучше не упоминать. Просто проигнорировать этот факт, и все тут.

На лице у нее промелькнула улыбка.

– Только этим всю жизнь и занимаюсь! – буркнула она.

Я оставила ее в офисе и вернулась в лавку. Из головы не выходила кудрявая блондинка с огромными голубыми глаза-Ми и без грудей. Как же, черт возьми, выяснить, кто она такая, эта миссис Хизер Кларидж?