"Одно мгновенье до любви" - читать интересную книгу автора (Брокман Сюзанна)

Глава 1

Том снял с верхней полки спортивную сумку и медленно направился вместе с другими пассажирами чартерного рейса к выходу из бостонского аэропорта Логана.

«Это хорошо, — подумал он, — что никто не торопится». У Тома еще не прошли приступы головокружения после травмы головы. Из-за этой травмы его недавно чуть было не списали начисто.

Выйдя из терминала, Том увидел густой утренний туман, скрывающий очертания города.

Но Том знал, что, тюка он будет ехать к городку Болдуинз-Бридж, туман рассеется. Сильный океанский бриз охлаждает воздух, делая небо светло-голубым, а городок — привлекательным для туристов и любителей красивых пейзажей.

Том собирался оставаться в этом городке только до воскресенья. Ему предоставили тридцать дней отпуска для окончательного выздоровления. Тома одна мысль об отпуске выводила из себя. Ему, черт побери, не нужны эти тридцать дней. Он и так слишком много времени провалялся в госпитале. Он уж и не помнил, как выглядят его парни. Он даже не знал, не расформировали ли их подразделение вообще из-за происков контр-адмирала Ларри Такера и увидит ли он своих друзей когда-нибудь снова.

Нет ничего удивительного, что он вышел из себя, когда обнаружил, что в то время как он пребывал в глубокой коме, Такер сделал попытку сократить весь шестнадцатый экипаж в бюджете на следующий финансовый год. И что подразделение «Эс-Оу» из шестнадцатого экипажа Такер собирался разбросать по всему миру. Элитное подразделение, которое Том собирал на протяжении нескольких лет, получившее уважительное прозвище «Искатели приключений»…

И Том потерял самообладание в разговоре с контр-адмиралом. Хотя он не выбросил этого человека через окно четвертого этажа штабного здания. Он даже не ударил по самоуверенному, ухмыляющемуся лицу. Том только лишь привел свои возражения — возможно, несколько настойчивее, чем следовало.

Из-за этого ему пришлось провести еще одну неделю в госпитале, чтобы пройти комиссию по психическому состоянию, которую проводила целая команда медицинских докторов и психиатров, выяснявших, была ли его вспышка связана с недавней травмой черепа.

Том смог убедить комиссию, что его взрыв гнева был вызван исключительно тем, что сделал Такер.

Однако в комиссии был капитан Говард Эккерт, которому наступало время для повышения и который весьма желал угодить контр-адмиралу Такеру. И потому общее мнение комиссии в документах зафиксировано не было. Эккерт дал Тому тридцать дней отпуска, заявив, что при столь сильной травме весьма часто бывают некоторые временные психические отклонения — агрессивное поведение, мания преследования, паранойя. Иногда также возвращаются приступы головокружения и головной боли. И поэтому Тому следует некоторое время провести в тишине и покое. Через тридцать дней, когда он вернется на военно-морскую базу в Виргинии, Тому предстояло еще раз пройти такое же психиатрическое освидетельствование, после которого его судьба и будет решена.

Так что Тому пока что оставалось только гадать, спишут ли его медики с военной службы или же позволят продолжить карьеру в американских военно-морских силах.

Первого Том не хотел, но он знал, что Такер дергает за ниточки, чтобы его благополучно списали, а это означало, что в ближайшие тридцать дней он должен как следует отдохнуть и приобрести полную ясность рассудка — конечно, насколько это возможно.

Том знал себя достаточно хорошо, чтобы не планировать визит в родные места более чем на уик-энд — в противном случае гарантировать ясность рассудка было невозможно.

Лучше всего было бы нанести совсем короткий визит, чтобы повидать брата деда, Джо, встретиться с сестрой Анджелой и племянницей Мэллори. Мэллори в этом году должна окончить школу. Ее подростковые годы оказались столь же трудными, как и у Анджелы, да и у самого Тома.

Это непростое дело — принадлежать к семейству Паолетти в столь интеллигентном и утонченном городке, как Болдуинз-Бридж, штат Массачусетс. Наверняка полицейские, снова увидев его, начнут хмурить брови. Сейчас, конечно, он уже далеко не подросток, ему тридцать шесть лет, на его груди множество наград, и он является весьма уважаемым офицером американских военно-морских сил, но полицейские наверняка еще помнят, как называли его между собой — бунтарь, хулиган, «этот дикий маленький трахальщик».

Пожалуй, как бы ему ни было интересно в компании Джо, одного уик-энда в Болдуинз-Бридж будет более чем достаточно. Возможно, удастся уговорить Джо отправиться с ним на Бермуды на неделю или две. Это было бы здорово.

А если Джо будет настаивать, Том мог бы захватить в эту поездку даже Чарлза Эштона.

Мистер Эштон был задушевным другом Джо или его злейшим врагом — в зависимости от того, в каком настроении пребывали эти двое. Джо был знаком с Чарлзом Эштоном еще со Второй мировой войны. В основе их привязанности друг к другу лежал совместный боевой опыт, и потому Том относился к этой дружбе с уважением. Кроме того, Чарлз Эштон был отцом Келли.

Келли Эштон… Том думал о ней каждый раз, когда посещал Боддуинз-Бридж. Конечно, он думал о ней и когда его не было в этом городке. Слишком часто, если учесть, что он не видел ее шестнадцать лет.

А вдруг, когда он приедет в город, там появится и она?

Впрочем, такая вероятность близка к нулю. Сейчас она врач, ведет очень напряженную жизнь, очень занята и не сидит у дороги, ожидая появления Тома.

Шестнадцать лет — это достаточно большой промежуток времени, чтобы перестать думать о ней. Она-то наверняка давно выбросила его из головы, судя по тому, что вышла замуж. Правда, это было давно, и вскоре она развелась.

Что, впрочем, ничего не значило. Она потом снова вышла замуж. «Перестань думать о ней. Вряд ли она появится в этом городке», — приказал он себе.

Том принялся проталкиваться сквозь толпу к остановке автобуса, отвозившего пассажиров к магистрали. Этот автобус назывался Т.

Толпа состояла главным образом из отправляющихся на отдых семейств. Главы семейств выстроились в очередь у ленты транспортера, ожидая свой багаж. Одинокие пассажиры уже давно прошли к выходу, поскольку с ними были только легкие вещи, которые можно было взять с собой в самолет.

Внимание Тома привлек один человек, примерно одного с Томом роста и со светло-каштановыми волосами, чуть подернутыми сединой.

Когда человек наклонился, чтобы снять свой чемодан с конвейера, и затем поднял этот чемодан себе на плечо удивительно знакомым движением, Том резко остановился.

Не может быть.

Не может быть такого, чтобы именно здесь, в аэропорту Логана, Том натолкнулся на человека, известного под прозвищем Торговец.

Нет, волосы этого человека светлее, чем у Торговца. Впрочем, их легко можно и перекрасить.

Но черты лица все же другие… Вместе с тем череп имеет ту же форму. Очертания носа и щек чуть мягче, не так резко выражены, линия подбородка не столь твердо очерчена, как это помнил Том. Может, это все — результат пластической хирургии? Возможно ли такое?

Том подобрался к незнакомцу поближе, желая разглядеть его получше.

Его глаза. Но цвет другой. В глазах была смесь коричневого и голубого цветов. Эту смесь дают контактные линзы с голубым оттенком, когда их надевают люди с карими глазами.

Впрочем, цвет глаз роли не играет. Том узнал бы эти глаза где угодно, какого бы цвета они ни были. Даже если бы лишь бросил только один взгляд.

Боже, неужели это возможно?

Торговец, придерживая свой чемодан, направился к выходу. Том медленно двинулся за ним, толпа толкала его со всех сторон.

Человек с чемоданом двигался иначе, чем Торговец, — но если вас разыскивает полиция всего мира и вы изменили лицо и цвет глаз, то наверняка постараетесь изменить и походку. А этот поворот остался прежним… Том видел его много раз на разных видеопленках, где были зафиксированы действия Торговца. А теперь те же глаза…

Эти глаза Тому даже снились.

Человек, за которым шел Том, толкнул перед собой дверь и направился к такси, поджидавшему на обочине.

Выбираясь из здания аэропорта, Том сделал сложный пируэт, чтобы не наступить на отбившегося от родителей малыша, затем еще одно танцевальное па, чтобы благополучно миновать двух престарелых дам.

Но все же к моменту, когда Том, чувствуя нарастающую боль в голове, достиг двери, Торговец уже сел в такси и уехал.

Что теперь предпринять? Поехать за этим такси?

Но поблизости не было ни одной свободной машины. Том смог лишь зафиксировать в памяти номер отъезжающего автомобиля — «5768» было написано черными буквами на табличке сзади. Том взглянул на часы. Почти 8 часов.

Если это действительно Торговец, следует позвонить в компанию легковых такси, чтобы выяснить, где такси номер 5768 высадило человека, севшего в него в аэропорту Логанаnote 2.

Впрочем, из этого ничего не выйдет. Наверняка Торговец не доедет до конечного пункта на одном такси. Он выйдет, минует несколько кварталов, а затем возьмет другое такси. И повторит это несколько раз, пока не убедится, что за ним нет слежки.

Пока Том размышлял об этом, автобус маршрута Т подошел к остановке.

Головная боль и головокружение не проходили, и Тому вдруг пришло на память слово «паранойя», которое он слышал в свой адрес совсем недавно.

Да, именно это слово и вспомнят, если он сейчас позвонит и скажет: «Добрый день, я только что видел, как садился в такси международный террорист, которого я выслеживал четыре месяца в 1996 году. Это произошло в аэропорту Логана в Бостоне, куда авторы детективов любят отправлять своих героев…»

Да, именно так.

Но он все равно позвонит. Да, то, что он хочет сказать, звучит дико, но он должен позвонить. И свой звонок он сделает адмиралу Кроули — человеку, который всегда доверял его предчувствиям. Однако позвонит он не сейчас, а из уютного коттеджа дяди Джо в Болдуинз-Бридж.

Том опустился на сиденье у окна и зажал чемодан между коленями, после чего откинул голову и закрыл глаза. Сейчас нужно расслабиться и думать только об отдыхе.

Легко было сказать это — но выполнить невозможно. Мозг продолжал лихорадочно работать.

И работал он над тем, что делать, если придется расстаться с армией. И ответа мозг не находил.

Кафель холодил щеку.

Это было довольно приятное ощущение, но Эштон не хотел умирать, подобно Элвису Пресли, на полу туалета со спущенными штанами.

В такой смерти нет никакого благородства.

У него недавно установились почти приятельские отношения с Богом — с того самого дня, как доктор Грант, осматривавший его в компании удивительно молодых врачей, употребил слова «у вас», «смертельная форма» и «рак», — и все эти слова были в одном предложении. Чарлз понял, что он встретится с Богом совсем скоро, и потому с тех пор стал относиться к нему как к близкому знакомому.

«Смертельная».

Это было далеко не самое смешное и забавное слово из тех, что он когда-либо слышал. Чарлз хотел бы, чтобы ему сообщили о его судьбе в более туманных выражениях: «Вы отдадите концы» или «Вы отойдете в лучший мир» — это бы звучало даже приятно. Он бы снес, если бы выразились и погрубее: «Сыграете в ящик».

Хотя нет. Вид гроба не вдохновлял — даже «Вы умрете» звучало лучше.

По мнению доктора, осталось четыре месяца до того дня, когда его пациент испустит дух.

«Испустит дух» — тоже не самое удачное выражение. Словно бы со смертью из него выйдет воздух, как из спустившего баллона.

Конечно, эти скороспелки с медицинскими степенями тут же стали возражать, что доктор ошибается и смерть наступит гораздо раньше.

Может быть, они говорили об этом утре.

Чарлз не боялся умереть. Ни капли. Он только не хотел, чтобы это произошло на полу туалета и когда никого долго не будет, как сейчас.

Кто-нибудь потом обязательно скажет: «Помнишь Чарлза Эштона? Того самого, что умер в уборной, с голым задом, держась руками за штаны?»

И забудутся все деньги, что он давал на благотворительность, вся его филантропическая деятельность. Забудется здание детского отделения больницы Болдуинз-Бридж, что он построил в память о сыне, который скончался в 1947 году от аппендицита, и в память об одном убитом нацистами французском мальчике, которого он никогда не видел. Забудется, что он помогал выиграть войну. Забудется благотворительный фонд, благодаря которому каждый год три наиболее многообещающих ученика из Болдуинз-Бридж могут поступить в колледж по своему выбору.

Все это забудется — останется только большой голый зад, лежащий на полу уборной.

«Смертельная».

Какое холодное слово.

Чарлз подозревал, что услышит нечто подобное, когда увидел доктора в первый раз, даже когда анализы еще не были готовы.

Когда они ехали домой, он сказал Джо: «Я так стар, что доктор родился намного позже того, как у меня был в последний раз секс. Я сразу понял, что новости будут неутешительными».

Джо ничего на это не ответил. Впрочем, Джо всегда отличался молчаливостью. Джо Паолетти был чуть моложе. Он имел за плечами семьдесят семь по отношению к восьмидесяти у Чарлза. Джо лишь посмотрел на него долгим взглядом, когда они остановились на красный свет.

И Чарлз мудро рассудил, что ему следует придержать язык. Не следовало упоминать секс, беря в расчет, что у Джо не было сексуальных отношений с 1944 года. Он мог бы быть покорителем женских сердец, имея внешность кинозвезды, мог бы менять женщин каждый вечер. Но он жил анахоретом с тех самых пор, как они вернулись в Болдуинз-Бридж с войны.

Войны против нацизма. Второй мировой. Они с Джо повстречались во Франции, во время одной дикой заварушки сразу после высадки в Нормандии. Надо сказать, и тогда Джо был на редкость молчаливым.

Бывает дружба, которая может завязаться только на войне. Про такую дружбу пишут в книгах. Она может свести вместе очень разных людей. Даже таких, как эти двое, — сына бедных, неустанно работающих итальянских иммигрантов из Нью-Йорка и отпрыска древнего и состоятельного бостонского рода, каждое лето приезжающего в Болдуинз-Бридж, чтобы отдохнуть, наслаждаясь прохладными океанскими бризами тихоокеанского побережья. Но они вместе сражались против нацистской Германии, и их объединяло то, о чем говорил Уинстон Черчилль: кровь, труд, слезы и пот.

Слезы.

Джо смахнул слезу, когда доктор сказал Чарлзу о его судьбе. Джо старался сделать это незаметно, но ему это не удалось.

Нельзя провести почти шестьдесят лет со своим лучшим другом — даже несмотря на все ссоры, на то, что временами ты делаешь вид, что имеешь дело только с садовником в твоем саду, который увязался за тобой после войны, — и не знать, что эти слова потрясут его до глубины души.

— Тебе не стоит так спешить, — обратился Чарлз к Богу. — У меня есть еще куча дел.

Собрав все оставшиеся силы, он дотащил пояс пижамных брюк до талии, а потом вытянулся на полу, уже с прикрытым задом, надрывно кашляя и раздумывая, слышал ли Бог обращенные к нему слова.

Доктор Келли Эштон чувствовала, что приехала не вовремя.

Она припарковала свою миниатюрную машину у ограды отцовского дома, почти рядом с принадлежавшим Джо автофургоном «бьюик», которому можно было бы дать лет четыреста, но который все же выглядел весьма внушительно. Затем Келли выключила мотор и, положив на руль скрещенные руки, на несколько мгновений застыла.

Ей подумалось, что то, что она делает, просто глупо. А она сама — полная дура. То, что она, пытаясь сохранить свою практику педиатра в Бостоне, живет в доме отца в Болдуинз-Бридж, это подтверждало. Она должна сдать диплом Гарварда обратно, ей выдали этот диплом по ошибке. Она его не заслуживает.

Ее поведение вдвойне глупо, поскольку ее отец вполне определенно дал ей понять, что не хочет ее здесь видеть.

Ему не нужна ее помощь. Он хотел бы закончить свои дни в одиночестве.

Келли открыла дверцу, потом вынула из машины аптечный пакетик и сумку с продуктами, что приобрела в магазине «Остановись и купи». Сегодня она могла бы остаться дома, но Келли решила разобрать все бумаги из своих залежей и поднялась в 4.30, чтобы отправиться в Бостон еще до часа пик. Ее новое расписание времени на бумаги не оставляло.

Ей также не терпелось приехать пораньше, чтобы узнать результаты анализов Бетси Макенны. Келли подозревала, что у этого худенького шестилетнего ребенка начинается лейкемия. Если подозрение подтвердится, то Келли необходимо самой поговорить с родителями Бетси, дать указания и познакомить их с онкологом.

Но, позвонив в девять часов в лабораторию, Келли узнала, что анализы пропали, так как фургон, который перевозил их, попал в аварию. Целый день кропотливого труда пошел насмарку. И родителей, и Бетси придется приглашать снова.

Это дело Келли перепоручила своей ассистентке Пэт Гири, весьма ответственно относившейся к своим обязанностям. Самой же ей после получения известия о том, что происходит с ее отцом, пришлось отправиться назад — хотя Келли и знала, что отец хочет, чтобы все оставили его в покое.

Но она все же его дочь, и потому ей придется посвятить несколько дней мелким домашним делам, однако стараясь при этом не раздражать отца.

Выбравшись из машины, Келли с силой захлопнула дверцу.

Отец всегда думает только о себе. И почему он решил завести ребенка в столь преклонном возрасте? Она помнит его только стариком — стариком желчным, циничным, пропитанным сарказмом.

Вряд ли он видел в ее матери Тине что-то большее, чем хорошенькое личико и молодое тело. А вот на Тину он производил впечатление многим — элегантностью, красивой внешностью, кажущейся утонченностью и весьма солидной чековой книжкой. Даже сейчас, в восемьдесят лет, этот человек сохранил следы былой красоты. У него до сих пор густые волосы — хотя и не золотистые, как раньше, а седые. А его глаза и сейчас продолжают лучиться синевой, хотя им давно пора быть блеклыми, слезиться и приобрести красноватый оттенок, особенно если вспомнить, сколько алкоголя было выпито за прошедшие годы.

Только вот душа этого человека с годами словно бы съежилась и стала уродливой.

Только в последнее время, поняв, что до смерти остается совсем немного, этот человек бросил пить. Да и то совсем не потому, что решил завязать, а из-за того, что после каждой рюмки — да и после каждого приема пищи — у него начинались жуткие проблемы с пораженным раком желудком.

В этом была некая ирония: рак излечил старика от алкоголизма, который медленно, но верно толкал его к концу. Приступы же белой горячки отвадить отца от рюмки так и не смогли.

Теперь Келли словно имела дело с другим человеком — совершенно трезвым и способным вести связный разговор.

Вот только никаких разговоров он вести не хотел.

Чарлзу не нужна была его дочь. Но ей, черт побери, нужен был отец. А отец у нее будет еще всего месяца три, если не меньше. И даже если она просто молча посидит это время вместе с ним, это будет много больше, чем общение до его смертельной болезни.

Келли решительно вошла в дом и положила все свои покупки на кухонный стол.

От услышанной новости адмирал Кроули на другом конце телефонной линии надолго замолчал. Затем вздохнул — так тяжело, что Том сразу понял, что его ожидает нелегкий разговор.

— Скажи мне еще раз, кем был Торговец? — спросил Кроули.

Том не смог удержаться, чтобы резко не ответить:

— Сэр, я бы предпочел, чтобы вы отнеслись к этому делу серьезно.

— Я отношусь к нему серьезно, Том, я пытаюсь оживить это дело в своей дырявой памяти. Ты не окажешь мне услугу, ответив на мой вопрос? И сделай это потише, а то у меня звенит в ушах. И не надо выпаливать в меня те эпитеты, которыми ты наградил Ларри Такера на прошлой неделе.

Том присел на кухонный стол.

— Сэр, вы тоже, как и Такер, хотите, чтобы шестнадцатый экипаж и подразделение «Эс-Оу» были распущены?

— Я тебе ничего подобного не говорил, — ответил Кроули. — Сынок, я за вас, головорезов, на двести процентов. Шестнадцатый экипаж останется. Даю тебе свое слово. То, что Ларри пытается сделать, совершенно неверно. Но методы, которыми ты против него действуешь, тоже не правильны. Здесь и моя вина. Когда приходится иметь дело с такими дураками, как Ларри Такер, это надо делать тонко, чтобы не получить за это дополнительное медицинское обследование. Не таким я видел человека, которого полтора года назад назначал на пост командира шестнадцатого экипажа.

Кроули был прав. Том почувствовал, как пульсирует кровь в его голове, и потер лоб. Только тут ему бросились в глаза запущенность кухни и обшарпанность стен. Вот чем он должен заняться в этот уик-энд, а не трезвонить по поводу террористов и не подвергать риску свою дальнейшую карьеру.

— Почему бы тебе не оказать мне любезность и не ответить на мой вопрос? — сказал Кроули более мягко. — Торговец. Он имеет отношение к взрыву бомбы у посольства в, насколько я помню, 1997 году?

— В девяносто шестом, — поправил Том. — Да, сэр. Именно он стоял за тем взрывом у американского посольства в Париже. Одна мусульманская экстремистская группа взяла на себя ответственность за это дело, но военно-морская разведка определила, что за этим стоит Торговец. Это определенно его работа.

— И вам поручили принять участие в работе совместного американо-французского подразделения, которое должно было выследить этих террористов… Вы нашли его в Лондоне?

— В Ливерпуле. Англичане тоже принимали в этом участие.

Им пришлось потратить бездну времени, пока был найден старый склад на окраине этого английского городка, знаменитого на весь мир тем, что в нем появилась группа «Битлз». Том был уверен, что если бы власти не решали так долго, кому именно следует арестовывать банду, то все пять террористов были бы захвачены. А так — четверо были убиты, а пятому, Торговцу, удалось бежать, как это часто пишут в репортажах ФБР.

— Одна скрытая телекамера службы безопасности зафиксировала, как в Торговца попала пуля, — продолжал Том. — Анализ видеоматериала показал, что ранение было, по всей видимости, тяжелым. Кое-кто говорил — смертельным. Полагали, что, хотя он и бежал, его шансы выжить были невелики.

Кроули долго молчал, и Том заметил букет цветов, которые Джо поставил в вазу на столе. Насколько Том мог припомнить, у Джо на кухне летом всегда стояли свежие цветы. «Это одно из преимуществ работы садовника», — подумал Том. Может, и ему придется стать садовником, если его отправят в отставку. Он переедет в Болдуинз-Бридж и станет учеником Джо. Узнает все о розах и разбивке лужаек — он интересовался этим еще в школе. Со временем он мог бы заменить Джо в его работе садовником у Чарлза Эштона, а когда Эштон умрет… Если Чарлз Эштон вообще умрет. Этот человек из вредности никогда не сделает другим такую милость. А если бы все же это произошло, Том мог бы работать на его дочь Келли, поскольку именно ей, без сомнения, достанется огромное хозяйство Эштонов — и дом, и земля, и даже тот маленький коттедж, в котором Джо прожил более пятидесяти лет.

Неужели воплотится в жизнь его школьная мечта? Он будет прекрасным садовником у Келли Эштон. От такой возможности может закружиться голова. Келли Эштон, с ее прелестным лицом, не правдоподобно голубыми глазами, внушающим греховные мысли совершенным телом, будет сидеть на веранде… Вот она приглашает его в прохладу дома на стакан лимонада и…

— Что вы замолчали? — спросил Кроули. — Я знаю, о чем вы думаете.

«Нет, адмирал, вы этого наверняка не знаете».

— Вы думаете, если раны Торговца и в самом деле были столь серьезными, он бы не смог бежать.

Не угадал даже близко. Но это именно то, о чем Том думал в 1996 году и потом на протяжении последних нескольких лет. Эта мысль приходила ему в голову так же часто, как и воспоминания о Келли Эштон.

О которой он, пожалуй, думал слишком много.

— Адмирал, — произнес Том, стараясь собраться с мыслями, — если человек, которого я видел, был Торговцем, то он сделал себе пластическую операцию и изменил цвет волос. Но у него тот же рост, та же комплекция. И его глаза… В 1996 году я занимался им несколько месяцев и помню все фотографии из папки заданий. Я неделями просиживал над его фотографиями, над информацией по нему. Может, я сошел с ума, но…

— В этом-то и проблема, лейтенант, — произнес Кроули. — Возможно, вы и в самом деле сошли с ума. У меня на столе лежит папка с последней оценкой вашего психического состояния. В ней целый список последствий вашего ранения в голову. Думаю, вы помните, что самой первой в списке идет «паранойя».

Том провел рукой по лицу. Он знал, что дело этим и закончится.

— Вы могли и не напоминать мне об этом, сэр. Но я в самом деле видел этого человека, и потому счел нужным доложить, что видел.

— Вы предполагаете, что видели, — поправил его Кроули. Том не собирался спорить с адмиралом, хотя и был с ним не согласен.

— Я надеялся, что вы отнесетесь к делу объективно и посмотрите, не встречался ли в последнее время Торговец в докладах военно-морской разведки какого-нибудь ведомства. Я знаю, вы имеете возможность связаться с кем угодно, сэр. Я просто хотел бы узнать, не видел ли в последнее время этого парня еще кто-нибудь, кроме того, кому недавно пробило голову, — добавил он с горечью.

— Я свяжусь с нашими сыщиками, — пообещал Кроули. — Только не сообщай никому больше. Если Такер услышит об этом, ты получишь отставку немедленно.

— Я знаю, сэр, — сказал Том. — Спасибо, сэр.

— Отдохни немного, Том, — сказал Кроули. В следующее мгновение Том услышал в трубке короткие гудки.

Он бросил трубку на аппарат и поднялся со стола. Но тут же замер, пережидая, пока пройдет головокружение. Затем, проклиная свою слабость, отправился искать Джо, чтобы сообщить ему, что он приехал домой на уик-энд и что кухню следует покрасить.