"На пороге ночи" - читать интересную книгу автора (Брюссоло Серж)

7

Робина поразил вид поместья: бесконечный забор из колючей проволоки окружал море покрытых шипами кустов ежевики, откуда доносилось нестройное жужжание роившихся в дружном соседстве мух, ос и пчел. От ворот к дому вела узкая дорожка, над которой, казалось, вот-вот сомкнутся челюсти растущего по обе стороны кустарника, так что пикап оставлял после себя сломанные или вырванные с корнем ветки. Ежевичные заросли представляли собой сплошной, словно спутанный лапой гигантского кота клубок растительности, где переплелись воедино древесное волокно, плоды и колючки, – нечто таинственное и вместе с тем сокровенное, непроницаемое. Девственный лес в миниатюре, сквозь который можно пробираться только по узеньким проходам, явно временного характера, готовым зарубцеваться в следующем же году под напором новой жизни. На одном конце этой короны из колючих кустов, посреди небольшой лужайки, которую пока щадила растительность, располагалась ферма.

В зданиях, построенных из дерева и камня и образующих букву «П», по сей день угадывались черты их предшественника – оборонительного сооружения, способного выстоять при набегах индейцев. Но строгий облик форта не произвел на Робина отталкивающего впечатления, скорее наоборот. Здесь он чувствовал себя лучше, чем в шумной и разнородной пестроте городского пейзажа. Дверь в одном из помещений, где находился сарай, была открыта, там на решетчатых лотках стояли сотни пустых банок.

В воздухе носилось невообразимое количество мух и ос, несомненно, привлеченных горячим сахаром. Робин не знал, что запах варенья пропитал даже доски деревянного пола в комнатах, и это при том, что еще не работала плита! Но сладостная атмосфера изнеженности, разлитый в воздухе аромат тонкого наслаждения слишком резко контрастировали с суровым обликом фермы.

«Совсем как в той сказке, – подумал он, – где колдунья заманивает детей в котел с помощью пряничных домиков».

Джудит выключила зажигание. Она нервничала, предвидя неприятный момент встречи Робина со стариком, но Джедеди нигде не было видно. Очевидно, он решил проигнорировать церемонию возвращения «блудного сына» под отчий кров. Каждый раз, когда его посещали мистические откровения, он уходил из дому и уединялся в своем «скиту» – будке стрелочника на давно заброшенной железнодорожной станции, тихо превращавшейся в руины неподалеку от фермы.

Джудит пришлось собрать все свое мужество, чтобы повернуться к Робину. Она с трудом выдерживала его взгляд.

– Беги познакомься с братишками и сестренкой, – осмелилась она наконец произнести несколько слов. – Вы, дети, легче найдете общий язык… Они где-то здесь, в ежевичнике, рвут ягоды. Пойди вот по той аллейке. Если не найдешь, сразу поворачивай назад: в этом лабиринте можно заблудиться.

Джудит осознавала, как фальшиво прозвучали ее слова, она напоминала себе актрису, исполняющую роль, к которой у нее не лежит душа. Джудит себя ненавидела. После смерти Брукса она перестала задавать себе вопросы, ею овладело внутреннее оцепенение, отупение, к которому она очень быстро привыкла. Джудит вспомнила, что во времена ее учебы в колледже преподаватель рассказывал им о законе препятствия, в соответствии с которым у некоторых животных, например черепах, сознание пробуждается только в момент встречи с материальной преградой, возникшей на пути. Сразу же после ее преодоления животное вновь погружается в бессознательное состояние, напоминающее лунатизм. Джудит тогда испытала настоящее потрясение, узрев в этом законе символ ее собственного существования. В деревне женщинам не оставалось ничего другого, кроме превращения в сомнамбул, – то был единственный способ сделать жизнь переносимой. Сейчас таким препятствием стал Робин, он вынуждал ее выйти из летаргического сна. Правда, она пока не знала, сумеет ли с этим справиться.

Джудит проводила взглядом удалявшегося ребенка. Трудно было определить, что она в тот момент испытывала. Словно на обед ей предложили изысканное блюдо, включавшее множество разнородных компонентов, но она заранее знала, что завтра ее ждут головная боль и изжога, и оттого аппетит был безнадежно испорчен.


Робин мужественно вошел в лабиринт ощетинившегося кустарника. Жужжащие полчища насекомых лезли прямо в лицо. Стояла страшная жара, высохшая каменистая земля казалась безжизненной, бесплодной. Со всех сторон мальчика окружали непроходимые первобытные заросли ежевики, в воздухе стоял дурманящий запах прелых ягод. Никогда его настоящие родители не довели бы посадки до такой запущенности. Там, у него дома, парк всегда поддерживался в образцовом состоянии, живая изгородь была заботливо подстрижена и выровнена на французский манер. Здесь же царил настоящий хаос. Повсюду Робин видел ветки, сгибающиеся под тяжестью почти черных плодов. Ему захотелось сорвать их и попробовать, но он тут же почувствовал укол шипов по меньшей мере в десяти местах. Это оказалось не так просто, как он думал. Искусно сплетенная сеть крохотных колючек преграждала доступ к ежевике, и нужно было обладать невероятной ловкостью рук, чтобы избежать этой ловушки… или же защитить себя перчатками. Посасывая уже покрывающиеся волдырями пальцы, Робин продолжил путь. Он твердо решил включиться в игру и изучить как следует вражескую территорию, чтобы подготовиться к побегу. Тоскуя по Антонии, Робин в то же время осознавал всю важность испытания, которому его подвергали. Общество, в котором он очутился, было отвратительно, и приспособиться к нему значило проявить незаурядные способности. Робина поражало, что столь неразвитые человеческие особи могли пользоваться такой властью. Да, миром правили безумцы и дураки – Шекспир не ошибался.

Как ни храбрился Робин, но лабиринт приводил его в угнетенное состояние. Неотступно преследовали насекомые – слепни, осы, пчелы, никак не желавшие оставить мальчика в покое. Эти крохотные слабые создания мешали ему двигаться вперед, и он стал бояться, что кто-то из них его укусит. Зуд в руках, израненных колючками, становился нестерпимым. Аллеи лабиринта извивались, то раздваиваясь, то неожиданно смыкаясь; теперь ветки уже возвышались над его головой. «Я, наверное, заблудился», – подумал Робин. Судя по тому, что он видел, кустарник занимал площадь в несколько гектаров. Может быть, он совершал ошибку, стараясь двигаться все время прямо?

Неожиданно Робин услышал приглушенный смешок. Очевидно, дети Джудит Пакхей наблюдали за ним, потешаясь над его беспомощностью. Задетый за живое, Робин весь напрягся. Дети неожиданно появились прямо перед его носом на повороте в новый колючий коридор, преградив ему дорогу. Два мальчика и девочка стояли, выстроившись по росту: перепачканные с ног до головы, одетые в лохмотья, с заскорузлыми исцарапанными руками. Одинаково белокурые, все они были очень похожи на Робина. Это странное обстоятельство сначала его озадачило. Тот что постарше, кажется Бонни, представлял грубый и очень грязный слепок с самого Робина двухлетней давности. Те же нос, рот, светло-голубые глаза ездовой собаки хаски, как любила шутить Антония.

«Подставные лица, фигуранты, – мелькнула у Робина мысль, – отобранные по внешним признакам. Не стоит доверяться ложному впечатлению».

Такая практика была широко распространена в древности. Фараоны, императоры часто использовали двойников, чтобы уберечься от нападения врагов. Робин об этом знал.

– Так ты и есть Робин? – грубо спросил старший. – Мать предупредила о твоем приезде. Давай сразу кое-что уясним, а то нам не поладить. Ты пропал, а значит, утратил все права. Ты больше не главный, хотя тебе и десять лет. Это не считается . Старший – я, и ты должен мне подчиняться. Потерял свое место – значит, теперь ты полный ноль, уяснил?

У него был дерзкий взгляд, губы кривились в недоброй ухмылке. Руки, покрытые шрамами, вполне могли принадлежать взрослому мужчине.

– Ты совсем маленький, – подхватил его братец Понзо или Бонзо, – меньше Дораны, хуже девчонки, вбей себе это в голову! Ты будешь ее слушаться: если она что прикажет, обязан выполнить. И твои игрушки тебе никто не вернет – не жди, хотя они почти все сломаны.

– Ты еще должен показать себя с хорошей стороны, – уточнил старший. – Руки у тебя девчоночьи, сразу видно, что неженка. И манеры задаваки. Но ничего, мы тебя выдрессируем. А не мы, так этим займется Джедеди. В любом случае тебе лучше покориться.

Беседа продолжалась в подобном тоне еще минуты три, было видно по всему, что ей предшествовала не одна репетиция. Робин за все время не раскрыл рта. Удивление постепенно сменилось чувством беспокойства. От этих дурно воспитанных детей исходили мощные волны злой энергии, а к этому он не привык. Казалось, что Бонни был гораздо старше восьми лет, у него уже имелся жизненный опыт.

– Это он умер еще до нашего рождения? – вдруг спросила девочка.

– Он не умер, – возразил сестре Понзо, – а был похищен, но в семье не оказалось денег, чтобы уплатить выкуп, и его нам не вернули.

– Тогда он все-таки мертвый, – не унималась малышка. – Когда выкуп не платят, детей всегда убивают. Здесь вовсе не он, а привидение.

Она насупилась, отошла от брата и, приблизившись к Робину, ткнула указательным пальцем в его руку. У девочки было хорошенькое измазанное личико под копной грязных нечесаных волос.

– У мертвых всегда холодная кожа, – затараторила Дорана, – они портят еду, к которой прикасаются: сливки прокисают, а картошка чернеет, если мертвые садятся за один стол с живыми, это же все знают!

– Заткнись, – приказал Бонни, – он не мертвый. Не трогай его – он нечистый, так сказал дед. – И, стараясь поймать взгляд Робина, добавил: – Знай свое место – ты здесь никто. Будешь нашей собакой, щенком, слугой, ясно? Если я прикажу: «Стань на четвереньки!», ты ответишь: «Гав! Гав!» – и вильнешь хвостом.

Последнее заявление вызвало дружный хохот. Не сговариваясь, дети взялись за руки и, обступив Робина, закружились в хороводе, словно торжествуя победу над непрошеным гостем. Жестикулируя на все лады, маленькие зверьки вздымали облака сухой пыли.

– Собака! – задыхалась от восторга Дорана. – Гав! Гав! И он будет писать, как пес, задирая кверху лапу!

– Ему наденут ошейник, а в зубы дадут палку, – вторил ей Понзо.

Наконец Бонни поднял руку, заставив всех замолчать.

– Тебе уже не десять лет, – произнес он, наморщив лоб от чрезмерного умственного усилия. – Теперь ты растешь… наоборот. Ты теперь совсем маленький, младенец.

– Младенец! – обрадовалась Дорана. – Захочу – дам ему соску, могу я дать ему соску?

– Конечно, – одобрил Понзо, – и если ему велят сесть на горшок, он должен подчиниться.

– Слышал? – прорычал Бонни. – Так и договоримся. Взрослые ничего не должны знать, их дело – сторона. Ты станешь пупсом Дораны. Со временем мы разрешим тебе чуть-чуть подрасти, но запомни, ты никогда не будешь больше меня!

И чтобы достойно завершить возведение Робина в этот сан, дети принялись осыпать его ударами, явно стараясь причинить ему боль, после чего мальчику было приказано поднести поближе ведра с ежевикой, оставленные в кустах. Тяжесть металлических сосудов его поразила, тонкие ручки сразу же врезались в пальцы.

Тем временем дети снова принялись собирать ягоды, продолжая насмешничать. То они жестами подзывали его, как собаку, то дразнили «ниггером». Дорана несколько раз пнула мальчика ногой, получая очевидное наслаждение от этих упражнений.

Робин старался держаться спокойно. Он обязан был претерпеть все унижения и сохранить хладнокровие. Антония и Андрейс испытывали своего сына, чтобы привить ему умение вовремя пойти на хитрость, выждать нужный момент.

Бонни, Понзо и Дорана работали как звери, в этом им нельзя было отказать. Детские руки обчищали кусты с неподражаемой ловкостью, но, несмотря на все мастерство, ветки оставляли на их коже кровавый след, на что они вовсе не обращали внимания. Как только ведра были доверху наполнены, Бонни объявил, что пора возвращаться на ферму.

– В твоих же интересах не пытаться ловчить, – наставлял он Робина, когда их маленькая процессия выходила из лабиринта. – Со стариком Джедом шутки плохи. Если выкинешь какой-нибудь фортель, он тебя заставит самого себя наказать – высечь букетиком из колючих веток. Мы-то все через это прошли, но тебе вряд ли придется по вкусу. И не жди особых милостей, по-моему, Джед имеет на тебя зуб из-за дерьма, в которое ты влип…

Намеки Бонни были непонятны Робину, он едва удержался, чтобы не поправить мальчишку. Тот коверкал грамматику так, что у Робина волосы вставали дыбом на голове. Только когда ягоды были перенесены в сарай и тщательно укрыты от мух, дети переступили порог центрального здания. В ветхой гостиной, обставленной с удручающей безвкусицей, пол издавал отвратительный скрип. Желая заполнить наступившую паузу, Робин стал рассказывать, что у сегунов феодальной Японии существовал обычай настилать в замках особые «поющие» полы, чтобы ночью можно было легко обнаружить подкрадывающегося убийцу. Робин считал эту историю занимательной, однако никто не слушал, и его голос растворился в глухом шипении Понзо и Дораны, затеявших ссору.

– Заткни глотку, – прошептал Бонни, толкая его локтем. – Здесь всем наплевать на твои басни. Да и говоришь ты мерзко, вставляешь словечки, которых никто не понимает. Запомни: истории про косоглазых или, скажем, про ниггеров никому не интересны.

Но тут вмешалась Джудит.

– Робин, – тихо произнесла она, – я не знаю, как тебя воспитывали раньше, но у нас в семье не принято, чтобы дети учили уму-разуму взрослых. Сегодня это не так уж важно, потому что с нами нет дедушки, но я уверена, ему не понравилось бы, что ты стараешься показать свою ученость. Тебе придется расстаться с привычкой употреблять иностранные слова и говорить о вещах, которые происходят в других странах, потому что дедушка этого не выносит. Он и так недоволен, что я научила твоих братьев читать.

– Вот тут он прав, – прозвучал голос Бонни, – без книг можно отлично обходиться. У меннонитов, например, вообще нет школ, и никто не заставляет детей читать. Это даже считается грехом, особенно для девчонок.

Собрав всю свою выдержку, Робин кивком показал, что готов покориться. Он ощутил в груди знакомый холодок: им вновь овладевала паника. Джудит Пакхей опустила на плечо сына большую шершавую ладонь.

– Не огорчайся, – со вздохом промолвила она. – Постепенно приспособишься, усвоишь наши правила. Главное, чтобы ты поскорее выбросил из головы мусор, который в ней накопился. Работа тебе поможет. А когда у тебя будет больше мускулов, чем мозгов, ты сразу почувствуешь себя лучше.

До конца ужина больше общие разговоры не велись. Джудит и Робин ели без аппетита. Дети продолжали тихонько переругиваться на своем уродливом языке, тонкостей которого Робин не понимал. Пища не отличалась изысканностью, но была обильной. Бонни и Понзо попросили добавки. На другом конце стола был поставлен прибор, но место оставалось незанятым. Робин предположил, что оно предназначалось для Джедеди. После того как все насытились, Джудит велела детям немедленно подниматься наверх, в спальни. За время ужина ей так и не удалось справиться с тревогой. Робин заметил, что женщина вздрагивала при малейшем шорохе, бросая беспокойные взгляды на дверь.

Бонни подал пример остальным, быстро поднявшись по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж. Каждому предназначалась отдельная спальня, а вот ванной комнаты не оказалось. Возле кроватей стояли эмалированные ведра, которые нужно было выносить по утрам. Вид комнат вызвал у Робина брезгливость: обшарпанные, неухоженные, с потрескавшимися потолками и облупившимися стенами. Дети спали не в пижамах, а в ночных рубахах из грубого полотна на твердых как камень матрасах. Для освещения помещений использовались висевшие над дверью слабенькие 25-ваттные лампочки.

– Никаких замков и задвижек, – прокомментировал Бонни. – Дед не разрешает. Считает, что дети не должны закрывать двери. По ночам он делает обход – прокрадывается на цыпочках и проверяет, чтобы мы себя не трогали. В твоих интересах, парень, всегда держать руки поверх одеяла, понимаешь, о чем я говорю?

Комната Робина находилась в дальнем конце коридора, суровая келья, которую самый строгий монах не упрекнул бы в излишествах.

– А теперь в постель, – распорядился Бонни. – Завтра на заре опять примемся за ягоды. По утрам работается лучше – меньше мух. Если ночью увидишь деда, не смотри ему в глаза и держи язык за зубами. Вообще старайся быть на задворках, будто ты самый распоследний слуга-ниггер. Членом семьи станешь, когда дед этого захочет, а пока ты что-то вроде привидения. И если он вздумает на тебя помочиться, ты должен не возмущаться, а стоять как столб и ждать, пока он не стряхнет последнюю каплю!

– Он может такое сделать? – поразился Робин.

– Да он и не на то способен, – прошептал Бонни, в голосе которого уже не было прежней уверенности. – Джедеди здесь всем заправляет, он и отца нашего убил, потому что тот ему перечил. Не забывай об этом.

Робин весь напрягся.

– Ты думаешь, он убил вашего отца? – спросил он изумленно. – Да ты шутишь!

– Он и твой отец, дурачок! – присвистнул мальчишка. – Нечего болтать лишнее, но это чистая правда. Все знают. В своих владениях Джедеди распоряжается жизнью и смертью всего, что движется. Так что не задирай перед ним нос – раскаешься!

На этом мрачном предостережении диалог закончился, и Бонни вышел из спальни, оставив Робина в сильном волнении.