"Один в бескрайнем небе" - читать интересную книгу автора (Бриджмэн Уильям, Азар Жаклин)

Глава II

Прошло два года с тех пор, как я покинул Гавайи и был направлен для прохождения скучной службы в Австралию, где в поисках противника продолжал летать на летающей лодке «Каталина». Теперь, летя вместе с другими летчиками заново укомплектованной 109-й бомбардировочной эскадрильи от Сан-Диего до Канеохе, что находится с наветренной стороны острова Оаху, я видел под собой оживленный остров и чувствовал, что там деятельно готовятся к наступательной войне. Восстановленная бухта Перл-Харбор проплыла под крылом нашего самолета.

Многое изменилось с тех пор, как я служил в Перл-Харборе: из незаметного младшего лейтенанта я превратился в лейтенанта, а моя тяжелая и неуклюжая летающая лодка «Каталина» была наконец заменена самолетом «Голиаф»6. Теперь я стал командиром хорошо вооруженного четырехмоторного корабля, двигатели которого развивали мощность четыре тысячи восемьсот лошадиных сил.

Дела на острове тоже изменились. Ночью он сверкал огнями. Трехкилометровые штыки прожекторов смело обшаривали небо. Гонолулу ни от кого не прятался.

Мы ожидали приказа присоединиться к эскадрилье «Голиафов», которая уже находилась на островах Эллис, и поэтому жили так, словно последние дни в жизни любили девушек, пили вино и спали.

Война была «где-то там», а у нас первый месяц медленно переползал во второй, а второй – в третий. Жарко пылало солнце, а прибой в Ваикики изумительно подходил для катания на доске. Наши тяжелые бомбардировщики, когда-то принадлежавшие военно-воздушным силам армии, красовались новой темно-синей окраской и лакировкой, оборудованные, как полагается в авиации военно-морского флота, дополнительным пулеметом, добавочной бронеплитой и самой современной навигационной аппаратурой для длительных полетов над океаном.

Процентов семьдесят пять членов экипажей, обслуживавших эти машины, были ветеранами, но для капитан-лейтенанта Нормана Миллера, прозванного Базом, каждый был новичком. Раньше мы патрулировали, прячась за облака, что смахивало на храбрость улитки, от малейшей опасности скрывающейся в свой домик, Но времена пассивного поиска ушли в прошлое. Бой за остров Мидуэй был закончен и выигран нами. Начиналась наступательная война, и мы в Гонолулу ждали дня, когда и нам будет приказано начать активные действия.

А пока мы усиленно летали по два часа утром и по два часа после полудня, до одурения отрабатывая приемы наступательной тактики.

Когда игра в войну заканчивалась, мы собирались на пляже и катались на досках по гребням прибоя. Затем лежали на теплом песке и разговаривали – главным образом о женщинах и очень мало о войне и о том, что ожидает цепочку островов, находящихся за пять тысяч шестьсот километров от нас7. Было бы несправедливо жаловаться, что мы терпим какие-нибудь лишения, так как наш досуг лишь изредка прерывался неожиданными полетами. Однако эти волнения быстро забывались, стоило провести ночь в Гонолулу, и война снова оставалась где-то там, далеко в стороне.

Однажды утром, после особенно веселой вечеринки, я подкреплял себя чашкой кофе в дежурной комнате, когда Хэл Беллью, красивый парень с характером, который можно определить словами «бери от жизни все», в возбужденном состоянии просунул голову в дверь.

– Ребята, не видели самолет из Фунафути?

Черт возьми! Кофейные чашки отставлены, и мы все шумно мчимся к аэродрому.

Машина важно стояла на взлетно-посадочной полосе. Краска на ней местами облезла, а на боках виднелись уродливые, но заботливо сделанные заплатки. Члены экипажа этого самолета были весьма серьезны, и каждый из них знал, что нужно делать. В хвосте самолета лежал видавший виды матрас, а на всех аварийных запасах были сорваны пломбы. Летчики ходили без галстуков, рукава вылинявших костюмов, повидимому, обтрепались и были обрезаны выше локтей. Кожа на лице и руках казалась у этих ребят дубленой. У каждого с пояса свисал пистолет.

Да, это были не надоевшие нам побасенки «старых служак» о давно минувшей войне. Перед нами стоял потрепанный, израненный В-24, торжественно приземлившийся среди наших напомаженных машин. Это зрелище отрезвило нас. Экипаж искалеченного бомбардировщика почти весело наблюдал, как мы толкались и глазели на машину. Мы были похожи на нетерпеливых бойскаутов, когда почтительно задавали вопросы об особенностях «поиска» с острова Фунафути. Загоревший до черноты экипаж уже пять месяцев принимал участие в боевых действиях. Эти летчики были опытные вояки.

За последние четыре месяца я как-то забыл о войне. А эти люди всего три дня назад вылетели из самой гущи войны, совершив полет по маршруту Фунафути – Кантон – остров Пальмира – Канеохе. Птица из бури!

Посетители вызвали неугомонные разговоры и толки, которые вечером завершились изрядной выпивкой. Командир неожиданного гостя время от времени присоединялся к разговорам в офицерском баре. Через какой-нибудь час он опять улетит.

Баз Миллер был спокойным темноволосым человеком с индейскими чертами лица и гладкой, красноватой от загара кожей. Он умудрялся обходиться минимальным количеством слов и едва ли когда-нибудь выходил из себя. Молодой командир дружески держался с офицерами, но умел создавать деловую атмосферу. Сержанты и рядовые сразу же прониклись к Миллеру уважением. Он понимал их и всегда учитывал их точку зрения. До поступления в училище в Аннаполисе он сам был рядовым.

Никто из нас никогда не видел Миллера пьяным, но не было офицера, который мог бы его перепить. Я помню утро в Сан-Диего в чопорной обстановке отеля «Коронадо», еще до нашего перелета через Тихий океан. Беллью, который после командира занимал в части второе место по умению пить, ощупью шел по темным коридорам старого викторианского здания, направляясь в бар, чтобы опохмелиться. «Старик» в таком же состоянии направлялся в свою комнату. Они разминулись, но затем остановились и одновременно повернули назад, чтобы убедиться, что зрение не обманывает их. «Боже мой!» – одновременно, с ужасом простонали они, увидев лица друг друга.

Однако днем на Миллере никогда не сказывались признаки бурно проведенной ночи. Он держался очень прямо, а из-за узких плеч казался выше своих ста восьмидесяти сантиметров. Если у него и были нервы, он никогда не давал им воли. Это был суровый, несгибаемый человек.

Однажды утром на доске объявлений появился приказ, подписанный Миллером:

Через два дня мы вылетели. Апамама находится на расстоянии 120 километров к юго-западу от японской крепости Тарава, которая незадолго до этого была до основания разрушена и оккупирована нашей морской пехотой. Это был маленький атолл в цепочке островов Гилберта, занятых японцами и служивших им опорой для продвижения на юго-запад. К северо-западу от островов Гилберта тянулись японские подмандатные Маршалловы острова, а еще дальше к северо-западу лежали Марианские и Бонинские острова, которые, как бусы на нитке, тянутся к Токио, не доходя до него на двести пятьдесят километров.

В прошлом году адмирал Холси, проведя внезапную операцию, нанес удар по Маршалловым островам, и теперь в центральном районе Тихого океана развивалось крупное наступление.

«Либерейторы» военно-морского флота заблаговременно направлялись на Апамаму, чтобы сломить сопротивление японцев и подготовить почву для действий наших войск в районе островов Гилберта и Маршалловых островов вплоть до Кваджелейна и Эниветока в смежных Каролинских островах. Две эскадрильи с Апамамы должны были действовать в глубоком тылу на морских коммуникациях противника, внимательно наблюдать за японским флотом, ставить мины в десятках гаваней на атоллах и уничтожать вражеские военные сооружения, где бы они ни были обнаружены.

С воздуха Апамама представляла сплошные заросли пальмовых деревьев, вырубленных только в центре острова на месте взлетно-посадочной полосы. Главный остров атолла имел не больше десяти километров в длину и полтора в ширину. За ним тянулась гряда небольших островков, образовывавших серповидную лагуну.

Пышно-зеленый оазис в океане был необычайно красив и невероятно живописен. Он напоминал остров, описанный Робертом Льюисом Стивенсоном в знаменитой книге «Остров сокровищ»: поддерживаемое высокими пальмами солнце, отражающееся от белого песка, прозрачная изумрудная вода, густые заросли с глянцевой листвой, яркие цветы.

Первые дни на острове были захватывающе интересными. Мы ожидали вызова на настоящий боевой вылет, и нам не пришлось долго ждать. На третью после нашего прибытия ночь нас проинструктировали для первого боевого вылета. После обеда «старик». Миллер снял со стены оперативного барака большую карту. Каждая скала, торчащая из вод Тихого океана, все маленькие рифы, лагуны и глубины – буквально все было четко отмечено на этой карте.

– Завтра утром мы заминируем гавань атолла Макин, – Миллер указал на карте это место. – В полет отправятся три экипажа. Со мной полетят Джонни и Билл.

Услышав свое имя, я вздрогнул, как от выстрела. Командир нанес на голубую карту наш маршрут – к лагуне и обратно.

– С этих двух позиций можно ожидать огня. В этой точке будет находиться подводная лодка «Лайфгард». – И он указал точку в океане. – В случае вынужденной посадки радируйте ей свое место. – Молча, словно чужой, командир посмотрел в лицо каждого из стоявших перед ним. Этот полет должен был стать и первым боевым вылетом самого Миллера. – Операция обещает быть легкой. Сбрасывать бомбы не нужно.

Противодействия истребителей не ожидается. Поставим мины и уйдем. Вот и все. С собой ничего не брать. Ясно? Я думаю, что все обойдется без неприятностей.

…Листья пальм отражали желтый свет огромной луны. В такую поэтическую ночь невозможно думать о тех отдельных изолированных эпизодах, которые и составляют войну. Вероятно, в такую вот ночь долговязый Джон Сильвер8 искал сокровища, зарытые на острове.

Я лежал на походной кровати в жаркой, душной палатке и убеждал себя, что это будет только маршрутный полет. Все, что от меня требуется, – это вспомнить, чему меня учили. Из предосторожности я снабдил экипаж ластами. Это вызвало у Беллью взрыв веселья:

– Уж не собираетесь ли вы плыть весь обратный путь?

Кроме ласт, которые я приказал повесить в самолете над местом каждого члена экипажа, мы взяли с собой дополнительный паек и воду, компасы и прочие вещи, которых хватило бы, чтобы вплавь добраться до США.

В 2.30 дневальный наклонился над моей койкой. Вылет состоится. Луна стояла низко, и в палатке было темно. Я еще не совсем проснулся и на какой-то миг не мог вспомнить, для чего одеваюсь. Потом вспомнил и почувствовал себя так, словно меня окунули в ледяную воду. В это утро я должен был совершить полет на расстояние 650 километров над океаном и заминировать японскую гавань. Трудно настроиться по-боевому, когда тело еще не освободилось от сладкого сна. Сидя на краю плоской походной кровати, я механически надел брюки, рубашку цвета хаки и тяжелые ботинки, какие обычно носят солдаты морской пехоты. Остальные продолжали спать, и, когда я проходил мимо, один только Беллью повернулся ко мне и прошептал: «Задай им, Тигр!» – и опять опустил голову на подушку.

Вдоль палаток повсюду сновали лучи ручных фонариков. Мои товарищи по раннему вылету тоже встали. Выходя на безмолвную темную «улицу», освещенную слабым светом звезд, и натыкаясь на растяжки палаток, люди раздраженно ворчали.

Подъехал виллис. «Старик» уже там, на аэродроме.

– Поехали, живей!…

Мы останавливались около палаток у ярких точек ручных фонарей и подбирали людей, которые должны были лететь в это утро.

Все молчали. Мы чувствовали себя опустошенными, были настроены нервно и раздражительно. Трясясь по выбоинам трехкилометровой дороги до аэродрома, мы чертыхались и переругивались.

На рулежной дорожке пересекались лучи ручных фонарей. Они падали то на самолеты, то мне в глаза, то на дорожку, то опять в глаза. Усевшись в овальной кабине летчика, я отдавал приказы своему экипажу. Звук моего голоса, отдававшего приказания, мне самому казался неестественным, почти смешным. Кто я такой, чтобы командовать? Но вскоре обязанности, которые я должен был выполнять, и привычные мелочи придали мне уверенность.

На другой стороне аэродрома первый самолет уже прогревал моторы. Теперь надо собрать волю в кулак, отбросив и приятное ощущение уединенности и опасную раздражительность. Самолет вот-вот поднимется в воздух. Небрежное пилотирование в темноте над водой так же легко может привести к гибели всех одиннадцати человек моего экипажа, как и встреча с эскадрильей вражеских истребителей или разрыв зенитного снаряда.

Командир части уже в воздухе. Он должен был лететь по прямой в течение трех минут, затем развернуться на 180 градусов и, после того как мы пристроимся к нему, повести нас к Макину.

Взлетаем. Летим по приборам. Самолет с грузом мин идет тяжело, и, кажется, проходит много времени, прежде чем он начинает набирать высоту. Позади спаренные лучи прожекторов образуют над аэродромом успокоительную букву V9. Впереди, в стороне моря, зияет черная яма. Мы на высоте двухсот метров.

В первые два часа полета небо постепенно светлеет – из черного превращается в темно-, а затем в светло-синее. Некоторые члены экипажа дремлют, а у меня словно раскаленными иголками колет глаза – сказывается почти бессонная ночь. Поддерживает горячий кофе.

– Впереди Макин! – нарушает тишину голос «Старика». Его самолет снижается до высоты пятнадцати метров над водой, и мы устремляемся за ним. Небо совсем чистое. Остров Макин весь светло-зеленый, чуть светлее зеленой лагуны, где белая полоска песка врезается в волны прибоя. Кажется невероятным, что в этой красоте может скрываться опасность. Я осматриваю землю, ищу признаки людей и зениток, но остров кажется пустынным. На командирском самолете открываются створки бомболюка, и черные, похожие на дикобразов мины падают в воду. По переговорному устройству я даю команду открыть бомболюк и сбросить мины. Когда мины отделяются, корабль слегка подбрасывает – он становится легче. Под нами из маленьких домиков врассыпную бросаются фигурки. Японцы выскакивают из деревянных бараков, как перепуганные мыши из гнезда. Бух-бух! Заработали зенитки. Разрывы далеко в стороне, и мы поворачиваем в океан, в сторону солнца. Самолет подбрасывает. Какой-то японский зенитчик знает свое дело – снаряд разрывается рядом с нами.

Но мы оказываемся над океаном раньше, чем волна страха настигает меня.