"Ой, кто идет!" - читать интересную книгу автора (Бретт Саймон)

Шестнадцатый месяц

Теперь наше полноценное времяпрепровождение включает в себя чтение книжек перед сном. Мне нравится это занятие, и вот почему:

а) во время чтения я безраздельно владею Ее вниманием,

б) книжки прекрасно рвутся, особенно если быстро и неожиданно дернуть за страницу.

В свое время мне надарили кучу книжек, и до нынешнего дня я их полностью игнорировал— разве что изорвал две или три штуки.

Но теперь, поскольку в качестве полезного времяпрепровождения Она читает мне перед сном, я решил изменить отношение к этому предмету и проявить некоторый интерес, а именно — выбрать себе любимую книжку.

Это было совсем нетрудно. Я остановился на той, которую Его мамаша подарила мне на прошлое Рождество. По выражению лица моей мамочки я сразу понял, что Ей эта книжка внушает непреодолимое отвращение.

Но именно ее мы читали сегодня вечером. И это оказалось так скучно, что я невольно заснул. Вот черт! Такой поворот событий меня не устраивает.

Сегодня сказал новое слово. Утром, явившись на дежурство, Джаггернаут ткнула себя пальцем в мощную грудь и спросила меня:

— Ну-ка, кто это к нам пришел, а, зайчик?

Я с победным видом ответил новым словом:

— Бух!

— Ах ты умница! — захлопотала мамочка. — Малыш хотел сказать Бет!

Ничего подобного. Малыш хотел сказать именно то, что сказал.

Перед сном опять настоял на чтении любимой сказки — той самой, которую подарила Его мать. Это история про некоего самодовольного плутишку в красной курточке и смешном колпаке, который только и делал, что совал нос куда не надо. Страшная чепуха, я согласен, но зато она обладает одним жизненно важным преимуществом: чтение этой книги способно довести родителей до белого каления, потому что картинок в ней крайне мало, а слов крайне много, а каждое предложение я заставляю читать и перечитывать вслух… И не один раз.

Борьба против Джаггернаут продолжается, и следующим шагом в ней будет новое слово. Я уже давно его репетирую. Это слово дай.

Весь день я кричал, рыдал, мучил и колотил любимую няню.

— Дай маму! — заходился я в безутешном плаче. — Дай маму!

Дай маму!

Надо сказать, для меня это большое лингвистическое достижение. Впервые я соединил два слова, и таким образом получилась целая фраза. Это действительно шаг вперед. Многие дети не могут двух слов связать аж до полутора, если не до двух лет.

Но Джаггернаут, конечно, не похвалила меня за успехи, потому что именно они превратили ее жизнь в сплошное страдание.

К вечеру она чуть ли не ползала на карачках и сунула меня вернувшейся мамочке в руки прямо-таки с нечеловеческой поспешностью.

— Заберите его! — задыхаясь от ярости, прохрипела Джаггернаут. — Весь день он вел себя как отъявленный мерзавец! Господи, если б вы только знали… Наверное, легче совершить восхождение на Эверест.

Моя мамочка выслушала ее с нескрываемым беспокойством.

— Вы хотите сказать, — испуганно прошептала Она, — что больше не будете к нам приходить?

На мгновение передо мной блеснул луч надежды… Но увы! Не сводя с меня мрачного и злобного взгляда, Джаггернаут ответила:

— Наоборот, буду. И вот что я вам скажу: я считаю, что в лице вашего ребенка Бог послал мне великое испытание.

О Господи!

Весь вечер — да и добрую половину ночи — я орал и рыдал, мучил и колотил любимую мамочку.

— Дай Бух! — заходился я в безутешном плаче. — Дай Бух! Дай Бух!

С еще более нечеловеческой быстротой сегодня утром мамочка сунула меня в руки Джаггернаут — старушка едва успела ступить на порог.

— Ну вот она! Вот тебе твоя Бет! — процедила мама сквозь зубы. — Ну теперь-то ты доволен?

Я извивался и корчился, пытаясь вырваться из каменных объятий нянюшки.

— Дай маму! — отчаянно рыдал я. — Дай маму!

Я наконец сдался и незадолго до полудня сделал первый шаг.

Время выбрал самое подходящее — свидетелем торжественного события была только Джаггернаут.

Вечером мама вернулась с работы, выслушала отчет о случившемся, очень разволновалась и, естественно, расстроилась.

Будешь знать! Вот какие великие события ты пропускаешь, когда убегаешь от меня на работу!

Воскресенье. Утром Он начал копать яму в саду. Наверное, кот отдал Богу душу, обрадовался было я. Но увы… Такого счастья я ждал напрасно.

Мамочка взяла меня на руки и поднесла к окну посмотреть на папочку-

— Это для тебя, — объяснила мне Она.

Я залился слезами. А как бы вы, интересно, поступили на моем месте? Конечно, у нас с родителями случались размолвки, но чтобы зарыть ребенка в землю заживо… Нет, это уж слишком изощренный способ мести.

Но Она успокоила меня:

— Не плачь, глупыш. Папочка делает для тебя песочницу. Мы там будем играть в разные веселые игры.

Я тут же пришел в себя. Да, действительно, песочница — это прекрасно. И первая веселая игра, в которую я собираюсь сыграть, это захоронение кота заживо.

Папа пришел обедать весь грязный, но страшно довольный собой.

— Как никогда я был близок с природой, — объявил Он. — Ничего общего с нудной и будничной канцелярской работой. Давно я не чувствовал себя таким сильным и молодым. И теперь ужасно проголодался — быка готов проглотить.

За обедом, проглотив пару-тройку быков и запив их парой литров пива. Он принялся расписывать мне несравненные достоинства песочницы:

— Ты будешь лепить куличики, строить замки, прокладывать дороги и рыть подземные тоннели. Это потрясающее занятие! — Тут Он повернулся к Ней: — И кстати, чрезвычайно полезное и развивающее. Строить, созидать — это очень важно для детей. Воспитывает трудовые навыки.

— Да-да, для них это очень важно, — согласилась Она.

Правда, после обеда Его рвение несколько поиссякло. Наверное, тому виной количество пива и быков.

После того, как Она в сотый раз напомнила Ему, что пора бы взяться за работу. Он с трудом попытался привстать и тут же рухнул в кресло.

— Ох, у меня разламывается спина, — простонал Он. — А все эти земляные работы!

Медленно и осторожно Она повела Его наверх, в постель. Я воспользовался моментом и выполз в сад, чтобы проинспектировать раскопки.

Это оказалась прекрасная, великолепная яма. Чудесная, мокрая и грязная. И она прямо-таки кишела червяками — чудесными, жирными червяками. Какое удовольствие, доложу я вам, запихивать их в рот и жевать, жевать…

Покончив с червяками, я принялся за грязь. Грязь тоже была чудесная — и не только на вкус. Оказывается, в ней можно рыть ямки, из нее можно лепить комки и разбрасывать их в разные стороны, кроме того, чрезвычайно приятно хватать ее целыми пригоршнями и размазывать по любой поверхности, в том числе и по себе самому.

Минут двадцать я упоенно развлекался и вдруг услышал леденящий душу вопль.

— О нет! — Она бросилась в сад, схватила меня и оттащила от ямы. — Господи, что ты делаешь! Что ты делаешь!

Я не удостоил Ее ответом. По-моему, это очевидно: я лепил куличики, строил замки и рыл подземные тоннели — словом, делал то, к чему призывал меня папочка. Я занимался саморазвитием. Я воспитывал в себе трудовые навыки.

Но Она этого не поняла.

— Никогда, никогда больше не смей так делать! — кричала Она. — Это отвратительно, мерзко и очень вредно для тебя!

Я все думаю: почему взрослые так непоследовательны в своих суждениях?

Он не пошел на работу — разболелась спина.

— Уж лучше бы Он не начинал копать эту песочницу, — сказала мама. — В саду теперь такое безобразие, и вообще, наверное, хватит мудрить… надо просто нанять рабочего, чтобы он исправил папочкину халтуру.

— Только через мой труп, — ответил папочка.

Со страшными стенаниями и общим переполохом — как бывает всегда, когда Он воображает себя больным, — папочка отправился наконец на работу и на прощание объявил, что доделает песочницу в выходные, и ни за что, ни в коем случае Она не должна нанимать рабочих. Она клятвенно пообещала, что не будет.

Но стоило только ему выползти за дверь, как Она бросилась к телефону.

Ровно через полчаса явился землекоп. Джаггернаут открыла ему дверь и объяснила, что надо сделать.

И к вечеру я уже был счастливым обладателем песочницы.

Суббота. Мамочка одела меня в непромокаемый плащ и резиновые сапоги и высадила в песочницу. Я здорово провел время. Все утро лепил комочки и куличики из песка. И каждый раз мамочка восторгалась:

— Ах ты умница моя! Какой чудесный куличик у нас получился, да, зайчик!

Перед обедом Она раздела меня и помыла, потом усадила в высокий стульчик и поставила на стол миску картофельного пюре с мясной подливкой.

Я вывалил пюре на стол и принялся увлеченно лепить куличики.

Но разве кто-нибудь похвалил меня на этот раз? Ха, жди!

Никаких тебе умниц и чудесных куличиков. Ничего подобного. Вместо этого Она побагровела от злости, долго честила меня и обзывала гадким, противным мальчишкой. Какая вопиющая несправедливость!

Воскресенье.

— После обеда нас с тобой ждет нечто замечательное! — сказала Она утром.

Да неужели, — подумал я. — Что же на этот раз? Может, в нашем дворе совершит посадку Конкорд? Или принцесса Диана явится с персональным визитом? Ничего интересного я не предвидел, потому что Она вообще склонна называть замечательными самые скучные и противные вещи.

К концу обеденной трапезы я уже был настороже. Последний кусок я выплюнул и немного погонял по тарелке. Потом повозил тарелку по столу.

Однако это Ее не смутило. Она вытерла мне физиономию, внезапным и быстрым движением выдернула меня из стульчика и прижала к себе одной рукой, так что я совершенно не мог шевельнуться. Готов поклясться, этот захват позаимствован из пособия по боевым искусствам. После чего Она проворно стащила с меня штаны и подгузник. Что происходит? — подумал я. — Какое неприличие — в моем возрасте разгуливать обнаженным ниже пояса.

Как раз перед этими событиями я собирался приступить к процедуре, которую привык совершать сразу после обеда. Но теперь, конечно, об этом не могло быть и речи. Делать а-а без чистого, мягкого подгузника в качестве калоприемника? Какая от этого радость? Одна тоска. —увствуешь себя чайкой. парящей над пустынным пляжем

Поэтому я стиснул зубы и заставил себя думать о чем-нибудь другом. О чем-нибудь абстрактном, механическом… Скажем, сколько можно представить себе способов истязания нашего кота. Это уж точно должно отвлечь от насущных нужд.

Так… Дернуть его за хвост… Ткнуть пальцем в глаз… Выдрать пригоршню шерсти из загривка… Сунуть палец ему в…

И вдруг Она самым грубым и неожиданным образом вывела меня из раздумий. Она наклонилась и вытащила из-под стола вещь, при виде которой каждого здравомыслящего ребенка охватывает ужас.

Это был горшок!

Горшок, который Ее мать подарила нам незадолго до моего первого дня рождения.

Теперь я наконец понял, что Она замышляет, и сразу решил, что так просто Ей в руки не дамся. Стоило только появиться горшку, как я резво проковылял в другой конец комнаты, поднатужился и закряхтел, предвкушая первую порцию послеобеденного а-а на только что вымытом полу.

Но моя маменька тоже иногда бывает не промах. Услыхав кряхтенье. Она в мгновение ока очутилась рядом и быстрым надавливающим движением опустила меня на горшок, так что мой бедный зад оказался накрепко прижатым к холодной и противной пластмассе.Ъ

Сию же секунду мой мозг послал четкое приказание прямой кишке, и отчаянным усилием воли я заставил себя думать об отвлеченном. Я не собирался доставлять Ей такое удовольствие, тем более с первой же попытки… Так… Налить коту на спину варенья… Обмотать скотчем хвост… Закидать его деревянными кубиками… Обмазать йогуртом его ход под дверью…

— Ну давай, давай… Я знаю, ты хочешь а-а, — ласково проворковала Она. — Ты хочешь сделать большое, хорошее а-а в новый горшочек, правда?

— Нет! — закричал я. — Нет! Я надеялся, что слово, которое я так давно не произносил, заставит Ее лишиться дара речи от восхищения, но не тут-то было.

— Да, — припечатала Она. — Ты хочешь сказать да.

Тут уже я лишился дара речи от такого явного попирания гражданских прав. Почему взрослые не могут понять: если ребенок говорит нет, он именно это и подразумевает. Он же не девица!

— Ну же, — ласково и спокойно продолжала Она, — ты очень хочешь сделать большое а-а в свой новый горшочек, правильно я говорю?

Однако эта попытка гипноза, наоборот, вдохновила меня на борьбу. Я быстро провел несколько обводных движений, вырвался из-под Ее рук и вильнул в сторону, вследствие чего оказался на полу. Но вот незадача — проклятый горшок приклеился ко мне, как присоска, и не хотел отлипать.

Я завопил. Разве можно ждать, что ребенок сумеет сохранить чувство собственного достоинства, если по вине родителей ему приходится принимать такие неприличные и смешные позы?

К счастью, этот позор скоро кончился. Присоска отлепилась с приятным чмоканьем, и горшок упал на пол. Это был самый подходящий момент для а-а.

Но, как известно, такие вещи не делаются мгновенно и по приказу. Надо немного сосредоточиться, а я даже не успел покряхтеть, потому что Она снова схватила меня, поставила горшок в боевую позицию и попыталась усадить меня еще раз.

Я собрался с мыслями, сжался, опять пересчитал в голове все возможные способы истязания кота и наконец придумал новую тактику, которую тут же применил на деле: начал с бешеной скоростью вращать в воздухе ногами, как будто крутил педали невидимого велосипеда.

Эта практика оказалась очень успешной — Ей никак не удавалось усадить меня, и скоро, как я»и надеялся, дрыгающая нога врезалась в горшок… Он так и покатился по комнате!

(NB: Этот фокус я должен запомнить на будущее. Только подумать: а что, если запустить по комнате горшок, полный до краев?) Сомнений больше не было: инициатива перешла ко мне. Горшок укатился, сажать меня было не на что, и Ей пришлось сдаться. Кроме того. Она начала чувствовать физическое неудобство. Совет родителю: если хочешь, чтобы твоя спина поскорее сдала, постой в полусогнутом положении с бешено извивающимся ребенком в руках.

Она вынуждена была опустить меня на пол, после чего еле разогнулась, потирая ноющую спину.

И вот мой час наступил. Быстрое кряхтенье — и крепкая, полновесная плюмба шлепнулась прямо на свежевымытый пол. А прежде чем Она успела схватить меня, я немного поерзал по полу задницей и хорошенько размазал свое произведение.

Что и говорить, сегодня победа осталась за мной.

Счастлив сообщить: больше никаких попыток усадить меня на горшок не предпринималось. В основном, потому, что Она не пошла на работу и весь день пролежала в постели из-за больной спины.