"Когда любовь была «санкюлотом»" - читать интересную книгу автора (Бретон Ги)

ТАЛЬЕН СВЕРГАЕТ РОБЕСПЬЕРА ИЗ-ЗА ЛЮБВИ К ТЕРЕЗИИ КАБАРРУС

Несколько месяцев Тальен совершенно не интересовался революционной жизнью Бордо, полностью отдавшись прекрасному телу Терезии.

В пять часов вечера комиссар Конвента стремительно покидал свой кабинет. Его озабоченный вид и нахмуренные брови заставляли окружающих думать, что он направляется на заседание военного суда. На самом же деле он спешил в особняк Франклина, где его ждала бывшая маркиза. В присущей ей беззастенчивой манере она обычно лежала голая на мягкой широкой кровати.

Иногда они занимались любовью пять или шесть часов без остановки. «Терезия, — пишет Арсен Прива, — была наделена от природы бурным и требовательным темпераментом. Ей необходимо было впасть в бессознательное состояние, чтобы почувствовать себя удовлетворенной. Очень часто одному мужчине не удавалось довести ее до этого состояния. Тогда она прибегала к помощи любезного соседа, гостя или даже прохожего.

«Тальен, естественно, не нуждался ни в чьей помощи. Он прекрасно справлялся один, гордость заставляла его совершать любовные подвиги, хоть и утомительные, но достойные античных времен.

После каждого любовного поединка, умелого и изощренного, славный любовник без сил падал на кровать с закрытыми глазами. Тогда Терезия Кабаррус издавала боевой клич и, пиная Тальена ногами, царапая и кусая его, возвращала к жизни депутата Конвента.

Увы! После восьмого или девятого захода пылкой молодой женщине не всегда удавалось привести любовника в форму. Неутоленное желание приводило Терезию в ярость, и она начинала угрожать Тальену, что немедленно соорудит маленькую гильотинку и «откусит» вялый член, доставляющий ей огорчение…

Приступы ярости и ужасные ругательства не производили никакого впечатления на интимную пружинку Тальена, скорее наоборот. Несчастный казался удрученным, чем больше его оскорбляли, тем меньше у него становилось сил. Тогда бывшая маркиза начинала рычать, вопить и с пеной на губах бросалась на ковер. Она каталась по нему, делая неприличные жесты, которые в конце концов пробуждали интерес у бедного революционера.

Терезня немедленно бросалась на любовника, чтобы успеть воспользоваться плодами своих трудов…

Подобные многочасовые поединки совершенно лишали депутата сил, он играл роль одновременно пикадора, матадора и быка, так что страдала его работа…

Робеспьер, естественно, очень скоро узнал, что его комиссар попал в полную зависимость от Терезии и пренебрегает интересами Великого Дела. Каждый день из Бордо в Париж уходили доносы, сообщавшие не только о поведении Тальена, но и о его снисходительности по отношению к аристократам, о вымогательствах, интригах и роскошной жизни с бывшей маркизой.

В один прекрасный день комиссар узнал, что Конвент подозревает его в «умеренности». Перепуганный Тальен начал слать в столицу длинные письма, пытаясь оправдаться. Робеспьер, не признававший ни малейшей слабости, ответил, что назначил расследование.

Тальен, чувствовавший, что оказался в смертельной опасности, понял, что единственный выход для него — отправиться в Париж и попробовать защититься.

В конце февраля 1794 года он отправился в столицу,» беспокоясь только о том, что оставляет любовницу одну.

Одиночество Терезии продлилось недолго. На следующий же день она впустила в постель Изабо, помощника Тальена.

Счастливая от обретенной свободы, она стала любовницей Лакомба, председателя военного суда, а потом еще некоторых высокопоставленных чиновников.

В особняке молодой женщины устраивались такие фантастические оргии, что эмиссар Робеспьера был совершенно потрясен открывшимися ему деталями и подробностями.

Молодому человеку, приехавшему из Парижа, было девятнадцать лет, звали его Марк-Антуан Жюльен. Терезня решила обвести его вокруг пальца, пользуясь, если можно так сказать, «подручными средствами».

Ей это без труда удалось, и простодушный юноша, присланный в Бордо, чтобы подогреть революционный пыл жителей города, тем же вечером оказался в постели Терезии, испытывая одновременно угрызения совести и восхищение.

Все дни своего пребывания в городе Жюльен приходил в особняк бывшей маркизы, и любовница проконсула, чья эротическая фантазия была необычайно богата, окончательно покорила его.

Окончательно подчинив себе молодого республиканца, Терезия, не чувствовавшая себя в безопасности после отъезда Тальена, предложила Жюльену бежать с ней в Америку.

Жюльен был чистым республиканцем. «Изысканные удовольствия, которые дарила ему Терезия, не заставили его забыть о долге» [116]. Он сделал вид, что согласен бежать, но поспешил отправить в Париж донос на свою любовницу. Послушаем, как описывает эту ситуацию. Сенар: «Этот *** [117] отослал в Комитет общественной безопасности копию письма проститутки Кабаррус, в котором она предлагала ему отправиться вместе с ней в Северную Америку, мотивируя это тем, что хочет скрыться от скомпрометировавшего ее Тальена; она обещала разделить с Жюльеном состояние, говоря, что денег вполне хватит на двоих».

Узнав об этой попытке «соблазнения чиновника», Робеспьер пришел в бешенство. Гражданка Кабаррус давно раздражала его. Неподкупный прекрасно знал, что именно эта женщина изменила характер Тальена, ему доносили, что она превращает Изабо и Лакомба в кротких ягнят, что самые жестокие депутаты Конвента попадают под ее влияние. Он решил покончить с этой опасной для революции женщиной.

Но как поступить? Арестовать ее в Бордо? В этом городе у Терезии слишком много друзей, любовников и защитников…

Чтобы бросить ее в тюрьму, а потом казнить, необходимо было выманить бывшую маркизу в Париж. Но как это сделать?

Робеспьер долго раздумывал и наконец нашел способ. 27 жерминаля года II (16 апреля 1794 года) он составил и опубликовал закон, изгоняющий всех бывших аристократов из приморских и пограничных городов, мотивировав это тем, что «все лица, подпадающие под действие этого закона, могут тайно способствовать роялистским заговорам, направляемым из-за рубежа».

Терезия, бывшая маркиза де Фонтене, вынуждена была немедленно покинуть Бордо.

Ее сопровождал молодой любовник. Ему было четырнадцать лет, звали его Жан Гери. Этот мальчик отдавал Терезии все свои юношеские силы и любовный пял, стараясь успокоить зуд, «возникавший в ее „корзиночке“ на ухабах и рытвинах дороги»…

Они отправились в Орлеан. В нескольких лье от Блуа случилось маленькое забавное происшествие, которое повлияет на будущее молодой женщины. Луи Соноле пишет: «У городка Шоссе-Сен-Виктор необходимо было сменить лошадей. Выйдя на минутку из дилижанса, Терезия уселась на поперечную перекладину большого придорожного креста, как раз на высоте роста мужчины. За ней наблюдал какой-то молодой человек, очарованный ее красотой и грацией. В конце концов он подошел к прелестной путешественнице и спросил со всей учтивостью, не хочет ли она освежиться. Этот молодой человек был графом Жозефом де Караманом, его отец, маркиз де Караман, владел Менарским замком, его поместье было одним из самых богатых в провинции. Беглянка приняла учтивое предложение графа. Одиннадцать лет спустя она выйдет за него замуж, и в честь их первой встречи будет установлен большой красивый крест»

Остановившись на несколько дней в Орлеане, гражданка Кабаррус и ее юный любовник 20 мая прибыли в Париж.

Робеспьер от радости потирал руки. Наконец-то ненавистная женщина была в его власти.

Не теряя ни минуты, он принял следующее постановление: «Комитет общественного спасения арестует некую Кабаррус, дочь испанского банкира, жену гражданина Фонтене, бывшего советника парижского парламента. Она должна быть немедленно заключена под стражу, а ее бумаги опечатаны. Молодой человек, живущий с ней, а также все те, кто окажется в доме, должны быть задержаны».

Несколько дней спустя Терезия оказалась в тюрьме Птит Форс.

Робеспьер решил, что навсегда избавился от «опасной самки». На самом же деле он подписал смертный приговор революции…

Пока Терезия дрожала от страха в тюремной камере (заключение в тюрьму в мае 1794 года было первым шагом к гильотине), Тальен всеми возможными и невозможными средствами пытался защитить себя от гнева Робеспьера.

В течение всего июня он встречался с друзьями и единомышленниками, пустил в ход все связи и наконец 21 июня добился победы, на которую почти не надеялся. Несмотря на то, что он находился под подозрением, его избрали на две недели председательствующим Конвента.

Робеспьер взбесился. Имея в руках доклад Жюльена, свидетельствующий о злоупотреблениях бывшего проконсула, он решил ответить на ловкость силой. С трибуны Конвента он произнес резкую речь, в которой обвинил Тальена в том, что тот позорит Комитет общественного спасения.

Любовник Терезии уже чувствовал себя в руках палача. Бледный и растерянный, он вернулся домой и дрожащей рукой написал письмо своему противнику. Вечером, не получив ответа, он смело отправился домой к Робеспьеру. Мы не знаем, как проходила эта встреча, но легко можем себе это представить, прочитав воспоминания Барраса, который тоже навещал «прелестного» якобинца.

«Робеспьер встретил нас стоя; на нем было некое подобие рубахи-пеньюара — его парикмахер только что закончил причесывать и пудрить ему волосы. Он был без очков, и на лице, мертвенно-бледном от пудры и природной злобности, мы увидели два тусклых глаза.

Эти глаза пристально посмотрели на нас, как будто удивляясь нашему появлению. Мы поздоровались с ним очень просто, как это было принято в то время.

Он не ответил и, повернувшись к зеркалу, взял туалетный нож и принялся счищать с лица остатки пудры. стараясь не повредить прическу. Потом он снял с плеч пеньюар и небрежно бросил его на стул рядом с нами, как будто намеренно стараясь испачкать нам одежду и совершенно не обращая на нас внимания.

Он умылся в каком-то жалком тазике, почистил зубы, несколько раз сплюнул на пол у наших ног, подобно Потемкину, который никогда не отворачивался в сторону и мог плюнуть прямо в лицо человеку, оказавшемуся у него на пути.

Закончив, Робеспьер продолжал игнорировать нас. Он остался стоять и не предложил сесть нам. Я никогда не видел, чтобы человек был так похож на ледяную мраморную статую или мертвеца в могиле…

Вот так прошла наша встреча с Робеспьером, которую я даже не могу назвать беседой — ведь он не раскрыл рта. Он только все сильнее поджимал свои и без того узкие губы, между которыми проступала желтая лена».

Тальен не мог успокоиться после подобной встречи. Совсем наоборот.

Бывший проконсул боялся не только за свою жизнь. Он с тревогой думал о Терезии, положение которой было еще более опасно, чем его собственное. С того момента как Робеспьер заставил депутатов проголосовать за чудовищный закон Прериаля, гильотина работала без остановки, любой арестованный неизбежно попадал на эшафот.

Благодаря своей матери, жившей в Маре, Тальен снял мансарду в доме № 17 по улице Перль, в двух шагах от тюрьмы Птит Форс. Он надеялся видеть оттуда свою любовницу во время прогулок во дворе тюрьмы.

Увы, стены были слишком высоки, и ему это не удалось. Однако через подкупленного охранника ему удалось дать знать Терезии, что он не забыл о ней и пытается спасти. Несмотря на то, что его собственное положение было очень опасным, он действительно каждый день предпринимал неимоверные усилия, чтобы освободить молодую женщину, пока она не предстала перед военным судом.

Тальен знал, что суд был равносилен смертному приговору. Там не было ни допросов, ни расследования, ни дебатов. Фукье-Тенвиль был полным хозяином и как-то, в шутку (весьма мрачную, заметим) подсчитал, что он может отправлять на казнь шестьдесят человек в час…

Все политики, у которых просил помощи Тальен, сами жили под страхом ареста; все они ругали диктатуру Робеспьера, что-то обещали, а время шло, неумолимо приближая трагическую развязку.

Террор находился в своей кульминационной точке.

Несчастный проконсул начинал отчаиваться, впадая в привычное для жертв состояние апатии, но 7 термидора ему под дверь подсунули письмо, которое Терезиии удалось передать из тюрьмы.

«Тюрьма де ла Форс, 7 термидора.

От меня только что ушел судебный исполнитель. Он сказал, что завтра я предстану перед судом, то есть отправлюсь на эшафот. Это не слишком похоже на сон, который я видела сегодня ночью. Мне пригрезилось, чего Робеспьера больше нет, а двери тюрем открыты. Из-за вашей недостойной мужчины трусости во Франции скоро не останется никого, кто мог бы воплотить в жизнь мой сон, мою мечту».

Эта записка совершенно потрясла Тальена. Обвиненный в трусости, он решил во что бы то ни стало доказать любовнице, на что способен. Он задумался: времени на маневры не оставалось. Завтра, самое позднее — послезавтра, Тереэию приговорят к смерти и отправят на гильотину. Необходимо было помешать казни.

Но как это сделать?

Только ликвидировав человека, руководившего бойней и залившего кровью улицы столицы. Человека, которого звали Неподкупным…

Тальен взял лист бумаги и написал: «Будьте так же осторожны, как я храбр, прошу вас, успокойтесь, доверьтесь мне». Тальен отнес записку стражнику тюрьмы, а тот немедленно передал ее Терезии. После этого Тальен тайно встретился с несколькими депутатами Конвента, разделявшими его ненависть к тирану, и попытался склонить их к бунту.

— Нужно избавиться от чудовища! — говорил он. — Если вы поможете мне, мы скоро будем свободны.

На следующий день, 8 термидора, в тот момент, когда Робеспьер с трибуны Конвента требовал чистки Комитета всеобщей безопасности и Комитета общественного спасения и угрожал гильотиной всем инакомыслящим, Тальен с помощью Фуше готовился к решающему бою.

Наступало 9 термидора…

Когда Тальен явился в Собрание, у него был несвойственный ему решительный вид. Его подогревал образ Терезии, которую ведут в суд, к грозному Фукье-Темвилю. Встретив Гупийо де Монтегю, Тальен сказал ему:

— Приходи, я хочу, чтобы ты стал свидетелем триумфа друзей свободы: сегодня вечером Робеспьер будет свергнут!

Заседание началось. Сен-Жюст поднялся на трибуну и произнес ловко составленную речь, в которой разоблачал врагов Комитета общественного спасения и пытался объединить депутатов Конвента. Может быть, он достиг бы поставленной цели и изменил настроение Конвента, но Тальен вовремя прервал его. Громовым голосом любовник Терезии потребовал прямых доказательств, назвав слова Сен-Жюста «трусливыми инсинуациями».

Вмешательство Тальена стало сигналом к атаке. Бийо-Варенн поднялся со своего места и назвал Робеспьера революционером-ретроградом…

Взбешенный диктатор ринулся на трибуну, Депутаты не дали ему произнести ни слова, громко выкрикивая:

«Долой тирана!» Тальен занял место Робеспьера на трибуне и, воинственно размахивая в воздухе кинжалом, закричал:

— Граждане представители народа! Я вооружился этим кинжалом, чтобы пронзить себе грудь, если у вас не хватит смелости вынести обвинительное заключение!

Еще несколько дней назад подобный жест показался бы безумным и бессмысленным, но в этот день он возбудил всех членов Конвента, и они начали яростно аплодировать Тальену.

Смертельно бледный Робеспьер попытался заставить депутатов выслушать себя. Обращаясь к Тюрьо, занимавшему председательское кресло, он воскликнул:

— В последний раз, предводитель убийц, требую у тебя слова!..

— Ты получишь его в свою очередь…

— Нет, нет! — скандировал зал. — Долой тирана! Объявить его вне закона!..

Опустошенный, обливающийся холодным потом, Робеспьер понял, что все потеряно. Он опустил голову, и Собрание проголосовало за его арест.

Тальен вздохнул спокойно. Терезия была спасена!..

Несколько часов спустя Неподкупный разнес себе челюсть, пытаясь покончить с собой, а на следующий день его отправили на гильотину…

Чтобы спасти любовницу, вышедшую из тюрьмы 12 термидора, Тальен остановил революцию…

История о жандарме Мерда, якобы стрелявшем в Робеспьера, не больше чем легенда.