"В подвалах отеля Мажестик" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)

Глава 9 Газета Шарля

Каждая из них в отдельности была бы не так заметна. Но стоя рядышком у подъезда Уголовной полиции, словно у фабричных ворот, они представляли собой комическое и жалкое зрелище. Долговязая Жижи с длинными тощими ногами, кутаясь в облезлое кроличье манто, глядела настороженно и недоверчиво на полицейского, дежурившего у двери, а когда слышала на тротуаре шаги, наклонялась посмотреть, кто идет; у бедняжки Шарлотты не было сил сделать прическу и подкраситься, от долгих и все не иссякавших слез ее круглое, как луна, лицо пошло красными пятнами. Покраснел и ее маленький носик-пуговка. На ней было очень приличное пальто из черного драпа с каракулевым воротником и отороченное каракулем. Левой рукой она машинально прижимала к груди добротную лакированную сумочку из настоящей кожи. Если б не соседство Жижи, худой и горбатой, как ворон, да не красный носик, она имела бы почтенный вид.

— Это он!..

Шарлотта не двинулась с места. Суетилась и сновала взад и вперед Жижи. Она первой увидела Мегрэ, который шел с каким-то своим коллегой. Мегрэ слишком поздно заметил двух подруг. На набережной играло солнце, в воздухе уже пахло весной.

— Извините, господин комиссар…

Мегрэ пожал руку своему спутнику:

— Ну, приятного аппетита, старина…

— Позвольте сказать вам два слова, господин комиссар…

И Шарлотта разразилась рыданиями, засунув в рот почти весь свой скомканный носовой платочек. Прохожие оборачивались, смотрели. Мегрэ терпеливо ждал. Жижи, словно желая извиниться за подругу, проронила:

— Она только что от следователя. Он вызывал ее…

— Так! Так! Господин Бонно вызывал ее? Что ж, это его право… Но все-таки…

— Неужели правда, господин комиссар, что Проспер… во всем сознался?..

На этот раз Мегрэ откровенно заулыбался. Вот и все, что следователь мог придумать! Старовата хитрость… Обычная уловка начинающих судейских чинуш. А эта толстая дурочка Шарлотта поверила!

— Ведь это неправда? Да? Я так и думала! Если б вы только знали, что он мне наговорил… Послушать его, так я самая последняя дрянь…

Полицейский, дежуривший у входных дверей, наблюдал за ними с легкой иронией во взгляде, В самом деле, любопытное зрелище представлял Мегрэ, которого вдруг атаковали две женщины — одна, проливавшая слезы, и другая, следившая за ним с явным недоверием.

— И будто бы это я написала анонимное письмо для того, чтобы Проспера засудили… Да как же я могла написать, когда я убеждена, что это не он убил? Видите ли, если б из револьвера, я бы еще могла поверить… Но чтобы он да кого-нибудь удавил!.. Нет! Да еще чтоб на следующий день удавил ни в чем не повинного человека… Может быть, вы узнали что-нибудь новое, господин комиссар? Как вы думаете, его уже не выпустят из тюрьмы?..

Мегрэ жестом остановил проезжавшее мимо такси.

— Садитесь! — сказал он Шарлотте и Жижи. — Мне надо съездить по делу. Вы проводите меня.

Он сказал правду. Люка позвонил ему наконец и сообщил, что ничего не добился в частном агентстве «Жем». Мегрэ назначил Люка свидание на бульваре Османа. И вдруг ему пришла в голову мысль, что…

Обе его спутницы хотели сесть на откидные места, но он заставил их расположиться на заднем сиденье, а сам сел спиной к шоферу. День был погожий, один из первых погожих дней в году. Улицы стали людными, сразу похорошели, бодрее двигались прохожие.

— Шарлотта, скажите, Донж по-прежнему вносит свои сбережения в банк?

Мегрэ чуть было не рассердился на Жижи, стоило ему открыть рот, она хмурила брови, как будто чуяла ловушку. Видимо, она с трудом сдерживалась, чтобы не сказать своей приятельнице: «Осторожнее!.. Подумай, прежде чем ответить…»

Однако Шарлотта простодушно воскликнула:

— Сбережения? Да откуда они у нас? Мы уж давно ничего не откладываем!.. С тех пор как навязали себе на шею этот дом. Вот уж именно что навязали!.. По смете он должен был стоить самое большее сорок тысяч франков… Но, во-первых, фундамент обошелся втрое дороже, чем предполагалось, потому что натолкнулись на подземный ручей… Когда же стали возводить стены, началась забастовка строительных рабочих и постройка остановилась… А тут зима на дворе… Словом, пять тысяч франков тут… три тысячи там… Шайка мошенников — вот они кто, подрядчики эти! Сказать вам, сколько мы уже ухлопали денег на этот дом? Точной цифры не знаю, но уж наверняка больше восьмидесяти тысяч, и еще не за все заплатили…

— Так что, у Донжа нет денег в банке?

— У него даже и текущего счета теперь нет… С какого времени? Да уж около трех лет. Помнится, как-то раз почтальон принес перевод на восемьсот с чем-то франков… Я не знала, откуда эти деньги… А потом Донж пришел и объяснил мне, что он писал в банк, просил закрыть его счет…

— Вы не помните, когда это было?

— А для чего вам это знать? — спросила Жижи, которая не могла удержаться от ехидных замечаний.

— Я знаю, что это было зимой. Когда пришел почтальон, я скалывала лед около водопроводной колонки… Погодите… В тот день я ходила на рынок в Сен-Клу… купила гуся… Значит, это было перед самым рождеством…

— Куда это мы едем? — спросила Жижи, глядя в окно.

И тут как раз такси остановилось на бульваре Османа, не доезжая до улицы Фобур Сент-Оноре. Люка, стоявший на тротуаре, вытаращил глаза, когда из машины вышли две женщины, а за ними Мегрэ.

— Минуточку… — сказал Мегрэ своим спутницам и отвел Люка в сторону.

— Ну как?

— Посмотрите. Видите нечто вроде маленькой лавчонки между магазином, где торгуют чемоданами, и дамской парикмахерской?.. Вот это и есть агентство «Жем»… Содержит его омерзительный старик, у которого я не мог вытянуть ни малейших сведений… Он хотел запереть свою лавочку и пойти завтракать, заявил, что всегда изволит кушать в это время… Я заставил его подождать… Он разъярился… У вас, говорит, нет ордера, вы не имеете права…

Мегрэ вошел в полутемное помещение агентства, перегороженное надвое прилавком, выкрашенным в черный цвет. По стенам шли тоже черные полки, разделенные на клеточки, в которых лежали письма.

— Хотел бы я знать… — заворчал старик.

— Нет уж, извините, — отрезал Мегрэ, — сперва я сам кое о чем спрошу. У вас, кажется, можно получать письма до востребования, адресованные на инициалы, тогда как в почтовых отделениях это запрещается. Вероятно, у вас богатая клиентура…

Старик удовольствовался краткой репликой:

— Ну и что? Я выбираю патент…

Он носил очки с толстыми стеклами, прикрывавшими его слезящиеся глазки. Надетый на нем пиджак пестрел разнообразными пятнами; засаленный воротник рубашки обтрепался. От этого человека исходил какой-то затхлый запах, пропитавший все его заведение.

— Я хотел бы знать, ведете ли вы реестр, в котором против инициалов стоят подлинные фамилии ваших клиентов…

Старик язвительно засмеялся.

— А как вы думаете, клиенты заглянули бы сюда второй раз, если б им пришлось объявить свою фамилию?.. Может, еще требовать от них удостоверение личности?

Неприятно было думать, что хорошенькие дамочки украдкой прибегали в эту контору, служившую центром связи для многих и многих адюльтеров и всяких грязных махинаций.

— Вы получили вчера письмо, адресованное на инициалы Ж. М. Д.?

— Возможно. Я так и сказал вашему подручному. Он даже пожелал удостовериться, что письма уже нет здесь…

— Значит, его успели взять? А можете вы сообщить, когда за ним пришли?

— Ничего я не знаю… А если б и знал, так все равно не сказал бы… Не обязан…

— А вам известно, что не сегодня-завтра вашу, лавочку могут прикрыть по моему настоянию?

— Мне, знаете ли, многие это сулили, однако же моя лавочка, как вы ее именуете, существует вот на этом самом месте уже сорок два года… А сколько разъяренных мужей приходило сюда, уж какой они поднимали шум и даже грозились избить меня…

Люка правильно назвал этого старика «омерзительным».

— А сейчас я, с вашего позволения, закрою ставни и пойду завтракать…

Где могла завтракать эта мокрица? Возможно ли, чтобы у этого насекомого была семья, жена, дети? Нет, он, верно, старый холостяк и столуется где-то неподалеку в убогом ресторанчике, где у него есть свое постоянное место и салфетка в алюминиевом кольце.

— Вы когда-нибудь видели этого человека?

Не обращая ни малейшего внимания на недовольство старика, Мегрэ еще раз вынул из бумажника фотографию Проспера Донжа, и у хозяина любопытство взяло верх над раздражением. Он наклонился, поднес карточку к самым глазам. Черты его не дрогнули. Он пожал плечами.

— Не помню такого… — пробормотал он как будто с сожалением.

Шарлотта и Жижи ждали на улице, перед узкой витриной агентства. Мегрэ позвал Шарлотту.

— А эту даму вы знаете?

Если Шарлотта разыгрывала комедию, то она была талантливейшей актрисой, потому что озиралась вокруг с явным изумлением и растерянностью, вполне понятными в этом заведении.

— Что тут такое? — заговорила она.

Шарлотта с ума сходила от страха… Зачем ее привезли сюда? Она безотчетно искала поддержки у Жижи, которая вошла в контору по собственному почину.

— А вы еще много народу ко мне приведете?

— Итак, вы не знаете этих женщин? Ни ту, ни другую? А не помните, кто, мужчина или женщина, приходили за письмом, адресованным на инициалы Ж. М. Д., и когда это письмо было востребовано?..

Ничего не ответив, старик ухватил деревянный ставень и вышел, чтобы закрыть им снаружи дверь.

Пришлось отступить. Люка, Мегрэ и две его спутницы вновь очутились на тротуаре под каштанами, на которых почки уже набухли и вот-вот готовы были распуститься.

— Ну, вы обе можете идти домой!..

Мегрэ смотрел им вслед. Отойдя шагов на десять, Жижи взволнованно заговорила и потащила за собой свою подругу так быстро, что толстуха Шарлотта едва поспевала за ней.

— Есть новости, патрон?

Ну что Мегрэ мог ответить? Он смотрел на Люка хмурым, озабоченным взглядом. Казалось, весна не радовала, а раздражала его.

— Не знаю… Слушай… Иди позавтракай. После двенадцати не уходи из кабинета… Предупреди банки во Франции и в Брюсселе, что если будет предъявлен чек на двести восемьдесят тысяч франков…

Они были в двух шагах от «Мажестика». Мегрэ свернул на улицу Понтье, зашел в бистро, находившееся по соседству со служебным входом в отель. Мегрэ заказал себе рагу из консервов и в мрачном одиночестве съел в углу за столиком поданное ему блюдо. По соседству с ним два посетителя торопливо подкреплялись, перед тем как отправиться на скачки, и говорили о лошадях.

А что он делал после завтрака? Тому, кто вздумал бы последить за ним, нелегко было бы ответить на такой вопрос. Съев рагу, он выпил кофе, купил табаку, набил им кисет, потом вышел из бистро и долго стоял на тротуаре, рассеянно поглядывая вокруг.

Несомненно, у него не было продуманного плана. Вялой походкой он направился к служебному подъезду отеля и в коридоре остановился у контрольных часов, отмечавших время прихода на работу. Он напоминал путешественника, который вынужден долгие часы ждать поезда на вокзале и от скуки опускает монетки в автомат, выбрасывающий ему из лоточка карамельки.

Мимо него сновали люди, главным образом подручные повара, которые, перекинув через плечо полотенце, бегом бежали пропустить стаканчик в соседнем бистро.

А в длинном коридоре было жарко, душно, в лицо ударяли облака пара и кухонный чад.

В раздевальне не было ни души. Мегрэ вымыл руки и без нужды, просто чтоб убить время, добрых десять минут чистил себе ногти. Потом, задыхаясь от жары, снял пальто и повесил его в шкаф № 89.

Жан Рамюэль торжественно восседал в своей стеклянной клетке. Напротив него в кафетерии суетились три судомойки и новый служащий в белой куртке, заменивший Проспера.

— Кто это? — спросил Мегрэ у Рамюэля.

— Временный. Зовут его Шарль… Наняли, пока не подыщут подходящего буфетчика. А вы, значит, опять решили заглянуть к нам?.. Прошу извинить.

Время было самое горячее. Постояльцы роскошных номеров завтракают поздно и перед Рамюэлем вырастали пачки талонов, дефилировали официанты, звонили все телефоны разом, непрерывно двигались подъемники.

Не снимая котелка с головы, Мегрэ прохаживался по коридорам, засунув руки в карманы, забирался в кухню и останавливался за спиной какого-нибудь поваренка, приготовлявшего соус, словно эта стряпня страшно его интересовала, потом вновь приглядывался к мойке посуды или же стоял, прильнув лицом к стеклянной перегородке «курьерской столовой».

Как и в первый день следствия, он направился к черной лестнице, но на этот раз не спеша поднялся до самого верхнего этажа, все такой же хмурый и недовольный. Спускаясь обратно, он столкнулся с догонявшим его запыхавшимся директором.

— Мне только что доложили о вашем посещении, господин комиссар… Вы, «вероятно, еще не завтракали?.. Если разрешите…

— Я уже поел, спасибо…

— Позвольте спросить, имеются ли какие новости? Я был просто потрясен, когда арестовали Проспера Донжа… Так вы в самом деле ничего не желаете скушать?.. Ну хоть выпейте рюмочку коньяку…

Директор чувствовал себя крайне неловко, разговаривая на узкой лестничной площадке с Мегрэ, не выражавшим никаких чувств, — в иные минуты он бывал удивительно вялым и толстокожим.

— Я надеялся, что пресса не станет трубить об этом деле… Вы же понимаете, для отеля неприятно… Что касается Проспера Донжа…

Можно было просто прийти в отчаяние! Ну как подступиться к этому угрюмому сыщику. Мегрэ стал спускаться вниз и опять очутился в подвале.

— Да, да… Что касается Донжа, то еще несколько дней тому назад я считал его образцовым служащим, готов был ставить его в, пример другим. Сами понимаете, в таком большом заведении, как у нас, всякие люди встречаются…

Мегрэ переводил взгляд с одной стеклянной стенки на другую, с одного аквариума на другой, как он говорил. Разглядыванье завершилось в раздевальне и привело Мегрэ к знаменитому теперь шкафу № 89, где кончилась жизнь двух жертв преступления.

— А вот насчет бедняги Кольбефа… Извините, что надоедаю вам… Но я так думаю… Ведь надо же обладать незаурядной физической силой, чтобы удушить человека среди бела дня в нескольких шагах от кухни, где находится столько людей, да еще так сдавить горло, чтобы жертва не могла ни крикнуть, ни забиться в судорогах… В такое время, как сейчас, это еще было бы возможно, потому что все хлопочут, суетятся и в помещении стоит страшный шум… Но в половине пятого или в пять часов вечера…

— Вы, вероятно, вышли сейчас из-за стола? — негромко сказал Мегрэ.

— Это не имеет никакого значения!.. Мы привыкли есть в разное время…

— Сделайте мне удовольствие, закончите, пожалуйста, свой завтрак… А я пойду… Я ухожу… Извините меня…

И Мегрэ зашагал по коридорам, открывал и закрывал двери, разжигал трубку, которая, однако, вскоре гасла.

Чаще всего шаги приводили его к кафетерию, ему уже стали знакомы все движения работавших там людей, и, остановившись у перегородки, он цедил сквозь зубы какие-то невнятные слова:

— Хорошо… Донж вон там… Он там каждый день, с шести часов утра… Хорошо… Дома он выпил чашку кофе, который Шарлотта подогрела, когда вернулась… Хорошо… Здесь, я полагаю, он себе в числе первых наливает чашку из кофеварки… Хорошо…

Что за чепуху он бормотал?

— По обыкновению он относит чашку кофе ночному швейцару… Хорошо… Вот именно потому, что в тот день Донж еще не принес кофе, хотя уже было десять минут седьмого, Жюстен Кольбеф и спустился в подвал… Хорошо… Ну, словом, по этой или по другой причине… Гм!..

Вон оно как: теперь уже наливают кофе не в серебряные кофейники, как для первого завтрака, а в майоликовые кофейнички, снабженные маленькими ситечками.

— …утром первый завтрак подают наверх все быстрее и быстрее… Хорошо… Потом закусывает Донж… Ему приносят завтрак на подносе…

— Будьте любезны, подвиньтесь немножко влево или вправо, господин комиссар… Вы мешаете мне считать чашки…

Слова эти произнес Рамюэль, который, оказывается, должен был за всем следить из своей стеклянной клетки. Скажите пожалуйста, он вдобавок еще считал чашки, выпитые в кафетерии.

— Простите, господин комиссар, что потревожил вас…

— Да нет, что вы, что вы!..

Три часа дня. Темп работы замедлился. Один из поваров уже переоделся и собрался уходить.

— Если меня спросят, Рамюэль, я вернусь к пяти часам… Мне надо сходить заплатить налог.

Коричневые майоликовые кофейнички почти все уже вернулись из номеров в подвал. Шарль, замещавший Проспера Донжа, вышел в коридор, который вел на улицу, и, проходя мимо комиссара, с любопытством поглядел на него. Должно быть, судомойки сказали ему, кто такой Мегрэ.

Через несколько минут он вернулся с дневным выпуском газеты. Был четвертый час. Судомойки усердно полоскали посуду, погрузив руки по локоть в горячую воду. А Шарль уселся поудобнее за свой столик, положил перед собой газету, надел очки и, закурив сигарету, принялся читать.

В этом не было ничего необыкновенного, и все же Мегрэ удивленно таращил на него глаза.

— Как видно, передышка? — улыбаясь, сказал он Рамюэлю, сортировавшему талоны.

— Да, теперь будет затишье до половины пятого, а там опять начнется кутерьма, как дансинг откроется…

Прошло еще несколько минут, Мегрэ все не уходил из коридора. Вдруг в кафетерии зазвонил телефон. Шарль встал, бросил несколько слов в трубку и, с сожалением оторвавшись от газеты, направился в какие-то дальние отделения подвала.

— Куда он?

— А который час? Половина четвертого? Значит, его вызвали на склад получить запас кофе и чая.

— И так каждый день?

— Каждый день…

Рамюэль следил взглядом за Мегрэ, а тот спокойно вошел в кафетерий и сделал весьма простую вещь — выдвинул ящик стола, самого обычного стола из некрашеного дерева. В ящике он нашел пузырек с чернилами, ручку и почтовую бумагу. Там оказались еще огрызки карандашей и два-три бланка денежных переводов.

Когда он уже задвигал ящик, возвратился Шарль, нагруженный пакетами. Он увидел, что Мегрэ наклонился над столом, и подумал, будто тот читает его газету.

— Пожалуйста, можете ее взять. Хотя в ней нет ничего интересного… Я читаю только фельетон и объявления насчет работы.

Очень это было нужно Мегрэ!

Значит, так: Проспер Донж спокойно сидел за этим столом… Рядом хлопотали в облаке пара три судомойки… Проспер…

С каждой секундой Мегрэ все больше освобождался от неповоротливости и сонного вида. Казалось, он вдруг вспомнил, что его ждет какое-то срочное дело. Ни с кем не простившись, он быстрым шагом двинулся в раздевальню, схватил свое пальто, на ходу надел его и через минуту уже вскочил в такси.

— В прокуратуру. Финансовый отдел, — бросил он шоферу.

Уже без четверти четыре. Но, возможно, кого-нибудь еще найдешь в отделе. Если все пойдет хорошо, то, пожалуй, еще нынче до вечера…

Мегрэ обернулся, навстречу ему шел Эдгар Фагоне, так называемый Зебио, пешком направлявшийся, в «Мажестик».