"Мегрэ и виноторговец" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)

Глава 5

Чета Мегрэ не пошла в кино, как мечтал комиссар накануне. Крупный дождь с шумом барабанил по мостовой, и на бульваре Ришар-Ленуар почти не было прохожих. Только несколько темных фигур под зонтиками пробежали к воскресной мессе, прижимаясь к стенам домов.

Прежде чем заняться утренним туалетом, а на это Мегрэ, вопреки своим привычкам, решился лишь около десяти, он долго слонялся по квартире в пижаме и халате. Делать ничего не хотелось.

Его опять знобило. Температура, правда, была небольшая, но он был вялым. Госпожа Мегрэ никогда не пропускала случая побаловать мужа, и он всякий раз начинал ворчать, притворяясь, что не нуждается в ее заботах.

— Что у тебя на завтрак?

— Жаркое с сельдереем и пюре.

Все, как в детстве — воскресное жаркое! В те времена Мегрэ любил сильно прожаренное мясо… Вообще в этот день на него не раз пахнуло детством.

Супруги сидели у себя, поглядывая, как хлещет дождь. Около полудня Мегрэ, поколебавшись, объявил:

— Налью-ка я себе стаканчик сливянки вместо аперитива.

Жена не стала возражать, и комиссар открыл буфет. Ему предстояло выбрать между сливянкой и малиновой настойкой. И ту и другую присылала свояченица из Эльзаса. Малиновая настойка была душистой: достаточно было секунду подержать глоток во рту, чтобы потом добрых полчаса ощущать ее аромат.

— Тебе налить капельку?

— Нет, ты же знаешь: после этого меня клонит в сон.

В квартире пахло чем-то вкусным, даже насморк лишь слегка мешал наслаждаться этими ароматами, и комиссар спокойно листал еженедельники, просмотреть которые не успевал в обычные дни.

— Странно все-таки! В некоторых кругах уже не осталось ничего святого…

Жена не спросила, на что он намекает: Мегрэ, несмотря ни на что, даже вопреки собственному желанию, был поглощен делом Шабю, и время от времени у него вырывалось несколько соответствующих фраз:

— Когда добрая сотня людей не прочь избавиться от одного и того же человека…

Кто же этот полухромой субъект, с такой ловкостью растворяющийся в толпе? И как он ухитряется заблаговременно оказываться там, где появляется Мегрэ?

После обеда комиссар вздремнул в кресле. Когда он раскрыл глаза, госпожа Мегрэ шила: сидеть сложа руки она вообще не могла.

— А я проспал дольше, чем думал.

— Это тебе только на пользу.

— Хоть бы уже этот грипп проявился по-настоящему…

Он включил телевизор. Передавали ковбойский фильм, и Мегрэ не без удовольствия стал смотреть его. Среди действующих лиц был, конечно, отрицательный персонаж, который напоминал ему Шабю. Как и виноторговец, злодей хотел доказать всем, а заодно и себе самому, что он силен, и потому унижал ближних.

Когда фильм окончился, комиссар вдруг вспомнил свой вчерашний визит на площадь Вогезов и пробормотал:

— Любопытная особа!

— Кто же теперь станет заниматься делами фирмы?

— Она сама.

— А она в курсе дел?!

— Почти нет. Но я уверен, она быстро освоится и прекрасно будет справляться. Бьюсь об заклад, не пройдет и года, как Лусека выставят за дверь.

Он читал статью об исследовании морского дна, когда на ум пришла одна мысль. Что все-таки сказала Кузнечик насчет бухгалтера? Что он новичок и служит всего несколько месяцев. А как же предшественник? Сам ушел или был уволен?

Комиссару хотелось получить ответ немедленно: мысль, пришедшая ему в голову, не оставляла его ни на минуту. Он перелистал телефонный справочник и нашел номер девушки.

Звонил он долго, но никто не ответил. Кузнечик с матерью, наверное, ушли в кино или к родственникам. Вторично, но так же безрезультатно он позвонил около половины восьмого.

— Думаешь, она что-нибудь знает?

— Она не сообразила, что это важно, потому мне и не сказала. Впрочем, вполне возможно, это ложный след. Их передо мной сейчас столько…

И все-таки неплохое воскресенье! Поужинали супруги холодным мясом и сыром. В десять часов уже улеглись.

Наутро вместо того, чтобы отправиться на набережную Орфевр, Мегрэ позвонил Лапуэнту и попросил приехать за ним на машине.

— Малость отдохнули, патрон?

— Я, можно сказать, весь день не вставал с кресла и совсем одеревенел. На набережную Шарантон, дружок!

Служащие были на местах, но спешки никакой не чувствовалось. Казалось даже, все сидят без дела. Только в глубине двора, накрыв головы мешками для защиты от дождя, люди катали бочки.

— Пока я буду занят, зайди-ка к бухгалтеру и поболтай с ним, — сказал Мегрэ Лапуэнту, а сам поднялся по лестнице, постучал и, открыв дверь, увидел Анну-Мари. Она встретила его с той же открытой, чуть ироничной улыбкой.

— Вы не были на похоронах? — спросил Мегрэ.

— Нет. Служащих просили не ходить.

— Кто просил?

— Господин Лусек. Он оповестил нас об этом служебной запиской.

— Кстати, мадемуазель, вчера мне вдруг вспомнилось: я кое-что упустил в разговоре с вами. Упомянув о бухгалтере, вы заметили, что он работает здесь совсем недавно, не так ли?

— Совершенно верно. Он поступил в контору первого июля. Удивительно, что вы заговорили об этом именно сегодня.

— А почему?

— Да потому, что и я как раз подумала об этом вчера, когда была в кино. Я тут же решила поговорить с вами, как только вы появитесь. Прежний бухгалтер, Жильбер Пигу, покинул нашу контору в июне, если не ошибаюсь, в конце июня. Поэтому я не сочла нужным о нем упоминать.

Мегрэ сидел на вертящемся стуле Оскара Шабю; девушка, закинув ногу на ногу, — напротив него. Мини-юбка лишь до половины прикрывала ее длинные бедра.

— Он ушел по собственному желанию?

— Нет.

— Что он за человек?

— Ничего примечательного, совершенно незаметный. Кстати, вы видели нашу бухгалтерию? Она на первом этаже с окнами во двор. Бухгалтерия — это громко сказано. Настоящая бухгалтерия находится на авеню Опера. А здесь через руки бухгалтера проходят лишь пустяковые бумажки.

— Пигу женат?

— Да. Точно женат. Об этом я узнала, когда однажды он позвонил по телефону и предупредил, что не сможет выйти на работу. Его жену должны были срочно оперировать: кажется, острый аппендицит. Человек он был неразговорчивый, словно боялся людей и хотел казаться как можно незаметнее.

— А работник хороший?

— Эта должность никакой инициативы не требует. Все идет заведенным порядком.

— Он пытался ухаживать за вами или за кем-нибудь из машинисток?

— Что вы! Для этого он слишком робок! Поступил он сюда более пятнадцати лет назад, когда дело только начинало разворачиваться. Мне очень жаль беднягу.

— Почему?

— Я вспомнила его последнюю встречу с патроном. Все бы отдала, только бы не присутствовать больше при подобной сцене. Ничего постыднее за всю жизнь не наблюдала. Как сейчас вижу патрона. Приехал однажды в десять часов утра с авеню Опера и говорит мне, потирая руки:

«Позвоните-ка Пигу и велите ему ко мне подняться!»

Он как будто заранее радовался тому, что предстоит, и это меня тревожило.

«Садитесь, господин Пигу. Чуть левее, к свету. Терпеть не могу разговаривать с людьми, когда их плохо видно. Ну, как дела?»

«Благодарю вас, хорошо…» — «Жена ваша здорова?» — «Да». — «Она по-прежнему служит на улице Сент-Онорэ в бельевом магазине, если не ошибаюсь?»

Анна-Мари прервала свой рассказ и пояснила:

— У него была удивительная память на людей и на мельчайшие подробности. Он никогда не видел госпожу Пигу, но запомнил, что она служит продавщицей в бельевом магазине на улице Сент-Онорэ.

— Моя жена больше не работает». — «Очень жаль».

Бухгалтер смотрел на патрона, не зная, что и подумать. А Шабю невозмутимо продолжал:

«Итак, господин Пигу, вы уволены! Да, сегодня вы работаете у меня последний день. А поскольку рекомендаций я вам давать не собираюсь, вы рискуете долго оставаться без работы».

Он играл с ним, как кошка с мышкой, и мне было очень больно наблюдать за этой сценой.

Пигу, сидя на кончике стула, не знал, что делать, куда девать руки, а в глазах была такая тоска, что, казалось, он вот-вот заплачет.

«Видите ли, господин Пигу, если человек решил стать мошенником, ему следует это делать с размахом и некоторой лихостью».

Бухгалтер, вертясь на краю стула, пытался что-то возразить, поднимал руку, открывал рот. «Нате, возьмите эту бумагу! У меня осталась копия. Здесь список сумм, которые вы украли у меня за последние три года». — «Вот уже пятнадцать лет, как я…» — «Совершенно верно! Вот уже пятнадцать лет, как вы здесь служите, и я не могу понять, почему вы стали заниматься темными делишками только три года назад».

Слезы катились по бледному лицу Пигу. Он хотел подняться, но Шабю приказал:

«Сидите! Терпеть не могу вести разговор, когда собеседник стоит. Итак, как видно из этого списка, за три года вы присвоили из моей кассы три тысячи восемьсот сорок пять франков. И все небольшими суммами. Сначала по пятьдесят франков. Потом по сто. Наконец, взяли сумму покрупнее: пятьсот франков». — «Это было на Рождество». — «Ну „и что же?“ — „Это должно было означать, что я получил награду“. — „Ничего не понимаю“. — „Моя жена давно не работает. У нее слабое здоровье“. — „Вы хотите сказать, что воровали у меня ради жены?“ — „Даю вам слово! Она без конца попрекала меня, уверяла, что я-человек без честолюбия, что хозяин меня эксплуатирует и должен платить гораздо больше“. — „В самом деле?“ — „Она настаивала, чтобы я просил прибавки“. — „А вы на это не отваживались?“ — „Это ни к чему бы не привело“. — „Верно. Таких, как вы — мелких служащих без инициативы и специальных познаний — хоть пруд пруди“.

Пигу, уставясь на письменный стол, за которым сидел патрон, словно окаменел.

«И вот однажды я сказал Лилиан, что попросил прибавки и мне увеличили жалованье на пятьдесят франков». — «Твой патрон не очень-то раскошелился, — отрезала она, — но, во всяком случае, для начала это неплохо».

Анна-Мари прервала свой рассказ: — Сцена становилась все мерзостнее. Чем больше терялся Пигу, тем большее ликование выражали глаза Оскара.

— «Год назад, — подхватил Шабю, — вы увеличили прибавку до ста франков, а перед Рождеством сообщили вашей супруге, что получили от меня пятьсот франков премиальных. Теперь, я полагаю, в ее глазах вы стали незаменимым служащим?» — «Простите меня…» — «Слишком поздно, господин Пигу. Для меня вы больше не существуете. Весьма возможно, что в один прекрасный день господин Лусек надумает меня обворовать. Я доверяю ему не больше, чем любому другому. Быть может, он уже даже начал. Но у него хватит ума сделать это так, чтобы никто не заметил. Такой не станет тащить у меня мелкими суммами, чтобы выставить себя перед женой шикарным мужчиной. Он меня обворует как следует, а я скорее всего сниму перед ним шляпу. Что касается вас, Пигу, вы — жалкое существо. Таким вы были раньше, таким и останетесь навсегда. Вы полное ничтожество и мразь. Прошу вас, подойдите поближе!»

Видя, что Шабю поднялся, а Пигу сделал несколько шагов, я чуть не вскрикнула: «Нет!» Но патрон оказался проворнее, и тут же раздался треск пощечины.

«Это за то, что вы считали меня дураком. Я мог бы передать вас в руки полиции, но меня это не интересует. Сейчас вы последний раз переступите порог этой комнаты, возьмете свои вещи и — чтоб духу вашего больше здесь не было! Вы подонок, Пигу, и, что еще хуже, набитый дурак!»

Девушка замолчала.

— И он ушел?

— А что ему еще оставалось? Он забыл в ящике свою авторучку, но так за ней и не зашел.

— И больше вы ничего о нем не слышали?

— Первые месяцы ничего.

— Его жена вам звонила?

— Не то в сентябре, не то в начале октября она сама явилась сюда.

— Ее принял Шабю?

— Сначала она сидела у меня, патрона не было. Пришла узнать, работает ли у нас ее муж.

«А разве он не говорил, что не работает здесь уже с начала июня? — спросила я». — «Нет. По утрам он продолжал уходить из дому, как обычно. Распорядок дня у него был тот же, а в конце месяца он вручал мне свое жалованье. Говорил, что у него очень много работы, а потому поехать в отпуск летом не удастся. „Мы наверстаем это зимой. Мне давно хотелось заняться зимним спортом“. — „И вас это не удивило?“. — „Знаете, он мало меня интересует…“.

Она была намного красивее, чем я ожидала, невысокая, с прекрасной фигурой, очень мило одета.

«Я надеялась, что вы сможете сообщить мне что-нибудь о моем муже. Вот уже два месяца, как он исчез». — «Отчего же вы раньше не пришли?» — «Я решила, что он никуда не денется и в конце концов вернется домой. А теперь деньги у меня на исходе…».

При этих словах вошел Шабю, оглядел ее с ног до головы и бесцеремонно обратился ко мне:

«Это кто?» — «Госпожа Пигу». — «Что ей нужно?» — «Она думала, что ее муж все еще служит у нас. Оказывается, он исчез». — «Черт возьми!» — «В течение нескольких месяцев после увольнения он вручал жене сумму, равную его жалованью».

Шабю повернулся к просительнице:

«И вы ничего не замечали? Я не знаю, где ваш муж брал все это время деньги, но полагаю, что доставались они ему нелегко. Итак, вам неизвестно, что он оказался вором? Мелким воришкой, который уверял вас, что получил от меня прибавку? Коль он перестал приходить домой, значит пошел ко дну». — «Что вы хотите сказать?» — «Можно продержаться на поверхности месяц-другой. Но наступает минута, когда тебя засасывает окончательно. — И обратившись ко мне, добавил: — Не могли бы вы нас оставить, Анна-Мари?»

Я прекрасно знала, что сейчас произойдет. Мне стало противно. Я вышла во двор подышать воздухом, а через полчаса увидела, как госпожа Пигу уходила. Она отвернулась, но я успела заметить, что губная помада размазана у нее по щеке.

Мегрэ молча набил трубку, раскурил ее и только потом тихо произнес:

— Позвольте мне, детка, задать вам нескромный вопрос, не относящийся к делу. — Она с беспокойством посмотрела на него. — Почему же вы, зная, какой это человек, продолжали с ним интимную связь?

Сначала она отнеслась к его словам легкомысленно:

— Он или другой… Кто-нибудь ведь нужен… — Но тут же добавила более серьезным тоном: — Со мной он был совсем не таким. Со мной ему не нужно было пускать пыль в глаза, фанфаронить. Напротив, он не скрывал своей уязвимости. «Может, это потому, — говорил он, — что ты не расчетлива. Ты еще девчонка и даже не пытаешься воспользоваться нашей связью…» Он очень боялся смерти. Видимо, предчувствовал, что с ним это должно случиться: «Может, черт возьми, кто-нибудь из этих презренных людишек и взбесится!» — «Зачем же вы делаете все для того, чтобы вас ненавидели?» «Потому, что я неспособен внушить к себе любовь. А раз так, то пусть меня хоть ненавидят». — И она закончила уже не так оживленно: — Вот и вся история. Больше я ничего не слышала о Пигу и не знаю, что с ним сталось. Мне сначала даже в голову не пришло вам о нем рассказывать. Ведь все это — дело прошлое. Но вот вчера в кино я вдруг вспомнила про эту пощечину.

Поговорив с Кузнечиком, Мегрэ спустился по лестнице. В бухгалтерии Лапуэнт беседовал с молодым человеком в темном, плохо сшитом костюме.

— Знакомьтесь, патрон. Это господин Жак Риоль.

— Мы с ним уже встречались.

Риоль, взволнованный встречей с комиссаром, вскочил. Его комната была самой мрачной в доме, и по какой-то таинственной причине здесь особенно разило солодом. На полках стояли зеленые папки, как в провинциальной канцелярии. В простенке возвышался огромный старомодный сейф. Мебель, купленная, видимо, по случаю, была испещрена чернильными пятнами и даже изрезана, как школьные парты.

Риоль переминался с ноги на ногу, и Мегрэ казалось, что он видит перед собой молодого Жильбера Пигу, когда тот еще только начинал службу у виноторговца.

— Ты закончил, Лапуэнт?

— Я ждал вас, патрон.

Они попрощались с молодым человеком и через несколько минут уже сидели в маленькой черной машине. Лапуэнт вздохнул:

— Мне уже казалось, что вы никогда не вернетесь. До чего тягостно ожидание в обществе такого нудного и унылого парня, как этот бухгалтер! Диплома у него нет, но он учится на вечерних курсах и надеется через два года получить его. Родом он из Невера, обручен со своей землячкой. Пожениться они смогут лишь тогда, когда у него будут заработки побольше. Нынешнего жалованья не хватит, чтобы содержать семью.

— Девушка по-прежнему живет в Невере?

— Да. Вместе с родителями. Служит в галантерейной лавке. Один раз в месяц он к ней ездит.

Лапуэнт машинально повел машину в сторону набережной Орфевр.

— Свези-ка меня раньше на улицу Фруадво, пятьдесят семь «а», — скомандовал Мегрэ.

Они выехали на бульвар Сен-Мишель и свернули направо к кладбищу Монпарнас. — А этот Риоль был знаком со своим предшественником?

— Нет. Он явился по объявлению. На работу его принял сам Шабю.

— Ясно. Виноторговец сразу угадал в нем человека безвольного.

— Что вы хотите этим сказать?

— Шабю окружал себя людьми слабыми, безропотными, исключение составляет один лишь Лусек. В конечном счете этот Шабю презирал весь мир — как тех, кто на него работал, так и друзей, которые бывали у него дома. Кажется, приехали… Ты со мной не поднимайся. Я должен повидать госпожу Пигу, и если мы явимся вдвоем, это может показаться слишком официальным и напугает ее. Подожди меня в этом баре.

Мегрэ заглянул в дверь привратницкой.

— Скажите, пожалуйста, как мне найти госпожу Пигу?

— Пятый этаж, налево.

— Она сейчас дома?

— По-моему, не выходила. Должно быть, у себя.

Лифта не было, и Мегрэ стал подниматься на пятый этаж, иногда останавливаясь, чтобы отдышаться. На втором этаже слышалось радио. На площадке этажом выше малыш лет четырех-пяти забавлялся игрушечным автомобилем.

Не найдя звонка, Мегрэ постучал. Никакого ответа. Он постучал вторично, досадуя при мысли, как бы не пришлось подниматься снова. Затем приложил ухо к двери, но ничего не услышал. Он все-таки постучал в третий раз, да так, что дверь задрожала от ударов. Только тогда послышались шаги, вернее, шарканье комнатных туфель.

— Кто там?

— Откройте, пожалуйста. Мне нужна госпожа Пигу.

— Сейчас!

Дверь наконец приоткрылась. Молодая женщина, запахнув на груди халат, с любопытством уставилась на посетителя.

— Что вы продаете?

— Я ничего не продаю. Мне просто нужно с вами поговорить. Я — комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.

— Проходите! Я неважно себя чувствую и немного вздремнула.

Войдя в гостиную, она закрыла дверь в спальню, в которой Мегрэ успел заметить неубранную постель.

— Садитесь, — сказала она, указывая на стул.

Окно выходило на кладбище, где виднелись высокие деревья. Мебель наверняка была куплена в большом универмаге на бульваре Барбес. На языке каталогов, она была «в деревенском стиле». На круглом столике стоял проигрыватель, а рядом на диване были разбросаны пластинки. Видимо, Лилиан любила слушать музыку лежа. Пепельница была полна окурков.

— Вы по поводу моего мужа?

— И да, и нет. Что-нибудь о нем узнали?

— Нет, все еще ничего. Я ходила к нему в контору, но оказалось, что он не работает там уже полгода.

— Сколько времени прошло с тех пор, как он исчез?

— Два месяца. Это было в конце сентября, в тот день, когда он должен был принести мне жалованье.

Она сидела на подлокотнике кресла, всякий раз, когда полы халата распахивались, показывалось ярко-розовое белье. Но это ее не беспокоило. Должно быть, она привыкла так ходить дома даже при посетителях.

— Давно вы замужем?

— Восемь лет. Жильбер случайно заглянул в магазин, где я работала. Он слишком долго выбирал себе галстук. Видно, я ему приглянулась. Вечером, когда я вышла из магазина, он поплелся следом. Так продолжалось с неделю. Он шел рядом, но не осмеливался заговорить.

— Он уже тогда жил в этой квартире?

— Нет. Снимал меблированную комнату в Латинском квартале. Не прошло и трех недель, как он сделал мне предложение. Я-то не слишком пылала. Это был славный парень, но звезд с неба не хватал.

— Вы не были в него влюблены? Она посмотрела на Мегрэ, отмахнув рукой табачный дым.

— А разве такое бывает? Я в это не слишком верю.

— Скажите, госпожа Пигу, ваш муж прихрамывает?

— Да, его сбила машина. Когда приходится быстро ходить, он немного отбрасывает левую ногу в сторону.

— И давно это случилось?

— Еще до того, как мы познакомились.

— Выйдя замуж, вы продолжали работать?

— Первые три года. Но это было невыносимо. Утром нужно было приготовить завтрак и убрать квартиру. В двенадцать часов мы встречались в ресторане, вечером мне приходилось ходить за провизией, готовить ужин, заниматься хозяйством. Это была не жизнь.

Мегрэ посмотрел на узкий диван, заваленный пластинками и иллюстрированными журналами, на пепельницу, полную окурков. Это было, наверное, ее излюбленное место, здесь она, вероятно, и дремала, когда ему пришлось так настойчиво колотить в дверь.

Были у нее любовники? Мегрэ мог побиться об заклад, что да — хотя бы от нечего делать.

С ее лица не сходило недовольное выражение. По-видимому, оно было для нее обычным.

— Вы ничего не замечали за вашим мужем перед тем, как он исчез?

— Нет. Работал ли он где-нибудь — не знаю, но уходил он из дома и возвращался ежедневно в одно и то же время.

— В конце месяца он вручал вам ту же сумму, что раньше?

— Да. Я выдавала ему сорок франков на сигареты и мелкие расходы.

— Вы не обеспокоились, когда он пропал?

— Не очень. Меня не так легко вывести из равновесия. Однажды я решила позвонить ему в контору. К телефону подошел какой-то мужчина. Я попросила позвать мужа. «Его здесь нет, — ответил он. — А когда он будет — не знаю. Я сам давно его не видел». — И повесил трубку. Вот тогда-то я немного встревожилась и пошла в полицию, чтобы узнать, не слышали ли они что-нибудь о нем, не было ли какого-нибудь несчастного случая… — Как видно, госпожа Пигу не слишком рьяно разыскивала супруга. — Вы не знаете, где он?

— Нет. Я пришел, чтобы задать этот вопрос вам. Вы не предполагаете, где бы он мог скрываться?

— Только не у отца. Старик живет на улице Алезия вот уже около полувека. Там же родился и Жильбер. Мать его умерла, отец на пенсии. Он работал кассиром в отделении Лионского кредита.

— Отец с сыном в хороших отношениях?

— Не очень. Мне кажется, старик меня не выносит. Жильбер, разумеется, меня защищал. Поэтому в последние годы у них были прохладные отношения.

— Вы не сообщили отцу, что ваш муж исчез?

— Зачем? Они и так виделись не больше раза в год, первого января. На Новый год мы ходили к старику вдвоем, и он всегда угощал нас стаканчиком портвейна с бисквитом. Жилье у него типично холостяцкое.

— Как вы можете объяснить, что ваш муж, потеряв место, продолжал в течение трех месяцев приносить жалованье!

— Должно быть, где-нибудь работал.

— У вас не было сбережений?

— Что вы! Одни долги! За холодильник мы до сих пор не расплатились, а вот теперь мне пришлось отказаться от машины для мытья посуды.

— У вашего мужа не было ценных вещей?

— Конечно, нет. Даже кольца, которые он мне подарил, — подделки. Но вы до сих пор не сказали, почему вас так интересует Жильбер?

— Хозяин выгнал Пигу с работы в конце июня, после того, как обнаружил, что тот в течение трех лет более или менее ловко залезал к нему в кассу.

— Неужели у него была любовница?

— Думаю, что нет. Он брал очень маленькими суммами. Поначалу по пятьдесят франков в месяц.

— Значит, это и была так называемая прибавка?

— Совершенно верно. Вы его донимали, требуя поговорить с Шабю о прибавке, а так как у него не хватало на это духу, да и ни к чему, кстати, не привело бы, он стал подделывать подписи. От пятидесяти франков перешел к ста. Потом на последнее Рождество…

— Пятьсот франков наградных? — Она пожала плечами и добавила: — Какой идиот. Чего он этим добился? Надеюсь, ему удалось найти другое место?

— Сомневаюсь.

— Почему?

— Мне случалось видеть его на улицах в разное время дня, когда конторы и магазины еще открыты.

— Он что-нибудь натворил? У вас есть основания его разыскивать?

— Дело в том, что в прошлую среду возле дома свиданий на улице Фортюни был убит Оскар Шабю. У вашего мужа есть оружие?

— Маленький черный пистолет. Еще с военной службы, подарок приятеля.

— А сейчас пистолет здесь, дома?

Она поднялась и, шаркая шлепанцами, направилась в спальню. Слышно было, как открываются и закрываются ящики.

— Не могу найти. Неужели Жильбер унес его с собой? По-моему, он никогда им не пользовался, и я не уверена, что к нему были патроны. Я, по крайней мере, их не видела.

Молодая женщина снова закурила сигарету и на этот раз уселась в кресло.

— Вы и в самом деле полагаете, что он способен убить своего хозяина?

— Шабю жестоко обошелся с ним и дал ему пощечину.

— Представляю! Ведь я тоже с ним встречалась. Меня это нисколько не удивляет. Этот Шабю — ужасная скотина.

— Он вам не рассказал о случившемся?

— Нет. Только выразил удовлетворение, что избавился наконец от моего мужа, а также заметил, что и для меня это избавление.

— Он дал вам денег?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что это было бы на него похоже. Представляю, что между вами могло произойти.

— У вас действительно богатое воображение.

— Я просто знаю его манеру обращаться с женщинами.

— Вы хотите сказать, что так он ведет себя со всеми?

— Вы угадали. Он назначил еще одно свидание?

— Нет. Только попросил мой телефон.

— Но не позвонил?

— Нет.

— Вы не ответили насчет денег.

— Он дал мне тысячу франков.

— А на что вы живете сейчас?

— Выкручиваюсь, как могу. Слежу за объявлениями по найму, пишу письма, но пока безрезультатно.

Мегрэ наконец поднялся. Ноги у него онемели, лоб покрылся испариной.

— Благодарю за прием.

— Вы сказали, комиссар, что видели мужа много раз. Следовательно, вы скоро можете его найти?

— При условии, если он снова попадется мне на пути и не исчезнет в толпе, как делал это до сих пор.

— Как он выглядит?

— Очень усталым… Есть у него друзья в Париже?

— Таких не знаю. Мы бывали только у моей подруги Надины, которая живет с одним музыкантом. Иногда они проводили вечер у нас. Брали бутылочку-другую вина, и ее приятель играл нам на электрической гитаре.

— Должно быть, — подумал Мегрэ, — она спала с этим музыкантом, как и со многими другими».

— До свидания, сударыня!

— До свидания, господин Мегрэ! Не сочтите за труд держать меня в курсе дела. Все же это мой муж. Если он кого-нибудь убил, мне лучше знать об этом. Думаю, этого будет достаточно, чтобы получить развод?

— Я тоже так думаю.

Он записал адрес отца Жильбера Пигу, спустился и разыскал в маленьком баре Лапуэнта, читавшего свежую газету.

— Ну что, патрон?

— Жалкая шлюха! Мне редко доводилось встречать столько мерзких типов по одному и тому же делу. Официант, порцию рома!

— Она ничего не знает такого, что могло бы навести на след?

— Что ты! Бабенка никогда не интересовалась мужем. Как только появилась возможность, она ушла с работы и, судя по всему, валяется целые дни на диване с сигаретой в зубах, слушая пластинки и рассматривая иллюстрированные журналы. Должно быть, прекрасно осведомлена по части интимной жизни кинозвезд. Когда ее муж исчез, она только слегка поволновалась, а когда узнала от меня, что его подозревают в убийстве, то сразу спросила, будет ли это достаточным поводом к разводу.

— Теперь куда?

— Отвезешь меня на улицу Алезии. Мне надо потолковать с отцом.

— Это ее отец?

— Нет, его. Бывший кассир Лионского кредита. Теперь на пенсии. С сыном не поддерживает отношений с тех пор, как тот женился.

К великому облегчению Мегрэ, в доме на улице Алезии оказался лифт. Не успел комиссар нажать кнопку звонка, как дверь приотворилась:

— Что вам угодно?

— Господин Пигу? Вы позволите войти?

— Уж не хотите ли вы предложить энциклопедию? На прошлой неделе мне предлагали ее четыре раза.

— Я комиссар Мегрэ из Уголовной полиции. В квартире пахло мастикой. Нигде ни пылинки. Каждая вещь на своем месте.

— Прошу вас, садитесь! — Пигу раздвинул шторы. — Надеюсь, вы не принесли мне дурную весть?

— Насколько мне известно, с вашим сыном ничего не случилось. Я хотел бы только узнать, когда вы видели его в последний раз?

— Ответить нетрудно. Первого января. — На лице у старика мелькнула горькая улыбка. — Я имел несчастье предостеречь его от девицы, на которой он во что бы то ни стало захотел жениться. Увидев ее, я сразу понял, что она ему не пара. Жильбер взъерепенился, обозвал меня старым эгоистом и еще бог знает как. Обычно он навещал меня каждую неделю, а тут сразу прекратил визиты и являлся только на Новый год.

— Вы на него обижены?

— Нет. Он на все смотрит ее глазами.

— Сын никогда не просил у вас денег?

— Вы его не знаете? Для этого он слишком горд.

— Даже в последние месяцы?

— А что с ним случилось?

— В июне он потерял работу. Но и после этого в течение трех месяцев по утрам уходил из дома, а в конце месяца аккуратно вручал жене ту же сумму, что и прежде.

— Значит, нашел другое место.

— Вы считаете это простым делом, если человеку сорок пять лет и он не имеет определенной специальности?

— Может, вы и правы. Но все же где-то он…

— Да. Где-то он доставал эти деньги. Затем в конце сентября Жильбер Пигу исчез.

— Жена больше его не видела?

— Нет. Несколько дней назад его бывший патрон Оскар Шабю был убит прямо на улице. Неизвестный выпустил в него четыре пули.

— И вы думаете, что…

— Я ничего не думаю, господин Пигу. Пока я только веду расследование. Я пришел в надежде, что вы мне что-нибудь скажете.

— Как видите, я знаю обо всем этом еще меньше, чем вы. Его жена не нашла нужным поставить меня в известность. Вы полагаете, что совесть у него не чиста и он скрывается?

— Возможно. Я почти уверен, что видел его несколько раз за последние дни. У меня также есть все основания думать, что это он звонил мне дважды и прислал анонимное письмо, написанное печатными буквами…

— А вы не сказали ему?

— А что мне было говорить? Если Оскар Шабю убит им, он играет с огнем. Жильбер словно хочет, чтобы его задержали. Такие вещи случаются чаще, чем думают. Он остался без крова, без средств. Он знает, что рано или поздно его задержат, но не испытывает угрызений совести оттого, что убил. Скорее, даже горд, так как Шабю был порядочным негодяем.

— Ничего не понимаю.

— Я буду держать вас в курсе дела, господин Пигу. А вы, со своей стороны, если что-нибудь узнаете, будьте любезны позвонить мне.

— Я вам уже сказал: маловероятно, что он обратится ко мне.

— Благодарю, что уделили мне время.

— Старик что-нибудь знает? — спросил у комиссара Лапуэнт.

— Еще меньше, чем жена. Об исчезновении сына он узнал от меня. Это маленький аккуратный старичок, очень симпатичный, который только и делает, что натирает у себя в квартире полы, чистит мебель, поддерживает идеальный порядок. Телевизора у него, по-моему, нет, транзистора тоже. Теперь на набережную Орфевр. Пора с этим кончать.

Через час пять сотрудников из бригады Мегрэ собрались в кабинете у комиссара.