"Верховная королева" - читать интересную книгу автора (Брэдли Мэрион Зиммер)

Глава 16

За день-два до кануна праздника Белтайн при дворе Артура вновь появился Кевин. Моргейна ему обрадовалась: весна выдалась бесконечно долгая и безрадостная. Ланселет, исцелившись от лихорадки, отправился на север, в Лотиан; Моргейна подумывала о том, не съездить ли в Лотиан и ей, поглядеть, как там ее сын; но путешествовать в обществе Ланселета ей не хотелось, да и тот вряд ли пожелал бы ее в спутницы. «Моему сыну хорошо там, где он есть; навещу его в следующий раз», — в конце концов решила про себя она.

Гвенвифар сделалась молчалива и печальна; за те годы, что Моргейна провела вдали от двора, королева из беззаботной девочки превратилась в женщину немногословную, задумчивую и не в меру набожную. Моргейна подозревала про себя, что королева тоскует о Ланселете; и, зная Ланселета, не без презрения думала, что тот и в покое женщину не оставит, и в грех толком не введет. Впрочем, Гвенвифар его стоит: она и не отдастся любимому, и из рук его не выпустит. Любопытно, что на этот счет думает Артур? Впрочем, чтобы спросить его напрямую у Моргейны не хватало храбрости.

Моргейна радушно встретила Кевина, прикидывая про себя, что, скорее всего, Белтайн они отпразднуют вместе: солнечные токи пылали у нее в крови, и если уж не дано заполучить того мужчину, что ей желанен (а Моргейна знала: ее по-прежнему влечет к Ланселету), отчего бы не взять любовника, которому в радость она сама; ведь так приятно чувствовать себя дорогой и желанной. И в отличие от Артура с Ланселетом Кевин свободно говорил с нею о делах государственных. В горькую минуту Моргейна с сожалением думала о том, что, останься она на Авалоне, сейчас с нею уже советовались бы по поводу всех важных событий ее времени.

Что ж, поздно сожалеть о том, чего не воротишь, что сделано, то сделано. Так что Моргейна приняла Кевина в парадном зале и распорядилась, чтобы подали вино и снедь, — эту миссию Гвенвифар охотно перепоручила своей придворной даме. Королева весьма любила послушать игру Кевина на арфе, но самого музыканта на дух не переносила. Так что Моргейна прислуживала ему за столом — и расспрашивала об Авалоне.

— В добром ли здравии Вивиана?

— В добром и по-прежнему собирается приехать в Камелот на Пятидесятницу, — сообщил Кевин. — Оно и к лучшему, меня Артур даже слушать не стал. Хотя пообещал не запрещать костры Белтайна — по крайней мере, в этом году.

— Запрещай не запрещай — все равно толку с того будет мало, — отозвалась Моргейна. — Но у Артура есть и иные заботы — и куда ближе к собственному дому. Там, за окном, так близко, что с вершины холма разглядеть можно, — она указала рукой, — лежит островное королевство Леодегранса. Ты не слышал?

— Встречный путник сообщил мне, что Леодегранс скончался, не оставив сына, — откликнулся Кевин. — Его жена Альенор умерла вместе с младшим ее ребенком через несколько дней после смерти мужа. В тех краях лихорадка собрала обильную жатву.

— Гвенвифар даже на похороны не поехала, — продолжала Моргейна. — Впрочем, причины для слез у нее нет: любящим отцом Леодегранса никак нельзя было назвать. Артуру придется посоветоваться с ней насчет того, чтобы послать туда регента: он говорит, что теперь королевство принадлежит ей, и ежели у них родится второй сын, так ему-то остров и достанется. Однако непохоже на то, что Гвенвифар хотя бы одного сына родит.

Кевин медленно кивнул:

— Да, помнится, у нее был выкидыш перед самой битвой при горе Бадон, и королева едва от него оправилась. А сколько ей, кстати?

— Думаю, по меньшей мере двадцать пять, — предположила Моргейна, не будучи, впрочем, вполне уверена: слишком долго прожила она в волшебной стране.

— Для первого ребенка это многовато, — отозвался Кевин, — хотя не сомневаюсь, что, как любая бесплодная женщина, она молится о чуде. А что не так с Верховной королевой, что она никак не может зачать?

— Я ж не повитуха, — пожала плечами Моргейна. — С виду она вполне здорова, на молитвах все коленки стерла, но все тщетно.

— Что ж, все в воле Богов, — отозвался Кевин, — однако милость их этой стране куда как понадобится, ежели Верховный король умрет, не оставив наследника! А теперь, когда извне не напирают саксы, что помешает соперничающим королям Британии наброситься друг на друга и разорвать землю на мелкие клочки? Лоту я никогда не доверял, но теперь Лот мертв, а Гавейн верен Артуру безоговорочно, так что со стороны Лотиана страшиться нечего, разве что Моргауза найдет себе любовника, достаточно честолюбивого, чтобы претендовать на титул Верховного короля.

— Туда уехал Ланселет, но надолго он там не задержится, — сообщила Моргейна.

— Вот и Вивиана зачем-то собралась в Лотиан; хотя все мы считаем, что для такого путешествия она уже слишком стара, — отозвался Кевин.

«Но ведь тогда она увидит моего сына…» Сердце Моргейны дрогнуло, а в горле стеснилось от боли — или это слезы? Впрочем, Кевин вроде бы ничего не заметил.

— Ланселета я в пути не встретил: наверное, мы разминулись, — промолвил он. — Или, может, он к матери завернул поздороваться, или, — Кевин лукаво усмехнулся, — праздник Белтайн отметить. То-то обрадуются женщины Лотиана, если он там задержится! А уж Моргауза такой нежный кусочек из когтей ни за что не выпустит!

— Моргауза — сестра его матери, — отрезала Моргейна, — и думаю я, Ланс для этого — слишком хороший христианин. У него хватает отваги сойтись с саксами в открытом бою, но для такой битвы смелости у него недостанет.

Кевин изогнул брови:

— Ого, вот, значит, как? Не сомневаюсь, что говоришь ты, исходя из опыта, но учтивости ради предположим, что исходя из Зрения! Однако Моргауза куда как порадуется возможности опозорить лучшего Артурова рыцаря… тогда Гавейн приблизится к трону еще на шаг-другой. А перед этой дамой ни один мужчина устоять не в силах… она ведь еще не стара, и до сих пор красавица, и в рыжих кудрях ее — ни одного седого волоса…

— На ярмарках Лотиана, знаешь ли, торгуют хной, привезенной из самого Египта, — ядовито отметила Моргейна.

— И талия у нее тонка, и говорят, будто она весьма сведуща в магических искусствах и любого мужчину способна приворожить, — продолжал Кевин. — Но это лишь сплетни, и ничего больше. Я слыхал, Лотианом она правит неплохо. А ты ее настолько не любишь, Моргейна?

— Ничего подобного. Она — моя родственница, и она всегда была добра ко мне, — возразила Моргейна и уже собиралась было добавить: «Она взяла на воспитание мое дитя», — это позволило бы ей спросить, не слышал ли Кевин новостей о Гвидионе… но тут же прикусила язык. Даже Кевину она этой тайны не откроет. И вместо того Моргейна докончила:

— Но не по душе мне, когда о родственнице моей Моргаузе повсюду судачат как о шлюхе.

— Да не так все плохо, — рассмеялся Кевин, отставляя чашу. — Если дама и загляделась на молодого красавца, так не она первая и не она последняя. А сейчас, когда Моргауза овдовела, никто не вправе с нее спрашивать, с кем она делит ложе. Но не должно мне заставлять ждать Верховного короля. Пожелай мне удачи, Моргейна, ибо несу я королю дурные вести, а ты ведь знаешь, какая судьба ждала в старину гонца, доставившего королю нежелательные для него новости!

— Артур не из таких, — заверила Моргейна. — Но, ежели это не тайна, скажи, что это за дурные вести?

— Ничего нового, — пожал плечами Кевин. — Ибо говорилось уже не раз и не два, что Авалон не дозволит ему править как христианскому королю, какой бы уж веры сам он ни придерживался в сердце своем. Не должно ему дозволять священникам запрещать обряды Богини и вырубать дубовые рощи. А ежели он так поступит, велено мне передать ему от имени Владычицы: рука, вручившая ему священный меч друидов, повернет клинок в руке его так, что острие обратится против него же.

— Таким вестям он и впрямь не порадуется, — кивнула Моргейна, — но, может статься, вспомнит о принесенной клятве.

— О да, а у Вивианы есть против него и еще одно оружие, — отозвался Кевин, но какое именно, так и не сказал.

Кевин ушел, а Моргейна осталась сидеть, размышляя о наступающем вечере. За ужином будет музыка, а потом… что ж, Кевин — замечательный любовник, он ласков, тщится угодить ей, и весьма надоело ей спать одной.

Моргейна еще не ушла к себе, когда Кэй возвестил прибытие нового гостя.

— Твой родич, леди Моргейна. Не поздороваешься ли ты с ним и не подашь ли ему вина?

Моргейна кивнула, — неужто Ланселет возвратился так скоро? — но прибывший оказался Баланом.

В первый момент молодая женщина едва его узнала: он заметно раздался вширь; надо думать, не всякий конь ныне выдержит этакого великана! А вот Балан сразу же ее признал.

— Моргейна! Приветствую тебя, родственница, — промолвил он и, усевшись рядом с нею, принял чашу из ее рук. Молодая женщина сообщила гостю, что сейчас Артур беседует с Кевином и мерлином, но непременно увидится с ним за ужином и расспросит о новостях.

— Да новость у меня лишь одна: на севере опять объявился дракон, — рассказывал Балан, — нет-нет, никакой это не вымысел и не бредни старика Пелинора, — я сам видел след и разговаривал с двумя очевидцами. Они не лгут и не выдумывают Бог весть что, дабы позабавить собеседника и придать себе весу; они за собственную жизнь дрожат. Говорят, будто чудовище выбралось из озера и сцапало их слугу… они мне башмак показывали.

— Б-башмак, кузен?

— Бедняга потерял его, угодив в пасть; башмак был весь в какой-то слизи, и… я даже притронуться к ней побоялся, — отозвался Балан. — Хочу попросить у Артура полдюжины рыцарей себе в помощь: с чудовищем надо покончить.

— Если Ланселет вернется, позови заодно и его, — промолвила Моргейна как можно беспечнее. — Познакомиться с драконами поближе ему не помешает. Я так понимаю, Артур пытается женить Ланселета на Пелиноровой дочке.

Балан внимательно поглядел на собеседницу.

— Не завидую я девушке, что получит в мужья моего маленького братца, — промолвил он. — Слыхал я, что сердце его ему не принадлежит… или, может быть, мне не следует…

— Не следует, — отрезала Моргейна. Балан пожал плечами:

— Да пожалуйста. Стало быть, у Артура нет особых причин подыскивать Ланселету невесту вдали от Камелота. А я и не слышал, что ты возвратилась ко двору, родственница, — промолвил он. — Ты чудесно выглядишь.

— А как поживает твой приемный брат?

— Когда мы виделись в последний раз, Балин был в добром здравии, — отозвался Балан, — хотя Вивиану до сих пор терпеть не может. Однако нет причин полагать, будто он затаил на нее злобу, обвиняя в смерти нашей матери. В ту пору он рвал и метал и клялся жестоко отомстить, но, воистину, лелеять такие мысли по сей день мог бы только безумец. Как бы то ни было, и чего бы он там про себя ни думал, вслух он ничего такого не говорил, когда был здесь на Пятидесятницу год назад. Это Артур новый обычай ввел, — может, ты не знаешь, — где бы мы ни странствовали, в какой бы уголок Британии судьба нас ни забросила, на Пятидесятницу все его прежние соратники до единого должны съезжаться в Камелот и трапезовать за его столом. В этот праздник он посвящает юношей в рыцари, избирает новых соратников и выслушивает любого просителя, даже самого смиренного…

— Да, об этом я слыхала, — кивнула Моргейна, внезапно ощутив смутную тревогу. Кевин поминал про Вивиану… Моргейна внушала себе, что ей всего лишь неспокойно при мысли о том, что женщина лет столь преклонных приедет ко двору как простая просительница. Балан прав: спустя столько лет о мести помышлял бы только безумец.

В тот вечер было много музыки; Кевин играл и пел на радость всем собравшимся; а еще позже, уже ночью, Моргейна выскользнула из комнаты, где спала вместе с незамужними дамами из королевиной свиты, неслышно, точно призрак — или точно обученная на Авалоне жрица, — и направилась в покои Кевина. Возвратилась она к себе перед самым рассветом, довольная и ублаготворенная, хотя то, что она услышала от Кевина, — впрочем, Богиня свидетель, им нашлось о чем поговорить и помимо Артура, — изрядно ее беспокоило.

— Артур меня и слушать не желает, — рассказывал Кевин. — Говорит, что жители Англии — христианский народ, и хотя не станет он преследовать своих подданных, ежели кто-то из них и почитает иных богов, однако ж он поддержит священников и церковь, точно так же, как они поддерживают трон. А Владычице Авалона он велит передать, что, ежели желает она забрать меч назад, так пусть придет и возьмет.

Уже возвратившись к себе в постель, Моргейна долго лежала, не смыкая глаз. Это же легендарный меч, благодаря ему с Артуром связаны бесчисленные люди Племен и северяне тоже; только потому, что Артур присягнул на верность Авалону, его поддерживает смуглый народец до римских времен. А теперь Артур, похоже, отступил от данной клятвы далеко, как никогда.

Надо бы поговорить с ним… впрочем, нет, Артур к ней не прислушается; она — женщина, и притом его сестра; и между ними неизменно живо воспоминание о том утре после коронования, так что никогда не смогут они побеседовать свободно и открыто, как встарь. Кроме того, от имени Авалона она говорить не вправе; она сама отреклась от былой власти.

Может статься, Вивиана сумеет заставить его понять, сколь важно соблюдать принесенную клятву. Но, сколько бы Моргейна ни убеждала себя в том, закрыть глаза и заснуть ей удалось очень не скоро.