"Повелительница ястреба" - читать интересную книгу автора (Брэдли Мэрион Зиммер)

4

Подъехав к лагерю поближе, Ромили могла более тщательно рассмотреть вооруженных людей, знамя — серебряная сосна на голубом поле, — развевающееся над самым высоким шатром, где — Ромили так хотелось верить в это — находились апартаменты короля или, по крайней мере, его штаб. Скоро они приблизились к внешнему обводу войсковой стоянки, проехали мимо многочисленных коновязей — кое-где уже были устроены летние конюшни, — мимо походных кухонь, с той стороны пахло чем-то очень вкусным; далее они добрались до огороженного канатами плаца, на котором только что набранных рекрутов гоняли строем, других же обучали приемам рукопашного боя. Ромили подобные занятия уже стали привычны. Тут она заметила, что руководила занятиями одна из сестер и вчерашние крестьянские парни бросали на нее хмурые взгляды. Каково им было чувствовать себя под началом женщины! В дальнем углу шел урок фехтования. Разбитые носы и огромные синяки украшали почти всех новобранцев.

Вход в центральную часть лагеря охранял часовой. Он остановил всадниц. Яндрия отдала ему честь и заявила:

— Меченосица Яндрия и послушница Ромили. Я ищу лорда Орейна, мы прибыли по его вызову.

Ромили на мгновение напряглась — у часового было такое лицо, что он вот сейчас непременно ляпнет какую-нибудь грубость, обматерит их с ног до головы, однако тот, не изменив выражения лица, так же равнодушно отдал честь и послал рассыльного — мальчишку лет пятнадцати — разыскать лорда Орейна.

Девушка считала, что могучую, высокую фигуру ее бывшего спутника она сразу заметит, но Орейн неожиданно вынырнул откуда-то сбоку. Сердце у нее замерло…

На этот раз он был одет в изысканный наряд цветов Хастуров — голубое с серебряным, на груди — украшенный драгоценными камнями большой кулон, сбоку — меч, рукоять которого посверкивала в солнечном свете. Ромили пришло на ум, что стоило встретить его в таком наряде в тот первый день, у нее бы сразу язык отнялся. Она бы в присутствии такого важного вельможи и слова выговорить не смогла. Лорд вежливо поклонился женщинам, сказал что-то — в речи его и следа не было от тех просторечных оборотов, которые он позволял себе в переходе через Хеллеры. Ни малейшего намека на акцент… Именно так должен был выражаться придворный.

— Местр'ин, с вашей стороны было очень любезно так быстро откликнуться на мою просьбу и прибыть в лагерь, — сказал он.

И Яндрия ответила в том же духе — что для них, мол, огромное удовольствие явиться по первому зову. Служба королю — высокая честь… И тому подобное…

Обменявшись любезностями, Орейн продолжил по-человечески, без этих куртуазных выкрутасов:

— Помню, что Ромили умеет обращаться не только с ястребами, но и со сторожевыми птицами. Недавно к нам прибыл ларанцу из Трамонтаны, но у него нет опыта в обращении с этими тварями. Тем более что они вам, дамисела, хорошо знакомы — это все те же Благоразумие, Умеренность и Усердие. Не будете ли вы так добры обучить нашего мага обращению с птицами?

— Рада помочь вам, лорд Орейн, — ответила Ромили и добавила: — Но только в том случае, если вы перестанете называть меня дамисела, да еще в таком тоне.

Лицо у Орейна вытянулось, он как-то робко отвел глаза в сторону — создавалось впечатление, что взгляд Ромили его пугал.»

— Прости — конечно, Ромили. Ты это имела в виду? — Уловив одобрение в глазах девушки, он пригласил их: — Сюда, пожалуйста.

Ромили последовала за Яндрией и Орейном, который взял сестру под руку.

Яндрия поинтересовалась:

— Как сам-то?

Орейн пожал плечами.

— Куда лучше, чем после получения посланных тобой новостей. Ты встречалась с Лиондри лицом к лицу?

Ромили заметила, как дернулось веко у Яндрии.

— Я слишком боязлива для этого. Я тогда послала вместо себя Ромили. Если мне доведется встретиться с ним… — Она не договорила, и некоторое время они шли молча. — Не знаю, видел ли он эти деревни, что были расположены вдоль северной дороги. Там до сих пор еще гибнет все живое. — Теперь Яндрия повела плечами, словно ей стало холодно. — Слава богам, что я всего-навсего простая меченосица, а не лерони. Если бы я хотя бы раз увидела, что они сотворили в таком благодатном краю, я не знаю… Я бы не могла поднять глаза. Дневной свет мне был бы не мил.

Ромили неожиданно почудилось — вот она, разгадка такой ненависти отца к ларану. Вот почему он слышать это слово не мог, а также все, связанное с ним. Вот почему он возносил хулу на Башни, в одну из которых сбежал Руйвен. Поэтому, может, он и выставил из дома приехавшую к ним в «Соколиную лужайку» лерони и не дал ей возможности проверить телепатические способности Ромили и Мэйлины.

Потому что ларан является оружием, и то, что она видала, — это малая толика силы, погубившей деревню, где рос Орейн. Оказывается, там были и другие поселения, по которым безжалостная рука прошлась зеленым туманом.

Если так, то ларан — это что-то чудовищное!.. Если же ему можно обучить при наличии даже маленьких способностей, то страхи отца вполне можно понять и разделить.

Орейн горько заметил:

— Каролин сказал, что он никогда не применит для ведения войны ларан, пока подобное оружие не будет использовано против него. Если Ракхел, обезумев, вновь созовет лерони, чтобы атаковать короля, Каролину придется поступить так же. Выбора у него не будет. Ты же сама знаешь это, Яни. Не хуже меня… Ты бы собралась с духом и лично рассказала ему о том, что узнала в Хали, пусть даже известия печальные. Что касается Ромили… — Гигант повернулся в ее сторону и немного подумал. — Люди, занимающиеся со сторожевыми птицами, расположились вон там. — Он указал девушке направление. — И хозяин их, и его помощник… У них там шатер. Думаю, они оба сейчас на месте. Отправляйся к ним, Ромили, а нам, — он обратился к сестре, — сюда.

Они, по-прежнему рука об руку, направились к королевской палатке, а Ромили пошла в указанную ей сторону. В душе у нее царили растерянность и страх. Надо же, сейчас ей предстоит встреча с настоящим ларанцу! О чем же с ним говорить? И если этот неизвестный обладал скрытой силой, то и ей тоже был доступен этот дар. Она же урожденная Макаран, меченосица, у нее есть собственный ястреб — кого ей теперь бояться в этой жизни? Ну-ка выше голову!.. Тверже шаг, смелее взгляд. Ее позвали! Без ее услуг и знаний этот самый ларанцу не может обойтись…

На задах возле палатки ларанцу она обнаружила плохо одетого мальчишку лет тринадцати или около того. Тот что-то собирал в большую плетеную корзину — туда можно было не заглядывать, чтобы определить, что в ней лежало. Вокруг смачно, полновесно несло падалью. Тут же на жердочке, изготовленной из толстой сучковатой ветви, сидели три знакомые сторожевые птицы. Увидев по-своему красивых уродцев, Ромили бросилась к ним, радостно засмеялась.

— Умеренность ты моя! А вот и Благоразумие!.. Ах ты, радость моя Усердие!.. — Она протянула к ним руки, и они одновременно, дернув головами, словно собираясь нырнуть, возбужденно заголосили, потянулись к ней. — Узнали, узнали, мои хорошие. — Ромили тоже почувствовала прилив нежности.

В этот момент у нее за спиной раздался испуганный и странно знакомый голос:

— Не приближайся к ним! Отойди назад!.. Эти птицы могут выклевать тебе глаза. Вчера мой ученик лишился ногтя…

Она обернулась и увидела спешащего к ней худощавого бородатого мужчину, одетого в темную, напоминавшую монашескую рясу. Вид у него был сердитый, тем не менее Ромили вытянулась, замерла — сквозь густую поросль на лице проступили знакомые черты. И голос! Он был все тот же, его нельзя было не узнать!..

— Руйвен! — не веря себе, воскликнула Ромили. — О, я должна была догадаться, о ком идет речь, когда мне сообщили, что к нам явился ларанцу из Трамонтаны. Руйвен, ну же! Ты что, не узнаешь меня?

Она засмеялась. Мужчина замер с открытым ртом.

— Роми, — наконец выговорил он. — Сестренка! Вот уж кого я не ожидал увидеть здесь! Но… в этом наряде… — Он оглядел ее с ног до головы, почесал бороду. — Что ты здесь делаешь? Как вообще ты попала сюда?

— Глупый, меня послали, чтобы научить тебя и твоего помощника обращаться с птицами. Я сопровождала их на всем пути от предгорий Хеллер в Неварсин, потом оттуда в Каер-Донн. Посмотри, как они рады встрече со мной. — Девушка принялась почесывать их по очереди перышком, и пернатые создания довольно заквохтали. — Но вот что ты здесь делаешь?

— То же, что и ты, — ответил брат. — Сын лорда Орейна и я — бредины. Он замолвил за меня словечко, мне прислали вызов — и вот я здесь. Но ты!.. — Руйвен еще раз, уже более внимательно, оглядел ее приметную форму, сразу выдававшую принадлежность к Ордену Меча. — Отец знает, что ты здесь? Как же он тебе позволил?

— Точно таким же образом, как и тебе. Помнишь, как он разрешил тебе совершенствовать дар в пределах стен Трамонтанской Башни? — Ромили усмехнулась, и Руйвен все понял.

— Бедный отец! Он потерял двоих детей… И Дарен… — Руйвен покачал головой. — Ладно, что сделано, то сделано. Теперь ты носишь форму женского ордена, я напялил рясу, какие надевают служители в Башнях. Оба мы служим Каролину — хорошо еще, что мы не оказались в разных лагерях. Ты видала короля?

Ромили отрицательно покачала головой.

— Не довелось, однако какое-то время я путешествовала с его самыми близкими людьми — Орейном и домом Карло.

— Карло? — задумался брат. — Что-то я такого не знаю. Значит, это твоими заботами были спасены эти птицы? Помню, помню, у тебя всегда была легкая рука насчет всякой живности — с конями, собаками ты всегда обращалась запросто. Надеюсь, с ястребами тоже?.. Конечно, зачем я спрашиваю — у тебя же сильный дар Макаранов. Надеюсь, ты научилась с ним обращаться, сестренка?

— Нет, я развиваю его, работая со зверями и птицами — вот так, ежедневно, во время исполнения обязанностей.

Руйвен нахмурился.

— Необработанный, плохо воспитанный ларан — опасная вещь, Роми. Когда эта заварушка закончится, я найду тебе местечко в Башне. Пойми, это дело нельзя оставлять на полпути. Вот пример — ты еще даже не поздоровалась со мной, как того требует обычай. — Он обнял ее и чмокнул в щеку. — Ладно, это все потом. Сейчас самое главное — ты знакома с этими птицами… Давненько не встречал я подобного человека, за исключением разве что лорда Орейна, который знает, как обращаться с ними…

— Это я его научила, — с гордостью сообщила Ромили и, шагнув к насесту, протянула руку. Свободной рукой девушка распутала узел и освободила поводок, с помощью которого птица удерживалась на насесте. Благоразумие довольно курлыкнула и тут же перепорхнула к ней на запястье. Руку Ромили защищала лишь тонкая ткань блузы, однако птица вела себя очень осторожно, даже переступала по руке с какой-то ласковой бережливостью. Это пустяки, подумала Ромили, найдутся же в лагере добротные охотничьи перчатки. Не могут не найтись…

В тот же момент ее кольнуло воспоминание о Пречиозе. Она не видела ястреба с тех пор, как приехала в эту полупустыню. Нет, Пречиоза оставила ее еще раньше. В лесу… Увидит ли она когда-нибудь любимую ястребицу? Доведется ли встретиться?.. Если же нет, то, значит, она стала совсем свободна… Вольная дикая птица, как ветер, как солнце… Сама себе хозяйка…

— Ты не можешь дать мне охотничью рукавицу? — попросила она брата. — С этой-то справлюсь, Благоразумие самая маленькая и легкая из них. Самая сообразительная и деликатная… Другие куда более тяжелые и вцепляются так, что только держись…

— Этот стервятник — деликатный? — удивился Руйвен и рассмеялся, потом улыбка растаяла, когда он обратил внимание, насколько серьезна была Ромили. — Как ты называешь ее? Благоразумие, кажется… Ну и дела… Ладно, я пошлю помощника за перчаткой. Потом ты все расскажешь мне о них — имена, повадки, нрав. Ну, все-все…

Быстро пролетело утро. Все это время они говорили только о птицах, почти не касались прошлого — так, вскользь. Изредка вспоминали «Соколиную лужайку»… В середине дня в лагере ударил колокол — по словам Руйвена, пришло время обеда. Он пригласил сестру с собой.

— В лагере много вашего брата — сестер из Ордена Меча, — объяснил он. — Ночуют они у вас, на постоялом дворе. Ну, ты об этом больше меня наслышана. Ты можешь поесть за их столом. Это было бы самое лучшее решение — нечего тебе с солдатами делать. Не будешь объяснять каждому, что ты моя сестра.

Ромили и Руйвен стали в очередь к одному из котлов, получили порцию тушеного мяса и ломоть хлеба. С едой в руках девушка удалилась к столу, за которым сидели семь или восемь сестер из Ордена. Все они были наняты в армию на разные должности — кое-кто курьерами, двое — как специалисты по выездке и рукопашному бою, одна — в качестве мастера-фехтовальщика, обучающего молодых солдат владению мечом. Некоторых сестер Ромили встречала на подворье в Серайе — никто из них не удивился, увидев ее здесь. Сразу заулыбались, похлопали по плечам… Яндрия не появлялась. Ромили решила, что она все еще занята делами с лордом Орейном и высшими офицерами штаба. Они, по-видимому, питались отдельно.

— Чем ты тут занимаешься? — поинтересовалась одна из соседок, и девушка, не вдаваясь в детали, объяснила, что прислана в лагерь, чтобы ухаживать за сторожевыми птицами.

— Я всегда считала, что это работа для лерони, — заметила другая. — Хотя ты и впрямь рыжеволоса и обладаешь лараном.

— Дело совсем не в этом, — ответила Ромили. — Просто у меня есть профессиональные навыки в обращении с животными. Не знаю, ларан ли это или что-то еще. — Ей совсем не улыбалась перспектива, чтобы подруги сочли ее за лерони. Колдуний и колдунов в общем-то не очень жаловали. Их побаивались…

Закончив обед, она вернулась к шатру, который занимал Руйвен. К концу дня он уже вполне свободно, с той же легкостью, что и сестра, обращался с птицами.

К вечеру на лагерь спустился туман, и они сняли птиц с насеста, чтобы занести их под крышу. В это время Руйвен указал куда-то вбок.

— Глянь-ка в ту сторону. Видишь человека? Он — правая рука короля. Самого Каролина мы видим очень редко; все его приказы доходят до нас через лорда Орейна. Я так понимаю, ты с ним знакома…

— Мы вместе путешествовали с ним в Хеллерах; правда, я тогда переоделась мальчишкой, — объяснила Ромили. Подробнее рассказывать не стала.

Орейн приблизился к ним и, не обращая внимания на Ромили, спросил у Руйвена:

— Скоро ли они будут готовы к работе?

— Дней через десять.

— И Дерик еще прибыл, — нахмурившись, сказал Орейн. — Как считаешь, ему удалось уговорить лерони?..

— Вообще-то поле боя не очень подходящее место для домны Мауры. К тому же Лиондри ее родственник. Она заранее предупредила меня, что могла бы заняться птицами, однако с просьбами участвовать в военных действиях на стороне Каролина к ней лучше не приставать. Я ее не осуждаю — это ужас, когда брату приходится идти на брата, отцу выступить против сына. Разве здесь подходящее место для женщины?

Орейн сухо засмеялся:

— Ну не важно. Пусть весь мир встанет вверх дном, но она должна быть в нашем лагере. Эта война началась не по прихоти Каролина. Тем не менее я уважаю чувствительную душу леди Мауры. Однако у нас в лагере должен быть кто-то другой, кто умеет с ними обращаться. Заметь, в полете…

Здесь он неожиданно, в том же чуть сердитом тоне, обратился к девушке:

— Ромили, ты смогла бы выпустить их в небо? Смогла бы поработать у Каролина?

«Когда он хочет чего-то добиться от меня, он сразу вспоминает, что я не только дамисела, но и друг…»

Девушка разозлилась, ее охватила ярость, может, поэтому ответила чересчур холодно:

— Что касается работы, ваи дом, вам следует обратиться к моим начальницам по Ордену. Я всего лишь подготовишка, и мое желание здесь не играет никакой роли.

— Ну, я думаю, Яндрия не станет возражать, — улыбнулся Орейн. — И старшие сестры тоже, уверяю тебя.

Ромили молча поклонилась ему, словно говоря: к вашим услугам.

На закате они отправились на постоялый двор. Солнце уже пожирало линию горизонта, небо было ясно. Все здесь, в этом полупустынном, насквозь прожаренном солнцем, негостеприимном краю вызывало у нее тоску. Как соскучилась она по дождику на закате или дождю со снегом, которые ежедневно на короткий миг проливались на ее родине! Яндрия пыталась привлечь ее внимание рассказами об армии, об окружающей местности, указала ей на Большой дворец, построенный на пологом холме, где должны были размещаться родственники Хастуров. Подобные обширные здания были возведены и в Хали, и в Тендаре, в Алдаране и Каркосе. Ромили отмалчивалась, отвечала односложно — ехала, глубоко погруженная в свои думы.

«Руйвен уже совсем не тот, каким я знала его. Или представляла… Мы по-прежнему дружим, но о прошлой близости, родстве душ и речи идти не может. Я надеялась, он поймет меня, поинтересуется, что же случилось в „Соколиной лужайке“. Он даже не заикнулся — а ведь с ним приключилось почти то же самое… Может, поэтому он и не хочет бередить рану… Только обратил внимание на то, что я стала меченосицей, умею обучать ястребов… словом, всякие пустяки… Когда я покидала „Соколиную лужайку“, расставалась с отцом, мачехой, домом, я надеялась, что, встретившись с Руйвеном, в какой-то мере возмещу все это. Наивные мечты! Он очень изменился… Прошлое ушло навсегда… Ничего у меня не осталось, кроме летающей где-то ястребицы, умения объезжать коней и обучать птиц».

Грустные эти мысли так и катились потоком — Ромили не заметила, как они добрались до подворья Ордена. Там поужинали. Девушка жевала вяло. Ей было как-то невдомек, что ужин давно закончился и им дали то, что осталось. Всухомятку… Так же безвольно Ромили направилась в спальню. Яндрия тоже примолкла, уже не похохатывала — видно, свои грустные думы одолели.

«Черт бы побрал эту войну! Она и Орейна испортила, и Руйвена тоже… Может, прав был папа… Какое нам дело, что за ублюдок сядет на трон!!»

Каждое утро Ромили начинала работу с теми лошадьми, которые легче поддавались дрессировке. Многого от них ожидать было нельзя — туповаты они были, это девушка отчетливо чувствовала. В последнюю очередь бралась за Солнечного — это было как награда, подарок самой себе. Между тем сестры уже почти освоили выездку и теперь тренировались в строе — брали с места в галоп, выдерживали линию, учились поворачивать по команде — их готовили в отряд регулярной кавалерии. Оказывается, вокруг Серайе было много инструкторов, которые готовили конников для войска Каролина. Со многими из них Ромили познакомилась во время полевых занятий. В том не было тайны — порученные ей кони были более тренированны, и добивалась этого девушка за более короткое время.

Теперь после окончания занятий Ромили как обычно не спеша обошла свои небольшие владения — подошла к каждой лошади, к каждому червину, каждого похлопала, погладила, пощупала шершавые носы; нашла минутку с каждым войти в мысленный контакт, испытать долгий миг блаженства, одарить и получить взамен бессловесное выражение любви. Любое животное было ей дорого, они все были известны ей до самых мельчайших подробностей — она как бы сумела слиться душой с каждым из них. Их ждала нелегкая судьба — война и для скакунов война… В моменты духовного слияния она испытывала те же чувства, что и ее подопечные, ощущала вес всадника, их глазами следила за вкатывающимся на вершину небосвода распаленным багряным солнцем; и бег она ощущала как легкий перебор всех четырех ног — не двух! Где-то на задворках сознания Ромили чувствовала: каждое из этих животных, мчавшее седока, что-то знало о той истине, которая, как записано в наставлении святого Валентина, была рождена бременем мира. Только Хранитель Разума мог вместить ее всю целиком, но он был щедр и одаривал ею всякое живое существо. Если человек в лукавстве своем мог убедить себя, что истина — ложь, заумь или идеал, то коню это знание было дано и он так же просто верил в него. Незамутненно и искренне… Поэтому и жилось коням несладко — знание награждало терпением, но оно же смиряло гордыню, и им приходилось гнуть шеи…

Теперь их ждал бой…

Смутное волнение всколыхнуло Ромили — возможно, только лошади сохранили в себе эту святую чистоту истины, пусть только мельчайшей капельки ее… и поделились с человеком, дали ей, Ромили, возможность прозреть…

На том спасибо! С конями Ромили было куда легче работать, чем с ястребами или сторожевыми птицами. Это потому, решила она, что кони обладают куда более развитым разумом. Именно разумом! Вот, например, птицы!.. Они очень эмоциональны, они тоже доставляли радость при общении, но это все более связано с полетом — самое необычное ощущение для человека. Сознание их менее развито и было сосредоточено — или приспособлено? — для обработки поступающих зрительных образов. У коней не было подобной ограниченности — их сознание было шире, сложнее, организованнее. Их разум более всего походил на человеческий и в то же время был наособицу. Спутать невозможно, а вот слиться, пообщаться душами — вполне. Это было такое блаженство!

Наконец она добралась до стойла, где томился Солнечный. Жеребец, заметив ее, сразу замотал головой. Ей не надо было приказывать — Ромили набросила уздечку и, не оглядываясь, пошла к выходу. Вороной последовал за ней. С ним они сливались сознаниями мгновенно. Тогда и рождалось удивительное существо, обладавшее единым разумом и двумя столь несхожими телами коня и человека. Оба они купались в любви, ниспосланной свыше. Седлая скакуна, Ромили не могла сразу разобраться — не на ее ли спину легло это изогнутое удобное сиденье? Дальше — больше. Устроившись в седле, она переживала все ощущения, которые рождались в голове жеребца… Спроси ее в тот момент: она ли взгромоздилась на спину лошади или это ей подбавили тяжести, надавили на седло — девушка не смогла бы дать определенный ответ. Как ни странно, но, даже ощущая частью сознания собственное тело, она испытывала редкое удовольствие… Она как бы окуналась в быстрое движение, сливалась с ветром, мчалась с ним наперегонки — все это происходило с ней, с Ромили, и в то же время с каким-то другим, состоявшим из двух ипостасей существом. Это двуединое создание только на первый взгляд было необычно и странно — Ромили бессознательно проваливалась в распахнувшееся перед ней откровение. В иной мир, блистающий и добрый… Это была реальность, о которой она никогда не догадывалась, — она представляла собой бесконечную дорогу слияний или, может, ряд ступеней, ведущих ввысь, к однозначно ощущаемому теперь совершенству — Божьему свету. И каждая ступень — это было лишь слабое отражение его… В том мире, куда она вознеслась вместе с Солнечным, время текло необычно. Оно как бы дробилось на бесконечно малые доли, и в каждую из них вновь рожденное двуединое существо — а значит, и Ромили как личность — проживало целую жизнь, полновесную, звучную… Мгновения замерли — здесь в блистающем мире не было ни прошлого, ни будущего. Это был экстаз настоящего. Все здесь свершалось неспешно, весомо — было видно каждую шерстинку на залитых потом боках скакуна, каждый солнечный лучик, щедро рождаемый гигантским светло-вишневым светилом. Его можно было пощупать, прижать к щеке… С сожалением Ромили пришлось разделиться с конем сознанием — нехотя отделилась от Солнечного, подогнала его к ограждению, спрыгнула на землю… Расстаться не было сил — девушка обняла коня за лоснящуюся сильную шею. Им не надо было слов. Человек стад конем, конь — человеком. Это было величайшее наслаждение, словно она до сих пор скачет на жеребце, а он несет ее вперед, и пути этому не видно конца, и каждый шаг, скок и вздох причиняли им невыразимое наслаждение. Если с чем сравнить ощущение Божьей вечности, то именно с этим безграничным мгновением.

И вновь — с легким сожалением, очень-очень слабым, повеявшим откуда-то из глубины разума, напомнившим, что все на свете имеет завершение, всему есть предел, даже вечности, — она сняла руки и, вернувшись в самое себя, полностью осознав, что она Ромили, и больше никто, шлепнула его ладонью по груди и направила в конюшню. Солнечный сам доберется до стойла… Она же побрела к похожему на сарай постоялому двору. Чей-то голос вывел ее из состояния задумчивости, с некоторой развязностью вторгшись в сознание:

— Как же он красив! Это вороной, о котором мне столько рассказывали? Ничего в нем нет страшного, меня убеждали, что к нему никто и подойти не мог… — Ромили подняла голову — на пороге стояла Клеа. Заметив по ее лицу, что с девушкой творилось что-то непонятное, она встревожилась: — Что с тобой? Это из-за него?

— Нет, он послушен, как дитя, — с отсутствующим видом ответила девушка. — Он любит меня, теперь с ним и ребенок сможет управиться.

Тут Ромили пришло в голову, как нелепа и абсурдна человеческая гордыня. Смешным показалось ей желание подарить этого коня Каролину. Разве жеребец — бездушная вещь?.. Другое дело маленькому Кэрилу. Мальчик тоже без ума полюбит подобного красавца, а тот, в свою очередь уловив, что у ребенка тоже есть дар, ответит ему тем же. Это была хорошая мысль. Взять его себе? В ее положении это было бы непозволительной роскошью — конюх не может восседать на коне имперских кровей. «Как же, — издевательски осадила себя Ромили, — такого коня — и сынку Лиондри Хастура!» Она наконец полностью пришла в себя и спросила у Клеа:

— Я тебе нужна?

— Пришла напомнить, что пора заняться рукопашным боем. Урок-то уже начался… Но по дороге я встретила Яндрию. Она предупредила, что тебя сейчас должны отослать в военный лагерь, пора, говорит, заняться сторожевыми птицами. Беги собери вещи, я так понимаю, сюда ты уже не вернешься.

«Не вернусь?» Тогда ей надо попрощаться с Солнечным. И как можно быстрее! Хотя чем может помочь прощание? Они связаны навечно. Их сознания не разделишь. Их объединила высшая реальность — теперь ей, как и Солнечному, до конца дней своих нести в душе частичку мировой гармонии.

— Спасибо, Клеа, — улыбнулась Ромили наставнице. — Спасибо за все, чему ты научила меня.

— Ох, Роми, как у тебя глазки загорелись! Поверь, заниматься с тобой мне было в радость. Ты очень способная — может, мы в чем-то схожи. — Она обняла ученицу и добавила: — Мне жаль расставаться с тобой. Может, ты как-нибудь выберешь время и навестишь нас? Если нет, встретимся в другой раз. Меченосицы всегда так: не знают покоя, путешествуют по стране, сходятся, расстаются — так что все впереди. Вот еще что… Не бросай тренировки — это полезное занятие для укрепления духа, для сохранения уверенности в себе. В нашей жизни это очень важно.

Ромили от души расцеловала ее и бросилась в дом собирать вещи.

Закончив дела, упаковав нехитрый скарб в дорожный кожаный мешок, Ромили отправилась разыскивать Яндрию. Долго искать не пришлось — та сама шла ей навстречу с мешком, где были собраны ее пожитки.

— Я забираю Солнечного, — сказала она Ромили. — Другие скакуны будут отправлены в армию через несколько дней. Я заметила, что ты так тщательно готовила его, так заботилась о жеребце, и решила: уж не подарок ли это Каролину? Что же, за все твои заслуги тебе представляется честь лично вручить его королю.

«Вот как? — удивилась Ромили. — Все свершилось куда быстрее, чем я загадывала. Теперь мне все равно, под чьим седлом он будет ходить, нас ведь водой не разольешь».

Еще проблема с поводьями — как он к ним отнесется? Ромили, втайне мечтая получить вороного в свое распоряжение, не пользовалась уздой — управляла им мысленно. Что будет, если ему сунут удила в пасть? Она успокаивала коня голосом, поглаживанием, мысленным внушением, обдавала волной нежности, умиротворения — этого бывало вполне достаточно.

«Теперь тебя поставят под седло короля. Это большая честь, мой красавец».

Скакуну, собственно, было все равно, какой седок управляет им — король или простой воин. Дело в другом — сумеет ли новый владелец найти с ним общий язык, полюбить коня и вызвать в нем ответное чувство? Это трудно, хотя и возможно, но Каролин — Ромили почувствовала угрызения совести — обязательно получит уголок в сердце коня.