Мэрион Зиммер Брэдли Ночной пришелец

Эндрю Слейтон защелкнул оправленный в кожу видавший виды блокнот и швырнул его на скатанное одеяло. Он поднялся, стараясь не задеть головой распорку, державшую палатку — Эндрю вырос на Марсе, где притяжение послабее, и поэтому в нем было все семь футов роста — и так, слегка нагнув голову, вглядывался в тех, что делили с ним аванпост в миниатюре, воздвигнутый на границе величайшей из известных человечеству пустынь.

Полы палатки туго надувались под порывами свирепой и всегда непредсказуемой пылевой бури, порождения марсианской ночи. В свете переносной электрической лампы четыре скорчившиеся фигуры сгрудились вокруг опрокинутого ящика, в позах, свидетельствовавших о намерении провести сегодняшний вечер за своим бесконечным покером.

В углу палатки мерно вздымалась и опускалась, в сопровождении храпа, темная масса. Джон Рид, исполняющий обязанности шефа экспедиции, был уже немолод и потому уставал за рабочий день сильнее остальных.

Когда Слейтон сделал шаг в их сторону, игроки подняли взгляды от своих карт.

— Желаешь присоединиться, парень? — спросил Майк Фэйрбенкс. — Нам как раз нужен новый банкомет. Кейтер продулся вчистую.

— Нет, благодарю. Не сегодня.

Толстяк Кейтер зашелся смехом и произнес с издевкой:

— Малыш предпочитает читать о героях Кингслендера, продирающихся сквозь пески и стреляющих друг в друга.

Кирка Хансен раздраженно бросил карты.

— Кончай свои шуточки, Кейтер. — И, понизив свой грубый голос, спросил: — Нашел что-нибудь важное, Энди?

Эндрю стоял ссутулившись, с локтями, прижатыми к бокам, за спиной бригадира.

— Ничего такого, что бы нам не было уже известно, Кирка. Поразительно. По моим подсчетам, экспедиция Джека Нортона, а их было всего десять, сдалась через неделю. Их поклажу ищут до сих пор. По записям в путевом блокноте Кингслендера, их партия прошла с полным снаряжением тот же путь. Они без осложнений добрались сюда, разбили лагерь, занялись розыском — они нашли тела парней Нортона и предали их земле — затем один за другим они сошли с катушек и перебили друг друга. Двадцать парней — и через десять дней их тоже было двадцать — только трупов.

— Прекрасная перспектива, — взглянул исподлобья Кейтер, бросив карты на импровизированный игровой стол и хмуро наблюдая, как Рик Уэббер сгребает банк.

Рик Уэббер проворно сложил свой выигрыш и бросил карты Хансену.

— Брось нервничать. Тебе повезло трижды — может, теперь наша очередь волноваться, а?

— Да ну, оно того не стоит.

Фэйрбенкс сгреб карты и начал тасовать колоду огромными ручищами.

— Знаете, как в Маунт Денвер прозвали эту нарядную рубашку? «Безумие Рида».

— Мне бы не хотелось напоминать вам, каким эпитетом они наградили тех, что первыми попытались по-настоящему жить на Марсе, — произнес из угла мягкий приятный голос и на свет вылезла шапка спутанных седых волос. — Не было ли в журнале чего-либо, что могло бы пролить свет на причины трагедии? — обратился Джон Рид к Эндрю.

Долговязый парень повернул голову в сторону говорившего.

— Ни слова, сэр. Кингслендер вел журнал сам, пока его не застрелили. Дальше этим занимался один из его парней — Форд Бентон. Последние страницы записей очень неразборчивы — они даже не на английском. Видимо, эти каракули выводила рука безумца.

Эндрю выпрямился, упершись плечами в угол палатки и застыл, угрюмо уставившись на тьму за окном, где, за безжизненным миром скал и камней, смутно рисовалась на горизонте черная громада Ксанаду.

Ксанаду. Конечно, это Ксанаду было не из поэмы Колриджа. Так его назвал экипаж космического бродяги, обнаружившего его три десятка лет тому назад. Это был как бы город-монах, укрывшаяся за широкой юбкой самых недоступных на Марсе гор. И город этот был недоступнее самих гор. Никому из людей не посчастливилось проникнуть в Ксанаду.

А попытки предпринимались. Две экспедиции, направленные сюда двенадцать лет тому назад, исчезли бесследно. Что с ними приключилось, установить не удалось. Не было ответа и в блокноте, извлеченным сегодня Эндрю из лохмотьев истлевшей одежды, покрывавшей скелет.

Все археологические экспедиции на Марсе начинались одинаково. Вы спорили, убеждали, упрашивали, занимали деньги или крали их, пока не приобретали достаточно весомого авторитета и не собирали достаточных средств. Земля, погрязшая в междоусобных войнах и проводившая политику валютных ограничений, последнее время почти не снабжала Марс денежными ресурсами. Все поставки, кроме самого необходимого для поддержания функционирования станций, были урезаны, как только было установлено, что на Марсе нет залежей тяжелых металлов и богатых руд. Географическое Общество, известное своим хроническим состоянием банкротства, покинуло Марс еще до того, как был обнаружен Ксанаду. Нагромождения венерианских руин, странный способ существования подземных обитателей Титана, необычные замки внутренних лун Юпитера — все это представлялось более перспективным для изучения, чем безжизненные ландшафты Марса с его недоступным Ксанаду — осколком марсианской цивилизации, ушедшей в небытие задолго до того, как обитатели Земли научились пользоваться огнем.

С практической точки зрения Марс являлся боевым форпостом, который контролировался ООН с тем, чтобы не допустить его использования отдельной державой в качестве базы для разработки секретных видов вооружения. К тому же Марс не имел соперников на роль полигона для испытаний новых атомных устройств, поскольку здесь теряла смысл проблема радиоактивных осадков и абсолютно не следовало беспокоиться о том, как и чем успокоить взбудораженных жителей округи.

Джон Рид, вышедший в отставку майор Космической Службы, задействовав свои старинные связи в военных сферах, добился разрешения на третью попытку людей овладеть Ксанаду.

Частные экспедиции на Марсе отличаются простотой, если не сказать — примитивизмом. Организации и частные лица обычно не находят для себя возможным оплатить доставку механизмов на Марс. Посему изыскатели отправляются в путь на своих двух, взяв с собою ровно столько, сколько они способны нести на собственных плечах. Кроме того, что им приходится обходится без вездеходов, доставка на место с помощью самолета или ракетного корабля также затруднена, поскольку в горах очень сложно найти подходящее для посадки место. О вьючных животных нечего и говорить; лошади и ослы не сумели приспособиться к разреженному марсианскому воздуху, на что рассчитывали теоретики докосмической эры, а собаки и шимпанзе, которые смогли приспособиться, мало подходили для такого занятия. Географическое общество до сих пор изучает возможность доставки с высокогорий Перу и Тибета яков и лам, не сделав никаких практических шагов; по этой причине низкая гравитация на Марсе служит большим подспорьем для изыскателей, вынужденных таскать на себе огромные поклажи.

Когда вы карабкаетесь по горам или ваш путь ведет по плоскогорью, для вас важнее всего две вещи — могучие легкие и набитый желудок. Далее, вам откроется предательски извивающаяся в ущелье меж скал долина, ведущая в сторону Ксанаду, лежащего, подобно приманке, в самой сердцевине гор.

Ну, а что делать дальше?

Кейтер, Хансен и все остальные продолжали ворчать за игрой в карты.

— Это место не приносит счастья, — брюзжал Майк, открывая двойку. — Будет счастьем, если мы выберемся отсюда живыми. Я согласен даже на Венеру

— только не на Марс! Брр! Даже если мы найдем что-нибудь стоящее, в чем я сильно сомневаюсь, и обеспечим себя на всю оставшуюся жизнь.

Кирка поддакнул.

— Рид, сколько ты извел динамита, чтобы взорвать стены?

— Платил за него не ты, — весело ответил Рид.

Эндрю стоял, накинув на плечи кожаную куртку с электрообогревом.

— Я готов отправляться.

— В одиночку? — резко сказал Рид.

— Да, если никто не пожелает составить мне компанию, — произнес Эндрю и внезапно понял. Он вытащил из кармана свой пистолет и подал его, держа за дуло, Риду.

— Извини, чуть не забыл. Когда начнете стрелять друг в друга, воспользуйтесь и моим.

Рид расхохотался, однако оружие не вернул.

— Не ходи слишком далеко.

Стояла одна из редких ясных ночей, иногда случающихся в промежутке между пыльными бурями. Эндрю опустил за собой полу палатки и ступил в темноту. Под подошвами он ощутил какое-то шевеление, нагнулся и выловил тупорылую песчаную мышь. Она извивалась на его ладони, пытаясь оттолкнуться всеми шестью слабенькими лапками; наконец, почувствовав приятное тепло, исходившее от кожи человека, успокоенно заурчала; он пошел вперед, нежно поглаживая чешуйчатое крошечное создание.

Две небольшие луны высоко над головой придавали сиреневое мерцание долине и гротескным ярусам остроконечных скал, в черных пятнах колючего кустарника — spinosa martis — свернутого в тугие клубки, заполнившие все углубления и расщелины. С подветренной стороны он услыхал пронзительный вой баньши, огромной птицы со склоненной книзу головой меж волочащихся безжизненно крыльев. Он увидел проносившийся вдалеке темный силуэт. Эндрю замер, задержав дыхание. Баньши каким-то непостижимым образом чуяли человека; возможно, они реагировали на тепловое излучение — и, настигнув, могли одним ударом могучей когтистой лапы выпотрошить его. Как на грех, у Эндрю не было с собой даже пистолета.

Кажется, на этот раз все обошлось. Баньши промчалась мимо, волоча крылья, с жутким воем, подобная ребенку в маскарадном костюме. Эндрю выдохнул с облегчением. И тут он начал соображать, что потерял направление. В какой стороне осталась палатка? Он попытался сориентироваться по скалистым пикам. В лунном свете под его ногами бледно вспыхнула расщелина. Ага, вот и подъем — ему надо преодолеть его, чтобы выбраться на дорогу…

Он поскользнулся, и в руку впился шип кустарника. Песчаная мышь вывалилась с ладони и проворно брызнула наутек. Эндрю, растирая как-то сразу онемевшие пальцы, поднял глаза… стены Ксанаду своими зубчатыми краями возвышались над его головой. Как же могло случиться, что он за несколько минут подошел так близко? Все кругом казалось таким странным…

Он повернулся и начал карабкаться на скалу, чтобы выбраться на дорогу

— и сорвался. Он ударился головой о камень и мир потемнел в его глазах.

— Не надо резких движений, — голос Рида звучал, казалось, отдельно от него, где-то над головой Эндрю.

— Лежи спокойно. Ты набил себе приличную шишку.

От яркого блеска звезд и резкого ветра в лицо Энди приоткрыл глаза. Он попытался ощупать голову, но Рид задержал его руку.

— Не трогай. Хорошо, что ты пришел в себя. Что стряслось? Тебя учуял баньши?

— Нет, я сорвался. Я потерял дорогу, а потом, должно быть, ударился, падая, о камень.

Эндрю снова закрыл глаза.

— Простите, сэр, я знаю, что вы приказали нам не подходить близко к городу в одиночку. Но я не удержался. Я был совсем рядом.

Рид нахмурился и придвинулся ближе к Эндрю.

— Потерял ДОРОГУ? Что ты имеешь в виду? Я вышел вслед тебе, чтобы отдать пистолет. Я опасался, что ты можешь повстречаться с баньши. Ты не отходил от палатки и на двести ярдов. Когда я наткнулся на тебя, ты лежал навзничь в небольшой расселине. И повторял «нет, нет, нет». Я подумал, что это шок от встречи с баньши.

— Нет, сэр, — Эндрю попробовал встать. — Я взглянул вверх и увидел зубчатые стены города, нависающие надо мной. Вот отчего я вырубился. Когда началось это.

— Началось что?

— Я не знаю, что это было, — Эндрю потер лоб, поморщившись, когда пальцы задели шишку. Неожиданно он спросил: — Джон, ты когда-нибудь задавался вопросом, как древние марсиане, зодчие Ксанаду, называли свой город?

— Кто это может знать? — проворчал старик. — Думаю, нам этого не узнать никогда. А ты задаешь странные вопросы!

— Я что-то почувствовал, — сказал Эндрю, тщательно подбирая слова. — Я поскользнулся, а когда выпрямился, что-то переменилось кругом. Мир как бы раздвоился. Я видел обычную картину — скалы, кустарник, руины, и одновременно появилось странное видение.

Он жестикулировал, пытаясь найти нужные слова, чтобы выразить необычные ощущения, и, наконец, произнес удивленно:

— Я ощутил внезапно острую тоску по дому. Точно. Разорение — вот что самое ужасное. Это было чувство, подобное тому как если бы я вернулся обратно в Маунт Денвер и нашел свою квартиру сгоревшей дотла. Долю секунды я даже знал, как называется этот город, почему он пришел в запустение, почему мы никак не можем добраться до него и почему люди сходят с ума. И тут я испугался, и побежал со всех ног, а потом споткнулся и упал, ударившись головой.

Лицо Рида посерело от беспокойства.

— Вздор! От удара у тебя все в голове перемешалось. Эти видения, или что там еще, были у тебя ПОСЛЕ того, как ты набил шишку, а не до этого.

— Нет, Джон, — Эндрю говорил тихо, но в его голосе звучала убежденность. — Я не настолько сильно ушибся.

На лице Рида снова появилось выражение сосредоточенности.

— Ладно, — произнес он мягко. — Расскажи мне, что же ты узнал.

Эндрю закрыл лицо руками.

— От удара все вылетело у меня из головы. Я только помню, что это были необыкновенные знания. — Черты лица его исказились. — Но я не могу теперь ничего вспомнить!

Рид положил руку на плечо юноши.

— Давай вернемся в палатку. Здесь можно замерзнуть. Знаешь, сынок, все дело в том, что твой мозг продолжал работать, пока ты лежал без сознания. Или…

— Думаешь, я сошел с ума? — с горечью перебил его Эндрю.

— Я этого не говорил, сынок. Пошли. Мы продолжим разговор утром.

Он помог Эндрю подняться.

— Я сказал Кирке, чтобы он отправился искать нас, если мы не вернемся через полчаса.

Сидевшие за картами мужчины подняли головы и уставились на кровь на лице Эндрю. Рид не стал объяснять им ничего. Эндрю тоже было не до разговоров. Он стащил с себя куртку и штаны, забрался в койку, включил электрообогрев и сразу же заснул.

Когда он проснулся, палатка была пуста. Удивляясь, почему его не разбудили — обычно Кирка имел обыкновение стаскивать с него одеяло — Эндрю спешно оделся, глотнул горького кофе из кружки, стоявшей на плитке, и вышел наружу. Ему довелось проделать значительный путь, пока он не обнаружил парней. Вооружившись лопатами, четверка сорвиголов вгрызалась в колючие заросли кустарника вокруг расщелины, в которую упал вчера Эндрю. Рид в это время, укрывшись от ветра под скалой, нагнулся над убористым шрифтом Армейского руководства по биологии Марса.

— Я проспал, извини, Джон. Где мне приступать к работе?

— От тебя этого сегодня не требуется. Я приготовил тебе иную работенку.

Рид поднял голову и крикнул Фэйрбенксу:

— Эй, осторожнее с этим чертовым кустом! Я же всех предупреждал, чтобы надели рукавицы! Надевайте и не прикасайтесь к веткам голыми руками.

— Он вновь повернулся к Эндрю. — Ночью мне пришла в голову одна мысль, — сказал он. — Что нам вообще известно о spinosa martis? Это растение не походит ни на один вид из окрестностей Маунт Денвер. Может, он выделяет какой-нибудь ядовитый газ? — Он взглянул на продолговатую царапину на руке Эндрю. — Твои проблемы начались после того, как ты ухватился за колючую ветку. Знаешь, на Земле есть ядовитые растения, от которых бесится скот — грибы там или другие виды, которые выделяют галлюциногены. Если и этот кустарник выделяет какое-то летучее вещество, то оно могло бы накапливаться в расщелине — прошлой ночью здесь было не слишком ветрено.

— Чем мне заняться? — повторил Эндрю свой вопрос.

— Думаю, здесь не место для подобных бесед. Пошли в палатку. — Джон поднялся. — Энди, я хочу, чтобы ты вернулся в Маунт Денвер.

— Все таки ты полагаешь, что я сбрендил! — обвиняющим тоном произнес Эндрю.

Рид покачал головой.

— Я всего лишь полагаю, что тебе лучше вернуться в Маунт Денвер. Есть дельце, которое можно выполнить только там. И только тебе. Оно связано с твоей, с твоей, скажем так, галлюцинацией. Если она вызвана ядовитыми испарениями, возможно ее накапливание в организме. Тогда нам придется ходить в респираторах.

Он положил руку на толстую кожу рукава куртки Эндрю.

— Я понимаю, Энди, что ты сейчас должен чувствовать. Но, пойми, есть моменты, когда собственные чувства в счет не идут.

— Джон, — начал нерешительно Эндрю, — меня тоже посетила одна мысль.

— Хорошо, я готов тебя выслушать.

— Возможно, это прозвучит глупо, — неуверенно сказал Эндрю, — но эта мысль возникла только что. Предположим, древние марсиане были существами без плоти — бестелесным разумом? И они пытаются наладить с нами контакт? Люди не могут воспринять это воздействие на их мозг и в результате трогаются умом.

Рид взглянул хмуро.

— Очень оригинально, — проворчал он, — как гипотеза; только есть одна неувязочка. Если они бесплотны, то как им удалось построить вот это? — Он показал в сторону приземистой, издали напоминающей замок, громады Ксанаду.

— Этого я не знаю, сэр. Но я также не знаком с работой двигателей космического корабля, что не помешало мне прилететь сюда. — Эндрю взглянул на Рида. — Сдается мне, ночью один из марсиан пытался войти в контакт со мной. И может, если бы я пошел ему навстречу, если бы до меня дошло и я бы помог ему, раскрыв свое сознание…

Рид казался обеспокоенным.

— Ты соображаешь, Энди, что ты тут наплел? Боюсь, это были только плоды твоего воображения.

— Нет, Джон.

— Погоди, не перебивай. Только представь, что это так. И следи за моими мыслями.

— Ну? — Эндрю чувствовал, как в нем подымается волна раздражения.

— Пытаясь «раскрыть сознание», ты тем самым мог впустить в свой мозг чуждое сознание, а это прямой путь к безумию. Нет, сынок, человеческий мозг — штука тонкая. Девять десятых твоего мозга занимают темные, в сущности животные, инстинкты. Логически мыслить способна только та его часть, в которой и заключено сознание. Равновесие между этими частями мозга очень неустойчиво. На твоем мечте я бы не пытался его нарушать. Послушай, Энди, мне известно, что ты рожден на Марсе, и мне понятны твои чувства. Ты чувствуешь себя здесь, как дома, верно?

— Верно, ну и что с того?

— Тебе претит общение с такими типами, как Кирка или Кейтер, погнавшимися за заработком, верно?

— Ну, не совсем так. Хотя, впрочем, в определенном смысле ты угадал.

— В партии Кингслендера тоже был один парень родом с Марса. Ты хорошо помнишь записи из блокнота? Он погиб первым. В месте, подобном этому, живое воображение страшнее оспы. Когда начнутся проблемы, если они, конечно, начнутся, ты окажешься в их центре раньше других. Вот почему для полевых работ я и выбрал людей вроде Кирки и Кейтера, людей без воображения. С самого начала я не спускал с тебя глаз, и твоя реакция на события была примерно такой, как я и предполагал. Извини, но тебе на самом деле надо покинуть нас.

Эндрю сжал кулаки в карманах, губы его пересохли.

— Ну а что, если я прав? Может, ИМ было бы проще связаться с кем-нибудь вроде меня? — Он сделал последнюю, безнадежную попытку. — Может, ты все же позволишь мне остаться? Я уверен — здесь я в безопасности. Я знаю, что ОНИ не смогут нанести мне вред, что бы ни случилось с остальными. Если хочешь — забери у меня оружие, наконец, можешь надеть на меня наручники — только не прогоняй меня!

В ответе Рида звучала твердость и бесповоротность решения.

— Если у меня и были сомнения, то теперь они развеялись окончательно. Чем больше ты говоришь, тем хуже для тебя. Пока еще не поздно, уходи, Энди.

Эндрю поднялся.

— Отлично, я ухожу, если ты так настаиваешь.

— Настаиваю, — Рид повернулся и быстрыми шагами двинулся в сторону своей команды, а Эндрю вошел в палатку и начал паковать свой нехитрый скарб. Рюкзак был громоздким, но все же не в пример легче того груза, который ему пришлось тащить на себе во время долгого пути экспедиции по горам. Эндрю сердито подтянул лямки и, закинув рюкзак через плечо, покинул палатку.

Рид поджидал его невдалеке. В руке у него был пистолет Эндрю.

— Тебе он может пригодиться. — Он подал оружие Эндрю; затем раскрыл блокнот и провел пальцем по нарисованной от руки схеме, отражавшей их путь через горы.

— Компас у тебя при себе? Отлично, гляди; это место, где наш путь пересекся с почтовым трактом из Маунт Денвер в Южный Лагерь. Если ты задержишься в этом месте на пару часов, ты, вероятно, сможешь остаток пути до Маунт Денвер проехать на почтовике — они курсируют через день. Когда доберешься до Маунт Денвер — навести Монтрея.

Рид вырвал листок из блокнота и нацарапал адрес. Брови Эндрю от удивления поползли вверх. Только сейчас он вспомнил, что Рид наметил две экспедиции, для подстраховки на случай, если первая исчезнет. Тогда вторая партия выйдет на ее поиски.

Погода в этот день была паршивой. Эндрю сидел, привалившись спиной к валуну, и ждал, пока солнце закатится за красноватые скалы горной гряды, закрывавшей горизонт. Поднимался ночной ветер, но Эндрю повезло: он обнаружил меж двух валунов подходящую выемку, которая могла послужить ему убежищем; он мог с удобствами провести ночь в спальном мешке с обогревом, даже если температура воздуха опустится ниже шестидесяти градусов мороза.

Он вспоминал, пережевывая кусок безвкусного марбифа, как Рид снаряжал экспедицию с припасами Космической Службы — и поглощал горячее кофе, воду для приготовления которого он вытопил изо льда, соскобленного со скал. Рид с пятью людьми потратил пять суток, чтобы перевалить через горный кряж. Эндрю надеялся проделать обратный путь, двигаясь только днем, за трое суток. Напрямую здесь не было и тридцати миль, но идти приходилось главным образом в обход и потому протяженность единственно возможного маршрута превышала 90 миль. К тому же, если поднимется пыльная буря, ему придется пережидать ее: если ты прожил на Марсе хотя бы один сезон, ты ни за что не рискнешь бросить ей вызов.

Солнце зашло и внезапно потемневшее небо заискрилось множеством ярких звезд. Эндрю допил остатки кофе и взгляд его отыскал над горизонтом пару небесных близнецов — тускло мерцавший топаз Венеры и рядом — голубой сапфир Земли. Когда Эндрю был подростком, он провел несколько лет на Земле и возненавидел ее плотный, насыщенный влагой воздух, ее тяготение, лишающее сил. Его тошнило от задымленного, вонючего воздуха городов под колпаками, от жирных и потных испарений множества человеческих тел. Воздух родного Марса был разрежен, прохладен и полностью лишен запаха. Его родители ненавидели Марс так же сильно, как он сам ненавидел Землю — они были биологами, работавшими в департаменте ксенобиологии и достаточно давно прибывшими с Венеры. Эндрю не чувствовал себя дома нигде, за исключением нескольких дней, проведенных вблизи Ксанаду. А теперь его вышвырнули, как щенка.

Он чертыхнулся. Не хватало еще распускать нюни! День выдался тяжелым: долгий подъем в гору измотал его. Он раскатал спальный мешок и, ожидая, пока нагреется одеяло, размышлял. Интересно, думал он, каков возраст Ксанаду? И что же произошло с городом? Несомненно, если человек смог перебросить мост между планетами, то почему бы ему не построить мост сквозь время, отделяющее их от разумных существ, обитавших на Марсе в невообразимой древности. Эндрю допускал, что такой человек, как Джон Рид, мог бы совершить такое. Эндрю стащил с ног башмаки, покрепче привязал их к своему вьюку, прижав его сверху тяжелым камнем, и забрался в спальный мешок.

Здесь было тепло и уютно, он расслабился и его стали посещать иные мысли.

Он не знал, что и думать о случившемся с ним у стен Ксанаду. Его смущала шишка на затылке. С ним стряслась невероятная штука — в этом он не сомневался. Предостережения Рида не воспринимались им всерьез. В отличие от Рида ему было ясно главное — это не была галлюцинация, и он вовсе не был на грани безумия. Похоже, с ним пытались наладить общение. Были ли его ощущения реальностью или порождениями мозга — вот это он и надеялся узнать.

Каким образом? Он попытался вспомнить те отрывочные сведения о телепатии, которые он где-то вычитал. Хотя он и пытался многословно объяснить Риду, что он имел в виду, говоря о «раскрытии сознания», вообще-то ему и самому не слишком был понятен смысл этих слов.

— Ладно, кто бы или что бы это ни было, — произнес он вслух, — я готов. Если ты можешь найти способ общаться со мной, сделай это прямо сейчас.

И его желание исполнилось. «Я Камеллин», — услышал он.

«Я Камеллин», — и снова наступила тишина. У Эндрю резко разболелась голова, и тягучее ощущение какой-то вполне материальной силы начало заполнять его мозг. «Я Камеллин… Камеллин.» Словно волны накатывались и вытесняли его собственные мысли. Эндрю запаниковал, он попытался противиться этому ужасному ощущению, он пихался руками и ногами внутри спального мешка, как будто дрался с кем-то невидимым.

Постепенно волны угасали и он успокоился, только громкое пыхтенье выдавало недавнее напряжение да скрючившиеся пальцы все еще сжимали край одеяла. Выступившая от ужаса испарина на лбу еще не высохла, но чувство панического возбуждения прошло. Ему показалось, что в этой силе не было враждебности. Он даже ощутил какое-то жгучее нетерпение, подобное дружелюбному нетерпению щенка или собаки, которая может подпрыгнуть и от избытка чувств свалить своего хозяина с ног.

— Камеллин… — вслух произнес Эндрю. Это сочетание звуков показалось ему каким-то особенно чужим. Он надеялся, что, произнося это слово, он сможет сосредоточиться и понять мысли чужака. — Камеллин, все хорошо, приди вновь, только на этот раз не так резко, мягче и медленнее. Ты понял меня? — Эндрю расслабился, в надежде, что повторно он сможет выдержать вторжение этой могучей силы. Теперь он понимал, как сходили с ума.

Даже в этот раз, когда он был подготовлен к тому, что случится, поток, затопивший его сознание, был подобен струе воды, заполняющей бутылку. Он лежал, беспомощный, в поту. Погасли звезды и стих вой ветра — или, может, он ослеп и оглох? Он завис в космическом пространстве и в его сознание проникло что-то. Это не были слова. И не мысленный образ. Но это был смысл, который он понял примерно так:

«Приветствую. Наконец-то. Это случилось и оба наших сознания выдержали. Я — Камеллин.»

Снова он слышал завывание бури и видел сверкание мириад звезд на марсианском ночном небе. Съежившись под одеялом, Эндрю ощутил, что невидимый пришелец в его мозгу как-бы отдалился и давление на сознание несколько ослабело. Теперь Эндрю мог задавать вопросы; мысли Камеллина перетекали к нему и смешивались с его мыслями, но в конце концов Эндрю научился разделять их.

«Кто ты? Я был прав? Ты — марсианский бестелесный разум?»

«Нет, не бестелесный. Тела у нас есть, а точнее — мы обитаем в телах. Но наше сознание и тело отделены. Кроме нас, никто не способен соединить их в единое целое. Когда одно тело умирает, мы переносимся в другое, тело новорожденного организма.»

Судорога ужаса сдавила горло Эндрю, по телу поползли мурашки:

«Так ты намерен…»

«Нет, мне не нужно твое тело. У тебя…» — Камеллин тщательно подбирал слова, — «…зрелая индивидуальность и развитое самосознание. Я мог бы разрушить твой мозг, если бы попытался войти в симбиоз с твоим телом.» — В его мысли проникло чувство отвращения. — «Однако это было бы безнравственно.»

«Надеюсь, благородство присуще всем твоим соплеменникам. Объясни, что произошло с другими людьми, посланными сюда?»

Он ощутил темную волну гнева, сожаления и отчаяния, затопившую его мозг.

«Существа моей расы сошли с ума — и я не смог удержать их. Они оказались неустойчивыми, вы бы сказали — потеряли рассудок. Временной интервал оказался слишком велик. Мне не удалось предотвратить убийств и смертей, когда они вселились в людские тела.»

«Если бы я сумел объяснить все Риду…»

«Бесполезно. Однажды я пытался совершить нечто подобное. Я попробовал, очень осторожно, соприкоснуться с молодым разумом, который казался достаточно восприимчивым. Он не потерял рассудок и вдвоем мы попытались объяснить капитану Кингслендеру, что приключилось с остальными. Но капитан пребывал в уверенности, что все сказанное — лишь проявление душевной болезни, и когда юношу застрелили, мне пришлось снова рассеяться. Я пробовал непосредственно проникнуть в мозг капитана Кингслендера, но тот решил, что ходит с ума — и сам помешался от страха.»

Эндрю вздрогнул. «Боже мой!» — прошептал он. — «Что же нам делать?»

«Я не знаю. Я покину тебя, как только ты этого пожелаешь. Наша раса угасает. Через несколько лет мы совсем исчезнем и наша планета станет для вас безопасной.»

«Нет, Камеллин!» — протест Эндрю был искренним. — «Может быть, действуя сообща, мы найдем способы убедить остальных.»

Чужой, казалось, колебался.

«Если бы ты согласился на время разделить свое тело со мною… Я понимаю, что это не слишком удобно, и в совместном владении телом мало приятного. Но без твоего позволения я не сделаю этого.»

Камеллин, казалось, размышлял над тем, что они настолько чужды друг другу, что Эндрю не способен ясно воспринимать его мысли. Щепетильная честность Камеллина вызывала у Эндрю доверие к чужаку.

«Так что же случилось с вашей расой?» — спросил он.

Он лежал, дрожа, закутавшись в одеяло, и в его мозгу разворачивались картины прошлого. Раса Камеллина, как он понял, была гуманоидной — когда он подумал об этом, то почувствовал удивление Камеллина. «Скорее, ваша раса — марсианоидная.» Да, это они воздвигли город, который земляне назвали Ксанаду, он был их техническим достижением, способным противостоять действию времени. «Возведен он был в надежде, что однажды мы сможем вернуться и освободить его из песчаного плена.» — Голос в мозгу Эндрю стал тише. — «Это последнее, что осталось от нашей угасшей цивилизации.»

«Как вы называете этот город?»

Камеллин попытался выразить фонетический эквивалент и с губ Эндрю сорвалось странное слово «Шиин-ла Махари», с протяжными гласными. «А что это означает?»

«Город Махари. Махари — меньшая из лун.» Эндрю обнаружил, что его взгляд направлен на спутник Марса, который на Земле называют Деймос. «Шиин-ла Махари», — повторил он. Теперь он никогда не назовет его Ксанаду.

Камеллин продолжал свой рассказ.

Раса хозяев планеты, как выяснил Эндрю, была расой долгожителей, очень выносливых созданий, хотя они и не были бессмертными. Их тело и мозг существовали в симбиозе. После смерти тела сознание просто переносилось в новорожденную особь, в ходе этого переноса память почти не страдала и по этой причине сознание каждой личности могло сохраняться невероятно долго.

Их культура была незатейливой и высоконравственной, этические и философские воззрения взаимно дополняли друг друга. Их цивилизация не была технологической. Ксанаду был практически единственным техническим достижением, последней отчаянной попыткой угасающей расы противостоять растущей суровости планеты, в тисках периодически наступавших ледниковых эпох. Они должны были пережить очередные суровые времена, но их внезапно поразило опасное вирусное заболевание, которое привело также к падежу животных, употреблявшихся ими в пищу. Множество разумов рассеялось из-за того, что для них не нашлось подходящих тел, в которые можно было бы перенестись.

Много времени затратил Камеллин, чтобы объяснить Эндрю суть следующего этапа истории марсиан. Его род мог поселиться в теле любого животного или даже растения. Однако у них был очень ограниченный выбор. Из животных эпидемию и ледниковый период пережили лишь песчаные мыши и почти совсем лишенные мозгов баньши; и те и другие были низкоорганизованными существами с настолько неразвитой нервной системой, что даже энергии разума расы Камеллина оказалось недостаточно для того, чтобы дать им толчок к эволюции. Камеллин пояснил, что это вроде мозга гения, заключенного в теле парализованного — тело не подчинялось приказам, исходившим от мозга.

Некоторые из рода Камеллина все же, отчаявшись, делали попытки переселения. Но после того, как их сознание побывало в нескольких поколениях животных, они деградировали и практически полностью потеряли способность мыслить и поддерживать существование в тех телесных формах, к которым они прикрепились. Камеллин полагал, что некоторые его соплеменники все еще обитают в телах баньши, переносясь из одного животного в другое благодаря силе инстинкта, все еще управляющего ими, однако они безнадежно деградировали после многих поколений бессмысленного животного существования.

В конце концов несколько оставшихся разумными соплеменников решили переселиться в колючий кустарник spinosa martis. Это оказалось вполне осуществимо, но в этом решении таились и недостатки — в растительном существовании приходилось жертвовать мышлением.

В марсианской ночи Эндрю содрогался от мыслей Камеллина:

«Бессмертие — но без надежды. Бесконечный сон без сновидений. Мы жили в вечной дремоте, в темноте, под ветрами. Мы просто ждали — и забывали все, что знали раньше. Сперва мы надеялись, что однажды в наш мир придет новая разумная раса. Но эволюция на нашей планете завершилась, остановившись на баньши и песчаной мыши. Эти виды отлично приспособились к условиям на планете и у них отсутствовала борьба за выживание: по этой причине они не эволюционировали и не изменялись. Когда прилетели земляне, у нас появилась надежда. Вопрос был даже не в том, чтобы захватить их тела. Мы искали у них помощи. Но мы были слишком нетерпеливы, и в итоге многие из нас погибли вместе с людьми.»

Поток мыслей угас. Наступило молчание.

Теперь отозвался Эндрю.

«Не исчезай, побудь со мной еще. Может, вдвоем мы найдем решение.»

«Это очень непросто», — предостерег Камеллин.

«Надо попытаться. Сколько времени вы обитали в растениях?»

«Не знаю. Много поколений — счет времени утерян. Все очень расплывчато. Позволь мне твоими глазами взглянуть на звезды.»

«Да, конечно», — согласился Эндрю.

Внезапная тьма застала его врасплох, он испытал ужас от внезапной слепоты; но очень скоро зрение вернулось к нему и он обнаружил, что сидит прямо и глядит вверх, на звездное небо. При этом он слышит мучительные мысли Камеллина:

«Да, прошло очень много времени.» — Он как бы нащупывал способ пересчета времени. — «Это продолжалось девять сотен тысяч ваших лет.»

Наступило молчание, бездонное и скорбное, и Эндрю ощутил обнажившееся горе этого разумного существа, его траурное молчание по погибшему безвозвратно миру. Эндрю лежал, притихший, не желая вторгаться в скорбь своего странного собеседника.

Внезапно им овладела вялость и он почувствовал непреодолимое желание заснуть.

«Скажи, Камеллин, Марс в те давние времена был таким же, как теперь?»

— мысленно задал вопрос Эндрю. Вокруг него выл ледяной ветер, обрушивая свои удары на скалы и заставляя Эндрю изо всех сил прижаться к камню. Он не ожидал ответа. Странный пришелец весь день не отзывался и Эндрю, проснувшись, уже не был уверен, что все это не было диковинной фантазией, порожденной недостатком кислорода или надвигающимся безумием.

Но странное чувство присутствия в его мозгу чужака снова вернулось к нему. «Наша планета никогда не была слишком гостеприимной. Но почему вы не обнаружили дорогу, ведущую сквозь горы?»

«Всему свое время», — Эндрю на этот раз был спокойнее. — «По вашим временным масштабам мы прибыли на Марс всего пару минут тому назад. О какой дороге идет речь?»

«При строительстве Шиин-ла Махари мы проложили дорогу сквозь горы.»

«А эрозия? Может, она давным-давно разрушилась?»

Идею эрозии Камеллин воспринимал с трудом. Дождь и снег были чужды его жизненному опыту. Хотя дорога и была засыпана песками, она должна была сохраниться.

Эндрю подошел к уступу. Он не мог взобраться наверх — ему мешало присутствие чужих мыслей. Он отступил назад, на плоский участок скалы, и развязал рюкзак. В термосе еще не совсем остыли остатки его утреннего кофе. Пока он допивал кофе, мысли Камеллина продолжали проникать в его мозг. Наконец он спросил: «Где проходит дорога?»

У него закружилась голова. Он лежал навзничь на скальной площадке, судорожно ухватившись за скалу, пока Камеллин демонстрировал ему свое чувство направления. Кружение со временем прекратилось. Но Эндрю удалось только понять, что раса Камеллина ориентировалась по крайней мере по одиннадцати странам света и четырем пространственным измерениям, с использованием в качестве ориентиров неподвижные звезды, которые они могли видеть даже в солнечный полдень.

«Но я так не умею, и потом — звезды ведь движутся.»

«Да, я не учел этого.» — Камеллин казался озадаченным. — «Впрочем, эти горы мне хорошо знакомы. Мы находимся совсем недалеко от дороги. Я буду вести тебя.»

«Что ж, веди, Макдуф.»

«Понятие неизвестно. Поясни.»

Эндрю усмехнулся. «Я думаю, каким путем идти?»

У него снова закружилась голова.

«Нет, нет, прекрати.»

«Я только хотел овладеть твоими органами чувств.»

Реакция Эндрю была инстинктивной. Ужас пережитого прошлой ночью, когда Камеллин вышвырнул его в бездну пространства, был еще свеж в его памяти. «Нет! Ты мог бы овладеть моими чувствами, но однажды ты попытался, и этим чуть не убил меня. Нет, на этот раз я не дамся.»

Ярость Камеллина отозвалась пульсирующей болью в его мозгу.

«Разве у вас отсутствуют понятия чести и достоинства? Как могу я поступать против твоей воли, находясь в твоем мозгу? Неужто ты полагаешь, что я не способен сострадать? Мне казалось, что ты просто утомился от долгого пути по горам, вот и все!»

Эндрю ощутил стыд. «Прости меня, Камеллин. Я был неправ.» Тишина была ответом. Остался только след гнева чужака.

И тут Эндрю расхохотался во весь голос. Чужак реагировал, словно человек. Камеллин обиделся на него. «Ну и ну!» — подумал Эндрю. — «Если мы делим одно тело, давай не будем ссориться. Прости, если я задел твои чувства; ведь все это так ново для меня. Ну, не стоит прятаться в угол и дуться!»

Да, ситуация была комичной; Эндрю ощутил удивление Камеллина, подобное мелкой ряби в его сознании.

«Извини, если я обидел тебя. Я привык вести себя в занимаемом теле сообразно своим желаниям. Но в твоем теле я нахожусь потому, что ты мне позволил, и потому прошу простить меня.»

«Ладно, Камеллин, я принимаю извинения. Ты знаешь, куда я хочу попасть — я согласен принять твою помощь.»

Он на всю жизнь запомнит ужас этого часа. Была кромешная тьма и головокружение и ощущение, что ноги несут его неизвестно куда, а руки скользят по скале, не в силах ухватиться, а он, ослепший и оглохший, заключен в камере своего мозга; он был на грани помешательства. Его спасла мысль, что Камеллин знает, что делает, и не причинит ему вреда.

Когда зрение, слух и осязание вернулись к нему, и он смог ориентироваться на местности, он обнаружил себя в устье глубокого и прямого ущелья, тянувшегося миль на двенадцать. Ущелье было очень узким, в ширину менее пятнадцати футов. С противоположной стороны ущелья высокая скала была разрезана, словно ножом; он изумился уровню технологии, позволившему проложить эту дорогу.

Вход в ущелье был узким, скрыт между скал и занесен толстым слоем песка; на дно ущелья вели наполовину разрушившиеся ступени. Эндрю спускался по крутым, широким ступеням и думал о том, что у марсиан были очень длинные ноги. Спустившись, он прошел все ущелье менее, чем за два часа — в обход, карабкаясь по скалам, они с Ридом преодолевали горный кряж трое тяжелых суток.

Вдоль ступеней был проложен пологий спуск, по которому мог бы пройти транспорт; он был не так сильно занесен песком.

Когда он наконец подошел к выходу из ущелья, казавшийся неприступным Двойной Кряж высился за его спиной. Отсюда уже было несложно, двигаясь все время на запад, дойти до тракта, связывавшего Маунт Денвер и космопорт. Он устроился на ночлег, намереваясь дождаться почтового экипажа. Он пробудился с первыми лучами солнца и, не теряя времени, проглотил свой нехитрый завтрак и упаковал свои пожитки; почтовый экипаж был оборудован ракетным двигателем (для разреженной марсианской атмосферы такой двигатель подходил наилучшим образом) и развивал на песчаной равнине высокую скорость; Эндрю следовало быть начеку, чтобы вовремя подать сигнал водителю почтового глайдера.

Он издали заметил машину по клубам песка, несшимся в его сторону, скинул куртку и, дрожа от пронизывающего ледяного ветра, бешено завращал ею над головой. Клубы песка росли, приближаясь, рев турбины усилился и внезапно стих. Машина резко затормозила подле него; из окна высунулась голова водителя — два выпученных глаза глядели из-под тяжелого шарфа, прикрывавшего нижнюю часть лица от пыли.

— Тебя что, подбросить? — услышал Эндрю.

Марсианские правила этикета требовали обязательно представиться.

— Эндрю Слейтон. Я сотрудничаю с Географическим Обществом; возвращаюсь из партии Рида, с гор в районе Ксанаду. В Маунт Денвер. За остальными участниками экспедиции.

Водитель сделал приглашающий жест.

— Залезай и держись покрепче. Я слышал о вашей банде. Безумие Рида, а?

— Некоторые называют это так. — Эндрю сел прямо на раму и схватился за поручень — как и большинство марсианских экипажей, глайдер состоял из голого шасси, без дверей, сидений или хотя бы лавок по бокам. Все лишнее было снято, чтобы повысить грузоподъемность. Водитель с любопытством поглядывал на него.

— Я слыхал об этом месте, о Ксанаду. Мне рассказывали, что это нехорошее место, гиблое. После старика Торчевски ты первый, кто вернулся оттуда. А как там парни Рида, в порядке?

— Когда я уходил, все были в порядке, — ответил Эндрю.

— О'кей. Держись, — предупредил водитель и после утвердительного кивка Эндрю включил турбины. Пескоход рванулся вперед, пожирая пустынную равнину.

Маунт Денвер после прозрачности и холода гор казался вонючим и грязным. Эндрю преодолел лабиринт армейских бараков и теперь сидел в кают-компании, ожидая, пока свяжутся по интеркому с полковником Ризом Монтреем.

Он не был удивлен, узнав, что начальником второй исследовательской партии является полковник, состоящий на действительной службе; армия, хоть и ограниченная в своих действиях уставом, была озабочена тем, что Рид может найти в Ксанаду. Крупное открытие, совершенное в Ксанаду, могло бы оказать влияние на бюрократов с Земли, возбудить интерес общества к Марсу, что выльется в средства и поставки, которые в последние годы доставались в основном Венере и Европе.

Монтрей оказался высоким, худым мужчиной. Он говорил с резким акцентом, присущим коренным уроженцам Лунной Колонии. На рукаве его мундира повыше армейских шевронов мерцали крохотные звездочки Космической Службы. Он жестом пригласил Эндрю в свой кабинет и внимательно выслушал его сообщение вплоть до того момента, как Эндрю покинул лагерь экспедиции. Затем он начал забрасывать парня вопросами.

— Взял ли Рид оборудование для химических анализов? Имеются ли средства защиты от газов?

— Полагаю, что нет, сэр, — отвечал Эндрю. Он уже успел позабыть гипотезу Рида о галлюциногенах, выделяемых Spinosa martis; с тех пор произошло столько событий, что эта гипотеза казалась ему абсурдной.

— Может, было бы лучше, если бы мы присоединились к Риду? Я мог бы отправиться хоть через час, но мне следует поставить в известность Командующего. Он освободит меня от дежурных обязанностей. Кстати, Слейтон, вы свободны и можете сходить в штаб Географического Общества.

Эндрю пробормотал:

— Я хочу вернуться с вами, полковник Монтрей. Вам не понадобится аппаратура для анализа газов. У меня был контакт с одним из древних марсиан.

Монтрей пристально посмотрел на него и потянулся к телефону.

— Вы сможете все рассказать доктору Кренстону в госпитале.

— Я знал, что вы решите, что я сошел с ума, — покорно произнес Эндрю.

— Но я могу показать вам проход, которым вы пройдете через Двойной Кряж за три часа, а не за три дня — быстрее, чем если бы у вас был пескоход.

Рука полковника, зависшая над телефоном, опустилась. Его серьезный взгляд уперся в Эндрю:

— Ты обнаружил проход в горах?

— И да и нет, сэр. — Эндрю сжато пересказал свои приключения, не углубляясь в те моменты, которые касались Камеллина, и более подробно остановившись на всем, относящемся к горному ущелью. Монтрей выслушал его, не перебивая, затем поднял телефонную трубку, однако позвонил не в госпиталь. Он набрал номер бюро занятости, расположенного в бедной части Маунт Денвер. Ожидая соединения, он рассеянно глядел на Эндрю и бормотал:

— Я планировал выйти через пару недель. Если бы у Рида все прошло удачно, на следующем этапе он должен использовать армейское снаряжение. — Полковник прервал размышления и произнес в оживший телефон: — Здесь Монтрей из Географического. Мне нужны двадцать крепких парней для работы в пустыне. Прибыть сюда в течение двух часов. — Он нажал на рычаг, снова набрал номер, на этот раз Дюпона из «Марс Лимитед» и затребовал первоклассного специалиста-химика, по срочной необходимости. Третий звонок

— Эндрю оставалось только восхищаться тем, как умело использовал Монтрей телефонную связь — был в штаб Марсианского Географического Общества; после этого Монтрей встал с кресла и сказал: — Вот и все. Я купил твою историю, Слейтон. Спустись вниз, — он нацарапал что-то на розовом бланке, — и реквизируй армейский пескобус, достаточно вместительный, чтобы взять на борт два десятка парней и снаряжение. Если то, что ты рассказал — правда, экспедиция Рида уже принесла успех и дальше этим будет заниматься армия. Но если ты не желаешь в этом участвовать… — он показал жестом, что Эндрю может идти, и парень осознал, что если он ошибся, самым безопасным местом для него станет палата психиатрического отделения. Возможно, туда Монтрей не доберется.

Когда колеса армейской машины начинают вращаться, все идет быстро и слаженно. Не прошло и пяти часов, как они покинули Маунт Денвер с такой легкостью и скоростью, которые заставили Эндрю, привыкшего к проволочкам и скупости Марсианского Географического Общества, только качать в изумлении головой. Он спрашивал себя, могли бы такие решительные парни спасти Кингслендера. Втиснутый на переднее сиденье пескобуса, между Монтреем и химиком, присланным Дюпоном, Эндрю угрюмо размышлял о воинской службе и ее воздействии на Рида. Интересно, что скажет Рид, когда увидит его?

Ветер усиливался. В сравнении с марсианской песчаной бурей земной ураган показался бы легким бризом; армейский водитель ругнулся, пытаясь разглядеть дорогу в клубах песка, поднятых пескобусом; наемные работники, накрывшись брезентом и обмотав лицо цветными платками, ругались на семи языках. Химик крепко прижимал к себе чемоданчик с экспресс-лабораторией — он отказался оставить ее в багажнике под шасси — надвинув на глаза платок, когда порыв ураганного ветра потряс пескобус. Монтрей крикнул, перекрывая вой ветра:

— Эта ваша дорога далеко отсюда?

Щурясь, Эндрю приподнялся, пытаясь разглядеть что-нибудь поверх низкого борта, затем снова присел, стряхивая с лица песчинки.

— Около полумили.

Монтрей хлопнул водителя по плечу:

— Здесь.

Машина с ревом затормозила. Монтрей сжал запястье Эндрю.

— Влезай под брезент, поглядим по карте.

Наклонив головы, они протиснулись под брезент, к остальным парням; Монтрей включил подсветку «карты», роль которой выполняла аэрофотография, сделанная летчиком на бреющем полете над горами. С одного края карты виднелась группа темных пятен, которые могли обозначать Ксанаду, а сама горная гряда выглядела, как череда капель; палец Эндрю прошелся по фотографии.

Глядите, это наш маршрут, мы его назвали Проходом Рида. Кингслендер шел этим путем, в тысяче футов ниже, но там слишком много огромных каменных обломков. Ущелье, видимо, где-то здесь — вот эта темная линия.

— Забавно. Летчик сфотографировал то, чего сам не заметил. — Монтрей дал команду: — Все наружу, приготовиться к маршу!

— В такую погоду? — запротестовал кто-то, и к нему присоединился хор возмущенных голосов.

Монтрей был непреклонен.

— Я не исключаю вероятности, что Рид в опасности. Разберите снаряжение.

Недовольно ворча, парни соскакивали на песок, надевали ранцы, пряча лица под противопылевыми повязками. Монтрей протянул Эндрю карту:

— Нужно?

— Я смогу отыскать проход и без нее, — ответил Эндрю.

Они двинулись в путь нестройной цепочкой; впереди шел Эндрю. Он ощущал в себе силу и уверенность. Камеллин, казалось, спал, и не беспокоил его. Эндрю это устраивало. Сейчас он весь был сосредоточен на преодолении ветра, порывы которого добирались до кожи лица, невзирая на защитный платок и толстый слой ланолина, которым он смазал лицо еще в бараке. Ветер пронизывал его сквозь куртку и перчатки. Эта погода была для него привычной. Хоть он и ругался больше остальных.

Монтрей ругался вовсю.

— Где же это чертово ущелье?

Неширокая расщелина в скале вела на север, дальше она круто заворачивала и упиралась в отвесную скалу.

— Должно быть, где-то рядом. — Эндрю попятился, чтобы пропустить вперед Монтрея, как раз когда полковник подавал руку немолодому химику. Монтрей сердито схватил Эндрю за локоть, у того развязался платок и унесся, подхваченный порывом ветра, а химик не удержался на ногах и опустился на колени. Эндрю помог химику подняться и, повернувшись к Монтрею, заявил:

— Чья это, черт возьми, гениальная мысль?

— Это я хотел бы спросить у вас! — взбешенный голос Монтрея перекрыл рев бури. Он резко развернул Эндрю, так что парень чуть не упал. Песок набился ему в рот и хлестал по щекам. Прохода сквозь горную гряду не было. Над ними нависала глухая стена, все расщелины которой были плотно забиты песком. Эндрю повернулся к Монтрею в полной растерянности.

— Я не могу ничего понять, сэр, — он сглотнул комок, подкативший к горлу, и подошел к стене. Никаких признаков спуска или ступеней.

— Зато я могу, — Монтрей выругался. — Как только мы вернемся в Маунт Денвер, я арестую тебя.

— Сэр, но вчера я прошел здесь! Я помню пологий спуск шириной около одиннадцати футов, и ступени сбоку от него, широкие ступени.

Он подошел к скале в поисках следов исчезнувшего прохода. Монтрей продолжал крепко держать его локоть.

— Ну конечно; и большое озеро розового лимонада. О'кей, пора возвращаться.

Его команда сгрудилась за ним, под песчаным наносом на скалистом козырьке, запомнившемся Эндрю с того раза, когда за ним открывался вход в ущелье. Один из парней, стоявший ближе других к Монтрею, шагнул вперед.

— Проделать такой путь за чокнутым! — неодобрительно произнес он.

Он шагнул еще раз и внезапно начал падать — пошатнулся, взмахнул руками и по грудь погрузился в легкую пыль.

— Осторожно, назад! — крикнул Эндрю. И добавил фразу, которая внезапно родилась в его мозгу: — Вам этого не понять!

Упавший открыл рот, чтобы завопить, но внезапно осекся. Его руки перестали судорожно загребать песок. Он обвел всех пристальным взглядом.

— Полковник, — медленно начал он, — сдается мне, Слейтон не так уж и сбрендил. Я стою на ступеньке, а колено упирается в следующую. Сейчас поглядим. — Он начал обеими руками разгребать песок. — Широкие ступени…

Эндрю издал торжествующий вопль и наклонился, чтобы помочь парню.

— Есть! — воскликнул он. — Ночью песчаная буря занесла вход в ущелье! Если мы сможем разгрести занос и пройти меж скал… Не замело же все ущелье!

Монтрей вынул из кармана бинокль и навел его.

— Вижу расщелину, которая выглядит как вход в ущелье, — сказал он. — Похоже, там участок ровный и пологий… но песок устлал проход толстым слоем на сотни футов вперед, нам не пройти.

Он нахмурился, и тут его взгляд остановился на пескобусе.

— Какой ширины, ты говорил, это ущелье?

— Около пятнадцати футов. Ширина спуска — футов одиннадцать.

Брови Монтрея поднялись.

— Наша машина может преодолевать песчаные наносы высотой до 80 футов. У нас может быть шанс. Хотя — если армейский пескобус увязнет, у нас могут быть проблемы.

Эндрю почувствовал ужас, словно они уже застряли в песках. Монтрей сам взялся вести пескобус. Он на полную мощность включил главную турбину; машину бросило вперед, ее крылья заскользили над песчаной гладью. Когда Монтрей начал разворот, машину занесло; шасси задело за дюну, тяжелую, как свинцовая гора. Чертыхаясь, Монтрей подключил дополнительные турбины, и вокруг них поднялся песчаный смерч. Вскоре тяга выровнялась и пескоход заскользил, повторяя рельеф дюн, к входу в ущелье.

Казалось, прошли часы, но в действительности маневр занял меньше четырех минут. Глайдер почти касался стены, когда Монтрей отключил тягу и дал команду двум парням помочь ему убрать шасси. Глайдеры могли мгновенно выпускать шасси, поскольку на Марсе скорость действий решала все, но убрать их обратно можно было только вручную. Монтрей взглянул на отвесно вздымающиеся стены, нависшие над ними под головокружительным углом, и присвистнул:

— Это образование не похоже на естественное.

— Я же говорил вам, что нет, — сказал Эндрю.

Человек от Дюпона нахмурился.

— В горах природа очень изобретательна, — возразил он. — Вы сказали, что сами обнаружили этот проход, Слейтон?

Эндрю перехватил взгляд Монтрея и сказал кротко:

— Да, сэр.

Пескоход легко скользил над ложем ущелья, приближаясь к спуску с противоположного конца. Монтрей упрямо вел глайдер, его челюсти были крепко сжаты от напряжения. Он только произнес:

— Во всяком случае Двойной Кряж больше не является неприступным, — а после проворчал: — Ты мог открыть ущелье случайно — в горячке — а после найти этому объяснение…

Близился рассвет, когда на горизонте показались силуэты приземистых башен города. Отсюда они не могли разглядеть лагерь Рида, за исключением тонкой струйки дыма, выделявшейся на фиолетовом фоне неба. Смутная тревога зашевелилась в сознании Эндрю и впервые за много часов в его мозгу ожили мысли Камеллина.

«Я полон страха. Опасность.»

Тут Монтрей предостерегающе закричал; Эндрю беспокойно мотнул головой, соскочил с еще не совсем остановившегося пескобуса и стремглав кинулся вперед. На красном песке дымились остатки палатки Рида. Комок подкатил к горлу Эндрю, он рухнул на колени и перевернул неподвижное тело лежавшее среди пепелища.

Толстяк Кейтер, похоже, остался не только без рубашки.

Монтрею наконец удалось остановить машину и он послал трех парней похоронить Кейтера.

— Проверьте, может, что-нибудь уцелело от огня, — сказал он. Один из людей отвернулся, его стошнило. Эндрю также ощущал тошноту, но рука командира тяжело легла на его плечо.

— Расслабься, — произнес Монтрей. — Нет, я ни в чем не подозреваю тебя. Он погиб менее часа тому назад. Рид отправил тебя до того, как это началось. — Монтрей начал отдавать команды: — Видимо, в огне больше никто не погиб. Разделитесь по двое, и поищите вокруг остальных людей Рида.

Он взглянул на низко опустившееся солнце:

— Осталось полчаса до наступления ночи, так что в течение следующих двух-трех часов светить нам будет только Фобос, — мрачно произнес он. — Затем мы вернемся к машине и уберемся отсюда. Мы сможем возвратиться сюда завтра, а при слабом свете Деймоса нам тут делать нечего.

И он вытащил из кобуры пистолет.

«Нет, не надо!» — мысль Камеллина забилась в мозгу Эндрю. — «Не надо оружия!»

Эндрю с жаром стал объяснять Монтрею:

— Пусть парни спрячут оружие, полковник. Когда люди Кингслендера перебили друг друга, ситуация, возможно, была похожей!

— А если кто-нибудь наткнется на баньши? Кстати, все в группе Рида были вооружены и если они спятили и бродят неподалеку…

Следующий час напоминал ночные кошмары. Темные силуэты попарно двигались по каменистой равнине; однажды вдалеке пронеслась мимо жуткая тень баньши. Однажды ночную тишину нарушил сухой треск выстрела; все сбежались на звук и выпустили наугад с полдюжины пуль, пока не выяснилось, что бедняга принял обломок скалы за притаившегося баньши. Монтрей в гневе приказал стрелку возвращаться в пескоход. Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Пурпурные лучи Фобоса залили пустыню, башни города отбросили гигантские фиолетовые тени… Ветер крепчал, кидая с воем кучи песка на скальные уступы.

Внезапно истеричный крик разрезал тьму; Монтрей подпрыгнул, чертыхаясь:

— Если это опять ложная тревога…

На этот раз тревога не была ложной. Кто-то мигал карманным фонарем. На песке лежал, раскинув руки, Майк Фэйрбенкс, и в виске его зияла дырка от пули.

Оставалось найти Хансена, Уэббера — и Джона Рида.

«Я смог бы найти их — позволь мне начать поиски! Пока не произошло худшее…»

— Сэр, — сказал Эндрю. — Думаю, я смогу найти остальных. Я рассказывал тебе о Камеллине. Полагаю, доказательств достаточно…

— Каких еще доказательств… — хмыкнул Монтрей. — Впрочем, давай, парень.

Эндрю ощутил холодок под ложечкой, когда палец Монтрея согнулся на курке пистолета, направленного ему прямо в сердце. Весь этот кошмар из-за того, что он позволил Камеллину взять над ним власть, подумалось Эндрю. Откуда он знает, может, их заманивают в ловушку? Камеллин привел его прямо под стены города. Может, так же погибли три предыдущие экспедиции?

«Один из моих соплеменников овладел разумом одного из ваших. Он должен найти секретный вход. Если он еще не потерял рассудок, у нас есть шанс.»

— Стоп! — отрывисто сказал Монтрей.

— Стоп, — ответило эхо в горах. В стене города открылся проем, и в нем показалась фигура Джона Рида в растерзанной куртке, без шапки.

— Эндрю! — Возглас перешел во вздох облегчения, его ноги подкосились и он упал в объятия Эндрю. — Как здорово, что ты здесь! Они стреляли в меня…

Эндрю нежно опустил его на землю. Монтрей, наклонившись над Ридом, настаивал:

— Джон, расскажи, что же случилось?

— Меня подстрелили в бок. Ты был прав, Энди — первым сбрендил Кирка, а затем Кейтер поджег палатку. Кирка кинулся на него, застрелил Майка Фэйрбенкса — а потом, потом, Энди, я почувствовал, как что-то копошится во мне, в моей башке, и тут у меня потемнело в глазах….

Его голова откинулась на плечо Эндрю.

Монтрей нащупал его пульс и покачал головой.

— Он совсем плох. Горячка.

— Он вполне соображал, когда говорил, сейчас он в обмороке, — возразил Эндрю.

— Когда он очнется, то сможет рассказать все по порядку.

— Вряд ли в ближайшее время вы чего-нибудь добьетесь от него, — уверенно произнес ученый от Дюпона. — Монтрей, соберите людей, пора уносить ноги отсюда.

— Смотрите! — закричал кто-то. Раздался звук выстрела и эхо в скалах усилило стон раненого человека. Сердце Эндрю ушло в пятки от ужаса; и тут в довершение всего он внезапно ослеп и ощутил, как ноги сами собой понесли его сквозь нахлынувшую тьму на голос раненого. Это Камеллин завладел его телом!

Кирка Хансен, шатаясь, ковылял ему навстречу. Его рубаха была изодрана в клочья. Через органы чувств чужака, как бы двойным зрением, Эндрю ощутил присутствие другого соплеменника Камеллина.

«Если я смогу осилить его…»

Монтрей взвел курок и прицелился.

— Хансен! — Его голос преодолел вой ветра. — Стой, не двигайся!

Кирка крикнул что-то неразборчивое.

— По'ки хам марки ник Махари…

— Идиот! Он боится нас! Не подходи!

Кирка сделал быстрое движение и его пистолет упал на землю к ногам Эндрю. «Камеллин!» — прокричал он, но этот голос не принадлежал Кирке. Сердце Эндрю глухо застучало. Он шагнул вперед, доверив ночному пришельцу вновь овладеть всеми его органами чувств.

Он, как бы со стороны, слышал голос чужака, ощущал, как его горло извлекает непривычные слоги чужой речи. Это были выкрики, отчаянный вой, затем где-то одновременно затрещали два пистолета. Сознание вернулось к Эндрю, и он увидел как Хансен пошатнулся и упал недвижимым. Эндрю прогнулся, покачнулся; Монтрей подхватил его, и Эндрю прошептал недоверчиво:

— Ты подстрелил его!

— Это не я, — возразил Монтрей. — Рик Уэббер открыл огонь из этого проема в толпу. Затем…

— Рик тоже мертв?

— К сожалению. — Монтрей аккуратно уложил молодого парня на песок, позади Рида. — Вы, Слейтон, на мгновение выглядели как потерявший рассудок. — Он в сердцах крикнул стрелявшему: — Тебе вовсе не следовало убивать Уэббера! Чтобы остановить его, достаточно было выстрелить в ногу!

— Но он кинулся прямо на меня, его пушка…

Монтрей вздохнул и потер лоб.

— Кто-нибудь, соорудите носилки для Рида и еще одни для этого парня.

— Я в порядке. — Эндрю отвел руку Монтрея, и бросил взгляд на Рида.

— Он совсем плох, — произнес человек от Дюпона. — Лучше бы нам отвезти их обоих в Маунт Денвер, пока еще не поздно.

Он пристально посмотрел на Эндрю.

— Тебе лучше не принимать все так близко к сердцу. Минуту назад ты кричал, как будто в тебя вселился дьявол.

Он встал и обратился к Монтрею:

— Полагаю, моя теория верна. Этот штамм вируса может существовать только в сухом воздухе. Если он погубил создателей города, то этим можно объяснить, почему каждый, кто приходит сюда, попадает в ловушку — он становится одержим мыслью об убийстве и самоубийстве.

— Может и так, — согласился Монтрей. — Слейтон, боюсь, вы тоже больны. Вам придется подчиниться нашему приговору, — сказал он, затем накрыл Рида своим пальто и встал. В лунном свете его лицо было совсем серым. — Я отправляюсь к коменданту, — сказал он, — с тем, чтобы данное место было объявлено запретной зоной. 42 человека погибло от неизвестного марсианского вируса, на этом пора остановиться. До тех пор, пока мы не получим средства и специалистов, чтобы начать широкомасштабные медицинские исследования, не может быть и речи ни о какой экспедиции, будь она частной или правительственной. Да пропади он пропадом, этот чертов Ксанаду. — Он взвел курок и сделал четыре выстрела: это был сигнал сбора.

Двое на импровизированных носилках понесли неподвижное тело Рида к пескоходу. Эндрю ковылял рядом, придерживая Рида. Он начал сомневаться в себе. Под заходящей луной и песком, бившем ему в лицо, он начал спрашивать себя, не был ли Монтрей прав. Может, он стал жертвой иллюзий? Может, Камеллин был всего лишь фантазией, порождением его мозга? «Камеллин?» — позвал он.

Но ответа не было. Эндрю жутко расхохотался, его ладонь придерживала голову Рида на жестких носилках. Если Камеллин даже был в нем, он мог покинуть его, и тогда у него не было способа доказать что-либо.

— …таким образом я, с сожалением, настаиваю на том, чтобы отложить проект Ксанаду, — заключил Рид. Его лицо было жестким и осунувшемся после длительной болезни. — Позиция Армии жесткая: потеряв людей, специалистов и средства, по-видимому, остается держаться подальше от Ксанаду.

— Совершенно очевидно, — сказал мужчина, сидевший во главе стола, — что все мы отдаем отчет в том, через что прошли майор Рид и мистер Слейтон. Джентльмены, никто не любит сдаваться. Однако в данной ситуации я не вижу выбора и присоединяюсь к предложению майора Рида. Джентльмены, я голосую за закрытие марсианской базы Географического Общества, и перевод всего оборудования и персонала на базу Афродита-12, Южная Венера.

Голосование прошло единогласно, и Рид и Эндрю, избежав дальнейших расспросов, выбрались на улицу, залитую холодным солнечным светом. Какое-то время они шли молча. Наконец Рид сказал:

— Энди, мы сделали все, что могли. Монтрей натравил на нас комиссию. Проект уже поглотил миллионы. Все сложилось крайне неудачно для нас.

Эндрю шел, ссутулившись.

— Дня через три я бы смог снова посетить город.

— Я тоже не против еще одной попытки, — глухо произнес Рид. — Но забудь об этом, Энди. Шин-ла Махари несет безумие и смерть. Забудь. Пора возвращаться домой.

— Домой? Куда это — домой? На Землю? — Эндрю застыл, изумленный.

Стоп. Что сказал Рид?

— Повтори-ка. Название города.

— Шин-ла Махари, город… — Рид запнулся. — Что за черт!..

Он недоуменно смотрел на Энди.

— Я, наверное, мог бы все забыть, убедив себя, что ничего не произошло. Оно оставило меня, когда Хансен выстрелил. Мы бы могли заставить себя забыть про это, по крайней мере, до тех пор, пока мы не окажемся на борту космолета.

— Ах да, космолет. Рид, нам ни к чему возвращаться на Землю!

— С чего это ты взял? — раздраженно сказал Рид.

Эндрю замолчал, глубоко задумавшись. Внезапно лицо его прояснилось, как будто его посетила блестящая мысль.

— Скажи, Джон, кому принадлежат лабораторные животные Общества?

Рид потер лоб.

— Наверное, никому. Они, я думаю, не побеспокоились о том, чтобы отослать на Венеру пару дюжин собак и шимпанзе. У меня есть право забрать животных — например, для нужд медицинского центра. Но зачем они тебе?

Он остановился, удивленный.

— Какая безумная идея посетила тебя на этот раз?

— Да так, пустяки. Ты все равно собирался улетать на Землю ближайшим рейсом.

— Ну, торопиться некуда, сынок, — проворчал Рид. — «Эрденлюфт» не стартует раньше, чем через неделю.

— Джон, эти животные высокоорганизованы. Я надеюсь…

Взгляд Рида сказал, что он все понял.

— Я никогда не думал об этом, мой мальчик! Идем же, скорее!

В стоявшей на отшибе постройке, в которой Географическое Общество содержало животных, служитель равнодушно взглянул на удостоверение Рида и пропустил их внутрь. Рид и Эндрю в молчании прошли мимо клеток, в которых содержались собаки, забраковали единственного уцелевшего козла и направились к клеткам с шимпанзе.

— Ладно, может, я и безумен, но сдается мне — это именно то, что нам надо, — сказал Эндрю и стал вслушиваться в глубины сознания. Он ждал ответа от своего «жильца». Наконец, после долгого перерыва, смутно отозвались мысли Камеллина, словно он не мог сразу возобновить контакт с сознанием Эндрю.

«Я был вынужден покинуть тебя. Надежды больше нет и я скорее умру со всем народом, чем буду ждать заточенным в твоем мозгу.»

«Погоди!» — он встал прямо перед шимпанзе. — «Мог бы ты переместиться в это создание без его позволения?»

В желудке у него все сжалось, как если бы решалась не Камеллина, а его собственная судьба.

«У этого существа отсутствует сознание.»

«Я сожалею, я только хотел…»

И тут ему передалось возбуждение Камеллина.

«Это существо подходит мне, оно высокоорганизовано, хотя и лишено разума.»

«Но интеллект шимпанзе…»

Тень нетерпения, словно Камеллин вынужден объяснять несмышленышу:

«Да, интеллект, но лишенный главного — воли, духа, души.»

«Шимпанзе способен выполнять почти те же действия, что и человек.»

«За исключением речи, обмена информацией, абстрактного мышления. Ты не способен в полной мере понять это различие.»

Впервые от Камеллина исходило замечание, говорившее о том, что тот не считает Эндрю равным себе по разуму.

«Первая стадия — существа вроде баньши — то есть наличие мозговой деятельности, но без разума. Эти создания не способны к организации. Затем ваш род, приматы — то есть интеллект без души. Впрочем, вас можно улучшить.»

Поток мыслей Камеллина внезапно оборвался, но до этого Эндрю успел уловить: «Как себе представляют земляне свое место во Вселенной?»

После паузы от Камеллина пришла волна беспокойства:

«Прости, я не должен был так думать…»

— Комплекс неполноценности? — рассмеялся Эндрю.

«Вы не функционируете на уровне души, подсознания. Вы почти исключительно осознаете себя с помощью своих пяти чувств и своего абстрактного мышления. Но ваш бессмертный разум задержался в развитии: вы в принципе способны перемещаться во множестве измерений пространства-времени, но вы воспринимаете всего лишь три пространственных измерения.»

«Камеллин, я не верю в душу.»

«Что ж, попробую тебе объяснить.»

Рид тронул его за плечо.

— Мне становится не по себе, когда ты начинаешь беседовать сам с собой. Что станем делать?

Они выбрали крупного самца шимпанзе и, сидя на скамейке, наблюдали за его идиотскими ужимками. Эндрю стало не по себе от этого зрелища.

— Камеллин — в теле этого животного?

— Зато он станет человекообразным, — хихикнул Рид. — Это животное значительно лучше приспособилось к марсианским условиям, чем мы — погляди, какая у него широкая грудная клетка. Камеллин наверняка оценит достоинства этого создания!

Он помолчал.

— Как мы после трансформации будем общаться с Камеллином?

Эндрю был озадачен вопросом. Наконец, он сказал:

— Я не знаю наверняка. Мы использовали прямой обмен мыслями и Камеллину не было нужды облекать свои мысли в форму нашего языка. Как полагаешь, Рид, можно ли обучить шимпанзе говорить?

— Не думаю.

— Сдается мне, если шимпанзе обретет разум, способность абстрактного мышления, он сможет передавать свои мысли знаками, но вот позволит ли ему строение голосовых связок и рта говорить, как человек?

— Я бы не ставил на это, — сказал Рид. — Я, правда, не слишком-то разбираюсь в анатомии обезьян, но сомневаюсь, что шимпанзе может заговорить. Да и потом, как ты собираешься учить Камеллина английскому?

— Похоже, как только Камеллин покинет мой мозг, у него останется единственный способ общаться с нами — язык жестов.

— Энди, мы обязаны найти другой способ! Не можем же мы допустить, чтобы знание стало недоступным для нас? Мы не можем упустить шанс непосредственно общаться с разумом, существовавшим еще во время возведения города.

— Сейчас не это самое главное, — сказал Эндрю. — Ты готов, Камеллин?

«Готов. И благодарю тебя. Твой мир и мой мир лежат отдельно, но мы братья. Приветствую тебя, мой друг.»

Биенье мысли затихло в его мозгу. Стены и потолок завертелись в диком хороводе, окрасившись бледной голубизной.

— Ты в порядке? — Рид обеспокоенно склонился над Эндрю. Позади него крупный шимпанзе, нет, это был теперь Камеллин, склонился и через его плечо глядел на Эндрю. Взгляд обезьяны не был бессмысленным. Но он отличался и от взгляда человека. У шимпанзе изменилась даже стойка.

У Эндрю не осталось сомнений в том, что Камеллин уже переселился в мозг обезьяны. У Рида был ошалевший вид:

— Энди, когда ты пошатнулся, он прыгнул и поймал тебя! Ни одна обезьяна на это не способна!

Шимпанзе-Камеллин выразительно развел лапами.

— Двигательные рефлексы у шимпанзе просто потрясающие, куда там человеку, — сказал Эндрю. — Во всяком случае, тут его возможности почти беспредельны.

— Камеллин? — обратился он к шимпанзе.

— Думаешь, шимпанзе понимает тебя?

— Слушай, Рид, неужели ты еще не поверил мне до конца? Перед тобой не просто обезьяна — это Камеллин, мой приятель, и он более разумен, чем любой из нас!

Рид опустил взор.

— Я постараюсь привыкнуть к этому.

— Камеллин? — повторил Эндрю.

И Камеллин заговорил! С трудом, хрипя, как бы пробуя возможности неизвестного ему звукового аппарата, он заговорил.

— Эндрю, — с расстановкой произнес он. — Шин. Ла. Махари.

Их общение не прошло даром — каждый знал несколько слов на чужом языке.

Камеллин-шимпанзе подошел к другим клеткам, в которых метались и бесновались шимпанзе, и его походка была преисполнена достоинства. Рид присел на скамейку.

— С ума сойти, — произнес он удивленно. — Ты хоть понимаешь, что ты создал? Говорящую обезьяну! В лучшем случае, нас объявят мошенниками. В худшем — ученые разберут животное на части. Мы никогда не сможем доказать, что это реальность, и нашим рассказам никто не поверит!

— Я все время сознавал это, — с горечью сказал Эндрю и откинулся на скамье. Камеллин подошел к нему и присел на корточки. Выглядело это несколько неуклюже.

Эндрю внезапно осенила какая-то мысль.

— Здесь около двадцати обезьян. Это совсем немного. Однако соотношение самцов и самок позволяет рассчитывать на высокую рождаемость.

— Что ты хочешь этим…

— Послушай, — возбужденно перебил его Эндрю. — Самое главное сейчас — сохранить марсианскую расу, последних марсиан, а вовсе не убедить наше общество. Да нам это вряд ли удастся. Нужно будет перевезти животных в Шин-ла Махари. Земляне там не бывают, так что их никто не станет беспокоить, может, в течение столетий! За это время они смогут восстановить свою численность, развить цивилизацию, создать колонию разумных существ, внешне похожих на обезьян. Мы можем оставить об этом записи. Через сто лет, может, больше…

Рид глядел на него неуверенно, но его воображением, против его воли, овладевала идея Эндрю.

— Смогут ли они выжить?

— Камеллин сообщил мне, что город устойчив к разрушительному действию времени, при его возведении эта возможность была учтена.

Эндрю взглянул на безмолвно слушавшего Камеллина и ощутил уверенность, что марсианин понял его; телепатические силы Камеллина были огромны.

Что ж, им придется довольствоваться телами шимпанзе в ожидании существ, способных к эволюции, тела которых они могли бы использовать. Шимпанзе отличаются поразительной ловкостью, и если разум будет руководить их поведением… Они смогут создать все необходимое для жизни, используя солнечную энергию, кроме того, в городе имеются системы для обогрева, сохранились записи — останется только терпеливо ожидать своего шанса.

Рид встал и пошел пересчитывать шимпанзе.

— Похоже, нам придется отложить все наши дела — что ж, Энди, попытаемся. Пойдем, нужно арендовать пескоход — у меня сохранились некоторые связи.

Он нацарапал пару слов на клочке бумаги, обнаруженном в кармане, и добавил суровым тоном:

— И не забудь: мы не должны прозевать «Эрденлюфт».

— Не беспокойтесь, мы успеем.

И вновь Эндрю Слейтон оказался в голой пустыне, чтобы бросить прощальный взгляд на зубчатые башни Шин-ла Махари. Он знал, что больше никогда не вернется сюда.

Невдалеке виднелась копна седых волос Рида. Их окружала безмолвная толпа марсиан, степенных и полных собственного достоинства.

— Нет, — сказал Рид, обращаясь больше к самому себе, — боюсь, ничего не получится. У вас с Камеллином был шанс, но вы его не использовали.

Эндрю никак не отреагировал на его слова, продолжая ласкать взглядом матовые стены чужого города. Он думал о том, как было бы здорово написать книгу обо всем ЭТОМ. Весь день они предавались мечтам, которые не могли присниться межпланетным археологам в их самых фантастических сновидениях. Марсиане в телах приматов благодарно воспринимали язык жестов Рида, а посещение города оставило позади их самые необузданные фантазии.

Под песками веков Шин-ла Махари оказался не просто городом: это был целый мир. Никогда им не забыть это захватывающее дух ощущение: наблюдать, как обретшие наконец тела марсиане, трудясь с навыками и знанием, недоступным людям, раскапывают древние механизмы водоснабжения, соединенные с подземными озерами, заполняющими пустоты на многомильной глубине, и направляют по скважинам воду в гидропонные сады, как мгновенно оживают и набухают семена растений, хранившиеся долгие века. Марсиане наладили силовую установку. Запасы продуктов питания, герметично упакованные, не испортились. Рид и Эндрю разделили эту странную пищу с двадцатью приматами, поведение которых за столом разительно отличалось от пародийной неуклюжести дрессированных обезьян. Марсианские культурные навыки оказались невероятно устойчивыми.

Никогда ему не забыть огромную библиотеку из гибких ванадиевых пластин, с вырезанными на них знаками марсианского письма, или удивительную энергетическую установку из множества вибрирующих и пульсирующих механизмов…

— И все же лучше будет поскорее вычеркнуть это из памяти, — сказал Рид жестким тоном. — Нас, наверное, отправят на Титан. Кто знает, может, мы и там найдем что-нибудь необычное?

— Поторопимся, успеть бы на космолет.

Эндрю залез в пескоход, потом из окна протянул руку Камеллину, надеясь, что тот поймет этот прощальный жест.

— Прощай, Камеллин. Удачи вам всем.

Он включил турбину и земляне унеслись в туче песка. Эндрю вел машину на предельной скорости, с горьким чувством, что он никогда больше не увидит Шин-ла Махари. Он, по-видимому, навсегда покинет Марс. И его теперь всюду будет сопровождать чувство одиночества.

— Они должны справиться, — прохрипел над его ухом Рид и обнял парня за плечи. К своему ужасу, Эндрю обнаружил, что смахивает со щеки непрошеную слезу.

— Не сомневаюсь, — пробормотал он, обращаясь больше к самому себе. — Через пару сотен лет они сами прилетят на Землю. Было время, когда Северную Америку посетили семьдесят пришельцев! Их энергетические возможности позволяют им осуществлять межзвездные перелеты. Камеллин сообщил мне, что они уже однажды посетили Землю, еще до эпидемии, погубивших их цивилизацию.

Пескоход взревел, огибая отвесную скалу, и Шин-ла Махари скрылся из виду. Позади Эндрю услыхал грохот и монотонный гул, сотрясающий землю. Это обрушились скалы, навсегда завалив проход. Двойной Кряж стал снова непроходим. Марсиане получили свой шанс и земляне теперь не смогут их потревожить, по крайней мере, в ближайшие годы.

— Я все думаю, — размышлял Рид, — кто, какая раса навестит их в следующий раз?