"Королева бурь" - читать интересную книгу автора (Брэдли Мэрион Зиммер)

25

В первые весенние дни дождь лил почти постоянно. Лорд Алдаран приветствовал непогоду, поскольку знал, что она задержит армии Скатфелла в пути, снизив боевой дух его людей. Пришло письмо от Дамона-Рафаэля с выражениями искреннего сочувствия; в заключение он призывал младшего брата вернуться домой, как только дороги откроются после весеннего паводка. Каждая строчка письма, казалось, дышала злобой и коварством.

«Если я сейчас вернусь, Дамон-Рафаэль убьет меня. Все очень просто: я отрекся от своего слова. Я дал клятву поддерживать его правление, а теперь понимаю, что это невозможно. Моя жизнь теперь немного стоит, ибо я нарушил клятву… пусть хотя бы в мыслях, а не в делах». С такими мыслями Эллерт жил в Алдаране, радуясь весенним дождям, оправдывавшим его задержку.

«Дамон-Рафаэль еще не уверен до конца. Но если дороги откроются и я не приеду, то меня объявят предателем. Интересно, как он поступит, когда у него не останется никаких сомнений?»

Тем временем Дорилис испытала еще несколько приступов пороговой болезни, хотя и не таких сильных, как первый. Рената ни разу не сочла, что жизнь девушки подвергается опасности. Сама же она находилась при Дорилис практически постоянно, не щадя своих сил.

— Не знаю, в самом ли деле ей приятно мое общество, — говорила она Кассандре с печальной улыбкой, — или же она считает, что лучше терпеть мое присутствие, чем представлять меня в объятиях Донела.

Обе женщины знали и другое, о чем пока не говорилось открыто.

«Рано или поздно она узнает, что я ношу ребенка Донела. Я не хочу ранить ее чувства и причинить ей еще больше горя».

Когда Донел виделся с Дорилис — что случалось редко, так как он руководил подготовкой обороны Алдарана против неизбежной атаки Скатфелла, — он держался вежливо и внимательно, как любящий старший брат. Но когда Дорилис называла его мужем, он либо не отвечал, либо отделывался смехом, словно речь шла о какой-то шутке, понятной только ему.

В эти дни, пока Дорилис испытывала повторные приступы дезориентации и расстройства чувств, ее еще необузданный телепатический дар приводил к психическим перегрузкам. Она очень сблизилась с Кассандрой. Разделенная любовь к музыке укрепляла их дружбу. Дорилис уже талантливо играла на лютне; Кассандра научила ее играть на рриле и петь песни Валерона, своей далекой родины.

— Не знаю, как ты только могла жить на равнинах, — сказала Дорилис. — Я не могу жить без крутых склонов и заснеженных пиков вокруг. Должно быть, эти равнины — ужасно унылое и скучное место.

Кассандра улыбнулась:

— Нет, моя милая, там очень красиво. А здесь мне иногда кажется, будто горы смыкаются вокруг меня и мешают дышать, словно прутья огромной клетки.

— В самом деле? Как странно! Кассандра, я не могу взять тот аккорд, который ты исполняешь в конце баллады.

Кассандра взяла ррил и показала Дорилис, как она играет.

— Но ты не сможешь исполнить этот аккорд так же, как я. Тебе придется попросить Элизу, чтобы она подобрала транспозицию в другой тональности. — Кассандра протянула ладонь, и девочка уставилась на нее расширившимися от удивления глазами:

— О, у тебя шесть пальцев на руке! Неудивительно, что я не могу играть так же, как ты. Я слышала, что это признак крови чири, но ты не эммаска, как они, — правда, кузина?

— Нет, — с улыбкой ответила Кассандра.

— Я слышала… Отец говорил мне, что король — эммаска, поэтому у него отнимут трон этим летом. Бедный король, какое горе для него! Ты когда-нибудь видела его? Как он выглядит?

— Когда я видела его в последний раз, он был молодым принцем, — ответила Кассандра. — Он тихий и печальный. Думаю, он мог бы стать хорошим королем, если бы ему позволили править.

Дорилис склонилась над инструментом, пробуя взять непокорный аккорд. В конце концов ей пришлось отказаться от этого занятия.

— Хотела бы я иметь шесть пальцев на руке, — сказала она. — Никак не получается! Интересно, унаследуют ли мои дети музыкальные способности или только ларан?

— Ты еще слишком молода, чтобы думать о детях, — заметила Кассандра.

— Уже через месяц я смогу зачать ребенка. Ты знаешь, как нам нужен наследник крови Алдаранов.

Девочка говорила так серьезно, что Кассандра не могла не пожалеть ее.

«Вот что они делают с женщинами нашей касты! Дорилис едва успела отложить в сторону своих кукол, а уже не думает ни о чем, кроме своего долга перед кланом».

— Может быть, — она замешкалась после долгого, тягостного молчания, стараясь подобрать нужные слова, — может быть, Дорилис, тебе вовсе не следует иметь детей с тем проклятием ларана, которое ты носишь в себе?

— Если наследник Домена может рисковать жизнью на войне, то дочь великого лорда обязана рискнуть всем ради детей своей касты, — возразила Дорилис. Ее уверенность придавала знакомым словам угрожающий оттенок.

Кассандра тяжело вздохнула.

— Я знаю, чиа. Когда я была маленькой, мне тоже приходилось каждый день слышать эти слова. Они казались истиной, и я верила им так же, как ты веришь сейчас. Но мне кажется, ты сначала должна вырасти, а потом уж решать, что к чему.

— Я достаточно взрослая и могу принять решение, — заявила Дорилис. — У тебя нет такой проблемы, как у меня, кузина: твой муж — не наследник Домена.

— Разве ты не знала? — спросила Кассандра. — Старший брат Эллерта будет королем, если эммаска из Тендары лишится трона по решению Совета. У него нет законных сыновей.

Дорилис уставилась на нее.

— Ты могла бы стать королевой! — благоговейно прошептала она. Очевидно, до сих пор у нее не было ни малейшего представления о титуле Эллерта; он был лишь другом ее брата. — Но тогда дом Эллерт тоже нуждается в наследнике, а ты так и не принесла ему сына!

В голосе Дорилис звучала укоризна. Помедлив, Кассандра рассказала ей о выборе, который сделали они с Эллертом.

— Мы могли бы это сделать, но подождем, пока не будем уверены, — закончила она. — Совершенно уверены…

— Рената сказала, что я не могу рожать дочерей, — пробормотала Дорилис. — Иначе я умру, как умерла моя мать, когда рожала меня. Но я не уверена, что могу доверять Ренате. Она сама любит Донела и не хочет, чтобы у меня были дети от него.

— Если это так, то лишь потому, что она боится за тебя, чиа, — очень мягко сказала Кассандра.

— Но в любом случае сначала у меня будет сын, — продолжала Дорилис, — а дальше посмотрим. Возможно, когда я рожу сына, Донел забудет Ренату, потому что я стану матерью его наследника.

Детское невежество наследницы Алдарана было так очевидно, что Кассандра встревожилась. Ее снова одолели сомнения. Может ли она наилучшим образом укрепить свой брак с Эллертом, подарив ему сына, которого он должен иметь, если его не лишат наследства, как собираются сделать с принцем Феликсом? Они уже довольно долгое время не возвращались к этой теме.

«Кажется, я бы все отдала, лишь бы быть такой же уверенной в себе, как Дорилис». Но Кассандра решительно взяла ррил, лежавший у нее на коленях, и положила пальцы Дорилис на струны.

— Посмотри. Если ты будешь держать инструмент вот так, то сможешь взять сложный аккорд.

Дни проходили за днями. Снова и снова Эллерт видел перед собой образы осажденного замка Алдаран. Он знал, что реальность еще не настигла их, что лишь его предвидение с мрачной очевидностью рисовало ему неизбежное. А в том, что война неизбежна, он больше не сомневался.

— В этом сезоне весенние грозы в Нижних Землях закончатся рано, — сказал Донел. — Но я не знаю, какова погода в Скатфелле или в Сэйн-Скарпе и каким путем двинутся их армии. Нужно подняться на наблюдательную башню и следить за подозрительными передвижениями на дорогах.

— Возьми с собой Дорилис, — посоветовал Эллерт, — она даже лучше тебя умеет угадывать погоду.

— Мне не слишком хочется встречаться с Дорилис, — с усилием отозвался Донел. — Особенно теперь, когда она научилась читать мысли. Как ты можешь понять, я не рад, что она становится телепаткой.

— Однако если ты будешь избегать ее… — Эллерт не закончил фразу.

Донел вздохнул:

— Ты прав, кузен. Кроме того, я не могу постоянно отделываться пустыми фразами.

Послав слугу в комнаты своей сестры, он погрузился в мрачное раздумье: «Так ли уж плохо будет дать Дорилис то, чего хочет мой отец. Возможно, если она получит это, то перестанет ревновать меня к Ренате и нам не понадобится таиться от всех…»

В тунике, вышитой зелеными листьями, с пышными волосами, уложенными в косы на затылке и прихваченными женской брошью-бабочкой, Дорилис казалась воплощением весны. Эллерт мог различить в сознании Донела диссонанс между воспоминаниями о ребенке и той высокой, красивой девушкой, в которую она превратилась. Юноша учтиво склонился над ее рукой.

— Теперь я вижу, что должен называть тебя моей леди, Дорилис, — весело сказал он, пытаясь обратить все в шутку. — Похоже, маленькая девочка исчезла навсегда. Мне понадобятся твои таланты, карья, — добавил он, объяснив, что от нее требуется.

Посреди замка Алдаран над всеми постройками возносилась смотровая башня — поразительный образчик инженерной архитектуры, принцип строительства которого так и остался непонятным для Эллерта. Должно быть, ее возвели с помощью матриксного круга. Башня доминировала над всей округой, оттуда открывался обзор на огромное расстояние. Пока они поднимались наверх, в узких стрельчатых окнах стоял густой туман, но когда вошли в высокий чертог, облака поредели. Донел с восторженным изумлением взглянул на Дорилис, и она улыбнулась ему с сознанием собственного достоинства.

— Рассеять небольшой туман — такое под силу даже ребенку! Всего лишь легчайшее мысленное прикосновение, захотел ясно видеть — и готово… Донел, я помню, как ты водил меня сюда, когда я была маленькой, и давал мне смотреть в большие подзорные трубы.

Эллерт различал какое-то смутное, роящееся шевеление почти у самого горизонта. Он моргнул, понимая, что там никого нет, потом потряс головой, стараясь отделить прошлое от будущего. Но нет! Армии двигались по дорогам, хотя находились еще далеко от ворот Алдарана.

— Нам не нужно бояться, — успокаивающе заметил Донел, обращаясь к Дорилис. — Алдаран еще ни разу не был захвачен силой оружия. Мы могли бы вечно удерживать эту цитадель, имея достаточно провианта. Враги будут у наших ворот через два-три дня. Я слетаю на разведку на планере и вернусь с новостями о расположении и численности их войск.

— Нет, — возразил Эллерт. — Позволь мне дать тебе совет, родич: тебе нельзя лететь самому. Теперь, когда ты командуешь обороной, твое место здесь, где любой из вассалов, нуждающийся в совете, может немедленно найти тебя. Ты не должен рисковать собой, выполняя задание, посильное для любого из твоих подчиненных.

Донел недовольно нахмурился.

— Это против моих правил, — резко сказал он. — Я не могу подвергать людей опасности, с которой не решаюсь справиться сам.

— Ты справляешься со своими опасностями, — возразил Эллерт. — Но есть опасности для вождей и опасности для рядовых. Их нельзя менять местами. С этого времени, родич, твои полеты будут занятием для мирного времени.

Дорилис легким движением прикоснулась к руке Донела:

— Теперь, когда я стала женщиной, мне по-прежнему можно летать на планере?

— Разумеется, — ответил Донел. — Когда наступит мир, ты сможешь летать сколько душе угодно, но о таких вещах ты должна спрашивать отца и Маргали, чиа.

— Я твоя жена, — возразила она. — Только ты имеешь право приказывать мне!

Донел вздохнул, раздираемый противоречивыми чувствами:

— Тогда, чиа, я приказываю тебе слушаться Маргали и Ренату. Я не могу принимать решение в таких вопросах.

При упоминании имени Ренаты лицо Дорилис угрожающе омрачилось. «Когда-нибудь я буду должен ясно сказать ей, какие отношения у меня с Ренатой», — подумал Донел. Нежно положив руку на плечо сестре, он добавил:

— Чиа, когда мне было четырнадцать лет и я страдал от пороговой болезни так же, как ты сейчас, мне запретили летать больше чем на полгода. Когда болеешь, нельзя предугадать, в какое время может наступить дезориентация и головокружение. Поэтому я буду очень рад, если ты воздержишься от полетов до полного выздоровления.

— Я сделаю так, как ты скажешь, муж мой, — ответила она, подняв голову и глядя на него с таким обожанием, что Донел содрогнулся.

Когда она ушла, Деллерей с отчаянием посмотрел на Эллерта:

— Она больше не ребенок! Я не могу думать о ней как о ребенке, а ведь сейчас это моя единственная защита.

Ситуация мучительно напоминала Эллерту его собственный моральный конфликт с ришья, но имелось одно отличие. Ришья были стерильны и не могли вполне считаться людьми, поэтому все, что он делал с ней, касалось лишь его чувства собственного достоинства. Но Донел был вынужден играть роль бога в жизни настоящей женщины. Как можно что-либо советовать в такой ситуации? Эллерт сам выполнил супружеские обязанности в нарушение данной клятвы, хотя и по той же причине — потому, что этого захотела женщина.

— Возможно, будет лучше не думать о Дорилис как о ребенке, кузен, — сказал он. — После того, что она пережила, ее уже нельзя назвать маленькой девочкой. Думай о ней как о молодой женщине. Попытайся прийти с ней к какому-нибудь соглашению как с женщиной, достаточно взрослой, чтобы принимать самостоятельные решения. По крайней мере, попытайся сделать это, когда пройдет пороговая болезнь и можно будет не опасаться неожиданных вспышек с ее стороны.

— Ты совершенно прав. — Донел со вздохом огляделся по сторонам. — Но нам нужно идти вниз; отец должен узнать, что на дорогах началось движение. Пора высылать разведчиков.

Алдаран выслушал новости со свирепой улыбкой.

— Значит, началось, — произнес он, и Эллерт снова увидел перед собой старого ястреба, вскидывающего голову, расправляющего крылья, готового к последней схватке…

Когда армии пересекли Кадарин и продвинулись на север в глубь Хеллеров, Эллерт, наблюдавший за ними своим лараном, с упавшим сердцем осознал, что некоторые вооруженные отряды были высланы против него. Он видел воинов с эмблемой Хастуров из Элхалина, увенчанной короной, отличавшей их от Хастуров из Каркосы и замка Хастур.

День за днем они с Донелом поднимались на смотровую башню, ожидая увидеть врага под стенами замка.

«Реальны ли они или мой ларан снова морочит меня призраками будущего?»

— Они реальны, так как я тоже их вижу, — ответил Донел, прочитав его мысли. — Нужно сообщить отцу о воинах Хастура.

— Он так не хотел ввязываться в распри Нижних Земель, — с горечью сказал Эллерт. — Теперь, укрывая меня и мою жену, он приобрел нового врага. У Дамона-Рафаэля появились основания для союза со Скатфеллом.

«Теперь у меня в самом деле нет брата», — подумал он, когда они повернулись к лестнице, ведущей в нижние покои замка. Донел положил руку ему на плечо.

— У меня тоже, кузен, — сказал он.

Повинуясь внезапному порыву, оба одновременно вынули свои кинжалы. Эллерт улыбнулся и протянул свой кинжал Донелу рукоятью вперед, а затем убрал кинжал Донела в ножны, висевшие у него на поясе. Это был очень старый обет; он означал, что ни один из них при любых обстоятельствах не обнажит сталь против другого.

Донел вложил в ножны кинжал Эллерта. Они коротко обнялись и спустились во двор. Когда они вышли на плиты мостовой, один из слуг неожиданно указал вверх:

— Смотрите, летит! Что это?

— Всего лишь птица, — отозвался кто-то.

— Нет, это не птица! — послышался новый крик.

Эллерт запрокинул голову и увидел нечто, спускавшееся вниз медленными кругами. Ледяные пальцы страха сжали его душу.

«Это работа Дамона-Рафаэля — стрела, выпущенная мне в сердце, — подумал он, почти парализованный ужасом. — У Дамона-Рафаэля есть слепок с моего матрикса, с моей души. Он может нацелить на меня одно из смертоносных изобретений Корина, не опасаясь, что оно убьет кого-то еще».

В этот момент он ощутил, как мысли Кассандры сплелись с его собственными; затем в ясном небе ударила молния, раздался торжествующий крик, и подбитое существо, которое не было птицей, камнем упало вниз, разбрызгивая жидкий огонь. Слуги в ужасе разбежались по углам. Платье какой-то женщины загорелось, когда на него попала капля ужасного состава. Один из конюхов схватил ее и окунул в бак с водой для умывания, стоявший в дальнем конце двора. Она пронзительно закричала, но огонь зашипел и угас. Приблизившись, Эллерт взглянул на подбитую птицу, все еще корчившуюся в агонии, охваченную языками пламени.

— Принесите воды и потушите огонь, — распорядился он.

На механическую птицу вылили несколько ведер воды. Глядя на копошащиеся останки, Эллерт испытывал отвращение, граничившее с тошнотой. Женщина, которую окунули в бак с водой, выбралась оттуда с помощью конюхов. Она рыдала, вода лилась с нее ручьями.

— Тебе еще повезло, — обратился к ней Донел. — На тебя попала капля клингфайра. Она могла бы прожечь платье, кожу и плоть и добралась бы до костей, прежде чем ты бы сообразила, что происходит.

Эллерт растоптал омерзительное существо, сделанное из металлической проволоки, маленьких колесиков и псевдоплоти, но отдельные части механизма еще продолжали шевелиться.

— Заберите это и выбросите на помойку, — приказал он одному из грумов. — Не прикасайтесь к нему голыми руками и закопайте поглубже.

Один из подошедших стражников покачал головой:

— Великие боги, значит, вот с какими созданиями нам придется столкнуться в этой войне? Чье дьявольское измышление наслало на нас эту тварь?

— Это лорд Элхалин, который собирается стать королем, — с каменным лицом ответил Донел. — Если бы не сноровка и талант моей сестры, мой друг и брат сейчас умирал бы здесь, охваченный пламенем.

Почувствовав приближение Дорилис, он резко обернулся. Кассандра, поспевавшая за девушкой, шла медленнее, но так быстро, как позволяла ее хромота.

Дорилис подбежала к Донелу и заключила его в объятия.

— Я почувствовала, как оно парит над нами! — воскликнула она. — А потом я сбила его! Оно не поразило тебя или Эллерта. Я спасла вас! Я спасла вас обоих!

— Совершенно верно, — ответил Донел, обнимая девушку. — И мы благодарны тебе, моя милая. Ты в самом деле заслужила прозвище, которое дал тебе Кейрил на пожарной станции: Королева бурь!

Дорилис прильнула к нему. Ее лицо осветилось такой радостью, что Эллерт неожиданно испугался. Ему показалось, что молнии играют повсюду над замком Алдаран, хотя небо снова полностью очистилось.

Кассандра подошла к мужу и обняла его. Эллерт ощутил ее страх как свой собственный и вспомнил, что ей знакома боль от ожога клингфайром.

— Не плачь, любимая. Дорилис спасла меня. Дамон-Рафаэль будет очень удивлен. Полагаю, он не верил, что я смогу ускользнуть от его адского посланца, поэтому вряд ли пошлет нового.

Но, даже утешая ее, он испытывал чувство горечи. Эта война будет не обычным сражением между горными лордами.