"Черное и белое" - читать интересную книгу автора (Брэдли Мэрион Зиммер)

— Эта история стара как мир. Еще Каин убил Авеля, — голос мужчины был тих и печален. — Брат на брата, город на город, племя на племя. История, которая никогда не устаревает.

— Никогда, — эхом отозвалась женщина, — во всяком случае, на Земле.

— Да, на Земле.

Они сидели в комнате единственного дома, оставшегося целым с ТОГО ДНЯ, среди развалин того, что когда-то называлось Гарлем. Прежде здесь был пивной бар. Стены были броско размалеваны, пестрели изображениями женщин в похотливых позах, уже давно ничего не значивших, а зеркало над баром было разбито и мелкие осколки стекла усыпали пол, так что ни он ни она не осмеливались ходить босиком; к тому же из щелей в паркете все еще торчали осколки бутылочного стекла.

Вот уже три месяца они жили здесь — с тех пор, как они нашли друг друга и поняли, что они последние мужчина и женщина в Нью-Йорке, а может быть, и на всем Североамериканском континенте, и, кто знает, может, и на всем земном шаре.

— Я читала про Адама и Еву, — произнесла женщина с коротким горьким смешком. — Но мне никогда и в голову бы ни пришло, что придется сыграть одну из этих ролей. Смех, да и только.

— Не стоит так нервничать! — умиротворяюще произнес мужчина. Он уловил грань, за которой начиналась истерия, которую проще предупредить, чем остановить после того, как она начнется. — Не стоит.

— Кэти, — нежным тоном сказал он, — ты слыхала старую поговорку: «Я бы не женился на ней, даже если бы она была последней женщиной на Земле?»

— О, Джефф…

— Ради бога! — взорвался мужчина и встал, челюстные мускулы под темной кожей напряглись. — Не говори так, Кэти! Ради бога! Дай мне зеркало, если сможешь найти его в этой пустой крысиной норе. Но не говори ТАК!

С глубоко затаенной горечью он сказал:

— Кэти, завтра я останусь здесь и буду жить, если только не сойду с ума и не покончу с собой.

— И я тоже.

— Пораскинь мозгами, Кэти. Я полагаю, эти места были заселены давно. Во всяком случае, наши предки поселились здесь около трех столетий тому назад. Мы с тобой — более-менее цивилизованные люди. И это хорошо, — он разжал кулаки и откинулся в кресле.

— Ты полагаешь, это действительно хорошо? — мягким тоном спросила Кэти. Красные огни над баром — электростанция все еще давала ток — бросили отсветы на ее прекрасные светлые коротко подстриженные, как и у мужчины, волосы, когда она сделала шаг в его сторону. Мужчина взглянул на нее, и на мгновение зажмурился от их красноватого блеска.

— Я знаю только, что мы оба — продукты нашей цивилизации, Кэти. Хорошей или нет — не мне судить. Да и кому теперь это интересно? Иди-ка в постель, девочка! Уже давно за полночь, и, сдается мне, мы пообещали друг другу, что не будем никогда больше обсуждать это.

— Извини, — кивнула девушка. Она встала, сощурившись.

— Джефф, давай завтра поглядим, может, где нибудь еще есть целые лампочки? А то эти красные штуковины сведут меня с ума!

Он рассмеялся.

— Это все равно, что найти иголку в стоге сена. «Яркие огни Нью-Йорка» — а я должен искать хоть одну целую лампочку! Ладно, Кэти, я отыщу тебе ее, даже если сам буду вынужден превратиться в светящийся столб.

— Доброй ночи, Джефф.

— Доброй ночи, Кэти.

Мужчина сидел, не двигаясь, до тех пор, пока не услышал, как защелкнулся изнутри дверной замок. Зажглась табличка — когда-то здесь был знаменитый ночной клуб — сообщавшая: «Извините, свободных мест нет.» Джефф вытащил из кармана какую-то вещицу и начал ее разглядывать. Это был ключ, ключ, подходивший к ЭТОМУ замку.

Он открыл дверь и вышел на улицу. Тротуары были загромождены кузовами машин, частью разбитых, почти все фонарные столбы валялись на мостовой, но кое-где лампы будут гореть до тех пор, пока электростанция будет давать ток. Фонарь на углу разлил световую лужу на груду разбитого бетона и кирпичной кладки. Тень его ног легла на выбеленные кости скелета, устилавшие мостовую. Мужчина мимоходом взглянул в ту сторону. Прежде ему становилось дурно от вида человеческих костей, так что он даже не мог заставить себя идти по улице, где они лежали. Теперь он небрежно ногой отбросил их со своего пути. «Некому убрать, — подумал он. Слишком много смертей, чтобы беспокоиться об одной. — Может, другие условности тоже излишни?»

Когда-нибудь все здесь зарастет травой, которая скроет кости. Но он не доживет до того, чтобы увидеть зеленеющую траву. Трава, черт побери!

В руке он все еще сжимал ключ. Знает ли Кэти, что у него есть ключ? Две недели тому назад она сказала, что потеряла его, но пока она могла запираться изнутри — он не беспокоился. До тех пор, пока не обнаружил ключ, на следующий день, валявшийся почти на виду под стойкой бара. Неужто она НАРОЧНО потеряла его?

Джон нахмурился. А что, если так оно и есть? Они могли бы прожить вдвоем весь остаток жизни.

«Их дети никогда бы не узнали…»

— Боже мой, — пробормотал мужчина, и спрятал лицо в ладонях, как это он делал в детстве. — Боже праведный!

Когда он думал о Кэти и об ЭТОМ, он ощущал почти физические муки. В его сознании всплыл образ — лицо Кэти. Он старался не думать о том, что Кэти была прехорошенькой девушкой, с прекрасными волосами, голубоглазая.

«Запретить себе думать о ней, полное табу. Вдвойне запрещено.»

Он вскарабкался на груду разбитых бетонных блоков и взглянул оттуда вниз, на реку. Вода в ней была сейчас чистой, не было видно снулой рыбы, засорявшей ее весь месяц. Река, как и город, имеет своих пожирателей падали, уничтожающих все, что разлагается.

Проблема греха? Да разве теперь может иметь смысл понятие греховного? Мораль всегда оперировала понятиями черного и белого, правого и неправого, не учитывались оттенки, полутона. Он сжал челюсти. Вытащил из кармана ключ и по высокой дуге отправил его в полет, подальше. Он даже не услышал всплеска.

— Такие-то дела, — громко произнес он. — Все разделено. Черное и белое.

«Однажды, прежде, я толковал об этом с Кэти. Тебе известно все, Отче.»

Отче, не вводи во искушение… Боже праведный, прости меня за то, что возвел на тебя хулу… о, как я ненавижу себя за все мои греховные помыслы…»

Он поднес ладони к вискам, коснулся пальцами черных хрустящих волос. «Ты шутишь со мною, Отче?» Он повернулся и поплелся к своему жилищу. Он разложил одеяло, стянул рубаху и штаны. Под подушкой лежал кусок белой материи, странной формы. Кэти никогда не видела его. Эта вещица была единственной, которую он утаил с тех пор, как они решили разделить свое одиночество на двоих. Минуту он задумчиво глядел на вещицу.

Значила ли она теперь что-нибудь? Все, что связано с ней, исчезло навсегда.

Будь откровенным с собою. Даже если она когда-то значила что-нибудь, что с того? Она не смогла предохранить от того, что случилось — от конца света! Он взглянул на уцелевший фрагмент зеркала над баром и с внезапной яростью поднял руку, чтобы разбить его. Зеркало отражало разницу между ним и Кэти. Но он справился со своей яростью. Ведь для женщин зеркала значат очень много.

В зеркале отражалось его лицо. Не красивое, но и не безобразное. Обыкновенное темнокожее лицо тридцатилетнего негра. Он сглотнул, а затем сделал странную штуку. Он поднес белую тряпку к шее и обернул ее вокруг — и внезапно скомкал ее в кулаке. Он хотел было забросить ее куда подальше, но передумал и засунул воротничок католического священника обратно под подушку. Отец Томас Джефферсон Браун, пастор без паствы, уставился на свое отображение, затем внезапно отвернулся от зеркала, рассмеявшись беззлобно, завернулся в одеяло и вскоре заснул.

— Кэти, может, было бы лучше для тебя, если бы ты перебралась ближе к югу, — сказал Джефф. — Наверно, ты просто не думала об этом.

Кэти улыбнулась, взяв его за руку.

— Честно говоря, Джефф, это вряд ли бы что-нибудь изменило. Я-то знаю, что ты думаешь на самом деле — что раса людей немногого стоит, если она нашла свой конец таким ужасным способом.

Он от души расхохотался:

— Во всяком случае, она не стоит того, чтобы из-за нее повторилась кровавая месса, — сказал он.

Она произнесла серьезным тоном, что бывало с ней довольно редко:

— Ты когда-нибудь спрашивал себя, Джефф, что бы это могло значить: что мы встретили друг друга на огромных пространствах?

Он грустно улыбнулся:

— Подобно Лоту и его дочерям? Откровенно говоря, нет.

Она нечасто говорила о вещах, которые были выше ее понимания, чтобы не выглядеть дурой. Но на этот раз она произнесла:

— Это ужасно и непостижимо. Должна была произойти катастрофа, чтобы до меня дошло, что эта проблема вообще существует. Если бы ты раньше спросил меня, я бы ответила, что цивилизованность — всего лишь внешний лоск. Достаточно вырвать человека, мужчину или женщину, из общества, и он быстро превратится в дикаря.

«О, Отче, твои последние соблазны.»

Следовало ли мне сообщать ей, что я был священником? Нет, не думаю. Она не была католичкой, и ясно дала это понять. И — прости меня, господи — я не в силах бороться за последнюю грешную душу на Земле. Ты подчистую вымел все, не оставив ни соринки по углам, и потому я вовсе не намерен пытаться обратить ее в твою веру. И я не собираюсь рассказать ей и тем самым нарушить свой обет. Пастор навсегда. Если бы ты хотел иметь Адама и Еву, господи, ты должен был выбрать на эти роли другую пару. Я не против того, чтобы она думала об ЭТОМ, поскольку я цветной, а она белая, но я не хочу, чтобы она считала меня дураком из-за того, что после конца света я верую в еще один. Амен.

После продолжительного молчания он сказал:

— Разве тебе не опротивели консервы? Мне так очень. Давай возьмем лодку и переправимся на тот берег реки.

Там полно диких роликов — мы сможем подстрелить парочку на обед. Это разнообразит нашу еду.

Легкий ветерок повеял над низовьями Гудзона и принес с собой чистый свежий воздух с гор. Они оба давно привыкли к виду развалин, в которые превратился город, но Джефф обнаружил, что его снова охватило желание однажды подняться вверх по реке. У них было кое-что из самого необходимого

— спички, несколько тайников с пищей и одеждой — они смогли бы погрузить все это добро и уже больше никогда не видеть эти руины.

Он издал короткий смешок. Только память о том, что сотворила с собой ПОСЛЕДНЯЯ цивилизация, сохраняла его решимость.

За городом, ближе к реке, начала расти трава и непуганые кролики скакали по зеленеющим лужайкам.

— Посмотри, они же совсем ручные! — в восхищении сказала Кэти. Она зарядила пистолет; но сейчас положила его обратно в карман ветровки. — О, Джефф, давай не будем стрелять в них! Они такие милые, непуганые!

— А я-то думал, что мы пришли за рагу из кроликов — колеблясь, произнес он, и усмехнулся, — ну да ладно, будь по-твоему, Кэти. Почему последние люди должны воспитывать к себе неприязнь у новых господствующих животных видов?

— Ты правда не будешь их убивать? — она смотрела на него тем взглядом, который он часто замечал у нее последнее время, полу умоляющим, полускрытным.

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, конечно. Может, мы отыщем свинью — наверно, некоторые из них оказались на свободе и одичали. Во всяком случае, уверен, мы найдем что-нибудь годное в пищу…

— Джефф! — оцепенела женщина. — Что это был за звук?

— Выстрел, — хрипло произнес мужчина. — Ружейный выстрел! Кэти, кроме нас, есть еще живые люди!

— А если они — выстрелят в нас? — ее голос дрогнул.

— Сомневаюсь. В кроликов, возможно, но…

— Я просигналю им выстрелом!

Джефф уже направил лодку к берегу. Он сказал спокойно:

— Нет, Кэти, все это очень подозрительно, и может быть опасно. Люди бродят по лесу — а ты, ну, ты же женщина…

«Мужчины не все подобны мне, инстинкт, укрощенный давным-давно, ничего теперь не значит…»

Она, нахмурившись, глядела на него:

— О, неужели это может быть опасно? После того, что случилось с миром? Помнишь, как счастливы мы были, обнаружив, что мы не одиноки….

— Все равно, на всякий случай спрячь оружие — мягко настаивал Джефф. Может, они отнесутся к нам доверчивей, если мы не будем вооружены.

Спрячь пистолет, пока мы не убедимся, что нас воспринимают как друзей

— или пока мы не поймем, что пора защищаться.

Женщина послушно спрятала пистолет в карман ветровки. Джефф приподнялся и крикнул своим звонким басом:

— Эй! Эй! Кто-нибудь есть здесь?

Тишина. Прошло несколько секунд, пока эхом не пришел ответ:

— Эй!

— Нет, это не эхо, — пробормотал Джефф, — слишком большой интервал времени. Эй! Вы, там! Вы слышите нас?

Три ружейных выстрела один за одним ответили им; спустя мгновение на вершине холма показалась человеческая фигура, замерла глядя вниз, а затем вскрикнула и кинулась бежать в их сторону.

— Привет! — произнес он задыхающимся голосом, приблизившись к ним. — Будь я проклят! Вы давно в этих местах? Я уже… о, черт! Да это же — девушка!

Его взгляд остановился на Кэти.

— Если смотреть издали, то в этих штанах… — его взгляд, странно изменившийся, обратился на Джеффа. Незнакомец был коренастым бородачом, а его одежда истрепана, и Джефф с трудом удерживался, чтобы не проявить свое отвращение к его виду. Человек в лесу не ощущает обязанности заботиться о своей внешности, которая присуща тем, кто живет среди других людей.

Он тихо произнес:

— Меня зовут Джефф Браун, а это Кэти Морган.

— Я — Хенк Николс, — произнес мужчина. — Рад нашей встрече. Мисс Морган. Джефф.

Джефф протянул руку для рукопожатия, но человек проигнорировал его жест, и Джефф спустя мгновение опустил ее. «Знаки общения выглядят теперь, к сожалению, странно.»

Николс все еще глазел на Кэти, но Джефф, вспомнив, как он, после долгого одиночества, стонал от счастья, увидев другое человеческое лицо, отнесся к этому с пониманием; от одиночества все становятся полупомешанными.

— Много еще людей в городе? Я надеялся… — начал расспросы Николс, обращаясь к Кэти.

— Нет, — ответил Джефф за нее. — Я прошел весь Средний Запад в поисках и в конце концов очутился здесь. Катарина пересекла всю Новую Англию. Там она повстречала только одного старика, который умер еще до того, как она встретила меня.

— Катарина, э? Я еще не видел ни одной живой души. Боюсь, мы — единственные, кто выжил. Его взгляд, обращенный на Катарину, был теперь более открытым и он чаще стал переводить взгляд на Джеффа.

— Я как раз ловил свой обед из кроликов. Вы бы могли присоединиться ко мне, у меня хватит на всех.

Кэти обескураженно смотрела на человека: бородатый, сгорбленный, не слишком грязный, но конечно не чистый. Его глаза, следовавшие за ней, вызывали у нее странное ощущение. Она поймала Джеффа за руку и прошептала что-то.

Он усмехнулся и сказал ободряюще:

— Успокойся, девочка. Он, по всему, не слишком располагающий тип, но он один из божьих созданий. В нашем положении не следовало бы, — он улыбнулся ей — быть буками.

Она кивнула головой, но руку Джеффа не отпустила. Николс, повернувшись, заметил это и его глаза сузились, в их глубине зажегся странный огонек.

На небольшой поляне вблизи от дороги он раскинул палатку, и над их лагерем теперь поднимался дымок от тлеющих углей костра, на котором они и будут готовить пищу. Он присел на корточки, ловко свежуя кролика.

— А здесь неплохо. Я прежде почти нигде не бывал — работал в захолустном городке в Кентукки. Там даже кинотеатра поблизости не было. А потом — это долгое одиночество…

— Я понимаю, — согласился Джефф. — Думаю, где-нибудь на Земле, может быть, в Европе или Африке, остались люди. Но у нас нет способа выяснить это.

Николс отшвырнул кроличью шкурку. Кэти взяла освежеванную тушку.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Что ж, помоги, детка.

Он подал ей нож, на мгновение задержав ее маленькую ладошку в своей широкой лапе.

— Мне как раз недоставало кого-нибудь, чтобы резать моих кроликов.

Он рассмеялся и, бросив на нее косой взгляд, взял из груды второго кролика, и начал со знанием дела отрезать лапы и сдирать шкуру.

— Джефф, ты принес маловато хвороста, принеси еще.

Тон, небрежный и приказной, вызвал у Джеффа резкое неприятие; но он поднялся и, сказав покорным голосом «Ладно», пошел к лесу.

«О, господи, твои мистификации выше человеческого понимания» — подумал он сконфуженно. Мужчина и женщина, и священник, чтобы повенчать их. Кэти боится этого человека — но все же она смеялась вместе с ним, предлагая свою помощь. Инстинкт. «Каждый в паре с другим из своего племени, мужчина и женщина…», каким бы грязным и неопрятным не выглядел Николс, он был мужчиной; и он мог, и должен был распознать инстинкты в себе, и в Кэти.

У Джеффа сдавило горло от этих мыслей; он сглотнул комок. Кэти — и это существо!

Будь благоразумным. Он даст ей то, что она пожелает, а ты не смог — или не захотел. Чертов дурень — цепляясь за пережитки, дал обет миру, который уже давно пришел к своему краху.

Ты защищал Кэти от множества опасностей. Стая голодных псов. Падающие стены. Крысы. Свирепые одичавшие коты…

«Неужели ты отдашь ее человеку, который опаснее, чем все, от чего ты защитил ее?»

У него сжались кулаки и челюсти, он дрожал в ознобе, борясь с желанием кинуться обратно на поляну, и, если понадобится, драться с Николсом за право обладания этой женщиной. «Но она не твоя… о, боже, о мой Боже… благословенная мать милосердия, святая Мария, сжалься надо мной…»

Внезапно душераздирающий вопль достиг его ушей, потом еще раз. Кричала Кэти!

— Нет! Нет! Джефф, помоги! Помоги! Джефф! О, не-е-ет! — крик прервался, словно грубая лапа зажала ей рот.

Все размышления, молитвы и угрызения совести вылетели из головы Джеффа; последняя шелуха цивилизованности слетела с него и он кинулся бежать.

— Кэти, Кэти, — кричал он на бегу. — Я иду, дорогая!

Пуля, выпущенная Николсом, прошила его легкие и он головой вперед свалился в ложбинку.

Кэти, закрыв рот ладонью, в ужасе уставилась на бородатого мужчину.

— Ты застрелил его! Ты убил его!

— Да, убил, черт… — продолжение фразы Кэти не поняла, за исключением того, что смысл ее был невыразимо грязный. — Как бы то ни было, все кончено. Я полагал, ты была бы чертовски рада отделаться от него. Он что, поймал тебя, когда ты была одна? Во всяком случае, от него мы избавились. Иди-ка ко мне, детка — ЭЙ! Что ты делаешь?!

Кэти шарила в кармане ветровки. Она приобрела сноровку, стреляя по крысам. «Просто это еще одна крыса», — твердила она про себя, и палец лег на курок; пуля погасила его улыбку. Она тут же стерла из памяти его грязный взгляд исподлобья.

Потом она обнаружила, что пинает валяющееся на земле вялое тело. Она кинулась к Джеффу, опустилась на колени подле него, что-то лепеча. Он открыл глаза, и они были полны страдания.

— Кэти…

— Я застрелила его, — расплакалась она, — я убила его, я…

— Тебе не следовало… — выдохнул он. Его мысли затуманились. — Покайся…

Она в ужасе и с внезапной дикой догадкой глядела, как ногти мужчины медленно царапали грудь. Это была агония.

Он что-то забормотал, его взгляд просветлел, сознание прояснилось.

— Я был… прав с самого начала. Пока мы… пробирались ощупью… мы могли… найти свой конец здесь. Хорошо, что он… явился, ибо я мог поддаться… — он выплюнул кровавую слюну.

— Не надо говорить ничего! Помолчи, Джефф, милый…

Рыдая, она нянчила его голову у себя на коленях. Его затуманенный взор тщетно пытался разглядеть ее в наступавших сумерках. Он пробормотал что-то бессвязное на латыни, и внезапно сказал нежно:

— Кэти, милая — наклонись и скажи мне… ты потеряла тот ключ намеренно?

Рыдая, она склонилась над ним, чтобы он услыхал ее ответ, но он уже ничего не слышал. Отец Томас Джефферсон Браун громко и четко произнес:

— Прости, господи, ты сможешь теперь начать с нового комка глины, — и умер.

Спустя минуту Кэти выпрямилась, позволив его телу опасть на траву.

— Он был прав с самого начала, — сказала она, ни к кому не обращаясь, положила пистолет в карман, подняла две освежеванные кроличьи тушки и, жутко усмехнувшись, одиноко побрела к своей лодке.