"Бар Либерти" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)Глава 2 Расскажите мне о Брауне…— Чем он занимался по вечерам? Положив ногу на ногу, Мегрэ тоскливо взирал на старуху, пытавшуюся изображать светскую даму. — Из дома мы выходили редко… Обычно дочь читала, а я… — Расскажите мне о Брауне! Старуха обиженно протянула: — Он ничего не делал. — Радио слушал, — вздохнула Джина, приняв очередную томную позу. — Насколько я люблю настоящую музыку, настолько же сильно ненавижу… — Расскажите мне о Брауне. Он ничем не болел? — Если бы меня слушал, — вмешалась мать, — не страдал бы ни печенью, ни почками… Мужчина после сорока… Лицо Мегрэ тотчас выразило чувства человека, которому приходится выслушивать, как жизнерадостный олух травит старые шутки, ежеминутно заливаясь хохотом. Обе хороши! И чопорная старуха, и ее дочка с позами пышущей здоровьем одалиски. — Вы сказали, что в тот вечер он вернулся на машине, прошел через сад и упал на пороге… — Как если бы был мертвецки пьян, да! Я даже прокричала в окно, что не пущу его в дом, пока он не приведет себя в человеческий вид… — Он часто приходил навеселе? И опять ответила старуха: — Если бы вы только знали, сколько нам пришлось вытерпеть за эти десять лет… — Он часто приходил навеселе? Каждый или почти каждый раз, когда выбирался из дому… Совершал паломничества, как мы говорили… — И частенько ему доводилось совершать подобные паломничества? Мегрэ не смог скрыть довольную улыбку. Выходит все же, Браун не все вечера коротал в обществе этих двух женщин. — Да почти каждый месяц. — И сколько они длились? — Чаще всего он уезжал на три дня, четыре, изредка задерживался дольше… Домой возвращался грязный, воняющий перегаром… — И тем не менее вы позволяли ему уезжать? Молчание. Старуха заметно напряглась и бросила на комиссара пронзительный взгляд. — Но ведь деньги нужны! — А разве нельзя было сопровождать его? Джина поднялась со своего места, вздохнула и устало махнула рукой: — Как это тягостно!.. Но я открою вам всю правду, господин комиссар… Мы не были обвенчаны, хотя Уильям всегда обращался со мной как с законной супругой, даже пригласил, как сами видите, мою маму жить вместе с нами… Все называли меня не иначе как госпожой Браун… В противном случае я бы ни за что не согласилась здесь жить. — Я тоже! — поддакнула старуха. — Однако без кое-каких сложностей не обошлось… Я не хочу сказать ничего плохого о Уильяме… Но по одному вопросу у нас с ним постоянно возникали недоразумения: деньги… — Он был богат? — Понятия не имею… — И вы даже не представляли, где он держал свои средства?.. Именно поэтому вы и отпускали его каждый месяц за деньгами?.. — Признаться, я неоднократно пыталась проследить, куда он направляется. Разве я не имела на это права? Но он действовал крайне осторожно… И всегда уезжал на машине… Мегрэ почувствовал себя полностью в своей тарелке. Ему даже стало немного весело. Он заочно подружился с шутником Брауном: прожить десять лет в обществе двух мегер и суметь утаить от них источник своих доходов! — А он привозил домой крупные суммы денег? — Едва хватало на месяц… Две тысячи франков… Так что после пятнадцатого числа приходилось уже думать об экономии. Комиссар явно нащупал болевую точку! Можно легко представить, как мать с дочкой скрежетали зубами от ярости! Черт возьми! Ведь как только деньги начинали таять, обе наверняка принимались с беспокойством поглядывать на Уильяма, гадая, когда же он вновь соберется «совершить паломничество». Ясное дело, они не решались спросить его в лоб: «Ну?.. Когда пустишься в очередной загул?» И предпочитали действовать окольными путями! Мегрэ так живо представлял их шитые белыми нитками намеки, будто сам присутствовал при этом! — Скажите, а кто распоряжался деньгами? — Мама… — отозвалась Джина. — Она и составляла меню? — Да, разумеется. И занималась кухней. Мы не столь богаты, чтобы платить прислуге! Нетрудно догадаться, на какую хитрость они тогда стали пускаться! Последние дни месяца кормили Брауна впроголодь, а на любые проявления недовольства отвечали: «А что можно приготовить на оставшиеся гроши?» Интересно, тянул ли он иногда с отъездом? Или, наоборот, торопился поскорее улизнуть? — А в котором часу он обычно уезжал? — По-разному! Бывало, думаешь, что он в саду копается или в гараже машину моет… И вдруг на тебе — мотор заводит… Но вы пытались за ним проследить… Такси брали?.. — Однажды я три дня держала такси в ста метрах от дома… Но в Антибе Уильям без труда оторвался от нас по маленьким улочкам… И все-таки мне удалось как-то выведать, где он оставлял машину. В одном из гаражей в Канне… Там она и стояла все время, пока он где-то шлялся… — Выходит, вполне возможно, что он садился в поезд и отправлялся в Париж? — Возможно. — Или возвращался сюда и обретался где-нибудь поблизости? — Вряд ли, так как никто его здесь ни разу не встречал… — Вернувшись из «паломничества», он и погиб?.. — Да… Семь дней отсутствовал… — А при нем находились деньги? — Две тысячи франков, как всегда. — Хотите узнать мое мнение? — вмешалась в разговор старуха. — Ну так вот, слушайте! Уильям имел гораздо более весомую ренту, нежели говорил… Может быть, четыре тысячи, может быть, пять… Но он предпочитал тратить деньги в одиночку… А нас заставлял прозябать на оставшуюся смехотворную сумму… Мегрэ сидел, развалившись в кресле Брауна, и блаженствовал. Чем дольше продолжался допрос, тем сильнее его лицо расплывалось в улыбке. — Одним словом, не подарок? — Он?.. Да это был душа человек!.. — Погодите! Если вы не возражаете, мы сейчас с вами попробуем восстановить его примерный распорядок дня. Кто по утрам просыпался первым? — Уильям… Он ложился обычно на диване, на том, что стоит в прихожей. Только светать начнет, а уже слышно, как он топает туда-сюда… Я ему сотню раз твердила… — Простите, он сам готовил себе кофе? — Да… Когда мы спускались вниз часам к десяти, на плитке стоял кофе… Но уже холодный… — А Браун? — Возился с чем-нибудь… То в саду… То в гараже… Или, бывало, усядется и смотрит на море… А нам за продуктами нужно ехать… Скажешь — выведет машину… Чего я еще никак не могла от него добиться, так это того, чтобы он приводил себя в порядок, прежде чем отправиться на рынок. Куртку лишь набросит на пижаму. На ногах тапки, волосы нерасчесанные… В таком виде и отправлялся в Антиб… Ждал нас в машине перед магазинами… — А вернувшись домой, переодевался? — Когда как! Мог даже не умываться четыре-пять дней подряд. — А где вы ели? — На кухне! Когда в доме нет слуг, разве можно позволить себе такую роскошь — пачкать во всех комнатах… — А чем вы занимались после обеда?.. Вот это да! Они отдыхали. И лишь к пяти часам по дому снова раздавался стук их шлепанцев! — Часто ссорились? — Почти никогда! Правда, нас с мамой оскорбляло, когда ему говоришь что-нибудь, а он словно воды в рот набрал. Мегрэ не смеялся. И даже начал испытывать настоящую симпатию к этому хитрецу Брауну. — Итак, его убили… Это могло произойти в тот момент, когда он пересекал сад… Но раз вы видели кровь в машине… — А зачем нам лгать? — Согласен! Значит, его убили в другом месте. Или, вернее, ранили. И вместо того, чтобы отправиться к врачу или в полицейский участок, он едет сюда… Вы перетащили тело в дом? — Не оставлять же на улице! — А теперь объясните, почему вы не сообщили о случившемся куда следует… Я убежден, что у вас имелась на то весьма и весьма веская причина… Старуха решительно поднялась: — Хорошо, месье! Я расскажу вам об этой причине. Впрочем, вы все равно рано или поздно узнали бы правду! Дело в том, что Браун оставил жену в Австралии… Он австралиец… И его жена пребывает в полном здравии… Разводиться она отказалась наотрез, все рассчитала. Это по ее милости мы не могли поселиться в самой шикарной вилле Лазурного берега… — Вы когда-нибудь с ней виделись? — Она никогда не покидала пределов Австралии… Но развернула столь бурную деятельность, что сумела добиться опекунства над мужем… А мы десять лет жили с ним под одной крышей, заботились о нем, утешали в трудные минуты. И даже сумели накопить кое-какие сбережения… И спрашивается, что теперь? Если… — Если госпожа Браун узнает о смерти мужа, она мигом приберет все к рукам! — Вот именно! А мы оставайся с носом! И это еще не самое ужасное! Я вовсе не нищенка. Мой муж служил в армии, так что мне причитается небольшая пенсия… Многие вещи в этом доме куплены на мои деньги… Но закон на стороне этой женщины, и она попросту выставит нас за дверь… — И поэтому вы заколебались… Три дня взвешивали все за и против, а труп все это время лежал на диване в прихожей… — Два дня! Мы закопали его на второй день… — Вдвоем! Затем собрали все самое ценное в доме и… Интересно, а куда вы собирались ехать? — Не важно! Куда угодно, в Брюссель, в Лондон… — А вам раньше приходилось садиться за руль? — спросил Мегрэ у Джины. — Никогда! Но я сумела завести ее! Настоящий подвиг, если вдуматься! Им пришлось пережить немало острых минут: поспешный отъезд, труп в саду, три тяжелых чемодана, да еще вдобавок машину кидает из стороны в сторону… Постепенно Мегрэ утомила и царившая в доме атмосфера, и запах мускуса, и красноватый свет абажура. — Вы позволите осмотреть дом? К обеим женщинам уже полностью вернулось хладнокровие и чувство собственного достоинства. И возможно, их немного сбил с толку комиссар: так спокойно ко всему относился, будто ничего особенного и не произошло! — Только простите нас за беспорядок, ладно? Еще бы! Однако Мегрэ не назвал бы это беспорядком. Скорее грязью. Несмотря на буржуазный дух дома с его горделивой напыщенностью, он напоминал логово диких зверей, живущих среди собственных миазмов, остатков пищи и испражнений. На вешалке в прихожей висел старенький плащ Уильяма Брауна. Мегрэ покопался в карманах и вытащил оттуда пару видавших виды перчаток, ключ и коробочку с пастилками катеху[1]. — Он сосал пастилки катеху? — После выпивки, чтобы меньше пахло. Мы не разрешали ему пить виски. Но у него вечно была где-нибудь припрятана бутылка!.. Над вешалкой висела голова оленя с рогами. Чуть подальше ротанговый столик на одной ножке с серебряным блюдом для визитных карточек! — Он пришел в этом плаще? — Нет, в габардиновом… Ставни гостиной были закрыты. На полу комнаты, служившей в основном кладовкой, валялись верши для ловли омаров — видимо, еще одно увлечение Брауна. Затем шла кухня, где печь, похоже, никогда не разжигалась. Зато имелась спиртовка. Рядом пять-шесть десятков пустых бутылок из-под минеральной воды. — Вода у нас тут слишком известковая и… На лестнице протертая ковровая дорожка, закрепленная бронзовыми рейками. Отыскать комнату Джины не составляло труда, достаточно было идти на запах мускуса. Ни ванной комнаты, ни туалета. На незастланной постели разбросана женская одежда. Они отбирали здесь лучшее, чтобы забрать с собой. В комнату старухи Мегрэ заходить не решился. — Пришлось так поспешно уезжать… Мне стыдно показывать дом в таком состоянии. — Я к вам еще заеду. — Мы свободны? — Скажем так: в тюрьму возвращаться вам не придется… По крайней мере, сейчас… Но если вы попытаетесь покинуть Антиб… — Ни в коем случае! Мегрэ проводили до самых дверей. Старуха вспомнила о хороших манерах. — Может быть, вам угодно сигару, господин комиссар? Джине и этого показалось мало, разве помешает заручиться поддержкой столь влиятельной особы? — Можете взять всю коробку. Уильяму они уже не пригодятся… Такое и нарочно не придумаешь! Выйдя на улицу, Мегрэ почувствовал себя будто захмелевшим. Ему хотелось одновременно смеяться и скрежетать зубами! Миновав ограду, он оглянулся — и не узнал виллу, она стояла совершенно белая среди деревьев. Над углом крыши зависла луна. Справа сверкало море. Дрожали ветки мимозы… Мегрэ возвращался в гостиницу «Бекон», неся под мышкой свой габардиновый плащ. В голове ни единой мысли, в душе сумбур всевозможных впечатлений и чувств, как тягостных, так и забавных. «Ну, дает Уильям!» В гостиницу Мегрэ вернулся поздно. В столовой комнате он оказался совершенно один, если не считать официантки, читавшей газету. Только в этот момент комиссар понял, что унес не свой габардиновый плащ, а Брауна, грязный, в пятнах машинного масла. В левом кармане лежал английский ключ, в правом горсть мелочи и несколько квадратных медных жетонов с цифрами. Такие жетоны используются в игральных автоматах, что стоят на стойках в небольших барах. Их было штук десять. — Алло!… Говорит инспектор Бутиг… Мне заехать за вами в гостиницу? Девять часов утра. Перед сном Мегрэ открыл настежь окно и с полным сознанием того, что поблизости расстилается Средиземное море, сладко заснул и проспал, хоть и немного беспокойно, шесть часов. — А для чего? — А вы разве не хотите взглянуть на труп? — Да… Нет… Может быть, после полудня… Позвоните мне в обед… Он еще не проснулся как следует. Тем более, что сейчас, утром, вчерашние события казались ему не вполне реальными. Уж по крайней мере, встреча с двумя женщинами представлялась смутным кошмаром. А они еще дрыхнут, эти женщины! И будь Браун жив, он бы сейчас копался в саду или в гараже! Совершенно один! И неумытый! А на потухшей спиртовке стоял бы остывший кофе. Пока Мегрэ брился, он заметил лежавшие на камине жетоны. И не без труда вспомнил, какое отношение они имеют к убийству. «Браун отправился в очередное паломничество и получил нож в спину, либо прежде, чем успел сесть в машину, либо в саду, либо уже в доме…» Когда левая щека уже была без мыльной пены, он проворчал: — Конечно, Браун не ходил в эти маленькие антибские бистро… Мне бы сказали… А кроме того, разве Джина не обнаружила, что он оставлял машину в Канне? Четверть часа спустя Мегрэ позвонил в каннскую полицию. — Комиссар Мегрэ из уголовной полиции… Могли бы вы дать мне список баров, где имеются игральные автоматы? — А таких больше нет! Два месяца назад согласно постановлению префектуры игральные автоматы ликвидированы… На Лазурном берегу вы уже их не сыщете… Мегрэ спросил у хозяйки гостиницы, где он мог бы найти такси. — А куда вам нужно? — В Канн! — В таком случае такси вам ни к чему. От площади асе каждые три минуты отходит автобус… И то верно! Площадь Масе выглядела еще веселее, чем даже накануне, под утренним солнцем. Браун непременно ее проезжал, когда отвозил своих двух женщин на рынок. А вот и автобус. Полчаса спустя Мегрэ был уже в Канне и первым делом отправился в указанный ему гараж неподалеку от Ла-Круазет. Куда ни посмотришь — всюду белый цвет! Огромные белостенные отели! Белые магазины. Белые брюки и белые платья. Белые паруса на море. Можно подумать, что вся жизнь не что иное, как сплошная бело-голубая феерия мюзик-холла! — У вас господин Браун оставлял машину? — Так я и думал! — Что вы думали? — А то, что ко мне начнут приставать. Ни минуты не сомневался, когда узнал, что его убили… Здесь, да! Мне нечего скрывать… Вечером ставил ко мне свою тачку, а забирал дней через восемь — десять. — В стельку пьяный? — Другим я его и не видел. — А вы не знаете, куда он потом направлялся? — Когда? После того, как оставлял машину? Понятия не имею! — Он просил ее почистить, починить? — Ничего подобного! Год не сливал масло. — И что вы о нем думаете? Хозяин гаража покачал головой: — А ничего. — Оригинал? — Их тут столько на Лазурном берегу, что мы уже перестали удивляться! Даже внимания не обращаешь. Да вот, за примером далеко ходить не надо! Давеча заявилась одна девица, американка, сделай, говорит, мне машину в форме лебедя… А мне чего, раз платит!.. Оставались игральные автоматы! В баре возле порта, куда вошел Мегрэ, находились только матросы швартовавшихся поблизости яхт. — У вас нет игрального автомата? — Их запретили месяц назад… Но нам скоро должны завезти новую модель, пока ее запретят, глядишь, два-три месяца пролетит… — Но все-таки их можно где-нибудь найти? Хозяин бара не ответил. — Что будете пить? Мегрэ заказал вермут. Оглядел выстроившиеся вдоль причала суда, матросов с вышитыми на рубашках названиями яхт. — А вы знали Брауна? — Какого Брауна? Того, что убили?.. Он сюда не захаживал… — А куда? Неопределенный взмах руки. Бармен занялся другим посетителем. Ну и теплынь! На улице еще только март, а тело уже потное и словно пахнет летом. — Мне приходилось о нем что-то слышать, — бармен вернулся с бутылкой в руке, — не помню от кого. — На нет и суда нет! Сейчас меня больше всего интересуют игральные автоматы… Браун вышел из дому в плаще. Наверняка, когда он возвращался, женщины обшаривали его карманы. Значит, жетоны остались после последнего паломничества… Пока все очень неясно и зыбко. И к тому же солнце светило так ярко, что Мегрэ хотелось устроиться вместе со всеми на террасе и смотреть на корабли, чуть заметно качавшиеся на тихой воде. Светлые трамваи… Красивые автомобили… Показалась еще улица с множеством магазинчиков, шедшая параллельно Ла-Круазет… — Если Браун и совершал паломничество в Канн, то явно не сюда, — проворчал Мегрэ и зашагал дальше. Время от времени он заходил в бары, попадавшиеся ему по дороге. Выпивал стаканчик вермута и расспрашивал об игральных автоматах. — Известная тягомотина! Каждые три месяца их отбирают… Потом ставят другие и три месяца опять не трогают… — Вы не знали такого Брауна? — Того Брауна, что убили? Монотонное занятие, ничего не скажешь! И время уже перевалило за полдень. Солнце светило над самой головой. Мегрэ так и подмывало подойти к полицейскому и как праздному гуляке поинтересоваться: — А где тут можно поразвлечься? Будь сейчас рядом мадам Мегрэ, она бы сказала, что его глаза слишком блестят после всех выпитых бокалов вермута. Комиссар завернул в один переулок, в другой и — неожиданно Канн с высокими зданиями, ослепительно белыми в лучах солнца, исчез, и он попал в совершенно другой мир: узкие, чуть ли не в метр шириной улочки, белье, развешанное на проволоке, протянутой от одного дома к другому. Справа красовалась вывеска: «Для настоящих моряков». Слева другая: «Бар „Либерти“. Мегрэ зашел к «Морякам», подошел к стойке и попросил налить ему вермута. — Вот тебе на! Я-то был уверен, что у вас есть игральный автомат… — Стоял когда-то! После всех этих хождений по городу голова у Мегрэ потяжелела, ноги сделались ватными. — Но ведь некоторые их оставили! — Некоторые, да! — пробурчал парень, проведя тряпкой по стойке. — Всегда находятся люди, что делают все по-своему. Только нас это не касается, правильно? Он бросил взгляд на улицу и ответил на новый вопрос Мегрэ: — С вас два франка двадцать пять… Сдачи нет… Комиссар вышел на улицу и направился к двери бара «Либерти». |
|
|