"Бунтарка" - читать интересную книгу автора (Макголдрик Мэй)

Глава 9

Александра долгое время с удивлением смотрела на десятки и десятки картин, выставленных вдоль стен на одном конце чердачного пространства. Занимая значительную площадь, прикрытые кусками холстины, они выстроились в шеренги, как батальоны солдат. Это было поистине завораживающее зрелище.

Молодая служанка не раздумывая проводила леди Спенсер мимо комнат прислуги в просторное помещение под крышей, где мисс Джейн занималась живописью и хранила свои рисунки и прочие произведения. Леди Спенсер была гостьей дома, и, когда упомянула, что леди Пьюрфой позволила ей посмотреть работы старшей дочери, девушка сделала реверанс и показала дорогу.

Последний лестничный пролет, узкий и крутой, привел их в большую, скудно обставленную студию с косыми балками крыши прямо над головой. Глазам Александры предстала мастерская серьезного художника. И очень деятельного, насколько могла она судить, глядя на накрытые ряды полотен.

– Прошу простить, миледи, за запах, – пробормотала девушка, не сходя с последней ступеньки. – Мне сказали, что это краска. Но я знаю, что мисс Джейн нравится проводить здесь время.

– Я хорошо ее понимаю, – отозвалась Александра, обведя взглядом пространство от одного большого закрытого ставнями окна до другого по обе стороны студии. В ближайшем углу против пустого мольберта и двух рабочих столов стоял видавший виды табурет, и повсюду были расставлены всевозможные корзины, ведра, рулоны холста, мешочки с пигментом и бочонки с маслом. – Можешь оставить меня одну. Я ни к чему не прикоснусь.

Служанка улыбнулась в ответ, но продолжала стоять.

– Миледи, до сих пор никто из гостей не спрашивал разрешения посмотреть работы мисс Джейн.

Александре понравилась преданность юной девушки.

– Возможно, никто из них просто представить себе не мог, насколько она талантлива. Я сама немного пишу, и мне не терпится взглянуть на кое-какие из ее произведений.

Слегка присев в реверансе, служанка направилась к лестнице, и вскоре Александра услышала, как внизу закрылась дверь. Оставшись одна, она ощутила волнение, даже мурашки поползли по спине.

Осторожно, чтобы не удариться головой о грубо отесанные балки, Александра прошла на середину чердачного пространства. Миновав мольберт и рабочие столы, открыла ставни одного окна, впустив внутрь солнечный свет. От вида зеленеющих окрестностей с этой высоты захватывало дух. Света, на удивление, было в избытке. Александра сразу поняла, почему Джейн предпочитала здесь находиться. В тени за холстами прятались одинокий стул и простой топчан, которые Александра только сейчас заметила. Джейн, видимо, использовала одну часть мансардного помещения для работы, а другую – для хранения.

Александра походила немного вокруг, восхищаясь организацией труда молодой женщины, полистала блокнот с зарисовками, оставленный на одном из столов. Сделанные, похоже, в спешке, рисунки изображали группу играющих детей. Ее взгляд упал на ряд кистей, заполнявших большое ведерко, и у нее зачесались пальцы от желания потрогать тщательно вымытую щетину. Прислоненная к ведру, стоила дощечка, используемая, вероятно, как палитра для смешения красок. Александра повернулась, и ее взгляд упал на группу холстов у балки возле топчана.

Женщин, как правило, учат рисовать, но искусство живописи, в частности, масляными красками, считают приоритетом мужчин. Александра знала, что вдвоем с Пенелопой Кавардайн они были в Лондоне редким исключением из правил. Конечно, думала она, направляясь к группе холстов, миссис Кавардайн не мешало при этом иметь в качестве друга и ментора самого сэра Джошуа Рейнольдса.

Александра находила чрезвычайно приятным для себя тот факт, что Джейн Пьюрфой в этой сельской глуши Ирландии взбунтовалась против столь отсталых понятий.

Стянув закрывавшую холсты ткань, она окинула быстрым взглядом две первые картины. Это были пейзажи, исполненные в столь оригинальном стиле, что даже великий Гейнсборо мог бы позавидовать. Но когда Александра открыла третье полотно, все ее мысли о стиле и композиции, о свете и цвете растворились в воздухе. Пока она рассматривала эту работу, ей стала более или менее ясна цель Джейн.

Александра вернулась к другим картинам и внимательно изучила каждую из них. Все они представляли вид на долину сверху, сделанный с одной и той же точки. У Александры не вызывало сомнений, что написал их один и тот же художник и изобразил одну и ту же местность.

Она вынесла полотна на солнечный свет, падавший из окна, и поставила их рядом, прислонив к мольберту и скамейке. Изучая их более пристально, Александра обнаружила, что очарована точностью мазков, акцентирующих на картинах смену времен года. Талант молодой женщины не вызывал сомнения. Умело используя свет, Джейн привлекала внимание зрителя к разным предметам или персонажам на каждой картине. С помощью нескольких верных мазков кисти ей удалось создать совершенно новую перспективу одной и той же сцены.

Александра опустилась на корточки перед одной из работ, написанных совсем недавно, и вгляделась в летний пасторальный пейзаж. На огороженном канавами и низкой живой изгородью пастбище пасутся домашние животные. Сквозь высокую летнюю траву проглядывают живописные руины какого-то строения, возможно, заброшенного аббатства, стоявшего когда-то в лощине.

Она перевела взгляд на соседнюю картину, где был представлен вид долины весной с работающими на краю поля людьми. Затем взглянула на первое полотно и снова на второе. Люди копают канавы, чтобы огородить пастбище. Руководит работами, указывая на что-то рукой, человек на лошади, изображенный спиной к зрителю.

Александра перешла к изучению третьей картины, являвшей собой зимний пейзаж. Непроницаемый туман поглотил плесы долины, распростер толстые ладони по чернеющим полям. Сцена в целом производила тревожное впечатление. Александра невольно поежилась.

Полотно содержало многочисленные детали, хитроумно спрятанные по краям тумана легкими касаниями кисти художника. Развалины, столь живописно изображенные на летнем пейзаже, пробиваясь сквозь пелену пара, казались призрачными и зловещими. Александра внимательно вглядывалась в разрушенные каменные стены. Что это? Она поймала себя на том, что хочет смахнуть рукой вату пелены, чтобы понять, какая тайна за ней скрывается. Туман или дым? В какой-то миг она подумала, что камни на самом деле могут быть обуглившимися руинами многочисленных строений.

Александра переместила взгляд на два других полотна, все еще стоявших у свеса крыши.

Заинтригованная, она пересекла помещение и перевернула одно из них. При виде изображенной на нем сцены она в шоке ахнула. Прислонив картину к столу, попятилась и тяжело опустилась на стул.

В долине бушевал свирепый пожар. Расцвеченные броскими вспышками, виднелись лица и воздетые руки, бессильные перед яростью ада. Зритель видел безмолвные крики страха и гнева. Благодаря тонким мазкам масла по холсту агонизирующие лица потерянных душ стали частью пламени, устремленного в черное полуночное небо.

На глаза Александры навернулись слезы, и к горлу подступил комок. Стало трудно дышать. На холсте была запечатлена преданная огню деревня. Александра изучала образы бегущих в ночь людей и тех, кто попал в кольцо огня. Изображенные на дальнем плане группы мужчин, больше похожих на порождение ада, поджигали поля, преследовали невинных.

Это было воплощение ночного кошмара, и Александра Спенсер знала, что после кончины фламандского гения Иеронима Босха никто не изображал подобное с большей выразительностью.

Она вернулась к обозрению других полотен. Теперь она обрела способность видеть сквозь туман. Оказалось, что руины – это заброшенные могильные плиты ужасной трагедии.

На сердце Александры тяжелым камнем легла печаль всего увиденного. Ее взгляд привлекла последняя картина, все еще скрывавшаяся в тени. Заставив себя встать, она с трудом дошла до полотна и повернула его к свету.

Группа домишек. Даже не деревня. Опрятные, ухоженные хижины с камышовыми крышами и огородиками. Две крестьянки, беседующие у колодца. Детишки, радостно бегущие вдоль сверкающего ручья. Мужчины и женщины, только что приступившие к уборке урожая на окружающих дома полях. Дети постарше вяжут золотые снопы хлеба. Картина воспевала радость в труде достигнутого благосостояния, семейное счастье, гордость наследия.

Но чувство безмятежности, внушаемое этой картиной, было мимолетным. Едва Александра поставила ее рядом с остальными, как ее поразила мощь динамики событий. Глядя на эти сцены, она скорее чувствовала, чем видела гибель сельской общины ее жителей.

Чтобы не расплакаться, она прижала ко рту кулак. Никогда еще произведения искусства не оказывали на нее такого воздействия, как эти холсты. До сих пор она даже не замечала безобразной реальности того, что происходило с жителями этом страны. Подобные вещи практиковал Хогарт в серии своих сатирических картинок из жизни Лондона, но Джейн Пьюрфой подняла эту тему до божественных высот искусства.

Джейн обладала удивительным даром схватывать суть человеческого страдания. Казалось, она не просто увидела и прочувствовала чужое страдание как художник, но и сама испытала его.

Услышав звук открывавшейся внизу двери, Александра вскочила со стула, быстро поставила полотна на место и накрыла холстиной. В этот момент над верхней ступенькой появилась голова хозяйки дома.

– Леди Спенсер, что вы тут делаете?

– Наслаждаюсь, – ответила Александра, бросив на женщину мимолетный взгляд.

– Здесь? – Леди Пьюрфой презрительно оглядела чердак и остановилась. – Я бы даже слуг здесь не разместила. А что это за мерзкий запах?

– Это запах величия, леди Пьюрфой.

Хозяйка Вудфилд-Хауса посмотрела на гостью с укором.

– Не могу согласиться с вами относительно использования этого помещения. Было бы расточительно использовать его только для сна. Для художника этот чердак является прекрасным местом уединения. Я просто в восторге от того, как Джейн все здесь организовала. Разве это не грандиозно?

– Я, конечно же, не стану оспаривать ваше суждение.

Леди Пьюрфой с сомнением огляделась.

– А картины вашей дочери! – Александра указала рукой на ряды выстроившихся вдоль стен полотен. – Все здесь свидетельствует о незаурядном таланте! Хотя я видела всего несколько картин, ее работа не уступает величайшим художникам современности.

– Джейн? – скептически произнесла леди Пьюрфой.

– Разумеется! Кто учил ее живописи? Мне чрезвычайно любопытно узнать, какую профессиональную подготовку она получила. Я потрясена.

– Профессиональную, говорите? – Женщина смотрела на леди Спенсер с недоумением. – Я не совсем понимаю, о чем вы. Джейн училась тому же, чему и Клара.

– Ушам своим не верю. Умоляю, покажите, где в Вудфилд-Хаусе вы повесили ее шедевры. Ведь они могли бы украсить любую галерею в Англии.

– Видите ли… я… мы… Не припомню, чтобы мы где-нибудь выставляли работы Джейн. – Она замолчала, явно растерянная. – Но если вы проследуете со мной в гостиную, я покажу вам кое-что из рукоделия Клары, которое я поместила в рамки. Она настоящая мастерица. Я не могу налюбоваться ее работами. Они – мое утешение.

Теперь настал черед Александры с недоумением взглянуть на леди Пьюрфой. Утешение! Вот, оказывается, к чему все сводится. Клара утешает, а Джейн – нет. Какое разочарование! Александра подумала, что «утешение» – совсем не то, что нужно ее сыну.

Кэтлин в недоумении смотрела на кошель с деньгами в ее руке.

Вдова Симуса и женщина, известная под именем Эган, стояли возле крошечного домика. Лидер мятежников сомкнула руку Кэтлин вокруг мешочка. Во двор выбежал старший ребенок, за ним – двое других.

– Никому не показывай деньги. Трать понемногу, но не в один и тот же базарный день, – прошептала Эган. – Я привезу одежду для малышей и еду для тебя и старухи. Если не смогу приехать сама, пошлю кого-нибудь другого.

Лачуга с камышовой крышей, где ютилась Кэтлин со своими тремя детьми, была вдвое меньше спальни Джейн в Вудфилд-Хаусе. Кроме молодой женщины с ее выводком, здесь же обитала вдова по имени Бриджет, ослепшая прошлым летом на оба глаза. До настоящего момента ситуация устраивала обеих женщин, но они сознавали, что особенно полагаться на это не стоит. В этом краю не было ни одного надежного, безопасного места или убежища. Бедные фермеры-арендаторы целиком зависели от помещиков. На землях к северу от Баттеванта строили казармы для королевских драгун, что увеличило постоянно растущее число бездомных семей.

Кэтлин выбежала из своей пылающей лачуги в середине ночи, держа под мышкой Библию, которую едва ли могла читать, толкая перед собой своих троих малюток. Не обращая внимания на мольбы жены, Симус остался, чтобы встретиться лицом к лицу с нападавшими.

Здесь, как и во многих других местах Ирландии, уничтожались целые деревни фермеров-арендаторов. После уборки урожая землевладельцев все остальные поля поджигали, а дома сносили. Земля, считавшаяся раньше общинной, огораживалась. Поля, заселенные английскими колонистами два века назад, теперь снова превращались в пастбища. Там, где недавно арендаторы боролись за выживание, поливая землю потом, ныне щипал траву домашний скот.

В ту ночь Симуса убили, и Кэтлин даже не имела возможности его оплакать. Суровая реальность нищеты, грозившая ей и детям, была гораздо страшнее, чем мгновенная смерть мужа.

Кэтлин смотрела на мешочек с деньгами, который ей дала Эган, и глазам своим не верила.

– Благослови тебя Господь, Эган. Храни Боже твоих «Белых мстителей».

Кэтлин оторвала взгляд от сокровища, которое держала в руке. Перед ней забрезжил лучик надежды.

– Я… я не представляла, как буду сводить концы с концами.

– Это не возместит твоей потери. Позаботься о своих… и Бриджет, но держи рот на замке. И не привлекай внимания слишком большими тратами. Когда смогу, привезу еще.

Когда Эган собралась уходить, Кэтлин сняла шаль с плеч и протянула ей.

– Возьми это, Эган, – прошептала она смущенно. – Закроешь синяки на лице.

Шаль была сплошь дырявая, но, тронутая до глубины души, Джейн крепко обняла Кэтлин.

– Я буду ее носить.

С этими словами она накинула шаль на плечи и впереди завязала узлом.

Трое детишек проводили Джейн до лошади и бежали за ней, пока Эган не достигла гребня следующего холма. Оттуда она старалась не смотреть на разрастающееся лоскутное одеяло обнесенных канавами полей и не вспоминать об испорченных и погубленных жизнях. Но все равно к моменту прибытия к мосту, ведущему в Баттевант, настроение Джейн стало черным, как выжженная земля. Поначалу она хотела бросить Спенсера на произвол судьбы и тронуться на север, в Черчтаун, куда, по словам Кэтлин, подалась часть других семей. Но предложить им в настоящий момент ей было нечего. К тому же она едва ли могла без последствий для себя нарушить план Клары, пославшей с ней англичанина. И теперь ей придется сопроводить бездельника обратно.

В конце узкого каменного мостика через Обег она подождала, пока речку не пересечет телега, запряженная ишаком. На телеге восседал, покуривая глиняную трубку, старичок, похожий на сучковатого эльфа. В ожидании своей очереди она то и дело поправляла узел шали под подбородком, не зная, как лучше его завязать, чтобы в случае необходимости закрыть синяк у рта. Но поняла, что скрыть его невозможно.

Когда телега почти миновала мост, Джейн заметила Николаса, ведущего под уздцы лошадь.

Несмотря на предвзятое отношение к нему, она не могла в этот момент не восхититься ореолом уверенности, окружавшим англичанина. Это был человек, хорошо сознающий свои преимущества в этой жизни. Но там, где другие аристократы делались рабами своего превосходства, Спенсер казался совершенно свободным от него. Не было в его облике и холодной враждебности, под которой обычно скрывается страх перед низшим сословием. Словно он не испытывал необходимости прятаться под маской высокомерного безразличия. Утром она видела, как он общался с грумами в Вудфилд-Хаусе, с каким интересом во время поездки разглядывал окружавшую природу и людей. Он обладал острой наблюдательностью – качеством, столь редко встречающимся у представителей его класса.

Когда телега приблизилась к берегу, Джейн поймала на себе его взгляд, но тотчас отвернулась.

Как только телега перевалила через последнюю колдобину и освободила мост, старый возница махнул ей в знак приветствия видавшей виды шляпой. Кивнув в ответ, Джейн тронула лошадь, устремившись навстречу англичанину, и только тут заметила, с кем он идет. Ее пальцы, державшие узду, сжались в кулаки, нервы натянулись, как струна. С большим трудом она поборола желание ускакать прочь.

– Венец утра, мисс Джейн. Не могу поверить своей удаче.

Она проигнорировала пылкое приветствие Роберта Масгрейва и перевела взгляд на Спенсера, стараясь определить, насколько хорошо эти двое знакомы. И снова задумалась над вероятными причинами его молчания в Вудфилд-Хаусе.

– Должен извиниться, что заставил вас ждать, мисс Джейн, – сказал Николас, когда мужчины наконец поравнялись с ней. – Меня перехватил магистрат. Оказывается, он собирался наведаться в Вудфилд-Хаус, чтобы допросить меня. Я попытался закончить наше дело и избавить его от поездки.

– Доброе утро, сэр Роберт, – поздоровалась она сдержанно. – Вы сегодня без сопровождения драгун?

– В такое изумительное утро хочется насладиться природой, – ответил магистрат, остановив взгляд на синяке у нее под губой. – Но, честно говоря, сэр Николас, у меня имелась и вторая причина для визита в Вудфилд-Хаус. И вот она передо мной.

С момента прибытия магистрата прошлой весной отношения у него с Джейн не сложились. Все началось на ярмарке в Маллоу, где после их первого знакомства Масгрейв предпринял агрессивную попытку стать ее эскортом. К протестам Джейн он оставался глух. Когда же она топнула ногой, резко отвергнув его ухаживания при свидетелях, слух об этом быстро распространился.

Произошло все это, естественно, до того, как магистрат узнал о скандальном прошлом Джейн.

Она спокойно выдержала хищный взгляд магистрата.

– Что за дело у вас ко мне, сэр?

– Думаю, вы знаете, мисс Джейн.

– Понятия не имею, сэр Роберт.

– Видите ли, я решил изменить свое последнее предложение… радикально.

Джейн подавила раздражение. Увидев Королеву Мэб на ярмарке лошадей в Баттеванте в прошлом июле и зная, как привязана Джейн к этой лошади, магистрат вдруг воспылал желанием приобрести животное. С той поры он настоятельно просил продать ему лошадь, уверяя, что хочет скрестить ее со своими элитными жеребцами. Поняв, что Джейн не хочет продавать любимицу, сэр Роберт обратился к сэру Томасу.

Джейн, естественно, рассердилась. Хотя лошадь и принадлежала ей, она не знала, как поступит отец. Сэр Томас не желал удовлетворять прихоть нового магистрата, которого в присутствии семьи назвал хлыщом, и категорически отклонил его предложение.

– Я усвоил урок, мисс Джейн, и теперь знаю, что разумнее вести переговоры по поводу приобретения этой чудной кобылы с вами.

Но слова сэра Роберта скорее отдавали снисходительностью, чем смирением. Обдумывая сказанное, она видела, как по его лицу скользнула самоуверенная улыбка и взгляд, окинув ее с ног до головы, снова застыл на ее разбитых губах.

– Но я бы чувствовал себя более свободно, если бы с сэром Томасом обсуждал столь земные дела, как совокупление, случка и скрещивание…

– Ловлю вас на слове, сэр Роберт.

Магистрат прищурился. У Джейн вызывали отвращение его разговоры. Он даже не скрывал своей похоти.

– Но прежде, мисс, позвольте полюбопытствовать, каким образом на вашем прелестном личике появился этот ужасающий синяк. Ваши губы, в самом деле…

– В жизни случаются всякие неприятности, сэр. Этот синяк вас не касается. Что же касается моей лошади, то она не продается.

Он слегка послал свою лошадь вперед, пока не соприкоснулся сапогами с сапожками Джейн. Мэб стояла не шелохнувшись, и Джейн потрепала кобылу по холке.

– Но я хочу сделать новое предложение.

– Ответ будет тот же, – сказала она, отчеканивая каждое слово. – И прошу вас не делать из этого источник моего раздражения.

– Хорошо, оставим тему в покое. Но вот ваш синяк…

– А теперь, сэр, мне пора ехать к преподобному Адамсу. Я и так опаздываю.

Джейн повернула Мэб и увидела суровое лицо Спенсера. Убийственный взгляд, которым тот наградил Масгрейва, не мог ее не порадовать.

– Я не могу вам позволить откланяться. Неприятности всякого рода как раз и входят в сферу моей деятельности, – парировал Масгрейв, поворачивая лошадь следом за Джейн. – Особенно когда они случаются с юной леди, которую по роду службы я обязан оберегать.

– Сэр, я никогда не нуждалась в вашей защите!

– Говорите, что вам заблагорассудится. – Темные глаза сановника сузились, и взгляд сосредоточился на ее губах. – В мою обязанность входит усмирение всяких проявлений мятежности в Корке, включая разрешение загадки, как и почему некто вроде вас подвергся насилию, оставившему на вашем лице такие следы.

Клара была права. Придуманная ею накануне отговорка лишь усугубит дело и возбудит подозрение магистрата. Но других объяснений у нее не было.

– Это моя вина.

Джейн резко обернулась к Спенсеру. Масгрейв перевел взгляд на Николаса.

– Это правда, сэр Николас?

– По доброте душевной леди пытается спасти мою репутацию. В том, что произошло вчера в конюшне, виноват я и только я.

– Не думаю, что сэр Роберт… – пробормотала Джейн, не зная, что последует дальше и что ей сказать.

– Дело в том, сэр, что я толкнул верхнюю половину двери стойла, не подозревая, что мисс Джейн подошла в этот момент с другой стороны. Я поступил с досадной неосмотрительностью, но она в силу своего великодушия не стала смущать меня перед родными.

– Не хотите ли вы сказать, что…

– Я сказал то, что сказал.

Магистрат натянул узду своей лошади.

– Похоже, сэр, вчера у вас был чрезвычайно насыщенный день. Вы отбили священника от банды разбойников, сбросили с лошади их главаря, затем еще одно происшествие… Интересно, насколько это…

Он не договорил, но намек повис в воздухе.

С нарочитой медлительностью Спенсер снял перчатку.

– Судя по вашему тону, сэр, вы подвергаете сомнению услышанное. Или мне показалось?

Магистрат долго и напряженно сверлил баронета взглядом.

– Приношу свои глубочайшие извинения вам и мисс Пьюрфой, – произнес наконец Масгрейв, кланяясь с холодной вежливостью. – Долг перед Короной заставляет нас порой шарахаться от тени. Наилучшие пожелания вашей семье, мисс Пьюрфой.